Условности и побуждение быть свободным

 

Это была восхитительная прогулка. Дорожка от дома пролегала через виноградник, и виноград только начинал созревать, он был сочным и крупным, и из него выйдет много красного вина. Виноградник был ухоженным, в нем не было никаких сорняков. За ним шел красиво усаженный участок с табаком, длинный и широкий. После дождя растения начинали цвести розовыми цветами, аккуратными и опрятными, едва уловимый запах свежего табака, совершенно отличавшийся от вызывающего отвращение запаха подожженного табака, станет более насыщенным на раскаленном солнце. Длинный стебель, на котором росли цветы, будет вскоре срезан, чтобы бледные, серебристо зеленые листья табака, уже весьма крупные, становились еще больше и крупнее к тому времени, когда придет пора их собирать. Тогда их соберут все вместе, распределят, привяжут к длинным нитям и натянут вдоль высокого здания позади дома, чтобы дать высохнуть равномерно, где солнце их не коснется, но где будет вечерний ветерок. Люди даже в то время работали с волами на том участке табака, протягивая борозду между длинными, прямыми рядами растений и выкорчевывая сорняки. Почва была тщательно подготовлена и хорошо удобрена, и сорняки росли в ней так же как густо, как и табак. Но в конце той недели не было заметно ни одного сорняка.

 

Дальше дорожка проходила через сад с персиками, грушами, сливами, сливами-венгерками, нектаринами и другими деревьями, все отяжелели от поспевающих плодов. Вечером в воздухе стоял приятный аромат, а в течение дня жужжание множества пчел. За садом дорожка спускалась вниз по длинному склону, в глубь густого, дающего убежище леса. Здесь земля под ногами была мягкой из-за сухих листьев после многих лет. Под деревьями было очень прохладно, так как у солнца имелось мало возможностей проникнуть через их толстую листву. Почва всегда была влажной и душистой, издавая аромат богатого перегноя. Было огромное количество грибов, большинство из них несъедобных. То здесь, то там можно было найти виды, которые были съедобными, но вам пришлось бы поискать их, они были большей частью спрятанными, обычно скрытыми под листом того же самого цвета. Крестьяне рано придут, чтобы собрать их для рынка или для собственного использования.

 

В том лесу, который раскинулся на мили по мягкой холмистой местности, едва можно было увидеть каких-нибудь птиц. Там было очень тихо, среди листьев не было даже дуновения ветерка. Но всегда было в том лесе какое-то неопределенное движение, и это движение было частью необъятной тишины. Оно не было тревожащим и, казалось, присоединялось к спокойствию ума. Деревья, насекомые, разросшиеся папоротники не были отделены, не были чем-то замеченным снаружи, они были частью той тишины внутри нее и за ее пределами. В той тишине содержался даже приглушенный грохот отдаленного поезда. Было полное отсутствие сопротивления, и лай собаки, настойчивый и назойливый, казалось, усиливал тишину.

 

За лесом показалась прекрасная, изгибающаяся река. Она не была слишком широкой или внушительной, но достаточно широкой, так что пришлось бы щурить глаза, чтобы рассмотреть людей на противоположном берегу. Всюду по обеим берегам росли деревья, главным образом, тополи, высокие и величественные, а их листья дрожали на ветру. Вода была глубокой, прохладной и вечно текущей. За ней было приятно наблюдать, настолько живой и богатой. Одинокий рыбак сидел на табурете, около него стояла корзина для пикника, а на его колене лежала газета. Река давала довольство и умиротворение, хотя рыба, казалось, избегала приманки. Река всегда будет там, пусть даже пройдут войны и погибнут люди, она всегда будет питать землю и людей. Где-то далеко были заснеженные горы, и ясным вечером, когда садящееся солнце урегулирования было над ними, их высокие пики можно было принять за освещенные солнцем облака.

 

В комнате нас было трое или четверо, а прямо за окном была широкая, освещенная лужайка. Небо было бледно-голубым, с тяжелыми, волнистыми облаками.

 

«Разве это вообще когда-либо возможно, — спросил мужчина, — чтобы ум освободил себя от созданных им условностей? Если так, что же это за состояние ума, при котором он сам себя избавил от условностей? Я слушал ваши беседы в течение нескольких лет и придавался размышлениям по этому вопросу, и все же мой ум кажется не способным покончить с традициями и идеями, которые были внедрены в детстве. Соответствовать, учат или жестоко, или с нежностью и ласковыми указаниями, пока соответствие не становится инстинктивным, и ум боится ненадежности из-за несоответствия».

 

«У меня есть подруга, которая выросла в среде католиков, — продолжал он, — и, конечно, ей рассказывали о грехе, адском огне, утешающих райских радостях и обо всем прочем. Достигнув зрелого возраста и после длительного размышления, она отбросила католический образ мысли, но даже теперь, в середине своей жизни, она обнаруживает, что находится под влиянием идеи об аде и вредно воздействующих страхов из-за него. Хотя мое образование и происхождение внешне совершенно отличаются, я, как и она, также боюсь несоответствия. Я понимаю нелепость соответствия, но не могу сбросить это с себя, и, даже если бы и мог, я бы, наверное, делал то же самое другим способом — просто соответствовал новому образцу».

 

«В этом также и моя трудность, — добавила одна леди. — Я осознаю очень ясно многие пути, которыми я привязана к традиции, но смогу ли я покончить с моей существующей неволей без того, чтобы оказаться в новой? Есть люди, которые кочуют от одной религиозной организации к другой, всегда ища и никогда не находя удовлетворения. И, когда, наконец, они являются удовлетворенными, они становятся ужасными занудами. Вероятно, вот что случится со мной, если я попытаюсь покончить с моими нынешними условностями: не зная сама, я буду втянута в другой образ жизни».

 

«Фактически, — продолжил мужчина, — большинство из нас никогда не размышляло очень глубоко о том, как наш ум практически полностью сформирован обществом и культурой, в которой мы выросли. Мы не осознаем условности в нас, а просто продолжаем жить, борясь, достигая или расстраиваясь в пределах образца данного общества. Это участь почти всех из нас, включая политических и религиозных лидеров. Возможно, к несчастью для меня, я пришел, чтобы послушать некоторые из ваших бесед, и тогда началась боль из-за задаваемых себе самому вопросов. В течение некоторого времени я не очень глубоко раздумывал над этим вопросом, но внезапно обнаружил, что становлюсь серьезным. Я экспериментировал, и теперь осознаю во мне самом многие вещи, которые никогда прежде не замечал. Если я могу продолжить, и никто не будет считать, что я слишком много говорю, мне хотелось бы немного глубже вникнуть в этот вопрос условностей».

 

Когда другие уверили его, что они также сильно интересовались этой темой, он продолжил.

 

«Услышав или прочитав большинство вещей, о которых вы рассказали, я понял, как зависим от условностей, и точно осознал, что надо освободиться от условностей — не только от условностей поверхностного ума, но также и от условностей неосознанного характера. Я ощутил в этом абсолютную потребность. Но то, что фактически происходит, это следующее: условности, усвоенные мной в юности, продолжают существовать, и в то же самое время имеется сильное желание во мне отбросить условности. Так что мой ум в ловушке этого противоречия между осознанными мной условностями и побуждением быть свободным от них. Это мое фактическое положение прямо сейчас. Как мне выбраться из него? »

 

Разве побуждение ума освободить себя от созданных им условностей не запускает в действие другой образец сопротивления и условностей? Осознав рамки или определенные стандарты, в которых вы выросли, вам хочется быть свободным от них, но не поставит ли снова в зависимость ум это желание освободиться, но иным способом? Старый образец настаивает, чтобы вы соответствовали авторитету, но теперь вы развиваете новый, который утверждает, что вы не должны соответствовать. Так что вы имеете два образца, один в противоречии по отношению к другому. Пока существует это внутреннее противоречие, происходит дальнейшее создание условностей.

 

«Я знаю, что старый образец совсем абсурден и мертв, и что нужно освободиться от него, иначе мой ум продолжит работать тем же самым глупым образом».

 

Давайте будем терпеливыми и вникнем в суть: страху ненадежности и так далее вы соответствовали. Теперь же по причинам иного рода, но в которых все еще присутствует страх и желание безопасности, вы чувствуете, что не должны соответствовать. Это так, верно?

 

«Да, так, более или менее. Но старый образец глуп, и я должен быть свободен от глупости».

 

Могу я заметить, сэр, что вы не слушаете. Вы продолжаете настаивать, что старый является плохим, и вам нужен новый. Но получение нового — это вообще не проблема.

 

«В этом моя проблема, сэр».

 

Разве? Вы так думаете, но давайте посмотрим. Пожалуйста, не высказывайте ваши собственные мысли о проблеме, а просто слушайте, хорошо?

 

«Попытаюсь».

 

Кто-то инстинктивно соответствует по различным причинам: из-за привязанности, страха, желания вознаграждения и так далее. Это первая реакция. Потом этот кто-то приходит и говорит, что ему нужно освободиться от условностей, и отсюда возникает побуждение не соответствовать. Вы следите за мыслью?

 

«Да, сэр, это ясно».

 

Ну а теперь, есть ли какое-либо существенное различие между желанием соответствовать и стремлением освободиться от соответствия?

 

«Кажется, как будто должно быть, но в действительности я не знаю. Что вы скажете, сэр? »

 

Это не я должен вам сообщить, а вы принять. Разве не должны вы выяснить это сами, есть ли какое-либо фундаментальное различие между этими двумя кажущимися противостоящими желаниями?

 

«Как мне выяснить? »

 

Не осуждая одно, не жаждуя и преследуя другое. Что это за состояние ума, которое голодает по свободе от соответствия и отрицает соответствие? Пожалуйста, не отвечайте мне, а прочувствуйте это, фактически испытайте это состояние. Слова необходимы для общения, но слово — это не настоящее переживание. Если вы в реальности не испытаете и не поймете то состояние, ваши усилия освободиться вызовут лишь формирование других образцов. Ведь это так?

 

«Я не совсем понимаю».

 

Конечно, не положить окончательно конец механизму, который создает образцы, шаблоны как положительные, так и отрицательные, означает продолжать жить по видоизмененному образцу или согласно условностям.

 

«Я могу понять сказанное на словах, но по-настоящему я не чувствую это».

 

Голодному человеку бесполезно просто описывать пищу, он все равно хочет есть. Но существует побуждение, которое приводит к соответствию, и побуждение быть свободным. Какими несхожими могли бы казаться эти два побуждения, разве по сути они не подобны? И если они подобны по сути, тогда ваше преследование свободы напрасно, так как вы только будете переходить от одного образца к другому, и так бесконечно. Не существует никаких более благородных или лучших условностей, всякие условности — это боль. Желание быть или не быть порождает условности, и именно это желание необходимо понять.

 

 

Внутренняя пустота

 

Она несла большую корзину на своей голове, поддерживая ее одной рукой. Должно быть, она была весьма тяжелой, но ритмичное покачивание ее поступи не изменилось из-за груза. Она красиво держала равновесие, ее походка была легкой и плавной. На ее руке были большие металлические браслеты, которые издавали тихое звяканье, а на ногах старые, поношенные сандалии. Ее тори из-за длительного ношения было изорванное и грязное. Обычно с ней шло несколько знакомых, все они несли корзины, но тем утром она была одна на неровной дороге. Солнце еще не слишком пекло, и высоко в синем небе несколько стервятников летали широкими кругами, не взмахивая крыльями. У дорог неторопливо бежала река. Это было очень тихое утро, и та одинокая женщина с большой корзиной на голове, казалось, была центром красоты и изящества. Все вещи, как-будто указывали на нее и принимали как часть собственного бытия. Она не была отдельной сущностью, а частью вас, меня и этого тамариндового дерева. Она не шла впереди меня, а это я шел с той корзиной на своей голове. Это была не иллюзия, не выдумка, не желаемое и не искусственное отождествление, что было бы чрезмерно неприятно, а переживание, которое было естественным и сиюминутным. Несколько шагов, которые отделяли нас, исчезли, время, память и широкое расстояние, которое порождается мыслью, полностью исчезли. Была только что женщина, а не я, смотрящий на нее. А это был длительный путь к городу, где она будет продавать содержимое своей корзины. К вечеру она будет возвращаться по той дороге и пересечет маленький бамбуковый мост по пути к своей деревне, только чтобы вновь появиться с полной корзиной следующим утром.

 

Он был очень серьезен и больше не молод, но он имел приятную улыбку и отменное здоровье. Сидя со скрещенными ногами на полу, он объяснил на английском, немного запинаясь, из-за чего немного смущался, что учился в колледже и сдал экзамены на степень магистра, но так много лет не говорил по-английски, что почти забыл его. Он читал много литературы на санскрите, и частенько слова санскрита слетали с его губ. Он пришел, чтобы задать несколько вопросов о внутренней пустоте, пустоте ума. Затем он начал петь на санскрите, и комната тут же наполнилась глубоким резонансом, чистым и проникновенным. Он продолжал петь в течение некоторого времени, и слушать было восторгом. Его лицо светилось смыслом, который он придавал каждому слову, и любовью, которую он чувствовал к содержанию каждого слова. Он был лишен всякой напыщенности и был слишком серьезен, чтобы притворяться.

 

«Я очень счастлив спеть эти слова в вашем присутствии. Для меня они имеют большое значение и красоту, я много лет медитировал с ними, и они для меня были источником руководства и силы. Я приучил себя не приходить в волнение быстро, но они вызывают слезы на моих глазах. Само звучание слов, с их богатым значением заполняет мое сердце, и тогда жизнь — это больше не мука и страдание. Как и любой другой человек, я познал горе, в жизни была и смерть, и боль. У меня была жена, которая умерла прежде, чем я покинул комфортные условия в доме своего отца, и теперь мне известно значение добровольной бедности. Я рассказываю вам все это, просто объясняя. Я не расстроен, не одинок или что-то в этом роде. Мое сердце восхищается многими вещами, но раньше мой отец рассказывал мне кое-что о ваших беседах, и один знакомый убедил меня встретиться с вами, и вот я здесь.

 

«Я хочу, чтобы вы поговорили со мной о неизмеримой пустоте, — продолжил он, — у меня есть ощущение этой пустоты, и я думаю, что прикоснулся к ее краю в своих медитациях и размышлениях». Затем он процитировал слог, чтобы пояснить и подтвердить свое переживание. Чей-то авторитет, пусть даже этот кто-то велик, не является доказательством истинности вашего опыта. Правда не нуждается ни в каком доказательстве с помощью действия, так же как она не зависит от какого-либо авторитета. Так что давайте отбросим всякий авторитет и традицию и попробуем выяснить суть этого вопроса самостоятельно.

 

Для меня это было бы очень трудно, потому что я погряз в традициях, не в обычных мирских традициях, а в учениях Гиты, «Упанишад» и тому подобном. Правильно ли с моей стороны позволить всему этому исчезнуть из моей жизни? Не будет ли это неблагодарностью с моей стороны? »

 

Ни благодарность, ни неблагодарность здесь ни при чем. Мы заинтересованы в обнаружении истинности или ошибочности той пустоты, о которой вы говорили. Если вы пойдете путем следования авторитету и традиции, что является знанием, вы переживете только то, что пожелаете пережить, а авторитет и традиция будут вам помогать. Это не будет открытием, это будет уже известным явлением, которое было узнано и испытано. Авторитет и традиция могут быть ошибочными, они могут быть утешающей иллюзией. Чтобы обнаружить, является ли эта пустота истинной или ложной, существует ли она в действительности или же это просто еще одно изобретение ума, ум должен быть свободен от пут авторитета и традиции.

 

«А может ли ум когда-либо освободить себя от этих пут? »

 

Ум не может освободить себя, поскольку любое усилие быть свободным с его стороны лишь ткет другие путы, в которые он снова будет пойман. Свобода — это не противоположность, быть свободным не означает быть свободным от чего-то, это не состояние освобождения от неволи. Побуждение быть свободными порождает его собственную неволю. Свобода является состоянием бытия, которое не есть результат желания быть свободным. Когда ум это понимает и видит ошибочность авторитета и традиции, только тогда ложное по-настоящему уходит прочь.

 

«Может быть и так, что я был вынужден чувствовать определенные вещи из-за моего чтения и мыслей, основанных на этом чтении. Но помимо всего этого, я с детства как-то чувствовал, как будто во сне, существование этой пустоты. Всегда присутствовало какое-то указание на ее присутствие, ностальгическое чувство по отношению к ней, и когда я становился старше, чтение разного рода религиозной литературы только усиливало это чувство, придавая ему больше жизненности и смысла. Но я начинаю понимать то, что вы имеете в виду. Я почти полностью зависел от описания опытов других, как написано в священных писаниях. Я могу избавиться от этой зависимости, так как теперь понимаю необходимость так поступить, но смогу ли я возродить то подлинное, ничем не испорченное чувство того, что вне всяких слов? »

 

То, что возрождено, это не живое, не новое, это воспоминание, мертвая вещь, а дать жизнь мертвому вы не можете. Возродить и жить воспоминаниями значит быть рабом искусственного возбудителя, а ум, что зависим от возбудителя, сознательно или неосознанно, неизбежно становится тупым и нечувствительным. Возрождение — это увековечивание смятения. Обращаться к мертвому прошлому в моменте живого острого переживания означает искать образец жизни, чьи корни уходят в глубь к распаду. То, что вы испытали, будучи юношей или только вчера, закончено и прошло, но если вы цепляетесь за прошлое, вы мешаете пульсирующему переживанию нового.

 

«Как я считаю, вы поймете, сэр, я действительно искренен, и для меня стало безотлагательной потребностью понять ту пустоту и принадлежать ей. Что мне делать? »

 

Нужно освободить ум от известного, все знания, которые накопились, должны прекратить оказывать хоть какое-то влияние на живой ум. Знание вечно принадлежит прошлому, оно само является процессом прошлого, и ум надо освободить от этого процесса. Узнавание — это часть процесса знания, не так ли?

 

«Как это? »

 

Чтобы узнавать что-то, предварительно вы должны узнать или испытать это, и полученный опыт хранится как знание, как память. Узнавание исходит из прошлого. Когда-то давно вы, возможно, пережили эту пустоту, и, однажды пережив, вы жаждете ее снова. Первоначальный опыт возник без вашего стремления получить его, но теперь вы преследуете его, и то, что вы ищете, — не пустота, а возобновление старого воспоминания. Если этому суждено снова случиться, всякое воспоминание, всякое знание должно исчезнуть. Всякий поиск должен прекратиться, поскольку поиск основан на желании испытать.

 

«Вы действительно имеете в виду, что я не должен этого искать? Это кажется невероятным! »

 

Мотив поиска имеет гораздо большее значение, чем сам поиск. Мотив обосновывает, направляет и формирует поиск. Мотив вашего поиска — это желание испытать непостижимое, познать его блаженство и необъятность. Из-за этого желания возник переживающий, который жаждет переживания. Переживающий стремится к более значительному, более обширному и более важному переживанию. Все другие переживания потеряли свой вкус, и переживающий теперь тоскует по пустоте, итак, есть переживающий и то, что переживается. Таким образом, начинается противоречие между ими двумя, между преследователем и преследуемым.

 

«Это я очень хорошо понимаю, потому что это точно такое состояние, в котором я нахожусь. Теперь-то я вижу, что оказался в сетях, мною же созданных».

 

Точно так же как каждый ищущий и не только ищущий истину, Бога, пустоту и так далее. Каждый амбициозный или алчный человек, который жаждет власти, положения, престижа, каждый идеалист, каждый боготворящий государство, каждый строитель совершенной утопии — все они пойманы в те же самые сети. Но если однажды вы поймете итоговое значение поиска, продолжите ли вы искать пустоту?

 

«Я уловил внутреннее значение вашего вопроса и уже прекратил искать».

 

Допустим, что это факт, тогда что же это за состояние ума, которое не ищет?

 

«Не знаю. Все это настолько ново для меня, что мне придется собраться и понаблюдать за собой. Можно подождать несколько минут прежде, чем мы пойдем дальше? »

 

После паузы он продолжил.

 

«Я ощущаю, как необычайно тонко это, как трудно переживающему, наблюдателю не вмешиваться. Кажется, почти невозможно, чтобы мысль не создавала думающего. Но пока существует думающий, переживающий, очевидно будут разделение и конфликт с тем, что нужно переживать. А вы спрашиваете, верно, что это за состояние ума, когда нет никакого конфликта? »

 

Конфликт существует, когда желание принимает форму переживающего и преследует то, что нужно переживать, так как то, что должно быть пережито, также придумано желанием.

 

«Пожалуйста, будьте терпеливы со мной и позвольте мне понять то, что вы говорите. Желание не только проектирует переживающего, наблюдателя, но также и дает жизнь тому, что переживается и наблюдается. Так что желание — это причина разделения между переживающим и тем, что переживается, и именно данное разделение поддерживает конфликт. Теперь же, вы спрашиваете, что является тем состоянием ума, в котором больше нет конфликта, которое не ведомо желанием? Но можно ли ответить на этот вопрос без наблюдателя, кто наблюдает за переживанием состояния отсутствия желания? »

 

Когда вы сознаете ваше смирение, разве смирение не прекращается? Имеется ли добродетель, когда вы преднамеренно занимаетесь добродетелью? Такая практика — это укрепление эгоцентричной деятельности, что кладет конец добродетели. В тот миг, когда вы осознаете, что счастливы, вы прекращает быть счастливым. Что это за состояние ума, которое не в ловушке противоречия желания? Побуждение выяснить — составляющая часть желания, которое породило переживающего и то, что переживается, так ли это?

 

Это так. Ваш вопрос оказался для меня западней, но я благодарен, что вы его задали. Я осознаю сейчас больше запутанных тонкостей желания».

 

Это не было западней, а естественным и неизбежныйм вопросом, который вы сами задали себе в ходе вашего исследования. Если ум крайне невнимателен, не осознает, вскоре он снова окажется в сетях собственного желания.

 

«Один заключительный вопрос: действительно ли это возможно, чтобы ум был полностью свободным от желания переживания, что сохраняет разделение между переживающим и тем, что переживается? »

 

Выясните, сэр. Когда ум полностью свободен от структуры желания, разве тогда ум отличается от пустоты?

 

 

Проблема поиска

 

Было очень раннее утро освещенного солнцем дня, прозрачного и ясного, беспокойное море было тихим, мягко накатывающимся на белый берег. Было едва заметно какое-либо движение просторной глади воды, которая была ярко-синей, как будто бы добавили какого-то искусственного красителя. Море искрилось и было полно веселости, оно было синее, чем синее небо, и это было старо и наполнено радостью. На прошлой неделе вода была буйной и грозной, с сильным течением, которое бы унесло вас вглубь. Но сейчас она была тихой, и едва можно было уловить шелест движения. Ветер истощился после многих дней сильных порывов, и не было даже легкого ветерка. Дым парохода далеко в море шел в безоблачном небе почти ровно. Было настолько тихо, что можно было услышать звук поезда на расстоянии нескольких миль, когда он приезжал вдоль низкого утеса, возвышающегося над морем. Слабый грохот превращался в рев, и вскоре земля дрожала, как длинный грузовой поезд, с сотнями стальных автомобилей, ведомый быстро бегущим новым дизелем, стремительно проезжал над головами. Водитель помахал рукой и улыбнулся. Вскоре поезд оказался вне поля зрения, и вновь на синем море установилось спокойствие. Несколько миль к северу можно было увидеть только ряды тщательно высаженных пальмовых деревьев с зелеными лужайками, где город спускался к краю моря, но здесь было очень спокойно. На пляже были сотни чаек.

 

У одной, по-видимому, было сломано крыло, потому что она стояла обособленно, а ее крыло свисало вниз. Чуть подальше мертвая чайка была почти скрыта под сыпучими песками. Подошла большая собака, милое существо на солнце, и целая стая птиц отлетела к морю, сделала большой полукруг и снова приземлилась на песке, на некотором расстоянии от собаки. С испуганным криком раненая чайка побежала к воде, таща свое крыло. Собака видела ее, но, не обращая никакого внимания, пошла своей дорогой, преследуя маленьких крабов, которые выползали из влажного песка.

 

Работая клерком в каком-то офисе, он был степенный и очень важный, с яркими, серьезными глазами и вечно готовой улыбкой. Цены поднялись, сказал он, и проживание стало настолько дорогим, что было трудно сводить концы с концами. Будучи еще весьма молодым, где-то около тридцати лет, он беспокоился о будущем, так как на нем лежала ответственность: не было детей, объяснил он, но была жена и старушка-мать, которых надо обеспечивать.

 

«В чем смысл жизни — этого монотонного, рутинного существования? — спросил он внезапно. — Я всегда искал нечто: искал работу, когда окончил колледж, искал удовольствия со своей женой, стремился улучшить мир, присоединившись к коммунистической партии, которую я вскоре покинул, случайно, потому что это всего лишь еще одна организованная религия, подобно любой другой. Теперь я ищу Бога. По характеру я не пессимист, но все в жизни печалит меня. Мы ищем и ищем, и кажется, что никогда не найдем. Я прочел те книги, которые читают самые образованные люди, но интеллектуальное стимулирование вскоре становится утомительным. Я должен найти, а моя жизнь укорачивается. Я хочу очень серьезно поговорить с вами, потому что чувствую, что вы сможете помочь мне в моем поиске».

 

Мы можем медленно и терпеливо вникать в это движение, называемое поиском? Есть те, кто утверждает, что они искали и нашли, и удовлетворенные тем, что они нашли, получают свое вознаграждение. Вы утверждаете, что вы ищете. Знаете ли вы, почему вы ищете, и что это является тем, что вы ищете?

 

«Как и любой другой, я искал многое, большая часть которого прошла, но, подобно какой-то болезни, для которой нет никакого лекарства, поиск продолжается».

 

Прежде, чем мы вникнем в весь вопрос, что же мы ищем, давайте выясним, что мы подразумеваем под словом «поиск». Какое оно состояние ума, которое ищет?

 

«Это состояние усилия, при котором ум пытается уйти от болезненных или противоречивых ситуаций и найти радостные и успокаивающие».

 

Разве такой ум действительно ищет? То, что ум ищет, он найдет, но то, что он найдет, будет его собственное проецирование. Существует ли истинный поиск, если поиск — это результат мотива? Всякий ли поиск должен иметь мотив или есть поиск, который не имеет никакого мотива вообще? Может ли ум существовать без движения поиска? Является ли поиск, каким мы его знаем, просто другим средством, с помощью которого ум убегает от себя? Если так, что же это, что заставляет ум убегать? Без понимания полного содержание ума, который ищет, поиск имеет маленькое значение.

 

«Боюсь, сэр, что все это слишком трудно для меня. Не могли бы вы объяснить мне более простым языком? »

 

Давайте начнем с процесса, который нам известен. Почему вы ищете и что вы ищете?

 

«Каждый ищет разное: счастье, безопасность, комфорт, постоянство, Бога, общества, которое не находится в состоянии постоянной войны внутри себя, и так далее».

 

Состояние, в котором вы фактически находитесь, и цель, которую вы ищете, оба творения ума, не так ли?

 

«Пожалуйста, сэр, не слишком усложняйте. Я знаю, что страдаю, и хочу найти выход из этого, я хочу перейти в состояние, в котором не будет никакой печали».

 

Но цель, которую вы ищете, — все еще проекция ума, который не хочет быть потревоженным, верно? А такой вещи может и не быть, она может оказаться мифом.

 

«Если это миф, то должно быть кое-что еще, что является реальным, и которое я должен найти».

 

Мы пытаемся понять, правда ведь, полное значение поиска, а не то, как найти реальное. Мы сможем обнаружить это немного времени спустя. А в настоящий момент нас волнует то, что мы подразумеваем, когда говорим, что ищем, так что давайте исследовать целостное значение этого слова. Являясь несчастным, вы ищете счастье, так ведь? Один человек ищет счастье во власти, положении, престиже, другой — в богатстве или знаниях, третий в Боге, четвертый в идеальном государстве, совершенной утопии, и так далее. Как человек, который честолюбив в мирском смысле слова, неотступно идет путем его полного удовлетворения, на котором есть жестокость, расстройство, страхи, возможно, прикрытые приятно звучащими словами, так и вы тоже стремитесь исполнить ваше желание, даже если оно относится к наивысшим. И когда вы точно знаете, какова цель, есть ли на самом деле поиск?

 

«Конечно, сэр, Бог или благодать не могут быть известными заранее, их надо разыскать».

 

Как вы можете разыскивать то, что вы не знаете? Вы знаете или думаете, что вы знаете, что такое Бог, а знаете вы согласно вашим условностям или согласно вашему собственному опыту, который основан на вами созданных условностях. Таким образом, сформулировав, что есть Бог, вы приступаете к «обнаружению» того, что спроектировал ваш ум. Это явно не поиск, вы просто преследуете то, что уже знаете. Поиск прекращается, когда вы знаете, потому что знание — это процесс узнавания, а узнавать — это действие прошлого, известного.

 

«Но я действительно ищу Бога, каким бы именем его ни называли».

 

Вы ищете Бога, так же точно, как другие ищут счастье в спиртных напитках, в приобретении власти, и так далее. Все это хорошо известные и устоявшиеся мотивы. Мотив порождает желанный результат. Но есть ли поиск, когда есть мотив?

 

«Думаю, что я начинаю понимать то, что вы имеете в виду. Пожалуйста, продолжайте, сэр».

 

Если вы действительно искренни, то в тот миг, когда почувствуете, что во всей этой схеме так называемого поиска вообще нет никакого поиска, вы откажетесь от него. Но причина вашего поиска все еще остается. Вы можете отложить схему A, которая является поиском того, что ум спроецировал, но тогда вы возьметесь за схему B, которая основывается на идее, что вы не должны преследовать схему A. Но если это не схема B, то это будет схема C, N или Z. Ядро вашего ума не осознало целостную проблему поиска, и именно поэтому оно перемещается от одной схемы к другой, от одного идеала к другому, от одного гуру или лидера к другому. Оно вечно движется в сетях известного.

 

А теперь, может ли ум оставаться без поиска? Есть ли ум, ищущий, когда нет этого движения поиска? Ум кочует от одного движения поиска к другому, вечно ища, вечно нащупывая, вечно попадая в сети опыта. Это движение всегда направлено на «больше»: большее возбуждения, больше опыта, более обширные и более глубокие знания. Охотник вечно проектирует то, за чем охотится. Ищет ли ум, как только он осознает значение этого целостного процесса поиска? А, когда ум не ищет, есть переживающий по отношению к переживаемому?

 

«Что вы подразумеваете под переживающим? »

 

Пока существует ищущий и то, что ищется, обязательно будет переживающий, тот, кто узнает, и это является ядром эгоцентричного движения ума. От этого центра начинается всякая деятельность: или благородная, или позорная: желание богатства и власти, принуждение быть довольным тем, что есть, побуждение искать Бога, производить реформы и так далее.

 

«Я вижу в самом себе истинность того, что вы говорите. Ко всему этому у меня был неправильный подход».

 

Это означает, что вы собираетесь подойти к этому «правильно»? Или же вы осознаете, что любой подход к проблеме, «правильный» или «неправильный, является эгоцентричной деятельностью, которая только усиливается, слегка или в значительной степени, переживающего?

 

«Какой же хитрый ум, какие быстрые и утонченные его действия, чтобы поддержать себя! Я очень четко это понимаю»

 

Когда ум прекращает искать, потому что он понял полное значение поиска, разве не ломаются ли ограничения, которые он на себя наложил? И не становится ли ум тогда неизмеримым, непознанным?

 

 

Психологическая революция

 

Перед тем, как отъехал поезд, была огромная суматоха и суета. Длинные вагоны были сильно переполнены, набиты людьми и полны дыма, и каждое лицо скрывалось за газетой. Но, к счастью, все еще было одно или два свободных места. Поезд был электричкой, и вскоре он оказался за пределами трущоб и набирал скорость на открытой местности, проезжая мимо автомобилей и автобусов на шоссе, которое пролегало параллельно рельсам. Это была красивая местность, с зелеными покатыми холмами и древними, историческими городами. Солнце светило ярко и нежно, потому что это была ранняя весна, и на фруктовых деревьях только начинали показываться розовые и белые цветы. Вся сельская местность была в зелени, свежей и молодой, с нежными листочками, сияющими и танцующими на солнце. Это был божественный день, но в вагоне было полно утомленных людей, а воздух отяжелел от табачного дыма. Маленькая девочка и ее мать сидели прямо поперек прохода, и мать объясняла ей, что она не должна смотреть на незнакомцев. Но ребенок не обращал ни малейшего внимания, и через некоторое время мы улыбались друг другу. После этого момента она почувствовала себя раскованно, часто поглядывая, чтобы увидеть, смотрят ли на нее, и улыбаясь, когда наши глаза встречались. Спустя некоторое время она уснула, свернувшись калачиком на своем месте, и мать прикрыла ее пальто.

 

Должно быть, это было прекрасно — пройтись по той дорожке через поля, посреди такой красоты и чистоты. Люди махали руками, когда мы с ревом проезжали вдоль по хорошо заасфальтированной дороге. Большие белые волы медленно тянули телеги, загруженные удобрением, и некоторые из мужчин, которые вели их, должно быть, пели, так как их рты были открыты, и можно было видеть по их лицам, что они наслаждались свежим утренним воздухом. В полях были мужчины и женщины, которые копали, сажали и сеяли.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: