НОВЫЕ РАЗНОВИДНОСТИ МЕМУАРОВ

Можно выделить появившиеся за последние два десятилетия по меньшей мере три разновидности литературы мемуарного характера.

К первой разновидности я бы отнес прозаические рассказы Варлама Шаламова. Я говорю " рассказы", но их трудно соотнести с каким-либо жанром. Эти вещи собраны в книгу Шаламова " Колымские рассказы".

О своих произведениях В. Шаламов писал: «Автор " КР" считает лагерь отрицательным опытом для человека — с первого до последнего часа...." КР" — это судьба мучеников, не бывших, не умевших и не ставших героями.

Потребность в такого рода документах чрезвычайно велика. Ведь в каждой семье, и в деревне и в городе, среди интеллигенции, рабочих и крестьян, были люди, или родственники, или знакомые, которые погибли в заключении. Это и есть тот русский читатель — да и не только русский, — который ждет от нас ответа.

Современная новая проза может быть создана только людьми, знающими свой материал в совершенстве, — для которых овладение материалом, его художественное преображение не является чисто литературной задачей — а долгом, нравственным императивом».

Надо добавить, что " художественное преображение" — это не Авторский домысел, вымысел, образное, собирательное воспроизведение. Нет, это нечто иное. Шаламов поясняет: «Новая проза отрицает принцип туризма. Писатель — не наблюдатель, не зритель, а участник драмы жизни... Выстраданное собственной кровью выходит на бумагу как документ души, преображенное и освещенное огнем таланта.

Писатель становится судьей времени, а не " подручным" чьим-то, и именно глубочайшее знание, победа

 

[170]

 

в самых глубинах живой жизни дает право и силу писать. Даже метод подсказывает...

Как и мемуаристы, писатели новой прозы не должны ставить себя выше всех, умнее всех, претендовать на роль судьи.

Напротив, писатель, автор, рассказчик должен быть ниже всех, меньше всех. Только здесь успех и доверие. Это и нравственное и художественное требование современной прозы.

Писатель должен помнить, что на свете — тысяча правд».

Я не буду комментировать весьма свежее, но и спорное, и даже противоречивое авторское кредо Шаламова, ибо мы надолго отвлеклись бы от темы лекции. Хотя надо заметить: что означает " писатель становится судьей времени" и в то же время он не должен " претендовать на роль судьи"? Вероятно, многим покажется парадоксальным, но лично мне более понятным, утверждение, имеющее для истории, я бы сказал, значение методологического порядка. Это утверждение о том, что " на свете — тысяча правд". Мне оно кажется справедливым: ведь каждый раз, при очередной политической конъюнктуре политики и историки извлекают из истории лишь нужное им и отбрасывают за ненадобностью неподходящее.

Значение произведений Шаламова выходит за рамки просто рассказа о прошлом. Как объясняет сам автор, " Колымские рассказы" — это попытка поставить и решить какие-то важные нравственные вопросы о времени, вопросы, которые просто не могут быть разрешены на другом материале.

Встреча человека и мира, борьба человека с государственной машиной. Это, наконец, раскрытие смысла человеческой надежды: ее иллюзорность и ее тяжесть. Поиски возможностей опереться на другие силы, нежели надежда.

Действительно, именно в постановке подобных вопросов и есть отличие новой прозы от бесстрастных, как правило (так сказать, уставных), мемуаров, в этом ее " художественное преображение".

Поэтому в своей " новой прозе" автор разрушает рубежи между формой и содержанием, создает " преображенный документ" [7].

Возможно, что к подобной прозе можно отнести и недетские рассказы о лагерной жизни детского писателя Льва Разгона[8]. О своих рассказах Разгон пишет: " Здесь нет придуманных сюжетов, эпизодов, фамилий. Историческая память складывается из памяти каждого отдельного человека. В этом смысле рассказы мои — малая толика исторической памяти народа" [9].

Может быть, с точки зрения литературоведческой данная мной квалификация и классификация лагерной литературы не совсем корректна, но для историка она, думается, приемлема.

Ко второй разновидности новой формы воспоминаний я бы отнес мемуары в форме интервью или, условно говоря, исторические интервью. Если быть более точным, форма эта не так уж и нова: подобные интервью записывались и лет 15-20 тому назад и лишь недавно были обнародованы. Например, записи бесед с В.М. Молотовым, Н.Г. Кузнецовым[10]. Эти интервью прежде всего характерны тем, что в них идет разговор об исторических событиях.

Надо полагать, что подобные материалы будут появляться и впредь. Так, у историка Г.А. Куманева, предоставившего материал о Кузнецове, имеется более 80 подобных интервью с военачальниками и государственными деятелями.

Если интервью с Молотовым имеет существенную особенность, запись беседы по памяти, то интервью

Кузнецовым и другие похожие интервью — магни-

 

[172]

 

тофонная запись, в точности передающая слова собеседника.

Сейчас интервью стали разнообразнее. От коротких, скоростных диалогов, которые можно было бы назвать блиц-интервью, до интервью, в которых вопросы задаются заранее и отвечающий имеет время как следует подумать над ответами. А полученные ответы не всегда устраивают редакции. В результате редакция и интервьюируемый торгуются, борются, а интервью как таковое превращается в форму организации газетного материала, где вопросы корреспондента, в сущности, играют роль подзаголовков к заранее подготовленной статье. В этом плане особенно характерны исторические рубрики " правдинских пятниц", практиковавшихся в конце 80-х годов. (Здесь материал, собственно, смыкается с материалом лекции о периодической печати, где интервью также уделено внимание.)

Интерес к истории, проявившийся в последние годы, ликвидация запретных тем, раскованность людей — все это способствовало появлению небольших по объему воспоминаний-миниатюр, посвященных одному, но важному эпизоду из жизни страны или из биографии известного полководца или государственного деятеля. И это обстоятельство я отметил бы как еще одну, третью особенность современных мемуаров.

По форме это небольшие журнальные или газетные публикации. В качестве примера я назвал бы чрезвычайно любопытный документ — воспоминание полковника в отставке А. Скороходова о событиях лета-осени 1953 г., связанных с арестом Берии[11]. О новых эпизодах из жизни маршала Г.К. Жукова повествовал в коротких воспоминаниях-реплике Дм. Коробов[12]. Таких публикаций в последние годы было много, и количество примеров можно без труда умножить.

 

[173]

 

ДНЕВНИКИ

 

К мемуарам близко примыкают дневники. Они отличаются от мемуаров тем, что записи в них фиксируются сразу же после того или иного события. Дневники можно подразделить на две категории. Первая — это дневниковые записи, просто констатирующие очередность событий, отношение автора к ним. Такие записи порой могут быть торопливыми, автор не заботится в них о форме изложения. Можно сказать, их " девизом" служит принцип: лишь бы не забыть, лишь бы успеть зафиксировать впечатления о прожитом дне.

Вторая категория записей — это своеобразная форма художественного творчества. Для таких записей характерна тщательная проработка текста. Речь, разумеется, идет не о художественных изысках, а об особо высокой форме поэтического осмысления реальности творческой личностью и правдивом, метком, выразительном воспроизведении своего восприятия мира.

Образцом таких записей являются дневники М.М. Пришвина. О своих записях в 1940 г. он писал: " Я долго учился записывать за собой прямо на ходу и потом записанное переносить в дневники. Все написанное можно потом складывать, но только в последние годы эти записи приобрели форму настолько отчетливую, что я рискую с ней выступить".

Дневники Пришвина охватывают полстолетия — с 1905 по 1954 г. В разные годы дневники публиковались женой писателя В.Д. Пришвиной в различных изданиях начиная с 1956 г. Публиковались они и после кончины вдовы писателя. И при этом производился пусть добросовестный, но все же отбор материала, ибо объем дневников настолько велик, что составил бы не одну книгу. (Все тексты хранятся в РГАЛИ.) Это обстоятельство порождало возможность настолько произвольного выбора текстов, что искажались писательская сущность и гражданская позиция Пришвина.

 

[174]

 

В 1990 г. в издательстве ЦК КПСС " Правда" вышли в свет дневники М.М. Пришвина[13]. Годом же ранее записи за 1930 г. были опубликованы в журнале " Октябрь" [14]. Их сравнение показывает, что правдинская публикация вышла с серьезными купюрами.

Вот, например, что записал Пришвин в 1930 г. и что показалось правдинским редакторам " не существенным": «Вчера нащупалось: с самых разных противоположных сторон жизни поступают свидетельства о том, что в сердце предприятия советского находится авантюрист и главное зло от него в том, что " цель оправдывает средства", а человека забывают». Или еще: «...узкий путь " генеральной линии" — единственный, по которому революция может двигаться вперед: это путь личной диктатуры и войны. Можно думать, что личная диктатура должна завершить революцию неизбежно, потому что как из множества партий у нас после падения царизма в конце концов взяла верх одна и уничтожила все другие — так точно и внутри партии происходит отбор личностей, исключающий одного, другого до тех пор, пока не останется личность одна». Есть и другие интересные места, которые безжалостно выкинуты " Правдой" [15].

Уже нет никакой цензуры, но, видимо, бессмертна идея партийности литературы, согласно которой всегда должна быть инстанция, говоря словами самого Пришвина, " умнее писателя, направляющая его полет в желательную сторону".

Дневники Пришвина не вписывались в созданный образ " певца природы", далекого от политики. Смелые мысли Пришвина пугали партийных церберов даже 60 лет спустя!

Дневники Пришвина и даже их сегодняшняя судьба свидетельствуют о том, в какое страшное время мы жили и продолжаем жить.

 

[175]

 

Важно особо отметить мужество писателя. Дело в том, что многие известные люди, работая над своими дневниками или мемуарами, втайне или открыто надеются, что их " личный поверенный тайн" будет рано или поздно, хотя бы и после смерти автора, все же опубликован. А это обстоятельство накладывает вполне определенный отпечаток. Авторы хотят выйти в свет не в " халате", а " при полном мундире" с надлежащей косметикой, чтобы как можно пристойнее выглядеть перед будущим читателем. Пришвин же и вовсе не скрывал своей заинтересованности в публикации дневников. И тем не менее не предпринимал усилий для ретуширования явно " непроходимых" страниц, ибо правда и только правда руководила им. И он надеялся, что настанут времена, когда написанное им станет достоянием общества.

Записи, подобные пришвинским, в те годы делать было небезопасно. Бумаге не доверяли. Боялись.

На сей счет весьма примечательны слова Лидии Чуковской из ее предисловия к своим " Запискам об Анне Ахматовой". Она писала: «Мои записи эпохи террора примечательны, между прочим, тем, что в них воспроизводятся полностью одни только сны. Реальность моему описанию не поддавалась; больше того — в дневнике я и не делала попыток ее описывать. Дневником ее было не взять, да и мыслимо ли было в ту пору вести настоящий дневник? Содержание наших тогдашних разговоров, шепотов, догадок, умолчаний в этих записях аккуратно отсутствует... Реальная жизнь, моя ежедневность, в записях опущена, или почти опущена; так, мерцает кое-где, еле-еле. Главное содержание моих разговоров со старыми друзьями и с Анной Андреевной опущено тоже... Записывать наши разговоры? Не значит ли это рисковать ее жизнью? Не писать о ней ничего? Это тоже было бы преступно. В смятении я писала то откровеннее, то скрытнее, хранила свои записи то дома, то у друзей, где мне казалось надежнее. Но неизменно, воспроизводя со всей возможной точностью наши беседы, опускала или затемняла главное их содержание: мои хлопоты о Мите,

 

[176]

 

ее — о Леве; новости с этих двух фронтов; известия " о тех, кто в ночь погиб".

Литературные разговоры в моем дневнике незаконно вылезали на первый план: в действительности имена Ежова, Сталина, Вышинского, такие слова, как умер, расстрелян, выслан, очередь, обыск и пр., встречались в наших беседах не менее часто, чем рассуждения о книгах и картинах. Но имена великих деятелей застенка я старательно опускала, а рассказы Анны Андреевны о Розанове, или Модильяни, или даже всего лишь о Ларисе Рейснер, или Зинаиде Гиппиус — записывала»[16].

Мало сохранилось записей военных лет. В армии во время войны вообще запрещалось делать какие-либо записи.

Но главное — над всеми довлел страх. Правда, имеется уникальный случай, когда автор не опасался своих записей, а, напротив, уповал на них. Так, драматург А.Н. Афиногенов в ожидании ареста вел лихорадочные дневниковые записи, надеясь ими убедить следователей и судей в своей невиновности[17]. Однако случай этот — не исключение из правила, а его подтверждение: ведь на поверку выходит, что двигал-то человеком все тот же панический страх.

Страх на грани помешательства.

И все же смельчаки находились. Они не думали о последствиях своих поступков. Вспомним записи М.М. Пришвина. А вот дневниковые записи писателя и дипломата Александра Аросева (отца известной актрисы Театра сатиры), которые он вел в 1932-1936 гг. Там есть удивительные места. Читаем запись от 16 августа 1936 г.: " На моих глазах история сделала большие зигзаги. Люди по своим настроениям и мыслям (многие) оказались в тылу у своих собственных мыслей и настроений. Революционеры стали реакционерами. Меня иногда бросает в жар от желания дать

 

[177]

 

картину такого падения, и в мыслях получается захватывающая картина... Но на бумагу, на бумагу — трудно изложить" [18].

И такие свидетельства прошлого, наверное, не единичны. Их надо искать.

Дневники имеются в архивах. Так, только беглый просмотр описания личных фондов даже такого архива как РГАЭ, позволил обнаружить дневниковые записи русских ученых, инженеров и др.[19]

Есть дневники и в музейных фондах, семейных архивах. Недавно в личном архиве крестьянина В.В. Кузнецова из села Гореловка Богдановского района Грузинской ССР (село духоборов) был обнаружен дневник крестьянина П.Н. Чивильдеева. Лаконичные записи воссоздают жуткую картину времен коллективизации. Читаем отрывок за 1931 г.: " В этом году было у нас взято несколько семей, раскулачены. В конце мая ночью приехали солдаты, атаковали село ночью совместно с нашими партийными и выгоняли из домов стариков и больных, не было пощады никому..." Запись за 1933 г.: "...В Росии много помирало с голода, так что негде было взять хлеба. Ели собак, лошадей, кошек, лягушек — одним словом, всякую тварь, а наши духоборы, которые были в ссылке в Туркестане... половина почти померла с голоду, ели разную чепуху..." [20].

Может быть, где-нибудь лежат подобные скорбные записи. Надо искать.

Недавно в Тотемском краеведческом музее (Вологодская обл.) найдены уникальные тетради — дневники крестьянина Тотемского уезда А.А. Замараева за 1906 - 1922 гг. Насколько мне известно, это всего лишь второй случай обнаружения подобных документов. Подневные записи о семейной и деревенской жизни, кресть-

 

[178]

 

янском труде — уникальный источник, как никакой иной, дающий представление о характере крестьянской работы, последовательности производственных операций, раскрывающий, так сказать, технологию труда.

Здесь же мы находим регулярные сообщения о ценах на продукты и городские товары, описания событий, происходивших в стране и мире, а точнее, интерпретацию Замараевым этих событий.

Вот, например, запись от 8 марта 1917 г., сделанная по поводу свержения самодержавия: " Романов и его семья низложены, находятся все под арестом и получают все продукты наравне с другими по карточкам. Действительно, оне нисколько не заботились о благе своего народа, и терпение народа лопнуло. Оне довели свое государство до голоду и темноты. Что делалось у них во дворце. Это ужас и срам! Управлял государством не Николай II, а пьяница Распутин..."

Вот, выражаясь высоким штилем, глас простого человека. Его полезно бы знать многим, особенно сейчас, когда вновь ожила ностальгия по монархии.

Надобно заметить, что Замараев отнюдь не революционер и радикал. Он равным образом не принимает и власть большевиков (ныне дневник опубликован. См.: Дневник тотемского крестьянина А.А. Замараева. 1906-1922 годы. М, 1995).

Имеется еще одна группа дневниковых записей, о которых знали немногие. Их авторы — в основном те, кто своевременно умер или уехал из России. Ныне эти материалы публикуются и у нас. Это дневники русских писателей К.И. Чуковского, В.Г. Короленко, И.А. Бунина и др.[21]

Эти записи неожиданно открывают нам мрачные страницы тех дней. Неожиданно потому, что мы привыкли к одномерному, единообразному освещению событий революции. Они преподносились советской мемуаристикой и историческими работами в виде опи-

 

[179]

 

сания героизма, доблестных побед, пафоса и т. д. Негативные же явления квалифицировались как вымыслы враждебных элементов. Но достаточно почитать дневники, например, Гиппиус или Бунина, чтобы содрогнуться от ужаса и бессмыслицы происходившего.

И самое последнее о дневниках. Случай совершенно уникальный. Как известно, почти невозможно было вести записи в тюрьмах, лагерях... Амалия Семеновна Суси, урожденная Тигорен — учительница математики из небольшого поселка Тексово под Петербургом, финка по национальности, Испытала все. В 1954 г. вернулась в Ленинград, опять учительствовала, в 1972 г. 74-х лет от роду умерла. Незадолго перед смертью передала родственникам дневник — 28 мелкоисписанных полотен: разрезанные простыни, наволочки, спинки от платьев. В " переводе" на бумагу ситцевых страничек оказалось примерно 500 машинописных страниц. Как полагают, " писалось, очевидно не в лагере, но, безусловно, в глубокой тайне". (См. Огонек. 1989. № 15. С. 17).

К разновидности дневниковых записей следует отнести записи о каких-либо важных событиях, сделанных сразу же по их следам. Великолепны для характеристики наших " вождей" записи СМ. Эйзенштейна и Н.К. Черкасова об их беседе со Сталиным, Молотовым и Ждановым по поводу 2-й серии кинофильма " Иван Грозный", состоявшейся 25 февраля 1947 г.[22] Чего стоит одна запись, характеризующая Сталина и его политику, в данном случае как бы " опрокинутую в прошлое". Читаем: " Сталин: Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким, можно. Но нужно показать, почему нужно быть жестоким. Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он недорезал пять крупных феодальных семейств. Если бы он эти пять семейств уничтожил бы, то вообще не было бы мутного времени. А Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом не мешал. Нужно было быть еще решительнее".

 

[180]

 

Обратим внимание на то, с каким интересом относился Сталин к эпохе Ивана Грозного. Не сходной ли со своим временем ситуации он в ней искал?

Но каковы цинизм и жестокость Сталина! " Лучше перерезать, чем недорезать! " — так можно было бы сформулировать его девиз. Каким же агнцем выглядит грозный царь Иван Васильевич по сравнению с Иосифом I!

Примечательны записи литератора Д.А. Левоневского, сделанные сразу же после заседания в ЦК ВКП (б) 15 августа 1946 г., по поводу постановления ЦК о журналах " Звезда" и " Ленинград", принятого накануне[23]. Они из немногих документов, позволяющих воссоздать обстановку, в которой принималось то печально знаменитое постановление.

Прекрасные записи надиктовал кинорежиссер Михаил Ромм о своих встречах с Н.С. Хрущевым. Великолепны по меткости отдельные зарисовки[24]. Появление записей он объяснял так: " Иные пишут воспоминания от злости, другие же, наоборот, из чистой добросовестности. Я лично решил писать в результате инфаркта. Поверьте, это могучий стимул! Были ведь и у меня интересные и ни на что не похожие встречи... Потом появился портативный магнитофон, и я стал наговаривать свои рассказы... решил сделать нечто вроде устной книги рассказов" [25].

Здесь мы незаметно подошли к еще одному, условно говоря, жанру дневникового типа — это журналистские, и не только журналистские, записи в блокнотах, а точнее, записные книжки.

В принципе, они имеются у людей любой профессии. В них чего только нет: телефоны, адреса, заметки для памяти, афоризмы, умненькие мысли, наброски будущих статей, докладов, книг. Нас в первую очередь интересуют записи, сделанные на каких-либо

 

[181]

 

совещаниях, собраниях, особенно таких, содержание которых не стало достоянием широкой общественности Записных книжек более всего в семейных архивах и эти конспективные записи, часто с большими сокращениями слов, выражений, с условными обозначениями, ведомыми лишь самому хозяину книжки, по большей части остаются нерасшифрованными.

Иногда такие записи, собранные воедино, представляют собой оригинальный жанр художественной литературы, но литературы без авторского вымысла. Такова, например, книга Ю.К. Олеши " Ни дня без строчки" [26]. Имеются, так сказать, целенаправленные записи, посвященные какому-либо одному объекту наблюдения. Таковы, например, дневниковые записи Л. Чуковской об А. Ахматовой[27].

В заключение несколько слов о достоверности дневников. Трудно сказать, каков процент позднейшей правки в записях. В принципе это возможно: что-то со временем уточняется, что-то проясняется, что-то, оказывается, было записано неверно. Такие позднейшие исправления делаются прямо по тексту. Но встречается и нечто иное. Есть особая категория правки — чисто конъюнктурного порядка. Она и производится иначе. Так, известнейший советский писатель, ныне покойный, еще при жизни сдал на хранение в один из центральных государственных архивов свои дневники. Спустя какое-то время он, используя право фондообразователя, брал дневники из архива якобы для работы над очередным литературным произведением, перерабатывал их в духе времени и возвращал, в сущности, новые материалы. Естественно, изначальные записи уничтожались, а посему и характер исправлений определить невозможно. В результате этих манипуляций автор, конечно же, стал выглядеть более пристойно. А как поступают другие великие и не очень, которые не спешили и не спешат расстаться со своими

 

[182]

 

документами, но смеют надеяться, что их бумаги достойны государственного хранения и последующего изучения потомками? Этого никто не знает.

Ведь, в сущности, дневник можно не писать, а создавать как мифическое литературно-публицистическое произведение, " засвидетельствовавшее", как " показало" время, глубочайшую мудрость и прозорливость выдающегося, но очень скромного человека.

 

[188]

 

ЛИТЕРАТУРА

Советское общество в воспоминаниях и дневниках: Аннотированный библиографический указатель. М., 1987—1990. Т. 1—2.

Богомолов Н.А. Дневники в русской культуре начала XX века // Тыняновский сборник: Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990.

Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX в. М., 1991.

Чекунова А.Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII — XVIII вв. Опыт источниковедческого анализа. М., 1995.

 

* * *

 

Дынник В. Мемуарная литература // Литературная энциклопедия. М., 1934. Т. 7.

Черноморский М.Н. Мемуары как исторический источник. М., 1959.

Кардин В. Сегодня о вчерашнем: Мемуары и современность. М., 1961.

Деревнина П.И. О термине " мемуары" и классификации мемуарных источников // Вопросы архивоведения. 1963. № 4.

Курносов А.А. О мемуарах участников партизанского движения (1941 — 1945) // Источниковедение истории советского общества. М., 1964.

Жанровые и текстовые признаки мемуаров / Т. Александрова А. Рогинский, Г. Суперфин и др. // Тартуский государственный университет. Материалы 22-й научной студенческой конференции. Тарту, 1967.Т. 1.

Голубцов B.C. Мемуары как источник по истории советского общества. М., 1970.

Урбан А. Художественная автобиография и документ // Звезда. Л., 1971. № 2-3.

Публикация мемуарных источников: Методич. пособие. М., 1972.

Бушканец Е.Г. Мемуарные источники: Учебн. пособие к спецкурсу. Казань, 1975.

Минц С.С. Об особенностях эволюции источников мемуарного типа: К постановке проблемы // История СССР. 1979. № 6.

Минц С.С. Об одном из способов изучения сознания по материалам мемуарных источников // Комплексные методы в изучении исторических источников. М., 1987.

Дмитриев С.С. Мемуаристика как феномен культуры // История СССР. 1981. № 6.

Шайтанов И. О. Как было и как вспоминалось: Современная автобиографическая и мемуарная проза. М., 1981.

Знанецкий Ф. Мемуары как объект исследования // Социологические исследования. М., 1989. № 1.

Павлова Н.И. Образ детства — образ времени: О современной автобиографической прозе. 1990.

 

Опубл.: В.В.Кабанов. Источниковедение советского общества. Курс лекций. М., 1997.

 

Материал размещен 25.02.2007 г.

[1] Влади М. " Раньше об этом только шушукались": Интервью // Крокодил. 1989. № 20. С. 4.

[2] Куманев Г.А. Встречи // Совершенно секретно. 1991. № 11.

[3] Воспоминания генерала барона П.Н. Врангеля. М., 1992. Т. 2. С. 435-460.

[4] Бок М.П. П.А. Столыпин: Воспоминания о моем отце. М., 1992. С. 221-315.

[5] Ирвинг Дж. Как мы спасали Хрюшу Снида // Арена. 1991. 4 сент.

[6] В таком подходе принципиальное отличие данного курса от характеристики мемуаров по тематическому принципу, данному в учебных пособиях М.Н. Черноморского.

[7] Шаламов B. T. Проза, стихи // Новый мир. 1988. № 6. С. 106-107.

[8] Разгон Л.Э. Жена президента // Огонек. 1988. № 13. С. 28-29; Он же. Непридуманное // Юность. 1988. № 5. С. 5-40.

[9] Юность. 1988. № 5. С. 5.

[10] Идашкин Ю.В. Знакомый по портретам: Давнее интервью с В.М. Молотовым // Литературная Россия. 1988. 22 июля; " Победа обошлась нам очень дорого…». Интервью с адмиралом флота Советского Союза Н.Г. Кузнецовым публикуется 15 лет спустя // Советская Россия, 1988. 29 июля.

[11] Скороходов А. Как нас " готовили на войну" с Берией // Литературная газета. М., 1988. 27 июля.

[12] Коробов Д. В штабе у Жукова // Неделя. 1985. № 37.

[13] Пришвин М.М. Дневники. М., 1990.

[14] Пришвин М. Дневники 1930 г. // Октябрь. 1989. № 7.

[15] Подробнее см.: Павлов В. Старая сказка: Как отредактировали Михаила Пришвина // Книжное обозрение. 1991. № 9. С. 2.

[16] Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. М., 1989. Кн. I. 1938-1941. С. 6-7.

[17] См.: Кардин В. Мифология особого значения. // М., Знамя. 19°" -№ 3. С. 212.

[18] До жестокости откровенны: Дневниковые записи Александра Ароcева // Советская Россия. 1988. 5 авг.

[19] См.: Центральный государственный архив народного хозяйства СССР; Фонды личного происхождения. Путеводитель. М., 1987.

[20] Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. М., 1989. С. 489-490.

[21] Гиппиус З.Н. Петербургские дневники // Гиппиус З.Н. Живые лица-Стихи. Дневники. Тбилиси, 1991. Кн. 1; Бунин И.А. Окаянные дни. М., 1990; Чуковский К.И. Дневник (1901-1929). М., 1991; Дневник (1930-1969). М., 1994 и др.

[22] Cталин, Молотов и Жданов о 2-й серии фильма " Иван Грозный": запись Сергея Эйзенштейна и Николая Черкасова // Московские новости. 1988. 7 авг.

[23] Душное лето 46-го: Как принималось постановление о журналах " Звезда" и " Ленинград" // Литературная газета. 1988. 20 мая.

[24] Ромм М.И. Четыре встречи с Н.С. Хрущевым // Огонек. 1988. № 28-С. 6-8, 25.

[25] Там же. С. 7. Полностью записки Ромма опубликованы в книге Ромм М.И. Устные рассказы. М., 1989.

[26] Олеша Ю. Ни дня без строчки: Из записных книжек. М., 1965. См. также Шварц Е. Телефонная книжка. М., 1997.

[27] Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. М., 1989. Кн. I. 1938-1941.

 

(1 печатных листов в этом тексте

VI. Делопроизводственная документация государственных учреждений и общественных организаций

 

[239]

 

Делопроизводственные документы составляют наиболее обширную группу источников. Управление есть не что иное, как процесс передачи, оценки, преобразования информации и осуществляется в значительной мере в форме бумажного документооборота. Документы свидетельствуют и удостоверяют факты, события, права, обязательства, компетенцию, полномочия, подтверждают и доказывают их. Значение документов как исторических источников определяется в зависимости от их роли в общественном развитии и от научно-исторической ценности заключенных в них сведений.

В советское время делопроизводственные документы значительно увеличиваются в количественном отношении и неизмеримо возрастает их роль в отражении всех аспектов жизнедеятельности общества. Решающее значение в характере этих процессов сыграли особенности становления и развития государственности, формирования нового государственного аппарата на принципах соединения законодательной и исполнительной функций, жесткой централизации, привлечение к управлению широких масс населения, не искушенных в управленческой работе (согласно ленинскому принципу, чтобы " каждая кухарка умела управлять государством" ).

Провозглашенный новый тип государства — государство диктатуры пролетариата — довольно быстро трансформируется в государство диктатуры одной партии, а с 20-х годов — аппарата партии, который берет в свои руки не только решение идеологических и политических проблем, но и функции государства. Сращивание партийно-государственных структур, в свою очередь, превращает партию из политической организации единомышленников в бюрократическую государственную структуру со строгой иерархией партийных чиновников. Им подчиняются профессиональные, общественные и творческие организации.

И хотя в советском источниковедении установилась традиция рассматривать документы КПСС как самостоятельный вид источников, фактически эти докумен-

 

[240]

 

ты не содержат особых видовых признаков, характерных только для партийных документов. Документы КПСС, как и документы политических, профессиональных, общественных организаций, по своим источниковым характеристикам вполне вписываются в рамки делопроизводственных источников как вида (разумеется, речь не идет о таких видах, как программы, уставы и некоторые другие, о чем говорилось в специальной лекции о партийных источниках). Стало быть, к ним применимы аналогичные приемы источниковедческой критики.

Если в практике непосредственного управления надобность в определенных группах документов постепенно отпадает, их функция как исторических источников остается постоянной.

Комплексы взаимосвязанных документов составляют системы документации. В системах документации находят отражение уже не отдельные факты, а последовательность фактов в их многочисленных связях во времени и пространстве.

Делопроизводственная документация советского общества возникла не на пустом месте. Формуляры большинства документов без изменений вошли в практику послереволюционного периода. Изменились приоритеты среди разновидностей, социальная окраска и направленность, характер информации, заключенный в традиционных формулярах.

Попробуем привести примерную классификацию делопроизводственной документации:

1. Организационная документация определяет порядок какой-либо деятельности, структуру, компетенцию, задачи, формы и методы исполнения и пр. Это — положения, уставы, правила, статуты, обязательства, договоры, контракты, трудовые соглашения.

2. Распорядительная документация служит для реализации управленческой деятельности. Это продолжение документации организационной. Сюда можно отнести решения, резолюции, приказы, инструкции, циркуляры, распоряжения, поручения, предписания, наказы и пр.

 

[241]

 

3. Особый вид организационно-распорядительной документации составляют протоколы и стенограммы заседаний коллегий, собраний, съездов, конференций и пр.

4. Текущая переписка предприятий и учреждений (письма, телеграммы, радиограммы, телефонограммы и пр.). Сюда же можно отнести и письма трудящихся в государственные и общественные органы.

5. Плановая документация.

6. Учетная документация.

7. Контрольная документация.

8. Отчеты, в том числе статистическая документация.

С начала 30-х годов, когда в основу получения статистических сведений был положен текущий учет, наблюдается взаимное проникновение делопроизводства и статистики. Необходимо учитывать, что в настоящее время статистические документы составляют не менее четверти всей делопроизводственной документации. Их удельный вес в отдельных группах документации неодинаков. Наибольшее значение они имеют в учетно-контрольной документации, где многие формы подготовлены для статистической обработки.

Довольно рано и интенсивно наш государственный аппарат стал обюрокрачиваться, захлебываясь от обилия бумаг. Уже 8 декабря 1918 г. Совнарком принял постановление, в котором предлагалось в корне пресечь " чрезмерно разросшуюся ведомственную переписку и тормозящую работу канцелярскую волокиту" в центре и на местах.

Однако ростки бюрократизма остановить было непросто. В своих последних работах В.И. Ленин неоднократно отмечал слабость государственного аппарата. Он сетовал, что советский аппарат " никуда не годится", " перенят нами целиком от прежней эпохи" и " дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны".

Из руководителей высшего уровня нового государства, включая народных комиссаров, мало кто имел квалифицированную профессию и тем более практику. Все они учились урывками. Систематическое об-

 

[242]

 

 

разование было редкостью. Они являлись профессиональными революционерами. Это осталось в прошлом. Главным становилось умение управлять государством, экономикой, компетентно решать вопросы социальные, культурные и прочие, большие и малые. А этому никто не учился. Правда, многие вскоре научились руководить. Но руководить еще не значит управлять. Отсутствие кадров специалистов явилось одной из причин рано возникшей традиции выдвиженчества некомпетентного руководства и интенсивной бюрократизации советского аппарата.

Тяжелым было положение на местах. Сказывалась малограмотность и низкая квалификация работников, особенно на волостном и уездном уровнях, их неспособность самостоятельно решать те или иные вопросы, в результате чего и губернские учреждения, и центральные были забиты бумагами, причем часто не подготовленными для рассмотрения.

Бюрократизм же — главное условие и предпосылка фальсификации документов. Причем фальсификации не злонамеренной, не корыстной, а вытекающей из внутренне присущих бюрократии свойств.

Для иллюстрации сказанного уместно привлечь наблюдения известного в 20-е годы краеведа А.М. Большакова. Он довольно пристально и плодотворно изучал Горецкую волость Кимрского уезда Тверской губернии. Одна его запись настолько интересна, что есть смысл привести ее целиком: «Я...вынес твердое убеждение, что многие так называемые официальные сведения, полученные с низов и на основании которых в центре вычерчивают красивые диаграммы, часто совсем не отражают настоящую жизнь, попросту говоря — не стоят выеденного яйца. Сошлюсь на один разговор, который за все эти годы, с некоторыми изменениями, неоднократно происходил между мной и кем-либо из советских служащих волости. Обычно жалуются:

- Уж очень много центр требует от нас разных сведений. Анкета за анкетой. То одни цифры, то другие.

 

[243]

 

- А вы и давайте их. Если государство станет строить свою политику на цифрах, это будет самая верная политика.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: