XI. Малоизвестные и редкоупотребляемые источники

 

[349]

ФОЛЬКЛОР

Фольклор — народное творчество. Но по странному недоразумению считается, что это, хотя и ценный материал, но лишь для изучения седой древности. А между тем фольклор остается и в наши дни яркой характеристикой культурно-исторической среды, ее духовного облика и бытового уклада.

Игнорирование же фольклора историками советского общества еще раз подтверждает ущербность нашей историографии, призванной в первую очередь изучать историю именно народа.

Жанры фольклора разнообразны: пословицы и поговорки, сказания и легенды, мифы, сказки, байки и побасенки, тосты, частушки и анекдоты и пр. Все жанры по-разному отражают вызвавшую их к жизни эпоху. В данной лекции мы ограничимся знакомством с частушками и анекдотами. Они наиболее прямо и непосредственно фиксируют действительность.

Частушка по популярности уступает разве что анекдоту.

Более 70 лет коммунистический режим проверял частушку на выживаемость, проверял сурово и последовательно. В учебниках неизбежно наличествует предостережение не смешивать в одно целое " подлинно народную поэзию", воспевающую созидательный труд советских людей, радость новой жизни, успехи социализма в городе и деревне, партию, армию, комсомол, генеральную линию на построение социализма с " так называемым творчеством" кулаков и подкулачников, белогвардейских недобитков, троцкистских подпевал и других деклассированных элементов, равно как и слюнявых интеллигентов, разного рода диссидентов, в массе своей тоже склонных к сочинительству.

Поэтому важно знать, что параллельно с народной частушкой всегда была официальная потуга на народную частушку. Эти, собственно, псевдонародность, официоз легко различимы по бодрому, полному опти-

 

[350]

 

мизма содержанию, ее выдержанности в духе господствовавших идеологических установок. Наконец, такие частушки исполняли с эстрады, их печатали.

Но речь у нас пойдет не об этой продукции, а о подлинно народной частушке, сохранившейся лишь в памяти да в записях смельчаков-собирателей.

Все 70 с лишним лет — одновременно с официальной печатной ложью, показухой — жило своей собственной жизнью фольклорное слово — неподцензурное лишь в памяти да еще, очевидно, надзирающему за ним и бессильному в этом случае ведомству. Создавалась — изустно — самостоятельная версия событий, происходивших в стране " зрелого социализма", не только не совпадающая с официальной, но зачастую прямо противоположная, где король оказывался голым, герой — жертвой, жертва — мучеником... И не было для частушки закрытых тем: коллективизация и ГУЛАГ, космос, БАМ, политика — все годилось; не было неприкосновенных личностей, не существовало запретных слов — любое лыко шло в строку, часто делая ее не вполне пристойной; и скабрезность становилась формой взламывания ханжеских рамок. Чистая, плотная ткань частушки, экономно и добротно сшитая живой нитью ритма и рифмы, оказывалась прочней и надежней многих прописных истин, выглядевших вечными.

Вспомним так называемое " великое десятилетие" — годы правления Н.С.Хрущева. Вспомним венец его политической деятельности — новую программу КПСС, принятую в 1961 г., программу " строителей коммунизма", как ее называли. " Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме" — вещалось в ней. В эту чушь верили или делали вид, что верят. Вроде бы верили и Хрущеву. А потом осудили, заклеймили: неграмотность, волюнтаризм и т. д.

А в Хрущеве ли дело? Вот в чем вопрос. Не Хрущев, так был бы другой подобный, такой же неграмотный, который тотчас и нашелся. Поэтому лучше всего о тех событиях, о сущности времени поведала частушка:

 

[351]

 

Насмешили всю Европу,

Показали простоту —

Десять лет лизали жопу,

Оказалось, что не ту.

Мы живем, забот не зная,

Гордо движемся вперед:

Наша партия родная

Нам другую подберет.

 

Частушки и анекдоты брежневского времени чрезвычайно метко определяли суть характера вождя, его непомерное тщеславие, тугодумие, невежество. О Малой земле, где воевал Брежнев, говорили, что Великая Отечественная война — всего лишь эпизод в борьбе за Малую землю. Находили участие Брежнева и в Октябрьской революции, и именно в ночь на 25 октября 1917 г., когда Ленин шел в Смольный, он встретил на мосту мальчонку со смышленой мордашкой.

— Ну, что? Будем начинать? — спросил его Ленин.

— Пора! — ответил тот.

— Ну что ж, начинать, так начинать. Молодец. Как звать-то?

— Да Ленькой.

Если частушка по своей сути и форме более характерна для сельской жизни (поют под гармонь, гуляя вдоль деревни), то анекдот скорее продукт городского творчества. В отличие от голосистой распевной частушки анекдот и рассказывался-то прямо противоположным образом — шепотом, тайком, по углам.

Если частушке в какой-то мере еще повезло, и о ней время от времени писали, проводили исследования[1], то об анекдотах вообще ничего не было. Хотя надо бы отметить работу Андрея Синявского[2].

 

[352]

 

Об анекдотах стыдливо умалчивали, словно их и вовсе не существовало. Но все же их рассказывали шепотом в кругу хороших знакомых. Поэтому прежде всего необходимы самые общие сведения об анекдотах. Анекдот — уникальный жанр народного творчества, самый массовый и демократический. Он выражает зрелость нации, он — показатель психологии общества. Способность посмеяться над собой — это свидетельство большой нравственной силы. Тот, кто смеется, иронизирует над собой, создает хорошие предпосылки для преодоления тоталитарного комплекса человека. Анекдот — это своеобразная форма несогласия, протеста тоталитарному режиму. Она выражена самым метким, ранящим и обидным для властей образом — сатирой, юмором, смехом.

" Анекдот" в переводе с греческого означает " неопубликованный". Это краткий устный шуточный рассказ с остроумной концовкой.

Мы датируем появление в русском обществе анекдота, привнесенного скорее всего из Франции, XVIII веком. Причем анекдот появляется как бы в двух плоскостях. Одно дело — анекдоты как литературный жанр, которому придавали большое значение как явлению культурной жизни классики, например А.С. Пушкин. Видимо, постоянно рядом и анекдот как явление фольклора. Особенно всеобщим достоянием анекдот становится с середины XIX в., когда историческую арену прочно занимают разночинцы.

В анекдоте заложены удивительные возможности фантазии и юмора. Его изощренность не знает границ. Он ярче других жанров отражает нашу жизнь и в то же время — наше отношение к ней. Анекдот сопровождает нас всю жизнь: от рождения до могилы.

Анекдот беспределен в своих возможностях. Он ничем не ограничен и не сдержан. Он легко преодолевает временные и пространственные связи, допускает самые невероятные ситуации. Точно так же беспредельны языковые возможности: от изящных построений английского либо французского типа, языковых хитросплетений еврейских ситуаций до откро-

 

[353]

 

венно безудержных так называемых нецензурных конструкций русского языка.

Как пишет современный исследователь анекдотов Владимир Вигилянский, " сила анекдота в том, что он, погружаясь в быт, реагируя на сиюминутное, растворяясь в самых низких темах, дает нам такую модель действительности, в которой человеческая жизнь неожиданно приобретает стройность, пустяк вырастает в общезначимую проблему, бессмыслица исторического факта выворачивается наизнанку и превращается в мудрое обобщение, абсурдность ситуации предстает логичной, и наоборот — привычное, узнаваемое делается абсурдом" [3].

Анекдот не преклоняется перед авторитетами и не почитает исторических кумиров. Необычность анекдотической ситуации дает возможность довольно метко лепить портреты политических деятелей, одним ярким штрихом определяя его сущность.

Вот печальный анекдот 40-50-х годов Сталин говорит Берии: " Самый ценный наш капитал — кадры! Учти, Лаврентий..."

Анекдот живет вне политических канонов и социальных иллюзий. Он знает цену пустым декларациям и лозунгам.

Вспомним поистине гениальное переанекдотирование, если можно так сказать, известного лозунга 70- 80-х годов, лозунга, нелепейшего по своей сути: " Экономика должна быть экономной! " Анекдот сохранил фразу, но в урезанном виде, и она стала чуть ли не зловещей: " Экономика должна быть..."

Ничуть не хуже, а, может быть, даже лучше оказалось усечение формулировки: " Я мыслю, следовательно, я существую" — " Я мыслю, следователь..."

Каждый анекдот точно определял специфику своего времени, его суть.

Являясь неотъемлемой частью повседневной жизни, анекдот оперативно и остро реагировал на все ее проявления, высвечивая то, что оставалось за рамками

 

[354]

 

официальных средств массовой информации. Особенно данное свойство анекдота проявилось в политическом анекдоте.

Анекдот оставался единственным источником, правдиво отражавшим умонастроения народа, его реакцию на то или иное событие, политическую кампанию и т. д.

В условиях " закрытого" общества правдиво возможными: оставались лишь анонимные высказывания (а авторство анекдотов на 99, 9% анонимно). А популярность того или иного анекдота свидетельствовала о том, что его понимали многие. Даже не очень остроумный, но получивший " хождение" анекдот, говорил об актуальности и злободневности темы.

Распространение анекдотов всегда было уголовно наказуемым, ибо это деяние попадало под 70-ю статью Уголовного кодекса РСФСР " Антисоветская агитация и пропаганда" — о распространении " клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй".

И даже в годы так называемой перестройки рассказывать анекдоты было небезопасно, ибо Указ Верховного Совета СССР от 8 апреля 1989 г. о дискредитации руководителей партии и правительства стоял на страже сильных мира сего.

Кстати, и на сей счет имеется анекдот:

- Да кто же у вас тут сидит и анекдоты сочиняет?

— А кто сочиняет, тот и сидит.

Иной раз анекдоты поразительно точно совпадают по своей сути и даже по содержанию с реальными фактами. Перед нами письмо из Бугульмы: " Расшумелись вы там, в Москве, — перестройка! Три года уже шумите. А я хочу спросить: в чем она выражается? Нам, бугульминцам, от нее ни холодно, ни жарко. Жизнь лучше не стала, ничего в ней не изменилось, кроме разговоров" [4].

А вот отражение подобной ситуации в анекдоте из всем известной серии. Чукчу спрашивают: " Что такое

 

[355]

 

перестройка? " А он отвечает: " Перестройка — это тайга! " И далее поясняет: " Это, когда верхушки деревьев шумят, а внизу тихо-тихо".

Ныне отношение к анекдотам меняется, их печатают. Первыми откликнулись бойкие кооператоры, опубликовав сексуальные анекдоты, о поручике Ржевском, о Штирлице и др.

" Огонек" регулярно помещает " Анекдоты от Никулина"; была напечатана и специальная подборка из коллекции писательницы Н.В. Соколовой[5]. Публиковались анекдоты в " Литературной газете" и других изданиях.

Необходимо собирать анекдоты, систематизировать, изучать. Над чем и над кем смеялись? Почему? Законы жанра еще не познаны. Ну почему, в самом деле, в центре внимания оказывались то Чапаев, то Штирлиц, то чукча? Непроходимая, дремучая тупость первого, супершпионская сверхсообразительность второго, детская наивность и непосредственность третьего? Только ли в этом дело? Вопросов пока больше, чем ответов.

Хотя можно высказать такое предположение, что первотолчком к появлению анекдотов о Ленине и Чапаеве стало гениальное исполнение этих ролей Б.В. Щукиным и Б.А. Бабочкиным в фильмах " Ленин в Октябре", " Ленин в 1918 году" и " Чапаев".

Частично кое-какие ответы все же можно уже получить.

В 1991 г. в ДК МАИ проводился конкурс " Десяточка! " — на лучшее исполнение анекдота. Когда после окончания конкурса корреспондент " Вечерней Москвы" обратился к победителям с вопросом, что такое анекдот, те ответили:

- Черт его знает, но я его очень люблю.

— Анекдот — это с детства. Или он есть в душе, или же его нет.

— А чем анекдот отличается от пошлости? В один голос ответили:

 

[356]

 

- В анекдоте пошлость может быть обаятельной. " И это правильно! " — заключил корреспондент[6]. " И это все? ", — недоумеваю я.

Насколько же содержательнее и интереснее дали ответ примерно на те же вопросы мои студенты. В том же 1991 г. в трех группах на 3-м курсе была впервые предложена тема в качестве семинарского доклада " Анекдоты как исторический источник".

Студенты проявили заинтересованность и, признаюсь, неожиданно серьезное отношение к делу, такт, чувство меры и подлинно научный подход. А потому и результаты были интересные.

В подготовленных докладах заслуживают внимания общие характеристики этого жанра, первые, вполне удачные и приемлемые классификации анекдотов. Не вызывает сомнения и общий вывод о возможностях анекдота как исторического источника. В самом деле, анекдот — это источник не факта, а сути эпохи, той или иной исторической личности, отношения народа к тем или иным историческим событиям. И в этом, похоже, докладчики были единодушны.

И именно на основе нашей семинарской работы появилась возможность включения данного сюжета в мой курс лекций.

Насколько приемлемы к анекдотам приемы источниковедческого анализа?

Прежде всего анекдоты можно классифицировать. Возможны любые группировки. Наиболее простая: по темам, а внутри — по сериям.

Что можно сказать относительно датировки? Как правило, время появления того или иного анекдота установить трудно и даже невозможно. Если фигурирует какое-либо точно датированное событие, то установление времени рождения анекдота не составляет труда, ибо оно привязано к этому событию.

Когда пропала итальянская экспедиция на Северный полюс на дирижабле " Италия", то в связи с ее

 

[357]

 

поисками письма и телеграммы во всем мире принимались бесплатно. Ушлые люди не преминули этим воспользоваться. И вот муж шлет с ярмарки жене телеграмму: " Маша, ищи Нобиле. Не найдешь — купи пять пудов пшеницы". А происходило это, как нетрудно догадаться, в 1928 г.

Вопрос о датировке анекдотов тесно связан с вопросом их происхождения. Здесь выделяется одна особенность — так называемая " перелицовка" анекдота, т. е. перемещение изначального варианта во времени, так сказать, второе рождение анекдота. При этом происходит замена действующих лиц, обстоятельств, атрибутики и пр., одним словом, всего, кроме идеи. Вот, например, анекдот 20-х годов. Идет по улице человек, ругается:

- Проклятая система... Подходит милиционер.

— Гражданин, это какая система вам не нравится?

— Царская система, проклятая! Скобяных изделий запасти на несколько лет не могла, топорище купить нигде не могу!

Позднее, когда в Москве начались перебои с колбасой, анекдот опять " пошел", но уже вместо скобяных изделий фигурировали колбасные.

А вот случай с так называемым " английским" анекдотом, в котором иронизируется над английской сдержанностью. Кстати, подлинно английский он или только по названию серии? Естественно, все " английские" анекдоты с претензией на нечто, свойственное англичанам или якобы долженствующее свойствовать им.

Итак, английский анекдот.

По кругу, заложив руки за спину, ходят три англичанина.

Первый: " Лошадь была серая".

Второй, через какое-то время: " Лошадь была белая".

Третий, тоже спустя какое-то время: " Джентльмены, не ссорьтесь по пустякам".

А вот как он трансформируется на нашей отечественной многонациональной почве, где объектом избран

 

[358]

 

эстонский медлительный, спокойный, даже чересчур, характер.

Эстония. Ночь. Лесная дорога. Тишина. По дороге медленно движется телега. В ней — отец и двое его взрослых сыновей. Вдруг впереди мелькнуло что-то желтое, пушистое. Телега остановилась.

Примерно через час старший сын сказал: " Это лисица! "

Проходит еще час. Младший ему возражает: " Нет, это собака".

Еще через час в разговор вступает отец: " Не надо ссориться, горячие эстонские парни! "

Современный анекдот стал, по сравнению с XIX в., короче, лаконичнее. Некоторые старые анекдоты " в новом прочтении" оказались свободными от многих подробностей, которые, кстати, уже не представляли интереса для читателей. А некоторые были просто непонятны относительно имен и событий без дополнительного объяснения.

Однако для историка эти подробности представляют интерес. К тому же они показывают, что анекдот рождался не отвлеченно, а в связи с определенным, конкретным историческим лицом. (Правда, обстоятельства, возможно, были искажены или нарочито гротесковы). Модернизация анекдота или анекдотического случая XIX в. чудесным образом способна приспособить все к XX в.

Современный анекдот может быть " привязан" к конкретной личности. Но эта привязка отвлеченна. Она не обязательно имела место. Даже скорее наоборот, — ее не было. Но она могла быть при всей ее нелепости и абсурдности, например, всем известно, что Л.И. Брежнев все тексты читал по бумажке, Поэтому ситуации, которые по этому поводу отражают многие анекдоты, выглядит вполне как бы возможной. (На открытии Олимпиады в Москве в 1980 г. Брежнев олимпийский символ — пять скрещенных колец — " расшифровывает" в своем прочтении: о-о-о-о-о...).

Тема лишь поставлена, обозначены некоторые ее аспекты. Впереди непочатый край работы над интереснейшим источником.

 

[359]

 

Наличие или отсутствие новых анекдотов в тот или иной исторический отрезок — барометр состояния общественного развития. Даже в очень тяжелые времена, когда загнанный в закоулки смех все же не умолкает, это значит, что общество, способное шутить, иронизировать над собой, имеет еще достаточный запас прочности. А вот когда анекдоты не появляются — дело дрянь, совсем плохо. Как, например, сейчас.

Впрочем, уменьшение анекдотов связано и с другими причинами. Прежде всего резко сократилась область запретного. В самом деле, зачем иносказание, когда можно говорить о чем угодно в открытую на страницах газет и журналов, на радио и телевидении. В результате снятия запретов анекдоты оказались " не у дел". В интервью с М. Жванецким корреспондент спросил, действительно ли " мы раньше были смешливее". На что писатель ответил: " Раньше действительно было смешнее. На юмор хорошо действует запрет. Сейчас уже менее смешно, потому что все разрешено. Не по мне надо судить, а по количеству анекдотов, их стало меньше" [7].

И все же уход анекдота из культуры народа настораживает.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

Буртин Ю. О частушках // Новый мир. 1968. № 1.

Житейские частушки. М., 1995.

Руднев В. Прагматика анекдотов // Даугава. Рига, 1990. № 6.

Это просто смешно, или Зеркало кривого королевства: Анекдоты. М., 1992.

История СССР в анекдотах: 1917—1992. / Сост. М. Дубинский. М., 1992.

Штурман Д., Тиктина С. Советский Союз в зеркале политического анекдота. М., 1992.

" Слушай сюда...": Одесские анекдоты / Сост. В. Дзюба. М., 1990.

Советский анекдот. Антология. М., 1991. Ч. 1 и 2.

Сто театральных анекдотов / Сост. Н. Вайнберг. М., 1990.

Еврейское счастье: Книга еврейского юмора. Вильнюс, 1991.

 

[360]

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: