Внешне я остаюсь совершенной, так что никто ничего не знает.

Внутри же я гнилая. — 22 страница из дневника Тессы Вэй

Конечно, если люди знают, что ты псих, то они не захотят оставить тебя одного. Я не могу пойти домой сама, хотя только так я добираюсь до школы. Медсестра Смит говорит, что пойдет и сообщит Тоду.

— Позвоните ему?

— Нет, он прибыл с другими нашими волонтерами. — Она протягивает мне одноразовый стаканчик воды из-под крана. — Я скажу ему, что тебе нужно уйти. Он был с директором, пытался помочь нам решить, как все рассказать, но я уверена, он сейчас же заберет тебя домой.

Расстроенная медсестра оставляет меня, как маленькую послушную девочку, допивать воду. Я не могу поверить, что Тесса умерла. Хоть мы и не разговаривали годами, хоть ее родители дали понять, что мы не можем быть друзьями, мне жаль осознавать, что она была достаточно несчастна, чтобы покончить жизнь самоубийством.

У Тессы было все: друзья, семья, охрана. Ее жизнь была прекрасной... ну... она казалась таковой. Я знаю, что ее отец был достаточно плохим, но неужели настолько плохим, чтобы она хотела умереть?

У меня не так много времени, чтобы зацикливаться на этом. Тод объявляется меньше, чем через пять минут, и медсестра Смит следует за ним, разомлевшая, как пластилин из микроволновки.

— Мы очень благодарны вам за все, что вы сделали, мистер Каллавей, — изливается она. — Доставить сюда всех воспитателей, помочь нам подготовиться к мероприятию...

Тод отмахивается от ее комплиментов.

— Пожалуйста, зовите меня просто Тод. Я был рад помочь. Я знаю многих детей из церкви. Мне было важно помочь им пережить эту трагедию.

— Это чудесно. Моя Криста была в вашей младшей группе прошлой осенью, и она говорит о вас только хорошее.

Тод рассеяно кивает, и его глаза концентрируются на мне.

— Мне очень жаль, что так вышло, Вик. Когда директор утром позвонил мне и сказал о Тессе, я пошел искать тебя, но Лили сказала, что ты уже ушла. Чем я могу помочь?

Я не знаю, что на это ответить, и пожимаю плечами.

— Понятно, пойдем.

Медсестра Смит передает документы и показывает ему, где расписаться.

— Так прекрасно иметь дело с отцом, который понимает нужды своего ребенка.

— Это плюсы владения собственной компанией. — Тод застенчиво улыбается. — Когда ты женат на начальнике, никто не смеет тебе возражать, когда ты приезжаешь забрать своего ребенка.

Его ребенок? Мне хочется бежать, как будто во мне проснулось что-то живое. Я не обращаю внимания на волнительное, счастливое чувство. Это вопрос времени, когда Брен и Тод поймут, что я не вписываюсь в обстановку их прекрасной жизни. Думаю, будет сложно рассказывать соседям, насколько хороши дела у вашего приемного ребенка, когда он получил нервный срыв в школе.

Подписание документов занимает длиннейшие десять минут в моей жизни, и когда мы уже готовы уйти, я поднимаюсь так резко, что комната покачивается. Мои самые ужасные мигрени начинаются именно с этого. Мои ребра притираются друг к другу.

В любом случае, я рада. Так я выгляжу ещё болезненнее, когда Тод открывает пассажирскую дверь своего черного Рэндж Ровера. Я не в настроении что-либо объяснять, и я совсем не в настроении посещать психиатра, которого они мне наняли. Тод и Брен сильно верят в мощь психологов и книг по самосовершенствованию. Полагаю, они представляют себя идеальной ту семью, которая ходит на терапию вместе.

Норкут — идея Брен. Предполагается, что женщина должна быть лидером в работе с детьми со слабой успеваемостью, и ее график должен иметь трехмесячный период ожидания, но каждый раз, когда Лили или я волнуемся, Брен быстро набирает номер этой женщины, и мы идем на прием в тот же день. Может, когда предполагается, что я больна, мне удастся избежать этого.

— Викет?

Или нет. Я тихонько вздыхаю. Тод всегда использует мое полное имя. Я ненавижу это. Я Вик, ребята. И из-за этого вы будете гореть на костре.

— Да?

— Я могу чем-то помочь?

Найди меня. Я закрываю рот рукой и не уверена, что смогла сдержаться, но, к счастью, Тод ничего не говорит.

У школьного входа мы поворачиваем налево, но мое тело ожидает поворота направо и продолжает ожидать разворота к бедной части города. Я не знаю, как это объяснить: очень странно жить там, куда мои старые соседи ходят на работу. Женщина, которая жила в двух домах от нас, убирает в доме лучшей подруги Брен. Парень, который жил напротив, чинит внедорожник Тода каждую субботу. Никто из них больше не разговаривает со мной.

И не мне их винить.

Вы думаете, я приспособилась. С деньгами Брен и Тода я выгляжу как мои одноклассники, но провожу много времени на улице, там, где я своя. В Пичтри Сити жизнь каждого человека разложена по полочкам, у каждого есть свое место...кроме нас.

Такие люди, как Лили и я, не являются частью общего плана, и сейчас все, чего я хочу, это заткнуть все отверстия, через которые сквозит лицемерие — как с нашей соседкой, которая отвела нас в социальную службу и бросила там. Я знаю ее имя из газет. Она хотела отвезти нас в молодежный лагерь — в группу риска... пока не вмешались Брен и Тод. Сейчас женщина хочет дружить. Я не знаю, как Тод и Брен выносят ее. Может быть, потому, что глубоко внутри они думают так же, как все остальные.

Мы едем домой в молчании. Сначала я думаю, что это хорошо, пока не начинаю зацикливаться, почему дневник Тессы оказался у меня и кто может знать о моих взломах. Я хочу, чтобы Тод сказал что-нибудь — хоть что-нибудь — что отвлечет мен от «Найди меня».

Хотя я не думаю, что можно заткнуть все эти «почему».

Дома Тод открывает передо мной боковую дверь и пропускает внутрь. Дома блаженно тихо и пахнет лимоном. Должно быть, Брен убралась перед уходом. Помогло ей в этом пение для настроения или беспокойство из-за самоубийства Тессы.

— Спасибо, что отвез меня домой.

— Не за что.

Тод показывает мне смешную гримасу, как будто он не понимает, почему я думаю, что лучше не стоит. Должно быть, хорошо продолжать верить в людей, думать, что они правда о тебе заботятся. Эта версия мира так же необычна для меня, как Страна Клубничного Пирожного. Но до меня доходит, что некоторые люди в самом деле живут такой жизнью. Они не я.

Я иду за ним.

— Ты возвращаешься в школу? Им все еще нужна твоя помощь?

— Нет, я останусь. Сейчас ты не должна быть одна. Я могу поработать дома. Директор Мэтьюс хотел получить некоторые рекомендации об улучшении психологической программы. Как раз займусь ими сегодня.

Мистеру Мэтьюсу нужна помощь? Я немного удивлена, а потом меня ударяет озарение. Я проанализировала каждую пару приемных родителей, у которых мы жили. У миссис Петерсон была сумасшедшая задолженность по кредитной карте. Берды мухлевали с налогами. Вообще у каждого были «проблемы».

За исключением Брен и Тода.

Они поженились три года назад после знакомства через онлайн-сервис. Брен говорит, что это был головокружительный роман, а Тод просто знал, что она та самая. Их жизнь безупречна... за исключением смерти младшего брата Тода, когда они были детьми.

Это было ужасно. Несчастье разделило его семью на части. Для его родителей оно стало причиной для смерти. Для Тода оно стало причиной для жизни. Он говорит, что оно привело его к истинному призванию: психологии. Он прошел через ад и теперь учит других людей, как справиться с подобным.

Мои приемные родители имеют собственную консультативную фирму, но, к счастью, Тод принимает пациентов по вторникам и четвергам — и по воскресеньям, когда работает со своей церковной группой.

Другими словами, создается прекрасное впечатление, что мистеру Мэтьюсу требуется его помощь. Тод — живое доказательство того, что из плохого материала могут получаться действительно хорошие вещи.

Я хватаюсь за перила.

— Я все еще плохо себя чувствую, пойду прилягу.

— Я не знал, что ты дружила с Тессой.

Я останавливаюсь. Есть множество ответов, которые я могу дать. Загвоздка — решить, какой именно. Я медленно поворачиваюсь к Тоду.

— Мы были достаточно близки.

Когда-то. Перед тем как ее отец решил, что я плохой объект для дружбы. Прежде чем Тесса стала королевой бала, а я осталась... собой. Мы не разговаривали пять лет, но сейчас я чувствую ее ближе, чем когда-либо. Тессу беспокоило что-то темное внутри, возможно, то же, что тревожило и мою маму.

Сейчас не время для этого. Я смотрю на Тода и думаю, может быть, мне не стоило ничего говорить. Моя реплика должна была вызвать смягчение, набор тупых клише или, не дай Бог, объятие, но Тод не двигается.

— Знаешь, если ты что-то чувствуешь, Викет, знаешь, ...ты всегда можешь поговорить со мной.

О Боже, включите милую фоновую музыку, у нас Момент. Глаза Тода по-диснеевски большие. Как у Бэмби, и я не знаю, что сказать. Знаете, у меня всегда было ощущение, что Брен больше увлечена родительскими заботами. Она единственная, кто говорит снова и снова, что хотела детей, но никогда не могла иметь их, но сейчас Тод пытается заставить меня переосмыслить это.

— Нет, я в порядке. — Это правда... насколько я знаю. Это более честно, чем мне хотелось бы, но слова все равно выплыли. Может, поэтому Тод любит консультировать. Он помогает правде всплыть на поверхность. Это его суперспособность.

Жаль, я не верю в героев, супер или каких-то других.

Тод кладет одну руку на перила, солнечный свет отражается от его обручального конца.

— Ты уверена, что в порядке?

Я всегда в порядке. Я выдавливаю улыбку.

— Все хорошо, Тод.

И я имею в виду именно это. Потому что я всегда в порядке, даже если это не так.

Наверху кто-то переложил мою бейсбольную биту на кровать. На секунду я думаю, что это Брен, но Брен убрала бы ее в шкаф или положила на полку. Лили единственная, кто мог оставить ее на кровати в пределах досягаемости. Сознание пытается успокоить бешеный пульс.

Я бросаю свою сумку на пол и тяжело опускаюсь следом. Моя голова действительно начинает набухать. Если бы я была умнее, я использовала бы свой день до конца, невзирая на боль, чтобы закончить свою работу. Я почти достигла своей финансовой цели, еще немного копнуть, и я закончу.

Но я смотрю на дневник Тессы, и, если честно, это странно для меня. С одной стороны, вторжение в частную жизнь — моя работа. С другой стороны, я делаю это именно по работе, а это не работа. Я не принимаю это. Я не хочу этого.

И все равно я открываю дневник.

Первая запись — шесть месяцев назад, и Тесса зарисовала свое имя по краям страницы. Я просматриваю несколько верхних абзацев и чувствую себя... странно. Нет ничего странного в том, о чем пишет Тесса — в большинстве своем о том, как она несчастна дома — но просто неприятно читать ее личные мысли.

Она никогда никому не говорила, как она списала тест по истории, и что она переживала из-за своего высокого роста, потому что ее не возьмут в чирлидеры. Все это должно оставаться личным.

Плюс, когда смотришь записи, они кажутся бессмысленными. И так целый кусок страницы, вырванной из середины и немного ближе к концу. Из того, что написано слева, следует, что Тесса была расстроена, но не было никого рядом, кто мог бы понять ее. Я двигаюсь ближе к концу, и вверху пятьдесят четвертой страницы я вижу два коротких предложения, от которых мои внутренности рухнули вниз.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒