История благотворительности в отечественной практике

В истории российской благотворительности можно выделить несколько основных этапов:

- до середины XVI в. — стихийное развитие;

- с середины XVI в. до 1862 г. — становление организованной благотворительности;

- с 1862 г. до начала XX в. — расцвет российской благотворительности;

- советский период;

- возрождение российской благотворительности, появление спонсорства в условиях рыночной экономики.

Исторические корни российской благотворительности связаны со становлением и развитием самого российского государства.

Важным источником российской благотворительности была народная традиция взаимопомощи, основанная на здравом смысле и опыте человеческого общежития в тех довольно суровых условиях, в которых складывались русский этнос и российская государственность. Любой, кто помогал ближнему в беде, давая ему работу, хлеб и деньги, знал, что, окажись он в подобной ситуации, ему можно рассчитывать на помощь от других. И оказывающий помощь, и берущий равны перед ударами и испытаниями судьбы.[1]

Другим важнейшим фактором было христианство, на идеях которого формировалась и развивалась российская благотворительность.

Наиболее простой и древней его формой были раздача милостыни нищим и пожертвования церкви. Церковное имущество провозглашалось достоянием бедных, а священнослужители — лишь распорядителями этого имущества в интересах обездоленных. Пожертвования церкви выступали «защитой от грехов», а милосердие считалось христианским долгом. Даритель творит добро, понимая простую евангельскую истину о том, что мы ничего не принесли в этот мир, но и взять с собой в мир иной ничего не сможем, кроме сокровищ души.

Европейский протестантизм относился к нищете и бедности иначе. Как известно, эта конфессия связана с идеей предопределения. С точки зрения протестантов, бедность и нищета — признаки богооставленности. Поэтому подать нищему милостыню — не проявление добродетели, а наоборот, поощрение зла, поскольку так нищета поддерживается. Но со злом можно и нужно бороться — не подавая милостыню, а создавая рабочие места, работные дома, оказывая поддержку в конкретных делах. В православии нищета и бедность — признак богоизбранности. И поэтому подать нищему означает не помочь ему преодолеть нищету, а именно поддержать его в его нищете, совершить богоугодное дело...

Как и повсюду в Европе, на Руси церковь столетиями играла ведущую роль в благотворительной деятельности. По летописным свидетельствам, нигде в средневековой Европе не существовало такой хорошо организованной системы «социальной помощи», как в Киевской Руси.[2]

По призыву церкви цари и знать поддерживали бедствующих. Еще при дворе князя Владимира ежедневно кормили нищих и больных, а тем, кто прийти не мог, пищу развозили, опередив почти на тысячу лет американский опыт помощи инвалидам. В «Поучении...» Владимир Мономах пишет своим сыновьям: «Всего же паче убогих не забывайте, но елико могуще по силе кормите, и придавайте сироте, и вдовицю оправьдите сами, а не давайте сильным погубите человека», Впоследствии российские царствующие семьи подавали своим подданным примеры благотворительности и нравственного подвига.

Помощь оказывалась не только убогим (буквально — близким к Богу), но и самой церкви, больницам, приютам, позже — учебным заведениям, театрам, художникам.

Исторические документы сохранили примеры исключительной доброты и благородства состоятельных русских людей. В «Повести об Ульянии Осорьиной», биографическом произведении, написанном сыном муромской помещицы в XVII в., рассказано о щедрой благотворительности и настоящем подвиге христианской любви. Федор Ртищев, сподвижник царя Алексей Михайловича, «устраивал больных, раненых, убогих», открывал для них больницы и богадельни. Ртищев впервые в русской истории «придумал выкупать пленных», которых сотнями похищали крымские татары в XVI-XVII вв.[3]

Русские предприниматели — купцы и промышленники чаще жертвовали деньги на строительство храмов и сами строили церкви. Мечтой почти каждого русского купца было построить храм. Так в сознании людей отражалась идея искупления за богатство, которое всегда было связано с грехом. Просвещенные российские «деловые люди» очень чтили историю своего государства, с уважением относились к научным занятиям. В XIX в. представители купечества участвовали в создании музеев в краевых, губернских, уездных городах страны. Именно торговые и «промышленные» люди фактически создали российское музейное дело.

Во второй половине XVI в. «нищелюбие» в России стало приобретать такие масштабы, что созванный Иваном IV Стоглавый собор осудил раздачу милостыни «без разбора», констатируя, что она не уменьшает, а наоборот, способствует росту нищенствующих, и признал необходимость государственных мер. Со времени царя Федора Алексеевича (1661-1682) следует длинный ряд указаний против праздного нищенства. Было признано необходимым, создавать работные дома, распространять знания и ремесла, а учить им не только здоровых, но и калек, «как в Еуропских странах». В Москве было построено две шпитальни (богадельни для нищих) за счет царской казны. Это был важный момент: призрение перестало быть только церковным делом.

Терпимость народа, общественное поощрение «нищелюбия» сыграли в истории страны негативную роль. Появилось огромное племя профессиональных нищих, маргиналов, не умеющих и не желающих работать. «Бродячий пролетариат» сыграл свою историческую роль и в 1917 г.

Петр Великий стал первым, кто пытался запретить частную благотворительность, считая, что она только плодит попрошаек и псевдонищих; он призвал жертвовать на создаваемые больницы и богадельни. Во время правления Петра I все нуждающиеся были разделены на категории — в зависимости от испытываемой нужды и назначаемой им формы призрения: трудоспособным предоставлялась работа; неспособным к труду — призрение преимущественно в закрытых заведениях; больным — лечение; впадающим в бедность — меры предупреждения нищеты; профессиональным нищим — суровые наказания.

Правительственный контроль за благотворительностью закрепился в царствование Екатерины II, которая сама прославилась покровительством искусств и наук (в коих и свое перо опробовала не раз и не без успеха), дружбой с европейскими философами. Известными покровителями искусства были крупнейшие царедворцы Екатерины.

Князь Б. Куракин и помощник императрицы И. Бецкой изучали в Европе дела «призрения». Вернувшись в Россию, они содействовали строительству самых современных «социальных учреждений».[4]

Частная благотворительность развивалась в России медленно. Например, в 1786 г. несколько частных лиц организовали в Ярославле Дом призрения, для чего внесли 300 тысяч рублей основного капитала. Императрица немедленно передала Дом в ведение соответствующего приказа, и он стал государственным.

Подражание российских царедворцев опыту их французских и германских коллег сделало особенно модным покровительство искусствам. Вспомнили «благородного Мецената». Именно в XVIII в. (философском) и появилось русское слово «меценатство». В память о расцвете покровительства культуре остались Эрмитаж, Русский музей, Мариинский театр оперы и балета, Александрийский драматический театр...

В 1775 г. появился царский указ об образовании частных и общественных благотворительных организаций. К 1860 г. их было около 100, за тридцать лет число таких организаций перевалило за 2000, а к 1902 г. их было уже 11040. Лишь 25 % бюджета этой системы финансировалось из средств государственной казны, земств, городов и сословных учреждений. А 75 % — из средств частной благотворительности и добровольных пожертвований. Выдающимся благотворителем в начале XX в. был принц Ольденбургский: 42 года жизни он отдал служению обездоленным людям, на Литейном проспекте Санкт-Петербурга ему был поставлен памятник с надписью «Просвещенному благотворителю». После революции памятник снесли.

Развитие российской благотворительности было прервано властью большевиков-коммунистов, полагавших своей целью извести всех богатых «как класс», а доставшееся — поделить «по справедливости». При этом считалось, что в их владениях все счастливы, нуждающихся нет, а все вокруг общее, и решать, кто чем может пользоваться, — их непосредственная прерогатива. Чем, собственно, и занимались созданные добровольные общества вроде Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца, ДОСААФ, обществ охраны природы и памятников культуры и т. д. Они действовали под жестким идеологическим и организационным контролем со стороны государства, а сбор средств на их деятельность имел централизованный «добровольно-принудительный» характер. Так же как и сборы денег в защиту мира и помощь голодающим детям Африки...

Что касается роли бизнеса в российской благотворительности, то исключительно ярким был период, который начинался во второй половине XIX в., прервался в годы Первой мировой войны и закончился навсегда в 1917 г. Именно к середине XIX в. российская буржуазия обрела экономическую мощь и стала искать свое место в общественной жизни.[5]

Благотворительность по-русски имела свою специфику. Во-первых, более 90% российских благотворителей на рубеже XX в. были купцами. Во-вторых, как писал в своей книге «Москва купеческая» П. А. Бурышкин, «отношение предпринимателей к своему делу было несколько иным, чем теперь на Западе или в Америке. На свою деятельность смотрели не только и не столько как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную Богом или судьбою. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета... Именно в купеческой среде необычайно были развиты и благотворительность, и коллекционерство, на которые смотрели как на выполнение какого-то свыше назначенного долга».

Наставляя младших братьев, известный богач и меценат П. П. Рябушинский говорил, перефразируя французскую поговорку «Noblesse oblige» (знатность обязывает): «Richesse oblige» (богатство обязывает).

Хорошо известны имена российских меценатов: П.М. Третьякова, чья коллекция картин дала имя знаменитой картинной галерее; С. И. Мамонтова, создавшего Московскую частную оперу, которого К. С. Станиславский (сам, кстати, наследник богатой купеческой семьи) характеризовал как «прекрасный образец чисто русской натуры» с ее широкими душевными порывами. Имена своих создателей носили Щукинский и Морозовский музеи современной французской живописи, Бахрушинский театральный музей.

Российские капиталисты увлекались не только меценатством. Первая бесплатная глазная больница (ныне Институт глазных болезней имени Гельмгольца) была открыта в 1910 г. на средства, завещанные В. А. Алексеевой. Купец-миллионер К. Т. Солдатенков в духовном завещании выделил на бесплатную общедоступную больницу в Москве почти 2 млн. рублей, а при жизни регулярно жертвовал на нужды народного образования, университета, музейные фонды. В. А. Морозова — дочь текстильного фабриканта и коллекционера А. И. Хлудова — создала широкую сеть благотворительных заведений для рабочих своих мануфактур. Сюда входили больницы, аптека, родильный приют, приют для сирот, ясли, богадельни, убежища для хроников, библиотека; она выплачивала стипендии для обучения в гимназиях и профессиональных училищах. Благодаря ее дару (50 тысяч рублей) была открыта первая в России общедоступная (бесплатная) библиотека — читальня имени Тургенева.

Деятельность семьи Морозовых — пример щедрой благотворительности, которая сочетала меценатство и социальную помощь. Савва Тимофеевич Морозов, знаменитый хозяин Никольской мануфактуры в Орехово-Зуеве, принял деятельное участие в создании Художественного театра, строительстве его здания, сам разработал и выписал из Англии уникальный механизм управления сценой, оборудовал театр автономной электростанцией. Его брат Сергей Тимофеевич был основателем и попечителем Кустарного музея, финансировал журнал «Мир искусства», поддерживал деньгами художника И. И. Левитана.

Более 1, 5 млн. рублей отдала на благотворительные заведения семья Мазуриных. Московские фабриканты Бахрушины в 1882 г. пожертвовали полмиллиона рублей на устройство больницы для хронических больных, в 1890 г. — 400 тысяч на строительство дома призрения для неизлечимо больных, еще через пять лет — 600 тысяч на организацию детского приюта.

Вообще российская медицина и социальная работа того времени держались во многом именно за счет благотворительности.

Чтобы понять степень щедрости российских предпринимателей, приведем цены того времени: 10 тысяч рублей стоил хороший каменный одноэтажный особняк в Москве, корова — от 30 до 110 рублей, лучшая мука (крупчатка) — 11 рублей за пятипудовый мешок (80 кг), то есть по 14 копеек за килограмм, килограмм пшена первого сорта — 7 копеек, чай — от одного до двух рублей за фунт, литр молока — около 10 копеек. Месячный оклад губернатора в начале XX в. составлял 500 рублей, а матрос с волжского парохода получал 32 рубля в месяц и мог безбедно жить вместе с семьей.

Множество примеров благотворительности и попечительства того времени можно найти не только в столицах, но и в провинции: Нижнем Новгороде, Казани, Курске, Муроме, Тобольске, Якутске и т. д.

Томские богачи братья Евграф и Всеволод Королевы построили для города театр на 1000 мест, открыли училище, богадельню и детский приют. В Иваново-Вознесенске фабриканты Бурылины построили городскую больницу, подарили городу библиотеку. На основе обширной коллекции исторических диковин Д. Г. Бурылина, переданной им городу, был создан исторический музей. Кстати, это спасло Бурылину жизнь в годы Гражданской войны: он был назначен главным хранителем фондов музея, где проработал почти до самой кончины.

Одним из самых известных в России благотворителей был нижегородский миллионер, крупнейший мукомол Поволжья Н. А. Бугров.

В 1880-е гг. он подарил многочисленным нижегородским бездомным трехэтажный кирпичный ночлежный дом на Скобе под Кремлем. На содержание этого дома шли доходы от торговли в расположенном рядом торговом корпусе. Бугров обустроил в версте от Нижнего Новгорода обширное кладбище, до сих пор носящее его имя. Вместе со своими родственниками, братьями Блиновыми, щедрый предприниматель возвел на площади Монастырской (Лядова) знаменитый Вдовий дом — приют для несчастных матерей-одиночек. В нем было 165 квартир (по 1-2 комнаты) гостиничного типа с общей баней и прачечной, амбулаторией и начальной школой с мастерскими, где девочек учили швейному мастерству, а мальчиков — сапожному. Мальчики проживали с матерью до 15 лет и уходили «в люди», девочки оставались в семье до замужества.

В стране к тому времени было немало приютов, но для одиноких женщин с детьми — ни одного. Бугровское детище произвело неизгладимое впечатление на всю российскую общественность.

В 1978 г. Н. А. Бугров вместе с братьями Блиновыми и У. С. Курбатовым на собственные средства построили городской водопровод, сделав его бесплатным для горожан. Водозаборными колонками этого водопровода нижегородцы пользуются до сих пор. Бугров пожертвовал 250 тысяч рублей на строительство прекрасного здания Драматического театра, которое теперь украшает центральную улицу города — Большую Покровскую. В 1904 г. он подарил Городской думе одно из самых красивых зданий на главной площади города. До 1917 г. благодарные жители именовали здание Благотворительным корпусом Николая Александровича Бугрова, сейчас это Дворец труда.

Нижегородская семья Рукавишниковых подарила городу Дом трудолюбия, в котором трудились бесприютные бедные и нищие. В 1916 г. на деньги местных дарителей и меценатов был открыт Вольный народный университет.

В небольшом городе Ядрине (Чувашия) огромную роль в просвещении сыграли Таланцевы, владельцы одного из крупнейших в России заводов по производству олифы. В 1900 г. Таланцевы открыли детский приют трудолюбия. В 1910 г. организовали общество вспомоществования нуждающимся ученикам: собранные пожертвования шли на покупку учебников и учебных принадлежностей, уплату за квартиру или учебу. Один из братьев — Зиновий — подарил женской прогимназии собственный дом, а затем на свои деньги соорудил второй этаж, пожертвовал учебному заведению 118 ученических парт, помог открыть специальный класс кройки и шитья. Таланцевы обеспечивали гимназию дровами.

Новое сословие быстро поняло значение образования и науки. Так, Московское купеческое общество взаимного кредита, согласно своему уставу, ежегодно отчисляло 10 % на благотворительность и коммерческое образование. На деньги золотопромышленника А. Л. Шанявского в Москве был основан Международный университет — ныне Российский государственный гуманитарный университет. На деньги, собранные В. М. Бехтеревым от частных жертвователей в Санкт-Петербурге, был создан Психоневрологический институт.

Петербургский биржевой король В. Н. Тенишев в 1880 г., неожиданно охладев к коммерции, посвятил себя делу образования, открыл быстро ставшее знаменитым Тенишевское коммерческое училище. По инициативе московского банкира А. С. Вишнякова возник Коммерческий институт — ныне Российская академия народного хозяйства имени Плеханова. Несмотря на то, что в институт был привлечен блистательный профессорско-преподавательский состав, до революции он никогда не пользовался пособием из казны. В 1897 г. А. С. Вишняков организовал Общество распространения коммерческого образования, Высшие коммерческие курсы. Он состоял председателем общества и попечительских советов этих учебных заведений. Другой гений финансов, барон А. А. Штиглиц, основал училище технического рисования — ныне Художественно-промышленная академия. На средства П. Г. Шелапутина в Москве были созданы гинекологический институт, мужская гимназия, четыре училища, женская учительская семинария, институт врачей.

Только в 1916 г. сумма пожертвований династии Бахрушиных составила 3, 4 млн. рублей, Третьяковых — 3, 1 млн. Солодовникова — свыше 10 млн. Что-то делалось ради получения титулов, наград, дворянского звания. В каких-то случаях тщеславие соседствовало с великодушием. Но были и примеры чистого бескорыстия. Так, А. Н. Стрекалова, на долю которой выпали тяжелые испытания (она потеряла мужа и детей), посвятила свою жизнь милосердию и благотворительности, открывая больницы, школы, создавая просветительские общества.

Примечательно, что первый российский благотворительный фонд появился одновременно с американскими фондами Карнеги и Рокфеллера. Речь идет о созданном в 1907 г. по инициативе московского купца и предпринимателя Х.С. Леденцова для управления завещанным им капиталом Обществе содействия практическим успехам. Общество получило имя своего основателя, его члены выбирали совет, который назначал экспертные комиссии, распределявшие деньги, получаемые обществом по процентам с капитала.— 90 % на цели общества и 10 % на организационные расходы общества. В 1911 г. при Обществе действовало 8 экспертных комиссий, распределявших средства на различные исследования. Любопытно, что Обществом была создана схема работы и принятия решений, которая только впоследствии была освоена американскими фондами: рассмотрение заявок экспертными комиссиями, отбор наиболее достойных и передача их совету общества, который принимал окончательное решение. Обществом финансировались исследования ряда крупных ученых, например И. П. Павлова.

В целом можно сказать, что уровень развития благотворительности в дореволюционной России был исключительно высок. К тому же правовая база была весьма благоприятной для этого: предприниматель не должен был платить налог с суммы пожертвования. Общественное мнение по отношению к благотворителям носило позитивный характер.

Период с 1917 г. до 1990-х гг. характеризуется отсутствием понятия благотворительности. Официально светская благотворительность в России была запрещена в 1923 г., церковная — в 1928 г. Работа по поддержке семьи, детей, инвалидов, ветеранов, одиноких женщин велась государственной системой социального обеспечения населения. Кроме того, говорить о советском периоде в контексте «Благотворительность и бизнес» невозможно еще и ввиду отсутствия в стране свободной коммерческой деятельности.

Но нельзя не вспомнить о той особой странице в истории российской благотворительности, которую вписала Отечественная война. Как и в период Смутного времени, когда нижегородец Козьма Минин собирал народные пожертвования на борьбу с иноземными захватчиками, так и в военные годы люди отдавали свои сбережения для победы над врагом.

Вся страна в годы войны знала имя саратовского колхозника Ферапонта Головатого, который подарил ВВС РККА два боевых самолета. На одном из них майор Б. Н. Еремин, лучший летчик Сталинградского фронта, уничтожил 15 немецких машин.

135 тысяч рублей внес в строительство танков председатель колхоза «Заря социализма» Московской области Сергей Петрович Аверин, а колхозница Матрена Яковлева из Пермской области — почти столько же на самолет. «Подарок сыну» — с такой надписью в 1943 г. получил танк Т-34 сержант Александр Ширманов от своих родителей, прошел на нем фронтовыми дорогами тысячи километров и закончил свой боевой путь в Берлине. Полесская колхозница Ксения Будник, узнав из письма мужа, что в бою был разбит его миномет, собрала деньги на новый: миномет № 3568, пройдя боевой путь от Белоруссии до Эльбы, был передан на хранение в Центральный музей Вооруженных сил РФ.

Военные историки обычно заканчивают рассказы об этих удивительных примерах самоотверженности российских людей в годы войны поэтической строчкой: «Какие были времена, какие люди были! »

Позднее вместо понятия «благотворительная деятельность» появилось иное — «шефские связи». Предприятия шефствовали над детскими домами, колониями, заводами, воинскими частями, домами престарелых и т. д. Практически у любого хозяйствующего субъекта было несколько подшефных социальных учреждений.

«Большая советская энциклопедия» отводит благотворительности роль пережитка. А в однотомном универсальном энциклопедическом словаре 1979 г. этого понятия нет. Также в советский период практически полностью отсутствовала нормативно-правовая база, за исключением ряда запретительных норм 1920-х гг. и нескольких упоминаний об «иных общественных организациях» в Гражданском кодексе РСФСР.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒