См.: С. G. Jung. Psychology and Religion. — New Haven, Yale University Press, 1938.

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 10Следующая ⇒

ную форму или в форму какого-либо иного вырожденного импульса, который ни в коем случае не может быть квалифицирован как духовный. Лишь высший, торжествующий религиозный опыт — независимо от того, какую форму он избирает для своего проявления, — способен высветить в человеческом существе его целостность и побудить его действовать, исходя из этой целостности. Невозможно доказать, что такие вещи происходят или должны происходить, как нельзя доказать и то, что по своей природе они выходят за рамки психического¹: сторонний наблюдатель строит свое представление о нем лишь на основании свидетельств и признаний тех, кто его непосредственно пережил.

В нашу эпоху грубого пренебрежения к душе (что характеризует глубоко материалистический, статистический образ мышления современного человека) только что высказанная мысль может быть воспринята как критика религиозного опыта и даже как его осуждение. Ничего подобного мы не имели в виду. Мы лишь утверждаем, что рассудок среднего современного человека обычно ищет убежища либо в безверии, либо в наивной и примитивной доверчивости — как будто эти крайности способны помочь его истощенному разуму обойти загадки собственной души, являющейся для него не более, чем неосязаемым туманом.

Современная мысль держится на альтернативе: либо веские, контролируемые факты, либо иллюзии, созданные «вытесненной» сексуальностью или стремлением к компенсации неполноценности. В дополнение и в противопоставление этой ложной альтернативе я предлагаю признать за душой собственную, присущую ей реальность, и собственное измерение. Ведь несмотря на прогресс химии мы все еще очень далеки от биохимического объяснения явлений сознания; более того, законы химии не охватывают даже селективных процессов, лежащих в основе усвоения пищи, не говоря уже о процессах саморегуляции и самосохранения организмов. Независимо от того, какова именно конституция и реальность души, она совпадает с реальностью жизни и даже выказывает определенную связь с законами,

1) Нельзя доказать также, что они «только» психические (прим. автора).

которым подчинены формы неорганического мира. Кроме того, душа отмечена свойством, которое обычно воспринимается как ложное, а именно — свойством релятивизации пространства и времени, в суть которого пытается проникнуть парапсихология.

После открытия эмпирического бессознательного¹ психическая субстанция, вместе со всем происходящим в ней, получила права гражданства среди природных данностей. Ее больше не считают плодом произвольных мнений, а ее проявления — капризами беспочвенного сознания. Благодаря открытию бессознательного мы теперь знаем, что неустойчивое, калейдоскопически подвижное сознание покоится на «статичном»² и, во всяком случае, в высшей степени консервативном фундаменте инстинкта и его специфических образных форм — архетипов. Мир психических глубин проявляет себя как партнер или противник сознания, которое ввиду своей мобильности, гибкости, способности воспринимать новое содержание (то есть способности к обучению) часто подвергается опасности утратить свои корни³. Эта опасность испокон веков заставляла людей совершать обряды, гарантирующие «сотрудничество» со стороны бессознательного. Люди первобытного мира стараются предотвратить неприятности, которыми чревато недостаточное внимание к богам, духам, судьбе, магическим свойствам места и времени; они принимают как должное тот факт, что воля человека есть не более, чем частичка глобальной ситуации. Образ действий первобытного, природного человека характеризуется цельностью, от которой цивилизованный человек стремится избавиться как от

1) Несомненная заслуга этого открытия принадлежит Юнгу. С особой полнотой бессознательное, как автономная природная данность, рассмотрено в фундаментальном труде: С. G. Jung. Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem Unbewuß ten. — Zü rich, Rascher, 1933.

2) Прилагательное «статистический», использованное в оригинальном немецком издании, по всей видимости, возникло в результате опечатки: statistisch вместо statisch.

3) Я прошу моего читателя впредь отвергать любые попытки сводить проблему психических глубин к «метафизике». Подобное мнение — грубая ошибка, часто допускаемая даже специалистами. В мире глубин речь идет не о «метафизике» а об инстинктах, воздействующих не только на внешнее поведение, но и на психическую структуру; психическая субстанция — не произвольная выдумка, а биологическая данность, подчиняющаяся законам жизни (прим. автора).

ненужного бремени: ему кажется, что без нее можно обойтись.

Этот феномен очень важен: в нем выражается уровень дифференциации сознания, дающий, с одной стороны, повод для положительной оценки, но одновременно влекущий не менее серьезный отрицательный результат в виде распада изначальной целостности на автономные функции, которые вступают между собой в конкурентные отношения и даже в борьбу. Дифференциация сознания в соответствии с инстинктами оказывается неизбежной; но наряду с этим достижением неизбежными оказываются также отрицательные последствия расщепления изначальной целостности. В настоящее время утрата целостности ощущается все более и более остро и глубоко. Напомним хотя бы о «дионисийском прорыве», описанном Ницше¹, и о той тенденции в немецкой философии, наиболее ярким выражением которой явилась книга Клагеса «Дух как противник души»². В результате расщепления, дробления целостности различные функции сознания подвергаются растущей дифференциации, вплоть до того, что некоторые из них полностью освобождаются из-под контроля со стороны других функций и достигают своего рода автономности; в их замкнутый «мир» все остальные психические функции и элементы допускаются лишь постольку, поскольку они подчиняются диктату доминирующей функции. В результате этого процесса сознание выходит из состояния равновесия: например, в условиях, когда доминирует интеллект, продиктованные чувством суждения вынуждены отступать в тень, и наоборот. Когда торжествует ощущение реальности, побежденной оказывается интуиция, меньше всего

1) Имеется в виду противопоставление аполлонического и дионисийского начал, введенное Ницше в книге «Рождение трагедии из духа музыки» и относящееся к античному искусству; первое из этих начал характеризует искусство пластических образов, тогда как второе — музыку. Эти разъединенные художественные миры Ницше символически представляет как мир сновидения (аполлонический) и мир опьянения (дионисийский). В дионисийских мистериях он усматривает пробуждение символических сил (сил музыки) от аполлонического сна.

2) Людвиг Клагес (1872-1956) — немецкий психолог и философ «неоромантического» направления, один из основателей научной графологии.

обращающая внимание на конкретные, даже очевидные данности; и наоборот, когда доминирует интуиция, субъект живет по ту сторону реальности, в гипотетическом мире недоказуемых возможностей. Подобная эволюция психической субстанции, конечно, способствует полезной специализации, но одновременно она приводит к достойной сожаления односторонности.

Именно наша односторонность заставляет нас видеть вещи только под одним углом, только с одной точки зрения, и сводить все их разнообразие к одному-единственному принципу. В области психологии эта тенденция мышления неизбежно чревата однобокими интерпретациями. Например, экстравертно настроенный человек будет отстаивать такое представление о психической субстанции, согласно которому она целиком проистекает из окружающих воздействий; напротив, интроверт попытается свести психическую субстанцию к наследственным психофизическим склонностям и к обусловленным этими склонностями интеллектуальным и аффективным факторам¹. Обе точки зрения объясняют психику механистически. Если кто-либо попытается воздать должное обеим противопоставленным концепциям, его непременно обвинят в обскурантизме; и все-таки нужно учитывать обе эти точки зрения, даже если это приведет к целой серии парадоксов.

Вот почему во имя избежания излишней множественности объяснительных принципов принято отдавать предпочтение тому или иному из легко выявляемых фундаментальных инстинктов, в ущерб всем остальным. Ницше в качестве основы берет силу и стремление к завоеваниям, тогда как Фрейд — удовольствие и неспособность его достичь. Ницше признает бессознательное в качестве достаточно важного фактора; для теории Фрейда оно становится непременным условием, однако он не преодолевает представления о нем как о чем-то в сущности второстепенном, возникшем «всего лишь» в результате вытеснения. Что

1) Термины «экстраверт» и «интроверт», обозначающие, в наиболее общем плане, два типа отношения человека к окружающему миру, были введены Юнгом в его широко известной работе: С. G. Jung. Psychologische Typen. — Zü rich, Rascher, 1921.

касается Адлера¹, то для него все ограничивается субъективной психологией «престижа»; бессознательное как фундаментальный, а при известных условиях — и решающий элемент, вообще исчезает из поля его зрения. Та же судьба постигла бессознательное в рамках фрейдовского «психоанализа» в том виде, в каком его практиковали психоаналитики последующих поколений.

Многообещающее начало фрейдовской психологии бессознательного остановилось на одном-единственном архетипе — «Эдиповом комплексе»²; оно не нашло развития и в работах его ближайших учеников. Будучи связанным с инцестом (кровосмешением), «Эдипов комплекс» достаточно убедительно объясняется на основании сексуального инстинкта, так что при отсутствии потребности в более серьезном философском обосновании такое объяснение можно счесть удовлетворительным. То же относится к излюбленной Адлером воле субъекта к власти. Как Фрейд, так и Адлер добровольно замкнулись в рамках собственных односторонних, «инстинктивных» предположений, не допускающих никакой возможности признания правоты другой стороны и вследствие этого неизбежно приводящих к тупику фрагментарных объяснений.

Все сказанное не отменяет того обстоятельства, что в своих ранних работах Фрейд наметил подходы, способные привести к феноменологии психической деятельности и воссоздать ее историю. Благодаря этому могла бы возникнуть более или менее целостная картина психической субстанции — ведь проявления последней не ограничиваются чисто субъективной сферой, свойственной только данной личности, но охватывают коллективные психические явления, о существовании которых Фрейду было известно по крайней мере в принципе: об этом свидетельствует фрейдовское понятие «Сверх-Я». Но его теория и его метод

1) Альфред Адлер (1870-1937) — австрийский психиатр и психолог, один из ближайших учеников и сподвижников Фрейда, также, подобно Юнгу, порвавший со своим учителем из-за несогласия с «сексуальной теорией» последнего.

2) Суть «Эдипова комплекса», по Фрейду, состоит в сексуальном влечении мальчика к матери и агрессивном отношении к отцу как к сопернику. Вытесняемый по мере взросления организма в сферу бессознательного, «Эдипов комплекс» становится основой «Сверх-Я» — вместилища моральных ценностей субъекта.

слишком долгое время были достоянием врача, вынужденного по роду деятельности заниматься индивидами, чьи неотложные личные проблемы интересовали его в первую очередь.

Поначалу Фрейд совершенно не имел возможности задаваться вопросом о глубинных основах собственной теории и размышлять над неизбежно возникающими при этом проблемами исторического порядка. Его естественнонаучная подготовка, равно как и его практическая деятельность, принесли мало пользы, когда он пытался разобраться в общих предварительных условиях любого психологического знания. Вот почему он совершенно пренебрег сравнительной психологией (впрочем, полной сложных и неясных моментов) и с ходу занялся такой зыбкой, основанной на предположениях областью, как первобытная история психической субстанции человека. Покинув твердую почву, он обошел своим вниманием этнологию и историю, и почти непосредственно перенес знания, приобретенные в процессе лечения современных невротических больных, в обширную сферу первобытной психологии. Фрейд не вполне отдавал себе отчет в том, что под другими широтами, в других условиях могут господствовать другие ценности и действовать другие психические доминанты.

Фрейдовская школа осталась верна эдиповской теме, то есть архетипу инцеста — чисто сексуалистской концепции, не учитывающей, что «Эдипов комплекс» свойствен только мужчинам, что сексуальность — не единственная возможная доминанта психической деятельности, и что инцест, будучи неразрывно связан с религиозным инстинктом, может представлять собой не столько причину его возникновения, сколько способ его выражения. По данному вопросу я могу указать свою работу «Метаморфозы души и ее символы», которая, впрочем, для многих остается книгой за семью печатями. Сам Фрейд, открывший «Эдипов комплекс», не последовал за мной в направлении, начало которому было положено им самим, и не оказался готов признать правоту моей точки зрения. Его «психоаналитическая» школа так и осталась в плену сексуальной теории.

Безусловно — и это следует подчеркнуть — сексуальная гипотеза обладает большой убедительностью, поскольку она затрагивает один из важнейших инстинктов. То же

относится и к гипотезе о воле к власти, апеллирующей не только к импульсам отдельных личностей, но и к политическим и социальным устремлениям. И все же напрасно было бы искать в современной науке попытки сопоставить или примирить эти две фундаментальные, но противоречащие друг другу точки зрения. Впрочем, как представляется, существует лишь одна возможность разрешения противоречий; это — признание понятия «Самость», благодаря своей особой природе охватывающего как личность, так и общество. Опыт показывает, что архетипы обладают свойством трансгрессивности («переходности»), то есть способностью в некоторых случаях проявлять себя так, как если бы они принадлежали в равной мере и обществу, и личности. Вот почему они нуминозны и заразительны (то есть легко переходят от одного индивидуума или группы индивидуумов к другому индивидууму или группе). Способностью волновать обладает лишь тот, кто сам взволнован до глубины души. В некоторых далеко не редких случаях именно трансгрессивность определяет полные смысла совпадения, то есть синхронные, не имеющие общей причины феномены; об этом свидетельствуют исследования Райна в области экстрасенсорного восприятия¹.

Инстинкты — составная часть живой целостности. Они интегрированы в эту целостность и подчинены ей. Их освобождение и превращение в автономные сущности приводит к хаосу и нигилизму, так как при этом единство и целостность личности разрушаются, а в итоге разрушается и сама личность. Высшая задача психотерапии заключается как раз в том, чтобы сохранить, а в случае нужды восстановить единство и целостность личности. Не следует полагать, что целью воспитания является подготовка рационалистов, материалистов, «техников», короче говоря — лиц, которые, не осознавая своих корней, обречены на метания в современном обществе, внося таким образом свой вклад в раскол и расщепление социального организма. Одновременно никакая психотерапия не может претендовать на достижение удовлетворительных результатов, ограничи-

1) Дж. Б. Райн (Rhine) — американский психолог, основоположник экспериментальной науки о сверхчувственном восприятии, автор фундаментальных трудов по парапсихологии: Extra-Sensory Perception, 1934; New Frontiers of the Mind, 1937.

вая свое поле деятельности тем или иным изолированным, отдельным аспектом. Но тенденция к ограничениям, характерная для нашей современной цивилизации (интенсивность которой исчерпывает силы даже самых стойких людей), влечет за собой крайне серьезную опасность утраты инстинктов. Проявления любого инстинкта должны исследоваться и фиксироваться с большой тщательностью, поскольку они составляют часть целостного образа человеческого существа; следует четко уяснить себе, что они необходимы для сохранения равновесия.

Таким образом, сексуальный аспект НЛО по праву должен привлечь наше внимание, ибо благодаря ему становится ясно, что в структуре явления определенная роль принадлежит мощному сексуальному инстинкту. По-видимому не случайно в одном из снов обнаруживается женский, а в другом — мужской символ (чечевица и сигара): появление символа одного из полов на вполне «законных» основаниях может быть дополнено появлением символа противоположного пола.

Итак, видение, явившееся во сне, представляет собой символ, который не просто черпает свои элементы из наделенных репрезентативной силой архетипических форм, но и добавляет к ним элементы инстинктивной природы. Совокупность тех и других позволяет ему с полным основанием претендовать на «реальность»: символ перестает быть только «историческим» и становится актуальным и динамичным. Итак, символ обращается не только к сознательному техническому воображению человека или к его философским спекуляциям; он также поражает его «нутро», глубины его «животного» существа. Именно поэтому истинный символ столь желанен: он охватывает и выражает всего, или почти всего, человека. Даже если интерпретация, ограниченная сексуальной точкой зрения, кажется неполной и огрубленной (как в разбираемом случае), ее все равно нельзя отбрасывать или недооценивать; напротив, мы должны отвести ей подобающее место.

Инстинкт власти также не теряет своих прав ни в одном из двух анализируемых снов. Рассказчице предоставлена привилегия находиться в уникальной ситуации — наблюдать событие с близкого расстояния; она оказывается избранным существом, чье лицо обжигает божественный

огонь. Но обе точки зрения — как сексуальная, так и основанная на воле к власти — в той мере, в какой они претендуют на свою исключительность, неизбежно изгоняют из поля зрения символический смысл обоих снов и сосредоточиваются не на самом субъекте, а только на инстинктивном проявлении. В очередной раз демонстрируется ничтожество личности по сравнению со всемогуществом инстинкта. Конечно, для любого, кому не удавалось наблюдать хрупкость человеческого существа перед лицом импульсивной брутальности инстинкта, подобная констатация явилась бы впечатляющей новостью. Но наша рассказчица — отнюдь не наивное существо с ограниченным кругом представлений, и поэтому сводить весь смысл ее снов только к инстинктивной стороне было бы совершенно неправомерно. Как раз наоборот, она относится к числу современных людей, хорошо понимающих и чувствующих значение устранения личности; обусловленное этим устранением парализующее чувство никчемности и потерянности компенсируется сном, в котором рассказчица, единственная из всего своего окружения, противостоит панике и способна уяснить ее причину. Именно на нее направляет свое внимание внеземной объект; именно ее он отмечает своим пылающим знаком, давая ей тем самым возможность ощутить свою силу. Таким образом, она оказывается единственной «избранницей». Естественно, подобная акция бессознательного имеет полезный смысл только для того индивидуума, который вследствие неполноценного характера своей жизни рискует погрязнуть в чисто функциональном существовании.

Приведенный случай — образец проявления страха и неуверенности, столь характерных для нашей эпохи. В то же время он служит примером компенсации, проистекающей из бессознательного.

ТРЕТИЙ СОН

Третий сон представляет собой часть более обширного контекста. Он был зафиксирован примерно в 1952 г. у пациентки сорока двух лет, никогда ничего не слышавшей ни о НЛО, ни о чем-либо подобном.

Рассказчица видит себя в собственном саду. Внезапно она слышит над собой гул мотора. Она устраивается на садовой ограде, чтобы разглядеть, что происходит. Появляется черный металлический летательный аппарат и кружит над ней; он выглядит как большой металлический летающий паук с большими темными глазами. Аппарат имеет округлую форму; это — новый самолет, единственный в своем роде. Из тела «паука» исходит торжественный, ясный и сильный голос, произносящий молитву, которая содержит некое важное сообщение, предостережение для всех тех, кто находится на земле, а также для пассажиров «паука». Смысл молитвы сводится к следующему: «Веди нас вниз и держи (храни) нас внизу... Вознеси нас на небо! ».

Непосредственно с садом соседствует большое административное здание; здесь принимаются решения на международном уровне. На необычном бреющем полете «паук» едва не касается окон здания, явно намереваясь своим голосом воздействовать на его обитателей и указать им путь, ведущий к установлению мира, а именно — к таинственной внутренней гармонии. Таким образом, они обязаны принять миротворческие решения. В саду есть и другие зрители. Рассказчица испытывает чувство неловкости, так как она не вполне одета.

КОММЕНТАРИЙ К ТРЕТЬЕМУ СНУ

В части сна, предшествующей изложенному отрывку, говорится о том, что кровать рассказчицы стоит у садовой ограды. Таким образом, рассказчица спит под открытым небом, на лоне природы, что с психологической точки зрения означает ее открытость во сне коллективному бессознательному: ведь последнее представляет собой своего рода психологический эквивалент окружающего мира и поэтому постоянно проецируется на него. Ограда указывает на границу, отделяющую близкий рассказчице мир, ее привычное окружение, от более далеких сфер (административное здание). Появляется округлый металлический летательный аппарат, уподобляемый летающему пауку. По описанию это — НЛО. По поводу отождествления аппарата с пауком следует вспомнить распространенную гипотезу, будто НЛО — это инопланетные насекомые с блестящей металлической скорлупой (сходный вид имеет отливающий металлическим блеском хитиновый панцирь скарабеев¹). По этой гипотезе каждая «летающая тарелка» является самостоятельным живым существом².

Я должен признаться, что читая многочисленные опубликованные сообщения, я также пришел к выводу о бросающемся в глаза сходстве единственного в своем роде поведения летающих тарелок с поведением некоторых насекомых. Отдавшись воле воображения, можно представить себе, что в других жизненных условиях природа вполне способна выразить свое «знание» совершенно непривычным нам образом; например, вместо светляков она могла бы создать существа, обладающие «антигравитацией». Во всяком случае, наша техническая изобретательность часто очень отстает от изобретательности природы.

Все предметы нашего опыта подвержены действию гравитации; единственное исключение — психическая субстанция, которая как вещь «в себе» принципиально лишена тяжести. Представляя себе отсутствие тяжести, мы непременно ссылаемся на психическую субстанцию, душу; желая «овеществить» психическое содержимое, мы приходим к неизбежному выводу, что в рамках наших представлений постулируемый «психический объект» и гравитация несовместимы, они отличаются друг от друга своей самой глубинной сущностью. Психическая субстанция — это единственная известная нам «антигравитация» в точном смысле слова. Эти размышления могут быть подтверждены опытом парапсихологии — например, левитацией и другими психическими явлениями, которые заставляют нас признать относительность наших концепций времени и пространства и отрицаются ныне только несведущими

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒