Диалектика духовной жизни общества

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 9Следующая ⇒

Характерной чертой современной духовной ситуации является ее глубочайшая противоречивость. С одной стороны, в ней есть надежда на лучшую жизнь, захватывающие дух перспективы. С другой — она несет тревоги и опасения, поскольку отдельный человек остается в одиночестве, теряется в грандиозности происходящего и море информации, утрачивает гарантии защищенности.

Ощущение противоречивости современной духовной жизни нарастает по мере того, как одерживаются блестящие победы в науке, технике, медицине, увеличивается финансовое могущество, растет комфорт и благополучие людей, приобретается более высокое качество жизни. Обнаруживается, что достижения науки, техники и медицины могут быть использованы не во благо, а во вред человеку. Ради денег, комфорта одни люди способны беспощадно уничтожать других.

Таким образом, главное противоречие времени состоит в том, что научно-технический прогресс не сопровождается прогрессом нравственным. Скорее наоборот: захваченные пропагандируемыми светлыми перспективами, большие массы людей утрачивают собственные нравственные опоры, усматривают в духовности и культуре некий балласт, не соответствующий новой эпохе. Именно на этом фоне в XX веке стали возможными гитлеровские и сталинские лагеря, терроризм, девальвация человеческой жизни. История показала, что каждый новый век приносил гораздо больше жертв, чем предыдущий — такова была до сих пор динамика социальной жизни.

При этом самые жестокие злодейства и репрессии совершались в различных социально-политических условиях и странах, в том числе имеющих развитую культуру, философию, литературу, высокий гуманитарный потенциал. Осуществляли их нередко высокообразованные и просвещенные люди, что не позволяет отнести их на счет неграмотности и невежества. Поразительно также то, что факты варварства и человеконенавистничества далеко не всегда получали и не всегда получают до сих пор широкое общественное осуждение.

Философский анализ позволяет выявить главные факторы, определившие ход событий и духовную атмосферу в XX веке и сохранившие свое влияние на рубеже XXI в.

Небывалый прогресс науки и техники определил неповторимое своеобразие XX века. Его последствия прослеживаются буквально во всех сферах жизни современного человека. Новейшие технологии правят миром. Наука стала не только формой познания мироздания, но и главным средством преобразования мира. Человек превратился в геологическую силу планетарного масштаба, ибо его мощь порой превосходит силы самой природы.[2]

Вера в разум, просвещение, знания всегда были значимым фактором духовной жизни человечества. Однако идеалы европейского Просвещения, которые породили надежды народов, были попраны кровавыми событиями, последовавшими вслед за ним в самых цивилизованных странах. Оказалось также, что новейшие разработки науки и техники могут быть использованы во вред людям. Увлечение возможностями, автоматизации в XX веке таило в себе опасность вытеснения из трудового процесса уникально-творческих начал, грозило свести деятельность человека к обслуживанию автомата. Компьютер, информация и информатизация, революционизируя интеллектуальный труд и становясь фактором творческого роста человека, являются мощным средством воздействия на общество, человека, массовое сознание. Становятся возможными новые виды преступлений, которые способны подготовить только хорошо образованные люди, владеющие специальными знаниями и высокими технологиями.

Таким образом, научно-технический прогресс выступает фактором усложнения духовной жизни общества. Он характеризуется свойством принципиальной непредсказуемости своих последствий, в ряду которых оказываются и те, которые имеют деструктивные обнаружения. Человек, следовательно, должен находиться в постоянной готовности, чтобы уметь ответить на вызовы порожденного им самим искусственного мира.

История духовного развития XX века свидетельствует о напряженных поисках ответов на вызовы науки и техники, о драматическом осознании уроков прошедшего и возможных новых опасностей, когда приходит понимание необходимости неустанной и кропотливой работы по укреплению нравственных основ общества. Это не есть задача одноразового решения. Она встает вновь и вновь, каждое поколение должно решать ее самостоятельно, учитывая уроки прошлого и думая о будущем.

XX век продемонстрировал невиданный рост могущества государства и его воздействия на все сферы общественной и индивидуальной жизни, в том числе духовной. Налицо факты тотальной зависимости человека от государства, которое обнаружило способность подчинить себе все проявления бытия личности и охватить рамками такого подчинения практически все население.

Государственный тоталитаризм следует рассматривать как самостоятельный феномен истории XX века. Он не сводится к той или иной идеологии или периоду и даже типу политической власти, хотя эти вопросы исключительно важны. Дело в том, что даже страны, считающиеся бастионами демократии, не избежали в XX веке тенденций к вторжению в частную жизнь граждан («маккартизм» в США, «запреты на профессии» в ФРГ и т.д.). Права граждан нарушаются в самых различных ситуациях и при самом демократическом государственном устройстве. Это говорит о том, что государство само по себе выросло в особую проблему и имеет интенции к тому, чтобы подмять под себя общество и личность. Не случайно на определенном этапе возникают и развиваются различные формы негосударственных организаций правозащитной направленности, стремящиеся оградить личность от произвола государства.

Рост могущества и влияния государства обнаруживается в росте численности государственных служащих; усилении влияния и оснащенности репрессивных органов и спецподразделений; создании мощного пропагандистско-информационного аппарата, способного собирать самую подробную информацию о каждом гражданине общества и подвергать массовой обработке сознание людей в духе заданной государственной идеологии.

Противоречивость и сложность ситуации состоит в том, что государство как в прошлом, так и настоящем необходимо обществу и индивиду.

Дело в том, что природа социального бытия такова, что человек повсюду сталкивается со сложнейшей диалектикой добра и зла. Эти проблемы пытались решить самые сильные человеческие умы. И все же скрытые причины этой диалектики, направляющие развитие общества, остаются пока непознанными. Посему сила, насилие, страдание — пока неизбежные спутники человеческой жизни. Культура, цивилизация, демократия, долженствующие, казалось бы, смягчить нравы, остаются тонким слоем лакировки, под которым скрываются бездны дикости и варварства. Этот слой время от времени прорывается то в одном месте, то в другом, а то и в нескольких сразу, и человечество оказывается на краю бездны ужасов, зверств и мерзостей. И это при том, что существует государство, не позволяющее скатиться в эту бездну и сохраняющее хотя бы видимость цивилизованности. И та же трагическая диалектика человеческого бытия заставляет его то возводить институты для обуздания собственных страстей, то разрушать их силою тех же страстей.

И все же то страдание, которое сообществу приходится испытывать от государства, неизмеримо меньше того зла, которое выпало бы на его долю, не будь государства и его сдерживающей силы, являющейся основой безопасности граждан в целом. Как заметил Н.А. Бердяев, государство существует не для создания на земле рая, а для того, чтобы не дать ей превратиться в ад.

История, в том числе отечественная, свидетельствует, что там, где государство разрушается или слабеет, человек становится беззащитным перед ничем не контролируемыми силами зла. Становятся бессильными законность, суд, управление. Индивиды начинают искать защиты у негосударственных образований и сильных мира сего, природа и действия которых носят часто криминальный характер. Так устанавливается личная зависимость со всеми признаками рабства. И это предвидел еще Гегель, заметивший, что люди должны очутиться в беззащитном положении, чтобы почувствовать необходимость надежной государственности, или, добавим, «крепкой руки». И каждый раз им приходилось начинать заново образование государства, недобро вспоминая тех, кто увлек их на путь мнимой свободы, оборачивающейся на деле еще большим рабством.

Таким образом, значение государства в жизни современного общества велико. Однако это обстоятельство не позволяет закрывать глаза на опасности, исходящие от самого государства и выражающиеся в тенденциях к всевластию государственной машины и поглощению ею всего общества. Опыт XX в. показывает, что общество должно уметь противостоять двум в равной мере опасным крайностям: с одной стороны, разрушению государства, с другой — его подавляющему воздействию на все стороны жизни общества. Оптимальный путь, который обеспечивал бы соблюдение интересов государственного целого и в то же время отдельной личности, пролегает в сравнительно узком промежутке между хаосом безгосударствености и государственной тиранией. Уметь оставаться на этом пути, не впадая в крайности, чрезвычайно сложно. России в XX в. этого сделать не удалось.

Иных средств противостояния государственному всевластию, кроме как осознание этой опасности, учет роковых ошибок и извлечение из них уроков, пробуждение чувства ответственности всех и каждого, критика государственных злоупотреблений, становление гражданского общества, защита прав человека и законности, — нет.

«Восстание масс» — выражение, примененное испанским философом X. Ортегой-и-Гассетом для характеристики специфического феномена XX века, содержание которого составляет усложнение социальной структуры общества, расширение сферы и увеличение темпа социальной динамики.[3]

В XX веке относительную упорядоченность общества и его прозрачную социальную иерархию сменила его массовизация, породив целый комплекс проблем, в том числе духовных. Индивиды одной социальной группы получили возможность переходить в другие. Социальные роли стали распределяться относительно случайно, часто вне зависимости от уровня компетенции, образованности и культуры индивида. Какого-либо устойчивого критерия, определяющего продвижение на более высокие ступени социального положения, не существует. Даже компетенция и профессионализм в условиях массовизации подверглись девальвации. Поэтому на самые высокие посты в обществе могут проникнуть люди, не обладающие необходимыми для этого качествами. Авторитет компетенции легко заменяется авторитетом власти и силы.

Вообще в массовом обществе критерии оценок изменчивы и разноречивы. Значительная часть населения либо равнодушна к происходящему, либо принимает стандарты, вкусы и пристрастия, навязываемые средствами массовой информации и формируемые кем-то, но не вырабатываемые самостоятельно. Самостоятельность и оригинальность суждений и поведения не приветствуются и становятся рискованными. Это обстоятельство не может не способствовать утрате способности к методическому мышлению, к социальной, гражданской и личной ответственности. Большинство людей следуют навязанным стереотипам и испытывают дискомфорт при попытках их разрушения. На историческую арену выходит «человек-масса».

Разумеется, феномен «восстания масс» при всех его негативных сторонах не может служить аргументом в пользу восстановления старого иерархического строя, как и в пользу наведения твердого порядка посредством жесткой государственной тирании. В основе массовизации лежат процессы демократизации и либерализации общества, предполагающие равенство всех людей перед законом и право каждого избирать свою судьбу.

Таким образом, выход масс на историческую арену есть одно из следствий осознания людьми открывшихся перед ними возможностей и ощущения того, что всего в жизни можно достичь и для этого не существует непреодолимых препятствий. Но здесь же заключается и опасность. Так, отсутствие видимых социальных ограничений может рассматриваться как отсутствие ограничений вообще; преодоление социально-сословной иерархии — как преодоление духовной иерархии, предполагающей уважение к духовности, знанию, компетентности; равенство возможностей и высокие стандарты потребления — как оправданность притязаний на высокое положение без заслуженных оснований; относительность и плюрализм ценностей — как отсутствие всяких ценностей непреходящего значения.

Помимо того что такая ситуация чревата социальным хаосом или установлением диктатуры как следствием стремления избежать такого хаоса, есть опасности собственно духовного характера.

«Человек-масса» не способен и не хочет оценить себя как с плохой, так и с хорошей стороны, он чувствует себя «таким, как все» (X. Ортега-и-Гассет) и вовсе не переживает из-за этого. Ему нравится чувствовать себя «таким, как все». Он не требует от себя многого, не стремится к самосовершенствованию, предпочитает не усложнять жизнь и склонен плыть по течению. Делая акцент на материальной стороне жизни, он может добиваться успеха, благополучия и комфорта.

«Человек-масса», решая какую-либо умственную проблему, ограничивается первой мыслью, которая приходит в голову. Этот стиль мышления принципиально отличается от более высокого, который принимает как достойную и адекватную лишь такую мысль, которая требует напряжения духа и интеллекта. Он также не чувствует внутренней потребности в высоких эстетических ценностях и тем более в следовании им. Высокая дисциплина духа, требовательность к себе чужды ему. Он не хочет ни признавать чужую правоту, ни сам быть правым, стремясь просто навязать свое мнение или примкнуть к общепринятому. Вместе с тем он заражен энергией и динамизмом. Мир представляется ему широким полем приложения энергии и предприимчивости.

«Среднему» человеку свойственно чувство превосходства по отношению к прошлому, основанное прежде всего на достижениях в области науки, технологии и информации. Однако при этом он не замечает, что этот прогресс — вовсе не его заслуга, к тому же не означает такого же продвижения вперед в области духовной, культурной, нравственной. Поэтому масса, не утруждая себя рефлексией, легко принимает простые лозунги, а не серьезные размышления, с готовностью откликается на простые решения. И практически всегда находятся демагоги, использующие эту особенность массы в собственных интересах, не заботясь о последствиях. Отсюда — шаг до насилия, которое, будучи в иных условиях последним средством, в данном случае выступает как первый шаг, преграждая тем самым путь к диалогу и партнерству. Для оправдания же неудач и трудностей лучше всего подходит образ врага, который легко сконструировать на основе неизвестного, слухов и домыслов.

Именно так возникает и культивируется на волнах массового сознания грозная опасность и болезнь нашего времени — агрессивный национализм. Происходящие в мире процессы — обретение суверенитета и независимости, а также взаимозависимость и взаимовлияние — дают для этого некоторые основания. Здоровый национализм есть отражение национальных интересов и патриотизма. Однако крайняя его форма, произрастающая на непритязательности массового человека и его сознания, агрессивна и представляет собой угрозу человечеству.

Еще одна опасность, ставшая реальной на фоне массовизации современной жизни, — усиление влияния религиозного фундаментализма в крайних его формах и сектантства, особенно тоталитарного типа. Это стало возможным на фоне утраты людьми ценностей традиционного характера, отрыва от исторических корней, разочарования в многообещающих теориях. Религиозный фундаментализм и тоталитаризм, спекулируя на доверчивости людей, ограничивает право человека на частную жизнь, отсекает индивида от социальных связей, за исключением религиозных, чаще всего встает на почву экстремизма и терроризма.

«Человек-масса» — это не слой, а тип современного среднего человека, который распространен во всех группах и сферах общества. Он может быть и в среде, считающей себя элитной и интеллектуальной. Черты его обнаруживаются повсюду и одновременно он как бы нигде. Это объясняется его изменчивостью, т.е. возможностью самоизменения. Массовый человек таков, что в нем заложен потенциал его собственного преодоления. Внешних препятствий к этому не существует, все преграды носят внутренний характер, а потому преодолимы.

Возможности преодоления худших черт массового человека зависят от особенностей времени, технологических и других достижений. Он сегодня больше информирован, чем предшествующие поколения, знает гораздо больше. Правда, это знание и информация носят довольно поверхностный характер. Однако сегодня ничто не мешает сделать их более глубокими, кроме отсутствия желания и воли к преодолению собственной инертности и умственной дремоты. Фоном и возможностями такого роста выступают неограниченные технологические возможности, расширение коммуникаций между людьми и другие факторы.

На содержание и характер современной духовной ситуации существенное влияние оказала динамика культуры, и прежде всего искусства, переход их в неклассическое состояние.

Классическое искусство отличалось концептуальной ясностью и определенностью изобразительных и выразительных средств. Эстетический и нравственный идеалы классики также отчетливы и легко распознаваемы, как и ее образы и персонажи. Классическое искусство возвышало и облагораживало, поскольку стремилось пробуждать в человеке лучшие чувства и помыслы. Грань между высоким и низменным, прекрасным и безобразным, истинным и фальшивым в классике вполне очевидна.

Неклассическая культура («модерн», «постмодерн») носит, как отмечалось, подчеркнуто антитрадиционалистский характер, преодолевает канонизированные формы и стили и разрабатывает новые. Для нее характерны размытость идеала, антисистематичность. Светлое и темное, прекрасное и безобразное могут быть поставлены в один ряд. Более того, безобразное и уродливое порой сознательно ставятся на первый план. Гораздо чаще, чем прежде, происходит обращение к области подсознательного, делая, в частности, импульсы агрессивности и страха предметом художественного исследования.

В результате искусство, как и философия, обнаруживает, что, к примеру, тема свободы или несвободы не сводится к политико-идеологическому измерению. Они коренятся в глубинах человеческой психики и сопряжены с желанием господства или подчинения. Отсюда приходит осознание, что устранение социальной несвободы еще не решает проблемы свободы в полном смысле слова. «Маленький человек», о котором столь сочувственно говорилось в культуре XIX столетия, превратившись в «массового человека», обнаружил не меньшую тягу к подавлению свободы, чем прежние и новые властители. Несводимость проблемы свободы к вопросу о политическом и социальном устройстве, а бытия человека — к социальности обнаружилась во всей остроте. Именно поэтому в XX веке велик интерес к творчеству Ф.М. Достоевского и С. Кьеркегора, которые разрабатывали тему свободы, обратившись к глубинам человеческой психики и внутреннего мира. Впоследствии этот подход был продолжен в произведениях, наполненных размышлениями о природе и сущности агрессивности, рационального и иррационального, сексуальности, жизни и смерти.

При всей спорности и проблематичности неклассической культуры и искусства их обращение к темным сторонам человеческого естества есть не только элемент эпатажа, но и средство достижения очищающего эффекта. Известно, что незнание, умолчание, сокрытие рождают тревогу и агрессивность. Высвечивание же сокрытого способно прояснить его содержание и, следовательно, нейтрализовать агрессивность. В силу своей идеальной природы художественный или иной образ зла, безобразного, бескультурья способен уменьшить их шансы на реализацию в жизни, ибо человек, ужаснувшись увиденному на сцене или полотне, постарается избежать этого в действительности. К тому же современная неклассическая культура как сложная комбинация рационального, иррационального и сверхрационального появилась именно потому, что рационализм культуры просветительского типа оказался недостаточным для предотвращения самых чудовищных преступлений; более того, выяснилось, что «чудовищ рождает» не только «сон разума» (Ф. Гойя), но и его «высокомерие» (Ф. Хайек). Рациональные проекты и схемы способны уродливо деформировать действительность, одновременно не препятствуя прорыву на свет самых диких страстей и инстинктов. Вынужденно обратившись к низкому и темному в человеке и социуме, культура предупреждает.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 9 Следующая ⇒