Международная интеграция в теоретическом дискурсе.

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 14Следующая ⇒

Интеграция — один из важнейших глобальных политических и экономических трендов. С одной стороны, он связан с объединением ресурсов и борьбой за лидерство, с другой — с добровольным самоограничением свободы действий государств посредством преференциального сотрудничества.

Начавшись как смелый эксперимент в Западной Европе в 50-х г XX в., в 1980—1990-х интеграция вышла далеко за рамки Европы и породила интеграционные блоки в Северной и Латинской Америке, Восточной и Южной Азии и на пространстве СНГ. Глобальный тренд стал для исследователей стимулом к столь же глобальному осмыслению. В исследованиях ряда российских специалистов истоки современных интерпретаций интеграции возводятся к общественным наукам XIX в., хотя в те годы о межгосударственном сращивании в его нынешнем понимании речь не шла. Тем не менее протоинтеграционные концепции существовали. У них было два источника.

Во-первых, термин «интеграция» был заимствован у естественных наук. Их интервенция в научное знание о человеке и обществе произошла на волне увлечения гипотезой Ч. Дарвина (1809-1882) о происхождении видов. Работа с одноименным названием была опубликована в 1859 г. и представляла собой канонический с точки зрения методологии проведения естественнонаучного исследования труд. Колоссальный массив эмпирических данных, накопленных в ходе многолетних полевых наблюдений, дополнялся фундаментальными теоретическими обобщениями. Однако наибольший резонанс работа Ч. Дарвина возымела в связи со своей отчетливой социальной ориентацией. Рассуждая о происхождении видов вообще, Дарвин не проводил принципиального различия между животными, растениями и человеком. Более того, возможно, одним из первых он применил в качестве способа познания социальной реальности принцип изоморфизма — признания наличии элементов логического подобия между естественными и общественными явлениями, допустив, что развитие человека протекает по тем же алгоритмам, что и развитие всех других живых существ.

Дарвинизм, обнаружив способность объяснять явления, которые до него трактовались в духе религиозной картины мира, на десятилетия превратился в матрицу мышления просвещенных слоев западноевропейского общества.

Подобно фрейдизму, который из сферы психоаналитики вскоре поспешили спроецировать на все области общественных отношений, дарвинизм разошелся на аксиомы и метафоры, достоверность которых предпочитали не ставить под сомнение и в социальных науках, о которых Ч. Дарвин, создавая свое сочинение, задумывался мало.

Отталкиваясь от дарвинистской аксиоматики, интеграцию государств, близких или сближающихся по своим внутрисистемным характеристикам, стали мыслить по аналогии с интеграцией близких или сближающихся по биогенетическим признакам видов из мира живой природы. В ходе этого процесса и проявляли себя со всей жесткостью дарвиновской логики отмеченные явления. На стадии селекции происходил отбор наиболее жизнеспособных к слиянию единиц, на стадии адаптации наблюдалось сглаживание вариативности черт. Интеграция предусматривала целесообразную внешнюю и внутреннюю гомогенизацию субъектов процесса вплоть до превращения их в новый вид.

Научная фундированность интеграционной идеи в таком ее понимании вызывала сомнения. Она возводила свою генеалогию к исследованию объектов из мира живой природы, а не социальной реальности, которой являются общество и государство. В ней слышались отголоски популярного тогда «образа роста», родившегося из тезиса Ч. Дарвина о том, что человек принципиально не отличается от других форм сушествования живой материи. Данное положение было по умолчанию экстраполировано на поведение обществ и государств. Как отмечали исследователи дарвинизма, язык «Происхождения видов» побуждал прикладывать изложенные в этом труде концепции к человеческому обществу, Т.е. изначально нес идеологическую нагрузку.

Во-вторых, источником интеграции как идейного конструкта стали модернистские представления о государственном строительстве, совпавшие с процессом выделения «национальных государств» в Западной Европе. Возникла социополитическая трактовка интеграции: интеграция как проект создания «национального государства», нацеленный на решение задач модернизации.

В таком ключе развивали концепцию интеграции Макс Вебер и Эмиль Дюркгейм. Они первыми обратились к разработке и уточнению таких принципиальных для понятия интеграции аспектов, как социальная, экономическая и политическая интеграция. Они же впервые поставили как научную задачу и конкретно рассмотрели нормативное, рациональное и коммуникативное измерения интеграции. Однако оба мыслителя применяли свои построения к интеграции первой ступени, или, как стали не совсем точно говорить позже, «национальной интеграции».

Интеграция — это встречное движение двух самостоятельных, зрелых этносов, сближающихся по своим характеристикам, но не достигающих полного слияния. Близкая по звучанию концепция развивается директором Института этнологии и антропологии РАН им. Н. Н. Миклухо-Маклая академиком В. А. Тишковым.

Как очевидно, примордиалистский подход к интеграции с некоторыми вариациями развивает дарвинизм и солидаризм XIX в. и в этом смысле является их относительно успешной и аналитически полезной ноработкой, с той, правда, оговоркой, что он воспроизводит в неявной форме идеи развития и метафору роста, присущую теории Ч. Дарвина. II этом смысле он «предназначает» интеграцию лишь зрелым государствам. преодолевшим в развитии локальную этничность.

Однако этот подход не затрагивает проблему нарушения пропорций этнического состава (или распада) уже сложившихся «государств-наций» и в этом смысле явно недостаточен для исследования современных реалий, например в ЕС.

Новые интеграционные теории. На рубеже XX и XXI вв. в специальной литературе произошел довольно мощный «выброс» индивидуальных и коллективных работ, которых ведущие зарубежные специалисты по интеграции, в том числе европейской, по сути отказались от идеи об универсальной объяснительной ценности теорий, основанных на евросоюзовском опыте. Довольно многочисленная группа зарубежных ученых приступила к осторожному конструированию концепций, нацеленных на осмысление уникального европейского опыта в контексте интеграционного развития других частей мира. Речь, конечно, не шла о попытках «принизить» значение европейского интеграционного феномена. Но авторы явно стремились включить в фокус «науки об интеграции» явления из других частей планеты.

Выросший в 1990-х годах на основе этих выводов пласт литературы и содержащихся в них гипотез, наблюдений и объяснений получил общее название «теорий нового регионализма» (ТНР). Отталкиваясь от анализа терминов «регионализм», «регионализация» и «интеграция», они указали на сущностную близость этих понятий, подчеркнув принципиальную однородность описываемых ими процессов, и наметили возможности сравнительного анализа опыта межгосударственного сотрудничества в разных частях мира. С таких позиций интеграция и ЕС стала выглядеть как частный случай регионализма. Западноевропейский опыт, как указывается в литературе, «утратил характеристики нормативной модели, став ориентиром для частных усилий некоторых межгосударственных группировок в области институционального «строительства».

Из трудов данного направления выделяются оригинальные работы шведского автора Б. Хеттне, посвященные азиатским интеграционным процессам. Подход Б. Хеттне существенно снижает нормативную жесткость критериев интеграции, которые обычно постулируются в старых европейских теориях. В параллель ему видный отечественный специалист по европейской интеграции О. В. Буторина указывает, что если оценивать региональную интеграцию с точки зрения критерием евроинтеграции, то «...НАФТА беспомощно застряла на начальном этапе, а АСЕАН только приближается к нему».

Наряду с трудами Б. Хеттне стоит назвать фундаментальную коллективную работу под редакцией профессора Корнелльского университета (США) Т. Дж. Пемпела, в которой предпринята попытка систематизировать признаки интеграции, сомкнув экономический, историко-политический и культурно-психологический аспекты анализа региональных форматов многостороннего сотрудничества. Авторы указывают на «уникальные, несравнимые геополитические условия, в которых зарождались региональные интеграционные импульсы» в Европе и Азии, но настаивают на необходимости осмысления обоих примеров интеграции как родственных или как минимум параллельных, теоретически совместимых, допускающих их рассмотрение в едином аналитическом контексте.

Это важно

В литературе 2000-х годов произошел отказ от абсолютизации «нормативности» европейского интеграционного опыта. НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА, North American Free Trade Agreement — соглашение о свободной торговле между Канадой, США и Мексикой, основывающееся на модели Европейского Сообщества (Европейского союза). Соглашение НАФТА вступило в силу 1 января 1994), АСЕАН (Ассоциация была создана по решению конференции министров иностранных дел Индонезии, Малайзии, Сингапура, Таиланда и Филиппин 8 августа 1967 в Бангкоке.), а иногда и МЕРКОСУР (переводят как Южноамериканский общий рынок), межгосударственное экономическое объединение стран Южной Америки. В него входят Аргентина, Бразилия, Парагвай, Уругвай, Венесуэла (с июля 2006), рассматриваются в них в одном ряду с ЕС, хотя никто не ставит под сомнение количественное и качественное превосходство, степень зрелости европейской интеграционной формы («интеграционного вида»).

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒