Недозволенные методы расследования

Применение недозволенных методов расследования было установлено Судом в нескольких делах: это печально знаменитое дело Михеева, дело Менешевой, а также дело Шейдаева. Представляется, однако, что значимость этих решений позволяет выделить их в отдельную группу и включить в список основных нарушений конвенции, установленных ЕСПЧ в отношении Российской Федерации.

Обратимся к делу Михеева. В постановлении по этому делу, вынесенному 26 января 2006 г., Суд впервые признал нарушение Россией ст. 3 конвенции в связи с пытками заявителя со стороны сотрудников милиции. ЕСПЧ пришел к выводу, что во время нахождения в отделении милиции заявитель был подвергнут представителями властей жестокому обращению с целью получения от него признания или информации об убийстве, в совершении которого его подозревали. Заявитель указывал на то, что его избивали, пытали электротоком, а также угрожали посадить в камеру к рецидивистам; он пытался пожаловаться на применение к нему незаконных мер воздействия руководству, но в некоторых случаях начальники либо сами принимали участие в пытках либо давали понять заявителю, что поддерживают их. Под воздействием этих мер заявитель несколько раз давал признательные показания, а затем отказывался от них. В результате Михеев был доведен до такого состояния, что выбросился из окна помещения, где его пытали током. Заявитель остался в живых, но получил в результате падения перелом позвоночника, размозжение головного мозга и парализацию обеих ног. В день трагедии якобы убитая им девушка вернулась домой.

В своих решениях Суд неоднократно подчеркивал, что власти обязаны обеспечивать физическую неприкосновенность лиц, находящихся под стражей, и когда лицо заключается под стражу в хорошем состоянии здоровья, а при освобождении имеет какие-либо повреждения, именно на государстве лежит обязанность представить разумное объяснение происхождения данных повреждений. В противном случае применение пыток или жестокое обращение с заявителем презюмируются, и возникает вопрос о нарушении ст. 3 конвенции.

Основываясь исключительно на материалах предварительного расследования, имевшихся у ЕСПЧ, было трудно установить «вне разумных сомнений», что именно произошло в районном управлении внутренних дел в день трагедии. В то же время, Суд отметил, что он не имел возможности придти к окончательному выводу по данному вопросу потому, что соответствующие органы не провели эффективного и адекватного расследования, а государство не предоставило ему материалы уголовного дела. На основе того, что до происшествия заявитель не имел никаких явных психических проблем, и не было представлено никакого достоверного объяснения, почему заявитель, зная, что он был невиновен, должен был попытаться совершить самоубийство, если на него не оказывалось, как утверждали власти России, никакого давления, ЕСПЧ признал применение пыток к заявителю.

9. Анализ практики Европейского Суда по правам человека по применению положений статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (на примере жалоб против Российской Федерации).

В соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции, каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным.

Автор отмечает, что Европейский Суд по правам человека неоднократно обращал внимание на неурегулированность внутреннего законодательства и недостатки правоприменительной практики по вопросам экстрадиции при отсутствии уголовного преследования задержанного со стороны Российской Федерации.

1. Так, по делу «Рябикин против России» заявитель, гражданин Туркменистана, был взят под стражу в г. Санкт-Петербурге 12 февраля 2004 года в связи с нахождением в розыске за Туркменистаном с 2001 года. 27 февраля 2004 г. Куйбышевский районный суд Санкт-Петербурга вынес решение о содержании заявителя под стражей до экстрадиции в Туркменистан. Из-под стражи заявитель освобожден на основании постановления того же суда от 14 марта 2005 года в связи с тем, что никакого решения об экстрадиции Генеральной прокуратурой РФ не принималось. Районный суд отметил, что УПК РФ не предусматривает продление или изменение меры пресечения в отношении арестованного в дополнение к вопросу об экстрадиции, непосредственно применив статью 17 Конституции РФ, гарантирующую права и свободы в соответствии с международно признанными принципами и нормами международного права и статью 5 Европейской конвенции по правам человека.

Европейский Суд указал, что длительный отказ внутренних судов от рассмотрения жалобы по существу и последующее обращение к Конвенции как основанию освобождения, а не к каким-либо внутригосударственным средствам правовой защиты предполагает, что данное средство не было доступно. Такой подход подрывает способность заявителя обжаловать в судебном порядке законность его задержания, о чем свидетельствуют тщетные попытки заявителя добиться рассмотрения с марта 2004 по март 2005 г. Задержание заявителя было признано незаконным в марте 2005 года Куйбышевским районным судом, который в 2004 году сообщил заявителю несколько раз, что он не компетентен рассматривать жалобу по данному вопросу. Заявитель не имел официального статуса в рамках национального уголовного права, поскольку уголовного дела в России в отношении него не возбуждалось, а такое содержание, которое рассматривалось судом, было незаконным. Имело место нарушение п.4 ст. 5 Конвенции в связи с отсутствием правовой защиты, в соответствии с которой осуществляется рассмотрение законности содержания заявителя под стражей.

 

 

Статья 5

Право на свободу и личную неприкосновенность

 

1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;

b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;

c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;

d) заключение под стражу несовершеннолетнего лица на основании законного постановления для воспитательного надзора или его законное заключение под стражу, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;

e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также законное заключение под стражу душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;

f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого предпринимаются меры по его высылке или выдаче.

2. Каждому арестованному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявляемое ему обвинение.

3. Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом " c" пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд.

4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным.

5. Каждый, кто стал жертвой ареста или заключения под стражу в нарушение положений настоящей статьи, имеет право на компенсацию.

 

////////////////////////

 

 

Срок содержания под стражей

 

Прецедентное право ЕСПЧ состоит в том, что длительное содержание под стражей может быть обосновано в каждом конкретном случае только при условии, что имеются конкретные признаки подлинной необходимости ограждения интересов общества, что – несмотря на презумпцию невиновности – перевешивает принцип уважения свободы личности, установленный в ст. 5 конвенции.

 

Российские дела, в которых заявители жаловались на превышение разумного срока содержания под стражей, похожи друг на друга: срок разбирательства по делу затягивается, и все это время подозреваемый или обвиняемый находится под стражей. При этом отказ в освобождении из-под стражи обосновывается российскими судами, как правило, тяжестью предъявленных обвинений, а также опасением, что подозреваемый будет препятствовать установлению истины по делу: оказывать давление на свидетелей или заниматься фальсификацией доказательств. Анализируя эти основания, ЕСПЧ исходит из того, что опасения в воспрепятствовании следствию вкупе с подозрениями, что заявитель совершил преступления, в которых он был обвинен, первоначально являются достаточным основанием для санкционирования заключения заявителя под стражу. Однако, по мере того, как производство по делу продвигается вперед и собирание доказательств близится к концу, такие основания для предварительного заключения утрачивают свою значимость. Вместе с тем, продлевая срок содержания заявителей под стражей, суды зачастую не указывают в своем решении никаких фактических обстоятельств, способных продемонстрировать обоснованность опасений относительно возможных действий заявителя, которые могли бы воспрепятствовать проведению следствия, или доказательств, позволяющих судить о высокой степени вероятности того, что подозреваемый продолжит заниматься преступной деятельностью или совершит побег. ЕСПЧ подчеркивает, что государственные органы должны приводить убедительные, а не абстрактные аргументы в пользу продления срока содержания под стражей. К примеру, в деле Долговой – студентки, обвинявшейся в захвате приемной президента РФ в 2004 г., суд дважды принимал решение о продлении срока содержания под стражей сразу всех 39 обвиняемых, не принимая по внимание ни личность заявительницы, ни возможность применения к ней личного поручительства со стороны депутата Государственной Думы в качестве альтернативной меры пресечения.

 

10. Анализ практики Европейского Суда по правам человека по применению положений статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (в части вопросов, касающихся статуса суда и остальных участников).

Еропейский суд, – говорится в постановлении Европейского Суда по делу «Берден и Берден против Соединенного Королевства», – хорошо осведомлен о вспомогательном характере своей роли и о том, что объект и цель, лежащие в основе Конвенции, как они изложены в статье 1 Конвенции – что Высокие Договаривающиеся Стороны должны обеспечить права и свободы каждому, находящемуся под их юрисдикцией – будут подорваны, наравне с его [суда] собственной способностью к функционированию, если не поощрять заявителей к использованию имеющихся в их распоряжении у государства средств по получению доступной компенсации… Правило об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, упомянутое в пункте 1 статьи 35 Конвенции, таким образом, обязывает заявителей использовать в начале те средства защиты, которые обычно доступны им и достаточны во внутригосударственной правовой системе и позволяют им получить компенсацию за заявленные нарушения. Наличие подобных средств правовой защиты должно быть в достаточной степени точным как на практике, так и в теории, при отсутствии которых они будут лишены требуемой доступности и эффективности» [10, §35].

Загруженность Европейского Суда по правам человека так называемыми «делами-клонами» свидетельствует о наличии в правовой системе государства-участника проблем, требующих системного решения. Применительно к Российской Федерации одной из них является проблема длительных сроков судебных разбирательств [26, с. 155–174; 3, с. 99–112] и значительной задержки в исполнении вступивших в законную силу судебных решений против публично-правовых образований [27, с. 69–74].

Пунктом 1 статьи 6 Конвенции гарантировано право каждого лица в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.

В январе 2009 года Европейским Судом было принято постановление по делу «Бурдов против Российской Федерации (№2)» [13], в котором после семилетнего перерыва с момента принятия первого постановления по жалобе заявителя [12] снова был рассмотрен вопрос о длительных задержках в исполнении судебных решений, принятых в его пользу по искам против государственных органов. Заявитель ссылался на нарушение только ст. 6 Конвенции и ст. 1 Протокола №1 [23], однако Европейский Суд по своей инициативе отметил, что «предполагаемая неэффективность внутренних средств правовой защиты все чаще обжалуется в представленных Европейскому суду делах о неисполнении или несвоевременном исполнении решений национальных судов» [13, §89]. Кроме того, международный правоприменитель подчеркнул, что «статья 13 Конвенции прямо указывает на обязанность государств… по защите прав человека, прежде всего и главным образом, в рамках своей правовой системы. Она, следовательно, требует обеспечения государствами наличия внутренних средств правовой защиты в отношении существа “доказуемой жалобы” в соответствии с Конвенцией и предоставления соответствующего возмещения… Объем обязательств государств-участников с точки зрения статьи 13 Конвенции различен в зависимости от характера жалобы заявителя; “эффективность средства правовой защиты” в значении статьи 13 Конвенции не зависит от определенности благоприятного исхода для заявителя. В то же время средство правовой защиты, предусмотренное статьей 13 Конвенции, должно быть эффективным на практике, как и в законодательстве, в смысле воспрепятствования предполагаемому нарушению или сохранению оспариваемого положения дел или предоставления адекватного возмещения за любое нарушение, которое уже случилось. Если одно из средств правовой защиты в отдельности не удовлетворяет требованиям статьи 13 Конвенции, совокупность средств правовой защиты, предусмотренных национальным законодательством, может им отвечать… Что касается частного вопроса о длительности разбирательства дел, наиболее эффективным решением является средство правовой защиты, направленное на ускорение разбирательств с целью исключения их чрезмерной продолжительности… В делах, касающихся неисполнения решения, любые национальные средства, препятствующие нарушению путем обеспечения своевременного исполнения, в принципе имеют наибольшую ценность. Государства вправе также ввести только компенсаторное средство правовой защиты, что не делает это средство правовой защиты неэффективным. Если в национальной правовой системе доступно компенсаторное средство правовой защиты, Европейский суд должен признать за государством широкие пределы усмотрения, которые позволяют ему организовать средство правовой защиты способом, совместимым с его правовой системой и традициями и отвечающим уровню жизни в данной стране. Тем не менее Европейский суд должен удостовериться в том, что способ толкования национального законодательства и последствия применяемых процедур согласуются с принципами Конвенции, истолкованными в свете прецедентной практики Европейского суда… (курсив наш. – С.Л.). Европейский суд установил ключевые критерии для проверки эффективности компенсаторного средства правовой защиты в отношения чрезмерной длительности судебного разбирательства. Эти критерии, которые применимы также к делам о неисполнении решения… суть следующие:

– иск о компенсации должен быть рассмотрен в разумный срок;

– компенсация должна быть выплачена безотлагательно и, как правило, не позднее шести месяцев с даты, в которую решение о присуждении компенсации вступило в силу;

– процессуальные правила, регулирующие иск о взыскании компенсации, должны соответствовать принципу справедливости, гарантированной статьей 6 Конвенции;

– правила относительно юридических издержек не должны создавать чрезмерное бремя для сторон в случае, когда иск является обоснованным;

– размер компенсации не должен быть неразумным в сравнении с компенсациями, присуждаемыми Европейским судом в аналогичных делах» [13, §96–99].

Кроме разрешения частных вопросов, касающихся нарушений прав заявителя, Постановление по делу «Бурдов против Российской Федерации (№2)» содержит указание на необходимость разработки и принятия на национальном уровне в течение 6 месяцев со дня вступления постановления в силу комплекса общих мер. Общие меры должны быть направлены на недопущение практики, несовместимой с Конвенцией, заключающейся в систематическом уклонении государства от погашения задолженности по судебным решениям, в отношении которой стороны не располагают эффективным внутренним средством правовой защиты.

Первым значительным шагом на пути разрешения существующей проблемы стало принятие ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» от 30 апреля 2010 №68-ФЗ (далее – ФЗ «О компенсации») [8]. В соответствии с положениями закона лица при нарушении их права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение в разумный срок судебного акта, предусматривающего обращение взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации, могут обратиться в суд с заявлением о присуждении компенсации за такое нарушение в порядке, установленном действующим законодательством Российской Федерации.

Положительной оценки заслуживает норма п. 2 ст. 2 ФЗ «О компенсации», в соответствии с которой размер компенсации будет определяться судом исходя из требований заявителя, обстоятельств дела, по которому было допущено нарушение, продолжительности нарушения и значимости его последствий для заявителя, а также с учетом принципов разумности, справедливости и практики Европейского Суда по правам человека (курсив наш. – С.Л.). Отсутствие подобного условия свело бы на нет действие закона, так как задача обеспечить каждому, находящемуся под юрисдикцией страны-участницы, права и свободы, определенные Конвенцией, как того требует статья 1 Конвенции, не была бы достигнута. В случае, если нарушение не будет устранено на национальном уровне либо будет устранено лишь частично, в том числе в случае отсутствия справедливой компенсации со стороны властей государства-ответчика, лицо не утратит статус «жертвы» по смыслу ст. 34 Конвенции. Его жалоба будет считаться приемлемой для рассмотрения по существу, и Европейский Суд непосредственно выступит с целью обеспечения прав жертвы, не получившей должной защиты на национальном уровне.

Насколько судебная система Российской Федерации сможет на практике реализовать заложенный принцип, покажет время. Пока очевидно только то, что внесенные в связи с принятием ФЗ «О компенсации» в действующее процессуальное законодательство изменения увеличили общие сроки рассмотрения дела как в судах общей юрисдикции, так и в арбитражных судах.

Вместе с тем одно положение закона уже сейчас вызывает явное опасение. Пункт 4 статьи 1 ФЗ «О компенсации» предусматривает, что присуждение компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок лишает заинтересованное лицо права на компенсацию морального вреда за указанные нарушения.

Практика применения ст. 6 Конвенции в части разумного срока сложилась в пользу взыскания морального вреда в рамках ст. 41 Конвенции о справедливой компенсации в случае установления Европейским Судом факта нарушения прав заявителя. Таким образом, запрет на национальном уровне требовать взыскания морального вреда противоречит практике Европейского Суда по правам человека, необходимость учета которой декларируется в ст. 2 ФЗ «О компенсации».

Российская Федерация не единственная страна-участница Конвенции, испытывающая проблемы чрезмерно длительных сроков судебных разбирательств. Необходимость решения аналогичной задачи встала, в частности, перед Италией, столкнувшейся с серьезными структурными недостатками в работе судебной системы. Реакцией стало принятие парламентом Италии в 2001 г. закона №89 от 24 марта 2001 г., известного как «Закон Пинто» (Pinto Act), по фамилии одного из разработчиков сенатора Пинто [20, §42, 62–72].

Итальянский законодатель, в отличие от российского, не исключил право на компенсацию морального вреда. В соответствии со ст. 2 «Закона Пинто» каждый, кому в результате нарушения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод был причинен материальный ущерб или моральный вред вследствие несоблюдения требования п. 1 ст. 6 Конвенции о «разумном сроке», имеет право на получение справедливой компенсации. При этом при решении вопроса о наличии нарушения суд должен принимать во внимание сложный характер дела и, в свете этого, поведение сторон, участвующих в деле, судьи, разрешающего процессуальные вопросы, а также поведение любых органов власти, обязанных принимать участие в деле или содействовать разрешению судебного спора.

Однако при применении «Закона Пинто» у судов возник вопрос, насколько при определении размера компенсации необходимо учитывать практику Европейского Суда [1, с. 125–131; 2, с. 113–127; 4, с. 122–126; 6, с. 110–124; 7, 144–151; 24, 85–92; 25, 55–59], является ли «Закон Пинто» «развитием» положений Конвенции на национальном уровне или выступает в качестве самостоятельного средства правовой защиты.

В конце 2003 года Кассационный суд Италии однозначно высказался в пользу учета практики Европейского Суда при определении размера справедливой компенсации. В Постановлении №1339 от 27 ноября 2003 г. он отметил, что «прямое исполнение положения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, закрепленного Законом №89/2001 (то есть пунктом 1 статьи 6 в части, касающейся «разумного срока»), в рамках судебной системы Италии не может расходиться с толкованием Европейским Судом этого положения. Противоположный аргумент, допускающий существенное расхождение между применением Закона №89/2001 в национальной системе и толкованием Страсбургским судом права на судебное разбирательство дела в разумный срок, лишил бы указанный Закон №89/2001 всякого основания и привел бы к нарушению Италией статьи 1 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод… Причиной принятия Закона №89/2001 являлась необходимость предоставить внутреннее средство судебной защиты от нарушений, связанных с несоблюдением сроков судопроизводства, с тем чтобы придать вмешательству со стороны Страсбургского суда… субсидиарный характер… Из этого принципа вытекает обязанность государств… гарантировать каждому защиту его прав… прежде всего, в их собственном внутреннем правопорядке и по отношению к органам национальной судебной системы. И такая защита должна быть “эффективной” (статья 13 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод), то есть способной удовлетворить жалобу лица без необходимости обращаться за помощью в Страсбургский суд. Внутреннего средства правовой защиты, введенного Законом №89/2001, не существовало ранее в итальянской правовой системе, что приводило к тому, что жалобы против властей Италии в отношении нарушения ими статьи 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод “засоряли”… Европейский суд. До принятия Закона №89/2001 Страсбургский суд отмечал, что вышеупомянутые случаи несоблюдения правовых норм властями Италии “отражают существующую ситуацию, которая не была до сих пор урегулирована, и в отношении которой стороны в судебном процессе не имеют внутренних средств правовой защиты. Соответственно, такое количество накопившихся нарушений представляет собой практику, несовместимую с Конвенцией” [11, §22; 17, §23]… Очевидно, что оценивать достаточность или недостаточность защиты, предоставленной жертве нарушения внутренним правом, надлежит Европейскому суду, обязанностью которого является применение статьи 41 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод с целью установления, могло ли внутреннее право при наличии нарушения… в полной мере устранить последствия такого нарушения. Аргумент, используя который итальянские суды при применении Закона №89/2001 могли придерживаться толкования, отличного от того, какое Европейский суд дал положениям статьи 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод… заключается в том, что, в том случае, если жертва нарушения получает на национальном уровне компенсацию, которую Европейский суд сочтет недостаточной, то этот Суд должен присудить такой жертве справедливую компенсацию, предусмотренную статьей 41 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Такая ситуация аннулировала бы назначение средства правовой защиты, предусмотренного итальянским правом в Законе №89/2001, и привела бы к нарушению принципа субсидиарного характера вмешательства Страсбургского суда» [20, §64].

В постановлении №8568/05 Кассационный суд Италии определил право на компенсацию морального вреда на уровне презумпции, указав, что «моральный вред является естественным, хотя и не автоматическим, последствием нарушения права на судебное разбирательство дела в разумный срок, факт причинения такого вреда будет считаться действительным на основании объективного факта нарушения, без необходимости специально это доказывать (прямо или по презумпции), при том условии, что отсутствуют особые обстоятельства, указывающие на отсутствие такого вреда в конкретном рассматриваемом деле… определение компенсации за моральный вред на основе принципа справедливости … должно, насколько это возможно, быть соразмерно, в материальном, а не только в формальном выражении, с денежными суммами, которые присуждает Европейский суд в аналогичных случаях, при этом у лиц сохраняется возможность ссылаться на особые обстоятельства, которые имеют место в конкретном деле при условии, что они обоснованны, не преувеличенны и оправданны… расхождения в методах расчета компенсации [между прецедентным правом Европейского Суда и статьей 2 «Закона Пинто»] не влияют на общее назначение Закона №89 от 2001 г., которое заключается в присуждении надлежащей компенсации за нарушение права лица на разбирательство его дела судом в разумный срок… и, следовательно, не должны допускать никаких сомнений в отношении соответствия этого национального стандарта международным обязательствам, которые взяла на себя Итальянская Республика, ратифицировав Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, и в отношении официального признания, в том числе и на конституционном уровне, закрепленного в пункте 1 статьи 6 данной Конвенции принципа» [20, §64].

Учитывая, что «принцип субсидиарности не означает абсолютный отказ от контроля за результатом, полученным от использования внутренних средств правовой защиты, в противном случае права… были бы лишены своей сущности» [14, §82; 16, §81; 18, §84; 19, §82], можно ожидать, что лишение на национальном уровне лиц права на компенсацию морального вреда может послужить основанием для еще одной категории «дел-клонов» против Российской Федерации.

Подтверждением высказанного опасения может служить позиция Европейского Суда, явно высказанная в постановлении по делу «Бурдов против Российской Федерации (№2)»: «В отношении… материального ущерба суды страны очевидно находятся в лучшем положении для установления его наличия и размера. Однако в отношении морального вреда складывается иная ситуация. Существует сильная, но опровержимая презумпция того, что чрезмерно длительное разбирательство причиняет моральный вред… Европейский суд находит эту презумпцию особенно сильной в случае чрезмерной задержки исполнения государством решения, вынесенного против него, с учетом неизбежного разочарования, вызванного неуважением со стороны государства его обязанности исполнять долг и тем фактом, что заявитель уже перенес судебное разбирательство, которое было для него успешным» [13, §100].

 

 

11. Анализ практики Европейского Суда по правам человека по применению положений статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (в части вопросов, касающихся ограничения свободы граждан в ходе уголовного судопроизводства).

Право обвиняемого на справедливое судебное разбирательство является основной уголовно-процессуальной гарантией, закрепленной в Конвенции. ЕСПЧ в своих решениях неоднократно отмечал необходимость обеспечения справедливого суда «в любом демократическом обществе». Понятие «справедливое судебное разбирательство» охватывает значительную часть уголовно-процессуальных прав обвиняемого и гарантий их реализации, являясь, таким образом, одним из наиболее широких и сложных понятий Конвенции. Весьма велико и количество жалоб в ЕСПЧ по вопросам справедливого судебного разбирательства, по тому суд рассматривает принцип справедливого судебного разбирательства в уголовном процессе как наиболее важный.

В ч. 4 ст. 15 Конституции закреплено, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Руководствуясь данным положением, Конституционный суд практически во всех своих решениях ориентирует развитие правовой системы России, ее законотворчество и правоприменительную практику в целом в направлении соответствия современному пониманию прав и свобод человека и гражданина, закрепленных в Конвенции о защите прав человека и основных свобод. К необходимости учета и соблюдения судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров говорится и в Постановлении Пленума Верховного Суда от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ». Верховным Судом РФ были даны конкретные разъяснения по применению общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров РФ и, в частности, основных положений Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и решений Европейского суда по правам человека. В п. 11 данного Постановления указано, что «суды в пределах своей компетенции должны действовать таким образом, чтобы обеспечить выполнение обязательств государства, вытекающих из участия Российской Федерации в Конвенции о защите прав человека и основных свобод». А в п. 9 этого Постановления Верховного Суда РФ говорится: «При осуществлении правосудия суды должны иметь в виду, что по смыслу части 4 статьи 15 Конституции РФ, статей 369, 379, части 5 статьи 415 УПК РФ, статей 330, 362–364 ГПК РФ неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ может являться основанием к отмене или изменению судебного акта». Было подчеркнуто в этом Постановлении и то, что «Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации <...> Поэтому применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод».

Право на справедливое судебное разбирательство закреплено в ч. 1 ст. 6 Конвенции: «Каждый <...> при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом <...> ». В ч. 2 и 3 указанной статьи названы элементы понятия «справедливое судебное разбирательство », которые составляют отдельные гарантии прав обвиняемого: презумпция невиновности, право на переводчика, право на достаточные время и возможности для подготовки зашиты, право быть уведомленным о предъявленном обвинении, право защищаться лично или через защитника, право допрашивать показывающих против обвиняемого свидетелей и вызывать свидетелей защиты на тех же условиях. Согласно устоявшейся трактовке ЕСПЧ, эти «минимальные права» представляют собой лишь примеры проявления справедливого судебного разбирательства. В отдельных решениях ЕСПЧ просматриваются и другие элементы права на справедливое судебное разбирательство: право на защитника (Пичельников против Российской Федерации, 24 сентября 2009 г.); независимый и беспристрастный суд (Гергер против Турции, 8 июня 1999 г.; Купер против Великобритании, 16 декабря 2003 г.; Купцов и Купцова против Российской Федерации); публичное судебное разбирательство как гарантия прозрачности судопроизводства, обеспечивающая справедливость процесса (Стефанелли против Сан Марино, 8 февраля 2000 г.). Хотя требование разбирательства дела в разумный срок входит в содержание принципа справедливого процесса, между ними возможен конфликт: в этом случае приоритет отдается обшей справедливости процесса, а не ее элементу [4, с. 70–73]. Однако понятие «справедливое судебное разбирательство », включая в себя все гарантии и права на судебную защиту, названные в ст. 6 Конвенции, не исчерпывается ими. Дело в том, что еще в начале своей деятельности суд закрепил расширительное толкование принципа справедливого судебного разбирательства, согласно которому его суть заключается не в конкретных гарантиях, перечисленных в ст. 6, а скорее в некоем «общем стандарте» справедливости процесса, который не ограничивается этими гарантиями. Для оценки справедливости каждого конкретного процессуального случая ЕСПЧ рекомендует не только рассматривать нарушения конкретных элементов ст. 6, но и оценивать процесс в совокупности на соответствие стандарту справедливости. В самом общем смысле ЕСПЧ признает справедливым уголовный процесс, в котором обеспечивается право обвиняемого эффективно участвовать в нем. Однако ни суд, ни составители текста Конвенции не конкретизировали данное право. Более того, суд неоднократно подчеркивал отсутствие жестких правил справедливого судебного разбирательства и необходимость каждый раз оценивать обстоятельства конкретного дела для установления наличия или отсутствия нарушения прав обвиняемого, отмечая при этом достаточную самостоятельность государств членов Конвенции в выборе средств обеспечения справедливости процесса. В то же время суд сформулировал целый ряд «подразумеваемых элементов» справедливого судебного разбирательства, которые прямо не указаны в ст. 6, но вытекают из духа и буквы данной нормы.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: