РИМСКИЕ ВОЙНЫ – ГАННИБАЛ, СЦИПИОН И ЦЕЗАРЬ

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 9Следующая ⇒

Следующим конфликтом, оказавшим определяющее влияние на европейскую историю, стала схватка между Римом и Карфагеном. И решающим периодом в этом конфликте стала война Ганнибала, или так называемая Вторая Пуническая война. Эта война распадается на несколько этапов, или кампаний, причем каждый этап имел решающее влияние на ход войны в целом, и последний этап стал решающим не только в войне, но и в повороте всего хода европейской истории. Первый этап этой войны начался походом Ганнибала в 218 году до н. э. из Испании через Альпы в Италию, естественной конечной точкой этого этапа представляется сокрушительная победа в 217 году до н. э. у Тразименского озера, оставившая Рим без иной защиты, кроме его стен и гарнизона, против немедленной атаки Ганнибала, если бы тот принял решение о таком ударе.

Причиной, побудившей Ганнибала избрать длинный и трудный сухопутный маршрут вместо короткого морского, обычно называют предполагаемое господство Рима на море. Однако абсурдно было бы распространять этот термин в современном понимании на эру, когда корабли были столь примитивны, а их способность перехватывать противника в море была так незначительна. Даже и в наше дни такое «господство» имеет серьезные ограничения. Но кроме этого, имеется существенное замечание в сочинении Полибия, когда тот, рассматривая непосредственно Тразименское сражение, указывает на беспокойство римского сената о том, как бы карфагеняне «не захватили более полное превосходство на море». Даже в заключительный период войны, после того как римляне одержали ряд побед на море и лишили карфагенский флот всех его баз в Испании и закрепились в Африке, они оказались бессильными предотвратить высадку экспедиционной армии Maгoна в Генуэзской Ривьере или же помешать Ганнибалу спокойно вернуться в Африку.

Представляется более вероятным, что причина выбора Ганнибалом непрямого сухопутного маршрута была обусловлена целью поднять кельтов Северной Италии против Рима. Далее мы должны заметить, что и сам этот сухопутный маршрут не был прямолинейным, как неоднозначным было достигнутое благодаря этим действиям преимущество. Римляне направили консула Публия Сципиона, отца Сципиона Африканского, к Массалии (Марселю) с задачей преградить путь Ганнибалу на реке Родан (Роне). Однако Ганнибал не только внезапно переправился через эту широкую реку в верхнем ее течении, но и прошел еще дальше на север, выбрав более далекий и трудный путь через Изсрскую долину, вместо более прямых, но зато легко блокируемых дорог близ Ривьеры. Когда Сципион Старший прибыл в район переправы тремя днями позже, он «был удивлен исчезновением противника, так как он убедил сам себя, что Ганнибал никогда не рискнет пойти в Италию этой дорогой». Быстро приняв решение и оставив часть армии на месте, он поспешно переправился морем обратно в Италию, как раз вовремя, чтобы встретить Ганнибала на Паданской низменности. Но здесь уже Ганнибал имел преимущество на местности, удобной для действий его превосходящей конницы. Последствием этого стали победы в сражениях на реках Тицина (Тичино) и Требия, и моральное воздействие этих побед обеспечило Ганнибалу приток новобранцев и поступление провианта «в большом изобилии».

Став хозяином северной части Италии, Ганнибал провел здесь зиму. С приходом весны, предвидя дальнейшее наступление Ганнибала, новые консулы Рима повели свои армии один – к Аримину (Римини) на берегу Адриатического моря, другой – к Аррецию (Ареццо), в Этрурии, тем самым контролируя соответственно восточную и западную дороги, по которым Ганнибал мог наступать на Рим. Ганнибал избрал этрурийский маршрут, но, вместо того чтобы двигаться по одной из обычных дорог, сначала провел тщательную рекогносцировку и «выяснил, что все другие дороги, ведущие в Этрурию, длинны и хорошо известны противнику, кроме одной, кратчайшей, которая проходила через болота и позволяла выйти в тыл армии Фламиния. Такие действия были в духе Ганнибала, и поэтому он выбрал этот путь. Однако когда в войсках распространилась новость о том, что командующий собирается вести их через болота, каждый солдат забеспокоился». Обычные солдаты всегда предпочитают известное неизвестному; Ганнибал не был обычным полководцем, и поэтому, подобно другим ведиким полководцам, предпочитал скорее действовать в самых опасных условиях, нежели вести бой с противником на им самим выбранной позиции.

В течение четырех дней и трех ночей армия Ганнибала шла «по дороге, покрытой водой», сильно страдая от усталости и бессонницы, теряя много людей и еще больше лошадей. Но, выйдя из болот, Ганнибал обнаружил, что армия римлян все еще пассивно стоит лагерем у Арреция. Ганнибал не предпринял попытки прямой атаки. Вместо этого, пишет Полибий, «он рассчитывал, что если обойдет лагерь и спустится на равнину в стороне от него, то Фламиний, частично из боязни недовольства населения, частично из простого раздражения, не сможет пассивно наблюдать за тем, как Ганнибал будет опустошать страну, и сразу же бросится вслед за ним». В данном случае перед нами пример психологического воздействия, оказанного на противника маневром выхода к нему в тыл, основанного на тщательном изучении характера противника, вслед за чем последовал физический разгром противника, так как, двигаясь по дороге на Рим, Ганнибал организовал и претворил в жизнь величайшую в истории засаду. В туманное утро следующего дня армия римлян, азартно преследуя Ганнибала вдоль окаймленного горами берега Тразименского озера, неожиданно попала в ловушку, подвергшись ударам с фланга и тыла, и была уничтожена. Эту победу помнят все любители истории, но они обычно не замечают психологического давления, сделавшего ее возможной. Однако Полибий, хотя и не имея нашего преимущества – знаний истории военного искусства на протяжении более чем две тысячи лет, в своих комментариях сделал верный вывод: «Как корабль, если вы лишите его рулевого, со всем своим экипажем становится добычей противника, так и с армией на войне, если вы перехитрите ее командующего, то зачастую вся армия может оказаться в ваших руках».

Теперь мы приступаем к рассмотрению второго этапа войны. Почему Ганнибал после победы у Тразименского озера не пошел на Рим, является исторической загадкой, и все варианты ответа на этот вопрос будут не более чем предположениями. Мы знаем определенно лишь то, что Ганнибал пытался все последующие годы подорвать влияние Рима на его итальянских союзников и сплотить их в антиримскую коалицию. Победы являлись лишь моральным импульсом для достижения этой цели. Тактическое преимущество всегда оказывалось обеспеченным, если Ганнибалу удавалось вести бой в условиях, благоприятных для его превосходной кавалерии.

Этот этап начинается с непрямых действий, предпринятых римлянами, которые по своей форме не соответствовали характеру римлян и которым история присвоила, как и их позднейшим имитациям (зачастую плохо исполненным), общее название «стратегия Фабия» (Фабий Максим, Квинт, Кунктатор (Медлитель), год рождения неизвестен – умер в 203 г. до н. э. После поражения римлян в 217 г. до н. э. при Тразименском озере был выбран диктатором. Придерживался крайне осторожной тактики. В конце 217 г. до н. э. после истечения 6 месяцев передал полномочия консулам. После битвы при Каннах (216 г. до н. э.), заставившей римлян вернуться к стратегии войны на истощение, удачно руководил военными операциями на юге Италии. После взятия отпавшего от Рима Та‑ рента (209 г. до н. э.) был удостоен триумфа. – Ред.). Хотя, строго говоря, это была тактика, а не стратегия. Тактика Фабия не только заключалась в уклонении от боя с целью выиграть время, но и ставила своей задачей, оказать моральное воздействие на противника и еще большее моральное воздействие на его потенциальных союзников. Это были непрямые военные действия, направленные скорее на политические, нежели на военные результаты. Фабий слишком хорошо понимал военное превосходство Ганнибала, чтобы рискнуть на завоевание победы в бою, и, пока он стремился избегать генерального сражения, он поставил себе задачей мелкими «булавочными уколами» снизить стойкость вторгшихся войск и одновременно предотвратить пополнение армии Ганнибала новобранцами из итальянских городов и из карфагенских баз (Африка, Испания. – Ред.). Основное условие для успеха этой стратегии, с помощью которой осуществлялась такая тактика, заключалось в том, что римская армия должна была постоянно держаться пересеченной местности, с тем чтобы свести к нулю решающее превосходство Ганнибала в кавалерии. Таким образом, эта фаза войны стала ментальным состязанием между формами непрямых действий Ганнибала и Фабия. Однажды, до Канн, Ганнибалу удалось выманить противника принять битву на равнине, и результат этой битвы определенно удовлетворил аппетиты сената и военачальников, более рвущихся в битвы, нежели Фабий. Но с другой стороны, упорство Рима в воплощении в жизнь стратегии уклонения от битвы любой ценой сочеталось с условиями эпохи и относительной слабостью положения Ганнибала, а также с его положением вторгшейся стороны, причем в неразвитый край, – и все это сорвало планы Ганнибала. Когда Сципион позднее ответил собственным вторжением в Африку, он обнаружил, что более развитая экономическая система Карфагена помогает достижению его цели.

Второй этап войны заканчивается применением еще одной формы стратегии непрямых действий, когда консул Нерон «обманул обманщика», и, тайно сняв свои войска с позиции перед фронтом Ганнибала, после форсированного марш‑ броска сосредоточил их против «нового партнера», Гасдрубала, который только что прибыл с армией в Северную Италию. Уничтожив эту армию в сражении на реке Метавр, а вместе с ней и надежду Ганнибала на решительную победу, Нерон вернулся в свой лагерь раньше, чем Ганнибал понял, что лагерь покинут войсками. После этого война в Италии зашла в тупик. Наступил третий этап войны. В течение пяти лет Ганнибал упорно оборонялся в Южной Италии, и несколько римских полководцев отступили для того, чтобы залечить раны, полученные в результате их попыток нанести прямые удары по логову льва.

Тем временем в Испанию был направлен Публий Сципион Младший – с труднейшей задачей, учитывая значительно превосходящие силы карфагенян, – искупить поражение, которое потерпели в 211 году до н. э. его убитый отец и дядя, и удержать, если удастся, небольшой плацдарм Римской империи, сохранившийся в северо‑ восточной части Испании. Применяя высокие темпы передвижения, превосходство в тактике и искусную дипломатию, он перешел от оборонительных действий к наступательным, нанеся косвенный удар и по Карфагену, и по Ганнибалу, так как Испания была настоящей стратегической базой для Ганнибала; там он обучал свои войска и оттуда получал пополнения. Искусно сочетая внезапность с расчетом времени, Сципион сначала лишил (в 209 г. до н. э.) карфагенян их главной базы в Испании – Нового Карфагена (Картахены). Это предшествовало переманиванию на свою сторону их союзников и собственно разгрому карфагенской армии. Затем, вернувшись в Италию и избранный консулом, он был готов приступить к осуществлению долго вынашиваемого им второго и решительного этапа непрямых действий – наступлению на стратегический тыл Ганнибала. Фабий, уже старый человек с установившимися взглядами, подал свой голос в защиту традиционного подхода, настаивая на том, что долг Сципиона – нанести удар по Ганнибалу в Италии. «Почему ты не хочешь нанести удар прямо по Ганнибалу, вести войну там, где Ганнибал, а хочешь идти этим длинным окольным путем? Почему ты ждешь, что когда ты переправишься в Африку, то Ганнибал обязательно последует за тобой? » Сципион получил от сената только разрешение переправиться в Африку, но ему было отказано произвести дополнительный набор войск. В результате этого он отправился в экспедицию, имея всего лишь 7 тысяч добровольцев и два провинившихся легиона, которые были направлены для несения гарнизонной службы в Сицилии в наказание за поражение при Каннах. (Всего у Сципиона было 25–30 тысяч человек пехоты и 2–3 тысячи конницы. – Ред.) Высадившись в Африке, Сципион встретил противодействие только со стороны кавалерийского отряда, бывшего под рукой в Карфагене. Искусно проведенным отходом он завлек этот отряд в западню и уничтожил его, тем самым не только выиграв время для упрочения своего положения в Африке, но и произвел сильное моральное воздействие, которое, с одной стороны, вынудило римские власти оказать ему более активную поддержку, а с другой – ослабило хватку Карфагена на его африканских союзников, кроме сильного Сифакса.

Затем, встретившись с вновь собранными вражескими войсками, гораздо более многочисленными, но состоящими из вновь набранных наемников Гасдрубала и ополченцев из Сифакса, Сципион отступил на небольшой полуостров, где создал укрепленную оборонительную линию – древний прототип линии Торриш‑ Ведраш (укрепления, построенные Веллингтоном в 1810 г. для прикрытия Лиссабона. – Пер.). Здесь он сумел сначала усыпить бдительность осаждающих его войск, а затем отвлечь их внимание ложной подготовкой удара по Утике с моря и, наконец, ночью нанес внезапный удар по обоим лагерям противника. Деморализующее и дезорганизующее воздействие внезапности было усилено точным расчетом Сципиона, заключавшимся в том, что сначала он нанес удар по менее организованному лагерю Сифакса, в котором большое количество шалашей, сделанных из легко воспламеняющегося камыша и циновок, было размещено за пределами укреплений лагеря. Паника, вызванная поджогом этих шалашей, помогла римлянам ворваться внутрь лагеря, в то время как зрелище пожара побудило карфагенян Гасдрубала открыть ворота своего лагеря и броситься на помощь, пребывая в уверенности, что пожар возник случайно, так как вечером, пока не сгустилась тьма, в римском лагере, находившемся на расстоянии семи миль, все было спокойно. Когда ворота карфагенского лагеря открылись, Сципион отдал приказ атаковать этот лагерь через открытые ворота, избежав необходимости терять людей при пробивании бреши в стене.

Если при анализе этой операции мы по внешним признакам перешли из области стратегии в область тактики, то данная сокрушительная победа в реальности является самым ярким примером в истории, возможно, за исключением только Илерды (современный Лерида в Каталонии, где Юлий Цезарь в начале гражданской войны разбил пять легионов Помпея в 49 г. до н. э. – Пер.), имеем дело со случаем, когда стратегия не только проложила путь к победе, но и привела к ней и где победа фактически явилась лишь последним актом стратегического маневра, поскольку резня без особого сопротивления не может считаться сражением.

После своей бескровной победы Сципион все же не сразу начал наступление на Карфаген. Почему? Хотя история и не дает определенного ответа на этот вопрос, она тем не менее предоставляет большую почву для размышлений, чем в случае с Ганнибалом, пренебрегшим возможностью нанесения удара по Риму после Тразименского озера в 217 году до н. э. и Канн в 216 году до н. э. До тех пор, пока есть возможность или благоприятная перспектива для быстрой внезапной атаки и штурма, осада является наиболее неэкономичным из всех видов военных действий. История подтвержает этот тезис вплоть до 1914–1918 годов. И если противник все еще имеет в своем распоряжении войска, сохранившие боеготовность, осада может привести к поражению осаждающих войск, так как последние при осаде несут пропорционально большие потери, нежели противник.

Сципиону пришлось принимать во внимание не только стены Карфагена, но и возможность возвращения Ганнибала, что, собственно, и было его целью. Если бы он смог добиться капитуляции Карфагена до возвращения Ганнибала, это дало бы ему большое преимущество, но этого следовало добиться, ослабив моральный дух его защитников, а не ценой больших потерь, связанных со штурмом города. В случае штурма существовала возможность, что он все еще бы стоял перед целыми стенами Карфагена, в то время как Ганнибал обрушился бы на его тыл.

Вместо штурма Карфагена Сципион организовал его блокаду, не допуская снабжения города продовольствием и оказания ему помощи со стороны союзников. Более того, упорным преследованием он добился разгрома Сифакса, чем значительно ослабил общие силы противника. Восстановив на нумидийском троне своего союзника Масиниссу, он обеспечил себя нумидийской конницей (дополнительные 4–5 тысяч), необходимой для борьбы с самым сильным оружием Ганнибала. (У Ганнибала теперь нумидийской конницы не было. – Ред.)

Для усиления этих форм морального воздействия Сципион двинулся к городу Тунису, недалеко от Карфагена, считая, что это «наиболее эффективное средство вселить в карфагенян отчаяние и страх». Этой меры, вдобавок к остальным непрямым формам давления, оказалось достаточно, чтобы сломить волю карфагенян к сопротивлению, и они запросили мира. Однако пока ожидалось утверждение условий мира в Риме, перемирие было нарушено, когда Карфагену стало известно о возвращении Ганнибала и его высадке в Малом Лептисе (между Гадруметом и Тапсом. – Ред.). Сципион тогда оказался в трудном и опасном положении, так как, хоть он и не ослабил себя штурмом Карфагена, он позволил Масиниссе возвратиться в Нумидию с целью упрочить свое новое королевство – после принятия Карфагеном предложенных условий мира. При таких обстоятельствах полководец с ортодоксальными взглядами либо перешел бы в наступление, чтобы не допустить подхода Ганнибала к Карфагену, либо занял бы оборону в ожидании помощи. Вместо этого Сципион совершил неожиданный маневр, который, будучи нанесенным на карту, кажется фантастическим. Так, если маршрут Ганнибала от Малого Лептиса до Карфагена представить в виде правой черточки перевернутой буквы V (А), то Сципион, оставив отряд для обороны своего лагеря под Карфагеном, пошел по направлению левой черточки. Ярчайший пример непрямых действий! Но этот маршрут через долину реки Баград привел его в самый центр основного источника снабжения Карфагена из внутренних областей. Кроме того, каждый шаг этого марша приближал Сципиона к нумидийским подкреплениям, которые выслал ему Масинисса в ответ на его требование. Этот маневр достиг своей стратегической цели. Сенат Карфагена, ошеломленный вестью о том, что жизненно важные территории все более опустошаются, отправил к Ганнибалу курьеров, убеждая его немедленно вмешаться и навязать Сципиону битву. И Ганнибал, хотя он и ответил сенату: «…оставить эти дела ему», тем не менее был вынужден создавшимися условиями (созданными Сципионом) форсированным маршем двинуться на запад, навстречу Сципиону, вместо того чтобы идти на север, к Карфагену. Так Сципион заманил Ганнибала в район, который выбрал сам, где Ганнибал не мог получить подкреплений и обеспечить себя надежной опорой, а также иметь убежище в случае поражения, которое ему предоставил бы Карфаген, если бы сражение произошло вблизи него. Но Сципион все еще не был удовлетворен. Он уже навязал противнику необходимость искать боя, и теперь Сципион хотел использовать свое моральное превосходство до предела. Когда Масинисса соединился с ним, почти одновременно с прибытием в этот район Ганнибала, Сципион, вместо того чтобы сблизиться с Ганнибалом, отошел назад и тем самым завлек его еще глубже в район, где карфагеняне стали испытывать острый недостаток воды, а также на равнину, где недавно обретенное превосходство Сципиона в кавалерии (4–5 тысяч человек нумидийской конницы в дополнение к 2–3 тысячам римской конницы против 2–3 тысяч конницы Ганнибала. – Ред.) могло быть использовано в полной мере. Он предпринял две военные хитрости; в сражении при Заме ему сначала удалось разгромить конницу Ганнибала, до этого считавшуюся непобедимой. И когда Ганнибал впервые потерпел тактическое поражение, на него тотчас же обрушились последствия стратегического поражения, которое он потерпел уже ранее, так как вблизи не было убежища в виде населенного пункта или крепости, в которой разбитая армия могла бы перегруппироваться, пока преследующие не уничтожили ее полностью. (При Заме карфагеняне (35 тысяч пехоты, 2–3 тысячи конницы) потеряли 10 тысяч человек. Римляне (25–30 тысяч пехоты, 6–8 тысяч конницы) потеряли 1500 человек. – Ред.) В итоге Карфаген капитулировал без боя (заключил тяжелый мир. – Ред.).

Победа при Заме сделала Рим доминирующей силой Средиземноморья, и дальнейшее расширение римского господства и превращение его в полное владычество продолжалось без каких‑ либо серьезных помех, не считая периодически повторявшихся угроз со стороны варваров. Таким образом, 202 год до н. э. является естественным рубежом истории Древнего мира, на котором может быть закончено исследование поворотных пунктов в древней истории и военных причин, их вызвавших. В конечном счете подъем Римской империи должен был смениться упадком, затем эта империя должна была развалиться на части, частично под натиском варваров, но главным образом вследствие внутреннего разложения.

При изучении периода «разложения и упадка», тех столетий, когда Европа меняла свою старую одноцветную оболочку на новую многоцветную, можно извлечь поучительные выводы из опыта полководческого искусства. Иногда более поучительные, как в случае с Велизарием и позднейшими военачальниками Византийской империи. Но в целом конечные результаты очень часто бывает трудно определить, поворотные моменты почти неуловимы, целенаправленная стратегия слишком неопределенна, а источники слишком ненадежны, чтобы обеспечить достаточную базу для научных выводов. Перед окончанием исследования древней стратегии необходимо, однако, обратить внимание на одну гражданскую войну, которая требует изучения, во‑ первых, потому, что она явилась ареной действий еще одного, бесспорно, великого полководца, во‑ вторых, потому, что она оказала жизненно важное влияние на ход истории. Потому что, как Вторая Пуническая война отдала мир Риму, так и гражданская война 49–45 годов до н. э. отдала римский мир Цезарю – и цезаризму. Когда в декабре 50 года до н. э. (10 января 49 г. до н. э. – Ред.) Цезарь перешел Рубикон, его власть распространялась только на Галлию, Цизальпинскую Галлию (современная Северная Италия) и Иллирию, в то время как Помпей контролировал Италию и другие провинции Рима. У Цезаря было девять легионов, но только один из них был при нем в Равенне, а остальные находились далеко в Галлии. Помпей имел десять легионов в Италии, семь – в Испании и много небольших формирований по всей империи. Однако легионы, находившиеся в Италии, имели в строю только кадровый состав, и поэтому один полностью укомплектованный легион стоил больше, чем два неотмобилизованных. Цезаря осуждали за его торопливость в принятии решения, что он предпринял рискованный поход на юг только с частью своих сил. Однако на войне время и внезапность – это два наиболее важных фактора, и, кроме понимания значения этих факторов, стратегия Цезаря в большой степени также принимала во внимание личные качества Помпея.

От Равенны к Риму вело два маршрута, и Цезарь избрал тот, что был длинней и извилистей – путь вдоль побережья Адриатического моря, но двигался по нему быстро. По мере продвижения Цезаря через этот густонаселенный район многие из рекрутов, набранных для армии Помпея, присоединились к нему – то же самое случилось с войском Наполеона в 1815 году. Морально подавленные силы Помпея покинули Рим, оставив государственную казну, и отошли к Капуе, в то время как Цезарь, вклинившись между авангардом противника в Корфинии и его главными силами под командованием самого Помпея, сосредоточенными около Луцерии, снова добился пополнения своих сил за счет рекрутов противника. Затем он продолжил движение на юг к Луцерии, процесс наращивания его сил, подобно снежному кому, продолжался, однако его наступление, к тому времени ставшее прямым, заставило противника отступить к укрепленному порту Брундизий (теперь Бриндизи), расположенному на «каблуке» Апеннинского «сапога». И сама энергия, с которой он двигался, вынудила Помпея принять решение об эвакуации своих войск через Адриатическое море в Грецию. Таким образом, чрезмерная прямолинейность действий на втором этапе и недостаточное знание Цезарем военного искусства лишили его возможности закончить войну за одну кампанию и вынудили вести военные действия еще в течение четырех лет в различных районах Средиземноморского бассейна.

Далее началась вторая кампания. Цезарь, вместо того чтобы последовать непосредственно за Помпеем, обратил свое внимание на Испанию и перебросил туда свои войска. За то, что он сконцентрировал свои силы против «младшего партнера», Цезарь подвергся резкой критике. Но его расчет на пассивность Помпея оправдался всем ходом событий. На этот раз Цезарь начал кампанию слишком прямолинейно, и его прямое наступление на основные силы противника в Илерде, находящейся сразу за Пиренеями, дало им возможность уклониться от сражения. Штурм города провалился, и Цезарь предотвратил поражение своих войск только личным вмешательством, но моральный дух войск Цезаря продолжал падать до тех пор, пока он не изменил методику своих действий. Вместо дальнейших попыток осады или штурма города, Цезарь занялся созданием искусственного брода, что дало ему возможность контролировать оба берега реки Сикорис (современный Сегре), на которой расположен город Илерда (современная Лерида). Эта угроза перекрытия линий снабжения вынудила помощников Помпея отступить, пока не поздно. Цезарь не помешал противнику беспрепятственно отойти, однако отправил свою галльскую конницу для действий по его тылам, чтобы помешать дальнейшему отходу. Затем вместо штурма моста, прикрывавшегося арьергардом противника, он пошел на риск отправить свои легионы через глубокий брод, считавшийся доступным только для кавалерии, в течение ночи совершил широкий обходной маневр и оказался на маршруте отступления противника. Но даже и здесь Цезарь не пытался сразу дать бой, довольствуясь тем, что мешал противнику найти новые пути отхода, используя кавалерию для задержки и изматывания неприятельских войск, пока его легионы обходили противника с флангов. Решительно сдерживая стремление своих солдат вступить в бой, он одновременно поощрял их братание с воинами противника, которые становились с каждым днем все более уставшими, голодными и подавленными. Наконец, когда Цезарь вынудил их повернуть обратно в направлении Илерды и занять оборону на местности, где не было воды, противник (пять легионов. – Ред.) капитулировал. Это была стратегическая победа, равно бескровная как для побежденных, так и для победителей, и чем меньше солдат было убито у противника, тем больше стало потенциальных сторонников и новобранцев у Цезаря. Несмотря на то что вместо прямых атак применялось маневрирование, кампания заняла всего лишь шесть недель. Но в следующей кампании Цезарь изменил свои методы, и военные действия длились восемь месяцев, прежде чем ему досталась победа, но и тогда она была неполной. Вместо того чтобы наступать на Грецию обходным путем по суше через Иллирию, Цезарь избрал прямой морской маршрут, он выиграл этим некоторое время вначале, но в конечном счете потерял приобретенное преимущество. Первоначально Помпей имел большой флот, у Цезаря же флота не было, и, хотя Цезарь еще раньше приказал срочно строить или искать корабли в большом количестве, только часть необходимого была в его распоряжении. Не желая ждать, Цезарь отплыл из Бриндизи примерно с половиной собранных им сил. Высадившись в Палесте, он двинулся на север вдоль побережья к важному морскому порту Диррахий (современный Дуррес в Албании), но Помпей успел туда первым. К счастью для Цезаря, Помпей, медлительный как обычно, упустил возможность использовать свое превосходство в силах до того, как Антоний с другой половиной армии Цезаря, ускользнув от вражеского флота, соединился с Цезарем. И даже тогда, когда Антоний высадился севернее Диррахия, Помпей, находившийся между войсками Антония и Цезаря, не смог помешать им соединиться в районе Тираны. Помпей отступил, преследуемый противником, тщетно пытавшимся навязать ему сражение. Наконец обе армии заняли позиции друг против друга на южном берегу реки Генуз, которая протекала южнее Диррахия. Временное затишье было нарушено Цезарем, применившим обходной маневр. Совершив обходной семидесятикилометровый марш‑ бросок по холмистой местности, Цезарю удалось занять удачную позицию между Диррахисм и армией Помпея, до того как последний, которому надо было пройти всего 40 километров, начал наконец движение и отступил. Но Цезарь не использовал полученное преимущество, а Помпей с его характером, да еще имея линии снабжения по морю, не собирался атаковать первым. Тогда Цезарь принял оригинальное, но исключительно невыгодное решение строить укрепления и окружить армию Помпея, которая не только была сильнее его собственной, но и легко могла обеспечить себя снабжением по морю или в любое время беспрепятственно погрузиться на суда и уйти.

Даже «Помпей медлительный» не мог удержаться от соблазна нанести удар по слабым участкам такой слабой блокады, и его успех заставил Цезаря собрать силы и попытаться восстановить положение контратакой, катастрофически провалившейся. (Фронтальную атаку с суши армия Помпея сочетала с десантом с моря в тыл укреплений противника. Левый фланг армии Цезаря был разбит. – Ред.) Только пассивность Помпея спасла армию Цезаря от поражения.

Солдаты Цезаря хотели нового сражения, но Цезарь усвоил полученный урок и, выправив положение после отступления, вернулся к стратегии непрямых действий. Помпею также следовало бы прибегнуть к этой стратегии, переправившись через Адриатическое море и восстановив свою власть в Италии, где после морального воздействия от поражения Цезаря для этого создалась благоприятная обстановка. Цезарь своими действиями дал понять, что он хорошо представлял опасность для него от возможного маневра со стороны Помпея в западном направлении. Поэтому он двинулся на восток против помощника Помпея – Сципиона Назика, находившегося в Македонии. Помпей, морально проиграв, был вынужден последовать за Цезарем. Выбрав другую дорогу, Помпей поспешил на помощь Сципиону. Цезарь прибыл первым, но, вместо того чтобы немедленно бросить свои войска на штурм укреплений, позволил подойти Помпею. Эта кажущаяся потеря Цезарем благоприятной возможности объясняется, вероятно, тем, что Цезарь считал, что после Диррахия для того, чтобы навязать Помпею бой на открытой местности, надо очень сильно постараться. Если он так в действительности считал, то он был прав, так как помощники Помпея едва уговорили его сражаться, несмотря на то что Помпей имел двойное превосходство в силах. (По сообщению Цезаря, у Помпея было 45 тысяч пехоты и 7 тысяч конницы (против 22 тысяч пехоты и 1 тысячи конницы у Цезаря). Однако другие источники говорят, что у Помпея было 30 тысяч пехоты и около 3 тысяч конницы, а у Цезаря 30 тысяч пехоты и 2 тысячи конницы. – Ред.) Едва Цезарь завершил подготовку к ряду намеченных на поле боя действий, чтобы создать необходимые условия для победы, Помпей решился на сражение при Фарсале. С точки зрения интересов Цезаря эта битва, без сомнения, была преждевременной, и то, что победа в ней висела на волоске, является лучшим тому доказательством. Непрямые действия были предприняты Цезарем для восстановления своего собственного стратегического равновесия, а следующие – уже для нарушения равновесия Помпея.

После победы при Фарсале Цезарь преследовал Помпея, пройдя через Дарданеллы, Малую Азию и далее, через Средиземное море до Александрии, где Птолемей (точнее, его люди) вынужденно убил Помпея, избавив Цезаря от значительных затруднений. Однако Цезарь лишился достигнутого преимущества, вмешавшись в схватку между Птолемеем и его сестрой Клеопатрой за египетский престол и потеряв восемь месяцев на совершенно ненужную войну. Похоже, что периодически повторявшаяся и глубоко укоренившаяся ошибка Цезаря состояла в том, что он стремился к достижению цели, непосредственно находящейся у него перед глазами, но второстепенной по значению, в ущерб менее заметной, по главной цели.

Подаренное время позволило сторонникам Помпея собраться с силами и вновь закрепиться в Африке и Испании. Сложность положения Цезаря в Африке усугубилась прямыми действиями, предпринятыми помощником Куриоком. Высадившись и первоначально одержав победу, Курион попал в ловушку царя Юбы, союзника группировки Помпея, и с войском был уничтожен. Цезарь начал Африканскую кампанию столь же прямолинейно, стремительно и с таким же недостатком сил, как и Греческую кампанию, – как обычно, сам сунул голову в приготовленную петлю и избежал поражения лишь благодаря всегда сопутствующей ему удаче и тактическому мастерству. После этого он укрепился в лагере неподалеку от Руспена, ожидая прибытия остальных легионов и уклоняясь от всяких соблазнов ввязаться в бой. На несколько месяцев в Цезаре возобладал полководец, предпочитающий маневрирование, сохраняющее силы армии, и даже после прибытия подкреплений он придерживался стратегии чрезвычайно непрямых, хотя и ограниченных действий, постоянно маневрируя и нанося булавочные уколы, оказывающие угнетающее действие на моральное состояние противника, что было видно из увеличивавшегося потока дезертиров. Наконец, в результате более широкого непрямого подхода к важной базе противника в Тапсе Цезарь создал благоприятную возможность для сражения, и его войска, закусив удила, стремительно бросившись в атаку, выиграли битву без всякого руководства сверху. В последовавшей вслед за тем Испанской кампании Цезарь стремился избегать больших потерь в живой силе, совершая непрестанно короткие по протяженности маневры, чтобы вынудить противника занять невыгодное положение для битвы. Благодаря такой тактике Цезарь добился победы в сражении при Мунде. Однако упорный характер этого сражения и большие потери показали различие между экономией сил и обычной их бережливостью. Непрямым действиям Цезаря недоставало размаха и внезапности. В каждой из кампаний он ослаблял моральный дух противника, но не уничтожал его окончательно. Причиной этого, видимо, является то, что Цезарь больше заботился о воздействии на психологию солдат противника, чем на психологию их начальников. Но если его кампании помогают определить качественное различие между двумя видами непрямых действий – против войск противника и против его командования, то они, кроме того, очень убедительно показывают различие между прямыми и непрямыми действиями. Цезарь терпел неудачи всякий раз, когда он применял прямые действия, и восстанавливал утраченное каждый раз, когда прибегал к непрямым действиям.

Глава 4

ВОЙНЫ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Эта глава играет роль всего лишь связующего звена между циклами древней и современной истории, ибо, как ни соблазнительны некоторые средневековые кампании, источники наших знаний о них являются куда более скудными и куда менее надежными, чем в отношении более ранних или более поздних времен. Дело в том, что научная истина в дедукции причин и результатов безопасного хода событий должна быть основой нашего анализа истории с опорой на установленные факты и проходить через определенный период, когда необходимо выбирать между противоречащими между собой историческими источниками и критикой этих источников. Правда в том, что вихри противоречий бушевали и бушуют скорее вокруг тактических, нежели стратегических деталей средневековой военной истории, но поднятая при этом пыль способна упрятать оба этих аспекта из виду для обычного исследователя войны и вызвать в нем совершенно излишние и ненужные сомнения в выводах, извлеченных из этого периода истории. Но, не включая все это в свой строгий анализ, мы можем слегка коснуться достоверных фактов из эпизодов средневековой военной истории, используя их как средство для пробуждения потенциального интереса и пользы.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 Следующая ⇒