ЗАПАДНЫЙ ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ, 1914 ГОД

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 9Следующая ⇒

Отправная точка анализа кампании на Западном фронте должна быть связана с предвоенными планами. Франко‑ германская граница была короткой, всего лишь около 240 километров длиной, а поэтому оставляла слишком мало места для маневра армейских масс, который создала и развила система воинской повинности. На юго‑ восточной оконечности эта граница касалась Швейцарии, а после короткого отрезка плоской местности возле Бельфора она на протяжении 112 километров шла вдоль гор Вогез. Далее эта линия продолжалась почти непрерывной цепочкой крепостей, среди которых опорными были Эпиналь, Туль и Верден, а сразу же за последней из названных лежала граница с Бельгией и Люксембургом. В период возрождения и реконструкции, который последовал за катастрофами 1870–1871 годов, французский план состоял в том, что за первоначальной обороной, основанной на пограничных крепостях, последует решающий контрудар. С этой целью была создана гигантская система крепостей вдоль границы с Эльзасом – Лотарингией, а такие бреши, как Труэ‑ де‑ Шарм между Эпиналем и Тулем, были оставлены для того, чтобы «канализовать» ожидаемое германское вторжение таким образом, чтобы этот контрудар мог быть нанесен с большей надежностью и эффективностью.

План этот отличался определенной непрямотой действия, возможно даже в максимальной степени, насколько это было возможно, ввиду ограниченной протяженности границы и французской массы военнообязанных, но он не предусматривал нарушения нейтралитета соседей.

Однако в течение десятилетия, предшествовавшего 1914 году, возникла новая военная школа с полковником Гранмезоном в роли ее проводника, которая объявила этот план противоречащим французскому духу и «почти полной атрофией идеи наступления». Сторонники наступления с выходом за границу нашли в назначенном в 1912 году начальнике генерального штаба Жоффре рычаг для осуществления своих намерений. Поняв это, они захватили контроль над французской военной машиной и, отбросив старый план, сформулировали новый, знаменитый ныне (или, точнее, печально знаменитый) План XVII. Это был чисто прямой подход в форме прямолинейного наступления против германского центра «всеми объединенными силами». И все‑ таки для этого наступления по всему фронту французский план опирался на простое равенство сил против врага, который будет получать поддержку из своей собственной укрепленной зоны, в то время когда, ринувшись вперед, французы отказывались от какого‑ либо преимущества поддержки на своей территории. Одна уступка историческому опыту и здравому смыслу в этом плане состояла в том, что крепость Мец предстояло брать не прямым штурмом, а лишь изолировать, а наступление должно развиваться в Лотарингии к югу от Меца, а также и к северу от этой крепости. Это второе северное крыло должно было развивать наступление на Люксембург, если немцы вступят на его нейтральную территорию. В духе исторического парадокса составители французского плана черпали свое вдохновение у немца Клаузевица, в то время как немецкий план больше исходил из стратегии Наполеона, если не Ганнибала.

Доля британского войскового контингента во французском плане обосновывалась меньше расчетом, нежели «европеизацией» военной организации и идеологии Англии, происходившей в течение предыдущего десятилетия. «Континентальное» влияние незаметно приучило Англию к молчаливому согласию с ролью приложения к французскому левому крылу и привело к забвению исторического использования Британией мобильности своих сил как морской державы. На военном совете, после начала военных действий, лорд Робертс, отозванный из своей отставки, выступил за отправку британских экспедиционных сил на бельгийское побережье, где они могли бы укрепить сопротивление бельгийской армии и, в силу самой ситуации, угрожать тылу германских армий, продвигающихся во Францию через Бельгию. Но генерал Генри Уилсон, начальник оперативного управления, в конечном итоге уговорил генеральный штаб действовать в прямом сотрудничестве с французами. Неофициальные переговоры, которые велись в интервале 1905–1914 годов, подготовили почву для изменения старой военной политики Англии, которой она придерживалась столетиями.

Этот свершившийся факт пересиливал не только стратегическую идею Робертса, но и стремление Хейга отложить высадку десанта до прояснения ситуации и даже более ограниченное возражение Китченера против формирования экспедиционных войск так близко к французам и к границе.

Пересмотренный французский план был той вещью, которая требовалась для превращения первоначального германского плана, намеченного в 1905 году графом фон Шлиффеном, в настоящее непрямое воздействие. Столкнувшись с глухой стеной, которую представляла французская укрепленная граница, военная логика требовала поиска обходного пути – через Бельгию. Шлиффен избрал это направление, и причем для наступления максимально широким фронтом. Как ни странно, французское командование даже после того, как в августе 1914 года Бельгия подверглась вторжению, не могло поверить, что немцы пойдут другим, а не самым коротким путем, южнее Мёза (Мааса). По плану Шлиффена основная масса германских войск была сосредоточена на правом крыле армии вторжения, Правое крыло должно было, сметая все на своем пути, пройти через Бельгию и Северную Францию и, продолжая движение по огромной дуге, постепенно повернуть влево и далее на восток. Своим правым флангом проходя южнее Парижа (а пересекая Сену возле Руана), оно, таким образом, оттеснит французов назад к Мозелю, где им ударят в тыл, и французы окажутся на наковальне, сформированной крепостями Лотарингии и швейцарской границей.

Но настоящее изящество и непрямолинейность плана заключались не в этом географическом развороте, а в идее, которая руководила размещением сил. Достижение первоначальной внезапности замышлялось с помощью объединения резервных корпусов с действующими соединениями в момент начала движения наступающей массы. Из 72 дивизий, которые будут в наличии в то время, пятьдесят три намечались для охватывающей группировки, десять должны были образовать фронт в сторону Вердена и всего лишь девяти было суждено сформировать левое крыло вдоль французской границы. Это уменьшение численности левого крыла до минимально возможного размера было хитроумно рассчитано для того, чтобы увеличить эффект действий правого крыла. Потому что, если бы французы, начав наступление в Лотарингии, оттеснили левое крыло назад к Рейну, им бы было трудно парировать германское наступление через Бельгию, и чем дальше бы они продвигались, тем труднее было бы им. Как в случае вращающихся дверей, если сильно нажать на одну их сторону, другая сторона повернется и ударит вас в спину, и чем сильнее нажимать, тем сильнее будет удар. Рассматривая ситуацию географически, количества вооруженных сил, огромные в сравнении с театром военных действий, превращали операцию Шлиффена через Бельгию в стратегический ход с несколько ограниченной непрямотой. Психологически его замысел и распределение войск на левом фланге определенно придавали ему характер непрямых действий. А французский план сделал его идеальным. Если бы призраки могли хихикать, так и усопший (в 1913 г.) Шлиффен должен был посмеиваться, видя, что французов даже не надо было заманивать в его ловушку. (Последними словами умирающего фельдмаршала были: «Не ослабляйте правый фланг! Доведите дело до решающего сражения! ». – Ред.) Но его смешки должны были бы скоро смениться досадой. Потому что его преемник Мольтке (младший племянник Мольтке Старшего, в 1858–1888 гг. начальника прусского, затем имперского Генштаба, разработчика планов войны с Данией (1864), Австрией (1866) и Францией (1870–1871), фактического главкома вооруженных сил в последних двух войнах. – Ред.) отказался от выполнения плана Шлиффена, поскольку уже переделал его и подпортил в ходе предвоенной подготовки.

В период между 1905 и 1914 годами, когда в его распоряжении оказалось больше войск, он увеличил численность левого фланга непропорционально правому. (Сделав это соотношение 1: 3, тогда как у Шлиффена соотношение левого и правого (ударного) флангов 1: 7. – Ред.) Левый фланг он обезопасил, но и сам план стал менее безопасным, и командующий начал непрерывно подкапываться под его основы, и все это кончилось крушением плана.

Когда в августе 1914 года началось французское наступление (попытка наступления в Лотарингии. – Ред.), Мольтке овладело искушение принять вызов прямым образом и искать решения в Лотарингии, отложив охватывающее движение правым крылом. Импульс был лишь одномоментный, но в этот короткий промежуток времени он развернул на Лотарингию шесть недавно сформированных эрзац‑ дивизий, которые до этого по плану должны были увеличить ударную мощь его правого крыла. И этот свежий прирост сил настроил маленьких «князей‑ командиров» в Лотарингии на еще большее пренебрежение выполнением своей самоограничивающей роли. Принц Рупрехт Баварский вместо продолжения отхода и заманивания французов остановил свою армию, готовый принять бой. Полагая, что французское наступление развивается слишком медленно, он договорился с соседом встретить его своим контрударом. Две немецкие армии (6‑ я и 7‑ я) здесь вместе насчитывали 25 дивизий, а посему не имели превосходства, а также стратегической позиции, которая позволяла бы нанести решающий контрудар. В результате французы были просто отброшены назад к своему укрепленному барьеру, где не только восстановили и увеличили свою силу сопротивления, но и перебросили войска на запад для участия в битве на Марне.

Германская операция в Лотарингии подорвала план Шлиффена даже еще более серьезно, хотя и менее очевидно, чем всевозрастающее снижение веса и роли ударного правого крыла. Тут, однако, появилась промежуточная причина. С правого фланга Мольтке снял вначале семь дивизий, чтобы осаждать (или блокировать) Мобеж, Живе и Антверпен; затем четыре дивизии ушли на укрепление фронта в Восточной Пруссии. Когда 1‑ я германская армия Клука на крайнем правом фланге преждевременно изменила направление по просьбе соседа (2‑ я армия фон Бюлова) и с согласия Мольтке и тем самым подарила гарнизону Парижа шанс ударить ей во фланг, тот факт, что в наличии было только 13 германских дивизий против 27 франко‑ британских дивизий (британская экспедиционная армия в начале войны насчитывала всего 4 пехотные дивизии и 1 с небольшим кавалерийскую дивизию. – Ред.) на этом решающем фланге, проливает яркий свет на то, как было ослаблено «решающее крыло Шлиффена» – и в прямом, и в переносном отношениях. Ибо если недостаточность немецких сил была вызвана сокращением сил правого крыла, то французское превосходство объяснялось приведшими к нему неверными действиями германского левого крыла.

Хотя, рассматривая сражение на Марне, мы переходим расплывчатую разграничительную линию между стратегией и тактикой, этот период, повернувший вспять ход войны, дает столь много дополнительной информации относительно «подхода», что заслуживает отдельного изучения. Необходимо, чтобы эта информация отразила подоплеку, основную канву событий.

За отпором, полученный правым флангом Жоффра в Лотарингии, последовало оттеснение его центра во встречном сражении в Арденнах, и к тому же его удлиненный левый фланг едва избежал катастрофического окружения между реками Самбра и Маас. План XVIII рассыпался на куски, и Жоффр собрал из его обломков новый план. Он решил развернуть свой левый фланг и центр вокруг Вердена, в то же время отводя войска своего укрепленного правого фланга, чтобы из его остатков сформировать новую 6‑ ю армию.

С германской стороны первые ярко приукрашенные доклады от армейских командиров о приграничных сражениях создали у германского Верховного командования впечатление решающей победы. Затем сравнительно малые количества пленных породили у Мольтке сомнения и заставили его более трезво оценить ситуацию. Новый пессимизм Мольтке в сочетании с возобновившимся оптимизмом его командующих армиями привел к новому изменению плана, в котором содержались семена катастрофы. Когда 26 августа сильно потрепанное левое крыло английской армии отступило в южном направлении от Ле‑ Като, 1‑ я армия Клука снова повернула на юго‑ запад. Если это направление частично объяснялось ложным представлением о направлении отхода, выбранном британцами, оно также было в согласии с первоначальной ролью армии Клука как инструмента для глубокого охвата. И переброска его в район Амьен – Перон, где только высаживались первые части недавно сформированной французской 6‑ й армии после их «перевода» из Лотарингии, вынудила поспешный отход 6‑ й армии и тем самым разрушила план Жоффра, намечавшего переход в наступление в ближайшее время.

Но едва Клук успел развернуться на юго‑ запад, как ему пришлось перестроиться в обратную сторону. Дело в том, что для того, чтобы добиться ослабления давления на британцев, Жоффр приказал соседней 5‑ й армии (Ланрезака) остановить и нанести ответный удар по преследующей германской 2‑ й армии (Бюлова), которая обратилась к Клуку за помощью. Атака 5‑ й армии французов 29 августа была остановлена до того, как понадобилась эта помощь, но Бюлов попросил Клука вмешаться в любом случае, чтобы отрезать пути отступления 5‑ й армии. Перед тем как согласиться, Клук обратился к Мольтке. Запрос пришел в то момент, когда Мольтке стал волноваться вообще из‑ за того, что французы ускользают из его объятий, и в особенности через брешь, которая открылась между его 2‑ й и 3‑ й армиями. С этого момента Мольтке утвердил изменение направления движения Клука, что означало неизбежный отказ от первоначального глубокого охвата Парижа. Теперь фланг совершающих обходный маневр немецких войск должен был обходить Париж с востока, через оборонительный рубеж. Сокращая фронт и увеличивая прямоту действий Мольтке, ради безопасности пожертвовал более широкими перспективами, присущими широкому охвату по плану Шлиффена. И как оказалось, вместо сокращения риска он ослабил фатальный удар.

Решение отказаться от первоначального плана было определенно принято 4 сентября, Мольтке заменил его более узким охватом французского центра и правого фланга. Центр германского фронта (4‑ я и

5‑ я армии) должен был наращивать давление на юго‑ восток, в то время как левое крыло (6‑ я и 7‑ я армии), нанося удар в юго‑ западном направлении, должно было прорваться через укрепленный барьер между Тулом и Эпиналем, создав так называемые клещи, которые должны были сомкнуться у Вердена. А в это время правое крыло немцев (1‑ я и 2‑ я армии) должно было развернуться наружу и, стремясь на запад, отбивать все контратаки, которые французы могут попытаться предпринять из прилегающих к Парижу районов.

Но контрманевр французов начался еще до того, как новый немецкий план вступил в силу.

Об опасности догадались, но не Жоффр, который приказал продолжать отход, а военный губернатор Парижа Галлиени. 3 сентября Галлиени разгадал смысл разворота Клука вовнутрь, приказал 6‑ й армии Монури приготовиться к удару по неприкрытому правому флангу немцев, а на следующий день с трудом добыл на это санкцию Жоффра. Жоффр действовал решительно. Всему левому флангу было приказано сделать разворот и перейти в наступление, начавшееся 6 сентября. Монури (6‑ я армия) опережал планы уже 5 сентября, и, так как его давление на чувствительный фланг немцев нарастало, Клук был вынужден отвести сперва один корпус, а потом и оставшиеся корпуса своей армии для поддержки своего фланга, оказавшегося под угрозой. Отсюда возникла брешь в 50 километров между 1‑ й и 2‑ й германскими армиями, которую прикрывал лишь кавалерийский корпус. У Клука хватило мужества взять на себя этот риск из‑ за быстрого продвижения британских войск в этот зияющий сектор фронта. (На самом деле английские войска наступали здесь медленно и нерешительно, с оглядкой на соседей; при самом незначительном сопротивлении противника продвижение прекращалось. И благоприятная возможность для нанесения поражения немцам была упущена. – Ред.) Левофланговые корпуса 2‑ й армии Бюлова успешно наступали. Но опасность, в которой оказался правый фланг армии из‑ за его оголения соседними корпусами армии Клука, движение английской армии и войск левого фланга 5‑ й французской армии в образовавшийся разрыв заставили Бюлова 9 сентября дать своей 2‑ й армии приказ об отходе. Временное преимущество, которое 1‑ я армия, уже отрезанная своими собственными действиями, завоевала над 6‑ й французской армией Монури, было тем самым сведено к нулю, и она в тот же день стала отступать. К 11 сентября отход распространился (по приказу Мольтке или нет) на все германские армии. Попытка частичного окружения района Вердена уже провалилась, «челюсти», образованные 6‑ й и 7‑ й германскими армиями, просто ломали свои зубы на укреплениях французской восточной границы. Трудно увидеть, как германское командование могло обоснованно возлагать свои надежды на импровизированный целенаправленный фронтальный штурм, который перед войной казался столь безнадежным, что это навело его на мысль принять исторически важное решение наступать через Бельгию в качестве единственной целесообразной альтернативы.

Таким образом, делая вывод, можно сказать, что битва на Марне была решена клином и трещиной. Клин, введенный наступлением 6‑ й армии французов в германский правый фланг, вызвал трещину на слабом стыке германского фронта, и эта физическая трешина, в свою очередь, породила трещину в германском командовании.

На этом фоне мы замечаем, что непрямое действие 1‑ й германской армии Клука, ее разворот наружу (наступление в западном направлении) после Ле‑ Като было столь же важно для расстройства второго плана Жоффра – намечавшего быстрый переход в наступление, и организованного франко‑ английского отступления, как и его последующий разворот вовнутрь, напрямую на противника, который стал фатальным для германского плана. И опять отметим, что стратегический подход Мольтке становится все более прямым, и фронтальное наступление германского левого крыла оказалось не только дорогостоящей неудачей, но и не принесло никаких стратегических выгод, которые скомпенсировали бы затраты.

Было бы неверно характеризовать отход Жоффра как непрямое действие. Возможность на Марне представилась, а не была создана, и она даже не замышлялась. Удар Галлиени (с 26 августа военный губернатор Парижа и комендант парижской крепости, ему же 1 сентября была подчинена 6‑ я армия Монури) был нанесен за какую‑ то толику времени до того, как германские 1‑ я и 2‑ я армии могли занять свои новые позиции, прикрывающие фланг. Но он был слишком прямым, чтобы дать решающие результаты, и был бы еще более прямым, если бы Галлиени ударил к югу от Марны, как вначале приказывал Жоффр. В итоге мы видим, что фактическое решение, операция, которая вынудила немцев отойти, если не более, явилась «непрямым действием», настолько ненамеренным, что по форме походила на акт настоящей комедии. Таковым стало «исчезновение» британских экспедиционных сил и их счастливое запоздалое повторное появление напротив находившегося под давлением и ослабленного стыка на германском правом крыле. Французские критики обвиняли англичан в медлительности, не понимая, что было бы просто здорово, если бы существовало свидетельство, противоположное басне о зайце и черепахе. Если бы британский корпус вернулся быстрее, этот стык вряд ли был бы так ослаблен, а атака Монури не смогла бы дать решающего результата, потому что она уже застопорилась, в то время как два германских корпуса, снятые с этого стыка, все еще были на марше и ничем не могли повлиять на исход боя.

Чтобы проанализировать причину германского отступления, нам, однако, надо учесть фактор, который, как правило, упускают из поля зрения. Речь идет о чувствительности германского Верховного командования к докладам о десантах на бельгийском побережье, которые могли бы угрожать их тылу и коммуникациям. И это заставило его всерьез задуматься об отводе войск даже еще до того, как началась битва на Марне. 5 сентября представитель германского Верховного командования подполковник Хенч прибыл в 1‑ ю армию с самым последним предостерегающим приказом и информировал командиров, что «новости плохие: 7‑ я и

6‑ я армии остановлены перед рубежом Нанси – Эпиналь. 4‑ я и 5‑ я армии столкнулись с ожесточенным сопротивлением. Французы перебрасывают войска со своего правого фланга к Парижу. Англичане непрерывно высаживают свежие подкрепления, и, несомненно, на бельгийском побережье. Есть слухи о русском экспедиционном корпусе в тех же самых местах. Отвод войск становится неизбежным».

Мнительность германского командования три батальона морской пехоты, которые высадились в Остенде, превратила за 48 часов в 40‑ тысячный корпус. Русские, как говорят, возникли в разгоряченном воображении какого‑ то английского железнодорожного носильщика – в Уайтхолле явно должна стоять статуя «Неизвестному носильщику». Историки будущего могут прийти к выводу, что группа временных посетителей Остенде и миф о русском экспедиционном корпусе стали основной причиной победы на Марне.

Если моральный эффект этих мифических сил сопоставить с существенной задержкой германских вооруженных сил в Бельгии из‑ за опасений бельгийской вылазки из Антверпена – которая произошла 9 сентября, – баланс весов рассуждений должен упорно склониться в пользу стратегии, за которую тщетно выступал Робертс. Благодаря ей британский экспедиционный корпус имел бы позитивное, а не негативное влияние на исход борьбы.

Скрытая угроза бельгийского побережья германскому тылу во всем учитывалась Фалькенхайном, заменившим отныне Мольтке. Его первым шагом было взятие Антверпена, и отсюда возник вирус маневра, который можно в какой‑ то степени отнести к непрямым действиям. Если его выполнение оказалось недостаточным и более прямым, чем его концепция, его было достаточно, чтобы поставить союзников на грань катастрофы.

Фронтальное преследование противника союзниками определенно было остановлено на реке Эне до того, как Жоффр 17 сентября, видя, что попытки Монури обойти германский фланг не приносят результата, решил сформировать свежую (2‑ ю) армию под командованием де Кастельно для охватывающей фланговой операции. К тому времени немецкие армии восстановили целостность фронта, устранив разрыв, а германское командование было готово отразить столь ограниченный маневр, теперь вполне ожидаемый.

Следующий месяц прошел в крайне очевидных и неудачных сериях попыток, предпринимавшихся обеими сторонами для того, чтобы охватить западный фланг соперника, – фаза, которая повсеместно, но ошибочно именуется «Бегом к морю». Фалькенхайн устал от этой игры значительно быстрее, чем Жоффр, и на 14 октября запланировал стратегическую ловушку для следующей попытки союзников, которая, как он предвидел, должна была последовать. Его самая свежая сформированная фланговая армия должна была парировать эту попытку, а в это время другая, укомплектованная из войск, освободившихся после падения Антверпена, плюс четыре вновь сформированных корпуса, должна была обрушиться на бельгийское побережье, нанести удар на фланге и ударить в тыл атакующих союзников. Он даже приостановил на короткое время войска, преследовавшие бельгийскую полевую армию от Антверпена, чтобы не встревожить союзное командование раньше времени.

К счастью, король Альберт, воодушевляемый осторожностью или реализмом, отказался от приглашения Фоша присоединиться к этой последней операции по охвату фланга и уклонился от оставления прибрежного района. Благодаря этому бельгийская армия оказалась в состоянии устоять и в конечном итоге, затопив низменную прибрежную полосу, расстроить размашистое движение немецких войск с севера. Это вынудило Фалькенхайна прибегнуть к более прямому воздействию на фланг союзников, который только что был продлен до Ипра с приходом корпуса Хейга из‑ под Эны. Хотя попытка продвижения вперед ранее пришедшего британского правого фланга и центра уже была сорвана, Джон Френч приказал своему командиру левого фланга Хейгу попробовать осуществить мечту Жоффра о фланговом охвате. И опять к счастью, эта попытка совпала с преждевременным началом германского наступления и, таким образом, была мертворожденной, хотя в течение одного‑ двух дней французы под влиянием Фоша упорствовали в вере, что это «наступление», в то время как войска Хейга бились изо всех сил, чтобы удержать свои позиции. Иллюзии французских и британских лидеров в отношении реальной ситуации, возможно, возникли из‑ за того, что Ипр, как в Крымскую войну Инкерман, был главным образом «солдатской битвой». Фалькенхайн также, как только его надежды очистить побережье улетучились, в течение месяца упорствовал в своем стремлении решить исход сражения атакой в лоб. Когда прямая оборона, несмотря на свою слабость, возобладала, как обычно, над лобовым штурмом, армии воюющих сторон окопались на всем протяжении фронта от швейцарской границы до моря. Фронт стабилизовался, и война зашла в тупик, ситуация стала патовой.

Западный театр военных действий в 1915–1917 годах.

Военная история франко‑ британского альянса в течение следующих четырех лет – это история о попытке нарушить патовую ситуацию, вырваться из тупика, либо взломав этот барьер, либо случайно отыскав обходной путь.

На Западном фронте с его бесконечными параллельными линиями траншей стратегия стала служанкой тактики, и даже тактика превратилась в робота. Стратегическая сторона 1915–1917 годов не требует объемных исследований. Со стороны союзников стратегия состояла чисто в прямом воздействии и для выхода из тупика была неэффективной. Каким бы ни было наше мнение о достоинствах тактики на истощение противника и об аргументе, что весь этот период следует рассматривать как непрерывное сражение, метод, который требует четыре года для того, чтобы выдать результат, не стоит принимать как образец для подражания.

В районе Невшапеля в первой попытке в 1915 году, хоть воздействие и было прямым, тактическая внезапность, по крайней мере, предполагалась и была достигнута. Потом с переходом к продолжительным «предупредительным» артиллерийским обстрелам все эти попытки стали неприкрытыми фронтальными атаками. Такого же рода были и французское наступление под Аррасом в мае 1915 года, франко‑ британские наступления в сентябре 1915 года в Шампани и к северу от Арраса, с июля по ноябрь 1916 года на Сомме, в апреле 1917 года на Эне и под Аррасом и, наконец, британское наступление у Ипра с июля по октябрь 1917 года, которое «так долго умирало» в болотах Пашендаля. 20 ноября 1917 года (при Камбре. – Ред.) тактическая внезапность возродилась с массированным применением танков (три танковые бригады по три танковых батальона в каждой, всего 476 танков, из которых 378 боевых. – Ред.), неожиданно появившихся на поле боя вместо долгого предварительного артиллерийского обстрела, но стратегически это тактическое наступление, столь счастливо начавшееся и так неудачно закончившееся, вряд ли может именоваться непрямым действием.

С германской стороны стратегия была сугубо оборонительной, исключая интерлюдию под Верденом в 1916 году. Это опять в основном было прямое воздействие, если только идею довести врага до смерти кровопусканием посредством беспрерывной череды ограниченных пиявочных укусов можно относить к непрямому воздействию.

Более сродни непрямому воздействию, но чисто оборонительным по цели был умно задуманный и подготовленный Людендорфом отвод части германских войск на линию Гинденбурга весной 1917 года. В ожидании возобновления франко‑ британского наступления на Сомме он опирался на новую мощную траншейную линию, построенную по хорде у дуги Ланс – Нуайон – Реймс. Затем, опустошив всю территорию внутри дуги, немцы отошли методично и поэтапно к новой, более короткой линии обороны. Этот маневр, отличавшийся моральным мужеством, так как пришлось отдавать позиции, расстроил весь план весеннего наступления союзников. В то же время он помог немцам выиграть год передышки от серьезной опасности и от какого бы то ни было совместного наступления союзников, дав России время на полный распад и позволив Людеццорфу сделать последнюю заявку на победу, имея превосходство в силах, в 1918 году.

Глава 10

СЕВЕРО‑ ВОСТОЧНЫЙ ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

На Восточном фронте планы кампании были более расплывчатыми, менее детально разработанными и сформулированными, хотя им суждено было меняться как в калейдоскопе при изменениях фортуны, как и на Западном театре военных действий. Составляющая, поддающаяся расчету, заключалась в географии; главная не поддающаяся вычислению величина – способность России сосредоточивать свои силы. Российская Польша (Привисленский край. – Ред.) была обширным «языком», выступавшим из самой России, и с трех сторон она граничила с германской и австрийской территориями (в основном тоже бывшими польскими землями. – Ред.). На ее северном фланге располагалась Восточная Пруссия, а за ней – Балтийское море. На ее южном фланге лежала австрийская провинция Галиция (древнерусские земли, бывшие в составе Польши, захваченные австрийцами в 1772 г. – Ред.), за которой возвышались Карпаты, охраняя подступы к равнине Венгрии. На западе находилась германская Силезия (польская земля в XIV в. вошла в состав Чешского государства, в 1526 г. вместе с Чехией стала частью Австрии, в 1740–1742 гг. захвачена Пруссией. – Ред.). Поскольку германские приграничные провинции обладали густой сетыо стратегических железных дорог, а Польша, как и сама Россия, располагала редкой сетью коммуникаций, германский альянс имел жизненно важное преимущество в способности концентрации сил для противодействия русскому наступлению. Но если бы немцы перешли в наступление, чем дальше бы они продвигались в глубь Польши или России, тем больше бы они теряли это преимущество. Отсюда можно было предположить, что для немцев самая выгодная стратегия состоит скорее в том, чтобы заманить русских в позицию для нанесения им контрудара, чем в начале собственного наступления. (Однако целью немцев (и их союзников) изначально были агрессия и захват «жизненного пространства». Планировалось отодвинуть границу германских земель на линию Ладожское озеро – Валдайская возвышенность – Днепр. – Ред.) Недостатком было то, что такая (карфагенская) пуническая стратегия давала русским время на концентрацию сил и приведение в движение их неуклюжей и заржавевшей машины. (Вообще‑ то русский «паровой каток» (как его называли в Западной Европе) обладал огромной мощью, которая должна была стать несокрушимой после перевооружения, которое намечалось завершить в 1917 г. Отсюда и сроки начала войны, и вероломные действия Англии и др. по недопущению русской победы в 1917 г. – Ред.)

Отсюда возник первоначальный раскол во мнениях между Германией и Австрией. Обе страны были согласны в том, что проблема состоит в сдерживании натиска русских в течение первых шести недель до того, когда, как они надеялись, немцы, сокрушив Францию, смогут перебросить свои силы на Восток, чтобы объединиться с австрийцами при нанесении решающего удара по русским. Различие мнений состояло в методах действия. Немцы, намереваясь расправиться с Францией, планировали оставить на Востоке минимум сил, и только политическое нежелание подвергать свою национальную территорию опасности иностранного вторжения помешало им эвакуировать Восточную Пруссию и остановиться на линии Вислы. Но австрийцы под влиянием начальника своего Генерального штаба Конрада фон Хёт‑ цендорфа очень хотели вывести русскую машину из строя немедленным наступлением, а так как это обещало русским полную занятость проблемами, пока будет решаться судьба кампании во Франции, Мольтке согласился с этой стратегией. План Конрада состоял в наступлении на северо‑ восток в Польшу силами двух армий, прикрываемых справа, с востока, еще двумя.

На противоположной стороне также желания одного союзника коренным образом влияли на стратегию другого. Русское командование, как по военным, так и по политическим мотивам, хотело вначале сконцентрировать силы против Австрии, пока та оставалась без поддержки, и не трогать Германию до тех пор, пока не будет мобилизована вся мощь русской армии. Но французы, жаждавшие ослабить германское давление, которое на них обрушилось, требовали от русских проведения одновременного наступления и на Германию и получили от русских согласие на дополнительное наступление, к которому те не были готовы ни по численности, ни по организации. На Юго‑ Западном фронте две пары (4, 5, 3, 8‑ я) русских армий должны были взять в клещи австрийские войска (1, 4, 3, 2‑ я армии) в Галиции; на Северо‑ Западном фронте две русские армии (1‑ я и 2‑ я) должны были окружить германские войска (8‑ я армия) в Восточной Пруссии. Россия, чья легендарная медлительность и плохая организация диктовали осторожную стратегию, была близка к тому, чтобы сломать эту традицию и начать двойное прямое наступление. В самом начале войны российский главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, ускорил вторжение в Восточную Пруссию, чтобы ослабить давление на своего французского союзника. 17 августа 1‑ я армия Ренненкампфа (6, 5 дивизии и

5 кавалерийских дивизий) пересекла восточную границу Восточной Пруссии и 20 августа отбросила (в сражении при Гумбиннене и Гольдане) основную массу (7 пехотных и 1 кавалерийская дивизия) 8‑ й германской армии Притвица. 21 августа Притвиц узнал, что армия Самсонова (11 пехотных и 3 кавалерийские дивизии) псресекла южную границу Восточной Пруссии в его тылу, которая охранялась лишь тремя дивизиями. В панике Притвиц заговорил об отходе за Вислу, в результате чего Мольтке заменил его отставным генералом Гинденбургом с Людендорфом на посту начальника штаба.

Создав план, который в основном уже был составлен полковником Гофманом из штаба 8‑ й армии, Людендорф сосредоточил около шести дивизий против левого фланга Самсонова. Эта группа, уступая в силе русским, не могла играть решающую роль, но Людендорф, обнаружив, что Ренненкампф все еще находился возле Гумбиннсна, взял на себя рассчитанный риск отвода остальных германских войск, кроме кавалерийского заслона, с этого фронта и бросил их в бой против правого фланга Самсонова. Выполнение этой дерзкой операции облегчалось отсутствием связи между двумя русскими командующими и легкостью, с которой немцы расшифровывали русские приказы, передававшиеся по радио. Под сходящимися ударами немцев фланги Самсонова были разгромлены, центр окружен, и его армия была практически уничтожена (два с половиной корпуса из пяти. – Ред.). Если бы эта возможность была предоставлена, а не создана, то эта кратковременная Танненбергская кампания представляла бы почти безупречный пример непрямых действий в форме действий по внутренним линиям. Затем, получив два свежих армейских корпуса с фронта во Франции, германский командующий набросился на медленно продвигавшегося Ренненкампфа, чье отсутствие энергии частично объясняется потерями при Гумбиннене и последующим отсутствием информации, и выбил его из Восточной Пруссии. В результате этих сражений Россия потеряла четверть миллиона человек убитыми, ранеными и пленными и, что она еще меньше могла себе позволить, большое количество военных материалов. Вторжение в Восточную Пруссию, однако, по крайней мере, вынудило немцев перебросить два корпуса с Запада и тем самым помогло французам прийти в себя на Марне.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 Следующая ⇒