Глава 2, в которой я задумываю явную глупость

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 19Следующая ⇒

У каждого человека должна быть мечта. Я не говорю о каких‑ то бытовых мечтах типа «купить новый холодильник» или «чтобы свекровь переехала жить в Нарофоминск». Словом «мечта» можно обозначить любое меркантильное или эгоистическое стремление завладеть чем‑ то или кем‑ то. Я не об этом. Но, кстати, не это самое страшное толкование слова «мечта». Есть и еще одно, куда более опасное для человека. Мечтой может называться что‑ то несбыточное, изначально утопическое, нереальное до такой степени, что оно явно навсегда так и останется мечтой. Что‑ то, в свете чего вся имеющаяся в наличии жизнь со всеми ее обстоятельствами становится тусклой и унылой. От такой мечты жить сегодняшним днем совершенно не хочется. Например, один мой знакомый мечтает стать миллионером. Не каким‑ то там жалким представителем среднего класса с маленьким коттеджем на берегу Дубны или Клязьмы, годовым доходом в сто пятьдесят тысяч долларов и кучей счетов за красивую жизнь. Нет, этот вариант его никак не может устроить, потому что в этом случае надо много работать, добиваться карьерного роста, ночей не спать, да еще плюс ко всему подсиживать конкурентов, никому не верить и постоянно бояться сорваться вниз. Этот путь самурая ему неинтересен. Он работает массажистом три раза в неделю и мечтает стать миллионером, но только каким‑ нибудь быстрым и необременительным способом. Он мечтает о том, чем бы он стал заниматься, будь у него пять‑ семь миллионов долларов. Он бы рисовал картины, лепил из глины вазы, носил белые льняные одежды и делал бы зарядку на собственном кусочке океанского берега. Впрочем, для этого надо иметь лимонов десять‑ пятнадцать.

– Хотя, если бы у меня было семь миллионов, уж я как‑ нибудь сделал бы из них пятнадцать, – говорит он.

– Ты уверен? Вот у меня есть семь тысяч рублей, сделай мне из них пятнадцать, а? – смеюсь я.

– Это совсем другое. У по‑ настоящему богатых людей гораздо больше возможностей удвоить капитал.

– Мне кажется, деньги никому не даются легко, – сомневаюсь я.

– А как же везение? Шанс в жизни есть у каждого. Вот когда у меня появится такой шанс, я его не упущу. Уж я не буду вести эту унылую нищенскую жизнь, – обещает он мне, впрочем, как и всем остальным. Друзьям, знакомым. Своей жене. Когда проигрывает в автоматы всю свою более чем скромную зарплату массажиста. Он старается не упустить ни одного своего шанса на миллион, поэтому, кроме зарплаты, он периодически проигрывает и чужие деньги. Или деньги, взятые в долг на лечение матери, сестры, собаки. Потом мой знакомый понимает, что судьба снова не соизволила выделить ему миллионы, которые позволили бы ему стать тем, кем он мог бы стать. И соответственно, у него начинается запой, из которого он выбирается то без жены, то без мебели или семейного хрусталя. И никогда ему не приходит в голову, что его мечта – не более чем способ ничего не предпринимать для улучшения своей жизни. Он сидит на месте, предаваясь страшному пороку, и делает несчастными всех, кого угораздило близко соприкоснуться с ним. Но более других от всего этого страдает он сам, теряя годы, талант (а он на самом деле очень хороший детский массажист) и здоровье. Разве не было бы лучше ему начать мечтать о чем‑ то другом? Например, о том, чтобы устроиться на постоянную работу массажиста в дорогом медицинском центре. И снова жениться, но только на этот раз надолго. До общих правнуков. Такая мечта вполне могла бы осуществиться.

Многие мечтают о том, чтобы уехать за границу. Они клянут в своих бедах политический строй, правительство, режим и органы внутренних дел. Ольга, моя Ольга уверена, что ее Настоящая Жизнь начнется, если ей удастся сбросить двадцать пять кило. Не уверена, что в таком ракурсе Настоящая Жизнь когда‑ нибудь начнется.

Я же считаю, что во всех бедах моей жизни виноват Алексей Рубин. Если бы он не бросил меня так вероломно, я бы, возможно, нашла бы в себе силы и переменила свою жизнь на какую‑ нибудь другую. Больше соответствующую моим внутренним потребностям. По крайней мере, я бы бросила ненавистную работу в банке. Но я хожу на службу, работаю незаметным винтиком в неповоротливой машине, которой управляют совершенно неизвестные рулевые. Все мы умело находим ответ на вопрос «почему мы не живем той жизнью, которой бы хотели жить». Всегда кто‑ то (или что‑ то) мешает расправить нам крылья. И я тоже не готова делать ничего, чтобы эту жизнь поменять. Во всем виноват Алексей Рубин. Точка. Наливай, Оля.

– С тобой что‑ то не так! – воскликнула Ольга, выслушав весь мой бред.

Я все‑ таки доехала до нее, но оказалось, что за время разлуки мы довольно далеко друг от друга отошли и нам теперь сложно найти тему для разговора. Да и ехала я больше для очистки совести. Чтобы Ольга перестала упрекать меня в том, что я ее игнорирую. Соловейка явно просто соскучилась по мне. Она соскучилась гораздо больше, чем я могла представить себе. Я испытала острое чувство вины, главным образом от того, что не могла улыбнуться в ответ ее радостной улыбке. Сидя в метро, я была уверена, что мы сможем чудесно провести время. Подходя к нашему дому, я уговаривала себя, что все будет не так уж и плохо. Глядя в ее глаза, я поняла, что уже хочу уехать обратно.

– Просто президент Республики Беларусь. Невозможно до тебя достучаться! – заворчала Оля, но без какого‑ то реального упрека.

– Я просто очень занята последнее время, – фальшиво пыталась оправдаться я.

– Слушай, не неси этот бред. Я не собираюсь требовать у тебя отчета. Приехала и молодец! Может, выпьем? – мудро (как всегда) предложила она.

Я не стала ломаться и согласилась. Честно говоря, я не планировала тяжелых откровений и жалоб на жизнь. Но как‑ то так получилось. Возможно, все‑ таки сказался информационный вакуум, в котором я жила. Мне совершенно не с кем было говорить по душам. С Мишей я не то что по душам, я и просто говорить старалась поменьше. На работе, после той истории, я постоянно чувствовала некоторое давление со стороны коллег. Неявное, оно мне просто мерещилось… Косые взгляды коллег становились моей манией. Я даже подумывала о смене работы.

– Мне бы хотелось работать поближе к дому, – говорила я, но имела в виду «я никого из вас не желаю больше видеть». Определенно, со мной не все было в порядке. И, как я сказала, я знала, кто в этом виноват.

– Конечно, со мной все не так. Но не будем об этом, – усмехнулась я.

Крымское крепленое, которое случайно оказалось в Соловейкином загашнике, помогло нам найти общий язык.

– А о чем? О том, что я не должна худеть? – нахмурилась она.

– Ну, а зачем это надо, если ты не худеешь? – подколола я ее. – Зачем заниматься тем, от чего нет никакого толку? Может, тебе лучше заняться чем‑ то полезным? Начать водить детей в бассейн или собирать деньги в какой‑ то благотворительный фонд. Твою энергию надо направить в полезное обществу русло!

– Ты стала какая‑ то злая, – растерянно пробормотала Оля.

Я почувствовала легкий укол. Кажется, моя совесть пыталась напомнить мне, что Ольга – моя подруга и я не должна говорить ей гадости. Я подлила себе вина и заткнула совесть пробкой от бутылки.

– Нет, я просто устала от этого всего, – одним махом допив бокал, поделилась я. – Ты же ведь не худеешь, а просто любишь играть в диеты. Это твое хобби! Если бы ты хотела похудеть, ты бы просто перестала жрать торты по выходным и стала бы бегать по утрам.

– Совершенно злая. Как собака! Что это Окунев с тобой сделал? – поразилась моим наездам Оля.

Я и сама бы поразилась, если бы не вино.

– Это не Окунев. Если хочешь знать, на Окунева мне совершенно наплевать! Абсолютно. Это все Рубин. Видишь, я не забыла! Ты столько сделала, чтобы я его забыла, а я помню. И всегда буду помнить, что он меня предал! – несла я. Кажется, это был первый раз за последние полгода, когда я вслух произнесла фамилию Рубин.

– Но чего он такого сделал, что тебя так заклинило? Разве Окунев в свое время не сделал то же самое?

– Нет! – хлопнула я рукой по столу. – Окунев предал меня, но это не важно. Он был и остался банален, и то, что банальный человек сделал банальный поступок, – в этом нет ничего удивительного. А Рубин был… то есть казался совершенно другим.

– Каким это другим? Обычный мужик! – не согласилась Ольга.

– Необычный. Из другой жизни. Из жизни, о которой я мечтала больше, чем о миллионе долларов, – выговорилась наконец я.

Ольга насупленно сидела и смотрела на скатерть стола.

– Слушай, это уже не ты. Ты бы никогда мне этого всего не сказала. И ты была такой… такой…

– Какой? – рассвирепела я. – Удобной? Для всех вас? Тебе я поддакивала и создавала компанию. Сопровождала в баню. Мише родила ребенка, не нарушив его покоя. Теперь, когда он соизволил заинтересоваться сыном, подала его на блюдечке. Галине давала возможность чувствовать себя в гуще событий. В банке проводила платежи! Всем удобно. А мне? Кто‑ то поинтересовался, что нужно мне?

– Прекрати! И хватит пить! – запаниковала Ольга, но меня уже было не остановить. Такой ярости, такой злости на жизнь я не испытывала еще никогда. Ни разу. Даже тогда, когда Рубин не приехал.

– Не прекращу! Когда я влюбилась, о чем думала ты? Что я перестану ходить в баню? О чем думала Маринка, и Ритка, и другие наши бабы? За что ей такой красивый мужик? О чем думал Рубин? Черт его знает, о чем он думал, но только не о том, как я переживу его предательство! И так все, думаете только о себе. А я чем хуже? Я тоже теперь буду думать только о себе!

– О господи! – всплеснула руками Оля, глядя, как я роняю голову в ладони и начинаю истерично рыдать.

– Я не хочу! Не хочу этой жизни. У меня ничего нет, я ничего не хочу, ни о чем не мечтаю! Даже похудеть! Зачем? Никто меня не любит. И никого я не люблю.

– Слушай, я уложу тебя на диване. Тебе надо поспать. А утром мы поговорим, – ласковым голосом баюкала меня Ольга.

– Не поговорим, – упрямо возражала я. – Я сама не знаю, что со мной. Я приехала только чтобы сказать, что больше не хочу никого видеть. И тебя тоже. Тоже не хочу.

– Серьезно? И давно? – явно не придавая значения моему пьяному бреду, бормотала она.

– Давно. С тех пор, как переехала к Михаилу. Знаешь, я словно упираюсь в какую‑ то невидимую стену. Между… ик… нами. – Кажется, крепленое было слишком крепким для меня. Перед глазами двоилось.

– Может, ты и права, – утешала меня Оля. – Может, и есть стена. Но мы ее уберем. Со временем. Да?

– Угу! – кивнула я, падая на ее диван. – Но видеть я тебя все равно не хочу.

– Знаешь что, дорогая, – не выдержала Оля. – В конце концов, не я тебя бросила, а Рубин. Я тут ни при чем. И не я тебя пинком гнала потом к Михаилу. Ты сама к нему пошла жить.

– Ага, сама. А ты только капала мне на мозги, – отвечала я, понимая, что на этом нашей дружбе, скорее всего, придет конец. – Не упусти своего! Михаил – отличный вариант!

– Знаешь, если бы ты действительно любила своего Рубина, ты бы не ушла так быстро к Мише. Просто ты очень хотела замуж! И я тебе помогла в этом. И теперь нечего мне рассказывать, что я лишила тебя Рубина и отдала в лапы Михаилу. А если ты меня не хочешь видеть, я и не навязываюсь, – выдала наконец она и ушла на кухню. Слезы полились из моих пьяных глаз, я встала с ее дивана и побрела, шатаясь, в ванную. Васёна с детской любознательностью рассматривала меня, следуя за мной по пятам. Женя что‑ то возмущенно высказывал Ольге на кухне, я не могла разобрать, что именно, через закрытую дверь. Кажется, он говорил ей, что так нельзя. И что она что‑ то не должна говорить. Или, наоборот, должна была что‑ то мне сказать. Мне было все равно. Мне хотелось умереть. Я чувствовала себя хуже, чем мой друг‑ массажист. У того в жизни была хотя бы мечта. У меня же в ней не осталось ничего. Ни мужчины моей мечты, ни подруги моей мечты, ни просто мечты, без мужчины и без подруги.

В ванной я долго умывалась холодной водой и думала о том, как могла так напиться и так ужасно вести себя по отношению к Соловейке. В конце концов, мы столько лет вместе. И она действительно не сделала мне ничего плохого.

– Ты прости меня, – чуть придя в чувство, виновато просила я. – Я сама не знаю, что несу. Бред.

– Просто тебе плохо, и ты готова кого угодно в этом обвинить. Но пройдет время, и ты поймешь, что все не так уж плохо. Ведь тебе хорошо с Михаилом? – примирительно поинтересовалась Оля.

Я задумалась (насколько я могла думать в том состоянии, в котором находилась).

– Хорошо? Мне с ним никак. Мы можем прожить так много лет. И даже всю жизнь. Он не мешает мне, а я ему. И мы способны договориться, когда речь идет о каких‑ то бытовых мелочах из разряда «с какого конца тюбика выдавливать пасту».

– Между прочим, это не так и плохо. Многие семьи живут гораздо хуже.

– А знаешь, это как раз и есть самое страшное, – вдруг поняла я. – Мы с Мишей действительно можем стать одной семьей. Срастись, как дерево и гриб‑ нарост. Или как сиамские близнецы, которым, может, и лучше бы по отдельности. Но без шансов. Мы слепим свои доходы, обзаведемся общим имуществом, станем сквозь пальцы смотреть на интрижки друг друга. И будем даже очень неплохо жить!

– А что не так? – таращилась на меня Оля. Она действительно не понимала.

И я сама не до конца понимала, чего хочу. Можно сказать, что я только начинала догадываться, что вся эта трясина – не для меня.

– А то, что я пачками лопаю противозачаточные таблетки, чтобы не дай бог не забеременеть от Окунева. Я не желаю больше иметь детей. И вообще, я не желаю больше иметь ничего! И пусть, как ты говоришь, все это – наилучший для меня вариант. Самый комфортный, самый выгодный и безопасный.

– И самый правильный для Темы.

– Да. И для Темы. Но все же было бы лучше, если бы мы уехали тогда с Рубиным. Или даже без Рубина. И даже если Теме пришлось бы ездить в школу на сельском автобусе. Но зато я бы смогла сказать, что в жизни я попробовала сделать что‑ то, что приблизило меня к моей мечте.

– К мечте? Жизнь под Рязанью – это мечта? – скептически хмыкнула Оля.

– Представь себе.

– Ты хоть отдаешь себе отчет, что абсолютное большинство людей в нашей стране мечтают переехать в Москву? И что для этого самого большинства такая мечта – несбыточная.

– Оля, я ненавижу этот город. Я ненавижу смог и выхлопные газы, заторы на дорогах и человеческие пробки в метро. Я видеть не могу рекламу, я мечтаю, чтобы ночью за моим окном была тишина, темнота и звездное небо. Зачем мне этот город не моей мечты? Зачем мне деньги, банк и возможность смотреть восемнадцать каналов бесплатного телевидения, если больше всего на свете я люблю выращивать кабачки и капусту?

– Но если так, то что тебе мешает? Что тебя держит? Рубин, который не приехал? Или Миша, который не уехал? – ехидно поинтересовалась Оля. – Ты говоришь, что мои диеты – всего лишь хобби. В таком случае твои мечты о другой жизни – тоже.

Сама того не зная, Оля в очередной раз сделала для меня невозможное. В тот вечер мы еще долго спорили. Мы ссорились и мирились, изливая друг на друга боли, страхи и обиды. Потом я уехала домой. В смысле, к Мише, поскольку после разговора с Олей вдруг поняла, что домом для меня это место не должно стать. Может, и даже очень легко. И тогда я стану настоящей Мишиной женой. Мы будем сетовать на то, что преподавателям так мало платят, а я буду экономить на продуктах, чтобы сделать ремонт санузла. Дачу мы продадим, потому что содержать ее слишком дорого. Мы будем неплохо жить, поскольку оба – люди интеллигентные. Не будем создавать друг для друга проблем, не станем сильно лезть друг другу в душу. И со временем я забуду, что тоже когда‑ то имела мечту. Мечту о совершенно другой жизни, которую я вдруг решила попробовать все же реализовать на практике. Ведь действительно, что сделал со мной Алексей Рубин? Всего лишь бросил. Не возжелал меня как женщину, как жену, как хозяйку своего деревенского дома. Очень хорошо. И ладно. И пусть. Но еще он мне показал, что на свете есть совершенно другие люди, совершенно другие страны, совершенно другая работа и жизнь, полная воздуха и света. Горных рек, снежных вершин, океанов, гейзеров и вулканов. Путешествий, за которые не надо платить. За которые еще приплатят тебе. Пусть Алексей Рубин – подлец, но одного у него не отнять. Он – человек, который живет именно той жизнью, о которой мечтал. А чем я в таком случае хуже? Пожалуй, у меня есть только одна проблема – я не знаю, чего хочу. То есть я знаю, чего надо хотеть. Надо хотеть отдельной квартиры, прописки, страховки, мобильного телефона. Машины, выходных в красивом пансионате, боулинга раз в неделю. Надо хотеть иметь любовника. Или двух. Хотеть прибавки к зарплате, здорового питания, морепродуктов. Скидок до семидесяти процентов, дисконтных карт. Я живу в Москве, чего же мне еще хотеть? И все же именно Алексей Рубин показал мне, что Москва – это еще не весь мир. И раз уж так все получилось, мне надо было срочно понять, чего же я хочу на самом деле. Впрочем, это не такая уж и тайна, чтобы я долго мучилась. Даже странно, что раньше я не рассматривала никакой иной деятельности, кроме той банковской должности. Хотя, чего говорить, у меня еще не такая длинная биография, чтобы подводить итоги. Да, я не работала нигде, кроме моего банка, потому что у меня только‑ только родился Артемка и надо было думать о куске хлеба, а не о смысле жизни. Но теперь ему уже, слава богу, пятый год пошел.

– Скажи, Михаил, а ты действительно меня так сильно любишь? – спросила я Мишу, когда в воскресенье проснулась рядом с ним. У меня раскалывалась голова, и мне хотелось верить, что это из‑ за него. Хотя было очевидно, что это из‑ за наших с Ольгой вчерашних возлияний.

– Ну конечно, – рассеянно кивнул Михаил, почесывая бок.

– Ага, – сосредоточилась я. – И давно?

– Ну да, – снова кивнул он.

У меня возникло странное ощущение, что он кивает, не прислушиваясь к тому, что я говорю.

– С самого рождения? – для проверки связи спросила я.

– С самого рождения что? – наконец раскрыл глаза он.

Я повернулась к нему и еще раз уточнила:

– Ну, любишь меня.

– Что за чушь. Давай еще поспим, – забурчал он.

Но я была непреклонна.

– А что, если я уйду? Ты сильно расстроишься?

– Уйдешь? – Миша сел на кровати. – Куда?

– Ну, не знаю. Куда‑ нибудь. Ведь между нами нет ничего, кроме Темы. Ты не согласен? – Я понимала, что такого рода разговор – не самое лучшее начало воскресного утра, но… я и так потеряла слишком много времени. Жизнь коротка, и я рискую всю ее пролежать рядом с совершенно ненужным мне мужчиной в совершенно ненужном мне городе.

– Нет. Постой, я не понимаю, что на тебя нашло, – заметался он. – Ты хочешь со мной расстаться? Но почему, мы же так хорошо живем. Я уже собирался снова подать документы в ЗАГС!

– Нет, ЗАГСа не будет, – запротестовала я. – Я тебя не люблю. Ты это знаешь. И что, тебя это устраивает?

– Ну… – растерялся он. – Я думал, что ты меня любишь.

– Я? И с чего ты это взял? Да и потом, ты‑ то сам, ты тоже меня не любишь. Я тебе удобна. И не мешаю.

– Ты не права, – возмутился Миша. – Я вас с Темой очень люблю. Ты не права, нет. Нет.

– Ты меня уговариваешь или себя? – хитро улыбнулась я. Весь этот разговор, который по всем правилам игры должен был быть болезненным, почему‑ то совершенно не ранил ни меня, ни его. Светская беседа двух старых друзей, не более.

– Я никого не уговариваю, – демонстративно надулся он. Я рассмеялась и обняла его за плечи.

– Слушай, Окунев, мы ведь с тобой умудрились уже полгода прожить вместе. Просто невероятно. Наверное, мы с тобой и в самом деле хорошие друзья. Но я не верю, что ты меня любишь. Я бы это почувствовала. Обязательно.

– Интересно. Ты телепат? – дал немного сарказма Миша.

– Ага, – невозмутимо кивнула я. – И кое‑ что я знаю точно.

– Что же?

– Ты любишь Тему, это правда. Я в это верю. Особенно когда я вижу, как вы с ним играете в солдатиков. А я‑ то тебе зачем?

– Ты хочешь уйти? – расстроился он. – Тебе ведь тоже неплохо со мной.

– Неплохо. И я даже не от тебя хочу уйти. Если тебе будет удобнее, можешь говорить своим знакомым, что сам решил, что нам лучше расстаться.

– Ничего мне не надо никому говорить, – рассердился Миша. – Не в том я возрасте, чтобы придумывать дурацкие сказки. Но ты мне объясни, чем тебе со мной плохо.

– Не с тобой. И не плохо. Я просто хочу уйти, – поделилась я с ним.

– Как это?

– А так. Я хочу уехать из города.

– К Рубину? – нахмурился Миша.

Я даже несколько онемела от такого предположения.

– К какому, на хрен, Рубину! Ты что, с ума сошел? Он же меня бросил, забыл?

– Я не забыл. Но тогда я ничего не понимаю, – запутался мой дорогой историк.

Поразительно, но после вчерашнего разговора с Ольгой мне стало легко на душе. Я поняла, что очень их всех люблю, и Олю, и Мишу, и даже Галку с моими дорогими мамулей и бабулей, но моя любовь – вовсе не повод отказываться от собственной мечты. В кои‑ то веки я хочу сделать что‑ то и для себя. Совсем как меня учила Соловейка. Только вот в понятие «для себя» она вкладывала несколько другой смысл. Каждый, как известно, меряет по себе. Вот и она пыталась нацепить на меня свое видение моего счастья. В принципе, как и положено подруге, все это время она заботилась обо мне. Хороша же я сама, если за столько лет так и не смогла понять, что же для меня лучше. Неудивительно, что Миша тоже не может меня понять.

– Наверное, меня непросто понять, – задумчиво произнесла я. – Хочешь чаю?

– А завтрак? Пока ты не ушла, ненормальная ты женщина, – улыбнулся он.

– Если только тебя устроит овсянка и тосты.

– И кофе, а не чай. Итак, говори, – повелительно кивнул Миша. – Я попробую тебя понять.

– Я сама только начинаю это делать. В общем, я хочу уехать из города, чтобы жить на природе. Я не люблю город. Вот и все.

– И все? Это похоже на помешательство, – протестуя, замахал руками Окунев.

– Ничего подобного. Ты любишь преподавать и жить в городе. Я люблю смотреть на звезды, копать землю и выращивать растения. Мы просто разные. Тебе город нужен – мне нет.

– И что, ты хочешь сказать, что Рубин здесь ни при чем? – усомнился Миша.

– Господи, дался вам всем этот Рубин. Я и до него ненавидела город. Просто именно он показал мне, что все возможно. Что мы сами можем выбирать, где и как нам жить! – патетично сообщила я.

– Я так и знал, что все из‑ за него, – ни на минуту не поверил мне Миша. – И куда ты хочешь податься?

– Не знаю. Но я что‑ нибудь придумаю. Может, посмотреть в Интернете?

– Определенно, ты сумасшедшая, – уверенно кивнул Миша.

Но, между прочим, весь выходной мы провели, думая о том, как и на что живут люди за пределами МКАД. И Миша предложил массу вариантов. Правда, все они гуляли около доярки, коровницы или почетной должности сельского сторожа, однако даже он признал, что жизнь не кончается с пересечением МКАД.

Определенно, нам с Мишей давно надо было бы догадаться, отчего нам так хорошо и спокойно вместе, если ни одна струна души не поет при виде друг друга. Когда я смотрела на Алексея Рубина (впоследствии подлеца Рубина), то меня охватывал ни с чем не сравнимый восторг. Как бы мне ни было потом скверно без него, в тот момент я не могла дышать, не могла представить, что смогу без него прожить хоть день. Практика показала, что смогу.

– Можно я не буду уезжать прямо сразу? – хитро улыбаясь, попросила я у Миши.

– Живи, сколько тебе надо, – благодушно кивнул Миша. – И вообще, имей в виду, я тебя не гоню. Даже если ты и не любишь меня, то стираешь ты прекрасно. Подучись готовить и можешь оставаться в качестве экономки.

– Ах мерзавец, – расхохоталась я.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒