Эволюция агиографической литературы. «Повесть о Юлиании Лазаревской» и «Житие протопопа Аввакума».

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 11

Автобиографизм как литературное явление рождается в эпоху первых попыток осмысления событий Смутного времени. Как мы помним, и Авраамий Палицын, и Иван Тимофеев, и Иван Хворостинин, и другие авторы – по большей части, активные деятели Смутного времени, поэтому в своих сочинениях они выступают прежде всего как мемуаристы. Они пишут о том, чему были свидетелями и участниками, стремятся оправдать ту позицию, которую они сами занимали в это время. Писатель Смутного времени – это новый тип писателя-мемуариста, рассказывающего не только о событии, но и о своем месте в происходившем, стремящегося обосновать свою позицию. Таким образом, уже в этих сочинениях оказывается заложен тот интерес к собственной личности, который скажется в усиленном развитии автобиографий в XVII в. Поэтому автобиографичность " Жития" не следует излишне преувеличивать. Автобиографизм – явление, вошедшее в русскую литературу еще в эпоху Смуты. С самого начала XVII в. появившееся личностное начало все больше усиливается в русской литературе. Более того, появившись в жанре исторической повести, оно достаточно быстро проникает и в агиографию. Таково " Житие Юлиании Лазаревской", написанное также писателем-мемуаристом – сыном Юлиании Дружиной Осорьиным. В " Житии" Аввакума эта традиция была усилена, но именно предшествующие трансформации в литературном каноне сделали возможным само появление жития-автобиографии.

Совершенно особенное место занимает среди автобиографических повествований XVII в. Житие протопопа Аввакума. В нем появляется отсутствовавший в других автобиографических текстах хронологический принцип. Отступления от него немногочисленны: вынесение за рамки основного повествования повестей об исцелении Аввакумом «бешаных» (эти повести прямо не относятся к основному сюжету страданий и борьбы за истинную веру); эпизод, рассказывающий о том, как Аввакум едва не погиб, отправившись ловить рыбу на озеро Шакшу (в тексте редакции В); вставленные в повествование о первом возвращении в Москву «даурские» эпизоды.

Протопоп Аввакум (1621–1682) – знаменитый вождь старообрядчества, ставший писателем уже в зрелом возрасте; все основные его сочинения написаны в Пустозерске, городке в устье Печоры, где он провел последние 15 лет жизни. В молодости, ставший в 21 год дьяконом, а в 23 священником, Аввакум отдал дань жанру устной проповеди, проповедовал не только в церкви перед аналоем, но " и в домех, и на распутиях", и в других селах. И лишь деятельность в кружке " ревнителей древлего благочестия", а затем активное неприятие никоновской реформы привели к возникновению большей части произведений Аввакума. Его творчество вызвано к жизни расколом в русской Церкви.

Раскол в русской Церкви был порожден целым рядом событий и мероприятий, имевших место во второй половине XVI – первой половине XVII в. Так, в 1564 был издан печатный " Апостол" Ивана Федорова, ознаменовавший собой начало новой эпохи в распространении богослужебных и других книг. В 1589 на Руси возникло патриаршество, что означало начало канонически и юридически законного периода автокефалии русской православной Церкви. В 1649 г. был создан монастырский приказ, изымавший из ведения церкви судопроизводство над людьми, живущими в церковных владениях, что представляло собой очередной шаг в постоянной позиционной борьбе между Церковью и государством, между властью духовной и светской, которая была характерна для Руси, пожалуй, с начала XVI в.

Но " Житие" Аввакума не следует рассматривать в отрыве от традиции житийного канона в древнерусской литературе предшествующего периода. Новшества XVII столетия наслаиваются на мощный слой предшествующих эпох и в результате создается ни на что не похожее целое, так до сих пор не получившее однозначной оценки. О традиционном древнерусском житии напоминают сцены, посвященные детству героя. Аввакум родился в семье сельского священника, мать его впоследствии приняла монашество, но и в миру отличалась особым благочестием: " постница и молитвенница бысть". Но здесь же в повествование вторгается реальная автобиографическая струя: " отец же мой прилежаше пития хмельнова" (т. е. был пьяницей). Столь же традиционно первое знамение – " видение кораблей", насыщенное средневековыми метафорами. Жизнь человека – плавание по житейскому морю, корабль – судьба человека... Эти метафоры-символы станут сквозными, пройдут через весь текст " Жития". Умение видеть за всяким событием символический, таинственный смысл, несомненно, также сближает произведение Аввакума со средневековой агиографией.

Содержит произведение Аввакума и описания чудес. Наиболее хрестоматийно известно чудо в Андроньевском монастыре: три дня Аввакуму не давали ни еды, ни питья, держали на цепи в кромешной тьме, и на третий день перед им предстал " не вем – ангел, не вем – человек" и дал " хлебца немножко и штец дал похлебать". Перед нами традиционный со времен " Жития Феодосия Печерского" эпизод с чудесным появлением продовольствия в закрытом помещении. Но и здесь, как и ранее, Аввакум " снижает" стилистическую доминанту повествования: речь идет о щах, они " зело прикусны, хороши". Этот же подход характерен для всех чудес, описываемых протопопом в " Житии": они являются частью повседневного быта Аввакума, " снижены" стилистически, но то, что это все-таки чудеса, поднимает этот быт до сакрального уровня.

И все же Аввакум решительно реформирует агиографическую схему. Он – впервые в русской литературе – объединяет автора и героя агиографического повествования в одном лице. С традиционной точки зрения это недопустимо, ибо прославление себя есть греховная гордыня. Проблема оригинальности жанра " Жития", видимо, ощущалась и самим Аввакумом. Интересно, что решал эту проблему протопоп двумя разными способами. Прежде всего, он вполне традиционно ссылался на авторитет: " Иное было, кажется, про житие-то мне не надобно говорить, да прочтох Деяния апостольския и Послания Павлова, - апостоли о себе возвещали же". Впервые русский писатель дерзает сравнивать себя с первыми христианскими писателями – апостолами. А.М. Ранчин в свое время замечал по этому поводу: " невозможно перечислить все сопоставления Аввакума с Христом и пророками, а противников – с их гонителями. При этом скрытые и явные сравнения с Христом и пророками преобладают количественно над сопоставлениями с греческими и русскими святыми". Но в этой апелляции к апостольской традиции следует видеть отнюдь не одну только необычайную дерзость протопопа: общеизвестно, что житийный канон сформировался под влиянием структурной схемы Деяний св. Апостолов. Скорее здесь перед нами новый виток агиографической традиции, но пока еще внутри нее.

С другой стороны, эту проблему Аввакум разрешал также и при помощи смеха: в самые патетические и даже трагические моменты протопоп смеется над собой.

Аввакум очень много пишет о своих чувствах, причем всегда – с потрясающей искренностью. Он пишет обо всем, что с ним происходило, с беспощадностью разоблачая перед читателем свои слабости и падения. Ценность чувства, непосредственности, внутренней душевной жизни человека была провозглашена Аввакумом с исключительной страстностью. Он не стесняется проявления эмоций, часто плачет, тужит, печалится, рыдает, жалуется. В " Житии" Аввакума нет ничего, что стесняло бы его непомерно горячее чувство во всем, что касается человека и его внутренней жизни. Все это также можно считать проявлением исповедального жанрового начала в его произведении.

Аввакум часто стремится вызвать к себе сочувствие читателя, жалуется на свои слабости, в том числе и самые будничные.

Наконец, " Житие" Аввакума – это еще и проповедь. Произведение это написано с определенной целью: показать, как следует стоять за истинную веру. Жизнь Аввакума как предмет повествования интересна не сама по себе, а как пример твердости, верности избранному пути и истине. Недаром начинает протопоп свое произведение с изложения основ своей веры и заключает это изложение словами: " Сице аз, протопоп Аввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю".

Повествование Аввакума динамично, как и сама его жизнь. Движение сюжета определяется внешними импульсами, возникающими из стремления автора изобразить свою деятельность, борьбу, быт. Преодолевая житийный схематизм, охватывая все большее и большее количество объектов действительности, Аввакум порой превращает автобиографию в историю первых лет раскола вообще.

Огромен пространственный охват жизнеописания. Течение повествования в значительной мере обуславливается сменой воспоминаний автора о реальных переменах мест и обстоятельств в его жизни, описание которых начинает играть важную литературную роль в составе автобиографии. Пейзаж ценен для Аввакума не столько сам по себе, сколько как объект сопоставительной или антитетической характеристики. Так, байкальский пейзаж – " горы высокие, утесы каменные и зело высоки", а также описание растений птиц и рыб, которые здесь водятся, - " все то у Христа … наделано для человеков". А человек не соответствует этой гармонии: " скачет, яко козел; раздувается, яко пузырь; гневается, яко рысь; лукавует, яко бес". Другой случай – описание гор, населенных дикими зверями и огромными змеями. Именно в эти горы с их непроходимыми дебрями выгнал Аввакума с семьей воевода Пашков, " со зверми, и со змиями, и со птицами витать". По мнению А.Н. Робинсона, " это описание связывает картину природы с противопоставляемым ей образом неправедного человека (воеводы), который в отличие и от людей, и от всякой твари будто бы один противится Богу своими действиями". Таким образом, лирический образ героя рисуется в его неразрывных связях с постоянно меняющимися условиями реальной действительности – и в этом смысле невольно возникает воспоминание о еще одном традиционном древнерусском жанре – хожении (в данном случае в варианте почти что " хожения по мукам" ).

Повесть о Юлиании Лазаревской (+ 1604) обычно трактуется исследователями не столько как житие, сколько как биографические записки, составленные одним из ее сыновой.

В таком случае перед нами - единственная собственно биография древнерусской женщины, замечательная своей правдивостью, простотой и богатством бытового содержания. С другой стороны, сопоставление структуры " Жития Юлиании Лазаревской" с традиционным житийным каноном позволяет понять, что перед нами – очередной этап эволюции житийного жанра в древнерусской литературе.

Юлиания происходила из муромского дворянского рода. Отец и мать девочки были благочестивы и боголюбивы, но они рано оставили этот свет, и девочка осталась сиротой в 6-летнем возрасте. Юлиания воспитывалась сначала бабушкой (тоже в течение 6 лет), а потом теткой.

Когда Юлиании исполняется 16 лет, она выходит замуж за богатого и добродетельного человека Георгия Осорьина, тоже зажиточного дворянина, и живет с ним в селе Лазаревском, в 4-х верстах от Мурома. Именно с замужеством связывается воцерковление святой: после венчания священник " поучи их по правилом святым закону Божию, она же послуша учения и наказания внятно и делом исполняше". Теперь Юлиания живет близко от храма и никакие внешние препятствия не мешают ей присутствовать на церковных службах. Но в поле зрения ее жизнеописателя попадает не только церковная, и не только духовная сторона ее жизни. Как образцовая жена, она покорна свекру и свекрови и исполнена всяческого почтения к ним. Во время голода и моровой язвы, еще при Грозном, она хитростью выпрашивает у свекрови пищи, будто бы для себя, и раздает все голодным. Она хоронит умерших, заказывает по ним сорокоусты, а заразных больных, от которых все сторонятся, она моет в бане своими руками, тайно от родителей мужа.

У Юлиании было много детей, но в них она не была счастлива. Среди них, как и среди челяди, возникают частые свары; старший сын убит холопами, другой – на царской службе. Юлиания стала подумывать о монастыре, но муж не отпустил ее, приведя ей слова Косьмы пресвитера о том, что человека украшают не монашеские ризы, а добродетели. Через 10 лет ее муж умер, и Юлиания может свободно расточать свое имущество на дела любви. Она раздавала все деньги и даже занимала еще. Выпрашивая себе у детей денег, якобы на теплую одежду, она ходила без шубы и надевала обувь на босу ногу, подкладывая в сапоги вместо стелек орехи и острые черепки. В эти годы ее благочестие принимает более монашеский характер.

При царе Борисе снова настали голодные годы (1601–1602), каких давно не было на Руси. Тогда ей пришлось переселиться в свою нижегородскую вотчину, где, может быть, голод не так свирепствовал, и отпустить на волю всех своих рабов, которых нечем было кормить. Некоторые из них, впрочем, остались и собирали для своей госпожи лебеду и древесную кору, из которых она пекла хлеб, кормилась сама с детьми и слугами, питала и захожих нищих, которых было в то время " без числа". Соседи говорили им с укоризной: " Что вы ходите к ней в дом? Она сама помирает с голоду". Но нищие уверяли, что они нигде не едали такого сладкого хлеба, как у этой вдовы. Брали и соседи для пробы ее хлеба из лебеды и удивлялись: " горазды рабы ее печь хлебы". Так через пять веков Юлиания повторила подвиг печерского монаха Прохора Лебедника.

Юлиании на тот момент было около 70 лет. Разболевшись на Рождество, на причастилась, простилась с детьми и слугами, " поучив их о любви и о милостыне". О себе она призналась, что давно желала ангельского образа, но не сподобилась по грехам своим. Прощавшиеся с ней видели над головой ее золотой круг, " яко же на иконах пишется".

Когда через 10 лет у Лазаревской церкви хоронили ее сына Георгия, то нечаянно раскопали ее могилу и нашли ее полной мира. Этим миром мазались больные и получали исцеление.

Житие Юлиании Лазаревской имеет ряд общих черт с библейской историей об Иове Многострадальном. Святая Юлиания проходит через множество испытаний и искушений, и в каждом из них доказывает свою верность Богу. Это голод, холод, мор, смерти детей, бесовские страхования и т.д. Никакие обстоятельства не могут ее сломить, во всех случаях она ведет себя по-христиански: обмывает, погребает, раздает хлеб, деньги и одежду, лечит язвенных и заразных, посещает узников, заказывает сорокоусты в разных монастырях. Подводя итог, агиограф говорит о ней: " Потерпе же в той нищете… а не оскорбися и ничему об том не поропта. И не согреших ни во устнах своих, не даде безумия Богу и не изможе нищетою, но паче первых лет весела бе". И умирает святая со славословием Богу на устах: " Слава Богу, всех ради. В руце Твои предаю дух мой. Аминь".

Г.П. Федотов писал, что Юлиания Лазаревская – святая преимущественно православной интеллигенции, т. к. в ней находит свое оцерковление ее традиционное народолюбие и пафос социального служения. Хотя Юлиания прошла через суровую аскезу и мечтала о монашестве, но не внешние причины помешали ей принять его. Она осталась верной своему личному христианскому призванию служению мира и деятельной христианской любви.

22.ВиршиСимеона Полоцкого. «Витроград многоцветный»

Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович (Симеон – имя, полученное им при пострижении в монахи) – первый профессиональный русский поэт и драматург, зачинатель сразу двух литературных родов в русской литературе и создатель первых образцов в области силлабической книжной поэзии и театра. Родился он в Полоцке и получил образование в Киево-Могилянской коллегии – тогда самом крупном центре православного гуманитарного и богословского образования. В 1656 г. он принял монашество и стал учителем в братском училище полоцкого Богоявленского монастыря. В июле того же года в Полоцк приехал московский государь Алексей Михайлович, и 12 отроков братской школы во главе с Симеоном Полоцким встретили его приветственными виршами, прославлявшими воссоединение Украины и Белоруссии с Россией. Так молодой учитель впервые обратил на себя внимание царя.

В январе 1660 г. Симеон прибыл в Москву в свите настоятеля Богоявленского монастыря. Его ученики прочитали " стиси краесогласные" (т. е. рифмованные стихи), воспевающие царскую семью. После возобновления в 1661 г. русско-польской войны и очередного взятия Полоцка поляками Симеон счел за благо окончательно переселиться в Москву, где обучал латинскому языку (а может быть и другим предметам) молодых подьячих Тайного приказа, с 1667 г. стал учителем наследника царевича Алексея, а позднее – царевича Федора.

В Москве Симеон Полоцкий очень много писал. Как вспоминал его ученик и друг Сильвестр Медведев, " на всякий же день име залог писати в пол-десть по полтетради, а писание его бе зело мелко и уписисто". Писал он стихи, проповеди, много переводил с польского и латинского, пробовал писать для театра. Не меньшее просветительское значение придавал Симеон Полоцкий и развитию в Русском государстве книгопечатания. В конце 1678 г. он с разрешения царя Федора Алексеевича организовал в Кремле типографию. Эта так называемая " верхняя", превосходно оборудованная типография находилась в полном и бесконтрольном его ведении; тогдашний патриарх московский Иоаким сетовал на то, что Симеон " дерзал" печатать там книги даже без его, патриарха, благословения. К работе в " верхней" типографии Симеону удалось привлечь лучшие силы: крупнейшего русского художника того времени Симона Ушакова, и лучшего мастера книжной гравюры Афанасия Трухменского.

Излюбленный прием барочных писателей – аллегория. В произведениях ощущается обостренное ощущение противоречивости мира, а с другой стороны – стремление воспроизвести жизненные явления в их динамике, текучести, переходах. Одна из любимых тем – тема непостоянства счастья, шаткости жизненных ценностей, всесилия рока и случая. На уровне стиля – повышенная экспрессивность и тяготеющая к патетике эмоциональность.
Симеон принес в Россию новую, барочную концепцию писательского тру-да и старался ей следовать не только теоретически, но и практически, всем сво-им творчеством. Согласно этой концепции, писательский труд – это личный нравственный подвиг, подвиг творца: как Бог Словом сотворил мир, так и писатель творит художественный мир поэтическим словом. Таким образом, поэзия (и вообще литература) благословенна свыше и состоит в отождествлении Слова Божия и слова как первоэлемента словесности. Будучи невысокого мнения о древнерусской книжности, Симеон, человек европейски образованный, мыслил себя первым русским писателем, основоположником, творцом новой русской словесной культуры. Но он прекрасно понимал и то, что для нее нужны новые читатели, способные ее воспринять и оценить. Этим также объясняется его необыкновенная творческая активность. Стремясь воспитать таких читателей, Симеон буквально насыщал быт царского двора и столичной аристократии силлабическими виршами. В праздничные дни публично исполнялись его стихотворения в жанрах " декламации" и " диалога", причем чтецами выступали и сам автор, и специально обученные отроки. Публично исполнялись также " приветства" - панегирики. Симеон старался использовать каждый мало-мальски подходящий случай, когда казалось уместным произнести речь в стихах. Он сочинял такие речи и для себя, и для других – по заказу или в подарок. Они звучали на царских парадных обедах, в боярских хоромах и в церквах в дни храмовых праздников.

Центральное произведение Симеона Полоцкого – сборник" Вертоград многоцветный" (1677–1678). В соответствии с барочной концепцией творчества, сборник этот должен был одновременно и развлекать, и поучать читателя, т. е. он являлся одновременно и занимательным чтением и своеобразной энциклопедией. Такой замысел определил композиционное построение сборника: весь материал был распределен по тематическим рубрикам в алфавитном порядке названий. В содержательном, тематическом, жанровом и стилевом плане " Вертоград" характеризует прежде всего барочная пестрота. Перед читателем предстают исторические деятели прошлого: Цезарь, Август, Александр, Диоген, Карл Великий; экзотические животные, иногда вымышленные: птица-феникс, плачущий крокодил, страус, осмысляемые в аллегорической традиции древне-русских " физиологов", драгоценные камни, христианские символы, нравственные свойства и т. д. Справедливо замечание И.П. Еремина, говорившего о " Вертограде" как о " своеобразном музее", " на витринах которого... выставлено для обозрения все основное, что успел Симеон, библиофил и начетчик, любитель разных " раритетов" и " куриозов", собрать в течение своей жизни у себя в памяти".

В сборник вошли самые разнообразны в жанровом отношении (" подобия", " образы", " присловия", " толкования", " епитафии", " образов подписания", " повести", " увещания", " обличения" ) и в отношении объема (от коротеньких двустиший до громоздких " поэм" в несколько сот стихов каждая) произведения.
Сравнительно большое место в составе сборника занимают стихотворения, посвященные общественно-политической проблематике. Сюда относится стихотворение " Гражданство", где Симеон Полоцкий устами ряда прославленных философов древности подробно характеризует все те основания человеческого гражданского общежития, которые " крепят государства, чинна и славна содеевают царства", говорит о гражданских добродетелях каждого человека, о необходимости правителям соблюдать установленные в стране законы, о труде как обязательной основе всякого благоустроенного общества и т. д.

Сюда же должен быть отнесен и обширный цикл стихотворений Симеона Полоцкого, назначение которых заключалось в том, чтобы наглядно показать читателю, что такое идеальный правитель и что такое правитель-тиран (слово " тиран" в этом именно его значении " дурного, жестокого царя" ввел в русскую поэзию, как отмечают исследователи, впервые именно Симеон Полоцкий). Идеальный правитель в изображении Симеона полон смирения, никогда не забывает о непрочности человеческого счастья. Он всегда и во всем являет собой пример для подданных: он трудится на благо общества, он строг и требователен и в то же время милостив и справедлив, он ревностно заботится о просвещении своего народа, он страж законности и порядка в стране. Тиран же никогда не заботится о гражданской потребе, обременяет поданных налогами и поборами, жесток и мстителен, несправедлив и своеволен.

Некоторые стихотворения сборника тоже построены по примеру такого барочного музея. Стихотворение " Купецтво" представляет читателю галерею пороков, которыми оказывается заражен " чин купецкий", а " Монах" изображает пороки монашествующих. И то и другое стихотворение заканчиваются патетическим обращением автора к представителям изображаемого сословия с призывом исправиться, а праведная жизнь в обоих случаях является залогом небесного блаженства. В данном случае перед нами – яркий образец трансформации жанра церковной проповеди (" поучения" ) в новой – стихотворной – форме.

Целый ряд произведений сборника " Вертоград многоцветный" предвосхищает жанр басни (притчи) в классицистической литературе. В качестве примера можно привести стихотворение " Жабы послушливыя". Сначала Симеон рассказывает сюжетный анекдот о том, как в некотором монастыре, находившемся рядом с болотом, " многи жабы... воплем своим досаждаху молящымся иноком". Один из братьев, посланный начальником ради смеха приказать жабам замолчать, действительно утихомиривает их именем Христовым: " Оттоле гласа тамо жаб не бе слышати". Из этого анекдота следует " мораль": так же, как некогда жабы, ныне люди (особенно женщины) часто болтают в церкви во время службы. И стихотворение заканчивается призывом к ним:
Тщитеся убо, бабы, жабы подражати,
Во время жертв духовных глас свой удержати.

Текст «Вертограда многоцветного» был написан на церковнославянском языке и сознательно архаизировался автором. В частности, грамматически верно употребляются аорист и плюсквамперфект, используются сложные синтаксические конструкции.
Правка, вносимая Сильвестром Медведевым, касалась в основном приведения некоторых строк в соответствие с нормами силлабического стихосложения (в тех случаях, когда Симеон Полоцкий пропускал слог или допускал лишний слог в строке). Кроме того, в некоторых случаях Сильвестр Медведев заменял встречавшиеся в речи Симеона Полоцкого украинизмы и полонизмы на слова, характерные для московского наречия.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8 9 1011