Загадка Девы Гор Заилийского Алатау

На очередном подъеме в гору мотор забарахлил и мотоцикл остановился.

– Опять зажигание, что ли? – с досадой подумал Володя и соскочил с сиденья. Проверив свечи зажигания, он тоскливо оглянулся кругом: ничего нельзя было понять – все будто бы в порядке, а не идет... И надо же было этому случиться именно в воскресенье, когда он, усадив жену с ребенком в коляску мотоцикла, катил их на свою дачу, вернее, на садовый участок, отведенный ему далеко за городом, в горах, где они хотели провести весь день. И денек-то какой выдался – ясный, хрустальный! Несмотря на октябрь, было сравнительно тепло, безветренно, и до дальних красавиц-гор, казалось, рукой подать...

– Что будем делать? – первой заговорила жена.

– А я почем знаю? – с досадой буркнул Володя.

Ответ пришел сам собой: из-за поворота медленно выползала грузовая машина, идущая в обратном направлении, – на Алма-Ату.

– Знаешь, – обратился он к жене, – ты поезжай с ребенком домой, а я останусь – буду искать причину...

Так и сделали. Когда грузовая скрылась из виду, Володя подкатил мотоцикл ближе к придорожным кустам и приступил было к ремонту, как вдруг кусты раздвинулись, пропустив вперед совершенно нагую девушку...

Володя обомлел. Поблизости ни одного населенного пункта – откуда тут ей взяться?!

Он часто заморгал – это мог быть обман зрения, она вот-вот растает в воздухе... Но девушка по-прежнему недвижимо стояла перед ним. Длинные, чуть ли не до колен каштановые волосы струились спереди по ее телу, и между ними восхитительно отливали бронзой загорелые чаши девичьих грудей. Овал лица был бесподобен, и карие глаза смотрели ему в лицо без тени смущения. Стройные ноги, красивая линия бедер и талии, как и все тело, отражали нежную позолоту падающих на нее солнечных лучей. Она нарушила его созерцание, спокойно сказав:

– Ты видишь – я совсем нагая. Привези мне завтра женское одеяние.

Сказав, повернулась, и кусты снова сомкнулись за нею.

– Была или нет? – прошептал Володя и протер глаза. Какое-то время он все еще смотрел в ту сторону, где исчезла прекрасная гостья. Затем попробовал завести двигатель – и тот сразу заработал. Оставалось только поехать домой...

Нам неизвестно, как отнеслась жена Володи к его рассказу о встрече с дивной девушкой, но у своей матери он встретил полное понимание.

Его мать провела свою юность на лесистых холмах Верхневолжского края, где увидеть лешего или купающуюся русалку в то время не считалось большим дивом. Луга там цветасты, а по выгонам и полям попадаются громадные серые, мхом обросшие камни-валуны. Среди них есть и такие, про которые говорят, что если к ним тихо подкрадешься лунной ночью, то увидишь, как около них деловито снуют маленькие человечки ростом в пядь, бородатые и смешные...

Весь вечер и ночь мать Володи шила платье и другие принадлежности женского туалета, а наутро все это вручила сыну, чтобы тот увез и передал странной девушке. И так как народ, кого ни спроси, опасался новой, третьей по счету, мировой войны, крепко-накрепко наказала сыну:

– Передашь сверток и непременно спроси, будет война или нет.

Снова сел Володя на мотоцикл и поехал доигрывать свою роль в современной сказке-были. Вот и знакомый подъем, где у него мотоцикл забарахлил в прошлый раз. Выйдет, покажется ли опять? А то, может быть, все это было какое-то наваждение...

Нет! Снова раздвинулись кусты, и снова стала она там – Солнечная Девушка.

– Спасибо! – сказала она. Потом, немного помолчав, добавила: – А что же ты не спросишь, что мать тебе наказывала? Скажи ей, что войны не будет, но жертв будет очень много.

Сказала и исчезла в кустах, так же внезапно, как появилась. Как зачарованный, молча вернулся Володя к мотоциклу, ему казалось, что мир вокруг него как бы расширился, раздался – в нем жили, кроме людей, и другие существа, и они были прекрасны; ширилось и росло в груди сладкое чувство любви к этому бездонно глубокому и прекрасному миру...

* * *

Событие это произошло в октябре 1970 г., а автору этих строк оно стало известно в конце февраля 1971 г. Удалось узнать, что герой повествования служит милиционером в г. Алма-Ате. Что могут означать загадочные слова девушки: войны не будет, но жертв будет очень много?

Мудрость веков, заключенная в древнеиндийских «Ведах», получившая подтверждение в Учении Гималайских Махатм, говорит о циклах обновления нашей планеты, сопряженных с гигантскими геологическими катастрофами. Примеры их – Гондвана и Атлантида. Указано циклическое завершение Века Мрака (Кали-Юга) и наступление Светлого Века (Сатия-Юга), другими словами – разрушение Старого мира и наступление Новой светлой эры человечества. Сейчас среди народа, в особенности среди сектантов, глухо говорят о надвигающемся конце мира – о светопреставлении. Это речи неосведомленных людей. Учение Гималайских Махатм говорит не о разрушении планеты, а о конце Старого мира войн, невежества, мрака, чудовищных преступлений против человечества и неслыханном расцвете истинной культуры на Земле. Это великое переустройство, однако, связано с большими конвульсиями планеты и очищением человечества от элементов негодных и вредящих будущему построению новой и светлой жизни на Земле. Сказано: «Уйдут негодные». В последние десятилетия все учащающиеся и усиливающиеся стихийные бедствия – ураганы, землетрясения и т.п. – предвестники приближающейся катастрофы, которой завершится разрушение Старого Мира, после чего наступит Новая счастливая эра человечества. Так как Россия является носителем идей всемирного братства и сотрудничества народов, а также и других основ Нового Мира, то в надвигающейся катастрофе она пострадает меньше всех.

Многие знаки и грозные предупреждения ныне являются человечеству. Одно только пакистанское бедствие в ноябре 1970 г. унесло более полутора миллиона человеческих жертв. Загадочные слова Девы Гор могли относиться именно к такого рода жертвам.

Я заканчиваю эту запись 9 марта 1971 года. Будущее покажет.

г. Балхаш

Март, 1971 г.

Вещее материнское

1962-1964 гг. – точной даты рассказчик не помнит. Осенней темной ночью на могучем Енисее, километров 50 ниже Красноярска, перевернулась и затонула самоходная наливная баржа. Спаслись молодой капитан баржи В. Рыжиков и члены экипажа самоходки – все, за исключением жены капитана Веры.

Поиски тела утонувшей в глубокой, полноводной, исполинской реке результатов не дали, несмотря на все усилия горем охваченного мужа. Искать перестали: река стала покрываться льдом.

И тогда пришла к своему зятю-капитану мать его утонувшей жены и сказала:

– Не там искал, сынок! Вера моя на Галанинском повороте ждет, дожидается, когда за нею придут.

– А откуда ты знаешь, мама, что она там? – спросил капитан.

– А я, сынок, вижу ее в мыслях своих. Вот и сейчас она у меня перед глазами в зеленом пальто.

Галанинский поворот находится за знаменитым Казачинским порогом, и, чтобы добраться теперь до него, надо пройти не менее трехсот километров от Коковского затона, где проживала мать.

Но поверил капитан вещему духу своей тещи и отправился в далекий путь разыскивать останки той, которую любил. И он действительно нашел ее на Галанинском повороте, вмерзшую в прозрачный лед у самой поверхности, в том самом зеленом пальто, которое было на ней в злополучную ночь.

Отрывок из письма друга [26]

«... В 1922 году я с Поляковым поехал на Камчатку: я – рабочим, он – конторщиком к его отцу-рыбопромышленнику. В пути нас прихватил шторм. Три дня мотал по океану, унес в море, разбил все лодки и смыл скот с палубы. Все рабочие были наглухо закрыты в трюмах, но мы оба сумели избегнуть этого пленения и отсиживались в каюткомпании, куда никто уже не заходил и где был хаос и вода. И вот я заметил, как наш пароход, полузатопленное судно, которое беспрестанно гудело, призывая (кого? ) на помощь, вдруг стало вставать на дыбы. Я подумал, что оно опрокинется, и выполз наружу (зачем, не знаю, от страха не помню, что делал). Зеленая кипящая гора воды ударила с носа и понесла, все смывая. Я вцепился мертвой хваткой в железную стойку, меня стало заливать. Вода была уже выше груди, а поток все несется. Вот она залила лицо, в ушах зазвенело, рот наполнился горькой водой. «Конец! » – мелькнула мысль, и вдруг я услыхал как чей-то спокойный и проникновенный голос произнес: «За плавающих, путешествующих Господу помолимся! »

– Мама, мама! Молись за меня! – хотел я закричать. Острый ветер резанул мне в лицо, волна прошла, я остался жив...

К вечеру тайфун стал утихать. Через два дня мы добрались до Петропавловска-Камчатского и стали зализывать раны.

А в ту ночь мама вдруг проснулась, стала плакать и говорить, что со мной несчастье. Потом, опустившись на колени, молилась всю ночь. Об этом мне после она и Юля рассказывали...»

Кабаниха

Под таким именем персонажа пьесы Островского эта женщина навсегда осталась в памяти Петра Степаныча. Некрасивая, мужеподобная, грузная и чрезвычайно жадная, она обладала крупным состоянием, что, однако, не мешало ей самой работать, как последнему поденщику на своем дровяном складе в Харбине. У нее был муж, кроткий рассудительный человек, но из-за крутого нрава супруги и, главным образом, ее жадности, их брак как-то незаметно для них сам по себе растаял и превратился просто в товарищество на паях. Их связывал только дровяной склад, дававший немалые прибыли. Бухгалтерия велась тщательно; прибыли делились поровну, а до личной жизни друг друга не было дела...

Харбин 1930-х годов был что называется «битком набит» российскими беженцами от революции, большинству которых ежедневно приходилось решать вопрос, «как живу быть», как изловчиться, чтоб не погибнуть от безработицы на чужой земле.

Дела дровяного склада процветали – пришлось нанять служащего. Им оказался бывший петроградский присяжный поверенный, которому эта служба явилась тем спасательным кругом, за который удалось ухватиться уже потерявшему всякую надежду тонущему человеку. Кабаниха обратила на него свои милостивые взоры.

Бывший присяжный поверенный отреагировал так, как в его положении следовало ожидать. Соседи и даже муж решили, что это правильно – при ее-то комплекции... И одно время все были довольны: Кабаниха даже стала как-то мягче относиться к людям.

В то же время она сознавала, что грешит, и поэтому поддерживала близкие отношения с игуменьей только что созданного в Харбине женского монастыря Руфиной – вносила крупные пожертвования в монастырь и заказывала молебны. По ее старомещанским понятиям, все было логично и просто: человек грешит, и Церковь отмаливает его грехи, но за это надо платить. И блистательная Руфина, любившая появляться на люди ведомой под руки двумя послушницами, ценила Кабаниху и оказывала ей почет.

Но пришла беда. Бывший присяжный поверенный носил в себе затаенную страсть к азартным играм – может быть, ему мерещились, как Остапу Бендеру, свой Рио-де-Жанейро и другие женщины... Сперва Кабаниха терпеливо покрывала его мелкие проигрыши, но когда тот в одно утро явился на дровяной склад с мутными от бессонной ночи глазами и какой-то тихий, точно побитая собака, стараясь не глядеть в глаза своей хозяйке, та сразу поняла, что проигрыш превышает всякие нормы, и грозно спросила:

– Сколько?

– Двести сорок три рубля 80 копеек – все, что получил по счету от Каломийцевых, – был ответ, и виновный как-то весь сник, втянул голову в плечи, стал боязливо озираться, как бы ища места, куда юркнуть после ожидаемого удара...

Но удара не последовало: случилось худшее – он был сразу уволен. В сознании Кабанихи любовь имела как бы свои материально-ценностные эквиваленты в рублях, и если они не покрывали причиненного материального ущерба, то что же оставалось делать?..

И тогда она вспомнила про существование Петра Степаныча, в то время еще молодого и сильного – он закупал дрова по станциям Китайской Восточной железной дороги и отправлял их вагонами на склад. Это ничего, что у Петра Степаныча была жена. Кабаниха верила во власть денег. Мужчины... Э-э, все они одинаковые!..

Петр Степаныч был переведен на склад, а на его место поехал муж. Началась атака на Петра Степаныча, хотя атака – не то слово; так как женскими чарами Кабаниха не обладала, то она повела наступление тихой сапой: после трудового дня приглашала Петра Степаныча выпить коньячку и закусить, чем бог послал. При этом она всячески восхваляла его способности и намекала, что не такую бы ему надо иметь жену, как у него...

Петр Степаныч от коньяка отказывался, он, вообще, не пил спиртного, а за достоинства своей жены вступал в спор. Кабаниха пока что не теряла надежды. Но тут вмешался случай.

Однажды на склад забрел китаец-старьевщик. Среди всякой предложенной ему рухляди был забракованный топор с отломанным уголком. Хозяйка склада требовала за него 10 копеек, а китаец давал только пять. В пылу торга подошел Петр Степаныч.

– Мария Михайловна, я покупаю у вас этот топор, вот вам 10 копеек.

– Да что вы, Петр Степаныч! Не надо мне ваших 10 копеек, я вам дарю его. Люди свои...

Петр Степаныч отнес топор кузнецу. Тот привел его в полный порядок, вставил топорище, и обошлась эта работа Петру Степанычу немногим больше рубля. Зато свой топор! Какое же хозяйство без топора? Но допустил одну оплошность – как-то принес на склад, а там хозяйка его увидела...

– А топор-то получился у тебя хорош! – только и сказала.

Прошла неделя. Хозяйка попросила Петра Степаныча принести топор на склад – что-то понадобилось рубить.

Петр Степаныч принес. В тот же день муж с линии приехал: счета денежные надо было в порядок приводить, бухгалтерия – она точность любит.

Поработав до вечера, Петр Степаныч взял свой топор и пошел было домой, как тут налетела на него хозяйка.

– Куда мой топор тащишь? Мне самой нужно!

– Как ваш? – удивился Петр Степаныч. – Вы же сами мне его отдали – я еще вам денег предлагал...

– Не дам топор! – гневно закричала хозяйка.

– Отдай...

Вскипел Петр Степаныч.

– На, возьми! Подавись! – кинул он топор ей под ноги. – И больше я тебе не слуга – давай расчет! И ноги моей тут никогда не будет! Но ты, жадюга, помни: умирать будешь, так черти за тобой придут, и никакая Руфина тебе не поможет! Если есть пекло, так для тебя оно уготовлено...

На крик выбежал из конторы муж Кабанихи, схватил за руки Петра Степаныча и увел в контору, где пытался уговорить его остаться, но тот категорически отказался. Так они и расстались.

Прошло два года. Петр Степаныч устроился в мясной рубщиком – был мастером разделывать туши, а жил в Нахаловке, пригороде, построенном беженцами, сплошь состоящем из деревянных домиков.

В зимнюю ночь, часа в два, понадобилось Петру Степанычу покинуть теплую постель и выйти по нужде на двор. Возвращаясь, он прошел трое дверей: на крытую веранду, с нее в переднюю, оттуда на кухню, за которой находилась его спальня. Проходя, он каждую дверь за собой запирал на крючок. Но когда очутился в кухне, то, не веря своим глазам, увидел перед собой... Кабаниху. В белом платье, такая же грузная и некрасивая, как всегда, она стояла перед ним, и глаза у нее были в тот момент умоляющие.

– Мария Михайловна, это вы? – вырвалось у Петра Степановича.

– Да, я, Петр Степаныч, голубчик, придите сейчас к нам – очень нужно.

– Да я... Как же так... А какая нужда? – ошеломленно подбирая слова, спросил Петр Степаныч.

– Мужу... мужу моему очень нужно...

В этот момент из спальни донесся голос жены:

– С кем ты там разговариваешь, Степа?

– Да тут Мария Михайловна пришла.

Только он это сказал, как Кабаниха исчезла – была и нет. Петр Степаныч бросился к дверям – крючки все на месте, заложены.

Долго не мог заснуть после этого Петр Степаныч, а жена сказала:

– Не иначе – умерла в эту ночь Мария Михайловна.

И действительно, так оно и оказалось.

На утро Петр Степаныч читал в газете траурное объявление: «С прискорбием извещаем... горячо любимая жена... умерла в два часа ночи...» Вынос тела тогда-то, и прочее и прочее.

Но что заставило душу этой женщины в момент оставления тела явиться к человеку, которого она обидела? Угрызения ли совести? Желание ли помириться? Страх ли перед грозным Неведомым, куда ей предстояло вступить с сознанием, что не так она прожила свою жизнь, как шептало ей сердце?

Слушай сердце

Московский врач Н. Е. Нагель-Арбатская отличалась большой интуицией. Мне рассказывала ее дочь Л., как однажды ей вместе с матерью понадобилось куда-то поехать, и они присоединились к толпе, ожидавшей трамвай. Подошел очередной вагон, но женщина категорически отказалась сесть в него. На удивленный вопрос дочери: «Почему? » – она ответила, что сердцем чувствует какую-то беду и ни за что не сядет в этот трамвай. Они сели в следующий и, когда стали подъезжать к ближайшей остановке, увидели взволнованную толпу, а затем и раненых.

Оказалось, что какой-то злоумышленник заложил бомбу замедленного действия в стоявшую у трамвайной остановки урну для мусора, и она взорвалась как раз в тот момент, когда пассажиры выходили из вагона.

Странный случай

(Из личных записей отца космонавтики К. Э. Циолковского, 1928 г. Архив АН СССР, Московский отд., фонд № 555, оп. 1, № 462)

Опишу... случай, бывший 40 лет тому назад в Боровске, на моей квартире, в доме Ковалева. К сожалению, дата не была отмечена. Даже года мне нелегко назвать (кажется, в 1886 году весной, в апреле. Мне было 28 лет).

В силу разных условий и событий душевное состояние у меня было тяжелое. Унывал я.

Книги Нового Завета я тщательно еще раньше изучал и высоко ценил личность Галилейского Учителя и его учеников. Но широкой точки зрения по молодости не имел. Все затемнялось узкой наукой. Едва мерцала возможность того, о чем проповедовал Учитель.

В отчаянии я прибегнул к Нему, к его силе, желая поддержки, и думал так: если бы я видел знамение в виде совершенно правильного креста или грубой, но правильной фигуры человека, то это было бы довольно, чтобы я придал вечное значение Христу в земных делах (и прогнал свое учение).

Потом я забыл эти мысли и желания. Мы переехали через несколько месяцев... к Ковалевым и тут-то ранней весной, с крылечка, выходящего во двор, я увидел часов около 5-6 то, что потом сильно влияло на меня всю жизнь.

Опять не помню, что я прежде увидел. Кажется, облачный крест точной формы, как бы вырезанный из бумаги (четырехконечный католический «криж» с равными концами).

Не отрывая глаз от него, я стал звать жену, но она не слыхала и не пришла. Я успокоился и стал смотреть по сторонам. Потом опять взглянул на крест, но уже увидел фигуру человека, тоже как бы вырезанную из бумаги (без глаз, без пальцев, очень грубую, но правильную). Потом уже припомнил, что я ранее желал все это видеть.

Приписка К.Э.Ц. на полях:

«Строго симметрично, прямолинейно, без хлопьев и зазубрин. Какие силы показали мне эти облачные фигуры, как они (силы) прочли мои мысли и как исполнили мои желания, – я не знаю. Только цель, очевидно, была благая. Явление же это я понял так: крест есть удел человека, в особенности же мой».

От автора. Что тут можно сказать? Великий ученый, отец космонавтики К. Э. Циолковский отличался большой простотой, искренностью и честностью. Как и большинство гениальных людей, в тяжких трудах нес он свой жизненный подвиг и не мог остаться незамеченным Старшими Братьями человечества – Великими Учителями Гималаев, которые в час духовной нужды послали ему видение, удалившее его мучительные сомнения.

Далее приводим дополнение, на наш взгляд интересное, напечатанное в журнале «Наука и религия», № 10, 1988 г. Автор С. Блинков, профессор. Статья называется «Циолковский – творец и личность».

Себя Циолковский полагал монистом... Признавая наличие высших сил, Циолковский не раз видел знамения. Он рассматривал их как знаки, которые подаются ему разумными существами, живущими в иных космических мирах. Можно сказать, что Циолковский был механистическим материалистом и идеалистом одновременно. По его мнению, и атом, и человек, и Земля, и вся Вселенная равным образом чувствуют, мыслят, выражают волю. Разница лишь количественная: математической формулой могут быть уравнены и одинаково подсчитаны чувства атома, человека, космоса...

Идеи мессианства прогрессировали вплоть до 1928 года, когда Циолковский увидел обращенное к нему знамение на небе. С этого момента он словно пробудился от долгого «идеалистического сна».

...К Христу относился как к великому гуманисту и гениальной личности, провидевшей интуитивно истины, к которым впоследствии ученые подошли посредством науки. В изречении Христа «В доме Отца моего обителей много» Циолковский видел мысль о многочисленных обитаемых мирах.

Недосягаемо высоко ставил Циолковский Христа в отношении этики. Его гибель за идею, его скорбь за человечество, его способность «все понять, все простить» приводили его в экстаз.

Он верил в высшие совершенные существа, живущие на более древних, чем наша Земля, планетах... И, применяя слово «Бог» как понятное и доступное большинству людей своего времени, сам он подразумевал космос, управляющийся неизбежными, но благодетельными для всего живущего законами Разума.

Знахарь

Однажды, будучи двенадцатилетним подростком, мне довелось быть свидетелем выведения клопов из квартиры с помощью «заговора»[27]. В то время (1920-21 гг.) наша семья жила на деповской станции Забайкальской железной дороги. Верстах в 15 от станции на путевой казарме проживала знакомая нам семья артельного старосты путевых рабочих. Как-то моя мать и ее подруга решили поехать туда за ягодами. Взяли с собой и нас, четырех ребят. Приехали мы под вечер, засветло поужинали, легли спать, предполагая рано утром пойти в лес. Хозяйка постелила нам в комнате на полу, а ее семья ушла спать на сеновал. Однако спали мы недолго, так как нас атаковали клопы. Проснулись мы, зажгли свет и ужаснулись. Такого количества клопов я больше никогда в жизни не встречал. Они сыпались с потолка как дождь и расползались кругом. Вышли во двор, хозяева проснулись от нашего разговора. Хозяйка сказала мужу: «Давно говорила тебе привести Митрича, утром иди обязательно! »

Переспав в летней кухне (под навесом) до восхода, мы пошли в лес. Вернулись с ягодой часа в три дня, а вскоре пришел и Митрич. Это был бодрый старик. Жил он в деревне в 1-1, 5 км от казармы и был известен тем, что умел выводить клопов и тараканов. Он попросил березовый веник, которым метут пол (не новый) и вошел в квартиру. Нашептывая какие-то слова, стал обходить комнату и кухню, тыкая при этом веником в углы и вдоль плинтусов. Затем поставил веник у косяка входной двери в кухне, закрыл дверь и сказал, чтобы часа через три веник выбросили. Хозяйка в благодарность дала ему узелок, и он ушел.

По истечении времени открыли дверь и увидели, что веник шевелится от клопов. Это была живая шапка, напоминавшая пчелиный рой. Хозяйка вынесла его и сунула в горящую плиту летней кухни. А вечером товарным поездом мы приехали домой.

Казахская ССР,

г. Балхаш,

26.05.78 г.

Мамина забота

Неожиданно судьба забросила меня в отдаленное казахское село. Был урожайный год на ячмень и пшеницу (такое случается раз в пять лет). Там я и встретилась на колхозном току со свидетельницей следующего случая.

– Кто верит в то, что покойники ходят?

Слушательницы подскочили с мест, словно лежали не на теплом зерне, а на раскаленных угольях. Я знала, что и «небывалое бывает...» но молчала, боясь спугнуть начавшийся разговор.

–А ко мне мама-покойница приходила.

–Расскажи.

–Она погибла несколько лет тому назад. Помните, был суд над шофером?

Мы продолжаем молчать.

–Дело было весной, маму вызвали в училище (где я тогда училась), наверно, ругали за мое поведение). Потом она зашла к старшей дочери (нас у нее шестеро) и опоздала на рейсовый автобус.

Встретила зятя на мотоцикле и согласилась на его предложение сесть в люльку. И вот у поворота, не доезжая нашего поселка, мотоцикл перевернулся, и мама, пролежав три месяца в больнице, умерла. Врачи так и не смогли помочь (потом нам стало известно, что у нее при падении сплющился позвоночник).

Отец очень переживал ее смерть и сказал нам, что до тех пор будет оставаться один, пока не выдаст замуж меня (я самая младшая, и было мне тогда неполных 19 лет).

Вынос тела состоялся из нового дома. Она так мечтала пожить в нем, а пришлось обряжать ее в последний путь. Мы с сестрами положили в гроб часы, золотые сережки, то есть старались отдать все новое, чтобы не обижалась.

Прошло несколько дней. Однажды вечером я лежала на кровати и читала книгу. В доме, кроме папы, никого не было. Все двери были заперты. Вдруг вижу, как по коридору идет мама и направляется в мою комнату. Садится на стул.

Я оцепенела от страха. Поджала ноги под одеялом к самому подбородку. Ни закричать, ни сказать ничего не могу.

А мама тем временем заговорила ласково:

– Хорошо, что вы положили мне часы: теперь я буду знать время, когда к вам приходить. Но зачем вы положили золотые сережки? Надо было оставить у (она назвала имя старшей дочери). Да, вы забыли положить мне гребешок, как мне трудно без него. Приготовьте его, я за ним зайду...

И тут ко мне вернулся голос... Я так закричала, что отец тотчас прибежал. Все ему рассказала. Глянули на двери – они были открыты.

На следующее утро в дом пригласили старушку, которая обошла все комнаты, чем-то кропила, что-то шептала.

На следующую ночь никто не приходил. А через день она снова явилась. Грустная такая, и говорит тихо-тихо.

– Ну, зачем ты, Ирина, так кричала? Я больше не буду приходить. Передай отцу – пусть женится, ему нужна хозяйка. И принесите мне гребешок. Я уже много дней не расчесывалась.

И ушла...

Утром я рассказала отцу, стали искать ее гребешок и, когда нашли, увидели, что в нем запутался седой волос. Это был мамин волос.

Слушательницы молчали. Лишь я одна знала, что книга «Радуга Чудес» пополнится еще одним свидетельством о том, что смерти нет и люди не умирают, а изменяют свое состояние бытия.

г. Балхаш,

24.12.79 г.

Мила Градова [28].

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 Следующая ⇒