ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И НАПОЛЕОН БОНАПАРТ

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 9Следующая ⇒

Прошло тридцать лет, и занавес поднялся на великой войне, которая была озарена гением Наполеона Бонапарта. Как и сто лет назад, Франция стала угрозой, против которой объединились державы Европы. Но на этот раз ход борьбы изменился. Революционная Франция могла иметь много сочувствующих, но они не формировали правительств государств и не командовали вооруженными силами этих государств. И все‑ таки, начиная эту войну в одиночку, насильственно изолированная как «носитель инфекции», Франция не только отразила совместные усилия противников задушить ее, но, изменив свою форму (став империей Наполеона), стала расширяющейся военной угрозой для остальной Европы и, в конечном итоге, хозяйкой большей ее части. Ключ к такому достижению надо искать частично в естественных, а частично в личных обстоятельствах. Первые были порождены национальным и революционным духом, который воодушевлял армии граждан Франции и, компенсировав регулярное строевое обучение, которое было невозможно в таких условиях, предоставил свободу тактической новизне и инициативе личности. Новая тактика, в частности способность к маневренным действиям, подтверждается, например, простым, но важным фактом, что французы теперь шли маршем и передвигались в бою быстрым шагом – 120 шагов в минуту, в то время как их оппоненты (пруссаки и австрийцы) придерживались консервативных 70 шагов. Эта элементарная разница в несколько дней, до того, как развитие техники наделило армии средствами передвижения более быстрыми, чем человеческие ноги, давала возможность быстрой переброски и маневрирования сосредоточенной ударной мощи, благодаря чему французы могли, по словам Наполеона, умножить «массу на скорость» как в стратегическом смысле, так и при решении тактических задач.

Вторым естественным условием была организация армии в форме постоянных дивизий – деление армии на самостоятельные и отдельно действующие части. Начатая Брольи реформа оказала свой эффект даже до революции. Но потом Карно инициировал, а Бонапарт развил идею, согласно которой дивизии и даже корпуса, действуя раздельно, должны делать все ради достижения общей цели.

Третье условие, связанное с предыдущим, состояло в том, что хаотическая система снабжения армии и слабая дисциплина революционных армий вынудили вернуться к старой практике «пропитания за счет провинции». А разделение армии на дивизии (и корпуса) означало, что эта практика не так снижала эффективность армии, как в прежние времена. Если раньше дробные части надо было собрать вместе перед тем, как они смогут провести какую‑ либо операцию, то теперь они могли выполнять задачи самостоятельно, в то же время заботясь о своем снабжении сами.

Более того, эффект «движения налегке» должен был ускорить их мобильность и позволить им передвигаться свободно в гористой или лесной местности. Подобным же образом сам тот факт, что они уже могли не зависеть от складов и интендантских обозов в отношении продовольствия и снаряжения, придал импульс голодным и плохо экипированным войскам и подталкивал их к наступлению на тылы противника, который имел прямую форму снабжения и зависел от нее.

Кроме этих условий, решающее значение имела личность полководца Наполеона Бонапарта – чьи духовные способности подпитывались интенсивным изучением и размышлением над событиями военной истории. Укрепившись таким образом, 011 смог полностью использовать возможности новой «дивизионной» системы. Отсюда, в разработке более широкого спектра стратегических комбинаций, возможно, лежал главный вклад Наполеона в стратегию.

Изумление, вызванное срывом планов пруссаков и австрийцев в боях при Вальми и Жемаппе во время первого их неглубокого вторжения 1792 года, заслоняет тот факт, что Франция и революция были после этого в значительно большей опасности. Лишь после казни Людовика XVI была создана Первая коалиция – Англией, Голландией, Австрией, Пруссией, Испанией и Сардинией, – и только после этого целеустремленность духа и человеческих и материальных резервов были брошены французами на чашу весов. И несмотря на то, что ведению войны со стороны оккупантов недоставало осмысленного и искусного управления, положение французов становилось все более и более тяжелым, пока в 1794 году не изменилась драматически фортуна и волна вторжения отхлынула назад. С этого момента Франция из защищающейся стороны стала агрессором. Что вызвало такой прилив? Определенно, не стратегический мастерский удар, хотя цель войны была неясной и ограниченной. Значение этого события заключалось в том, что оно было результатом применения, безусловно, непрямых стратегических действий. В то время как главные армии дрались друг с другом под Лиллем, проливая много крови, но не добиваясь окончательного результата, далеко отстоявшей армии Журдана на Мозеле было приказано сосредоточить ударный кулак на левом фланге и, двигаясь на запад через Арденны, направиться на Льеж и Намюр. Достигнув Намюра после марша, во время которого войска поддерживали себя только тем, что могли отобрать у местных крестьян, Журдан услышал через гонца и по звукам далекой перестрелки, что правый фланг главной армии безуспешно сражается на фронте у Шарлеруа. Поэтому, вместо того чтобы начать осаду Намюра, как ему было приказано, Журдан двинулся на юго‑ запад к Шарлеруа и в тыл врага. Его приход вынудил крепость сдаться, но у Журдана, похоже, не было на примете более крупных задач. Тем не менее психологическое воздействие такого удара по вражескому тылу дало ему такой результат, к которому Наполеон и другие великие полководцы стремились как к рассчитанному итогу точных комбинаций. Вражеский главнокомандующий принц Кобургский поспешно отошел на восток, собирая на своем пути все войска, которые мог. Он бросил их в наступление на Журдана, который окопался, стремясь прикрыть Шарлеруа, и, хотя эта битва, известная как сражение при Флерюсе (26 июня 1794 г.), была жестокой, у французов (около 80 тысяч) было неоценимое превосходство в отсутствии стратегической устойчивости у противника (46 тысяч), а также в том, что он был вынужден ввести в сражение только часть своих сил. За поражением этого войска последовал общий отход союзников.

Но когда французы, в свою очередь, взяли на себя роль захватчиков, несмотря на превосходство в численности, они не смогли добиться каких‑ то решающих результатов в главной кампании на Рейнс. В самом деле, эта кампания была в конце не просто пустой, но и погубленной – и из‑ за непрямых действий, применяемых противником. В июле 1796 года эрцгерцог Карл, оказавшись лицом к лицу с возобновившимся наступлением превосходивших его армий Журдана и Моро, решил, по его собственным словам, «отводить обе армии (его собственную и армию Вартснслебена) шаг за шагом, не ввязываясь в бой, и воспользоваться первой же возможностью объединить их, чтобы затем наброситься с превосходящей или, по крайней мере, равной мощью на одну из двух вражеских армий». Но их давление не давало ему шанса осуществить эту стратегию «внутренних линий» – обычного и прямого, не говоря уже об идее отдачи территории, – пока оно не сменилось на истинно непрямое воздействие по инициативе кавалерийского бригадира Науэндорфа. Интенсивная разведка, проведенная этим офицером, показала ему, что французы снимаются с фронта для переброски, чтобы объединиться и уничтожить Вартенслебена. Он отправил возвышенное послание «Если ваше королевское высочество направит или сможет послать 12 тысяч солдат в тыл Журдана, тот будет разбит». Хотя исполнение этого замысла эрцгерцогом было не столь остроумным, как замысел его подчиненного, но этого было достаточно, чтобы французское наступление завершилось крахом. Беспорядочное отступление Журдана пошатнуло тылы армии и за Рейном вынудило Моро прекратить свое успешное продвижение в Баварию и подобным же образом откатиться назад.

Но в то время, когда основной удар французов на Рейне не удался, а потом, будучи повторенным, опять провалился, судьба войны была решена на второстепенном театре военных действий – в Италии, где Наполеон Бонапарт превратил рискованную, ненадежную оборону в решительные непрямые действия, решив исход войны. Этот план созрел у него в уме еще два года назад, когда он был штабным офицером в этой местности, а потом в Париже он обрел форму документа – «спинного хребта» его генеральной теории войны. Как и другие великие пророки, он выражал свои принципиальные идеи в аллегории, и так же, как и в случае с другими пророками, его ученики обычно неверно интерпретировали эти аллегории. Так, возможно, в самой значительной из своих максим Наполеон сказал: «Принципы войны такие же самые, как и принципы осады. Огонь необходимо сосредоточить в одну точку, и, как только появится брешь, равновесие будет нарушено, а остальное уже мелочи». В последующем военная теория делает ударение на первый пункт вместо последнего; в частности, на слова «одну точку» вместо слова «равновесие». Первое – это всего лишь физическая метафора, в то время как второе выражает фактический психологический результат, который гарантирует, «что остальное – мелочи». На что делал «ударение» сам Наполеон, следует постигать из стратегического хода его кампаний.

Слово «точка» было даже источником большой путаницы и противоречий. Одна школа утверждает, что Наполеон имел в виду, что концентрированный удар должен быть нацелен в самую сильную вражескую точку, на том основании, что это, и только это гарантирует достижение решающего результата. Потому что, если будет сломлено основное вражеское сопротивление, его подавление повлечет за собой ликвидацию любого меньшего вражеского сопротивления. Этот аргумент упускает из виду фактор цены и то, что победитель может быть слишком измотан, чтобы воспользоваться своим успехом, – так что даже слабый противник может обрести относительно высокую способность к сопротивлению, чем первоначально. Другая школа, более вдохновленная идеей экономии сил, но только в ограниченном смысле затрат на первом этапе боя, утверждает, что целью должен быть слабейший вражеский пункт. Но пункт, который остается слабым, обычно бывает таким потому, что располагается вдали от каких‑ либо жизненно важных артерий или нервных центров, или потому, что он сознательно сделан таким, чтобы завлечь нападающего в ловушку.

И тут снова озарение приходит из анализа действительной кампании, в которой Бонапарт осуществил свой принцип на практике. Четко обнаруживается, что то, что он на самом деле имел в виду, было не «точкой», а «стыком» и что на этом этапе своей карьеры он был слишком сильно увлечен идеей экономии сил, чтобы расходовать свою ограниченную мощь на удар по самой сильной вражеской точке. Л стык, однако, является и жизненно важным, и уязвимым.

В то же самое время Бонапарт обычно говорил еще одну фразу, на которую впоследствии ссылались, чтобы оправдать самое безрассудное сосредоточение сил против главных вооруженных сил противника. «Австрия – величайший противник; если Австрия будет сокрушена, то Германия, Испания и Италия рухнут сами. Мы не должны распылять свои силы, а наоборот – должны концентрировать наши удары». Но воплощение этой идеи Наполеоном показывает, что он имел в виду не прямое наступление на Австрию, а непрямое действие через Италию, и даже на этом второстепенном театре он стремился выбить из игры младшего партнера – армию Сардинии, перед тем как повернуть силы против старшего партнера.

Бонапарт располагался на Генуэзской Ривьере, а австрийцы и сардинцы – за горами севернее. Как с помощью фортуны, так и с помощью своего замысла – что не менее важно – Бонапарт завоевал первоначальное преимущество, сумев завлечь австрийцев на восток, а сардинцев – на запад, а затем ударил в ослабленный стык позиций двух неприятельских армий, и, вынуждая австрийцев вновь отступить на восток, выиграл время и место для концентрации на западе против сардинцев. «Равновесие было нарушено», а его психологический эффект совершил больше, чем физический разгром, и заставил сардинцев молить о перемирии, которое вывело их из войны.

Теперь у него был перевес сил против оставшихся одинокими австрийцев (35 тысяч против 25 тысяч). Но двинул ли он их напрямую против неприятеля? Нет. В день, последовавший после перемирия с Сардинией, Наполеон задался целью захватить Милан с тыла, совершив обходной маневр через Тортону и Пьяченцу. После того как ему удалось обмануть австрийцев сосредоточением его сил в Валенце, чтобы отразить его ожидавшееся наступление на северо‑ восток, он пошел на восток вдоль берега реки По, а там, дойдя до Пьяченцы, обошел все возможные рубежи сопротивления австрийцев. Но нехватка средств для переправы задержала Наполеона у Пьяченцы, когда он поворачивал на север, и поспешное отступление австрийцев позволило им отойти на безопасное расстояние и укрыться в Мантуе в знаменитом четырехугольнике крепостей до того, как Бонапарт смог использовать реку Адду в качестве речной преграды на пути их отхода. Но даже в этом случае он захватил Милан и богатые земли Ломбардии для своей голодной и оборванной армии без всяких потерь.

Но и после этого Наполеон воздержался от прямо‑ го наступления на главного врага, Австрию, как предполагали это ортодоксальные военные теоретики, и он отказался также ступать в Центральную Италию, как это приказывала ему сделать Директория, движимая политическими мотивами. Вместо этого, изящно согласовав свои цели и средства, он использовал Мантую в качестве наживки, чтобы оттянуть освободившиеся австрийские войска от своих баз, и они попали в его руки. Очень важно, что он не стал окапываться в укреплениях, согласно традиционному обычаю генералов, а держал свои войска в мобильном состоянии и имел легкую и подвижную группировку, которую можно было сосредоточить на любом направлении. При первой же попытке австрийцев помочь Мантуе метод Бонапарта оказался под угрозой из‑ за его нежелания снять осаду города. Только тогда, когда Бонапарт отказался от осады Мантуи и получил тем самым свободу для маневра, он смог использовать подвижность своих войск для разгрома австрийцев при Кастильоне (15 августа 1796 г.). После этого Директория приказала ему пройти через Тироль и соединиться с главной Рейнской армией. Австрийцу воспользовались его прямым наступлением, чтобы через горные проходы с большей частью своих войск спуститься в направлении Венеции, а затем двинуться на запад, к Мантуе. Однако Наполеон начал упорно преследовать хвост колонны австрийских войск, уже при прохождении их через горы, тем самым сведя на нет маневр противника своим контрманевром, проведенным с более решительной целью. Он разбил австрийский второй эшелон при Бассано (8 сентября 1796 г.), а когда спустился на низменность близ Венеции, преследуя остатки австрийских войск, стоит отметить, что Наполеон направлял отряды преследователей так, чтобы отрезать врагов от Триеста, перерезав тем самым пути отхода в Австрию. Однако он не препятствовал отходу австрийских войск в направлении Мантуи. Таким образом, войска австрийской армии сами попали в ловушку, устроенную для них Бонапартом в Мантуе. То, что так много «военного капитала» Австрии оказалось под замком, вынудило ее на новые расходы. На этот раз (и не в последний) прямота тактики Бонапарта поставила под угрозу успешность применения им стратегии непрямых действий. Когда австрийцы появились возле Вероны, его опорного пункта для защиты Мантуи, Бонапарт бросился в авангарде своих главных колонн и получил серьезный отпор. Но вместо отступления он предпочел смелый широкий маневр вокруг южного фланга противника и в его тыл. Задержки по пути, вызванные переходами и переправами через реки, повышали опасность этого маневра, но, по крайней мере, направление этого марша парализовало противника, и, когда весы сражения колебались у Арколе (15–17 ноября 1796 г.), Наполеон прибегнул к решающему тактическому обману, редкому для этого полководца, – послал несколько горнистов в австрийский тыл с приказанием сыграть сигнал атаки. Несколько минут спустя стойко сражавшиеся австрийские войска ринулись потоком бежать с позиций. (Весьма странная интерпретация упорного и кровопролитного трехдневного боя при Арколе. 15 и 16 ноября французы неоднократно штурмовали мост через реку Альпоне, но успеха не добились. Не считаясь с большими потерями, Бонапарт приказал 17 ноября всеми силами штурмовать мост и селение Арколе за ним. Фронтальная атака сочеталась с отходным маневром Ожеро, который после упорного боя (! ) выбил австрийцев с позиций южнее Арколе, после чего австрийцы (Альвинци) были вынуждены начать отход, опасаясь за свои коммуникации. – Ред.) Через два месяца, в январе 1797 года, австрийцы предприняли четвертую и последнюю попытку спасти Мантую, но были вдребезги разбиты у Риволи (13–15 января 1797 г.), где легкое подвижное воинское соединение Бонапарта (десант Мюрата, высадившийся через озеро Гарда в тыл наступавшей австрийской колонне Лузиньяна) действовало почти идеально (однако перед этим австрийцы поставили французов в критическое положение. – Ред.). Кроме того, помимо десанта Мюрата, в уничтожении колонны Лузиньяна участвовала подоспевшая дивизия Рея. Такие действия были следствием совершенствования Бонапартом новой дивизионной системы, согласно которой армия постоянно разделялась на самостоятельно действовавшие (однако по единому плану и с единой целью. – Ред.) отряды, вместо, как было ранее, одного воинского объединения, из которого выделялись лишь временные отряды. Такие отряды в армии Бонапарта во время итальянских кампаний превратились в более высоко развитые батальонные каре, а в его более поздних войнах самостоятельно действовали не дивизии, а более крупные армейские корпуса. Важно отметить, что прекращение натиска главных сил австрийцев произошло благодаря смелости Наполеона, отправившего десант Мюрата на лодках через озеро Гарда, чтобы выйти в тыл наступавшей австрийской колонне. Потом сдалась Мантуя (2 февраля 1797 г.), и австрийцы, потерявшие свои армии в Италии в попытке спасти внешние ворота в свою страну, теперь были вынуждены реагировать на быстрое приближение Бонапарта к беззащитным внутренним вратам. (В марте французы вторглись в Австрию и начали наступление на Вену. – Ред.) Это заставило Австрию просить мира, хотя главные французские армии все еще стояли за Рейном.

Осенью 1798 года была сформирована Вторая коалиция из России, Австрии, Англии, Турции, Португалии и Королевства обеих Сицилий, а также паны римского, чтобы сбросить оковы мирного договора. Бонапарт в это время находился в Египте, а когда вернулся, шансы Франции резко уменьшились. Полевые армии были обескровлены, казна пуста, а призыв в армию резко сократился. (Автор косвенно, намеками описал результат блестящего итальянского похода A.B. Суворова в 1799 г. Действуя так, как он действовал всегда (то есть решительно, быстро, крупными массами войск, стараясь нанести полное поражение врагу в сражении), Суворов в апреле – августе 1799 г. в нескольких решительных сражениях (прежде всего при Адде 15–17 (26–28) апреля, Требии 6–8 (17–19) июня и при Нови 4 (15) августа) совершенно разбил французов (Моро, Макдональда, Жубера) и очистил от противника Северную Италию. – Ред.) Бонапарт, который, вернувшись во Францию, сверг Директорию и стал первым консулом, приказал сформировать в Дижоне резервную армию, состоящую из всех внутренних войск, которые можно было наскрести. Стал ли он использовать ее для того, чтобы укрепить позиции на центральном театре военных действий и главную армию на Рейне? Нет. Вместо этого он запланировал самое дерзкое из всех непрямых действий – самый смелый обходной маневр – и совершил стремительный бросок по гигантской дуге, выйдя в тыл австрийской армии в Италии. Противник в это время оттеснил небольшую французскую армию в Италии назад почти до самой французской границы и загнал ее в северо‑ западный угол Италии (французы Макдональда удерживали лишь Геную, блокированную австрийцами Меласа). Бонапарт намеревался двинуться через Швейцарию на Люцерн или Цюрих и выйти в Италию как можно восточнее – пройдя по перевалу Сен‑ Готард или даже через Тироль. Но весть о том, что французская армия в Италии находится под сильным давлением австрийцев (Суворов и другие русские войска были отозваны императором Павлом I. – Ред.), вынудила его избрать более короткую дорогу' через Сен‑ Бернар. Так что когда он, пройдя перевал, вышел из Валле‑ д’Аоста на открытую местность из теснин Альп в Иврса в последнюю неделю мая 1800 года, он был все еще на правом фланге австрийской армии. Вместо наступления на юго‑ восток для оказания помощи Массене, который был заперт в Генуе, Бонапарт послал свой авангард к Кераско, в то же время под прикрытием этого отвлекающего маневра сам он с главными силами проскользнул на восток к Милану. Так, вместо продвижения вперед и встречи врага в его «естественной позиции», обращенной на запад у Алессандрии, он захватил «естественную позицию » поперек австрийского тыла – этот стратегический барьер, который был первоначальной целью его самых смертоносных маневров во вражеском тылу. Потому что такая позиция, усиленная естественными преградами, давала в его руки надежный опорный пункт, с которого можно подготовить «жесткие объятия» для противника, чьей «природной» тенденцией, когда он вдруг окажется отрезан от пути отступления и снабжения, было разворачиваться и отходить назад, как правило, мелкими группами, прямо на него. Эта идея «стратегического барьера» была самым крупным вкладом Наполеона в стратегию непрямых действий.

В Милане Бонапарт перерезал один из двух путей отхода австрийцев, а затем, выйдя на рубеж южнее реки По, простиравшийся до ущелья южного притока По реки Страделла, перехватил также и второй путь. Однако замысел Бонапарта был несколько не подкреплен имевшимися у него средствами, так как у него было всего лишь 34 тысячи (в начале похода 42 тысячи. – Ред.) человек, и по вине Моро прибытие подкреплений – корпуса в 15 тысяч человек, который Бонапарт приказал выслать в его распоряжение из состава Рейнской армии через Сен‑ Готардский перевал, – запаздывало. Беспокойство по поводу того, что стратегический рубеж был занят незначительными силами, стало усиливаться. И в этот момент Генуя капитулировала. Неопределенность в отношении дороги, которую могут избрать австрийцы, и прежде всего страх, что они могут запереться в Генуе, куда британский флот сможет доставлять для них продовольствие, заставила его отказаться во многом от преимуществ, которые он завоевал. Потому что, приписывая своим оппонентам больше инициативы, чем они проявляли, он оставил свою «естественную позицию» у Страделлы и двинулся на запад, чтобы провести разведку соперников, а также перерезать дорогу из Алессандрии в Геную. Таким образом, он очутился в невыгодном положении, имея под рукой лишь часть своей армии, когда австрийская армия вдруг вышла из Алессандрии и направилась ему навстречу для рандеву на равнине Маренго (14 июня 1800 г.). Исход битвы долго был под сомнением, и, даже когда вернулась дивизия Дезе, отправленная по дороге в Геную, австрийцы были только отбиты, но не разгромлены. Но затем стала играть свою роль стратегическая позиция Бонапарта, и она позволила ему вырвать из деморализованного австрийского командира (Меласа) просьбу о перемирии, согласно которому австрийцы уходили из Ломбардии и ретировались за реку Минчо. И хотя война возобновилась в хаотической форме за пределами Минчо, моральные последствия Маренго проявились в Люневильском мире, который Австрия заключила 9 февраля 1801 года. (Автор не упомянул о поражении австрийцев у Гогешшндена в Баварии 3 декабря 1800 г., где Рейнская армия французов Моро (56 тысяч) разбила Дунайскую австрийскую армию эрцгерцога Карла. Именно после этого сражения австрийцы были вынуждены искать мира. – Ред.)

После нескольких лет ненадежного мира занавес, опустившийся над французскими революционными войнами, поднялся, чтобы открыть новый акт – Наполеоновские войны. В 1805 году в Булони была собрана армия Наполеона из 200 тысяч человек, угрожая обрушиться на английское побережье (если бы это случилось, британцам не помогли бы никакие «прямые» и «непрямые» действия. – Ред.), когда она вдруг была направлена форсированным маршем к Рейну. До сих пор неясно, собирался ли Наполеон всерьез осуществить прямое вторжение в Англию, или его угроза была всего лишь первой фазой в его непрямом воздействии на Австрию. Он рассчитывал, _Что австрийцы, как обычно, пошлют одну армию в Баварию, чтобы блокировать выходы из Шварцвальда, и на основе этого предположения запланировал свой широкий маневр вокруг’ их северного фланга через Дунай и на реке Лех (правый приток Дуная) – его замышляемый стратегический барьер поперек вражеского тыла. Это было повторением в более крупном масштабе маневра под Страделлой, и Наполеон сам подчеркивал перед своими войсками эту параллель. Более того, его превосходство в силах позволяло ему осуществить намеченный маневр. После перехвата коммуникаций армии Макка (80 тысяч) последняя (остатки) после нескольких боев капитулировала в районе Ульма. Сметя с пути этого «слабейшего партнера», Наполеону пришлось теперь иметь дело с русской армией под командованием Кутузова (50 тысяч), который, пройдя сквозь Австрию и собрав небольшие австрийские отряды (15 тысяч), только дошел до реки Инн. Меньшую угрозу представляло возвращение других австрийских армий из Италии и Тироля. Сейчас величина своих войск в первый, но не последний раз доставляла неудобство Наполеону. При такой большой армии пространство между Дунаем и горами к юго‑ западу было слишком стесненным для любого непрямого действия местного характера по отношению к противнику, и не было времени для широких перемещений масштаба ульмского маневра. Но поскольку русские оставались на Инне, они пребывали в «естественной позиции», образуя не только щит для австрийской территории, но и щит, под прикрытием которого другие австрийские армии могли подойти с юга через Каринтию и присоединиться к ним, воздвигнув перед Наполеоном крепкую стену сопротивления. Столкнувшись с такой проблемой, Наполеон использовал самую изящную серию вариаций непрямого подхода. Первой его целью было оттеснить русских как можно дальше на восток, чтобы оторвать их от австрийских армий, возвращающихся из Италии. Поэтому, продвигаясь прямо на восток на Кутузова и Вену, он отправил корпус Мортье по северному берегу Дуная. Эта угроза коммуникациям Кутузова была достаточной, чтобы вынудить его отступить окольным путем на северо‑ восток к Кремсу на Дунае. Тут Наполеон отправил Мюрата с заданием стремительным маршем рассечь новый фронт Кутузова, имея своей целью Вену. Из Вены Мюрату было приказано идти на север на Холлабрунн. Таким образом, после первой угрозы правому флангу русских Наполеон теперь угрожал их тылам слева. В результате этой операции, из‑ за ошибочно заключенного Мюратом временного соглашения о перемирии, не удалось отрезать русских (Кутузов в ходе блестящего марш‑ маневра вырвался из ловушки, по пути разгромив у Кремса корпус Мортье (на глазах Наполеона на другом берегу Дуная), а у Шенграбена (близ Холлабрунна) заслон Багратиона (5 тысяч), сдержав натиск 30 тысяч французов, дал отойти главным силам Кутузова (ночью Багратион прорвал штыками кольцо окружения). Потеряв почти половину состава, но сохранив знамена, отряд Багратиона через день догнал армию Кутузова. – Ред.). Но это, по крайней мере, заставило их поспешно отходить еще дальше на северо‑ восток к Оломоуцу, оказавшись совсем близко от собственной границы (от Ольмюца (Оломоуца) до тогдашней русской границы было 650 км. – Ред.). Но хотя русские сейчас были далеко «отвлечены» от австрийских подкреплений, они были ближе к своим собственным, и в Оломоуце русские действительно получили подкрепления. Если продолжать и дальше оттеснять их, это только консолидировало бы мощь русских. Кроме того, время поджимало, а вступление Пруссии в войну было неизбежным. И тут Наполеон прибегнул к непрямому воздействию, искушая русских перейти в наступление хитрой демонстрацией своей собственной кажущейся слабости. Для боя с 80 тысячами солдат противника он сконцентрировал лишь 50 тысяч своих в Брюнне (Брно), а оттуда выжал изолированные отряды к Оломоуцу. Это впечатление слабости он дополнил предложением мира русскому царю и австрийскому императору. Когда враг заглотнул приманку, Наполеон возник перед ними на позиции у Аустерлица, самой природой назначенной быть ловушкой, и в последовавшем сражении использовал один из редких для него тактических приемов непрямых действий, чтобы скомпенсировать такую же редкую для него нехватку в численности войск на поле битвы (у Наполеона было 73 тысячи, в русско‑ австрийской армии 86 тысяч). Соблазнив противника растянуть свой левый фланг в атаке на его отходившие французские войска, Наполеон развернул свой центр против ослабленного стыка и тем самым одержал победу настолько решительную, что в течение 24 часов император Австрии запросил о мире.

Когда несколько месяцев спустя Наполеон занялся Пруссией, у него было превосходство почти в пропорции 2: 1 (Неверно. Против 150‑ тысячной прусской армии Наполеон двинул 170 тысяч. – Ред.) – армия, которая была «великой» как в количественном, так и в качественном отношениях, против дефектной в воинской подготовке и устаревшей по своему виду. Влияние этого гарантированного превосходства на стратегию Наполеона заметно, и оно возрастало по мере ведения им последующих военных кампаний. В 1806 году он все еще стремится и завоевывает преимущество в первоначальной внезапности. Для этого он расквартировал свои войска возле Дуная, а потом быстро сосредоточил их на севере позади природного щита, образованного лесами Тюрингии. Далее, внезапно выйдя из лесной зоны на открытую местность, его батальонные каре устремились прямо в сердце вражеской страны. Таким образом, Наполеон скорее очутился, чем расположился (скорее случайно, нежели преднамеренно) в тылу прусских войск и, круто развернувшись, чтобы сокрушить их при Йене и Ауэрштедте (14 октября 1806 г.), видимо, полагался главным образом на чистый вес, нежели на моральный эффект своей позиции, которая была случайной, но важной.

Точно так же и в войне против русских, в Польше и Восточной Пруссии, которая последовала за этим, Наполеон, вероятно, беспокоился в основном о том, как заставить противника принять бой, уверенный, что, когда это произойдет, его военная машина пересилит вражескую. Он все еще использовал маневр с целью пробиться в тыл неприятеля, но сейчас это скорее средство, чтобы твердо ухватить соперника так, чтобы затащить его в свои челюсти (нежели способ нанесения удара по его боевому духу), чтобы легче было пережевать жертву.

Непрямое действие – это скорее средство отвлечения и физического «сцепления», чем отвлечения и подрыва морального состояния.

Так, своим маневром под Пултуском он стремится отвлечь русских на запад, чтобы в случае, если они двинутся на север из Польши, смог бы отрезать их от России. Русские выскользнули из его клещей. В январе 1807 года русские двинулись на запад по своему собственному соизволению к остаткам своих прусских союзников в Данциге, и Наполеон быстро воспользовался возможностью перерезать их коммуникации с Пруссией. Однако его приказ попал в руки казаков, и русская армия вовремя отошла назад. (Казаки стали кошмаром Наполеона (и всей французской армии). В 1812 г. под Малоярославцем они едва не схватили (или насадили на пику) императора, проводившего рекогносцировку, – это потрясло его, отступавшего в дальнейшем под ударами русских войск. А в марте 1814 г. казаки перехватили письмо Наполеона супруге, где он подробно описал свой план действий. В результате план был раскрыт, русские и союзники двинулись на Париж и взяли его, а после падения своей столицы Наполеон был вынужден отречься от престола. – Ред.) Тогда Наполеон стал напрямую преследовать их и, очутившись перед русскими войсками, занявшими фронтальную позицию у Прейсим‑ Эйлау и готовыми дать сражение, положился на чисто тактический маневр против их тыла. Выполнению этого маневра помешал буран, и русские, хотя и потрепанные, не попали в пасть французов. (Наоборот – по словам французского маршала Бернадота (будущего шведского короля Карла XIV Юхана и основателя правящей ныне в Швеции королевской династии), «никогда счастье более не благоприятствовало Наполеону, как под Эйлау. Ударь Беннигсен ввечеру, он взял бы по крайней мере 150 орудий, под которыми лошади были убиты». Русские (78 тысяч, в том числе 8 тысяч пруссаков, имеющие 450 орудий) потеряли 25 тысяч убитыми и ранеными, французы (70 тысяч и 400 орудий) от 23 до 30 тысяч. Обе стороны посчитали себя победителями, хотя ночью Беннигсен, имевший все шансы разгромить Наполеона, отступил. – Ред.) Четыре месяца спустя обе стороны восстановили силы, и русские вдруг направились на юг на Хейльсберг (где произошел бой), и тогда Наполеон бросил свои корпуса на восток, чтобы отрезать противника от Кенигсберга, самой близкой базы русских. Но на этот раз он явно был настолько одержим идеей сражения, что, когда его кавалерия, ведя разведку на фланге, сообщила о присутствии русских на сильной позиции у Фридланда, он бросил все силы прямо на эту цель. Тактическая победа была одержана не внезапностью или мобильностью, а чисто наступательной мощью (60 тысяч русских противостояли 85 тысячам Наполеона) – здесь она выразилась в артиллерийской тактике Наполеона: массированное сосредоточение артиллерийского огня в выбранной точке. Этот прием он применял на протяжении всей своей карьеры (начиная с Тулона (1793) и подавления роялистов в Париже (1795). – Ред.) Во Фридланде, как часто и потом, это обеспечивало победу. Примечательно, что массированное использование людских ресурсов было характерно в 1807–1914 и в 1914–1918 годах. И примечательно, что в каждом случае наибольшие потери были связаны с интенсивным артиллерийским огнем.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 Следующая ⇒