Формирование советской государственно-политической системы

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 8Следующая ⇒

Новые органы власти и управления. Одновременно с установлением советской власти и сломом в центре и на местах дореволюционных управленческих структур создавался новый государственный аппарат.

Высшим законодательным органом стал Всероссийский съезд Советов. В перерывах между съездами эти функции исполнял Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Высшим исполнительным органом являлся Совет Народных Комиссаров, обладавший также правом законодательной инициативы. Прежние министерства заменили вновь образованные центральные органы государственного управления — народные комиссариаты (наркоматы).

В состав наркоматов и других столичных ведомств в большом количестве (в ряде случаев —до 75%) вводились рабочие крупнейших заводов Петрограда. Как полагали большевики, для выполнения ими своих новых обязанностей достаточно было приверженности коммунистическим идеалам. Но, столкнувшись воочию с непрофессионализмом госслужащих, спешно набранных из полуграмотной пролетарской среды, власти оказались перед необходимостью вносить коррективы в «кадровую политику». Через пять лет В. И. Ленин с унынием констатировал, что послереволюционный государственный аппарат в кадровом отношении «заимствован от царизма и только чуть-чуть подмазан советским миром»¹.

_________________________

¹ Ленинская констатация нуждается в пояснении. Сама по себе численность рабочих в новых управленческих структурах продолжала увеличиваться и к 1921 г. достигла нескольких сот тысяч человек. Правда, это касалось уже преимущественно низового уровня госаппарата. Кроме того, многие выдвиженцы из «класса-гегемона», плохо разбираясь в делах, волей-неволей вынуждены были подчиняться ранее заведенному порядку вещей, быстро перенимали устоявшийся бюрократический стиль работы мелкого чиновничества дореволюционной поры, постепенно заполнившего советские учреждения.

Волна упразднений докатилась и до старых судебных учреждений: сената, окружных, военных и мировых судов, прокуратуры и адвокатских коллегий. Их место занимали народные суды, избираемые Советами, и революционные трибуналы. Им предписывалось временно пользоваться теми действующими законами, которые «не противоречили революционному правосознанию». Вскоре на смену им пришли новые судебные установления, уже целиком выдержанные в духе «революционной законности».

Один из «отцов» советской юриспруденции Н. В. Крыленко так разъяснял этот основополагающий принцип нового судопроизводства: «Наш суд есть общественный инструмент, действующий перед лицом тысяч и миллионов народных масс, наш суд есть орган, при помощи которого руководящий авангард пролетариата строит новое общество. Вот почему его приговоры должны являться определенным орудием политической работы, орудием воспитательной, правовой и политической пропаганды. Вот почему его приговоры должны служить задачам воздействия не только на виновных лиц, но и на широкие массы трудящихся, для того, чтобы показать им тот путь, который, по мнению суда, является наиболее правильным для укрепления основ социалистического строительства». Крыленко, выражая мнение своих коллег, считал возможным «настаивать на применении социальной репрессии по отношению к подсудимым в целях демонстрации определенного политического воздействия, независимо от того, как это применение отзовется на судьбе данного обвиняемого».

Отнюдь не блещущие красотами стиля, зато прямодушные и искренние откровения бывшего прапорщика (и на короткое время Верховного Главнокомандующего) проясняют главную установку большевистских преобразователей правосудия: с самого начала политизировать его и направить на обслуживание интересов правящей партии. Это — при всей мягкости первых судебных приговоров — открывало дорогу для не замедливших распуститься пышным цветом судебных фальсификаций и откровенного произвола, превращало людей, имевших несчастье оказаться на скамье подсудимых, в простой «человеческий материал» в руках судебных лицедеев, используемый для демонстрации выгодного властям «политического воздействия» на народ.

7 декабря 1917 г. по инициативе В. И. Ленина был создан и орган прямых политических репрессий — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем во главе с Ф. Э. Дзержинским. Поначалу на ВЧК возлагались обязанности пресекать открытые антисоветские выступления, вести следствие по делам причастных к ним лиц, а затем передавать их для суда ревтрибуналов. Но уже спустя считанные месяцы этот карательный орган приобрел неограниченные права, вплоть до вынесения окончательного приговора и приведения его в исполнение.

Разгон Учредительного собрания. В соответствии с постановлением II съезда Советов правительство, образованное им, носило временный характер — вплоть до созыва Учредительного собрания. Именно оно должно было окончательно и на законном основании решить вопрос о государственной власти в России и будущем развитии страны.

Под давлением широких слоев общества большевики были вынуждены разрешить проведение всенародных выборов в Учредительное собрание и, как мы знаем, проиграли их: свыше 60% мест получили социалистические партии (из них 55% приходилось на эсеров всех оттенков), 17% — буржуазные партии.

Сразу после этого большевики предприняли ряд превентивных мер, призванных если не устранить полностью, то хотя бы смягчить понесенное ими политическое поражение. В конце ноября 1917 г. Совнарком одобрил декрет, объявивший партию кадетов «партией врагов народа». Тем самым фактически аннулировались мандаты, полученные на выборах в Учредительное собрание этой влиятельной среди имущих слоев населения, интеллигенции, студенчества партией. Прошли аресты ряда видных кадетов. Левые эсеры попытались заступиться за либералов, но председатель Совнаркома был непреклонен: «Нельзя отделить классовую борьбу от политического противника. Кадетский Центральный комитет — это политический штаб класса буржуазии. Кадеты впитали в себя все имущие классы... Все они поддерживают кадетскую партию». Еще раньше, декретом от 27 октября, были «временно» закрыты органы печати, «отравляющие умы и вносящие смуту в сознание масс» (около 150 ведущих оппозиционных газет и журналов).

В середине декабря 1917 г. газета «Правда» опубликовала ленинские «Тезисы об Учредительном собрании». В них содержалась неприкрытая угроза: если Учредительное собрание не сделает «безоговорочное заявление о признании Советской власти», то возникший конституционный кризис «может быть решен только революционным путем».

Всероссийское Учредительное собрание открылось в Петрограде в Таврическом дворце 5 января 1918 г. По воле большинства депутатов его председателем стал лидер правых эсеров В. М. Чернов. Центральное место в многочасовой острой дискуссии занял вопрос о том, кому должна принадлежать власть в стране.

В первые же минуты заседания большевики предложили принять подготовленную ВЦИК Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа и тем самым санкционировать октябрьский переворот и советские декреты. «В этот момент, когда заревом революционного пожара загорится если не сегодня, то завтра весь мир, — с пафосом взывал руководитель фракции РСДРП(б) Н. И. Бухарин, — мы с этой кафедры провозглашаем смертельную войну буржуазно-парламентарной республике. Мы, коммунисты, рабочая партия, стремимся к созданию в первую голову в России великой Советской республики трудящихся. Мы провозглашаем лозунг, который был выдвинут еще полстолетия назад Марксом. Пускай господствующие классы и их прихлебатели дрожат перед коммунистической революцией. Пролетариям в ней терять нечего, кроме своих цепей, приобретут же они целый мир! »

Умеренные социалисты в свою очередь горячо ратовали за «восстановление единства сил российской демократии», расколотой «своекорыстными действиями экстремистов от революции». Только так, по их мнению, можно было спасти страну от анархии и гражданской войны. Иными словами, они пытались вдохнуть вторую жизнь в идею «однородного социалистического правительства», на сей раз отражавшего бы расстановку партийных сил в Учредительном собрании.

Социально-политическую базу проектируемого правительства должен был составить заранее подготовленный пакет законопроектов о земле, мире и государственном устройстве России. Надо сказать, что их содержание во многом перекликалось с декретами II съезда Советов и Декларацией ВЦИК. В них предусматривалось: безвозмездное обращение всех земельных угодий в общенародное достояние на началах уравнительного распределения и трудового использования; немедленное начало переговоров по «определению точных условий демократического мира, приемлемых для всех воюющих народов»; провозглашение «Российской демократической федеративной республики, объединяющей в неразрывном союзе народы и области, в установленных федеральной конституцией пределах суверенные».

Но на сей раз большевики чувствовали себя уверенно и не нуждались даже в видимости словопрений по вопросу о «социалистическом правительстве». После того как эсеро-меньшевистское большинство отказалось обсуждать в качестве первоочередного документа Декларацию ВЦИК, они покинули Таврический дворец. Немного погодя за ними ушли и левые эсеры. Учредительное собрание, лишившись кворума, тем не менее утвердило проекты законов, в спешке зачитанные В. М. Черновым. Под утро 6 января депутаты разошлись, понукаемые начальником охраны дворца анархистом А. Г. Железняковым, слова которого вошли в историю: «Прошу немедленно покинуть зал, караул устал! »

Днем 6 января подоспел декрет ВЦИК о роспуске Учредительного собрания, обвиненного в «несовместимости с задачами осуществления социализма». Немногочисленные демонстрации в его защиту в Петрограде и некоторых других городах были разогнаны с помощью оружия.

Советы и партия большевиков. 10 января в том же Таврическом дворце собрался III Всероссийский съезд Советов. На нем произошло объединение Советов рабочих и солдатских депутатов с Советами крестьянских депутатов, исключено слово «временное» из наименования советского правительства, Россия была объявлена Советской Федеративной Социалистической Республикой (РСФСР).

Зимой и весной 1918 г. прошли выборы сельских и волостных Советов, до того времени практически отсутствовавших. Новая организация власти была закреплена в Конституции РСФСР, принятой на V съезде Советов в июле 1918 г. Она торжественно декларировала, что власть «принадлежит всему рабочему населению страны, объединенному в городских и сельских Советах», выдвигала как основную задачу «установление диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной всероссийской Советской власти».

На деле же складывавшаяся государственно-политическая система резко расходилась и с конституционными положениями, и с первоначальными «революционно-романтическими» представлениями большевистских теоретиков о «государстве диктатуры пролетариата».

До октября 1917 г. В. И. Ленин говорил о ликвидации специального аппарата насилия и замене кадровой армии «прямым вооружением всего народа». Однако жесткая логика удержания власти заставила большевиков незамедлительно создать пронизывающую всю Россию структуру карательных органов с чрезвычайными полномочиями. К середине 1918 г. уже существовала и огромная кадровая армия.

В дооктябрьский период В. И. Ленин не раз выражал твердую уверенность в способности народных масс непосредственно через Советы осуществлять управление государством. А это, с его точки зрения, делало излишними особый слой чиновников, институты парламентского типа, разделение законодательной, исполнительной и судебной властей, многие другие структуры демократического государственного устройства. И здесь практика разошлась с ленинским прогнозом. Причем это относится не только к печальному опыту с наркоматами, но и куда более важным, принципиальным вещам.

Большая часть трудового населения была сразу же серьезно ущемлена в своем праве и возможности участвовать в реальном осуществлении власти. Большевики не ограничились тем, что лишили политических прав городскую и сельскую буржуазию, помещиков, чиновников, служителей церкви. Опасаясь проэсеровских симпатий крестьян, обнаружившихся при выборах в Учредительное собрание, они ввели в Конституцию ряд особых статей, согласно которым при выборах в Советы и на съезды Советов устанавливались существенные преимущества для рабочего класса по сравнению с крестьянством. Так, пролетарии могли послать от равного числа избирателей в пять раз больше делегатов, чем сельские жители. Кроме того, вводилась многоступенчатая система выборов при открытом голосовании, что дополнительно создавало целый ряд фильтров на пути движения делегатов от низших до высших органов советской власти.

Уже эти формально-юридические ограничения ставили под сомнение идею «народоправства» через Советы. Но окончательно она сводилась на нет другими, более глубокими причинами. Свое объяснение им попытался дать сам большевистский лидер. «Самые лучшие буржуазные республики, как бы демократичны они ни были, имеют тысячи законодательных помех, которые препятствуют участию трудящихся в управлении. Мы сделали то, что этих помех у нас не осталось, — заявил В. И. Ленин в марте 1919 г., — но мы до сих пор не достигли того, чтобы трудящиеся массы могли участвовать в управлении, — кроме закона есть еще культурный уровень, который никакому закону не подчинишь. Этот низкий культурный уровень делает то, что Советы, будучи по своей программе органами управления через трудящихся, на самом деле являются органами управления для трудящихся через передовой слой пролетариата».

Это объяснение столь фундаментального обстоятельства выглядит неполным по двум ключевым моментам (не говоря о том, что оно существенно приукрашивает советскую действительность, умалчивая о новых «законодательных помехах», воздвигнутых стараниями самих большевиков).

Во-первых, нельзя все сводить к «российской специфике», т. е. низкому культурному уровню населения. Исторический опыт свидетельствует: в любой стране, где отказываются от принципов классической представительной демократии с разделением власти на три самостоятельные ветви (какими бы внешне привлекательными мотивами при этом ни руководствовались), неизбежно происходит отторжение народных масс от всякой формы участия в управлении, создаются условия для концентрации государственной власти в руках какой-либо одной, находящейся вне контроля общества группы (или слоя) людей.

Во вторых, В. И. Ленин явно не договаривал. Ведь что такое «передовой слой пролетариата» в понимании большевиков? В этом качестве они с завидным постоянством рассматривали только себя, свою партию.

Таким образом, даже полупризнание В. И. Ленина подтверждает отмеченную выше закономерность. «Диктатура пролетариата» в России с самого начала осуществлялась через узкий слой, практически целиком сконцентрированный в рядах компартии. Именно в ее руках находились рычаги реальной власти. Власть эта превратилась в безраздельную, в подлинном смысле абсолютную после изгнания в июне — июле 1918 г. из ВЦИК и местных Советов оппозиционных партий и оформления однопартийной системы в стране.

События лета 1918 г. явились рубежом в политической истории советского государства. Но и до них выборы в Советы проводились все более формально, зачастую представляя простое назначение на депутатские «должности» заранее отобранных большевистскими комитетами кандидатур. Факты, свидетельствующие о подобной практике «перевыборов», множились и, наконец, переполнили чашу терпения социалистов — членов ВЦИК. С обличительной речью, последней перед исключением из «парламента», выступил меньшевистский вождь Ф. И. Дан: «Вы нас никакими охранками и репрессиями не запугаете, — гневно бросал он в зал заседания ВЦИК.— Мы боролись и боремся путем агитации на выборах и перевыборах Советов. И самый злостный обман по отношению к рабочему классу вы совершили, когда сказали, что Советы тем отличаются от всех демократических органов, что они всегда отражают сегодняшний день пролетариата, ибо он всегда может послать, кого хочет, в Советы. На деле вы эту возможность легальной борьбы отнимаете. Вы имеете дерзость писать, что если рабочим не нравится правительство Ленина и Троцкого, правительство СНК, они могут переизбрать его. Это — ложь, потому что при современном режиме нельзя переизбрать не только Ленина и Троцкого, но даже рядового коммуниста. Везде, где происходят перевыборы в Советы, вы или прибегаете к насилию, угрозам, или разбавляете выборных от рабочих представителями ваших бюрократических учреждений таким образом, что берут верх в большинстве чиновники. Там же, где это не удается, вы разгоняете Советы, как это было в Ярославле, Сормове, Вятке, Златоусте и других местах. Вы недавно разогнали Новгородский Совет. Вы такой тактикой ведете к гибели рабочий класс».

Все, о чем говорил Ф. И. Дан, происходило в городах. А вот для обуздания «своеволия» десятков тысяч волостных и сельских Советов — там прочно обосновались влиятельные среди односельчан зажиточные, «крепкие» мужики — большевики пошли на создание особых чрезвычайных органов: комитетов бедноты. В декрете ВЦИК об учреждении комбедов от 11 июня 1918 г. круг их обязанностей официально ограничивался изъятием и перераспределением хлебных запасов. Об этой стороне деятельности комбедов речь пойдет ниже. А сейчас укажем на другую задачу, негласно поставленную перед ними: перетряхнуть низовые Советы, удалив оттуда все «политически неблагонадежные элементы». Комбеды, опираясь на помощь местных организаций компартии и специальные военизированные отряды (в том числе «продотряды» из рабочих и красногвардейцев, направленные из городов в деревню), рьяно взялись за дело. В октябре В. И. Ленин дал новую установку: так провести перевыборы сельских органов власти, чтобы «комбеды стали Советами». Во многих случаях эта цель была достигнута, после чего комбеды в ноябре 1918 г. были официально распущены.

Таким образом, в реальной жизни «советская власть» на ее различных уровнях и «большевистская власть» сливались, и в дальнейшем мы можем вполне обоснованно использовать эти понятия как синонимы.

Складывание однопартийной системы. То, что мы знаем о порожденной Октябрьской революцией советской государственно-политической системе, не оставляет сомнений для вывода: она или могла быть однопартийной, или включать в себя такие партии социалистической ориентации, которые добровольно подчинили бы себя большевикам, отказались бы от проведения собственной политической линии, борьбы за массы под партийными знаменами. Позднее историки определили такой тип взаимоотношений между коммунистами и социалистами, как признание последними «руководящей роли компартии в условиях строительства социализма».

Левые эсеры оказались единственной социалистической партией, которая после колебаний вступила в правительственный блок с большевиками в декабре 1917 г. и получила в СНК несколько портфелей наркомов (земледелия — А. Л. Колегаев, юстиции — И. 3. Штейнберг, почты и телеграфа — П. П. Прошьян, имуществ Российской республики — В. А. Карелин и местного самоуправления — В. Е. Трутовский). Представители партии вошли также в ВЧК и ряд других центральных ведомств.

Правительственного соглашения с левыми эсерами настойчиво добивались сами большевики. Не обращая внимания на эсеровские неонароднические иллюзии и экзальтированный революционаризм, они надеялись таким образом упрочить социально-политическую базу послеоктябрьской власти за счет близкой им по тактическим позициям партии и стоящих за ней широких слоев сельского населения. Однако и левые эсеры, эти неисправимые романтики от революции, преследовали собственные цели. Их определила на I съезде партии (ноябрь 1917 г.) ее лидер М. А. Спиридонова. «За большевиками, — заявила она, — идут массы, но это временное явление. А временное потому, что там нет воодушевления, религиозного энтузиазма. Там все дышит ненавистью, озлоблением. Эти чувства, вызванные личными, эгоистическими побуждениями, хороши во время ожесточенной борьбы и баррикад. Но во второй стадии борьбы, когда нужна органическая работа, когда нужно создавать новую жизнь на основе любви и альтруизма — тогда большевики и обанкротятся. Мы же, храня заветы наших борцов, всегда должны помнить о второй стадии борьбы».

Как видим, левые эсеры были далеки от признания «руководящей роли компартии» и вынашивали планы оттеснить их при первом удобном случае от кормила государственной власти.

Понятно, что при таких исходных условиях правительственный блок не мог быть прочным. Противоречия там неуклонно нарастали. Острые дискуссии шли по вопросам как принципиально-теоретическим, так и сугубо практическим. Разделяя социалистический выбор ведущей партии коалиции, левые эсеры выступали против марксистского тезиса о «диктатуре пролетариата». В противовес ему они выдвигали идею «трудовой демократии» или власти «трудового народа» (под ним по народнической традиции подразумевались рабочие, все слои крестьянства и интеллигенция) в форме Советов. Поэтому они были решительно не согласны с превращением Советов в административный придаток большевистской власти. Столь же яростно критиковали левые эсеры и меры по закрытию оппозиционных газет, утверждению в судопроизводстве принципа «революционной целесообразности», заключению сепаратного мира с Германией и др. В марте 1918 г. после ратификации Брестского мира IV Всероссийским съездом Советов левые эсеры вышли из правительства.

Во ВЦИКе левоэсеровская фракция сосредоточила огонь своей критики на экономической политике большевиков, получая активную поддержку со стороны правых эсеров, меньшевиков, анархистов и других оппозиционных политических групп в советском «парламенте».

К тому времени умеренные социалисты уже изживали «парламентскую» фазу своего противоборства с правящей партией. Отчаявшись в тактике политического давления на нее, Совет партии правых эсеров в мае 1918 г. провозгласил в качестве «очередной и неотложной задачи всей демократии» ликвидацию большевистской власти. Другим постановлением, в котором говорилось о «приемлемости» появления «союзной вооруженной силы на русской территории», партийный Совет фактически санкционировал иностранную интервенцию. Эти решения правых эсеров встретили поддержку меньшевиков.

Едва успели умеренные социалисты взяться за оружие, как последовал ответ большевистской партии. В июне 1918 г. эсеры (правые и центристы) и меньшевики были с большим пропагандистским шумом исключены из ВЦИК и местных Советов. Началось их повсеместное преследование, повальное закрытие социалистических и сохранившихся либеральных буржуазных газет.

Репрессии против оппозиционных правых соцпартий представлялись большевистским лидерам тем более своевременными, поскольку с весны 1918 г. наметилось падение популярности компартии в городе и деревне из-за проводимой ею политики свертывания демократических свобод и осуществления жестких мер в сфере экономики. Достаточно сказать, что с октября 1917 г. по лето 1918 г. численность большевиков сократилась с 350 тыс. до 150 тыс.

Левоэсеровский путч. Вскоре настал черед левых эсеров. Большевики уже давно с беспокойством следили за тем, как эта оппозиционная партия набирала «парламентские» очки: на III Всероссийском съезде Советов левых эсеров было 16% от числа всех делегатов, а на IV — 20%, на V — уже свыше 30%.

Левые эсеры в свою очередь решили форсировать события. 24 июня их ЦК вынес роковое для партии постановление:

«В интересах русской и международной революции необходимо в самый короткий срок положить конец» Брестскому миру. В этих целях предполагалось «организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма», одновременно провести «мобилизацию надежных военных сил и приложить все меры к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и поддержали активно партию в этом выступлении».

6 июля 1918 г. левыми эсерами был убит посол Германии в России граф В. Мирбах. В тот же день партийные боевики заняли телеграф и ряд других важных объектов столицы. Технически вооруженное выступление в Москве (как и аналогичные выступления в некоторых других местах) было обеспечено из рук вон плохо, «все меры» по организации массовой поддержки остались в основном на бумаге, что дало повод большевикам позднее иронизировать: левые эсеры «встали на путь вооруженной борьбы легкомысленно, по-детски». Объяснение этому обстоятельству можно найти в словах члена ЦК партии Д. А. Черепанова, проливающих свет на сокровенный замысел отчаянной левоэсеровской акции. «Во время июльского восстания, — утверждал он, — партия левых эсеров вовсе не хотела захвата власти, так как мы против какой бы то ни было партийной диктатуры. Единственная цель июльского восстания — сорвать контрреволюционный Брестский мир и выхватить из рук большевиков партийную диктатуру, заменив ее подлинной Советской властью».

Правящая партия, выдав полустихийное и чисто антибольшевистское по своей сути выступление за «контрреволюционный мятеж», в считанные часы подавила его. Аресту подверглись левоэсеровские лидеры, часть партийных активистов была расстреляна. А партия в целом разделила судьбу правых эсеров и меньшевиков: большинство ее членов исключили из ВЦИК и местных Советов.

Начиная с этого момента можно говорить об утверждении в советском государстве однопартийной системы, ибо сохранявшееся до 1923 г. представительство левых социалистических партий в Советах было крайне незначительным (до долей процента) и уже не играло сколько-нибудь заметной роли.

Вопросы и задания

1. Назовите центральные органы государственной власти и управления в Советской России и определите круг их полномочий. 2. Что побудило большевиков и поддерживавших их левых эсеров пойти на разгон Учредительного собрания? 3. Дайте оценку возможностей Учредительного собрания установить контроль над ситуацией, сложившейся в России к началу 1918 г. 4. Кому принадлежала государственная власть в послеоктябрьский период: Советам или большевистской партии? Аргументируйте свою позицию. 5. В чем причины складывания в Советской России однопартийной системы? Выясните основные вехи этого процесса.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 Следующая ⇒