СРЕДНЯЯ АЗИЯ И АНТИЧНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ. ПРОБЛЕМА КОНТАКТОВ,

ИХ ПЕРИОДИЗАЦИЯ И ХАРАКТЕР

Племена, проживающие на землях современных среднеазиатских республик, уже на заре цивилизации были связаны этнически и культурно с населением соседних регионов – Иранского плато и древнейшего Двуречья (Месопотамии), Индийского субконтинента и Великой степи, т. е. Евразийского степного коридора. Нащупывается, как будто бы, и воз­можность связи культур расписной керамики Средней Азии и Китая. Вполне вероятны и какие-то контакты древнейшей среднеазиатской цивилизации (и ее периферии) с носителями древнейших культур Причерноморья. Во всяком случае, достаточно широко распространено мнение о том, что оба эти региона были затронуты миграциями индоевропейских и арийских (индоиранских) племен.

Более определенными становятся сведения о связях Средней Азии после завоевания ее основных областей в VI–V вв. до н. э. раннеахеменидскими царями Киром II Великим и Дарием I, фактически создателем Ахеменидского «царства-стран». Вхождение в состав этого могущественного царства, протянувшегося от берегов Инда и Сырдарьи до Ливийской пустыни, привело к более близкому знакомству среднеазиатс­ких народов с населением Переднего Востока, в том числе и с эллинами. Среднеазиатские воинские контингента в составе ахеменидских армий участвовали почти во всех основных битвах в греко-персидских войнах. Те из участников этих по­ходов и битв, кому посчастливилось вернуться на родину, могли сообщить своим сородичам достоверные сведения и о греках – материковых, островных и малоазийских, в том числе, возможно, и причерноморских, и принести среди военной добычи изделия греческих умельцев.

Помимо кратковременных «боевых контактов» мы вправе предполагать и более длительные мирные встречи представителей среднеазиатских народов и народов Причерноморья. К сожалению, и в данном случае говорить об этом можно лишь предположительно, т. к. наука пока располагает сведениями о контактах между среднеазиатскими народами – бактрийцами, хорезмийцами, согдийцами и жителями разных частей Ахеменидской державы, и только одним-единственным сообщением о среднеазиатско-причерноморских контактах: рас-

сказом историка походов Александра Македонского Арриана о прибытии к великому завоевателю в Самарканд Фарсмана, царя Хорезма (эта область отпала от Ирана еще до прихода Александра), чьи владения якобы граничили с землями племени колхов и амазонок, и обещавшего в случае, если Александр того пожелает, «ударив на колхов и амазонок, покорить заодно и племена, живущие у Эвксинского моря», и быть ему проводником» (Арриан, IV, 15, 4). Другой историк походов Александра Курций Руф также сообщает о прибытии в Самарканд к македонскому завоевателю главы Хореза, называет его Фратаферном и, что для нас особенно важ­но, ничего не говорит ни о колхах и амазонках, ни об Эвксинском море (Курций Руф, VIII, 8). Скорее всего, расхождения в деталях между рассказами Арриана и Курция Руфа объясняются, помимо ошибочного смешения Сырдарьи с Танаисом и представления о соседстве Хорезма с Причерноморскими, областями, еще и особенностями античных исторических сочинений того времени, авторы которых во имя занимательности спокойно шли на придумывание имен действующих лиц и деталей повествования. Иначе говоря, свидетельство Арриана вряд ли заслуживает полного доверия.

О контактах Средней Азии с Греческим (и причерномор­ским) миром в ахеменидскую пору не могут свидетельствовать с достаточной определенностью и находки в среднеазиатских областях древнегреческих изделий и монет. Все больше аргументов приводится в последние годы в пользу того, что такие находки, в частности в знаменитом Амударьинском кладе, могли попасть в Среднюю Азию не обязательно при Ахеменидах, но и при (или даже после) походах Александра. В свете известных сейчас данных контакты между народами Средней Азии и другими частями державы Ахеменидов, а тем более с греческим миром и Причерноморьем, представляются как достаточно случайные.

При Александре Македонском и его преемниках – ран­них Селевкидах, филэллинских царях Парфии и «греческих царях Бактрии и Индии» прямые контакты между представителями среднеазиатских народов и греками становятся весьа частыми. Даже не говоря о том, что жена македонского царя бактрианка Роксана и ее сын – наследник Александра, с достаточно, вероятно, многочисленным окружением обосновались в столице империи Александра – Вавилоне, там же

оказались и среднеазиатские контингента его войск. Вспом­ним и о массовых браках его военачальников и простых вои­нов со среднеазиатскими женщинами. Известно и о расселе­нии Александром в Средней Азии значительных групп греков и македонцев, и об эллинизации местной среднеазиатской знати, особенно в Бактрии и в Парфиене, и о весьма широком использовании в храмах и городских центрах Средней Азии произведений греческого (и более широко – эллинистическо­го) искусства. Достаточно вспомнить открытый Д. Шлюбмерже и много лет раскапывавшийся французскими археологами во главе с П. Бернаром «эллинский город в Центре Азии» — городище Ай Ханум на севере Афганистана на границе с Таджикистаном, близ слияния рек Пяндж и Кокчи.

Однако, несмотря на политическое господство в Греко--Бактрийском царстве – греков, а в Парфии и на родине парфян – Парфиене, – эллинизированной или грекофильской местной знати, несмотря на господство эллинской куль­туры, религии, философии, языка и, в известной мере, эллинс­кого образа жизни в городских центрах типа Ай Ханума, ни Греко-Бактрийское царство ни, тем более, Парфиена, не бы­ли в полном смысле слова эллинскими. Наряду с сильной эл­линской и эллинистической струей в городах, в этих областях существовала многочисленная общинная среда, где, насколь­ко об этом позволяют судить известные сейчас материалы, сохранялся традиционный быт и старые местные культура, религия и искусство. Обе эти среды сосуществуют и каждая из них развивается в значительной степени независимо друг от друга. И лишь тогда, когда власть греческих царей в Ьакт-рии и грекофильской знати в Парфии будет низвергнута, а эллинистическая культура перестанет восприниматься как не только иноземная, но и «иносословная», ее усвоение местным населением пойдет быстрее, а культура среднеазиатского об­щества станет более синкретичной и более богатой. Но это произойдет уже не в эллинистический, а в следующий за ним «имперский период древней истории», как назвал время с I в. до н. э. по III–IV вв. н. э. известный исследователь Средней Азии С.П. Толстов.

«Имперскому периоду» предшествовала мощная волна миграций в Великой степени скотоводческих и кочевых пле­мен из Глубинной Азии. Причин у этих миграций было, ве­роятно, немало, но далеко не последними из них являлись, по-видимому, подмеченные Л. Н. Гумилевым, климатические

изменения, связанные с гетерохронностью увлажнения арид­ной зоны Евразии. Мощный натиск кочевников обрушился тогда и на Среднюю Азию, и на Парфянский Иран, и на Се­верное Причерноморье и Север -ный Кавказ. Под ударами степных племен пали тогда Греко-Бактрийское царство в Средней Азии и Позднескифское царство в Северном Причерноморье. Более чем вероятно, что в этих со­бытиях в обоих регионах участвовали близкие и по этносу (сатархи – тохары по Ю. М. Десятчикову) и по культуре (С. А. Яценко) племена. Расселение этих и других племен по Великой степи на пространствах между Средней Азией и При­черноморьем создало, в частности, предпосылки для появле­ния степных трасс между этими регионами.

В «имперский период», когда квартет великих держав древнего мира – Рим, Парфянский (а затем и Раннесасанидский) Иран, Кушанское царство и Ханьский Китай, – по­делили между собой почти все передовые в культурном отно­шении страны и области Старого Света от Британии до Тихо­го океана, в условиях наивысшего в древности расцвета эко­номики, культуры и разнообразных связей, впервые в истории человечества осуществлялись не только опосредствованные, но и прямые контакты между самыми, казалось бы, отдален­ными друг от друга странами и народами. Для этого перио­да мы вправе определенно говорить и о вполне регулярных контактах между древней Средней Азией и античным При­черноморьем.

Вопрос о путях, по которым осуществлялись эти контак­ты в «имперский период», сейчас, в основном, прояснился. Общепризнано существование тогда двух южных трасс, свя­зывавших все четыре древние империи: морской — из египет­ских портов на Красном море в Индию и, вероятно, на Цей­лон, в Индокитай и Южный Китай, и трансконтинентальной – Великого Шелкового пути из Ханьского Китая через Цен­тральную, Среднюю и Переднюю Азию в нынешнюю Сирию. Для нас особо интересны более северные пути, соединявшие Среднюю Азию непосредственно с Причерноморьем-

Таковы водный путь из Бактрии по пересохшему ныне каспийскому руслу Амударьи (Оксана-Вахша) – Узбою, Каспию, реке Куре через Закавказье, и степной путь, огибав­ший Каспий с севера и идущий в Северное Причерноморье и, идущий в Северное Причерноморье и вероятно, на Кавказ (доходил ли он до берегов Черного моря, пока не ясно, хотя

это вполне возможно). О функционировании в древности вод­ного пути по Узбою свидетельствуют античные авторы и но­вейшие археологические данные. Степной путь возник, оче­видно, на трассах перекочевок и миграций центрально- и среднеазиатских скотоводческих племен в Поволжье и далее на запад и юго-запад. Письменные источники определенно документируют его существование в раннем средневековье, археологические же данные (ханьская надпись на надгробии в Крыму, находки китайских вещей, бус амулетов из При­черноморья и подражаний римской посуде в Средней Азии и т. п.) говорят о возникновении его в первые века н. э.

Оба эти пути обеспечивали непосредственные живые контакты и обмен товарами, людьми, культурными достиже­ниями между жителями Средней Азии и римского мира (в том числе и Причерноморья), а также Китая и Ирана. Роль степных скотоводческих племен, через земли которых осу­ществлялись эти связи, – выступали ли они активными участниками их или ограничивались посредничеством и взи­манием пошлин, – еще не совсем ясна.

Т. М. Кузнецова

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: