почему «доносить» на списывающих полезно,

в % от общего числа респондентов

Типы ответов респондентов	Студенты	Школьники
1. Субъективная полезность
2. Объективная полезность
3. Отрицание полезности
4. Неопределенные ответы и ответы типа " не знаю"	-

Итак, кейсовое исследование позволяет сформулировать следующие выводы:

- во-1-х, списывание в учебном процессе является массовым (порядка 90% учащихся);

- во-2-х, традиционная моральная мотивация играет в суждениях учащихся о списывании незначительную роль;

- в-3-х, отрицание полезности «доносить» на списывающих является более категоричным, чем отрицание полезности списывания;

- в-4-х, при переходе от школы к вузу растет терпимость к списыванию и нетерпимость к «доносчикам».

Все эти выводы подтверждают нашу гипотезу об образовательной системе современной России как «школе» неформальных практик: студенты выглядят более «обученными» жить в атмосфере массового повседневного обмана, чем школьники.

Процедурный подход к борьбе со списыванием:

экзамен – это учет и контроль!

Если ранее мы излагали позитивную шпаргалкологию (характеризовали объективно существующую ситуацию), то теперь настало время высказать соображения по нормативной шпаргалкологии – о том, как можно добиться лучшего порядка вещей, сокращая обман в учебном процессе.

Данные проведенного нами исследования и работ других исследователей cheating`а показывают, что когда студенты выбирают, готовиться ли им к экзаменам честно или положиться на шпаргалки, они руководствуются вполне рациональными соображениями. Фактически они сравнивают ожидаемую выгоду и ожидаемые потери, обращая внимание на следующие основные факторы:

- ценность тех знаний, которые необходимы для сдачи экзамена (если они кажутся малоценными, то предпочтительнее использовать обман);

- вероятность обнаружения обмана;

- тяжесть наказания за обман (в т.ч. морального наказания, когда обманщик переживает муки совести).

Это хорошо согласуется с анализом поведения правонарушителей экономической теорией преступности (economics of crime), согласно которой рациональный потенциальный нарушитель стремится максимизировать выгоду от нарушения правил, рассчитываемой следующим образом:

R = (1 – p) S + p (S – D) = S – p D,

где R – чистая выгода (return) от нарушения;

р – вероятность (probability), что нарушитель будет пойман и наказан;

S – величина выгоды нарушителя, полученная от нарушения общепринятых правил;

D – величина потерь нарушителя в результате его наказания.

Потенциальный нарушитель (а таковым в рамках экономической теории преступности считается каждый человек) будет по рациональным соображениям отказываться нарушать закон, если ожидаемая чистая выгода будет отрицательной, т.е. S < p D[18].

Соответственно, для борьбы с правонарушениями экономисты предлагают три метода, которые можно использовать одновременно:

- снижение выгоды (S) от удачного нарушения;

- повышение вероятности наказания за нарушение (p);

- повышение тяжести наказания (D).

Параметр S зависит, прежде всего, от практической ценности тех знаний и навыков, которые получает студент. Скажем, трудно представить списывающим на экзамене о свойствах взрывчатых веществ того, кто учится профессии сапёра: выиграв обманом " пятерку", можно затем потерять жизнь. Воздействием на этот параметр занимаются, прежде всего, составители учебных программ.

Исследования по экономической теории преступности показали, что наиболее активно нарушители реагируют на параметр p – вероятность быть пойманными и наказанными (даже если тяжесть наказания D не очень велика). Следовательно, в борьбе с обманом в учебном процессе тоже надо, прежде всего, повышать опасность для мошенничающего студента быть пойманным.

В борьбе со списыванием есть два основных пути:

1) ужесточать внешний контроль со стороны преподавателей и организаторов экзаменов,

2) усиливать внутренний контроль со стороны самих учащихся, которые бы сигнализировали преподавателям о мошеннических действиях своих одноклассников/однокурсников.

Первый путь относительно проще. Когда говорят о более высокой " честности" зарубежных студентов в сравнении с российскими, то на самом деле имеют ввиду, прежде всего, как раз более строгий внешний " учёт и контроль" на экзаменах в странах Запада.

Для демонстрации различий между экзаменом " по-российски" и экзаменом " по-западному образцу" изложим наши личные впечатления от экзаменов, проводившихся в Москве в одном и том же университете (назовем его условно " Московский вуз" ). В этом университете студенты параллельно сдавали экзамены по двум учебным программам - по программе самого этого вуза (" московский" экзамен) и по программе одного из западноевропейских университетов (" европейский" экзамен).

Привыкнув к тому, что наши студенты на экзаменах нередко списывают, мы с удивлением обнаружили, что при сдаче «европейского» экзамена студенты практически не пытаются нарушать предъявляемые к ним требования. Этот контраст в поведении студентов одного и того же факультета натолкнул нас на мысль взять у них несколько интервью, целью которых было понять мотивы списывания на одних экзаменах и полный отказ от использования шпаргалок на других, проходящих почти одновременно.

Выяснилось, что студенты, оказывается, вовсе не сразу стали строго разграничивать эти два вида экзаменов («московский» и «европейский»). На первых порах, сдавая " европейский" экзамен, студенты применяли уже хорошо отработанную и действующую практически безотказно модель поведения - попытаться списать и таким образом получить максимально хорошую оценку при минимальных издержках. Однако очень быстро методика проведения " европейского" экзамена показала полную несостоятельность апробированных ранее студентами методов. И тому есть два главных объяснения.

Первое – это формализованная система наказаний. В правилах проведения экзамена сотрудниками западноевропейского университета есть четкие указания на штрафные санкции, применяемые к тем студентам, которые нарушают правила проведения экзамена. Каждый случай нарушения рассматривается в индивидуальном порядке на основании составленного сотрудниками акта. Опыт учебы быстро показал студентам, что угроза штрафных санкций – отнюдь не пустой звук. Те студенты, которые списывали и были пойманы на этом, хотя и часто сохраняли возможность продолжить свое образование в Московском вузе, но в любом случае с потерей курса. И это было еще наиболее хорошим вариантом развития событий. В худшем варианте студенты-обманщики просто отчислялись из института.

Любой преподаватель может возразить, что применение таких штрафных санкций должно быть очень хорошо обосновано. " Прямой уликой" может служить шпаргалка, отобранная у студента. Если в Московском вузе (как и в большинстве российских вузов) наблюдающие за студентами преподаватели обычно не склонны изображать строгих надзирателей, то на " европейском" экзамене контроль заметно строже. Опрошенные нами студенты отметили, что «возможность списать есть и на этих экзаменах, но риск попасться на этом очень велик».

Любой преподаватель знает, что поймать " шпаргалкофила" с поличным довольно трудно. Во многих случаях у преподавателя есть только подозрения и не более того. Можно строго запретить студентам использовать современные средства связи (ПК, мобильный телефон) вне зависимости от того, с какими целями студент их с собой взял. Но разве можно требовать от студента не одевать пиджак с большим количество карманов? Легко было заметить, что на «московский» экзамен студенты приходят как на торжественный прием, в пиджаках и костюмах, в то время как «европейский» экзамен проходит куда демократичнее, в антураже футболок и топиков. Что же заставляет студентов избегать соблазна шпаргалок на " европейском" экзамене?

Здесь можно вспомнить другой действенный метод пресечения списывания, практикуемый зарубежной системой образования, – это составление таблицы рассадки студентов. Так как у всех студентов на «европейском» экзамене один и тот же вариант, таблица рассадки призвана не контролировать, какой вариант пишет каждый из студентов, а зафиксировать их взаиморасположение. В случае, если у контролирующего возникают сомнения в честности того или иного студента, то особо внимательно проверяется не только работа одного этого студента, но и всех сидящих рядом. Когда студент знает, что, привлекая к себе внимание, он рискует подвести соседей, то коллективная солидарность – своего рода круговая порука – становится мощным тормозом списывания.

Второй фактор, оказывающий огромное влияние на выбор студентом линии поведения на экзаменах, – это межличностные отношения между студентом и преподавателем. «Европейский» экзамен курируют совершенно незнакомые студентам люди (отметим, что эти люди сами являются студентами других институтов), а «московский» экзамен - преподаватели и сотрудники Московского вуза.

Казалось бы, что во втором случае отношения должны были бы строиться на взаимном доверии. Однако русская ментальность играет с нами злую шутку: ни студенты, ни преподаватели не видят границ между личным общением и выполнением своих официальных обязанностей. Студенты считают, что они «знают преподавателей лично и в случае неудачи со списыванием всегда быстро и легко договорятся о пересдаче предмета». В свою очередь, преподаватели не склонны думать о своих студентах как о нарушителях правил, потому что они хорошо знают своих студентов и считают, что те не могут списывать (речь идет о студентах, хорошо себя зарекомендовавших в ходе учебного процесса). Такая позиция преподавателя имеет определенный смысл, исходя из опыта их предыдущей работы с этими студентами. Однако складывается ситуация, когда одни студенты попадают под действие официальных правил и распоряжений, а другие могут уклониться от них на основании установившихся ранее личных связей.

Для усиления обезличенности и для создания в результате равных условий для каждого сдающего экзамен в «европейском» экзамене предусмотрен не только контроль самого хода экзамена и проверка работ незнакомыми студентам людьми, но и анонимность самих экзаменационных работ. Каждый студент имеет свой порядковый номер, который и указывается на работе вместо принятых в нашей системе имени и фамилии[19].

Итак, первый путь борьбы с обманом в учебном процессе – это процедурное ужесточение контроля путем применения жестких санкций за выявленный обман, внедрение элементов круговой поруки и устранения личных взаимосвязей из отношений экзаменаторов и экзаменуемых.

Однако повышать вероятность наказания за обман можно и другим путем, когда основную роль в выявлении списывания играет не бдительный преподаватель, а честный одноклассник/сокурсник.

Этический подход к борьбе со списыванием:

требуются павлики морозовы!

Согласно нашему исследованию, хотя большая часть студентов считает, что списывание это нормальное явление, в котором «нет ничего плохого», но есть и другая часть студентов, предпочитающих не списывать, а самостоятельно выполнять задание. Встает закономерный вопрос: почему же эти студенты, сами не практикующие списывание, не пытаются пресечь списывание со стороны остальных своих сокурсников?

Этому есть много причин, но одна из важнейших причин широкого распространения обмана в российских учебных заведениях – это отсутствие конкуренции и стимулов к ней в образовательном процессе. Изменения в этом направлении могли бы способствовать тому, чтобы контролерами были не только преподаватели, но и сами студенты, активно сигнализирующие преподавателям о нечестности однокурсников.

Опросы студентов показали, что они более склонны прощать нарушения со стороны студентов, которые не претендуют на высокий рейтинг в учебной группе. В связи с этим имеет смысл сделать рейтингование более жестким, увеличивая предельные выгоды от попадания на более верхние ступени.

Несомненно, что предложения по усилению взаимного контроля немедленно вызывают в памяти россиян образ Павлика Морозова. Этот сюжет, по нашему мнению, заслуживает специального обсуждения, поскольку в данном пункте мы вновь возвращаемся к обсуждению общих проблем развития теневой экономики.

Правоохранительные органы принципиально не могут сами по себе, без поддержки граждан, вести эффективную борьбу с массовым распространением теневых экономических отношений (как преподаватели не могут в одиночку бороться со списыванием). Однако сама идея апелляции к помощи добровольных информаторов наталкивается в постсоветской России на неформальный институт, который можно назвать «синдромом Павлика Морозова».

Важную роль в конструировании этого института сыграл писатель-диссидент Юрий Дружников, автор книги-расследования «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова». В ней он, обобщая материалы публикаций о деле Павлика Морозова и опираясь на материалы проведенного еще в СССР личного журналистского расследования, выступил с сенсационным разоблачением. Оказывается, никакого «подвига пионера» не было, «дело» являлось инспирированной коммунистическим режимом пропагандистской акцией, призванной развивать доносы в тоталитарном обществе, делая людей совершенно беспомощными перед «политической полицией». «Герой-доносчик 001, - писал Ю. Дружников уже в 1990-е гг., - остается напоминанием и тревожным предупреждением нам всем – и тем, кто доносит, и тем, кто жертвы доносов. Дай бог, чтобы старое не повторилось». Завершенная в начале 1980-х гг., книга Дружникова некоторое время ходила в самиздате, в 1988 г. она была опубликована за рубежом, ее идеи немедленно начали широко тиражироваться в зарубежных и отечественных СМИ[20]. В результате уже в последние годы существования СССР сформировался четкий стереотип: человек, " сигнализирующий" о мошенническом поведении своих близких, есть бесчестный предатель. Это и есть «синдром Павлика Морозова». В дискурсе о «деле Павлика Морозова» сознательно или бессознательно смешиваются две проблемы – с одной стороны, конкретно-исторические достоверность и смысл официальной советской версии событий 1932 г. в сибирской деревне Герасимовка, а с другой стороны, смысл культурного образа «Павлик Морозов – пионер-герой». В конце концов, историко-культурные символы (Владимир Святитель, Александр Невский, Иван Сусанин, Александр Матросов…) оценивают, прежде всего, по их содержанию, а не по степени соответствия историческим реалиям. Не будем же мы объявлять вредной выдумкой готовность отдать " жизнь за царя", хотя еще Н.И. Костомаров доказал мифичность подвига Ивана Сусанина?! Взглянем на официальный «миф» о Павлике Морозове как на определенный культурно-ментальный институт, отвлекаясь от оценки его достоверности. К чему призывает " подвиг Павлика Морозова"? К добровольному сотрудничеству с правоохранительными органами, кем бы ни были нарушители закона. О каких нарушениях закона идет речь? Если следовать исходному смыслу «мифа», то речь идет, прежде всего, о теневой экономической деятельности, причем в наиболее опасной ее разновидности. Ведь, согласно официальной советской версии, отец «пионера-героя», Трофим Морозов, председатель сельсовета, был осужден по «доносу» сына за тайную продажу справок ссыльным крестьянам, т.е. за коррупцию. Смысл «подвига Павлика Морозова» как культурно-ментального института отнюдь не сводится к призыву, чтобы детишки следили за законопослушным поведением своих родителей, да заодно и своих сверстников. Следует учитывать, что Россия относится к патерналистским обществам, где личные связи превалируют над официальными. Это значит, что формальные служебные отношения имеют тенденцию трансформироваться в неформальные отношения «братства». Не случайно в 1990-е гг. важнейшим капиталом начинающих отечественных бизнесменов были не деньги, а личное знакомство с «нужными людьми», часто тянущееся с детских и студенческих лет. Поэтому российская коррупция – это не столько торговля незаконными услугами, сколько взаимообмен в социальной сети. В таком культурном контексте «дело Павлика Морозова» означает призыв ставить членство в гражданском обществе выше членства в малых группах, отказываясь от круговой поруки «своих людей» в пользу общества в целом. Был ли в «мифе» о Павлике Морозове заложен и другой смысл, связанный именно с тоталитарным характером сталинского режима и сверхбдительным поиском «врагов народа»? Да, был. Но этот аспект «мифа» можно было деактуализировать, не разрушая ментально-культурной установки о необходимости ставить гражданский долг выше личных связей[21]. Вместо этого в результате " разоблачений" оказалась разрушена и так не очень сильная в нашей стране установка на добровольное сотрудничество граждан с правоохранительными органами, ведущими борьбу с теневой экономикой. Попутно было заблокировано желание честных учащихся сигнализировать о нечестном поведении " шпаргалкофилов". «Синдром Павлика Морозова» сохраняется и в России 2000-х гг. В рамках современного российского культурного дискурса практически невозможно обсуждать проблему стимулирования добровольных информаторов, не используя осуждающих выражений («донос», «стукачество» и т.д.). Поэтому создается парадоксальное положение, когда либеральные СМИ, ориентирующиеся на пропаганду американских институтов гражданского общества, сообщают в резко осуждающем тоне об американском опыте «виджилантизма» (буквально – «дующих в свисток», «свистунов»)[22]. Между тем этот опыт показывает, в отличие от российского «синдрома Павлика Морозова», как в ситуации обострения проблем теневых экономических отношений следует формировать именно позитивное отношение граждан к добровольному и инициативному сотрудничеству с правоохранительными органами. Как известно, осенью 2001 г. США поразил скандал, связанный с крахом «Энрон», одной из крупнейших энергетических корпораций. Причиной внезапного краха было мошенническое сокрытие топ-менеджерами корпорации истиной информации о финансовом положении фирмы. Крах «Энрона» привел к критическому разбирательству с положением дел во многих других крупных фирмах. В результате обнаружилось, что в «большом бизнесе» Америки экономические злоупотребления встречаются отнюдь не редко. Героями борьбы с этой «беловоротничковой» теневой экономической деятельностью были провозглашены те люди, которые по собственной инициативе сообщали о нарушениях в своих организациях. Так, в 2002 г. американские СМИ среди «людей года» назвали Шерон Уоткинс, вице-президента «Энрона», с анонимного сигнала которой началось разоблачение корпоративных махинаций. Американский экономист Л. Зингалес прямо указал[23], что в современном сложно организованном хозяйстве, где эффективный внешний контроль корпораций крайне затруднен, спасти экономику от массового корпоративного мошенничества должны, прежде всего, именно «свистуны». Поскольку даже в индивидуалистической Америке те, кто сигнализирует о нарушениях своих коллег по работе, часто подвергаются формальным и неформальным санкциям, то их надо стимулировать не только морально, но и материально - например, премировать процентом из того штрафа, который платят виновные в «беловоротничковых» правонарушениях. Постсоветской России, пораженной «синдромом Павлика Морозова», если она хочет добиться успехов в сдерживании теневых экономических отношений, придется рано или поздно провести его «реабилитацию». И начинать, вероятно, лучше всего именно с работы со школьниками/студентами, делая их союзниками преподавателей в борьбе с обманом в учебном процессе.

Итак, российская шпаргалкология только начинает формироваться, хотя от нее зависит очень многое – не только совершенствование образовательной системы, но и сдерживание теневой экономики. Сейчас наиболее важным этапом научных исследований является накопление базы эмпирических данных для научно обоснованных суждений о масштабах, причинах и последствиях cheating`a. Для выполнения этой задачи необходима координация ученых и преподавателей многих регионов России.

Статья опубликована в: Общественные науки и современность. 2007. № 1.

[1] Можно вспомнить, например, недавние шокирующие результаты исследования российских социологов из Регионального фонда ИНДЕМ под руководством Г. Сатарова: сравнивая результаты опросов 2001 и 2005 гг., они пришли к выводу, что в сфере деловой коррупции общая сумма взяток за эти 4 года выросла в 9 раз, причем взятки регулярно платят примерно 80% всех фирм (Экономический журнал Высшей школы экономики. Т. 10. 2006. № 1. С. 118-119).

[2] Сделаем оговорку, что ни в обретении обычных знаний, ни в обучении обману школа/вуз не являются, конечно, единственными «школами жизни». Помимо них существенную роль играют семья, уличные коллективы, влияние СМИ и т.д. Однако все же именно школы и вузы являются для молодежи главными сферами общения со сверстниками, максимально приближенными к профессиональному общению. Поэтому их роль в «научении» повседневному нарушению формальных правил представляется нам наиболее важной.

[3] Об императорских экзаменах в Китае см.: Н.Е. Боревская Н.Е. Система императорских экзаменов в Китае // Педагогика. 2005. №10. С. 78-90; Сидихменов В.Я. Китай: страницы прошлого. Смоленск, 2000. С. 427-433.

[4] См. подобную точку зрения: Честность в школе: списывать, не списывать (2004) // http: //www.yabloko.ru/Publ/2004/2004_06/040602_ehom_bunimovich.html.

[5] Списывание с помощью мобильников увеличилось // http: //www.cnews.ru/news/line/index.shtml? 2006/03/27/198525.

[6] Списывание – обязательный компонент учебы // http: //www.mmonline.ru/news.php? mid=1437& topic=131.

[7] См.: Grimes P.W., Rezek J.P. The Determinants of Cheating by High School Economics Students: A Comparative Study of Academic Dishonesty in the Transitional Economies // International Review of Economics Education. 2005. Vol. 4. Is. 2.

[8] Эпидемия мобильного списывания // http: //www.playmobile.ru/news/world_news/korean_mobil_cheaters_punished.

[9] Например, в Москве на время проведения организуемой ГУ-ВШЭ олимпиады для школьников в аудиториях устанавливаются " глушилки" для мобильных телефонов (cм.: Почему аннулированы результаты олимпиады в Липецке? // http: //www.hse.ru/temp/2006/05_25_olimp.shtml). Подобные " генераторы шума" в нашей стране стали использовать уже не только столичные, но и региональные вузы – например, Омский государственный технический университет.

[10] Обзор ранних исследований по «шпаргалкологии» см., например: Bushway A., Nash W.R. School Cheating Behavior // Review of Educational Research. Vol. 47. 1977. No. 4. Autumn. Р. 623-632.

[11] См., например: Bunn D.N., Caudill S.B., Gropper D.M. Crime in classroom: An economic analysis of undergraduate student cheating behavior // Journal of Economic Education. 1992. Summer. P. 197-207; Mixon F.G. Jr. Crime in classroom: An extension // Journal of Economic Education. 1996. Summer. P. 195-200.

[12] Magnus J.R., Polterovich V.M., Danilov D.L., Savvateev A.V. Tolerance of Cheating: An Analysis Across Countries // Journal of Economic Education. 2002. Spring. P. 125-135. Симптоматично, что русского перевода этой статьи так до сих пор и не появилось.

[13] Большинство исследований cheating`a построены на материалах какой-либо одной страны, кросс-культурных работ заметно меньше (см.: Davis S.F., Noble L.M., Zak E.N., Dreyer K.K. A comparison of cheating and learning/grade orientation in American and Australian college students // College Student Journal. 1994. Vol. 28. P. 353-356; Waugh R. F., Godfrey J. R., Evans, E. D., Craig D. " Measuring students" perceptions about cheating in six countries // Australian Journal of Psychology. 1995. Vol. 47. P. 73–80; Bernardi R.A., Giuliano J.L., Komatsu E., Potter B.M., Yamamoto S. Contrasting the cheating behaviors of college students from the United States and Japan // Global Virtue Ethics Review. 2004. Vol. 5. № 4. Р. 5-31).

[14] Первым опытом подобного межстранового транзитологического исследования следует считать: Grimes P.W., Rezek J.P. The Determinants of Cheating by High School Economics Students: A Comparative Study of Academic Dishonesty in the Transitional Economies // International Review of Economics Education. 2005. Vol. 4. Is. 2. P. 23-45. Недостатком этого исследования тоже является малое число респондентов.

[15] Поскольку база данных невелика, все долевые показатели даются с округлением до целых чисел.

[16] Это очень точно соответствует оценке доли обманывающих российских студентов (93, 4%), которая была получена в исследовании П. Граймса и Д. Резека (Grimes P.W., Rezek J.P. The Determinants of Cheating by High School Economics Students…).

[17] Поскольку вопросы были открытыми, респонденты могли называть более одной причины. В анкетах, как правило, отмечались одновременно и положительные, и негативные последствия списывания.

[18] Подробное изложение основных идей economics of crime см.: Латов Ю.В. Экономика преступлений и наказаний: тридцатилетний юбилей // Истоки. Вып. 4. М.: ГУ-ВШЭ, 2000;

[19] Кстати, ничего оригинального в организации нумерации сдаваемых экзаменационных работ нет – такой же прием обезличивания экзаменуемых применялся на императорских экзаменах в средневековом Китае.

[20] Полная публикация книги на русском языке произошла уже в постсоветской России: Дружников Ю.И. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова. М.: " Московский рабочий", 1995. Новая, расширенная редакция этой книги появилась в текущем году. Справедливости ради надо заметить, что «разоблачения» Дружникова лишь активизировали и так существующий в России стереотип отчуждения от власти. Даже в советские времена назвать кого-либо Павликом Морозовым было очень сомнительным комплиментом.

[21] Можно было, например, «вспомнить» такую подробность событий 1932 г.: отец «пионера-героя» бросил свою жену с сыном и завел новую семью, так что «донос» Павлика Морозова никак нельзя назвать предательством близкого человека. А можно было актуализировать истории многих других пионеров-героев 1920-1930-х гг., чьи разоблачения не были связаны с чисто семейными «разборками».

[22] См., например: Иашвили А.Не хочешь сидеть – стучи на начальника // Известия. 2004. 5 февраля (http: //www.nomad.su/? a=3-200402060010); Бай Е. «Спасти человечество могут только доносчики» // Известия. 2004. 5 февраля (http: //www.izvestia.ru/world/article43941).

[23] Zingales L. Want to Stop Corporate Fraud? Pay Off Those Whistle-Blowers //Washington Post. January 18. 2004 (http: //www.aei.brookings.org/policy/page.php? id=173).

⇐ Предыдущая 1 23