Глава одиннадцатая или инкубья жизнь, POV Елизара

Руслан все не появлялся. Я уже и волосы все удалил, откуда можно, и друзей навестил… на исходе второй недели стало очевидно, что с ним случилась беда. Я к тому моменту так ослабел, что уже даже бояться за этого невозможного джинна как следует не мог. Несколько раз заходил Мирослав. Ахал, ругал меня, звал в человечий город. Наконец он стал настолько назойлив, что я не выдержал и рассказал ему о моей неудачной попытке вызвать в джинне ревность.

— Ох, Елька! — выдохнул Мирослав с ужасом. — Наверное, твой ревнивый дружочек как-то сковал тебя. Иначе объяснить нельзя. Хотя, погоди: схожу к папе, спрошу у него, вдруг он знает больше.

Папа прибежал через час. Вот, что значит родня! Мы с ним уже почти год не виделись, все дела-дела, а как поплохело мне, сразу нашел время для сына. Приятно. Папа как всегда выглядел прекрасно, хотя блестки на веках и перья на ресницах это, на мой взгляд, немножечко вульгарно, но ему шло.

— Лизанька! — запричитал папа, всплескивая руками; блеснули камушки на аккуратных ноготках — папа всегда испытывал тягу ко всему сверкающему.

Он ощупал и даже, кажется, обнюхал меня сверху донизу, покачал головой:

— Пока ничего криминального не замечаю. Мне надо посмотреть в динамике. Ирочка!

«Ирочкой» папа упорно звал Мирослава, тому не очень нравилось, но папа почти все имена переделывал на подобный манер и спорить с ним было бесполезно, потому братик со вздохом обернулся к отцу, приготовившись выслушивать его указания.

— Приведи своего человека, будь ласков. Посмотрим, сможет ли Лизанька усвоить то, что люди рассеивают. А потом будет эксперимент!
— Какой эксперимент, папуля! Я не жадный, но джинн прибьет Ельку, если узнает про твои затеи! — всполошился Мирка.
— Да не узнает! — отмахнулся родитель. — Был бы гений здесь, так и проблемы бы не стало. Так что тащи своего любезного.

Мирка с неохотой умелся и вскорости привел своего нарика. А кокаинщик-то расцвел! Я с удивлением разглядывал хорошо одетого, ухоженного парня, его внешний вид ни в какое сравнение не шел с прежним. Владик немного округлился, щеки уже не вваливались ямами, кожа приобрела здоровый цвет, глаза смотрели осмысленно и ясно. Он с некоторым недоумением покосился на папу — да, на неподготовленного человека родитель производит мощное впечатление. Не всякий инкуб столь ярко и эпатажно выглядит, все-таки с блеском папочка чуточку перебарщивает.

Потом Владик присел рядом со мной на софу, на которую я как-то незаметно для себя прилег, так как устал сидеть. Повинуясь царственному жесту отца, человек осторожно взял меня за руку.

— И что мне нужно делать? — немного смущенно обратился он к Мирке.
— Ой, да просто сиди, радость, — махнул рукой тот, — у вас, людей, энергия все время немного утекает, так уж вы устроены.

Мы недолго посидели. Точнее, я-то лежал. Как-то это неловко. Разговор не клеился. Человек стеснялся папы, не знаю, почему, Мирка задумчиво тянул мартини, витая в облаках, как всегда — он довольно мечтателен и легко выпадает из реальности, уносясь мыслью куда-то далеко. Родитель же был слишком обеспокоен, хотя и старался это скрыть. Он что-то рассеянно мне рассказывал, иногда замирая посередине фразы и недоуменно хмурясь, с видом человека, который забыл, о чем только что говорил. Подозреваю, что он одновременно с разговором всматривался в мою ауру, пытаясь отследить изменения. Так что в конце концов общение застопорилось.

— Ну? — спросил я почти через час.

Владику, наверное, уже изрядно надоело держать мою холодную руку и ждать неизвестно чего, он уже несколько раз пытался незаметно изменить положение своего тела.

— Погоди еще немного. Человек, ляг пока рядом с моим сыном. Требуется чуть больше времени.

Владик явно не был рад папочкиному повелению, но беспрекословно устроился, прижавшись ко мне. Лежанка была слишком узка для двоих. Тесно и неудобно. Но тепло. С тех пор, как джинн пропал, мне становилось все холоднее. Это от недостатка энергии. Я постоянно мерз. А теперь согрелся. Немного, но уже хорошо. Настолько приятно мне стало от этой теплоты, что я заснул, словно ребенок под боком у отца.

Когда проснулся, меня ждали хорошие новости — подбирать энергию я все еще могу. А вот так называемый эксперимент чуть не убил — от простого поцелуя скрутило так, что потемнело в глазах. Отец вытер пот с моего лица, напоил водой и сквозь зубы произнес:

— Вот поэтому я всегда твердил: дети, не связывайтесь с джиннами и колдунами!
— Пап, — простонал я, — это ж случайно вышло. Подцепил его чарами…
— Чарами? — вскричал отец. — Ты рехнулся?
— Бухой был…
— Пресветлая Богиня, за что мне эти испытания? — папа картинно воздел руки кверху, я вздохнул: отец мог достаточно долго декламировать, он любил добавить в будни немного «театра», чуть трагичности, расцветить этим обыденность, так что я приготовился внимать и сострадать эмоциональному монологу «несчастного родителя».

Но сегодня он был не в настроении. Руки совсем не артистично упали на колени, в этом движении не было привычного изящества. А когда отец посмотрел в мои глаза, и я разглядел, насколько он серьезен, то похолодел от дурного предчувствия.

— Сын, — начал отец, — я заметил, что от некоторых украшений, которые ты носишь, фонит магией. Сразу говорю, снять мы их не сможем.
— Но Елька слабеет! — воскликнул Мирослав. — Гляди, он уже почти все время лежит!
— Я заметил, — коротко ответил отец, — выход тут один: надо окружить его людьми. Тогда Лизанька сможет продержаться до возвращения джинна.
— Пап, а если он не вернется? — с дрожью в голосе спросил я.
— Вернется. Мариды сильны, рано или поздно оковы спадут, волшба развеется, тюрьму он сокрушит. Уверен, он стремится к тебе. Нужно подождать. Я схожу к древу, попрошу Богиню, чтобы она помогла твоему жестокому возлюбленному… надо же додуматься — лишить инкуба возможности питаться!
— Джинны ревнивы, — пробормотал я, в глупой попытке оправдать Руслана.

Папа на мое замечание только гневно фыркнул.

Так как мы ждали джинна, то в человечий город я не пошел. Папа договорился с несколькими людьми, чтобы они постоянно находились рядом со мной. Все они были тщательно проинструктированы. Я был объявлен страдающим от проклятия, что в некотором роде соответствовало правде. Ну, Руся, только вернись! Выскажу тебе все! Как только можно быть таким самоуверенным, упрямым ревнивцем!

От недостатка энергии я был слаб, словно кутенок. Лежал целыми днями. Дремал или вел бесконечные мысленные беседы с пропавшим джинном. Успел уже раз сто в разных выражениях поведать ему о тончайших нюансах собственных эмоций, придумал несколько весьма оскорбительных сравнений и пять цветистых эпитетов. Когда мое мысленное красноречие исчерпалось, я начал составлять пожелания, больше походящие на проклятия, и наконец, даже это мне прискучило. Не знаю, сколько дней я провел в обморочной полудреме.

— Заренька!

Ласковая рука погладила мой лысый череп — папа решительно сбрил неряшливые лохмы, аргументируя это тем, что они все равно отрастут, а так хоть будет проще мыться. Иногда отец бывает весьма практичен.

Открыть глаза было не так просто; веки поднимались тяжело, хотелось одного — спать дальше. Но я все-таки сделал усилие.

— Где ты шлялся? — с трудом произнес я.

От ладони джинна, лежащей на голове, шел жар. Даже от такой малости с каждым мгновением я ощущал себя чуточку лучше.

Он не стал отвечать, молча покрыл меня поцелуями, возрождая истощенную плоть к жизни своими прикосновениями. Это было мучительно-прекрасно: медленное воскрешение из полумертвых. Жар и сила омывали мое измученное тело, наполняли клетки жизнью, иголочками покалывали кожу, заставляли трепетать жилы. Наверное, я плакал — не помню самих слез, но щеки потом были совершенно мокрые и в носу хлюпало. Совершенно не эротично! Впрочем, плевать. После продолжительного угасания, увядания, постепенного исчезновения с лица вселенной, я был вновь жив и полон сил, желаний. Любовался любимым, который в момент кульминации в очередной раз расцвел огненным маком: струи пламени вырывались изо рта, закручивались в тончайшие полупрозрачные лепестки, гудели и пели торжествующую песнь. По моим жилам текла сила, они, почти схлопнутые, расправлялись, я блаженствовал и был несколько не в себе — мир казался прекрасным, Русик — замечательным, окружающая действительность подернулась легким флером. Наверное, поэтому я почти не взволновался, когда джинн сразу после акта любви поднялся с кровати, полыхнул жаром, очищая тело от грязи, и мгновенно оделся.

— Зарик, я вернусь через десять минут. Может, чуть позже, — коротко произнес он.
— Куда ты? — я вяло пошевелился.
— Дело. Все позже. Объяснения, извинения и компенсация за мою глупость. Придумывай желание, сладкий!

Русик быстро чмокнул меня в губы и исчез, как только он умеет.

— Ушел?

Папа приоткрыл дверь в мою комнату почти сразу, будто дежурил под ней, подслушивая. Наверное, так и было. Отец сморщился и манерно помахал рукой, развеивая оставшийся после Русика дым, мне показалось, что ему неприятен не сам дым, а тот, кто его создал.

— Ага, — растерянно подтвердил я.

Папа решительно ввинтился в комнату и присел на постель. Потрогал мой лоб, погладил макушку.

— Что будешь делать? — участливо спросил он.
— Спать буду, — мрачно ответил я, всем своим видом демонстрируя нежелание говорить на тему чуть не убившего меня ревнивца.

Не знаю, осознает ли это отец, но я-то понимаю: избавиться от джинна такого уровня мне не светит, значит, придется терпеть его закидоны. Можно, конечно, заяву на него накатать за использование калечащих артефактов, но смогут ли доблестные стражи хоть как-то повлиять на неуловимого и могущественного гения? Сомневаюсь. И что? Бежать? Так найдет. Наверное. А если не отыщет, то меня самого тоска замучает: лучше него никого нет. Такой яростной, терпкой, пузырящейся, обжигающей энергии больше ни от кого не исходит. Это как будто испить напитка богов, а потом всю жизнь черпать воду из зловонной лужи. Не представимо. Я подсел на него и выгнать… да что выгнать! Даже представить, что выгоню — уже не могу. В принципе, ему и извиняться особо не надо: я его уже простил. Просто за то, что вернулся. Интересно, это так люди любят? То есть, любовь, это что — обыкновеннейшая зависимость? Неразрывная привязанность? Если так, то мне их жаль. Как наркотик, как навязчивая идея, как безумие. Теперь и я безумен подобным же образом. Тягостно. А с другой стороны: новая мысль осветила мой омраченный горестными размышлениями ум, заставив дух воспрянуть — Русик ведь тоже привязан ко мне. Привязан навечно. Может, не так уж все и безнадежно? И мы, со временем, научимся беречь друг друга и будем счастливы? Надеюсь.

Отец некоторое время гладит мой лоб самыми кончиками пальцев, а потом отстраненно произносит:

— Нам придется извести его. Иначе не станет тебе жизни. Либо он, либо ты.
— Нет, пап. Кажется, со мной что-то произошло, — я вздыхаю, не зная, как назвать то, что я только что понял о себе и Руслане.
— Что же? — папочка наклоняет голову, и я замечаю темные круги под его глазами.

Кажется, он изрядно недоспал. Пусть в уголках глаз сверкают стразы, но кожа не свежа, разбегается сеточка морщин, а уголки ярко накрашенного рта тянутся вниз.

— Он мне нужен, пап, — просто отвечаю я.
— Проклятое племя! Ненавижу джиннов! Из-за этих гадов сгинул твой прапрадедушка. Светлый был человек. Вечно они все портят.

Папа еще некоторое время негодует, а я пытаюсь сплавить его до того, как вернется Русик. Еще скандала мне не хватало. Папа может сказануть что-нибудь резкое, не уверен, что Руслан нормально воспримет занудную нотацию в папочкином стиле… проходит двадцать минут (да, я следил за стрелками настенных часов! ), а джинна все нет. Отец от краткого пересказа семейной истории перешел к анализу сложившейся ситуации. По его словам мне стоит тихо отравить джинна особой травой, к которой у гениев нет иммунитета или как там это называется… короче, дохнут они. Я терпеливо выслушиваю подробнейший план, и только когда отец немного выдыхается, осмеливаюсь заметить, что не вижу в подобном необходимости. Отец гневно вскидывается и не менее двадцати минут распекает меня, как несмышленыша. А потом убегает из комнаты, демонстративно прижимая платочек к совершенно сухим глазам.

— Вы прослушали аудио спектакль «сын-идиот: горе в семье», — произношу я в пространство.
— Н-да, кажется, он на меня очень сердит.
— Русик!

Джинн появился аккурат рядом со мной, мне показалось, что он тут обретается уже некоторое время и слышал кое-что из речей папули.

— Я потом схожу к нему, повинюсь. Думаю, покричит и угомонится, — пообещал джинн, я благодарно кивнул, папа для меня очень важен.
— Слушай, — начинает джинн нерешительно, его пальцы теребят кольца и перстни, снимают с меня украшения одно за другим, — я не ожидал того, что случилось. Не верил, что кто-то сможет пленить меня. Смеешься? Я — смешной? Ну, да. Глупец, конечно же. Прости. Честно не ожидал, что надолго пропаду.
— Я чуть не умер.
— Зарик… не знаю, как попросить прощения за такое.
— И чего теперь — вообще ничего не скажешь? И куда ты сбежал? Мы с папой возмущены!

У Русика был такой убитый и покаянный вид, что я против воли улыбнулся, произнося последние слова. Весьма игриво произнося, должен сознаться. Джинн облегченно улыбнулся в ответ, поняв, что прощен. Но на вопрос ответил.

— Я попал под действие редкого артефакта. Ты был прав насчет этого типа, старика. Опасный. И игрушки у него прелюбопытные. Так вот, я не помнил себя…

И Руслан подробно рассказал мне, как превратился в духа огня, как путешествовал от одного костра к другому, пока не наткнулся на юношу. Безумного. Про дни, тягучие и долгие. Полные бессмысленных монологов и беспамятства. Рассказал про дракона-кота. Я смеялся, когда джинн в красках живописал его повадки. Поведал Русик и про бесславный конец приключений — раненного юношу и возвращение памяти.

— И… этот мальчик, он умер, да? — с некоторым страхом поинтересовался я, ибо, по словам Руслана, молодой человек был премиленький, несмотря на свое безумие.
— Нет. Он — причина моей отлучки. Относил в больницу.
— Человечью?
— Да. В общем, пришлось повозиться, прежде чем его приняли. Там же правила всякие.

Я покивал, успокаиваясь, а потом мы как-то незаметно перешли к дальнейшему моему «лечению», я же все еще лежал в постели и, естественно, голый, потому все получилось плавно и естественно. К утру я окончательно простил джинна. А он пообещал отдариться новыми перстнями, теперь уже безо всяких заклятий.

Днем джинн исчез по своим делам, а я провел несколько часов бесцельно слоняясь по дому, анализируя произошедшее. Русик, конечно, ревнивец и тиран, но тиран внимательный, ласковый и способный на признание собственных ошибок. Я бы даже назвал его добряком, хотя и странно находить мягкосердечие в джинне, однако, Руслан, несомненно сострадателен. В своем роде. Интересно, он возьмет под крыло того безумного паренька? И как скоро он решится поселить юношу в моем доме? Не зря же он его спасал, ой не зря. Джинны иногда действуют импульсивно, но мне кажется, что тут не тот случай.

Пока джинна не было, под дверями нарисовались мужики из отряда. Оказывается, они уже давно меня ищут. Ну, как ищут: попались под чары и вместо работы у них секс-тур вышел. Дяденьки маги выглядели ошалевшими, немного помятыми и неприлично жизнерадостными. На лице пузатого мужичка с ранними залысинами то и дело появлялась улыбка, хотя говорил он, вроде бы, о вещах невеселых.

— Мы тут по поводу Драгонова! — бодро начал он. — Есть информация о возможной причастности некоего гения к его исчезновению.

Далее мужик кратко, но живописно поведал, каких усилий им с напарником стоило меня найти. Пришлось опросить многих моих знакомых. Я с трудом сдерживал ехидное хихиканье: искали они меня, как же! Я столько дней — сам не знаю, сколько, даже считать не хочу! — провалялся в постели, а эти гаврики, значит, знакомых «допрашивали». Понятное дело, в нашей дружной общине все обо всех все знают. Уверен, папочка в перерывах между бдениями у постели загибающегося сына успел забежать к парочке «подружайцев», как он сам их называет. Для поддержания тонуса, так сказать. Ну, и пожаловаться на балбеса-сына кому-то требуется, так что в перерывах между лечебным перепихом (в энергетическом смысле толку от собратьев нет, но все равно приятно) папаня наверняка поведал о невзгодах, постигших нашу семью. То есть соседушки были в курсе, где я нахожусь.

Знали-то все, да только лишь лопух упустит шанс отведать яств со шведского стола, заявившегося прямо к дверям. Потому доблестных отрядовцев попросту водили за нос, посылая из одного дома в другой — Пресветлая велела делиться. Надеюсь, служивым не нагорит от начальства, все-таки чары даже маг не может вот так просто сбросить. Хотя, сдается мне, что мужички не особо-то и пытались.

С милой улыбкой сообщил бравым парням, что дракон уже должен был найтись.

— Вы начальству-то позвоните! Здесь ловит, если что.

Толстячок скривился, его улыбка чуток померкла, но звонить все равно пришлось. Даже мне было слышно, как орали по ту сторону трубки — похоже, дракон уже успел отметиться на работе и возвращение «поискового отряда» ждали еще вчера. Мужик вяло отбрехивался, когда удавалось вставить хоть словечко. После особо громкого вопля и очередного грустного вздоха, разговор был закончен, и отрядовцы быстро умелись. Н-да, за все хорошее нужно платить — секс-тур этим ребятам просто так не пройдет! Радостно хихикая, навернул еще мартиньки и пошел принимать ванну — снова нужно волосы удалять, да что ж такое! Сколько можно? До встречи с Русей, я проделывал эту неприятную процедуру - хорошо, если раз в несколько лет. А теперь чуть ли не так же часто, как люди. Вот ведь бедняги!

Руся вернулся лишь к вечеру, я бы обиделся, но джинн объяснил, что весь день был ужасно занят: сначала проведывал парнишку в больнице. Потом общался с драконом.

— Понимаешь, у него один из сожителей — хворый. А я, ну ты же знаешь, очень быстро перемещаюсь. Вот, помогал найти, — пояснил джинн, поглаживая мою ладонь.
— Ох, ну неужели он сам бы не справился? — чуть капризно протянул я, разыгрывая обиду.
— Надо было быстрее. Федор нервничал. Ты б слышал, как он рычал.
— Ой, ну ладно. А потом что? Нашли?
— Да. Оказалось, все с колдуном в порядке, он нашел возможность продержаться до появления Федора. Потом я провожал их всех до драконьей пещеры, Федор хотел, чтобы я знал, где его дом. Это, между прочим, говорит о большом доверии!
— Ага, — кисло пробормотал я, уже представляя, как мы будем дружить домами, и внутренне содрогаясь от нарисованной моим воображением картины.
— Заренька! — ласково позвал джинн, я напрягся, так как мне показалось, что Руся хочет сообщить мне нечто неприятное, к сожалению, предчувствие меня не подвело: — Мы завтра снова пойдем на старика.
— Мало тебе прошлого раза! — взвился я. — Едва очухались. И ты, и я.
— Надо, Заренька, надо, — твердо проговорил джинн, — отряд напал на след. Старик что-то готовит. У него два сосуда, страшно представить, для чего они нужны подобному человеку.
— Сосуда? — переспросил я.
— Да. Тела без души. Представляешь, кого он собирается в них пригласить?
— Чего сразу пригласить-то? — меня передернуло от ужаса. — Может, на ингредиенты их хочет пустить…
— Маловероятно, — отрезал джинн.

Я вздохнул — опять мне приходится отступать, потому что Руся прав: Макар та еще бестия, кто знает, что там у него на уме. Лучше перестраховаться, а то и впрямь пригласит в наш мир какую-нибудь инфернальную жуть!

— Зар! — позвал джинн, но я не повернулся, рассеянно поигрывая бокалом. — Заренька, ну взгляни на меня. Не куксись, больше я не совершу оплошности…
— Ах, так это была «оплошность»?
— Роковая ошибка. Безумие. Приступ ревности. Назови, как пожелаешь. Больше никаких ограничений. Если меня не будет неделю…
— Неделю? Уморить меня решил?
— Пять дней? Что, тоже много? О, Великие пески, сама мысль о тебе и ком-то еще сводит меня с ума!
— Так не думай! Чтоб тебя черти драли, Руся, сколько можно, а?
— Наверное, всю жизнь, — джинн вздохнул с грустным видом, который почудился мне жестокой насмешкой.

Эдакое наигранное псевдо-покаяние. Вроде и сожалеет, но в душе оправдывает себя. От этого раскаяния, которое почудилось мне насквозь фальшивым, я моментально вскипел. Мне казалось, что я совершенно простил джинна, но, видимо, нет. Раздражение, злость, обида неожиданно вспыхнули во мне и выплеснулись в ужасно некрасивую сцену. Меня трясло, я бросался на опешившего джинна, кричал, что он гад и сволочь. Конечно, все мои попытки поколотить его были тщетны; подобно тому, как волна не может сокрушить скалу, я не мог нанести толкового удара, джинн даже не морщился. Он оказался таким твердым! У меня потом даже руки болели. Джинн пытался меня усовестить, гудел что-то растерянно, а потом, когда мне удалось попасть в него почти полным бокалом, тон сменился на угрожающий. Но меня, что называется, несло, и джинн, поняв, что я не угомонюсь, попросту исчез. Я еще некоторое время покружил по комнате, выкрикивая оскорбления и в ярости разбрасывая вещи, но проклятый джинн так и не появился. Может, ему надоело глядеть, как я беснуюсь, и он свалил куда-нибудь. Мне стало дико обидно за себя. А что может поднять настроение инкубу? Правильно! Секс!

Главный источник наслаждения у нас сбежал, ну и шут с ним! Пойду, подцеплю какого-нибудь человечка!

Перед походом, я придирчиво осмотрел себя в зеркале. Отвратительно. Рожа опухшая, красная, глаза мутные. Красавец, блин. Прежде чем лечить нервы, требуется привести себя в порядок. Отправился мыться, заодно всякие масочки себе сделал, увлекся так, что и маникюр с педикюром замутил. Отшлифовал ноготки, вымочил пальчики, смазал специальным маслицем, отодвинул кутикулу, подумав, решил, что требуется нанести лак.

Руслан возник передо мной в тот момент, когда я почти дорисовал тоненькой кисточкой синий цветочек на большом пальце ноги. Наносить рисунок — работа тонкая и требующая сосредоточения, поэтому я не стал отвлекаться на молчаливо стоящего джинна. Стоит начать говорить, и ссора пойдет по новой, лак смажется и все придется начинать сначала.

— Зарик, пойдем со мной, я тебе кое-что покажу. Надеюсь, это немного поможет тебе смириться с тем, что я «ревнивый злобный мудак».

О, а вот сюрпризы просто обожаю. Я оторвался от созерцания цветочка и вопросительно посмотрел на Руслана. Тот криво улыбнулся:

— Придется спуститься вниз. Наверное, стоит надеть обувь. Хочешь, подую теплым ветром на ногти, чтоб быстрее высохло?

Я был заинтригован. Собачиться расхотелось, тем более, что джинн говорил мирным тоном и, кажется, не собирался убивать меня за гневную вспышку — я немного опасался ответной агрессии, так как джиннов не назовешь милыми существами. Но нет. Стоит, улыбается. Чувствует свою вину, ух, скотина огненная!

Обида продолжала колючим ежом шевелиться где-то на дне души, но как только я увидел то, что Русик приготовил мне в качестве извинения, чистый восторг затопил меня и я позабыл все свое негодование и злость.

— Это мне? Он настоящий? Папочка всегда говорил, что это только легенда!

Прямо перед крыльцом стоял крылатый конь. Я читал мифы Древней Греции, когда был маленьким; боги показались мне жестокими и какими-то бестолковыми, а вот мельком упоминающийся Пегас зацепил что-то в детской душе. Я все время просил папу купить мне крылатого жеребенка, но отец говорил, что известные ему магические кони опасны, а крыльев у них нет. А я все равно мечтал о полете на Пегасе, у меня даже висела картина с его изображением, а став постарше я пошел учиться езде. Кое-что у меня получалось, хотя скакать на обычных конях оказалось достаточно тряско.

— Сразу говорю: это не Пегас! Так что великим поэтом тебе не быть, — улыбнулся Русик.

Я тут же засыпал джинна тысячей вопросов; все смотрел и смотрел на коня, не отваживаясь приблизиться, а потом, когда первый шок немного прошел, все же решился подойти к белоснежному чуду. Было немного боязно, что волшебный конь, несмотря на все заверения Русика, не захочет меня слушаться. Но конь спокойно позволил погладить себя по холке, благосклонно принял мытую морковку, и я осмелился взгромоздиться на его спину. Он был уже взнуздан. Упряжь отличалась от обычной, так как из спины коня росли два мощных крыла. Я с интересом осмотрел ремешки и с некоторой опаской легонько тронул бока коня пятками. Земля почти моментально уплыла куда-то вниз, уже через секунду конь со страшной скоростью рассекал облака, поднимаясь все выше. На мгновение мне стало страшно, но рядом мелькнула маленькая дымящаяся комета — джинн следовал за нами. Присматривал.

Ветер свистел в моих ушах, кончик носа и пальцы замерзли, а когда начали коченеть ноги, я решил, что пора возвращаться на землю. Конь послушно повернул, а потом начал снижение. Я снова не заметил момент приземления: вот мы под облаками, а через секунду уже перед домом.

— Ух ты! Это было так здорово! — поделился я с улыбающимся джинном. — Погоди, а это что?

Я ткнул в сторону строения, которого раньше на моей земле не было.

— Как что? — притворно удивился Русик. — Конюшня, конечно. Надо же Снежку где-то жить.
— Но когда ты успел?..
— Я — джинн, детка! — гордо возвестил Русик.
— Все равно не понимаю: ты же все время был рядом, я видел!
— О, я способен перемещаться настолько быстро, что ты и не заметишь моего отсутствия. Нет-нет! По лицу вижу, что ты хочешь сказать! Давай не будем, лады? Я осознал, правда.
— Допустим, — с некоторым сомнением протянул я, так как раскаяние джинна было весьма поверхностным, на мой взгляд, — хорошо, не стану придираться к словам. А почему именно крылатый конь?
— Заглянул к твоему папуле. Он согласился помочь нам помириться.
— Папуля? Ты ничего не путаешь? — я изумился до нельзя.

Это какой же продувной бестией надо быть, чтобы уговорить отца раскрыть мои «секретики»? Пытал джинн его, что ли? На секундочку даже боязно за папу стало. Однако джинн уверил меня: был обыкновеннейший разговор и никаких физических методов воздействия.

— Ну, разве что подкуп, — беззаботно улыбнулся Руслан.

Я хмыкнул, но расспросы прекратил. Думаю, папа в скором времени заглянет и поделится со мной подробностями. Джинн потоптался, прощаясь, и вроде уже совсем решился уходить, но приостановился. Просто стоял и так пристально меня рассматривал, что я даже почувствовал себя неуютно.

— Зарик, а ты действительно будешь злиться, если я продолжу навещать человека в больнице?

Я сморщился, так как совсем не понимал причины такого вопроса. Не припоминаю, чтобы вообще заговаривал об этом юноше. Так и сказал Руслану.

— Не хотелось бы ворошить недавнюю ссору, но вообще-то ты орал, что я и сам хорош, что я уже нашел себе еще одного любовника, что ты меня выведешь на чистую воду и все в таком роде. Я так понял, это ревность?

На лице джинна читалось недоумение, да я и сам был озадачен. Даже интересно стало. Еще минут десять мы выясняли друг у друга кто и что сказал, я с удивлением выслушал пересказ весьма едких высказываний, не поверил, опять чуть не поссорились. В конце концов джинну надоело это выяснение отношений, он запылал бездымным пламенем и заворчал своим страшным гулким голосом, я попятился от разозленного гения, он меня каждый раз пугает этим своим видом. Ну, жуть же! Прямо вспоминаются папочкины страшилки. Поэтому тон я сменил на более миролюбивый и даже признал, что, вполне возможно, джинн ничего не путает, а не помню я ничего такого просто потому, что был несколько не в себе.

— Так что в итоге? — по-деловому спросил Руслан, моментально гася пламя и принимая обычный свой облик. — Венька совсем плох. Особых повреждений у него не обнаружили, так: сотряс да пара трещин, требуха, вопреки моим опасениям, осталась цела. Но крыша у человека съезжает капитально. Это можно немного скорректировать, есть разные препараты, я узнавал. И я хочу ему помочь. Понимаешь, мне просто жаль его. В этом нет ничего сексуального, мне не хочется его трахнуть, как ты, похоже, подозреваешь.
— Дело не в моих подозрениях, — недовольно проворчал я, — ох, Руся, ты совсем меня не понимаешь!
— Лыко да мочало, начинай сначала. Что опять не так? Чего я еще не понимаю? — зло переспросил джинн. Кажется, ему уже все это изрядно осточертело.
— Я инкуб и… — попытался объяснить я. — Ну, мне это очень странно слышать. Как это «не хочу его трахнуть»? Не представляю себе такого. Ты его будешь няньчить, как какой-нибудь старший родственник, что ли?
— Да! Именно! — джинн прямо весь расцвел, наверное, обрадовался наметившемуся взаимопониманию. — Как будто мы с ним родня. Ничего предосудительного, уверяю.
— Пусть так. От меня-то ты что хочешь? Разрешение нужно? — недоуменно вопросил я.
— Что-то вроде того. А еще мне нужно обещание: если со мной что-то случится, ты ему поможешь. Вместо меня.
— Пф. Пообещать помочь я могу. Но пообещать не трахать его — не могу! — раздраженно предупредил я; джинн, к моему удивлению, молча согласно кивнул, вложил в мою руку какую-то бумажку и, поцеловав, исчез.

Чудные дела. А где же истерика? Это что: мне официально разрешили вступить в интимную связь на стороне? Или нет? Ладно, погожу пока выпрыгивать из трусов, а то еще получу неприятностей на свою голову.

Бумажка оказалась адресом больницы. Я положил ее на видное место, чтобы не потерять. Надеюсь, Руся не пострадает от мерзкого Макара. Может, помолиться Богине? Сердце что-то не на месте.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: