Формальный и априорный характер праксиологии

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 17Следующая ⇒

Отрицание существования любого априорного знания новая модная тенденция современной философии. Все человеческое знание, утверждает она, выводится из опыта. Эту позицию легко можно объяснить как преувеличенную реакцию на крайности теологии и ложной философии истории и природы. Метафизики стремились интуитивно открыть нравственные заповеди, смысл исторической эволюции, свойства духа и материи и законы, управляющие физическими, химическими и психологическими событиями. Их неуловимые спекуляции беспечно игнорировали обыденное знание. Они были убеждены, что и без обращения к опыту разум способен все объяснить и дать ответы на все вопросы.

Современные естественные науки своими успехами обязаны методам наблюдения и эксперимента. Несомненно, эмпиризм и прагматизм правы, пока они просто описывают методики естественных наук. Но столь же несомненно и то, что они абсолютно неправы, когда пытаются отвергать любое априорное знание и характеризуют логику, математику и праксиологию либо как эмпирические и экспериментальные дисциплины, либо как просто тавтологию.

Что касается праксиологии, то здесь ошибки философов проистекают из полного невежества в экономической науке[Вряд ли кто-либо из философов обладал более универсальными познаниями в различных областях современной науки, чем Бергсон. Но случайная ремарка в его последней великой книге ясно демонстрирует его полное незнание фундаментальных теорем современной теории ценности и обмена. Говоря об обмене, он замечает: [обменом] невозможно заниматься, не задаваясь вопросом, представляют ли два обмениваемых предмета одну и ту же ценность, т.е. обмениваются ли они на один и тот же третий (Бергсон А. Два источника морали и религии. М.: Канон, 1994. С. 73).] и весьма часто из шокирующе недостаточного знания истории. В глазах философов занятие философскими вопросами возвышенная и благородная профессия, которой не должно снисходить до преследующих выгоду занятий. Профессора возмущает то, что он извлекает доход из философствования; его задевает то, что он зарабатывает деньги подобно артисту или поденному рабочему на ферме. Денежные вопросы означают вещи, а философ, исследующий величественные проблемы истины и абсолютных вечных ценностей, не должен засорять свой ум обращением к экономической науке.

Проблема наличия или отсутствия априорных элементов мышления, т.е. необходимых и неизбежных интеллектуальных условий мышления, предшествующих любому замыслу или опыту, не следует путать с генетическими проблемами обретения человеком своих специфически человеческих умственных способностей. У предков человека такие способности отсутствовали. Они обладали определенным потенциалом, в процессе эволюции превратившим их в разумные существа. Это превращение совершилось под влиянием изменяющейся космической среды, воздействовавшей на последовательный ряд поколений. Отсюда представители эмпиризма заключают, что основополагающие принципы разума являются результатом опыта и представляют собой приспособление человека к условиям среды.

Из этой идеи следует вывод, что между нашим дочеловеческим предком и homo sapiens существовали многочисленные промежуточные виды. Существа, которые, хотя и не обладали разумностью человека, тем не менее были наделены зачаточными элементами логического рассуждения. Их фрагментарная и несовершенная логическая функция постепенно эволюционировала от дологической к логической стадии. Разум, интеллект, логика суть явления исторические. Наравне с историей технологии существует история логики. Ничто не указывает на то, что логика в том виде, в каком мы ее знаем, представляет собой конечную стадию мыслительных способностей человека. Человеческая логика историческая ступень от дочеловеческой не-логики к сверхчеловеческой логике. Рассудок и разум наиболее эффективное оружие человеческих существ в борьбе за выживание являются неотъемлемыми моментами общего течения событий. Они не выступают ни вечными, ни неизменными, а являются переходными.

К тому же не вызывает сомнения тот факт, что каждое человеческое существо в своей персональной эволюции повторяет не только физиологическую метаморфозу простой клетки в сложнейший организм млекопитающего, но и духовную метаморфозу чисто вегетативного и животного существования в разумное состояние. Эта трансформация совершается не в период внутриутробной жизни эмбриона, а лишь позднее, когда в новорожденном ребенке постепенно пробуждается человеческое сознание. Таким образом, каждый человек в раннем детстве, начиная с глубин темноты, проходит через различные состояния логической структуры разума.

Теперь поговорим о животных. Мы полностью осознаем пропасть, отделяющую наш разум от реактивных процессов их мозга и нервов. Но в то же время мы угадываем силы, отчаянно толкающие их к свету понимания. Они подобны узникам, стремящимся избавиться от ужаса вечной темноты и непреодолимого автоматизма. Мы сочувствуем им, потому что сами находимся в схожем положении: тщетно бьемся о стену ограниченности нашего интеллектуального инструментария, безуспешно стремясь к недостижимо совершенному знанию.

Но проблема априори другого плана. Она не включает проблему возникновения сознания и разума, а связана с существенными и необходимыми свойствами логической структуры человеческого разума.

Фундаментальные логические отношения не подлежат доказательству или опровержению. Любая попытка их доказать должна предполагать их обоснованность. Было бы невозможно объяснить их тому, кто не обладал бы ими сам. Они являются первичными утверждениями, предшествующими любому номинальному или реальному определению. Они представляют собой конечные неанализируемые категории. Человеческий разум совершенно не приспособлен к представлению логических категорий, противоречащих им. Неважно, какими они могут показаться сверхчеловеческим существам, но для человека они абсолютно неизбежны и необходимы. Они являются необходимыми предпосылками восприятия, апперцепции и опыта.

Они суть не что иное, как необходимые предпосылки памяти. В естественных науках существует тенденция описывать память как частный случай более общего явления. Любой живой организм сохраняет результаты предыдущих раздражений, и сегодняшнее состояние неорганической материи создано суммой результатов всех воздействий, которым оно подвергалось в прошлом. Сегодняшнее состояние Вселенной продукт ее прошлого. Поэтому в общем метафорическом смысле мы можем сказать, что геологическая структура земного шара сохраняет память обо всех случившихся космических изменениях, что тело человека сухой остаток превратностей судьбы своих предков и своих собственных действий. Но память это нечто, в корне отличающееся от факта единства и непрерывности космической эволюции. Она феномен сознания и в качестве такового обусловлена логическим априори. Психологи были озадачены тем, что человек ничего не помнит о периоде своего эмбрионального развития и существования в качестве грудного младенца. Фрейд пытался объяснить, что это отсутствие памяти вызвано подавлением нежелательных воспоминаний. Дело же в том, что на бессознательной стадии нечего запоминать. Животный автоматизм и бессознательные реакции на физиологические раздражения не являются объектом запоминаний ни для эмбриона, ни для грудного младенца, ни для взрослого. Запоминаться могут только сознательные состояния.

Разум человека не чистый лист, на котором внешние события пишут свою собственную историю. Он вооружен набором инструментов для мысленного схватывания реальности. Человек приобрел эти инструменты, т.е. логическую структуру разума, в ходе своей эволюции от амебы до сегодняшнего состояния. Но эти средства логически предшествуют любому опыту. Человек не является всего лишь животным, полностью подчиненным раздражителям, с неизбежностью определяющим обстоятельства его жизни. Он действующее существо. И категория деятельности логически предшествует любому конкретному действию.

Тот факт, что у человека не хватает творческого воображения для представления категорий, противоречащих фундаментальным логическим отношениям и принципам причинности и телеологии, предписывает нам то, что можно назвать методологическим априоризмом.

Любой человек своим каждодневным поведением подтвержает непреложность и универсальность категорий мышления и деятельности. Тот, кто обращается к другому человеку, желая информировать или убедить его, задает вопросы или отвечает на вопросы других людей, может сделать это только потому, что может обратиться к чему-то общему для всех людей, а именно к логической структуре человеческого разума. Мысль, что А может быть одновременно не-А или что предпочтение А перед В одновременно есть предпочтение В перед А, просто невообразима и абсурдна для человеческого разума. Мы не в состоянии понять любой тип дологического или металогического мышления. Мы не способны мыслить о мире без причинности и телеологии.

Для человека безразлично, существуют или нет за пределами области, доступной человеческому разуму, другие области, где есть нечто, категориально отличающееся от человеческого мышления и деятельности. Никакое знание из этих областей не проникает в человеческий разум. Тщетно задаваться вопросом, отличаются ли вещи-в-себе от того, чем они кажутся нам, и существуют ли иные миры, о которых мы не способны догадаться, и идеи, которые мы не способны понять. Эти проблемы лежат за пределами человеческого познания. Человеческое знание обусловлено структурой человеческого разума. Если он выбирает человеческую деятельность в качестве объекта исследований, она не может быть не чем иным, как категорией деятельности, присущей человеческому разуму, и являться проекцией последней во внешний мир становления и изменений. Все теоремы праксиологии относятся только к категориям деятельности и действительны лишь в орбите их действия. Они не претендуют на сообщение какой-либо информации о невообразимых мирах и связях.

Таким образом, праксиология является человеческой в двойном смысле. Она человеческая, поскольку утверждает для своих теорем в области, точно определенной лежащими в их основе допущениями, всеобщность по отношению к любой человеческой деятельности. Кроме того, она человеческая, поскольку занимается только человеческой деятельностью, и не стремится узнать что-либо относительно нечеловеческой дочеловеческой или сверхчеловеческой деятельности.

Приписывание логической гетерогенности первобытному человеку

Широко распространенной ошибкой является мнение, согласно которому считается, что работы Люсьена Леви-Брюля доказывают, что логическая структура мышления дикарей была и остается принципиально отличной от логической структуры мышления цивилизованного человека. Наоборот, то, что Леви-Брюль на основе тщательного исследования всего доступного этнографического материала сообщает об умственных функциях первобытного человека, ясно доказывает, что фундаментальные логические зависимости и категории мышления и деятельности играют в умственной активности дикарей ту же роль, что и в нашей жизни. Содержание мыслей первобытного человека отличается от содержания наших мыслей, но формальная и логическая структура у тех и других общая.

Следует признать, что сам Леви-Брюль придерживался взгляда, что склад ума первобытного человека в сути своей мистический и дологический; коллективные представления первобытного человека регулируются законом сопричастия и, следовательно, нейтральны по отношению к закону противоречия. Однако различение Леви-Брюлем дологического и логического мышления относится к содержанию, а не к форме и категориальной структуре мышления. Поскольку он заявляет, что и у людей, нам подобных, наравне с идеями, подчиненными закону сопричастия, более или менее независимо, в более или менее ослабленной форме существуют идеи и отношения между ними, управляемые законом рассуждения. Дологическое и мистическое сосуществует с логическим[L?? й?? vy-Bruhl. How Natives Think. Trans. by L.A. Clare. New York, 1932. P. 386.].

Леви-Брюль относит основополагающие учения христианства к царству дологического разума[Ibid. P. 377.]. Конечно, против христианских доктрин и их теологических интерпретаций может быть выдвинуто множество возражений. Но никто еще не рисковал утверждать, что христианские отцы церкви и философы, среди которых св. Августин и св. Фома Аквинский, обладали мышлением, логическая структура которого отличается от нашей. Спор между двумя людьми, один из которых верит в чудеса, а другой нет, не относится ни к содержанию мышления, ни к его логической форме. Человек, пытающийся показать возможность и реальность чудес, возможно, ошибается. Но обнаружить его ошибку, как показали блистательные эссе Юма и Милля, логически не менее сложно, чем преодолеть любые другие философские и экономические заблуждения. Исследователи и миссионеры сообщают, что в Африке и Полинезии первобытный человек внезапно останавливается на ранних стадиях восприятия вещей и никогда не рассуждает, если может каким-либо образом избежать этого[Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: Атеист, 1930. С. 810.]. Европейские и американские педагоги иногда сообщают то же самое о своих учениках. Леви-Брюль цитирует наблюдения миссионера, сделанные им в племени мосси в Нигере: Разговоры с ними крутятся лишь вокруг женщин, еды и (в сезон дождей) урожая[?? Lй?? vy-Bruhl. Primitive Mentality. Trans. by L.A. Clare. New York, 1923. P. 2729.]. Какие другие темы предпочитали современники и соотечественники Ньютона, Канта и Леви-Брюля?

Вывод из исследований Леви-Брюля лучше всего сформулирован им самим: Первобытное мышление, как и наше, интересуется причинами происходящего, однако оно ищет их в совершенно ином направлении[Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. С. 293.].

Крестьянин, желающий собрать богатый урожай, может в соответствии с содержанием своих представлений выбрать различные методы. Он может совершить определенные магические обряды, совершить паломничество, поставить свечу перед образом покровительствующего святого или использовать больше качественных удобрений. Но что бы он ни делал, это в любом случае является деятельностью, т.е. использованием средств для достижения целей. Магия заключается в разнообразии технологий. Заклинание обдуманная целенаправленная деятельность, основанная на картине мира, которую большинство наших современников не приемлют, осуждают как суеверие. Но концепция деятельности не подразумевает, что деятельность направляется правильной теорией, а технология обещает успех, и что она достигнет своих целей. Это лишь означает: субъект деятельности считает, что применяемые средства дадут желаемый эффект.

Ни один факт из этнографии и истории не противоречит утверждению, что логическая структура разума едина у всех людей любых рас, возрастов и стран[См. великолепные формулировки в: Cassierer E. Philosophie der symbolischen Formen. Berlin, 1925. II. 78.].

Априори и реальность

Априорные рассуждения чисто концептуальны и дедуктивны. Они не могут дать ничего, кроме тавтологий и аналитических рассуждений. Все их следствия выводятся из посылок и уже содержатся в них. Следовательно, согласно популярному возражению они ничего не могут добавить к нашему знанию.

Все геометрические теоремы заключены в аксиомах. Понятие прямоугольного треугольника уже включает в себя теорему Пифагора. Эта теорема тавтология, ее дедуктивные результаты состоят в аналитическом суждении. Тем не менее никто не возьмется утверждать, что геометрия вообще и теорема Пифагора в частности не увеличили наши знания. Познание посредством чисто дедуктивного рассуждения также является созидательным и открывает нашему знанию путь в ранее недоступные сферы. Важная задача априорных рассуждений с одной стороны, выявить все то, что подразумевается под различными категориями, концепциями и посылками, и, с другой стороны, показать, что под ними подразумевается. Их предназначение сделать явным и очевидным все то, что прежде было скрыто и неизвестно[Наука, говорит Мейерсон, есть действие, посредством которого мы восстанавливаем как идентичное, что сначала, скрытое, не было для нас таковым (Meyerson. De l'Explication dans les sciences. Paris, 1927. P. 154; см. также: Cohen M.R. A Preface to Logic. New York, 1944. Р. 1114).].

В понятии денег уже заключены все теоремы денежной теории. Количественная теория не добавляет к нашему знанию ничего, что фактически не содержится в понятии денег; она только анализирует и поэтому тавтологична, как теорема Пифагора тавтологична по отношению к понятию прямоугольного треугольника. Однако никто не будет отрицать познавательную ценность количественной теории. Для ума, не просвещенного экономическими объяснениями, это остается неизвестным. Длинный ряд безуспешных попыток разрешить затронутые проблемы показывает как непросто было достичь современного состояния знания.

То, что априорная наука не обеспечила нам полного познания реальной действительности, не означает ее неполноценности. Ее понятия и теоремы являются орудиями мышления, которые открывают путь к полному пониманию действительности; но, разумеется, сами по себе они еще не сумма фактического знания о всех вещах. Теория и понимание живой и изменяющейся действительности не противоположны. Без теории, общей априорной науки о человеческой деятельности не существует понимания реальности человеческой деятельности.

Отношения между разумом и опытом давно являются фундаментальными философскими проблемами. Как и все остальные проблемы критики знания, философы исследуют их на материале естественных наук. Они игнорируют науки о человеческой деятельности. Для праксиологии их вклад бесполезен.

При исследовании эпистемологических проблем экономической науки, как правило, принимается одно из решений, предложенных для естественных наук. Некоторые авторы рекомендуют конвенционализм Пуанкаре[Пуанкаре А. Наука и гипотеза//Пуанкаре А. О науке. М.: Наука, 1990. С. 49.]. Они рассматривают посылки экономических рассуждений как лингвистические или постулированные конвенции[Kaufman F. Methodology of the Social Sciences. London, 1944. P. 4647.]. Другие предпочитают неохотно согласиться с идеями, выдвинутыми Эйнштейном. Он ставил следующий вопрос: Каким образом математике, продукту человеческого мышления, не опирающейся ни на какой опыт, удается так точно соответствовать объектам действительности? Способен ли человеческий разум, без помощи опыта, путем чистых рассуждений, узнавать реальные вещи? Его ответ заключается в следующем: Поскольку положения Математики относятся к действительности, постольку они не верны; и они верны только постольку, поскольку они не относятся к действительности[Эйнштейн А. Геометрия и опыт. Расширенное изложение доклада на торжественном заседании Прусской академии наук в Берлине. 27 января 1921 г. Пг.: Науч. кн-во, 1922. С. 4.].

Однако науки о человеческой деятельности радикально отличаются от естественных наук. Все авторы, стремящиеся построить эпистемологическую систему наук о человеческой деятельности в соответствии с моделью естественных наук, безнадежно заблуждаются.

Реальный объект, являющийся предметом праксиологии, человеческая деятельность, происходит из того же источника, что и человеческое мышление. Деятельность и мышление являются со-родными и гомогенными; их можно даже назвать двумя аспектами одного предмета. Мышление путем чисто логического рассуждения способно прояснить существенные характерные черты деятельности. Это выступает следствием того факта, что деятельность является ветвью мышления. Теоремы, полученные в результате правильных праксиологических рассуждений, не только абсолютно верны и неоспоримы, подобно истинным математическим теоремам. Кроме того, они со всей строгостью своей аподиктической надежности и неоспоримости относятся к реальной деятельности, проявляющейся в жизни и истории. Праксиология дает строгое и точное знание о реальных вещах.

Отправной пункт праксиологии не выбор аксиом или решение о процедурах, а размышление о сущности деятельности. Нет такой деятельности, в которой категории праксиологии не проявлялись бы полностью и совершенно. Нет такого мыслимого вида деятельности, где средства и цели, затраты и результаты не были бы четко различимы и не могли бы быть точно отделены друг от друга. Нет ничего, что соответствовало бы экономической категории обмена лишь приблизительно и неполно. Есть только обмен и не-обмен; и по отношению к любому конкретному обмену все общие теоремы, касающиеся обменов, действительны во всей своей строгости и со всеми вытекающими из них следствиями. Не существует никаких переходов от обмена к не-обмену или от прямого обмена к косвенному обмену. Опыт, противоречащий этим утверждениям, отсутствует.

Такой опыт был бы недостижим прежде всего по той причине, что весь опыт, касающийся человеческой деятельности, обусловлен категориями праксиологии и становится возможным только через их применение. Если бы наш мозг не содержал схем, выработанных праксиологическими размышлениями, мы были бы не в состоянии распознать и понять никакой деятельности. Мы воспринимали бы движение, но не куплю-продажу, цены, заработную плату, процентные ставки и т.д. Только путем применения праксиологических схем мы способны получить опыт относительно актов купли-продажи, причем независимо от того, могут ли наши чувства одновременно воспринимать движение людей и нечеловеческих элементов внешнего мира. Без помощи праксиологического знания мы бы не смогли ничего узнать о средствах обмена. Если бы мы подошли к деньгам без такого предсуществующего знания, то увидели бы в них круглые металлические пластинки и ничего более. Опыт, касающийся денег, требует знакомства с праксиологической категорией средство обмена.

Опыт человеческой деятельности отличается от опыта, касающегося природных явлений, тем, что требует и предполагает праксиологическое знание. Вот почему методы естественных наук не соответствуют праксиологическим, экономическим и историческим исследованиям.

Утверждая априорный характер праксиологии, мы не намечаем план будущей новой науки, отличной от традиционных наук о человеческой деятельности. Мы доказываем не то, что теоретические науки о человеческой деятельности должны быть априорными, а то, что они всегда были таковыми. Любая попытка рассмотрения проблем человеческой деятельности необходимо связана с априорным мышлением. В этом случае неважно, будут ли люди, обсуждающие проблему, теоретиками, нацеленными исключительно на чистое знание, или государственными деятелями, политиками, простыми гражданами, пытающимися понять происходящие перемены и выяснить, какое направление государственной политики или частного поведения будет соответствовать их собственным интересам. Люди могут начать спорить о значимости какого-нибудь конкретного опыта, но, начав с обсуждения случайных и внешних обстоятельств события, дебаты неизбежно перейдут к анализу фундаментальных принципов и все ссылки на фактические подробности незаметно исчезнут. Вспомните, например, ошибки старой механики, опровергнутой Галилеем, или судьбу теории флогистона [24]. Подобные случаи в истории экономической науки не зарегистрированы. Сторонники логически несовместимых теорий используют одни и те же события как доказательство того, что их точки зрения проверены опытом. Дело в том, что опыт сложных явлений (а другого опыта в мире человеческой деятельности нет) всегда можно интерпретировать на основе прямо противоположных теорий. Будет ли интерпретация признана удовлетворительной или неудовлетворительной, зависит от оценки соответствующих теорий, созданных заранее на основе априорного размышления[Cм.: Cheyney E.P. Law in History and Other Essays. New York, 1927. P. 27.].

История не может дать нам никакого общего правила, принципа, закона. Не существует способов вывести апостериори из исторического опыта какие-либо теории или теоремы относительно человеческого поведения и установок. Исторические данные оставались бы просто хаотичной коллекцией не связанных друг с другом происшествий, если бы не прояснялись, упорядочивались, интерпретировались систематическим праксиологическим знанием.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒