Неожиданный успех в излучине Пены

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 10Следующая ⇒

Планируя контрудар, командующий фронтом справедливо опасался, что, используя высокую мобильность своих соединений, немцы могут за счет группировки, действующей на обоянском направлении, усилить войска под Прохоровкой, бросив отсюда против корпусов П.А. Ротмистрова танковые или артиллерийские части. Учитывая тяжелое состояние 1-й ТА и 6-гв. А и то, с каким трудом проходила их подготовка (если это можно так назвать) к контрудару, Н.Ф. Ватутин не рассчитывал, что они могут 12 июля добиться значительного результата на правом крыле фронта. Поэтому поставили им ограниченную, но оттого не менее важную задачу: сковать боем находившееся в излучине Пены ударное соединение неприятеля и не допустить переброски его сил на направление главного удара. Однако в первой половине дня возникли вполне обоснованные сомнения в том, что даже эта скромная задача по плечу соединениям правого крыла фронта. Главная причина – неготовность к переходу в наступление вспомогательной контрударной группировки 6-й гв. А и 1-й ТА.

Разобраться, как оба командарма готовились выполнить приказ фронта и выстроить динамику боевых действий их войск в этот день, особенно утром, очень сложно. Дело в том, что с 20.00 11 июля и до полуночи 12 июля устойчивой проводной или радиосвязи штаба фронта с армиями, а также армии с корпусами не было. В ночь на 12 июля управление 22-го гв. ск 6-й гв. А переезжало [519] на новое место с южной окраины Быконово в район северной опушки ур. Язавок. Из-за этого сначала связь поддерживалась только по радио, а затем полностью прервалась. Продолжалась чехарда с переподчинением ряда дивизий из 40-й А в 6-ю А. Поэтому сосредоточение сил ударной группировки корпуса Н.Б. Ибянского шло с большим трудом, его управления толком не знали, где находятся соединения, выделенные для контрудара и какие все-таки задачи они имеют. А штаб армии в свою очередь не имел полной и достоверной информации о положении корпусов. Таким образом, четкости в управлении и координации внутри 6-й гв. А добиться не удалось. Для выяснения состояния и места нахождения войск в корпуса и дивизии направлялись офицеры связи. Согласно оперативной сводке штаба фронта на 22.00 11 июля, данных от них еще не было. Кроме того, отдельные соединения, например 309-я сд, направляли донесения не через 2–4 часа, как было установлено, а через 12 часов. И при этом в документ включали далеко не все данные о событиях, происходивших на их участках. Поэтому информация в сохранившихся боевых документах армии генерала И.М. Чистякова носит поверхностный характер, пестрит ошибками, неточностями и не дает ясной, полной, а главное, правдивой картины происходившего 12 июля. Учитывая это обстоятельство, приходится использовать значительно более широкий спектр оперативной и отчетной документации, не только корпусного, дивизионного уровня, но и полкового и даже батальонного.

Утром 12 июля в соединениях 1-й ТА, которые планировалось использовать непосредственно для нанесения контрудара, насчитывалось более 262 исправных танков и один смешанный сап, численность которого установить пока не удалось (подробно см. таблицу № 9). Учитывая, что армия шесть суток вела тяжелые непрерывные бои, – это достаточно много.

Некоторым количеством танков также располагали вспомогательные подразделения: батальоны связи, разведбаты и т. д. При крайней нужде эта техника вместе с ремфондом, находившимся «на выходе», могла быть брошена в бой.

61, 5% от привлекавшейся бронетехники составляли «тридцатьчетверки», около 27, 5% – «семидесятки», остальные «иномарки», KB и Т-60. Основную часть боевых машин (82%) М.Е. Катуков сконцентрировал в двух группах: главной, в нее входили 10-й тк (126 шт.) с 5-м гв. Стк (30), и вспомогательной – группа полковника В.М. Горелова (60), которая объединила три танковые бригады и тяжелый танковый полк 3-го мк. Корпуса генералов В.Г. Буркова и А.Г. Кравченко к рассвету находились на выжидательных [520] позициях: 10-й тк в районе Новенькое – свх. «Сталинский»; 5-й гв. Стк – с. Богатое – ур. Кузнецово. Им предстояло играть главную роль в контрударе, прокладывать путь пехоте в излучине Пены на восток и юго-восток. Танковую группу 3-го мк и часть сил 31-го тк планировалось использовать в качестве НПП при переходе в наступление 204-й и 309-й сд.

После полуночи и перед рассветом события развивались следующим образом. Время перехода в атаку для стрелковых дивизий 6-й гв. А было установлено на 8.30, для танковых корпусов – 10.00. К установленному сроку из объединенной группировки 6-й гв. А и 1-й ТА (184-я и 219-я сд, 5-й гв. Стк и 10-й тк) лишь танковые корпуса подошли в указанные им районы. Стрелковые дивизии по разным причинам сделать этого не смогли. 219-я и 184-я сд только в 4.00 12 июля получили окончательный приказ о переходе в состав 6-й гв. А и выдвижении в районы, указанные И.М. Чистяковым на рекогносцировке в полдень 11 июля. Темное время суток для перегруппировки войск было упущено, полки начали движение уже на рассвете, походными колоннами прямо на глазах у противника. В это время вражеские самолеты-разведчики уже висели над левым крылом 4-й ТА, отслеживая ситуацию в первую очередь в районе ур. Толстое, откуда начали отводиться силы 48-го тк на север. Согласно докладу офицера Генштаба при штабе 6-й гв. А подполковника Шамова, обе дивизии 22-го гв. ск вышли на исходные позиции лишь к 13.00. Генерал А.Г. Кравченко совместно с командиром 184-й сд полковником Цукаревым, войска которого должны были поддерживать Сталинградский корпус, оперативно перебросили к 10.00 в район развертывания танковых бригад часть сил 262-го сп 184-й сд. Это позволило корпусу начать атаку без значительной задержки. Но в этот день так поступали не многие командиры наших соединений.

На прежних рубежах остались и дивизии 23-го гв. ск, за исключением 204-й сд, которая, как доносил полковник А.И. Бакасов, к 8.30 подошла к переднему краю его 67-й гв. сд и до 14.30 проходила через ее боевые порядки, читай – стояла на месте и ожидала внятного приказа. Затем час готовилась к наступлению на Верхопенье. Еще более запутанным представляется положение с 309-й сд полковника Д.Ф. Дремова. Согласно приказу командующего фронтом дивизия передавалась в состав 6-й гв. А с 7.00 11 июля, но, как утверждал в своем докладе подполковник Шамов, к утру 12 июля она находилась в оперативном подчинении 1-й ТА. Процитирую выдержку из того документа:

«309-я сд, находясь в подчинении 1-й танковой армии, занимала рубеж: /иск./ ур. Малиновое, /иск./ выс. 211.9. До 8.30, [521] выполняя приказ командующего 1-й ТА, продолжала оборонять этот рубеж. В 8.30, после повторного подтверждения, из армии (6-й гв. А. – В.3.) перешла в контрнаступление...»{494}

Не ясно, зачем И.М. Чистяков отдавал два приказа подряд о переходе в атаку дивизии, которая ему фактически не подчинялась. В то же время понять, в подчинении какой армии в течение всего дня она находилась, невозможно. Еще больше запутывает ситуацию ряд обнаруженных в архиве документов обеих армий. 6-я гв. А вечером 12 июля доносит в штаб фронта о 204-й сд как о собственном соединении. В то же время в отчете 1-й ТА указано, что обе дивизии действовали по ее плану совместно с ее корпусами: «204-я сд и 309-я сд, 3-й мк и 31-й тк, встретив упорное сопротивление противника, успеха в продвижении не имели...»{495}

Можно представить, как тяжело было действовать комдивам в обстановке, когда приказы чередой идут из разных штабов, один противореча другому. А ведь сначала они должны были сами разобраться в этой чехарде, потом выработать план наступления, согласовать с соседями, доложить в штаб о своем решении (только вот в какой? ), довести его до подчиненных и подготовить войска. Опережая события, замечу, что и второй приказ командарма-6 полковник Д.Ф. Дремов также не выполнил. Судя по оперативной сводке № 19, к 5.00 13 июля дивизия переходила в наступление лишь один раз, да и то поздно вечером. Похоже, вся эта неразбериха была связана с тем, что оба командующих армиями не смогли договориться о едином плане действий, поэтому каждый из генералов гнул свою линию и, несмотря ни на что, добивался своего любым путем. Но это лишь предположение.

Не вполне ясная ситуация и с 67-й гв. сд. Первоначально ее планировали включить вместе с 204-й и 309-й сд в состав 23-го гв. ск. В 1.00 12 июля полковник А.И. Баксов подписал приказ № 0074/оп, в котором говорилось:

«2. 67-я гв. сд с 5-м гв. мп, 493-м иптап, 869-м иптап, 496-м иптап и 314-м гв. мп переходит в наступление в направлении лес севернее Верхопенье с задачей восстановить утраченные позиции, уничтожить пехоту противника, вклинившуюся в оборону... Начало наступления – 8.30 12.07.43 г., артподготовка – 20 минут»{496}. [522]

Однако этот приказ был отменен, в атаке она участия не принимала, и в полночь ее вывели в резерв командарма. Почему командарм был вынужден резко менять решение – неизвестно.

События, происходившие в штабе 10-го тк на рассвете 12 июля, иначе как драматическими назвать нельзя. В 1-й ТА корпус был наиболее сильным соединением, поэтому при планировании контрудара на него возлагались большие надежды. Но как оказалось, генерал-лейтенант В.Г. Бурков не собирался в нем участвовать. Но обо всем по порядку.

В 16.40 11 июля начальник штаба армии генерал-майор М.А. Шалин направил комкору и командиру 204-й сд полковнику К.Б. Байдаку приказ командарма: передать участок обороны корпуса частям дивизии и к 23.00 сосредоточить все танковые бригады в районе ур. Большое, ур. Яблоново, /иск./ свх. «Сталинский», восточная часть ур. Язавок. На этом документе стоит отметка, что адресаты получили его в 19.10. Прием-передача рубежа затянулся, и к полуночи соединения 10-го тк к месту назначения не вышли, они сосредоточились на исходных позициях между 2.00 и 5.00 часами. Наиболее сложно проходил марш 178-й тбр полковника М.К. Шапошникова, так как от нового района сосредоточения ее позиции находились дальше других соединений. В журнале боевых действий отмечается:

«Бригада перешла в район ур. Большое с задачей: наступать в направлении Новенькое, Долгий, Сырцев и к исходу дня выйти в район Покровки.

Условия марша были следующие: теснимые противником наши части следовали по маршруту Шипы – Знобилово. Общая колонна бригады разорвалась на батальонные колонны и мелкие группы. Колонны двигались в предвечернее время и в условиях дождя. На участке Знобилово, Зоринские Дворы, Вознесеновка, Алисовка – марш совершался в полной темноте, при неизвестности обстановки и под воздействием авиации противника»{497}.

Что произошло с командованием корпуса после рассвета, не ясно.

Анализ имеющихся в распоряжении автора документов приводит к мысли, что генерал В.Г. Бурков решил вновь использовать опробованный 8 июля под Прохоровкой «маневр», проще говоря, проигнорировать приказ командующего фронтом о переходе соединения в контрудар. [523]

Причем теперь он прикрылся еще более смехотворной причиной – якобы командование армии не поставило ему конкретных задач, поэтому он и не планировал наступать. Допускаю, что читатель может не только удивиться такому поведению генерала, но и попросту не поверить в это, как, впрочем, сначала не поверил и я, читая следующий документ:

«По Вашему приказанию о расследовании факта незнания задачи на наступление командиром 10-го тк генерал-лейтенантом Бурковым докладываю:

11.07.43 в 15.00–16.00 мною была поставлена задача на наступление 10-му тк через помощника начальника оперативного отдела 10-го тк майора Комарова.

Майор Комаров прибыл в штаб корпуса, подробно по карте и записям доложил задачу командиру 10-го тк генерал-лейтенанту Буркову, который не организовал полностью работу по выводу частей в исходный район, сам не приехал на КП и штарм для уточнения задачи, чем затянул время для организации наступления.

Прошу Вашего распоряжения о привлечении командира 10-го тк генерал-лейтенанта Буркова к ответственности»{498}.

Приведенный в документе факт был выявлен Н.С. Хрущевым утром, за несколько часов до начала атаки. Как и все руководство фронта, член Военного совета каждый день бывал в разных соединениях, но согласно неофициальному списку за ним была закреплена первая танковая, которую он «курировал». Перед рассветом 12 июля он приехал к М.Е. Катукову и после недолгого разговора направился в 10-й тк. Повод для посещения именно этого корпуса у него был, и не один. Лишь только это соединение прибыло в состав фронта, в нем начали происходить чрезвычайные происшествия. Сначала комкор не выполняет приказ командующего фронтом, затем корпус лишается командования: 9 июля, попав под бомбежку, получают ранение В. Г. Бурков и начальник штаба А. Г. Свиридов, за сутки до наступления пропадает с секретными документами заместитель командира корпуса по политчасти полковник Ф.Ф. Малинин, при этом погибли только назначенный начальник штаба одной из бригад и один офицер. Никита Сергеевич не был специалистом в военном деле, но в людях разбирался неплохо. Его тревожили все эти события, и он решил лично разобраться в ситуации. Возможно, заодно хотел справиться и о состоянии здоровья комкора. [524]

Каково же было его удивление и возмущение, когда Василий Герасимович сообщил ему, что он не знает задачу для корпуса и вообще наступать не собирался. Автору удалось познакомиться с документами по этому происшествию. Н.С. Хрущев был человеком темпераментным, из тех, кто за словом в карман не полезет, в документах чувствуется: он с большим трудом сдерживал свои эмоции, но и причина возмущаться была действительно весомой. Фронт, напрягая силы, стремится окончательно остановить врага, а командир полнокровного танкового соединения уже не первый раз за несколько дней пытается уклониться от боя. Да к тому же в ходе операции, которую лично контролирует Верховный.

Высказав все, что он думает по поводу недостойного поведения генерала, член Военного совета фронта предупредил В.Г. Буркова: если корпус своевременно не перейдет в контрудар, он лично возбудит ходатайство о привлечении к строгой ответственности. Это возымело свое действие и в какой-то степени спасло комкора, хотя от ответственности он не ушел.

Сегодня очень сложно детально выстроить ход событий более чем полувековой давности, понять их взаимосвязь, так как не вскрыты все обстоятельства и факты, связанные с межличностными отношениями в среде командно-начальствующего состава войск Воронежского фронта, да и всей военной организации Советского Союза в целом. С уходом из жизни участников событий утрачен огромный пласт информации о взаимоотношениях, острых моментах в среде генералов, о пристрастиях и антипатиях. А ведь этот аспект имел большое влияние не только на карьерный рост того или иного командира корпуса или командарма, но и на результат боевых действий войск, которыми он командовал. Вот лишь несколько фактов, которые трудно объяснить. Из письма генерал-майора А.Г. Кравченко, направленного 13 июля Н.Ф. Ватутину:

«В ожесточенных боях с танками и мотопехотой противника, не будучи поддержанным соседями справа и слева, корпус понес большие потери в танках, но задержал продвижение противника на север. Мне казалось, что славные дела корпуса, показавшего немало героических примеров, должны найти свое отражение во внимании и заботе по повышению его боеготовности, сохранению его старых кадров, в которых живы традиции Великой Сталинградской битвы. Такого внимания и заботы не видно со стороны командующего БТ и MB ВФ генерал-лейтенанта А.Д. Штевнева.

1. 10.07.43 получено распоряжение командира 10-го тк, якобы от имени командующего 1-й ТА о передаче 21-й и 22-й гв. тбр [525] моего корпуса в распоряжение командира 10-го тк. Это распоряжение передавалось на основании якобы Вашего приказания. При выяснении этого вопроса с командующим 1-й ТА выяснилось, что последний никакого приказания на этот счет не давал и что это исходит исключительно из личной инициативы генерал-лейтенанта Штевнева. Лишь корпус старых, закаленных в боях кадров, не давали ему возможность в своем полном составе нанести врагу еще не менее сокрушительных ударов, таков следует вывод из этого, ни на чем не основанного распоряжения.

2. Вашим распоряжением 9.07.43 г. на усиление корпуса должен был поступить 14-й танковый полк. Командующий БТ и MB ВФ отменил Ваше распоряжение и передал его в 1-ю ТА, хотя всем известно, что корпус, принявший на себя главный удар танковой группировки противника (7, 8, и 9 июля) понес значительные потери и нуждается в усилении больше, чем кто-либо.

3. Прибывший в распоряжение корпуса истребительно-противотанковый дивизион распоряжением командующего БТ и MB ВФ передан в 10-й тк, который теперь их имеет два. Танки корпуса, не имея этих орудий, неизбежно понесут потери. Непонятна причина такой передачи, тем более что корпус всякий раз получает самые ответственные, боевые задачи, а 10-й тк по существу еще в боях не участвовал.

Прошу Вас дать указания о проявлении со стороны командующего ВТ и MB ВФ фронта генерал-лейтенанта А.Д. Штевнева большей заботы, объективной оценки боевой работы корпуса и внимания к укомплектованию, повышению боевой готовности и сохранению основных героических кадров Сталинградского корпуса»{499}.

Что касается 14-го тп, то он не был передан в состав 5-го гв. Стк по объективным причинам. Во всем остальном возмущение А.Г. Кравченко справедливо. Действительно, его корпус в период наиболее напряженных боев сражался героически и сыграл важную роль при выполнении приказов командования. Тем не менее отношение к этому соединению со стороны отдельных руководителей фронта оставалось, по меньшей мере, странным. К сказанному комкором добавлю лишь несколько цифр. Согласно донесению помощника командующего 1-й ТА инженер-полковника П.Г. Дынера, на 15 июля 10-й тк имел в строю 110 танков, а 5-й гв. Стк лишь 16{500}. Однако первый был выведен на комплектование, а соединение генерал-майора А.Г. Кравченко передали в [526] состав 6-й гв. А, где после восстановления 14 боевых машин вновь был брошен в бой. К исходу оборонительной операции он был полностью разбит, в его составе насчитывалось около 10 танков. Зачем было доводить до такого состояния стойкое и не раз проверенное в боях соединение, не понятно. Ведь еще 18 апреля 1943 г. была подписана Директива Ставки ВГК № 30095 командующим фронтами о порядке использования в операциях гвардейских армий и корпусов, в которой требовалось: «...Не доводить их ни в коем случае до истощения»{501}.

Чтобы закончить с эпизодом в 10-м тк добавлю, подобные, как в ту пору говорили «фортели», даром не проходили даже для генералов. После лечения в госпитале генерал-лейтенанта В.Г. Буркова не вернули к самостоятельной командной работе в действующей армии. В августе 1943 г. он был назначен начальником Высшей офицерской бронетанковой школы им. Молотова в Ленинграде. От более серьезного взыскания его спасло стечение обстоятельств. Во-первых, в этот день корпус все-таки перешел в контрудар и даже несколько продвинулся вперед и тем самым выполнил приказ Н.Ф. Ватутина. Во-вторых, генерал был ранен{502}, но остался в строю – поступок, вызывавший уважение. И, в-третьих, заместитель командующего фронтом генерал армии И.Р. Апанасенко лично знал В.Г. Буркова еще по службе в Среднеазиатском военном округе. Василий Герасимович в 1940 г. формировал в Туркмении 9-ю тд, с которой потом в июле 1941 г. прибыл на фронт, а Иосиф Родионович командовал округом. Судя по характеристике, которую тогда давал ему И. Р. Апанасенко, он был доволен комдивом и как командиром-строевиком, и как хозяйственником, который на базе казарм кавалерийской дивизии в короткий срок сумел развернуть танковую дивизию, численностью в два раза больше и при этом создать сносные условия для личного состава. Есть основания полагать, что его мнение в 1943 г. сыграло не последнюю роль в судьбе В.Г. Буркова.

Но вернемся к событиям 12 июля. Итак, в 8.30 ни одно соединение объединенной группировки 6-й гв. А и 1-й ТА в контрудар не перешло. Судя по некоторым данным, из района выжидательных позиций к исходным начали выдвигаться лишь бригады 10-го тк и полки 204-й сд. 184-я и 219-я сд продолжали марш, а 5-й гв. Стк располагался в прежнем районе, ожидая [527] подхода пехоты 184-й сд. Следовательно, как планировал Н.Ф. Ватутин, мощного контрудара силами сразу двух (главной и вспомогательной) группировок нанести не удалось. В установленное время в атаку под Прохоровкой перешли лишь два танковых и два стрелковых корпуса гвардейских армий.

В то время как штабы 40-й А, 6-й гв. А и 1-й ТА выясняли отношения и доказывали, кто из них лучше командует войсками, противник перед их фронтом вел перегруппировку, концентрируя наиболее сильные соединения на северном направлении. Из журнала боевых действий 48-го тк:

«Перегруппировка «Великой Германии» и 3-й тд проходит по плану. Разведбатальон 3-й тд сменил разведбатальон «Великой Германии» у выс. 247.0 у автодороги. Фузилёрский полк «Великой Германии» сменяется 394-й грп, который совместно с разведбатальоном 3-й тд берет на себя оборону западного фланга. Усиленный 3-й грп с танками будет проводить наступление на северо-запад, причем одной боевой группой – восточнее Калиновки на выс. 227.2, а второй боевой группой будет пробиваться на Владимировку. Наступление должно проводиться под единым командованием «Великой Германии», так как следует рассчитывать на сильное вражеское сопротивление. Эта дивизия будет прорываться по обе стороны шоссе на север во взаимодействии с 11-й тд. Главное направление удара находится на левом фланге дивизии.

Распределение огня артиллерии будет установлено следующим образом. За один час до начала наступления будет проведена артиллерийская подготовка артиллерией дивизий при поддержке корпусной артиллерии по известным артиллерийским целям и передовым позициям пехоты противника. За 5 минут до начала наступления вся артиллерия корпуса будет сконцентрирована перед фронтом одной дивизии. Спустя 5 минут в таком же составе должен быть проведен удар по позициям противника перед фронтом второй дивизии. Подход гренадеров должен осуществляться в этом промежутке времени.

Командующий армией, который в 9.30 прибыл в штаб корпуса, соглашается с решением корпусного командования, указывает на необходимость создания на левом фланге 3-й тд сильного оборонительного фронта. Потому, что в районе Круглика сконцентрированные вражеские силы с большой долей уверенности вскоре перейдут в наступление на левый фланг корпуса. К тому же надо отодвинуть части 394-го грп на север. По его мнению, в ходе атаки 332-й пд, которая прикрывает глубокий фланг корпуса, этот участок будет ослаблен, [528] вследствие этого могут быть трагические последствия. В заключение командующий армией и командир корпуса уточняют рубежи для наступления 11-й тд»{503}

К исходу 11 июля в дивизиях 48-го тк было в строю 156 обычных танков{504}, 18 огнеметных и 37 StuG. По-прежнему наибольшим числом боевых машин располагала «Великая Германия». В бригаде Декера числилось боеспособными 103 боевых машины, в том числе 25 «пантер»{505}, 13 огнеметных танков, 7 Т-2 и 26 StuG. Самым малочисленным был танковый полк 3-й тд, который располагал 23 Т-3 и Т-4. 12 июля он, как и вся дивизия, находился под оперативным руководством генерала Хёйернляйна и действовал в тесном взаимодействии с его дивизией. Таким образом, на участке Калиновка /иск./ – Обоянское шоссе для прорыва на север в район с. Владимировка – Зоринские Дворы две дивизии 4-й ТА готовились бросить в бой 126 танков (в том числе 25 Т-5) и 26 StuG. 11-я тд и 911-й дивизион были в состоянии выставить для атаки, восточнее шоссе, 43 танка, 5 огнеметных машин и 11 StuG. Кроме того, в районе Новоселовки, по ее северным окраинам и у шоссе, немцы зарыли несколько десятков подбитых танков в качестве бронированных противотанковых огневых точек.

В 10.00 5-й гв. Стк, первое и единственное соединение 1-й ТА, при поддержке 262-го сп, 222-го иптап и 36-го гв. мп PC двинулся к переднему краю для перехода в атаку в направлении хутора Чапаево. В это время 21-я гв. и 22-я гв. тбр находились на рубеже: ур. Кузнецово – юго-западная окраина с. Богатое (9, 5–10 км от Чапаево). В район хутора бригады подошли около 12.00 и, после обстрела его из «катюш», завязали бой. Первой двигалась 21-я гв. тбр (19 танков), за ней уступом, прикрывая левый фланг, шли 11 машин 22-й гв. тбр. Находившиеся в Чапаево незначительные силы пехоты 332-й пд после недолгого сопротивления отошли, через час село было освобождено.

Преследуя неприятеля, корпус двинулся к Раково, но через 1, 5 км был вынужден остановиться. Местность оказалась заминированной как нашими частями, так и противника. Схемы своих минных полей оказались не точными, саперам пришлось действовать днем под обстрелом врага. Боевые порядки ударного клина начала бомбить авиация противника. Ее удары оказались достаточно эффективными, почти половина из общих [529] потерь бригад за этот день приходится на авиацию (подбито и сожжено самолетами 4 Т-34, 2 Мк-4). Из донесения начальника политотдела 21-й гв. тбр подполковника Полукарова:

«12.07.1943 г. бригада пошла в наступление на х. Чапаев и, овладев им, продолжила (наступление) на д. Раково, где противником наше продвижение было приостановлено. 12.07.1943 г. целый день бригада вела упорный бой с противником за д. Раково. Танки несколько раз ходили в атаку, все разы натыкались на сильный артиллерийский огонь. В результате этого боя было уничтожено до 500 солдат и офицеров с машинами; захвачено в плен 22 человека, уничтожено пулеметов 17, минометов – 8, орудий – 11, захвачен командный пункт с 3 радиостанциями и картами, уничтожено 3 дзота и 12 блиндажей.

Наши потери следующие: танков Т-70–6, танков Т-34–6, танков «Черчилль» – 3, из состава экипажей подбитых и сгоревших машин дать не могу, почти все командиры танков погибших машин выведены из строя. В том числе выведен из строя заместитель командира 152-го танкового батальона (убит), мспб (ранен). Из политаппарата потеряно: инструктор политотдела по оргпартработе (пропал без вести), помощник начальника политотдела по работе среди комсомольцев (тяжело ранен), заместитель командира 152-го танкового батальона (не вернулся из атаки), парторг мспб (тяжело ранен), комсорг мспб (убит). Мотострелково-пулеметный батальон 12.07.1943 в боях за д. Раково потерял убитыми и ранеными 92 человека»{506}.

Тем не менее удары корпуса А.Г. Кравченко начали приносить свои плоды. Судя по тому, как развивались события и какие решения принимало командование 48-го тк, создается впечатление, что немцы не знали реальных сил советской стороны и явно переоценивали свои возможности, ставя войскам на 12 июля неоправданно рискованные и недостаточно взвешенные решения. Так, генерал Кнобельсдорф проводил перегруппировку «Великой Германии» в большой спешке, пытаясь успеть перейти в наступление в 16.00. При этом район севернее северных скатов выс. 258.5, ур. Толстое, выс.237.6 был просто оголен. Участок от выс. 258.5 и далее на юг от фузилёрского полка «Великой Германии» и 394-го грп 3-й тд предстояло принять 332-й пд. Но оба эти полка по приказу корпуса, не ожидая подхода дивизии, двинулись в северном и северо-западном направлениях, чтобы занять исходные позиции для наступления. А в это время началось выдвижение соединением А.Г. Кравченко, что не позволило [530] оперативно вывести пехоту 332-й пд на участок, оставленный полками Хёйернляйна и Вестховена. Судя по документам, и Гот, и Кнобельсдорф видели опасность, которая грозит корпусу в случае, если 7-км дыра не будет быстро прикрыта, тем не менее сознательно пошли на риск. Они ожидали контратак с северо-запада в направлении ур. Толстое, но надеялись, что давление 3-й тд и «Великой Германии» заставит русских концентрировать силы против их ударных клиньев. А тем временем 332-я пд создаст прочный фронт, но при этом не была учтена возможность удара советских войск по всему западному флангу армии, в том числе и по левому крылу 332-й пд.

Расчет фон Кнобельсдорфа на быструю перегруппировку полностью провалился. Кроме того, после предупреждения Н.С. Хрущева командир 10-го тк спешно начинает демонстрировать активность. Около 11.00 его бригады атакуют разведбатальоном 3-й тд у выс. 247.0, но командира 48-го тк это пока не тревожило, так как введенные в бой силы русских не были значительными. Вот как эта ситуация изложена в журнале боевых действий корпуса:

«11.00 в 3-ю тд и фузилёрский полк «Великой Германии» поступает распоряжение: начать постепенно продвигаться вперед совместно с пехотой 332-й пд в глубоком левом фланге.

В Новеньком и Круглике быстро усиливается противник. Также докладывает об усилении врага и разведбатальон 3-й тд на выс. 247.0. В настоящее время идет наступление вражеских танков на высоту. Однако этот участок укрепляется полевыми гаубицами и атака отбивается. Командир 3-й тд предлагает фузилёрский полк в районе Толстое оставить на месте, пока на юге будет проводиться смена пехоты, после чего 394-й грп может быть дальше продвинут на север.

Однако фузилёры срочно необходимы для наступления «Великой Германии» (на север вдоль Обоянского шоссе. – В.З.). Начальник штаба корпуса решает посоветовать командующему армией полностью передать защиту левого фланга 332-й пд. 3-я тд продолжает наступление в прежнем направлении по обе стороны выс. 247.0. Пока не удается сменить разведбатальон 11-й тд у выс. 232.8 силами разведбатальона «Великая Германия», так как высота находится под сильным артиллерийским обстрелом. Получено донесение о появлении вражеских танков в лесу северо-восточнее высоты.

Около 11.00 противник наступает на 11-ю тд силами до полка вдоль оврага... Положение в лесном массиве у дивизии осложнилось настолько, что в 11.30 ее танковый полк был вынужден приступить к контратаке. Артиллерия корпуса получила [531] приказ всеми своими силами отразить вражеское наступление. Это наступление, вероятно, связано с общим наступлением русских через Псёл на фронте корпуса СС. На левом фланге корпуса враг также начинает накапливать силы, которые становятся серьезной угрозой»{507}.

Вслед за Сталинградским корпусом в 12.00 перешла в наступление 71-я гв. сд полковника И.П. Сивакова, занимавшая рубеж: Ново-Ивановка, Томоровочка, овраг в 800 м северо-западнее Красный Починок, Ново-Павловка, Зарытое, Подимовка. Она наносила главный удар левым флангом, 210-м гв. сп, в общем направлении на Черкасское.

Между 13.00 и 14.00 начали подходить основные силы и 184-й сд. С ходу, без предварительной подготовки, ее стрелковые полки вместе с танками вновь перешли в атаку на Раково. Преодолев сопротивление противника, после трехчасового боя войска подошли на расстояние 1, 5 км к западным окраинам села, но были остановлены плотным огнем минометов и артиллерии врага.

«Генерал А.Г. Кравченко пытался организовать продвижение танков вглубь фашистской обороны, – вспоминал М.Е. Катуков, – но безуспешно. Лавина огня преграждала путь боевым машинам.

– Продвигаться не могу, – доносил Андрей Григорьевич по радио, – немцы усилили огонь. Вся местность впереди простреливается орудиями и минометами... Нас непрерывно бомбят...

Конечно, ему, боевому генералу, привыкшему действовать смело, хотелось продвинуться как можно дальше. Высокий, широкоплечий, с густым басом, с колоритным говором, Кравченко зарекомендовал себя решительным командиром во время боев под Сталинградом.

– Дальше не продвигайтесь, – ответил я ему. – Удерживайте занятые рубежи. Не продвигайтесь, – повторил я командирам корпусов. – То там, то здесь обозначайте рывок в атаку... Дайте противнику понять, что вы ищете наиболее уязвимые места в его обороне»{508}.

Несмотря на скудные силы и средства, 5-й гв. Стк и 71-я гв. сд на первом этапе контрудара (до подхода основных сил 184-й и 219-й сд) сумели добиться главного – сковать маневр основных сил 332-й пд. К 16.30 пехота полковника И.П. Сивакова [532] овладела Михайловкой, а также завязала бой за Завидовку и Красный Починок, а танкисты генерала А.Г. Кравченко уже совместно со 184-й сд полностью выбили немцев из Чапаево и вели бой у Раково. Тем самым были созданы благоприятные условия для 10-го тк, но генерал В.Г. Бурков в полной мере не воспользовался этой возможностью. В отчете 5-го гв. Стк справедливо отмечается:

«К этому времени сосед слева (10-й тк) должен был овладеть Березовкой, но селом корпус не овладел, так как в наступление вообще не переходил»{509}.

Тем временем на исходные позиции сосредоточились 184-я, 219-я и 204-я сд. В ряде документов время перехода в наступление этих дивизий указывается разное. Так, подполковник Шамов писал:

«184-я сд. К 13.00 дивизия подошла к исходному рубежу Чапаев, ур. Суходол, Красный Узлив, /иск./ Новенькое и с ходу без предварительной подготовки перешла в наступление. К 17.00, пройдя боевые порядки 90-й гв. сд, с ожесточенными боями вышла на рубеж: западная окраина Раково, Березовка, южная окраина Верхопенье.

219-я сд, выйдя к 13.00 в исходное положение: /иск./ Новенькое, лог Кубасовский, /иск./ выс. 258.5, перешла в наступление в направлении Верхопенье, выс. 260.8, но до наступления темного времени суток успеха не имела»{510}.

В то же время в документах штабов этих дивизий их участие в контрударе выглядит несколько иначе. Так, в журнале боевых действий 219-й сд генерал-майора В.П. Котельникова читаем:

«Дивизия маршем к 16.00 сосредоточилась у ур. Толстое, имея задачу наступать в направлении Берёзовка, Дуброво, во взаимодействии со 184-й и 204-й сд уничтожить противника в районе Березов, Сырцево, овладеть южными окраинами Сырцево, к исходу дня выйти на рубеж ур. Большое, выс. 254.5.

Части дивизии выдвинулись на исходные позиции у ур. Толстое, вели бой с передовым отрядом противника и к исходу дня, уничтожив ПО, вышли на рубеж:

727-й сп – х. Долгий, восточная опушка ур. Толстое,

710-й сп – восточная опушка ур. Толстое,

375-й сп – выс. 258.5»{511}. [533]

Как видим, никакого наступления в 13.00 войска генерала В.П. Котельникова не предпринимали, колонны прошли по территории, с которой немцы уже отошли и через четыре часа сосредоточились в ур. Толстое.

Судя по имеющимся данным, боевые действия в этом районе развивались следующим образом. До 15.00 танковый корпус В.Г. Буркова каких-либо массированных атак не проводил, это зафиксировано в документах всех трех его соединений. До 15.30 разведка его бригад, как говорили ветераны, «елозила» вдоль фронта, прощупывая танками вражескую оборону. Между 11.00 и 14.00 часами передовой отряд (до двух рот от бригады) 178-й тбр провел огневой бой с разведбатом 3-й тд за выс. 247.0 (по не точным данным, бой здесь вел и 60-й тп). Остальные соединения продолжали сосредоточиваться на восточных и юго-восточных окраинах Новенького. Вот выдержка из журнала боевых действий 186-й тбр, из которой видно, как шло ее выдвижение к переднему краю до 15.00:

«В 10.00 бригада получила сигнал о выходе в наступление. Форсировав водную преграду в районе Новенького, к 15.00 развернулась и приняла боевой порядок для дальнейшего наступления на ур. Толстое»{512}.

К 14.00 186-я тбр вышла в район севернее ур. Толстое и начала занимать оборону: 404-й тб – северная опушка леса ур. Толстое, 405-й тб – лес, в 0, 5 км северо-западнее урочища у отрога балки юго-восточнее Новенькое (отметка на карте cap). Несколько южнее подошли и развернулись 183-я тб с 1450-м сап и 178-я тбр. Офицер штаба 48-го тк эту ситуацию описывал следующим образом:

«11.00. 3-я тд отошла от Березовки через выс. 258.5 на северо-восток. Шоссе находится под обстрелом (дорога Ивня – Раково, это вел огонь 628-й пап с выс. 240.4. – В.З.).О 332-й пд еще ничего не известно. Если русский узнает о бреши, то доминирующую выс. 258.5 можно считать потерянной и 332-я пд будет не в состоянии занять бескрайний участок в районе ур. Толстое.

По этому вопросу доложено в армию, командование согласилось надавить на 52-й ак, чтобы 332-я пд получила возможность продвигаться на север.

Около 14.00 3-я тд доносит, что 17 русских танков достигли выс. 258.5, а другие с мотопехотой находятся на марше из Новенького. Дивизия получает приказ удерживать огнем ПТО и [534] частью 394-го грп высоты 258.5 и 247.0 в качестве левого ударного клина корпуса.

Размышление командира корпуса о том, что возможно ли в интересах продвижения на север отойти и занять линию по болотистым оврагам западнее Верхопенья, представляется начальнику штаба корпуса рискованным. Потому что захват противником доминирующей выс. 258.5 создаст трудности для отхода нашим частям и поставит под угрозу удара глубокий левый фланг. На основании предыдущего опыта боев можно утверждать, что прибывающая 332-я пд не будет в состоянии захватить высоту вновь.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒