Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Алиханов с женой, Анна Алексеевна, Сергей Соболев. 1944 г.



16–17 октября мы — я, мать и отец — уезжали, собственно, бежали из Москвы. Взяли с собой, что могли. Тогда было абсолютно непонятно: сдают Москву, не сдают Москву, паника была совершеннейшая. Мы двое суток просидели в туннелях Курского вокзала. Там было невероятное скопление людей и вещей, помню, я споткнулся о валявшуюся пишущую машинку, — а ведь тогда она представляла большую ценность. В конце концов, мы сели в поезд. Составы, идущие впереди нас и после нас, были обстреляны немецкими самолетами, но нас это миновало, и мы благополучно добрались до Горького. Две ночи мы провели в здании тамошнего университета, потом пересели на пароход и уже по Волге доплыли до Казани, куда до этого был переведен институт отца. Я помню, как на палубе два человека озабоченно говорили о том, сдадут Москву или нет. Увидев меня, они замолчали, а я в свои 13 лет может быть впервые начал понимать масштаб того, что происходит.

В Казани нас поселили в помещении бывшей дворницкой университета. Мы жили внизу, а на втором этаже — семья академика Чудакова[14]. Его сын Александр (1921–2000) стал крупным физиком. Нас связывала долгая дружба. Посреди нашей квартиры была большая круглая печь, которая отапливала три или четыре комнатки, где мы и жили. А лаборатории института расположились в крыле университета.

Наш дом был на углу улиц Ленина и Лобачевского. Несколько лет назад, когда я приезжал в Казань по приглашению М. Шаймиева, видел этот дом, он все еще стоит на месте. Зашел внутрь, сейчас там учебные помещения, университетская кафедра механики. Я вспомнил тот закуток, где были двухэтажные нары, на которых спали мы с братом.

«Жены академиков». Рисунок А. А. Капицы. Казань. 1942 г.

Вспомнился и такой случай. Ночь, вдруг стук в дверь. Я открываю — а там, в полутемном проходе, стоит страшного вида человек, с огромным мешком и говорит: «Здесь трупы сдают? ». Действительно, на территории университета, но на другом конце, был анатомический театр, где принимали покойников.

Вниз по улице Лобачевского можно было выйти к озеру Кабан, где был рынок. Этот рынок нас безумно привлекал, но ходить туда было строго запрещено. Как-то я все же зашел на территорию рынка, и вдруг меня за руку хватает цыганка и говорит: «Сергей, давай я тебе погадаю». Я страшно испугался, так неожиданно оказавшись в ее лапах. И откуда она знала, что я Сергей? Как-то я вырвался и убежал и с тех пор ходить туда избегал. Единственный раз я пришел на рынок по делу: мне нужно было сделать фотографию на документы. Оказалось, что «фотография» организована довольно нетривиально: человека снимали и сразу же, пододвинув большой поднос, на котором лежали десятки, а, может быть, и сотни фотографий, предлагали выбрать на себя похожую, со словами: «А твою мы положим туда завтра». Так я сразу получил «свою» фотографию, и не пришлось второй раз туда ходить. В те времена прийти на следующий день для многих было почти невозможной задачей.

В Казани я учился экстерном. В заочной вечерней школе для взрослых был консультационный пункт и очень хорошо проработанная система заданий. Надо было все сделать и отчитаться. Я очень упорно занимался и за два года окончил четыре класса. Мне кажется, что навыки самостоятельной работы, серьезного отношения к обучению были заложены во мне именно в это время.

О. А. Стецкая[15] — А. А. Капице

26 февраля 1943 года, Казань

…Я хочу рассказать о Сереже. Мы на него часто ворчим за то, что он стучит сапогом в дверь так, что дребезжат стекла, что невнятно говорит, что спрашивает об одном и том же по несколько раз подряд и т. д., но, тем не менее, он просто замечательный мальчик. Во-первых, он очень принципиален и, мне кажется, дальше это качество и в более серьезных вопросах должно все больше укрепляться. Иногда его высмеивают, но он все-таки непоколебим в своих принципиальных установках, которые, вообще говоря, правильны.

Он удивительно серьезен и работоспособен. Он, например, самый аккуратный посетитель ньютоновской сессии. Так странно среди такой почтенной аудитории видеть серьезное детское личико, которое с неослабным вниманием слушает все доклады. Хотя некоторые доклады ему нравятся больше, другие меньше. Это не бойкость молодого человека, который чувствует, что ему, сыну крупного ученого, доступно все. Нет, это настоящий интерес. Поэтому он сидит скромненько, в последних рядах, немного нахмуренный, с опущенной от смущения головой. Мне кажется, что единственная опасность, которая может быть у него, это «головокружение от успехов». Пока этого у него нет. Я поэтому не сразу разрешила ему делать в мастерской детали для его телескопа. Сказала, что сначала он должен сдать все контрольные работы за 9-й класс. И только сейчас ему разрешила. Он теперь довольно часто ходит в мастерскую. Я не знаю, может быть, его следовало бы понемногу приучать к работе на станках или более серьезной слесарной работе. Это может ему пригодиться. < …> Несмотря на очень внимательное отношение к Сереже Натальи Константиновны[16], на их дружбу, видимо, Сережа больше всех по вас тоскует. Он буквально каждый день спрашивает: «А когда приедет мама? » Вопрос этот задается в разных вариантах…

 

В подвале крыла университета, где были комнаты, выделенные для Института физических проблем, отец устроил хорошую баню (вшивость ведь была очень опасна) и нормальную уборную, такой гигиенический узел. Я часто вертелся в помещениях института, и однажды со мной произошел совершенно хрестоматийный случай: вижу — по коридору идет старичок, очень почтенный. Подходит он ко мне и говорит буквально следующее: «Мальчик, я слышал, что здесь где-то есть теплый туалет». Это был президент Академии наук Комаров[17] собственной персоной. Совершенно пораженный встречей с великим президентом Академии наук, я провел его к месту назначения. Точно так же к Дельвигу подошел Державин и сказал: «А где, братец, здесь нужник? » После долгого путешествия из Петербурга в Царское село он был очень озабочен этим вопросом.

Квартира моего деда, Алексея Николаевича Крылова, была на другом конце города, и он иногда оставался ночевать у нас в университете. В то время он заканчивал работу над своими воспоминаниями и читал нам вслух только что написанное. Часто не было электричества, только маленькие коптилки, при тусклом свете которых он, похожий на библейского старца, читал глуховатым голосом замечательную историю своей жизни, а мы сидели у его ног. Это было необычайно. Особенно врезались мне в память рассказы о его детстве.

А. Н. Крылов.

А. Н. Крылов. Рисунок А. А. Капицы

Всю книгу он написал за три месяца. Рукопись до сих пор хранится у моего брата, написанная поразительным четким почерком. Прямо с этой рукописи, минуя машинописную копию, книга и набиралась тогда, в сорок третьем году в типографии Академии наук. Мои воспоминания — классический образец русской мемуарной литературы. Они написаны очень ясно, образно и живо. А теперь я сам пишу «Мои воспоминания». Жизнь деда была поразительной, он достиг высочайших военных и академических должностей в царской России, был идеологом создания русского флота после поражения в Русско-японской войне. Вскоре после революции ему предложили возглавить Морскую академию и воспитывать следующее поколение уже советских офицеров. Его ученики составили славу нашего военно-морского флота, сыгравшего такую важную роль во время Второй мировой войны. Недаром осенью сорок пятого года его хоронили по всем военно-морским обычаям и на лафете провезли через весь Ленинград от Академии наук к Волкову кладбищу. Я там был и хорошо это помню. А тогда, в Казани, темными военными вечерами он приходил к нам и читал свои только что написанные очерки прошлого.

В то время я очень увлекся астрономией. Летом мы жили на даче около университетской обсерватории имени Энгельгардта. Директором ее был Д. Я. Мартынов[18], профессор университета, он потом в Москве руководил Штернберговским астрономическим институтом. В обсерватории был небольшой телескоп для учебных и поисковых целей, так называемый кометоискатель, высокого качества немецкий инструмент для визуального ознакомления с небом. Он располагался в отдельной будке, и я мог сидеть там всю ночь и разглядывать небо — это было совершенно незабываемое впечатление. Я знал тогда созвездия, мог находить их, умел по координатам на карте определить, куда направить телескоп. Ничего нового в небе обнаружить не удалось, но практику я приобрел.

Вспоминает Д. Я. Мартынов

Сыновья П. Л. Капицы — Сергей и Андрей, проводили много времени в обсерватории. Младший Андрей был непоседа, бегал по лугам, по лесу, собирал плоды шиповника и т. п. Я его редко видел, зато с Сергеем я, несмотря на занятость, часто, а иногда подолгу беседовал. Он интересовался астрономией и спрашивал меня по отдельным вопросам так, что мне доставляло истинное удовольствие отвечать ему, выкладывая все, что знал. А ведь Сергею в ту пору было всего четырнадцать!

Казань. 1999. № 7–8. С. 52.

 

Отец подарил мне замечательные книги: два тома «Астрономии» Дж. Рессела[19], — классическое описание Солнечной системы и звезд. В читальном зале Физического института Академии наук была масса журналов, которые мне были вполне доступны. В это время в Казань приехал друг моего отца, очень известный ученый Иван Васильевич Обреимов[20], он работал тогда в Государственном оптическом институте (ГОИ), который был эвакуирован в Йошкар-Олу, недалеко от Казани. Я рассказал ему о своих планах построить телескоп, и он меня пригласил к себе. Там я познакомился с изобретателем телескопов — Дмитрием Дмитриевичем Максутовым[21].

И. В. Обреимов. Рисунок А. А. Капицы

Как раз тогда он разрабатывал свою систему телескопов[22], одно из самых замечательных изобретений в оптике. Система состоит из сферического зеркала и специальной линзы тоже со сферическими поверхностями, которые совместно создают очень хорошее изображение. Максутов подробно объяснил мне принципы своей системы, показал первый свой телескоп — очень компактную систему с высоким качеством изображения.

Интересно, как он ее изобрел: все началось с того, что он хотел сделать школьный телескоп. Но в основе такого телескопа обычно лежит сферическое зеркало и устройство с окуляром. Труба длиной полтора-два метра очень неудобна и, более того, она открыта. Это означает, что пыль и грязь попадают на поверхность отражающего зеркала. Максутов решил закрыть стеклом входное отверстие и приделать к нему отражатель ньютоновской системы. Он опасался, что стекло будет вносить аберрации, которые повлияют на работу сферического или параболического зеркала, но потом понял, что, наоборот, с помощью менисковой линзы можно эти аберрации исправить. Вот так работала мысль этого выдающегося человека. Я не сделал максутовского телескопа, но соорудил обычный с рефлектор диаметром семьдесят пять миллиметров.

 

Сергей — родителям

7 июля 1943 года, Казань

Дорогой папа!!!

Как тебе известно, я поехал в Йошкар-Олу в ГОИ, где очень интересно провел время. Я был у Максутова, видел его телескоп и получил данные и указания для постройки такой трубы. Далее меня Иван Васильевич [Обреимов] водил в лабораторию Ил. Вас Гребенщикова, где я видел, как работают с его мазью. Гребенщиков спросил меня про стекло, из которого я делал свое зеркало, и сказал, что если мне надо будет, то я могу к нему обратиться, так как для телескопа Максутова требуется хорошее оптически чистое стекло. Я думаю, что я через Ивана Васильевича попрошу стекло. Если я собрался делать эту трубу, то мне необходим будет токарный станок для изделия до 150 мм диаметром, так как сами стекла будут иметь диаметр 100–125 мм. Также необходимы чашки для шлифования мениска, радиус кривизны которого — 108–120 мм. < …> Постройка такого инструмента дала бы мне очень много как при изготовлении, так и при употреблении. Монтировка 4″ и 5″ инструмента проще, нежели монтаж моего трехдюймового рефлектора. Вес четырехдюймовой трубы Максутова 2 кг, длина 30 см при диаметре 112 мм. Для главной линзы у меня есть стекло. Если ты достанешь токарный станок, то я дам Ив. Вас. письмо с просьбой о стекле Гребенщикову, наилучшим диаметром для меня будет 4–5″.

Твой Сережа

 

13 августа 1943 года, Казань

Дорогие родители!!!

В экспедицию я еще не уехал, но уеду в ближайшие дни. Произошла задержка по каким-то «непредвиденным обстоятельствам», как это говорится. Большую часть своего времени я провожу в займище у Марии Владимировны, где часто хожу в обсерваторию по ночам, когда хорошая погода, пользуясь приглашением Дм. Як. Мартынова, где он дает мне большую трубу (6″ ), в которую никто не наблюдает, и звездный атлас, так что всю ночь я могу смотреть на что захочу, выбирая объекты по звездному атласу и отыскивая их по кругам. Когда был Иван Васильевич [Обреимов], то я говорил с ним о трубе Максутова, которую я собираюсь строить. Он мне постарается достать стекло, необходимое для этого дела. Но для изготовления такой трубы требуется значительно больше труда и инструментов, так как точность работы здесь очень высокая и требует специальных измерительных приборов…

Также необходимо наличие токарного станка для вытачивания чугунных или железных чашек для обработки стекла. Но, несмотря на все эти трудности, изготовление такой трубы даст мне в руки один из самых совершенных оптических инструментов, который когда-либо был сделан. Качество его гораздо выше анахроматов, изготовление которых требует очень сложных стекол, и он может стоять на одной ступени с лучшими апланатическими системами, изготовление которых не менее сложно. Монтаж такой трубы (ее длина 25 см при диаметре 10) гораздо легче моей первой, несмотря на больший диаметр. Все зависит от того, будет ли у меня стекло для основной линзы. Стекло для зеркала я возьму из папиных…

С. Капица.

Позже, уже в Москве, я продолжал интересоваться астрономией и астрономическими телескопами и в клубе любителей астрономии познакомился с Михаилом Сергеевичем Навашиным[23], известным генетиком и сыном одного из классиков русской биологии академика С. Г. Навашина[24]. Михаил Сергеевич занимался исследованием клеточных механизмов наследственности, которые тогда были в центре внимания генетической науки; из этого направления выросло то, что сейчас называется молекулярной биологией. Одновременно у него был интерес к астрономии, и он очень искусно вытачивал оптические зеркала и делал собственными руками зеркальные телескопы. Общее увлечение привело к тому, что мы с ним очень близко познакомились.

М. С. Навашин

В сорок пятом году он предложил мне поехать с ним наблюдать полное солнечное затмение. В полосе затмения находился Рыбинск, и мы решили отправиться туда и снять внутреннюю корону Солнца. Мы сконструировали специальный телескоп с большим зеркалом диаметром приблизительно тридцать сантиметров, что позволяло получить четкое изображение Солнца диаметром около двух сантиметров. Более того, в этой системе было подвижное зеркало Ньютона, так что не надо было поворачивать весь телескоп.

Затмение должно было произойти девятого июля, в день рождения моего отца, которое обычно отмечалось на даче, но я предпочел на этот раз поехать в экспедицию.

Мы отправились с речного вокзала в Химках на пароходе. Это была первая летняя навигация после войны. В дороге случилось нечто совершенно невероятное. Пароход по дороге сделал незапланированную остановку, и мы видим: к нашему кораблю подъезжает роскошная открытая машина, как из американских фильмов, в ней сидит молодая женщина и благообразного вида старичок. Это был Н. А. Морозов[25], тот самый шлиссельбургский узник, он возвращался на нашем пароходе в свое имение[26]. Эффектная молодая дама была, кажется, его племянницей. Почтенный старец, крайне бодрый, быстро взбежал на корабль, где ему были приготовлены лучшие каюты первого класса.

На палубе лежала наша большая труба, Морозов увидел ее и заинтересовался. Ведь у него был очень живой интерес к астрономической науке и на основании астрономических данных он хотел пересмотреть историю, высчитывал дату старинных документов по описанию расположения звезд, планет, солнечных и лунных затмений. Это легло в основу его книг «Откровение в грозе и буре», «Пророки», «Христос». «Откровение в грозе и буре» я потом обнаружил на даче у соседей.

Солнечное затмение

Они, правда, спрятали этот том где-то далеко на чердаке, но я нашел его и прочел это романтическое исследование одной из самых загадочных глав Библии.

Вечером Морозов пригласил нас к себе. Мы рассказывали ему о наших планах, а он нас угощал сыром и вареньем из собственного родового имения, которое ему сохранили. Так провели мы с ним три вечера. Знакомство с этим стариком произвело на меня очень большое впечатление. Он сохранил молодость: двадцать пять лет проведенные в Шлиссельбургской крепости в одиночном заключении были как бы вычеркнуты из его жизни, и невозможно было поверить, что ему уже 90 лет. Его живой интерес ко всему был совершенно необычаен.

По случаю затмения около Рыбинска была подготовлена специальная площадка для установки телескопов. На высоком месте был отгорожен участок земли, где стоял ряд научных инструментов. Приехал директор Пулковской обсерватории Михайлов, который, как и мы, собирался снимать внутреннюю корону и измерить смещение видимых мест звезд под действием притяжения Солнца для проверки теории относительности Эйнштейна. К сожалению, увидеть и сфотографировать затмение никому не удалось, потому что погода испортилась: полил дождь. И, как тогда сказали по радио, «затмение не состоялось». На самом деле, не состоялось наблюдение за затмением, хотя туда приехало все местное начальство, и должна была быть большая показуха.

Мой отец, вместо того чтобы праздновать свой день рождения, полетел с сотрудниками и друзьями на самолете в Иваново наблюдать затмение, но они тоже ничего не увидели из-за плохой погоды. Увидеть полное солнечное затмение мне удалось только через много лет. Для этого мы специально поехали целой группой на машинах из Киева в Полтаву.

Для Навашина вскоре наступило ужасное время, поскольку он занимался классической генетикой, и в 1948 году началось его преследование. Лабораторию его разгромили, и он должен был уехать в Ленинград, где его приютили в Ботаническом саду. Но наши отношения продолжались, приезжая в Ленинград, я всегда заходил к нему. Дружба с этим замечательным человеком сыграла в моей жизни большую роль.

Занятия астрономией очень пригодились мне в дальнейшем. Я научился выполнять точную работу собственными руками, конструировать приборы, познакомился с интересными, увлеченными людьми.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-12; Просмотров: 724; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.041 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь