ЭРОТИЧЕСКИЙ ПЕРЕНОС И ЭРОТИЗИРОВАННЫЙ ПЕРЕНОС

В 1915 году Фрейд описал некоторые случаи «трансферентной любви», в которых пациентка, прохо­дившая курс психоаналитического лечения, сообщала о своей «любви» к психоаналитику (19S5). Такие паци­енты могут отказаться от продолжения лечения, отвер­гнуть интерпретации своего чувства как относящегося к прошлому и вообще прекратить дальнейшие попытки выяснить природу и причину симптомов, которые до того вызывали их жалобу. Аналитические сеансы используются ими для выражения своих чувств, для извлечения удовольствия от присутствия возлюбленного, соответственно, эти пациенты ищут взаимности со стороны объекта своих эмоций. Хотя Фрейд и не считает, что в подобном случае непременно должна идти речь о сильных невротических расстройствах и не рассматривает перенос такого рода как неизбежное противопоказание к использованию психоаналитической терапии, все же он полагает, что иногда здесь можно рекомендовать передачу больного другому специалисту. Он пишет о таких пациентах, как о людях, наделенных «природной страстностью», подлинных «детях природы».

Со временем психоаналитики перестали считать это явление столь частым и неизбежным и отказались от мысли, что подобная любовь непременно глубока, — вероятно, они (аналитики) приобрели больший опыт в идентификации названных чувств со стороны пациента и трактовки последних в качс\ гве формы сопротивления (см. главу 7) другим, менее приемлемым чувствам и

 

импульсам.[11] Однако, когда эти чувства достигают значительной интенсивности и сопровождаются энергич­ными требованиями взаимности, в результате чего психоаналитическая работа перестает быть продуктив­ной, то возможно, имеет место и серьезная психопа­тология. Проблеме пациента, попадающего в психоло­гическую зависимость от аналитика, домогающегося его любви и стремящегося отдать взамен свою, впервые привлек внимание Александер (1950); Блитцея же* неопубликованные замечания которого приводятся Рап­попортом, 1956, и Гринсоном, 1967, считается первым, кто установил связь между попыткой придать отноше­ниям с психоаналитиком сексуальный характер и серьезной психопатологией. Раппопорт (1956) пишет, что, «по мнению Блитцена, если в ситуации с переносом больной относится к психоаналитику как будто это один из его родителей, то й ситуации с эротизированным переносом он является родителем.[12] Пациент не признает в этом случае никаких «как будто». Проблемы, которые влечет за собой такая формулировка, очевидны, и позднее мы к ним вернемся. Раппопорт высказывает предположение, что пациен­ты, в переносе которых преобладает эротический компонент, «с самого начала выражают настойчивое желание, чтобы психоаналитик выполнял по отношению к ним роль родителя». Они не испытывают никакого смущения по поводу подобных желаний и открыто выражают свой гнев, если врач отказывается повино­ваться их требованиям. Раппопорт устанавливает зави­симость между реакцией интенсивных сексуальных требований во время психоаналитического процесса и степенью серьезности психопатологии пациента. «Такая эротизация переноса, соответствующая серьезному на-

рушению чувства реальности, является признаком тяжелой формы заболевания. В этом случае пациенты являются не невротиками, а, скорее, представляют случаи «пограничного состояния» или «амбулаторной (временной) шизофрении»». Автор далее замечает, что «хотя аналитическая ситуация особенно способствует такому искажению действительности, данные пациенты во всех случаях стремятся навязать любому сколько-нибудь значащему лицу роль родителя».

Раппопорт соглашается с Блитцсном в том, что для таких больных психоаналитик действительно является родителем. Тем не менее, он не утверждает, что они в такой степени оторваны от действительности, чтобы рассматривать психоаналитика как своего реального родителя. В любом случае, не вызывает сомнения специфический характер их переноса. Перенос здесь не скрыт, «пациент всем своим поведением показывает, что он жаждет превращения своей фантазии в реаль­ность». Он верит, что в лице психоаналитика в самом деле может обрести родителя, своими действиями способного напоминать реального или желаемого роди­теля; при этом взгляд на психоаналитика как на врача совершенно утрачивается.

Утверждение о том, что такое явление представляет собой перенос, конечно же, может оспариваться. В 1951 году Нанберг выдвинул точку зрения, что попытки пациента трансформировать пасихоаналитика в своего родителя не следует рассматривать как перенос. Он писал о пациентке, «устойчивая фиксация которой на отце породила желание увидеть его воплощение в лице аналитика, и поскольку ее желание превратить послед­него в личность, идентичную своему отцу, не могло быть выполнено, всякие попытки установить рабочий перенос были безрезультатны». Если бы эта пациентка пыталась бессознательно наложить образы из своего прошлого на личность врача, тогда, по мнению Нанберга, мы имели бы дело с переносом. Однако «она не проектировала образ своего отца на психоаналитика — она пыталась заставить врача измениться таким образом, чтобы он уподобился ее отцу». В данном случае Нанберг, очевидно, и имеет в виду явление, описанное Раппопортом. В предыдущей главе, посвя-

 

щенной переносу (глава 4), мы обсуждали «скрытое повторение ранее пережитых событий и связей в переносе, имея в виду, что пациент не осознает повторения прошлого в настоящем. Хотя, в свете выводов этой главы, явления, описанные Раппопортом, не попадают под определение термина «перенос», все же вполне возможна ситуация, в которой пациент переживает эротизированный перенос, не осознавая, что при этом имеет место повторение прошлого.»

Работа Раппопорта в основном посвящена проблеме того, как обращаться с пациентом, желающим реали­зовать свои сексуальные чувства по отношению к психоаналитику и получить с его стороны ответное чувство. Этой же теме посвящена и статья Сола (1962). Сол более специфически, чем Раппопорт, связывает данный тип переноса с реальным тяжелым пережива­нием пациента в ранний период его жизни и предпо­лагает, что враждебность и гнев, возникшие в резуль­тате этого, могут найти свое повторение в отношении к психоаналитику. Кроме того, крайнее проявление любви является отчасти средством защиты доктора от враждебных чувств. Враждебность и деструктивность у таких пациентов отмечают и другие исследователи {например Нанберг, 1951; Гринсон, 1967). Гринсон связывает эротический перенос с другими психическими нарушениями. Он, в частности, пишет: «Пациенты, страдающие тем, что получило название «эротизиро­ванный перенос», склонны к очень разрушительному отрсагированию... Переносы у таких пациентов всегда исходят из лежащих в их основе импульсов ненависти. Единственное, что руководит ими, — это желание дать выход своим чувствам и препятствовать проводимому с ними психоаналитическому лечению». Говоря о собственном опыте работы с такими пациентами, Гринсон пишет, что «они охотно являлись на сеансы, но не для того, чтобы углубиться в анализ, а лишь Для того, чтобы получить удовольствие от физического приближения к врачу. Всякие мои попытки аналити­ческого вмешательства совершенно никакого отклика не находили». Он считает, что в таких случаях классиче­ский метод лечения психоанализом неприемлем. По его мнению, эти больные не в состоянии вынести трсбова-

55

 

нин, предъявляемые к ним классическим психоанализом (сракни также, УЭКСЛЕР, I960) и не могут адекватно участвовать в формировании лечебного альянса.

 

ПЕРЕНОС У БОЛЬНЫХ ПСИХОЗОМ, ТРАНСФЕРЕНТНЫЙ ПСИХОЗ И ДЕЛЮЗИВНЫЙ ПЕРЕНОС.

В работах Раипопорта < 1956), Уоллерстайна (1967) и Гринсона (1967), по-видимому, рассматриваются формы переноса, промежуточные между случаями, обсуждавшимися Фрейдом, и случаями психотического переноса или трансферентного психоза, описанными такими авторами, как Розенфельд (1052, 1954, 1969) и Сирлс (1961, 1963), при котором в отношении больного к психотерапевту отчетливо проступают черты психоза.

Как мы указывали в главе 4, Фрейд (1911а, 1914в) придерживался взгляда, что перенос не имеет места при нарушениях, называемых им «нарцистическими неврозами» 56 (функциональные психозы). Он считал, что психотическая[13] психопатология представляет собой, по крайней мере частично, возврат к очень раннему уровню функционирования психики, тому уровню, при котором способность относиться к окружающим и любить их, отделяя от собственной личности, еще не развилась. Отсутствие интереса к внешнему миру у больных психозом объясняют как наступление возврата (регрессии) к раннему «нарцистическому» уровню. АбрзхИм (1908) также считал, что при шизофрении явление переноса отсутствует.

Как показал Розенфельд (1952, 1969), начиная с Нанбсрга (1920), наблюдавшего явления переноса у пациента с кататонической шизофренией, все возраста­ющее количество психоаналитиков выражают несогласие с первоначальным выводом Фрейда и указывают, что перекос вес же имеет место при психозе. Среди них Гарри Салливан (1931), Федерн (1934), Розен (1946). В более поздних работах Сирлс (1961, 1963), Розен-

 

фельд (1952, 1965а, 1969) и Балинт (1968), исходя из разных теоретических предпосылок, пришли к отрица­нию того, что на ранних стадиях психологического развития (на которые, как они считают, возвращаются больные шизофренией пациенты) у больных совершенно отсутствует интерес к другим людям. Так, Розенфельд пишет (1952): «Здесь мы имеем дело не с отсутствием переноса, а со сложной проблемой распознавания и интерпретации явлений шизофренического переноса». Он объясняет эту трудность тем, что, «как только шизофреник приближается к любому предмету любви или ненависти, он, по-видимому, начинает испытывать затруднения в своем отношении к этому предмету,... это проливает некоторый свет на перипетии маленького ребенка в его попытках разделения между «я» и «нс-я». Та точка зрения, что в отношении больного психозом к своему врачу присутствуют ложные идентификации и обманчивые идеи, подвергалась дальнейшей разработ­ке в работах Сирлса (1963), Литла (1960а) н Балинта (1968). По-видимому, Балинт — единственный из авторов, кто осознает опасности реконструкции психи­ческой деятельности на основе ее сопоставления с поведением взрослых больных во время психоаналити­ческой терапии.

С учетом всего вышеуказанного, кажется весьма допустимым использование понятия переноса в сфере взаимоотношений психотерапевта и пациента, страдаю­щего психозом. Даже совершенно погрузившиеся в себя кататонические шизофреники после восстановления ра­ционального восприятия могут обнаруживать достаточно ясное понимание событий, связанных с их болезнью и вовлекших в нее других людей. Не вызывает сомнения ^и то, что ненормальное поведение таких больных часто возникает именно как реакция на восприятие других. ⁽В этом контексте уместно упомянуть социально-пси­хиатрические обзоры Брауна (1966) и др., которые показывают, что симптомология шизофрении содержит Релевантные культурные детерминанты). И врачи, и °ослужинающий персонал лечебного учреждения, не­сомненно, занимают свое место в содержании нарушен-^Ны мыслительных процессов пациента. Подробные данные, приводимые Сирлосом, Розснфслъ-

 

дом и др. (например Фромм-Райхманн, 1950), показы-¹ вают, что такие мыслительные процессы представляют повторение более ранних межличностных отношений. Приводя пример истории болезни пациента, страдавшего хронической шизофренией, Сирлс (1963) пишет: «Про­цесс дифференциации в функционировании его эго протекает столь слабо, что пациент не столько стремится ощутить то, что психотерапевт напоминает ему отца или мать (или кого-то еще из раннего периода своей жизни), сколько его мысль, связанная с психо­терапевтом, действует на основе несомненного положе­ния, что последний и есть его отец или мать». Правда, Сирлс здесь же уточняет (то же высказывает и Розснфельд), что «одна из главных причин нашей недооценки роли переноса состоит в том, что может потребоваться очень много времени, чтобы перенос не только достаточно дифференцировался, но и достаточно интегрировался и стал предельно отчетливым, чтобы его можно было идентифицировать».

Так же, как Фрейд считал, что при лечении невротиков внутренние проблемы, являющиеся причи­ной невроза, концентрируются в аналитическом про­цессе в виде «трансферентного невроза» < 1914в, 1920), Розенфельд и Сирлс полагают, что можно разглядеть еще и параллельный «трансферентный психоз». Сирлс (1963) выделяет четыре разновидности трансферентного психоза:

1) перенос имеет место в ситуации, в которой психотерапевт не ощущает никакой связи с пациентом;

2) ситуация, в которой между пациентом и анали­тиком установилась достаточно четкая связь, и анали­тик уже не чувствует себя свободным от пациента, но эта связь является глубоко амбивалентной;

3) случаи, в которых психоз являет попытку с! помощью переноса дополнить личность аналитика или способствовать становлению «терапевта-родителя» как отдельной целостной личности;

4) ситуации, в которых страдающий глубоким хро­ническим расстройством пациент пытается заставить психоаналитика думать за него, избегая в то же время установления близких с ним отношений.

 

Здесь Сирлс подчеркивает, что контрпереносное восприятие со стороны врача должно явиться основным фактором для определения типа психоза (см. главу 6). Он связывает каждый из типов «трансферентного психоза» с определенными разрушающими моделями (стереотипами) семейных отношений (часто искажен­ными в сознании больного и неверно им истолкован­ными). В данном случае, Сирлс оказывается в одном лагере со сторонниками «семейного» происхождения шизофрении (Уинн и Зингер, 1963; Бейтсон и др., 1956; Лидз и др., 1965; Мишлер и Вакслер, 1966). Розснфельд утверждал, что воспроизводимое в лечебной ситуации — это, в действительности, не ситуация «родитель-ребенок», а лишь версия такой ситуации, искаженная детской фантазией.

По нашему мнению, нет достаточных оснований считать, что содержание переноса у больных психозом является характерным или специфическим. Данные свидетельствуют о том, что психотик может осуществ­лять связи с людьми (хотя и весьма своеобразно); равным образом есть основания считать, что какие-то аспекты детских отношений, будь эти отношения действительными или воображаемыми, оказывают вли­яние на содержание переноса. Нет и причины ставить под сомнение имеющиеся наблюдения о том, что отношения больного психозом со своим психотерапевтом могут оказаться весьма напряженными. В этом контек­сте понятие «трансферентного психоза» может оказаться весьма полезным.[14] Что действительно кажется отличи­тельной чертой в переносе больных психозом — это форма, которую перенос у таких больных принимает, форма, которая тесно связана с ментальным психоти­ческим состоянием пациента. Содержащееся в переносе желание, которому больной неврозом способен оказы-

 

вать сопротивление или позволить проявиться в завув алированной форме, у больного психозом может найти выражение в форме ложного обманчивого убеждения С точки зрения психоанализа, эти различим могу объясняться нарушенным функционированием контро­лирующего и организующего компонента психики (это) в частности, тех функций, которые связаны с разгра ничением «реального» и «воображаемого». Говоря про ще, все, что было сказано относительно формы перенос.? при психозе, может быть отнесено и к общим чертам психоза. Если какие-то стороны личности у больных шизофренией остались относительно неповрежденными можно ожидать, что соответствующие им аспекты его поведения и отношения к окружающему могут оказатьс вполне нормальными. Очевидно, именно с этим связана способность некоторых больных психозом устанавливать в какой-то мере лечебный альянс с психотерапевтом Эта способность может существовать только по отно шению к некоторым формам лечения, и от ее оценки обязательно должен зависеть выбор терапевтического метода.

В данной главе мы до сих пор рассматривали понятия психотического переноса и трансферентного психоза как форм, обнаруживаемых у пациентов, страдающих психозом. Следует отмстить, что в лите­ратуре можно столкнуться и с совершенно иным использованием термина «трансферентный психоз». В 1912 году Ферснци описал временные психотические или близкие к психотическому симптомы, возникавшие во время аналитических сеансов у пациентов, которые во всем остальном симптомов психоза не проявляли. Эти симптомы включали в некоторых случаях настоя­щие галлюцинации, наступавшие во время сеансов. 3 1957 году Рейдер опубликовал статью по трансферсн-тному психозу, в которой описал появление психоти­ческих и галлюцинаторных черт в переносе пациентом, не страдающих психозом. По данной теме имеется прекрасно сделанный Уоллер-Стайном (1967) обзор литературы. Как и Райдер, Уоллер-Стайн ограничивает? употребление этого термина только «пациентами, пол­ностью попадающими под категорию больных неврозом по особенностям характера и подходящими для клас-

 

сического лечении психоанализом, у которых, однако, наблюдалась в переносе дезорганизующая реакция психотической интенсивности». Чаще всего описываются такие симптомы, как делюзивная гипохондрия (Аткинс, 1967), делюзивные фантазии (Уоллерстайн, 1967) и параноидные делюзивные состояния (Ромм, 1957). Хотя появление этих психотических симптомов возможно объяснить вызывающими регрессию качествами анали­тической ситуации, они, тем не менее, встречаются лишь у некоторых пациентов. Здесь может оказаться полезным понятие временной психотической ментальной «позы» (Хилл, 1968; Сандлср и Иоффе, 1970). Под «позой» в данном случае имеется в виду особая организация или объединение функций эго и механиз­мов защиты, которые могут возникать в психике больного, чтобы помочь ему справиться с опасной или болезненной ситуацией. Обычно такое событие носит регрессивный характер, то есть является возвратом к более раннему способу функционирования. С исчезно­вением болезненного состояния или угрозы для паци­ента, последний может оказаться в состоянии восста­новить «лозу», характерную для более (взрослого человека.

Литтл (1958) и Хэммстт (1961) используют термин «делюзииный перенос», чтобы описать ситуацию, в которой в отношениях между психотерапевтом и больным развиваются серьезные аномалии. Они счита­ют, что наблюдаемое ими явление есть искаженное, но, тем не менее, достаточно отчетливое повторение некоторых аспектов очень ранних отношений матери и ребенка. Проблемы, связанные с выдвинутым рядом авторов предположением о том, что существует связь между психопатическими моделями < стереотипами) по­ведения, возникающими в ходе психоанализа, и фазами «детского психоза», уже упоминались ранее; они обсуждаются в работе Фроша (3967).

Ряд аналитиков, в том числе Винникотт (1954; 1955), Хан (i960) и Литл (1960а, 1966), рекомендует, в ряде случаев, не препятствовать развитию у паци­ентов нарушающего инфантильно зависимого поведения и появлению связанного с ним чувства напряженности. Они утверждают, (ь том числе и Балинт, 1958), что

 

только в таких состояниях возможно облегчить и исправить стресс, пережитый больным в связи с отсутствием материнской заботы. Однако ценность этой современной версии так называемого «коррективного! эмоционального переживания» (Александер и Френг, 1946) не признается довольно многими психоаналити­ками.

ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ «ОСОБЫХ» ФОРМ ПЕРЕНОСА.

Повторение прошлого, по-видимому, является общей] чертой всех определений переноса, но очевидно, что] формы, в которых это прошлое воспроизводится, могут] являть значительное разнообразие. При «обычных» ] переносах больные, страдающие неврозом, и «нормаль-1 ные» пациенты- сохраняют способность сопоставлять J иллюзию переноса с реальностью и в состоянии, до 1 некоторой степени, смотреть на себя со стороны, как! на другого человека. Пациент нормально воспринимает j интерпретации психотерапевта, который трактует его! отношение к себе, как отношение к собственному отцу, I он может приложить свои мыслительные способности и1 умение наблюдать над собой к тому, что происходит. I В таких случаях пациент владеет и пользуется j качествами, которые способствуют формированию ус- | лсшного лечебного альянса (глава 3).

При особых формах переноса, описанных в этой I главе, пациент либо не обладает, либо не использует! эту способность к самокритике и самонаблюдению, и | интересно отметить, что исследователи как эротических, I так и психотических форм переноса отмечают исчез- 1 новение из переноса всякого намека на «как будто бы». I То, что, по нашему мнению, отличает такие типы I переноса от более обычных, — это отношение I пациента к своему собственному поведению. То же I самое содержание переноса может проявиться при ] анализе поведения невротика, который способен реали- 1 зовать его косвенным путем (например, через сновиде- I ни я), в то время, как пациент, страдающий психозом | {даже если проявление этого заболевания имеет место

 

только во время психоаналитического сеанса) реализует его более непосредственно, часто в форме дслюзивного убеждения. Различия * здесь связаны, по-видимому, с формальными аспектами текущего психического состо­яния пациента.

Утверждение о том, что пациент с той или иной формой эротического или психотического переноса, рассматривает психоаналитика как своего реального родителя и относится к нему соответствующим образом, может быть строго верным только в случаях, если данный пациент придерживается бредового убеждения, что аналитик действительно был его родителем. Подо­бные случаи встречаются чрезвычайно редко, но если они действительно имеют место, то пациент при этом совершенно утрачивает понятие о профессиональной роли, в которой выступает психотерапевт, и не в состоянии поддерживать нормальное «расстояние» в отношениях с врачом, дабы проникнуть в сущность происходящего. Далее следует отметить, что содержание переноса, какова бы ни была его форма, не должно рассматриваться как простое повторение прошлого. Так, пациент, реализующий гомосексуальный перенос по отношению к психотерапевту, в случае невротического характера своего заболевания может реагировать на эту ситуацию чувством страха и попыткой сопротивления, в то время, как больной, страдающий психозом, будет, скорее, реагировать появлением признаков мании пре­следования. В обоих случаях, его реакцию следует рассматривать как защиту от одних и тех же импульсов и желаний, которые он считает для себя неприемле­мыми.

Интересен вывод о том, что различие трансферент-ного содержания, описанное рядом авторов-аналитиков, по отношению к шизофрении (например Розенфельд, 1965а) чрезвычайно похоже на то, что обнаруживается У больных психозами с не вызывающей сомнения органической этиологией. Это подтверждает предполо­жение о том, что поведение больных психозом, в том числе проявления переноса, описанные в данной главе, не является следствием необходимости воспроизводить неадекватно разрешавшиеся состояния психоза, пережи­тые в детстве. Нам кажется, что имеется достаточно

 

оснований считать, что специфические черты пр| различных видах переноса связаны с тем, какнв образом бессознательные мысли, импульсы и желаний — возможно, частично и возникшие в детстве переходят в сознание и каким образом они воспринй^ маются, отвергаются, воздействуют или видоизменяют] ся. Отсюда видится возможным то, что специфические дефекты, ведущие к психозу и психотическим перенЫ сам, лежат в таких областях, как контроль, организа­ция, синтез, анализ и перцептивные функции личж Тйкой взгляд позволяет объяснить, почему психот ские переносы могут возникать у некоторых пацис с органическими заболеваниями мозга.

Здесь важно отметить, что имеют место семейные] конфликты, способные спровоцировать срыв у больных, ] потенциально склонных к шизофрении. Не елгдус? забывать и о явлении «двойной связи» (Бейтсои и др, £ 956), имеющем место, когда пациент может пытаться воссоздать эту связь по отношению к психотера-^чту в ситуации переноса. Правда, подобные веды отношений наблюдаются и в семьях, ни один из членов которых не страдает шизофренией.

В предыдущей главе мы высказывали предположение о том, что понятие переноса может быть расширен н выведено за пределы классической психоаналитической ситуации и что, с клинической точки зрения, был * бы полезно разграничить элементы перенос;! и не-переноса во всех видах отношений между врачом и пациентом. Точно так же различные особые формы переноса, обсуждаемые в данной главе, могут наблюдаться и в ситуациях, не связанных с психоанализом, и просле­живаться во всем многообразки человеческих связей. По-видимому, существует достаточное количество кли­нических наблюдений, чтобы сделать вывод о том, что эротизация элементов переноса происходит и вне психоаналитической ситуации; что больные, страдаю­щие психозом, могут проявлять психотические и делюзивные черты в своих отношениях с окружающими и что у некоторых индивидов могут возникать шла высвобождаться временные психотические реакции.

 

ГЛАВА 6. КОНТРПЕРЕНОС

 

В трех предыдущих главах мы обсуждали термины «лечебный альянс» и «перенос», часто используемые при описании отношений между пациентом и психоа­налитиком. Оба эти понятия возникли в практике лечения психоанализом, и уже рассматривалась воз­можность их употребления вне психоаналитического процесса. И лечебный альянс, и перенос связаны с процессами, происходящими в психике пациента, вы­деляя при этом одну из сторон отношений между больным и аналитиком. Даже понятие «лечебный альянс», хотя номинально оно включает в себя две роли — пациента и психотерапевта, рассматривалось с позиции процесса, протекающего в психике пациента, и с точки зрения его отношения к врачу. В то же время отношение самого психотерапевта, его собствен­ные чувства и профессиональная позиция в значитель­ной степени игнорировались. Однако в последние годы все большее внимание в литературе по психоанализу уделяется отношению психоаналитика к пациенту. Аналогично термину «перенос», зачастую свободно используемому в качестве синонима отношения паци­ента к психоаналитику, понятие «контрперенос» в общем смысле может использоваться (как в психоана­литической ситуации, так и вне ее), чтобы описать собственные чувства психоаналитика и его отношение к пациенту и даже для того, чтобы обрисовать различные аспекты обычных, не связанных с лечением отношений (Кемпер, 1966). Современное использование термина сильно отличается от его первоначального Употребления, в результате чего и возникли разногласия по поводу точного значения. Цель данной главы состоит в том, чтобы рассмотреть происхождение и развитие понятия «контрперснос» в рамках психоанализа и

 

кратко обрисовать возможности его использования вне сферы психоаналитического лечения.

Впервые термин «контрперенос» был употреблен Фрейдом при обсуждении будущих перспектив психоа­нализа (Фрейд, 1910а). Касаясь работы психоаналитика, Фрейд писал: «Мы пришли к выводу о том, что в результате влияния пациента на бессознательное пси­хоаналитика возникает явление контрперсноса, и мы склонны считать что психоаналитик должен распознать этот контрперенос в себе, и преодолеть его... ни один психоаналитик не продвигается в своей работе дальше, чем ему позволяют собственные комплексы и внутрен­ние сопротивления...».

В том же году в письме к своему коллеге Ференци, с которым он работал как психоаналитик, Фрейд просил извинения за то, что не сумел преодолеть контрперснос, помешавший ему осуществить адекватный анализ (1910в).

Далее Фрейд развивает свою идею и заявляет, что психоаналитику следует как можно меньше посвящать пациента в подробности своей личной жизни. Он предупреждает, что психоаналитику не следует обсуж­дать с больным свой врачебный опыт и профессиональ­ные недостатки. «Врач не должен быть прозрачным как стекло для своего пациента; напротив, он должен, подобно зеркалу, показывать ему лишь то, что открылось самому врачу». Фрейд также указывает на опасность для психотерапевта впасть в искушение проектировать на «окружающих специфические качест­ва своей собственной личности» (1912в).

Точно так же, как в переносе с самого начала Фрейд усматривал препятствие к потоку свободных ассоциаций пациента, в контрпереносе он постоянно видел преграду к свободе понимания пациента психо­аналитиком. В этом контексте Фрейд рассматривал сознание аналитика как «инструмент» (1913в), эффек­тивному функционированию которого препятствует контрперснос. Фрейд не сделал шага к рассмотрению контрпереноса < что он проделал в отношении переноса) как полезного средства в психоаналитической работе. Для Фрейда — и это следует подчеркнуть — сам факт, что психоаналитик развивает какие-то чувства

по отношению к пациенту, что в его психике могут возникать конфликты, вызываемые общением с боль­ными, еще не составлял явления контрпереноса. Он призывал аналитика не к тому, чтобы превратиться в «зеркало», а скорее к тому, чтобы стремиться дейст­вовать в аналитической ситуации подобно зеркалу, отражая (через свои интерпретации) значение инфор­мации, получаемой от пациента, включая и искажения действительности, наблюдаемые в его переносах. Контр­перснос рассматривался как своего рода «сопротивле­ние» аналитика по отношению к своему пациенту, сопротивление, вызываемое появлением бессознатель­ных конфликтов, провоцируемых тем, что пациент говорит, делает или представляет аналитику. Подверг­нув анализу собственное состояние, последний может осознать существование в себе таких конфликтов, и, при их наличии, аналитик должен сделать все возмож­ное, чтобы распознать их природу и устранить небла­гоприятные последствия. По мнению Фрейда, эти конфликты сами по себе контрпереносом не являются, но могут способствовать его возникновению.

Фрейд неоднократно говорил об ограничениях, на­лагаемых на аналитическую работу психологическими слепыми пятнами (blind spots) аналитика (1912в, 1915а, 1931, 1937а). Первоначально (1910а) он был сторонни­ком постоянного самоанализа для аналитика, но вскоре пришел к мысли, что это весьма сложно из-за собственного сопротивления самопониманию, и стал рекомендовать психоанализ для самого аналитика. Обоснованность «тренировочного анализа» аргументиро­валась необходимостью достичь инсайта (просветления) и преодолеть психологические недостатки, создаваемые неразрешенными бессознательными конфликтами (1912а). Позднее, считая, что и такой метод не является вполне адекватным, Фрейд предложил прохождение психоанализа аналитиком каждые пять лет.[15] (1937а).

 

Очевидно, Фрейд придавал понятию контрпереноса более широкое значение, чем перенос аналитика, ] направленный на своего пациента. Хотя справедливо, что пациент может начать представлять некую фигуру из прошлого аналитика, контрперенос может возникнуть просто вследствие неспособности аналитика должным образом справиться с теми аспектами коммуникаций и | поведения пациента, которые каким-то образом сопри­касаются с его собственными внутренними проблемами. Так, может случиться, что психоаналитику, не решив- ] шему проблем, связанных с собственной агрессивностью, придется успокаивать пациента, обнаружив у того агрессивные мысли или чувства по отношению к себе. Или, если аналитик сам подвержен бессознательным гомосексуальным устремлениям, он может оказаться не в состоянии проследить гомосексуальные склонности в той информации, которую пол у част от пациента: он может среагировать на гомосексуальный настрой или желание больного с недопустимым раздражением, может перевести разговор на другую тему и т.д. Приставка «контр» в термине «контрперенос» может, таким образом, означать реакцию аналитика, которая является как бы параллельной переносу у пациента, и в то же время представляя собой реакцию на него. Этимология данного понятия обсуждается в работе Гринсона (1967).

После Фрейда в литературе по психоанализу понятие «контрперснос» развивалось по нескольким направлени­ям. Некоторые исследователи утверждали, что термин должен использоваться в том же смысле, что и вначале, что его значение должно быть ограничено теми неразрешенными конфликтами и проблемами, которые возникают у психоаналитика во время его работы с пациентом и мешают эффективности этой работы (Стерн, 1924; Флайс, 1953). В частности, Флайс пишет: «Контрперснос всегда представляет собой сопротивление и всегда должен анализироваться». Уинникотт (I960) описывает контрперенос как «невротические признаки аналитика, которые портят его профессиональное отношение к пациенту и нарушают течение аналити- ] ческого процесса, определяемого пациентом». Другие,

 

хотя и придерживаются в той или иной степени первоначального значения, подчеркивают, что источник отрицательных последствий контрперсноса лежит в первую очередь в изначальном переносе психотерапевта по отношению к пациенту (Рейх, 1951; Гительсон, 1952; Хоффер, 1956; Тауэр, 1956). Например, Рейх замечает, что психоаналитик «может отнестись к пациенту с симпатией или без, и до тех пор, пока отношение к пациенту осознается, оно не имеет отношения к контрперсносу. Если же чувства делаются более интен­сивными, то можно с уверенностью утверждать, что бессознательные чувства психоаналитика, его собствен­ный перенос по отношению к пациенту, то есть в данном случае, контрперенос, начинает оказывать свое влияние на психоаналитический процесс... Контрпере­нос, таким образом, включает в себя результирующую понимания аналитической технологии и собственных бессознательных нужд и конфликтов. В такой ситуации пациент являет собой объект из прошлого, на который проектируются прошлые чувства и побуждения анали­тика... это и есть контрперснос в самом точном смысле» (1951).

К сожалению, взгляды тех авторов, которые рас­сматривают контрперенос как результат собственного переноса аналитика по отношению к пациенту, часто лишены ясности из-за того, что не указывают точно, в каком смысле они используют само понятие переноса (глава 4). Одни увязывают понятие контрпереноса с первоначальным понятием переноса в изложении Фрей­да, в то время как другие уравнивают его со всеми другими аспектами взаимоотношений психоаналитика и пациента (например Инглиш и Пирсон, 1937). В соответствии с последним М.Балинт в одной из своих ранних работ по переносу 0933) уравнивал контрпе­ренос и перенос психоаналитика по отношению к пациенту, но позже (М.Балинт, А.Балинт, 1939) расширил значение термина, в результате чего в нем оказалось абсолютно все, в чем может проявляться личность психоаналитика (включая даже расположение подушек на кушетке в его кабинете). В еще более поздней работе (1949) М.Балинт для описания общей картины отношения и поведения аналитика по отноше-

 

нию к пациенту использует понятие контрпсрсноса весьма двусмысленно. В отличие от Фрейда, для Балинта контрперенос стал термином, включающим в себя профессиональное отношение психоаналитика к пациенту.

12345Следующая ⇒

Поделиться: