Ранняя попытка канонизации: Мураториев канон

⇐ ПредыдущаяСтр 19 из 22Следующая ⇒

Решение о том, какие книги войдут в канон, было принято не вдруг. Лишь к концу IV века, примерно через триста лет после написания большинства новозаветных книг, появились свидетельства, указывающие, что некто счел необходимым составить Новый Завет из 27 известных нам сегодня книг, и никаких других.

К тому времени споры продолжались уже немыслимо долго. Самую первую известную нам попытку составить канон предпринял безымянный автор, живший примерно во времена Серапиона. Его фрагментарный список был назван Мураториевым каноном, в честь итальянского ученого XVIII века Л. А. Муратори, обнаружившего список в Милане.

Его находка представляет собой список книг с отдельными комментариями автора. Он составлен на ужасающе ломаной латыни, которую большинство ученых сочло неудачной попыткой перевода текста с греческого. Сам фрагмент датирован VIII веком, но обычно полагают, что список был составлен ближе к концу II века, вероятно, неподалеку от Рима[75]. Начало списка утрачено. После нескольких слов, завершающих предложение с описанием одного из евангелий, автор продолжает речь о Евангелии от Луки как о «третьей книге Евангелий». Затем он называет Евангелие от Иоанна «четвертым» и продолжает список. Если Евангелия от Луки и Иоанна названы третьим и четвертым, почти наверняка список открывали Евангелия от Матфея и Марка.

Неизвестный автор приводит в списке канонических книг 22 из наших 27 — все, кроме Посланий к Евреям, Иакова, Первого и Второго посланий Петра и Третьего послания Иоанна. Кроме того, в его канон вошли книга Премудрости Соломона и протоортодоксальный Апокалипсис Петра. Автор указывает, что апокалипсис, известный под названием «Пастырь», авторство которого приписывают Ерму, приемлем для чтения, но не в составе Священного Писания церкви. Затем он отвергает два послания, якобы написанных Павлом — письма александрийцам и лаодикийцам, называя их подделками, состряпанными последователями Маркиона. После этого автор упоминает другие поддельные тексты, написанные прочими еретиками, в том числе некоторые гностические.

Особая ценность Мураториева канона заключается в том, что он действительно был составлен во II веке[76]и поэтому указывает, что по меньшей мере одного протоортодоксального автора интересовал вопрос о том, какие книги должны быть признаны каноническими. Значит, предпринимались попытки исключить из Писания все поддельные и еретические документы, в неких кругах уже получили признание некие книги, впоследствии ставшие каноническими, хотя к ним добавились две ныне не входящие в канон.

Однако споры продолжались несколько веков. Отчасти нам известно о них из манускриптов Нового Завета. К VI–VII векам рукописные сборники книг, считающихся новозаветными, обычно уже не содержат никаких других книг, но для более ранних периодов это явление нехарактерно. Так, в Александрийский кодекс, знаменитый манускрипт V века, входят как часть Нового Завета Первая и Вторая книги Климента, предположительно написанные неким Петром, назначенным на пост епископа Рима. В Синайский кодекс IV века включено и Послание Варнавы, и «Пастырь» Ерма. К более раннему периоду относятся первые дошедшие до нас копии Первого и Второго посланий Петра и Послания Иуды, найденные в манускрипте Р72 — семьдесят втором по счету манускрипте Нового Завета, выполненном на папирусе и занесенном в каталог. Помимо трех упомянутых книг, в манускрипте содержится ряд других, в том числе евангелие, приписываемое брату Иисуса Иакову, «Рождество Марии», чаще называемое Протоевангелием Иакова, Третье послание к Коринфянам и гомилия Мелитона о Пасхе.

Какой была динамика сил, повлиявших на принятие решений о включении или исключении тех или иных книг? Чтобы подробнее рассмотреть формирование канона, нам понадобятся дополнительные сведения о том, как протоортодоксальные христиане победили в борьбе за господство среди прочих групп ранней церкви. Поэтому мы переходим непосредственно к отношениям ортодоксии и ереси.

Ортодоксия и ересь в ранней церкви

С самого начала соперничества за новообращенных находились группы христиан, утверждающие, что именно они представляют «истину», о которой говорили Иисус и его апостолы. Наш самый ранний христианский автор, Павел, пространно рассуждает о христианских миссионерах, проповедующих «иное благовествование» — разумеется, ложное, с его точки зрения (Гал 1: 6–9). Естественно, его оппоненты считали правыми себя, а неправым — Павла. Они верили, что проповедуют истинное учение Иисуса и его первых учеников. И несомненно, подтверждали это текстами. Но все эти тексты были потеряны для будущих поколений. Уцелели только послания Павла, в которых он выступает против взглядов своих противников.

Какими были взаимоотношения между различными группами христиан со времен Павла и на протяжении II–III веков существования христианства? Немалую часть христианской истории и отношений между христианами можно понять, рассматривая их сквозь призму взглядов ортодоксального церковного историка Евсевия, жившего в IV веке. В его труде «Церковная история» содержится немало сведений о развитии христианства от основания до периода Константина.

Представления Евсевия об ортодоксии и ереси

Поскольку «Церковная история» Евсевия — наш единственный источник сведений о том, что происходило в христианстве в II–III веках, неудивительно, что труды Евсевия сформировали представления христианских ученых о взаимоотношениях между ортодоксией и ересью в тот период. Будучи представителем христианской группы, одержавшей победу над прочими, Евсевий считал, что взгляды, которых придерживался он и его единомышленники, главы христианских общин IV века, были не только правильными (ортодоксальными), но и теми же самыми, которые с самого начала проповедовали Иисус и его апостолы.

Разумеется, находились инакомыслящие, еретики, которые с умыслом пытались исказить смысл идей Иисуса. Для Евсевия все, кто распространял альтернативные взгляды (в том числе евиониты, Маркион, различные гностики), были одержимы бесами и не играли значительной роли в великом деле распространения ортодоксального христианства. Определенные убеждения всегда были и оставались для Евсевия ортодоксальными: к примеру, что Бог един, Творец всего сущего, что материальный мир по природе благ, что Иисус, Сын Божий, был и человеком, и Богом. Всех этих изначальных догматов церкви всегда придерживалось большинство верующих.

Следовательно, ереси рассматривались как боковые ветви ортодоксии, возникающие при попытках бесов добиться своих гнусных целей, повлиять на церковь и исказить истину. Ересь всегда вторична (по сравнению с ортодоксией), представляет собой производную (изменение ортодоксальных взглядов) и характеризуется искажениями. Но Бог все равно восторжествовал, истина затмила еретические течения, и ортодоксальное христианство стало могучей силой уже к периоду правления императора Константина.

Сенсация Вальтера Бауэра

С подобными взглядами до начала XX века соглашался буквально каждый богослов. Все изменилось после публикации одной из самых значительных книг, написанных о раннем христианстве в современную эпоху — «Ортодоксия и ересь в древнейшем христианстве» Вальтера Бауэра (издана в 1934 году на немецком языке). Бауэр не согласился с Евсевием по ряду ключевых моментов и переосмыслил события, которыми сопровождалась борьба за богословское господство в ранней церкви.

Бауэр обратился к нашим самым ранним свидетельствам распространения христианства в нескольких географических районах раннего христианского мира — например, в Египте, Сирии, Малой Азии, Риме[77]. Он обнаружил, что при скрупулезном изучении источников выясняется, что содержащиеся в них сведения отнюдь не подтверждают слова Евсевия. Во многих частях раннехристианского мира формы христианских убеждений, позднее признанные еретическими, существовали с самого возникновения христианства, а кое-где в церкви так называемые еретики численно превосходили тех, кто поддерживал ортодоксальную веру. В некоторых районах преобладало христианство маркионитов, в других — та или иная форма гностицизма.

Более того, некоторые христианские группы не видели принципиальных различий между тем, что позднее стали называть ересью, и тем, что стало ортодоксией. Четкие богословские разграничения времен Евсевия не были присущи вере изначально — их создали позднее, когда наметились основные линии противостояния. Людей, впоследствии признанных еретиками, в их времена воспринимали как явных ортодоксов.

Бауэр утверждал, что церковь II–III веков вовсе не представляла собой взаимодействие мощного и преобладающего центрального течения (ортодоксии) и маргинальных еретических групп. Поначалу в христианское движение входили всевозможные группы и секты, взгляды которых расходились по самым разным вопросам. Конечно, каждая из этих групп называла свои взгляды истинными, а убеждения — ортодоксальными.

Но в борьбе за новообращенных победила лишь одна группа, особенно широко представленная в Риме. Под влиянием римских христиан находились и другие церкви; находясь в центре империи, римская церковь представляла собой более многочисленную, богатую и лучше организованную группу, нежели прочие христианские.

Этой римской группе удалось завоевать больше новообращенных, чем любой другой, в конце концов она подавила всякую конкуренцию, объявила свои взгляды ортодоксальными, провозгласила их истинными учениями Иисуса и апостолов, которых всегда придерживалось большинство христиан, и наконец в качестве завершающего удара переписала всю историю конфликта. Появившиеся свидетельства описывали христианство, характерное для римской церкви. Это было римское христианство — римское католическое (то есть вселенское) христианство.

Евсевий подключился к этому процессу уже в самом конце. Именно история, переписанная им, убедила всех историков последующих времен, будто христианская группа, к которой он принадлежал, всегда пребывала в большинстве. Но на самом деле ничего подобного не было.

Отголоски сенсации Бауэра

Без лишних слов ясно, что труд Бауэра породил бурю, ветер которой не утих до сих пор. Многие ученые, особенно считающие себя наследниками христианской ортодоксии Евсевия, полностью отвергли Бауэра. Но кое-кто проникся его доводами и продолжил прислушиваться к ним[78].

Среди современных критиков распространено мнение, что во многих, очень многих деталях своего анализа Бауэр ошибся или, по меньшей мере, перегнул палку. В некоторых случаях он приводит сомнительные доводы, кое-где нападает на сохранившиеся источники с неуместным инквизиторским рвением. Возможно, Рим и не играл в процессе настолько ключевую роль, как утверждал Бауэр.

Но в целом изображение христианства в первые века его существования, представленное Бауэром, выглядит правдоподобно. Действительно, христианских групп насчитывалось множество. Все они претендовали на истинность своих учений. Все подтверждали их книгами, якобы написанными апостолами и, следовательно, содержащими взгляды Иисуса и его первых учеников. Победившая группа не придерживалась учений Иисуса или его апостолов. Например, никто из апостолов не утверждал, что Иисус был «в полном смысле слова и Богом, и человеком» или что он был «рожденным, не сотворенным, единосущным с Отцом», согласно Никейскому символу веры IV века. Победившая группа назвала себя ортодоксальной. Однако она не исповедовала изначальную форму христианства и одержала победу только после множества ожесточенных схваток.

Эти предположения подтверждает почти каждая археологическая находка со времен Бауэра. Разумеется, чаще всего их обнаруживают в Египте, но только благодаря климатическим условиям: в сухих песках Египта документы могут храниться почти вечно. Находки привозят из разных районов Египта, без каких-либо гарантий, что именно там, в Египте, и появились эти документы, тем более что нам известно о частых путешествиях и постоянном обмене книгами по всей территории империи.

Поразительно: буквально каждый вновь найденный документ оказывается не «протоортодоксальным», а «еретическим»[79]— неортодоксальные труды из Наг-Хаммади, найденные в 1945 году; книга, названная «Евангелием Спасителя», обнаруженная в Египте и заново открытая в Берлинском музее в 90-х годах XX века, и наконец, одна из последних (70-е гг. XX века) находок — гностическое Евангелие Иуды, впервые опубликованное в 2006 году[80]. Почему же до сих пор не появились протоортодоксальные (неканонические) тексты? Может быть, религиозные труды писали только еретики? Или ересь была гораздо более распространенной и играла более значительную роль, чем полагал или стремился заверить Евсевий?

По-видимому, альтернативные взгляды на христианство преобладали в определенные периоды и в некоторых местах, вероятнее всего — в Египте, но возможно, что и во многих других. В конце концов их искоренили. Как это произошло? Каким оружием пользовались протоортодоксы в стремлении привлечь на свою сторону новообращенных, вытеснить оппонентов, а своим учениям придать статус ортодоксальных?

Оружие конфликта

При подробном знакомстве с древними дискуссиями об ортодоксии и ереси становится ясно, что в борьбе с христианскими взглядами, которые считались искаженными, основными видами оружия протоортодоксов были клир, кредо и канон.

Клир

В отличие от некоторых других христианских групп, протоортодоксальные христиане считали, что в церкви должна быть жесткая иерархия, при которой одному главе, епископу, давалась бы власть над всем собранием. Епископу подчинялись священники более низкого ранга: старцы (пресвитеры), очевидно, непосредственно занимающиеся духовными нуждами собрания, и диаконы (буквально «служители»), заботящиеся в первую очередь о физических потребностях собрания — сборе подаяний и так далее. Уже к началу II века протоортодоксальный автор Игнатий Антиохийский мог громогласно заявлять, что членам церковной общины «на епископа должно смотреть, как на Самого Господа» (Игнатий, «Послание Ефесянам», 6.1).

Каждый, кто обладал столь значительной властью, наверняка мог распоряжаться в церкви, как ему заблагорассудится. Прочие христианские группы, например, многочисленные гностики, не были заинтересованы в централизации власти. Гностики утверждали, что в истинной церкви каждый носит в себе божественную искру и может обрести тайное знание, обещающее спасение. В итоге многие общины гностиков были эгалитарными. Но не протоортодоксальные. Двинувшись по пути, направление которого было намечено уже в пастырских посланиях, протоортодоксальные христиане утверждали, что им необходимо ответственное руководство, способное принимать решения. Многое зависело от того, какой человек оказывался на вершине власти. Протоортодоксы пользовались своим влиянием при любой возможности, следили за тем, чтобы с богословской точки зрения епископ не отклонялся от выбранного курса и в то же время бдительно следил за настроениями в церкви. Пример осуществления Серапионом подобной власти над Росской церковью приведен выше.

Кредо

Протоортодоксальные христиане все активнее утверждали, что есть лишь одна истинная вера — та, приверженцами которой являются они сами. При этом их взгляды иногда приобретали парадоксальный характер, поскольку они считали, например, что Иисус был в полном смысле слова божеством (против евионитов) и в полном смысле слова человеком (против маркионитов), но при этом оставался единым человеком, а не двумя существами (против гностиков). По их мнению, Бог был только один. Но и сам Иисус тоже был Богом. Согласно протоортодоксам, все сущее сотворил истинный Бог, несмотря на то, что грех сделал мир порочным.

В следующей главе я подробнее рассмотрю развитие нескольких важных богословских взглядов. А пока подчеркну, что со временем протоортодоксы разработали набор убеждений, которого обязан был придерживаться каждый член церкви. Первые упоминания об этом процессе мы видим в трудах отцов церкви конца II и начала III веков, таких, как Ириней и Тертуллиан, доказывавших, что «правило веры», исходящее от апостолов, должно быть признано всеми христианами. В это правило входили важные принципы и понятия, отрицающие прочие взгляды и составляющие стержень ортодоксии: Бог един, Он Творец, природа Христа — и человеческая, и божественная.

Эти взгляды в конце концов выкристаллизовались в виде кредо, или символов веры, записанных ортодоксальными христианами в IV веке. К ним относятся Апостольский и Никейский символы веры, которыми по сей день пользуются в церкви.

Сформировав набор убеждений, обязательных для признания всеми под надзором со стороны епископа, протоортодоксы стремились искоренить тех, чьи верования считали ложными. Но на каком основании они принимали богословские решения? По крайней мере, на словах они утверждали, что их взгляды опираются на богодухновенные тексты, книги канона.

Канон

В некотором смысле христианская церковь во всем ее разнообразии началась с корпуса текстов Писания. Иисус был иудейским наставником, который учил своих учеников-иудеев определенным образом понимать иудейское Писание. Еврейская Библия была изначальным христианским каноном. Точные сведения о том, какие книги из впоследствии вошедших в Ветхий Завет фигурировали в Писании во времена Иисуса, у нас отсутствуют, но почти наверняка в него входили первые пять книг, Пятикнижие Моисеево, книги пророков и ряд других книг, таких, как Псалтирь. Иудеи формировали свой канон одновременно с христианами.

Но вскоре после смерти Иисуса христиане начали обращаться к другим авторитетным книгам, ставя их наравне с Писанием. Сами слова Иисуса служили наставлением для его последователей. А такие авторы, как Павел — хоть он и не подозревал, что пишет Библию, — считали собственные труды авторитетными для своих церковных собраний. В конце концов образовались две группы христианских авторитетных документов: евангелия со словами Иисуса и многими другими сведениями и тексты апостолов.

С самого начала протоортодоксам пришлось столкнуться с проблемой обилия книг, авторство которых приписывали апостолам. Как определить, какие из них действительно написаны апостолами и, следовательно, имеют вес? В ранней церкви никто не задавался целью изложить оценочные критерии, но читая такие древние источники, как рассказ Евсевия о Серапионе или Мураториев канон, понимаешь, что особое внимание уделялось четырем критериям:

• Древность. К II–III векам многим протоортодоксам стало ясно, что, несмотря на всю значимость, пользу и надежность недавно созданных текстов, их вряд ли можно расценивать как Священное Писание. Книги Писания должны быть древними, восходящими к первым десятилетиям существования христианской церкви.

• Всеобщность, или универсальность. Только книги, широко распространенные по всей протоортодоксальной церкви, могли быть признаны Писанием. Книги, пользующиеся известностью в определенных кругах, могли быть ценными, но не считались частью канона.

• Апостольство. Это один из самых важных критериев. Чтобы книга считалась частью Священного Писания, она должна быть написана апостолом или его товарищем. Вот почему евангелия приписывали конкретным авторам: они не смогли бы стать частью Писания, если бы их автором был простой человек или автор вовсе был бы неизвестен. От книг требовали апостольское происхождение. Во многих случаях подтвердить его оказывалось затруднительно. Серапион решил, что Евангелие от Петра на самом деле не было написано Петром, несмотря на все притязания. Этот вывод был сделан не на основании исторического анализа, к какому прибег бы современный историк. Решение приняли на основании уже имеющихся представлений: книга оказалась недостаточно ортодоксальной, следовательно, не могла быть написана Петром.

• Ортодоксальность. Применение богословских критериев Серапионом свидетельствует о том, как обычно выносились подобные суждения. О том, может ли книга считаться частью Священного Писания, обычно судили, выясняя, насколько четко в ней изложены протоортодоксальные идеи, приемлемые в богословском отношении. Неортодоксальные книги не считались апостольскими, а если они не принадлежали апостолам, значит, не могли входить в состав Писания.

В затяжных спорах по поводу канона протоортодоксы без труда отвергли книги, которые были недостаточно ортодоксальными, в том числе, например, все гностические евангелия. Несмотря на то, что их авторство приписывали Фоме, Филиппу, Марии Магдалине и другим, это обстоятельство не сыграло никакой роли. Исход был ясен априори: книги еретические, а апостолы ни за что не стали бы писать ересь.

Существовало множество других, не столь известных книг, которые казались совершенно ортодоксальными и приписывались апостолам, потому не были явными кандидатами на исключение. К ним относятся Апокалипсис Петра, Послание Варнавы и книга Климента.

Впервые во времена древнего христианства наши 27 книг были внесены в один список и названы каноническими в 367 году н. э. Автором списка стал знаменитый епископ из Египта Афанасий Александрийский. Несколькими годами ранее Афанасий сыграл заметную роль на Никейском соборе, первом церковном совете, созванном римским императором Константином с целью разрешения важных богословских вопросов церкви. Возглавив крупную церковь в Александрии, Афанасий писал каждый год по письму собраниям, находящимся в его юрисдикции, оповещая их, когда надлежит в текущем году праздновать христианскую Пасху (в то время календари праздников не составляли заранее, как сейчас). В своем тридцать девятом «пасхальном письме» Афанасий, по своему обыкновению, дал читателям подробные наставления и дополнительные пастырские советы, в том числе привел список книг, подходящих для церковного чтения. Он перечислил все книги нашего Нового Завета.

Следует отметить два момента. Этот список Афанасия вовсе не положил конец спорам. Веками церкви продолжали придерживаться своих канонических списков. Армянская церковь по-прежнему считала каноническим Третье послание к Коринфянам. Даже в церкви самого Афанасия в Александрии находились христианские священнослужители, взгляды которых отличались от взглядов епископа[81]. Но в целом, начиная с V века, канон Афанасия стал каноном ортодоксальной церкви в целом. Эти и только эти книги копировали переписчики, воспроизводившие Писание на протяжении всего Средневековья. И хотя ни один вселенский собор не утверждал список Афанасия более тысячи лет, повсеместное использование обеспечило ему утверждение де-факто вплоть до времени изобретения книгопечатания. После того, как появилась возможность печатать Библию, после изобретения в XV веке подвижного шрифта, вопрос с каноном был решен. Впредь уже не возникало сомнений относительно того, какие книги должны входить в него и в каком порядке. В какой бы англоязычной стране вы ни купили сегодня Новый Завет, последовательность книг в нем и сами эти книги везде будут одними и теми же.

Второй момент очевиден. Потребовалось не менее трехсот лет споров, прежде чем вопрос канона наконец вплотную подошел к завершению. В конце концов решения были приняты не приказом сверху, они возникли не сразу. Канон стал результатом медленного и зачастую мучительного процесса, в ходе которого вспыхивало множество конфликтов, высказывались, оспаривались, принимались и отвергались самые разные точки зрения. Несмотря на все стремление христианских богословов и верующих объяснить канонизацию Священного Писания божественным побуждением и руководством, ясно, что этому процессу были присущи в высшей степени человеческие черты и что он развивался под влиянием множества исторических и культурных факторов.

Заключение

Иногда, читая лекции о формировании христианского канона, я слышу вопросы о том, хотел бы я исключить из него или добавить в него какие-либо книги. Об этом можно долго и с удовольствием рассуждать, но мое первое побуждение всегда одинаково: я говорю, что канон никогда не изменится, независимо от желания богословов. В Новом Завете 27 книг и всегда будет только 27 книг, во веки веков.

Если слушатели настаивают, я признаюсь, что не прочь вычеркнуть из канона несколько книг. Первую строчку в моем списке скорее всего займет Первое послание Тимофею, которое подписал именем Павла некий более поздний автор, яростно восставший против активной роли женщин в церкви, приказывающий им молчать и «не властвовать над мужем». Если женщины хотят спастись, указывает он, то это возможно лишь «чрез чадородие». Замечательно: женщины должны быть безмолвными, покорными и беременными. Не очень-то либеральная точка зрения, причинившая за долгие годы немало вреда. Я не стану жалеть, если ее исключат из канона.

Чем бы я дополнил канон? Каким бы увлекательным ни было повествование о великанском Иисусе и ходячем разговорчивом кресте, Евангелие от Петра слишком отягощено другими идеями, в том числе пугающей дозой антииудаизма. Пожалуй, я включил бы в канон одно из евангелий детства[82], в которых Иисус пользуется своей чудодейственной силой, зачастую с оттенком озорства, начиная с пятилетнего возраста. Но и оно могло бы встревожить некоторых читателей. В любом случае канон есть канон, поэтому бессмысленно гадать, как бы мы хотели изменить его. Лучше представить себе, каким образом можно истолковать его, чтобы эти толкования не порождали сексизм, расизм, ханжество, фанатизм и всевозможные формы угнетения.

В юности, начиная изучать Библию скорее со страстью, чем руководствуясь познаниями (увлеченности было хоть отбавляй, познания отсутствовали), я, разумеется, полагал, что эта книга дарована Богом. Мои первые наставники по библеистике поощряли мою веру и подкрепляли ее все более сложными объяснениями о том, как Писание было ниспослано Богом в качестве жизненного руководства для меня, учили, во что верить, как себя вести, чего ожидать, когда этот мир внезапно прекратит существование с появлением Иисуса среди небесных облаков.

Теперь я воспринимаю Библию совсем иначе, это очевидно. Я считаю ее сугубо человеческой, а не богодухновенной книгой. Разумеется, отдельные ее фрагменты воодушевляют и вдохновляют, но я уже не вижу за ними руки Божьей. У нас нет оригиналов, написанных авторами Библии, — только копии, изменения в которые повсюду вносили человеческие руки. Книги, которые мы считаем Священным Писанием, вошли в канон через несколько столетий после того, как были написаны. По-моему, это отнюдь не результат божественной деятельности — это плоды действий священнослужителей (все они до единого — люди), которые прилагали все старания, чтобы принять верное решение.

Большинство верующих христиан и христианских богословов воспринимают этот процесс иначе, утверждают, что рука Божья постоянно вела закулисную работу в этом затяжном процессе. Как историк, я не могу оценить справедливость этого утверждения. Мне остается лишь сказать, что несмотря на всю божественность (или ее отсутствие), этот процесс определенно был человеческим, решения в нем принимали люди на основании множества факторов. Они добивались единства церкви перед лицом сопротивления извне. Они хотели, чтобы все члены церковной общины были согласны друг с другом по важным вопросам христианского учения. Им не нужны были возмутители спокойствия в собственных рядах. И они желали твердо знать, что исповедуют единое ортодоксальное учение, которое Иисус передал апостолам и грядущим поколениям. Они хотели подтверждений своей правоты.

Их жажда определенности не согласовалась с историческими реалиями. Находились другие люди, которые тоже хотели подтверждений своей правоты, и убеждения этих других людей определенно шли вразрез с убеждениями первых. Так кто же все-таки прав? Формирование канона в некотором смысле было шагом к разрешению этой проблемы. Окончательные решения не были заранее предопределены. В течение столетий существовали христиане, утверждавшие, что та или иная книга по праву должна занять место в каноне. Но в начале IV века поле выбора в протоортодоксальных кругах наконец-то сузилось, а позднее исчезла и сама возможность выбора. Под влиянием ряда исторических, культурных, политических и социальных факторов, формирующих и направляющих полемику, в конце концов возник единый канон Священного Писания; это произошло через несколько столетий после начала процесса. Канон с нами и по сей день, и он будет по-прежнему оставаться церковным каноном до тех пор, пока существует церковь.

Кто создал Христианство?

На юге США, где я живу, христианство неотделимо от Библии. Большинство христиан посещают церкви, где проповедуют Библию, изучают Библию, твердо следуют Библии (по их утверждению). Среди христиан этой части мира бытует неписаное правило: кто не верит в Библию — тот не христианин.

Христиане других мест, как, в сущности, подавляющее большинство христиан на всем протяжении истории церкви, сочли бы это неписаное правило нелепым. Для большинства христиан их религия — в первую очередь вера в Христа и поклонение Богу, а не вера в Библию. Рассказывая об этом в церквах, я вижу, что меня слушают с явным недоверием, не понимая, как может ошибаться такое множество христиан. Тем не менее это правда. Вспомним христианские символы веры, которые по сей день повторяют во всем мире — Апостольский и Никейский. В них нет ни слова о Библии. В традиционном христианстве сама Библия никогда не была предметом веры.

Сказать по правде, южане больше чтут Библию, чем читают ее. Это стало ясно мне несколько лет назад, когда я впервые решил расспросить своих студентов, каких взглядов на Библию они придерживаются. Каждый год я вижу одну и ту же реакцию. После знакомства я задаю более чем трем сотням слушателей вопрос: «Кто из вас согласен с тем, что Библия — богодухновенное Слово Божье? » Лес рук. Согласны почти все присутствующие. Затем я спрашиваю: «Кто из вас прочитал хотя бы одну книгу про Гарри Поттера? » Лес рук. Все до единого. И я задаю третий вопрос: «Кто из вас прочитал всю Библию? » Одна, две… поднятые руки нетрудно пересчитать.

Обычно я со смехом уточняю: «Послушайте, я не говорю, что верю, будто Бог написал Библию. Вы сами ответили, что считаете Библию написанной Богом. Я понимаю ваше желание прочитать книгу, написанную Дж. К. Роулинг. Но если автор книги — сам Бог… неужели вам неинтересно узнать, что он написал? » Для меня это одна из удивительных загадок вселенной: как может такое множество людей чтить Библию, думать, что в ней содержится откровение, которое Бог ниспослал своему народу, и при этом так мало знать о ней?

На протяжении всей этой книги я веду разговор о проблемных результатах историко-критического изучения Библии: противоречиях в деталях, расхождениях во взглядах на важные вопросы, попытках авторов выдать себя за апостолов, исторических затруднениях при восстановлении подробностей жизни Иисуса, и так далее. Я не выдумал их и не обнаружил лично: эти проблемы ученые обсуждают уже двести лет, преподаватели университетов и семинарий рассказывают о них студентам чуть ли не с тех пор, как занялись преподаванием, большинство священников изучают их в семинариях. Эти проблемы хорошо известны каждому, кто углубленно ведет исследования в области библеистики, но среднестатистический человек с улицы или с церковной скамьи ни о чем подобном никогда не слышал.

Мой всеобъемлющий тезис состоит в том, что Библия, предмет моих исследований и сфера компетенции, — слишком человеческая книга. Однако последние двадцать лет я посвятил иному, хотя и связанному с ней предмету — развитию христианства во II–III веках, после написания книг Нового Завета.

В этой главе я хотел бы зайти дальше и взглянуть не только на Новый Завет (хотя и он будет фигурировать в нашем исследовании), но и на становление христианской религии в более широком смысле. Я выдвигаю следующий тезис: не только Библия в высшей степени человеческая книга, но и христианство в том виде, в каком оно развивалось и дошло до наших дней, — сугубо человеческая религия.

Утверждение христиан, что их религия тоже богодухновенна, — богословский взгляд, оценить который историки не в состоянии; у историков нет доступа к Богу, им известно лишь то, что происходит на земле у нас на глазах — или на виду у кого-нибудь другого. Сам я больше не придерживаюсь этого взгляда (хотя когда-то разделял его), но как вы увидите в заключительной главе, из исторических открытий, которые я обсуждаю здесь, необязательно следуют мои личные агностические выводы. Тем не менее они должны помочь всем читателям увидеть человеческий фактор в развитии христианской религии.

В предыдущей главе мы увидели, что канон Священного Писания — дело человеческих рук: христиане решали, какие книги включить в Новый Завет, борьба за эти решения была затяжной, трудной, часто сопровождалась бурными спорами о том, какую форму веры считать истинной (ортодоксией), а какую — ошибочной (ересью). Что еще совершили христиане, пока христианство не стало религией, известной нам сегодня? В этой главе я рассмотрю некоторые ключевые аспекты христианской религии и расскажу о том, как они возникли исторически. Все они представляют собой чрезвычайно важные отличительные особенности сложившейся христианской религии.

Страдающий Мессия

Вера в страдания Мессии занимает в христианской религии центральное место. Термин «Мессия» — просто эквивалент греческого «Христос» на древнееврейском. Мне приходится объяснять это студентам, потому что некоторые из них считают, что Христос — фамилия Иисуса: Иисус Христос, родившийся у Иосифа и Марии Христос. Иисуса так часто называют «Христом», что это слово действительно стало восприниматься как его имя или фамилия, хотя на самом деле выражение «Иисус Христос» означает «Иисус — Мессия».

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 181920 21 22 Следующая ⇒