Антропологический кризис и духовная деградация личности

⇐ ПредыдущаяСтр 28 из 28

Техногенная цивилизация дала человечеству множество достижений. Научно-технический прогресс и экономический рост привели к новому качеству жизни, обеспечили возрастающий уровень потребления, медицинского обслуживания, увеличили среднюю продолжительность жизни. Большинство людей связывало с прогрессом этой цивилизации надежды на лучшее будущее. Еще полвека назад мало кто полагал, что техногенная цивилизация приведет человечество к глобальным кризисам, когда оно окажется буквально на пороге своего самоуничтожения.

Кризисные явления в развитии техногенной цивилизации превратили проблему человека в одну из главных глобальных проблем современности. В этой связи анализ новейших антропологических явлений и трендов – одна из центральных задач современной философии. Спектр этих тенденций неуклонно расширяется, отличаясь пестротой и разнообразием. По мнению В.С. Степина, самым опасным для перспектив человечества выступает прежде всего антропологический кризис.

Впервые в сознании людей мысль о том, что самым уязвимым существом на Земле является человек, возникла в ушедшем в историю ХХ веке. Причем эта идея усваивается с большим опозданием, на ее пути нагромождено немало идеологических препятствий. Тема возможной грядущей катастрофы понятнее, если она связывается с истощением сырьевых, энергетических и продовольственных ресурсов, с загрязнением окружающей среды и другими глобальными проблемами. Современный человек уже как-то свыкся с мыслью, что он живет в цивилизации риска. Эсхатологичность видения мира сопрягается преимущественно с различными объективными феноменами и измерениями человеческого бытия. Однако в ряду глобальных проблем первостепенное значение начинает приобретать антропологическая проблема, понимаемая многими мыслителями как антропологический кризис.

Антропологический кризис – это предельно обостренное восприятие кризиса современного человека. Его можно трактовать многомерно:

· это и проблематичность бытия современного человека, непредсказуемость и негарантированность его судьбы;

· это и угроза выживаемости человека, подрыв оснований его бытия и т.д.

Антропологический кризис, проблематичность бытия человека обусловливается рядом обстоятельств, имеет свои параметры. Одним из главных среди них, как считает В.С. Степин, выступает опасность изменения генофонда человечества, деградация биосферной телесности человека [1, c. 21].

Возрастание мутагенных факторов вследствие прямого воздействия загрязненной среды (химические и радиоактивные воздействия), а также косвенного – через появление все новых видов болезнетворных микробов и вирусов – приводит к опасным изменениям генетической основы человека. Биологи пишут о растущих повреждениях генотипических структур, сформированных миллионами лет эволюции.

Действие природных факторов сохранения генофонда (естественный отбор) в человеческом обществе резко ограничено, а социальные процессы, которые вроде бы можно интерпретировать как выполняющие функцию отбора, например, войны, действуют в противоположном направлении. В войнах гибнет большое количество здоровых людей, не оставляющих потомства. Более того, современные генетические исследования выявили факты неблагоприятного мутагенного воздействия некоторых ранений на генетические структуры человеческого организма.

В последнее время многие исследователи отмечают весьма серьезный и опасный феномен: эндоэкологическое отравление межклеточной среды высших ядерных организмов радионуклидами, тяжелыми металлами и химическими токсинами. Они проникают в тканевую жидкость человека и животных и накапливаются там, вызывая мутации ДНК и раковые заболевания клеток. Главными из эндоотравителей являются химические токсины. Они стали поступать в наш организм всего 30–40 лет назад. Сейчас в мире известно более 400 тыс. химических соединений, что больше числа видов растений. Наибольшую опасность среди них представляют полиароматические углеводороды и прежде всего диоксин, который в сотни раз ядовитее цианистого калия и стрихнина. Он является побочным продуктом химического производства и входит в состав дефолианта «оранж», которым уничтожились леса Вьетнама.

С Д-отравлением (диоксином) связаны многие патологические проявления в человеческом организме и прежде всего потеря фертильности (способности к зачатию). Есть данные, что способность к зачатию потеряли, например, 20 % американских семей, а к середине ХХІ века ожидается, что таких семей будет уже 50 % [2, c. 148].

Считается, что время полувыведения диоксина из организма человека составляет 10 лет. Медики разработали методику его ускоренного выведения. Однако применить ее ко всему человечеству, а тем более к животным и растениям, практически нереально. Также нереальна и приостановка выбросов эндоотравителей. Для этого надо изменить всю топливно-химическую технологию нашей экономики, что быстро сделать невозможно.

А процесс эндоэкологического отравления, как считает В.А. Зубаков, набирает скорость и уже напоминает эпидемию чумы средних веков [3, c. 132]. У населения Европы в 1974 году частота генетических нарушений составляла 10 %, а в 2001 году возросла до катастрофической величины – 73, 8 % [4, c. 1131–1137]. Как только эндоэкологическое отравление достигнет глобального размаха, начнется лавинонеобратимая мутация всех ядерных организмов.

Негативные изменения в человеческом оргнаизме, появление и стремительный количественный и качественный рост «болезней цивилизации» (сердечно-сосудистые, онкологические и др.) показывают, что новая техногенная среда обитания, предоставляя людям множество возможностей для совершенствования социальных качеств, трансформирует и разрушает качества биосферного порядка, сформированные миллионами лет природно-биологические свойства человека.

Вторым значительным параметром антропологического кризиса является возрастающее давление на человека стрессовых нагрузок. Современная жизнь с ее быстро меняющимися социальными ситуациями, нестабильностью, обостренной конкуренцией в любых областях деятельности погружает человека в чередование стрессовых ситуаций. Перенапряжения ведут к росту не только «болезней цивилизации», но и психических расстройств.

Согласно Докладу Всемирной организации здравоохранения «Психическое здоровье: новое понимание, новая надежда», потребность в организации эффективной помощи лицам с психическими проблемами, поведенческими расстройствами и т.д. является непременным условием выживания человечества в стремительно меняющейся социальной и экологической среде [5]. Психические и поведенческие отклонения, включая нарушения сна, нервозность, неадекватные реакции, утомляемость, депрессии, тревожность и психологический дискомфорт, знакомы каждому человеку. ВОЗ считает, что в определенные периоды жизни они настигают не менее 25 % населения планеты. При этом поражают людей всех стран, всех возрастов, мужчин и женщин, богатых и бедных, жителей мегаполисов и сельских фермеров. К 2020 году, по мнению экспертов, депрессия как своего рода платформа подавляющего большинства психических и поведенческих отклонений выйдет на второе место в мире среди печальной статистики смертности, догнав сердечно-сосудистые заболевания и опередив онкологические патологии. К тому же, весьма значительная часть соматических «болезней цивилизации» имеет корни в нарушении регуляции психических функций человека.

По статистике, в США 90 % населения находятся в состоянии перманентного стресса. Из них 60 % испытывают стресс 1–2 раза в неделю, 30 % – почти каждый день. По данным американских ученых, 2/3 всех визитов к врачу вызваны симптомами, в основе которых лежит стресс. Экономические потери США от него оцениваются в 3000 млрд. долл. ежегодно. 40 млн. из 147 млн. работающих в странах Евросоюза страдают от стрессов, что уже сейчас обходится обществу как минимум 15 млрд. евро каждый год. Вследствие постоянных стрессов почти 90 % населения развитых стран зарабатывают невидимую, а на самом деле системную болезнь, называемую синдромом хронической усталости. Ее признаки напоминают проявление СПИДа: быстрая утомляемость, слабость по утрам, «песок» в глазах, частые головные боли, бессонница, конфликтность и т.д. На постсоветском пространстве картина ничуть не лучше. Так, примерно 70 % россиян постоянно находятся в состоянии стресса [6, c. 136].

Чтобы избежать угнетенных состояний психики, люди все чаще прибегают к применению различных психотропных средств. Как отмечает Ф. Фукуяма, 10 % всего населения США принимают антидепрессант прозак или его аналоги (если же взять только взрослое, работоспособное население, то процент людей, принимающих только этот антидепрессант, удваивается) [7, c. 67–73]. Однако это фармакологическое средство, повышая самооценку, блокируя неконтролируемую агрессию, имеет в качестве побочного действия ослабление и потерю памяти, сексуальные расстройства, повреждения мозга.

Третий параметр антропологического кризиса – духовно-нравственный: речь идет о росте девиантного поведения, зарождении новых форм посттрадиционной морали, социальной агрессии и безысходности, появлении противоречащего природе культурного и разумного человека крайнего эгоизма, потребительской психологии и т.д. Как отмечает Э.С. Демиденко, «в условиях техногенного развития потери природного здоровья все чаще и чаще пытаются компенсировать эрзац-копиями и квази-смыслами жизни. Наполнение женской груди и мужских мышц силиконовыми и иными «подушками», румяна и пудра на щеках, вычурные серьги в носу, обезображивающие лицо стрижки, нудизм – все это «одного поля ягоды», все это имеет в основе потери здоровья – физического, психического и духовно-нравственного. Потеря последнего ведет в итоге к дезориентации поведения все большего и большего числа людей, к нарастанию инфантильности, социальной шизофрении, потере индивидуальности и самосознания» [8, c. 188–189].

Инфантилизм проявляет себя в такой характерной черте современного общества, как эскапизм. Термин «эскапизм» происходит от английского глагола «escape» – то есть «убегать, избегать, спасаться». Эскапизм – это поведение человека, который «убегает» от реального мира в мир грез, фантазий и иллюзий. Чаще всего в качестве эскапизма могут выступать бесконечный просмотр телевизионных программ, компьютерные игры и общение в Интернете. Эскапизм – это, как правило, уход от негативных переживаний, от недовольства своей жизнью, от рутины. Он характерен для тех, кто чувствует недостаток чего-то в реальной жизни, ищет «чего-то» в другом месте. Этим недостатком чаще всего является недостаток Я-образов. Будучи неспособным раскрыть свое Я в обыденной жизни, человек вынужден раскрывать свой потенциал с помощью виртуального мира. Чем это оборачивается?

Общество развитых стран в конце ХХ и начале ХХI века породило инфантильное поколение «кидалтов» (кидалт – «взрослый ребенок», англ. kid –ребенок и adult – взрослый). Явление это стимулируется прежде всего игровыми сетями, действующими подобно наркотикам. Кидалт – это взрослый человек, который фактически живет жизнью детей. В 2010 году средний возраст геймеров составил 35 лет. Он ходит в кино смотреть мультики, покупает очень дорогие игрушки, собирает коллекцию смартфонов и по многу часов играет в компьютерные игры. Кидалты – весьма перспективная потребительская аудитория игрушек. Ее покупательская способность превышает триллион долларов. 85 % аудитории анимационных фильмов составляют кидалты старше 30 лет. По данным американских аналитиков, за счет кидалтов интерес к компьютерным играм непрерывно растет, и к 2015 году объем соответствующего рынка достигнет 112 миллиардов долларов [9, c. 175].

Моральная незрелость кидалтов проявляется в самых разных сферах; но в первую очередь они не хотят ни жениться, ни заводить детей. Классическая система ценностей, ставящая на первое место семью, утрачивает актуальность, и в развитых странах наблюдается коренной перелом в отношении к институту брака. Люди готовы жить в гражданском браке, но не готовы жертвовать личной свободой и интересами ради других. Нежелание инфантильных взрослых заводить детей выливается в развитых странах в демографическую катастрофу.

Другая сторона проблемы состоит в возрастающей зависимости инфантильного поколения от своих родителей. По статистике 2010 года, половина итальянцев в возрасте 18–39 лет предпочла жить со своими родителями. В Германии 63 % молодых мужчин живут также со своими родителями. Аналогичная ситуация и в других европейских странах, а также в США и Японии. Большинство «недовзрослых» существуют на иждивении родителей. В Великобритании 10 миллионов человек требуют материальной поддержки у родителей, при этом «фонд» таких дотаций составляет 55 миллиардов фунтов стерлингов [9, c. 175].

Для такой «комфортной» и конформной инфантильной общности характерны беспредельный социальный эгоизм, ориентированность на материальное потребление, готовность опускаться все ниже по лестнице примитивизации, употреблять любой медиа-продукт. Такие люди выражают свое отношение к жизни только через потребление. По сути, это социальные паразиты с атрофированной волей, неспособные к любому систематическому труду, привыкшие получать все блага за счет родителей и общества. Эскаписты и кидалты начали вытеснять людей, еще способных к цивилизационному и культурному развитию, в принципе уничтожают деятельную, самостоятельную и творческую личность.

Одно из противоречий научно-технического прогресса сегодня состоит в том, что он повышает мощь и производительность труда, но в то же время насаждает потребительскую психологию. Это провоцирует все более разрастающийся кризис духовности. Вслед за необратимыми изменениями в биологической природе и сознании человека происходит деформация собственно «человеческих качеств» – способности к пониманию гуманного и прекрасного, способности сострадать. В.А. Кутырев осмысливает эту тенденцию в рамках явления, которое называет «экономизмом»: «Капиталистическая общественно-экономическая формация переросла в формацию, истиной функционирования и идеологией которой является экономизм. Экономизм – это когда через призму рентабельности рассматривается практически все, что существует…, экономизм – социально институализированный эгоизм. В результате духовность вытесняется на периферию жизни, в филантропию, а от обозначающих ее слов остаются пустые оболочки» [10, c. 61].

Антропологический кризис может осмысливаться и как расчеловечивание самого человека, что, – по-видимому, и составляет его главное проявление. Если использовать веберовскуто типологию, появление современного человека связано с переходом от аффективных и традиционных способов регулирования социальных отношений к ценностно-рациональному регулированию, т.е. превращением аристотелева «общественного животного» в личность. Именно этот тип человека создал всю ту совокупность феноменов, которую мы привыкли называть «духовной культурой».

Но в терминах веберовской типологии обозначено и начало конца человека как носителя культуры. Последним из веберовских типов социального действия было целерациональное поведение, т.е. поведение, рационально регулирующееся уже не духовными ценностями, но внешней целью. Возникновение этого типа, по Веберу, связано с промышленной революцией и распространением буржуазных рыночных отношений. Немецкий мыслитель использовал выделенные им типы скорее как методологический прием, но в конце своей знаменитой работы поднялся и на уровень мировоззренческих обобщений. Вебер писал: «В настоящее время стремление к наживе, лишенное своего религиозно-эстетического содержания, принимает там, где оно достигает своей наивысшей свободы, а именно в США, характер безудержной страсти, подчас близкой к спортивной. Никому не ведомо, кто в будущем поселится в этой прежней обители аскезы; возникнут ли к концу этой грандиозной эволюции совершенно новые пророческие идеи, возродятся ли с небывалой мощью прежние представления и идеалы или, если не произойдет ни того, ни другого, не наступит ли век механистического окостенения, преисполненный судорожных попыток людей поверить в свою значимость. Тогда-то применительно к «последним людям» этой культурной эволюции обретут истину следующие слова: «Бездушные профессионалы, бессердечные сластолюбцы – и эти ничтожества полагают, что они достигли ни для кого ранее не доступной ступени человеческого развития» [11, c. 207].

Вебер выдвигал предположения, но уже сегодня можно определенно сказать, что победило «или»: целерациональное действие из аспекта поведения личности превратилось в ее основу и привело к возникновению другого человека – Актора. Понятие актора (актера, дельца, действователя) стало использоваться в социологии в первой половине XX в. Теперь этим понятием можно охарактеризовать особый исторический тип человека рыночно-технологической эпохи, постепенно заменяющего собой личность.

Актор – носитель рациональности как последовательного стремления к сознательно и заранее поставленной цели. Он «разумный эгоист», это человек без ценностей. Актор – продукт отчуждения (К. Маркс), социальной аномии (Э. Дюркгейм), механизации общества (Н. Бердяев), превращения закрытых, «теплых» обществ в открытые, «холодные» и цивилизованные. По мере того, как личность становится актором, культура как регулятор социальных отношений заменяется технологией и социотехникой. Люди, считающие себя личностями, склонны рассматривать появление актора как завершение человека.

Однако не актором в действительности «кончается история», не им пресекаются традиции человека и гуманизма. Подлинное расчеловечивание человека возникает тогда, когда техника начинает заменять не только физическую, но и умственную его силу. Атрибут разумности делает людей подобными искусственным техническим системам. В большинстве современных теорий управления признается, что конкурентоспособность предприятий напрямую зависит от того, насколько они приобрели характер социотехнических систем, сплавляющих технику и человека в единое целое. Не случайно в социологии с середины XX в. словосочетание «человеческий фактор» стало вытеснять и понятие личности, и понятие актора. Человек как «фактор», в отличие от личности и даже актора, теряет свою самотождественносгь, фрагментизируется, «размазывается» по системам. Если в начале своего развития науки о взаимодействии человека с техникой были озабочены приспособлением техники к человеку, то теперь вектор поворачивается в противоположном направлении. Современная инженерная психология рассматривает человека, работающего в сверхсложных автоматических или полуавтоматических системах, как звено этих систем. Он – «ресурс», его надо «активизировать», но особенно «контролировать» по надежности, так как он самое слабое место в таких системах: человек срывается, устает, нервничает, не успевает. Перед лицом сверхсложности надо ставить «защиту от дурака». Фактически это означает «защиту от человека».

В сфере производства в человеке ценится больше всего нервно-психическая устойчивость, обусловленная в основном радикальным обеднением аффективной сферы и эмоциональной тупостью. По мере того, как состоящее из личностей общество превращается в состоящую из акторов цивилизацию, а цивилизация – в состоящий из «факторов» технос, взаимодействие оператора и машины становится всеобщей формой бытия человека. Его цели предстают как отражение внутренних законов оптимизации и эффективного функционирования социотехноса. Целерациональное поведение актора заменяется бесцельной рациональностью. Все его поступки сверяются по критерию разума, но разума, который чужд ему как субъекту телесно-духовной целостности. Это постнечеловеческая рациональность.

В отличие от прошлого информационное и материальное рассогласовываются по всем параметрам. Именно в этом фактически состоят все опасения в отношении влияния на людей «мира виртуальной реальности». Новая искусственная среда «сканирует», принимает только информационный аспект человека, ввергая его как целостное существо в состояние кризиса. По своей сути, и особенно в тенденции, она является не античеловеческой, а просто постчеловеческой. Раз возникнув, искусственная среда по логике своего развития рано или поздно трансформируется в абиотический технический мир. Эта новая реальность не создается ни природой, ни Богом. Она творится самим человеком. Данная среда окружает первую природу извне и выхолащивает ее изнутри. Сегодня невключенными в прямую хозяйственную деятельность на нашей планете осталось около 40 % территории суши (льды, тундры, пустыни, часть леса). Основная масса людей живет в урбанистических комплексах, с естественным, помимо своего тела, не сталкивается вовсе. В таком обществе на смену культуре идет новый мир – технос. Это не особая форма или подсистема социума, она начинает пронизывать все этажи общественной постройки. Ценностные способы регулирования человеческих отношений сменяются правилами функционирования социотехнических систем.

Технос зачастую пока еще осознается как «информационная цивилизация», некая высшая, желанная для многих ступень исторического прогресса. Правда, возникает вопрос, какого прогресса? Правы те мыслители, которые считают данный тип прогресса постчеловеческим, так как он теряет свое антропологическое измерение и содержание. Если в XX в. прогресс осуществлялся в основном за счет природы, то сейчас он все в большей степени окупается ценой культуры и человека.

Защитники технологизации мира – технократы-прогрессисты (гипермодернисты) выдвигают против человека в сущности единственный, но чрезвычайно серьезный довод, о котором они сами иногда сожалеют: прогресс! Он неотвратим, его не остановишь. Поистине, так говорят о смерти, от которой все равно не уйдешь. Прогрессизм стал фактически смертельным аргументом. Самоотрицание человека не благо, а зло, но поскольку оно неизбежно, то его надо признать благом – такова логика фатального технократического детерминизма. Однако, освобождаясь от «человеческого, слишком человеческого» (Ницше), от гуманизма и природы, от человеческих чувств и духовности, технократы сами превращаются в роботов нулевого поколения, а пропагандируемый ими прогресс и универсальный эволюционизм выступает «прогрессом к смерти».

Для того, чтобы человек имел гарантированную историческую перспективу, он должен не потерять способности каждый шаг цивилизации выверять человеческой мерой, мерой человека гуманного и духовного.

Глубинные трансформации техногенной цивилизации, поставившие вопрос выживания или гибели самого человека, требуют своеобразного антропологического выбора. Как считает В.С. Степин, данный выбор связан с изменением стратегии развития современной цивилизации [1, c. 22]. Не меняя базисной системы техногенной цивилизации, невозможно разрешить глобальные кризисы (прежде всего антропологический), порожденные этой цивилизацией. А радикальное изменение ценностей означает переход от техногенной цивилизации к новому типу цивилизационного развития, третьему по отношению к традиционалистскому и техногенному.

Чтобы иметь будущее, человеку необходимо оправдать свою разумность, свободу, ответственность и духовность. Человек не должен забывать завет Н. Кузанского – Homo non vult esse nisi homo («Человек не хочет быть ничем, кроме человека»).

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 23 24 25 26 2728