АНТИЧНЫЕ БУСЫ В ЮЖНОЙ СИБИРИ

В хунно-сарматское время к жителям степей Енисея пос­тупали из Китая лаковые изделия, шелковые ткани, зеркала, а по Шелковому пути с территории Ближнего Востока и Вос­точного Средиземноморья стеклянные вещи, из которых до нас дошли бусины и бисер. Известны и другие привозные из­делия, но они не составляли массового импорта. В частности, нефритовые вещи и коралл найдены во дворце китайского са­новника, построенном в I в. н. з. под г. Абаканом. Лак же, шелк и бусы служили, видимо, эквивалентом при торговле шкурами соболя. Еще в 1960 г. Л. Р. Кызласов пытался дати­ровать таштыкские грунтовые могильники по единичным тог­да в них обломкам китайских лаковых чашечек, фрагментам полихромных тканей и стеклянным золоченым бусинам. Руко­водствуясь лишь внешнем сходством, он отнес чашечки и тка­ни к эпохе Раняя Хань, а бусы – к I в. до н.э., т.к. сходные были найдены в могильнике хунну в Забайкалье. В результа­те возраст таштыкеких могильников был определен в преде­лах I в. до н.э.– I в. н.э. (1, с. 108 сл.). Позже выяснилась пол­ная неинформативность обломков чашечек и, напротив, кон­кретность анализа полихромных тканей; они относятся к лоу-ланьской группе китайских тканей и изготовлены в мастерс­ких Шу (совр. провинция Сычуань). Длительное время эти ткани относили к I в. до н. э. – II вв. (2). Ныне в связи с уточнением датировки могильника и поселения у Лоулана предложено другое время их изготовления – III–IV вв.н. э. (3). Соответственно изменяются представления и о таштыкс­ких памятниках, где найдены куски тканей из той же мастер­ской. Сейчас это самая надежная, но не единственная, дата для таштыкеких могильников.

Собрано ок. 500 подлинных бусин, преимущественно ка­менных, костяных и несколько десятков стеклянных, дающих дату таштыкеких памятников. Длинные низки бус из 20 –45 бусин носили как ожерелье и оплетали ими высокую женскую прическу. Короткие низки из 4 – 5 бусин служили брасле­тами, а одна-две, нанизанные на ремешок или тесемку и но­сившиеся на шее, – амулетами. Бисером, видимо, украшали иногда ворот, рукава или грудь рубахи, одетой на покойника под двумя шубами. На одну нить всегда нанизаны бусины

разного материала, формы, цвета. Почти все стеклянные бу­сины найдены в двух таштыкеких могильниках: у д. Комарко-ва на правом берегу Енисея и у бывшего хут. Терский на ле­вом берегу Енисея. Спектральному анализу были подвергну­ты 12 буеин из первого пункта и 13 бусин из второго. Анализ сделан в Лаборатории ЛОИА В. А. Галибиным и в лаборато­рии ВНИИИ Океаногеологии и прокомментирован В. А. Гали­биным.

По составу стекла комарковские бусины разделились на изготовленные по египетскому рецепту (песок + природная сода) в мастерских Восточного Средиземноморья и восточно­му рецепту в мастерских Ближнего Востока (Иран, Персия). В. А. Галибин указал на совпадение химического состава и внешнего вида сибирских бусин с бусами из Северного При­черноморья, типология которых хорошо разработана. Это наблюдение побудило нас проанализировать по внешнему ви­ду и другие стеклянные бусины могильника. На наш взгляд, из мастерских Восточного Средиземноморья происходят: 2 подвески из белого стекла с различно окрашенными зонами, крупная бесцветная бусина с большой золотой прокладкой, си­ние бусина и пронизь, бесцветный бисер, а также уникальная свинцовая бусина (4, с. 83сл.). Аналогичные формы имеются в памятниках Северного Причерноморья, но наибольшее сходст­во с античными имеют комарковские подвески и позолоченная бусина. Подвеска из одноцветного стекла сходна с типом гру­шевидных черноморских подвесок, датируемых II – первой пол. IV вв., а также со стрелковидными подвесками конца I— нач. II вв. (5, т. 27, 72; т. 33, 6, 7, 70). Вторая подвеска имеет поперечный орнамент, распространенный со II в. до н.э. по I в. Бусы с золотой и серебряной прокладкой были широко расп­ространены в Северном Причерноморье в I – IV вв. (5, с. 27). Аналогичная комарковская бусина не могла быть изготовлена ранее II в., поскольку ее стекло обесцвечено марганцем, что применяется лишь со IIв. (4, с. 100). По типологическим приз­накам к античным можно отнести и ряд других комарковс-ких бусин, хотя их химический состав не проверялся. Это про­низи из нескольких нерасчлененных бусин: 2 пронизи из трех крупных бочковидных бусин (по Алексеевой т. 26, 5–8, тип 1 вариант Б), 2 пронизи из двух крупных цилиндрических бу­син (по Алексеевой т. 26, тип 32), 2 вытянутые пронизи с пе-

ретяжкой по краям (Алексеева, 1978, т. 26, 30, 32, тип 21, 23), несколько пронизей из мелких бусин типа бисера и т. д.

В комарковской коллекции преобладают одноцветные бу­сины, имеются оранжево-янтарные, граненые, рубленый бисер, бочковидные бусины, изготовленные из вытянутых трубочек – все эти признаки характерны для античного стеклоделия пер­вых веков н. э. (5, с. 62 сл.). В целом обращает на себя вни­мание то обстоятельство, что нет бусин, встречающихся в па­мятниках Северного Причерноморья ранее I в., а преобладают типы, наиболее распространенные в I – II, либо с конца I в. и во II вв. н. э.

В могильнике Терский в одной могиле собрано 15 бусин, из которых 2 доломитовые и 13 стеклянных, три из которых по составу стекла изготовлены в мастерских Восточного Сре­диземноморья, а остальные — Ближнего Востока. Интере­сующие нас изделия из содового стекла представлйют две си­ние бусины (благодаря использованию кобальта) и округлую бисеринку из полупрозрачного стекла молочного цвета. Такой бисер изготовлялся в античных мастерских как до II в. до н. э., так и во II в. н. э. (5, т. 33, 1, 16, 25). Одна бусина изготовлена из вытянутой трубочки с перехватом, т. е. из двух овальных бусин; тип характерен для первых веков (5, т. 38, 3, тип 15, 16). Другая бусина первоначально была цилиндрической фор­мы, но подшлифована под бочонковидную. Этот тип был расп­ространен со II в. до н.э. и в первых веках (5, т. 34, 4, тип. 18, 21). Однако ранее II в. н. э. на Енисей попасть они не могли, поскольку найдены в комплекте с ближневосточными бусина­ми, три из которых по химическому составу (по В. А. Галибину) датируются II – V вв.

Имеются сведения о других типах бусин из раскопок С. А. Теплоухова у оз. Горькое и С. В. Киселева у кург. Салбык. Среди них глазчатые, полихромная и одноцветные. Глазчатые бусины делятся на белые и зеленые. Первые различаются по глазкам: синие или красные глазки в черных кольцах, синие глазки в двойном белом и синем кольцах. Зеленые бусины с синими глазками в белых и с коричневыми глазками в жел­тых кольцах. Без знания конкретной технологии (гладкие нак­ладные, слоисто-щитковые, слоисто-комбинированные) их трудно датировать, но в Северном Причерноморье глазчатые бусины широко распространены именно в первые века н.э.

 

 

Единственная полихромная бусина украшена тремя поперечными полосами. Окраска неизвестна, имеется лишь карандашный рисунок Л. А. Евтюховой. Прямых аналогов не найдено; предположительно бусина изготовлена в I в., пос­кольку орнамент из поперечных полос был характерен для III – I вв. до н. э., а с тройной поперечной полосой для позд­него эллинизма и I в. н. з. (5, с. 41). Среди одноцветных бу- син есть синие, голубые и бесцветные с внутренней полосой. Последние схожи с античными широко распространенными в I – IV вв., а особенно в конце I – II вв. Комбинированная пронизь из округлого диска и перпендикулярного к нему ова­льного диска подобна пронизям, известным в комплексах I – III вв., а наиболее часто со второй пол. I и во II вв. (5, т. 26, 67, тип 25).

Стеклянные бусы, причем в значительном количестве, найдены на Енисее в памятниках, близких по времени или синхронных таштыкским. Это позднетагарские курганы и мо­гилы населения загадочного происхождения, условно называе­мые «тесинскими грунтовыми» могилами. Бусы не привлека ­ли внимание исследователей, не анализировались, не подвер­гались спектральному анализу, но даже визуальное знакомст­во с коллекциями позволяет утверждать, что среди них мно­- го бусин, типологически близких отмеченным в таштыкских могилах, а также новых, сходных с античными. Выделяется несколько типов:

1. Треугольные подвески, спаянные из разноцветного стекла. Полосы и зоны направлены вдоль канала отверстия. Полос две-три. Две подвески найдены в тагарском кургане Новые Мочаги Н. Ю. Кузьминым, одна в могильнике Тепсей VII М. П. Грязновым. В северном Причерноморье подобные отмечены в погребениях I в. до – II в. н. э., но наиболее характерны для рубежа н. э. (5, с. 43, т. 27, 60 – 65).

2. Пронизи из трех нерасчлененных бусин с золотой прок­ладкой (Новые Мочаги и Оглахты V, м. 6, раскопки Л. Р. Кызласова); аналогичны таштыкским и античным первых вековн. э. (5, т. 26, 8, 30).

3. Цилиндрическая бусина, обвитая спиралями, найдена в могильнике Новые Мочаги. В античных комплексах со 11в. до н. э. по II в. н. э.

4. Полихромная бусина цилиндрической формы с фестонообразным орнаментом найдена в могильнике Красный Яр,

 

раскопки Э. Б. Вадецкой. Этот тип бусин в античных памят­никах наиболее характерен с первой пол. IIв. изготовлялся не ранее I в. (5, т. 29, 30, 31, 33, с. 38, 49).

5. Бочонковидные бусины с валиками по краям. Соответствуют 170 типу одноцветных античных бус и типам 24, 26 с металлической прокладкой. Изготовлены из трубочки при помощи формовочных щипцов. Одноцветные бусы характерны для I – II вв., а с металлической прокладкой для I – III вв. (5, т. 26. 24–27). На Енисее найдены в могильниках Уайбат II, раскопки Г. Ф. Дебеца, и Тепсей VII.

6. Мелкие округлые бусины с ребристой поверхностью. Соответствуют античным одноцветным бусам типов 141–152. Распространены в I–IV вв., а особенно в I – II вв. (5, с. 71 сл.; т. 33, 46, 50–54). Наконец отметим круглые и бочонковид­ные бусины с металлической прокладкой, встреченные неод­
нократно и характерные для I – IV вв.

Таким образом, в Минусинской котловине находятся в могильниках те типы восточносредиземноморских бус, кото­рые были на территории Северного Причерноморья наиболее распространены в I – II вв. или с конца I в. и во II в., что определяет нижнюю дату этих памятников, но не может слу­жить единственным основанием, ибо одинаковые бусы продол­жали изготовляться до IV в.

В одних комплексах и даже на одном ожерелье обнару­жены бусы разного происхождения: из Восточногго Средизем­номорья и Ближнего Востока. Те и другие могли поступать поодному отрезку Великого Шелкового пути. Значит, бусы из содового стекла могли поступать из Сирии, а не степным пу­тем из Северного Причерноморья.

Близость типов сибирских и черноморских бус (их более 20), обнаруживаемая даже при их визуальном сопоставле­нии, склоняет нас к мысли, что бусы поступали все-таки из мастерских Северного Причерноморья. Косвенным подтверж­дением этому служат могильники на юге Западной Сибири. Например, саргатский могильник I – II вв. на Среднем При-тоболье, где положены не только бусы, но и фигурки Гарпок-ратов из Северного Причерноморья (6). С I в. п. э. был ос­воен северный отрезок шелкового пути, по которому изделия из античных колоний Северного Причерноморья проникали в

Ханьскую империю. «Северный путь» на территории Восточ­ного Туркестана проходил через Турфанский оазис. Торговая магистраль, являвшаяся для западного населения Шелковым путем, стала «стеклянным» путем для населения Централь­ной Азии и Китая в I — VIII вв. (7, с. 369, 389), а не раньше, что объясняет отсутствие в минусинских памятниках антич­ных бус ранее I в.

Многочисленные государства, расположенные в Восточ­ном Туркестане, через которые проходил Шелковый путь, на­ходились под властью хунну со IIв. до н. э. до конца 1 в. до н. э. В 77 г. до н. э. китайцы создали здесь свои земледельчес­кие колонии и военные поселения. Китайский протекторат над государствами Западного края формально просущество­вал до 107 г., но еще в 91 г. империи Хань удалось нанести окончательное поражение хунну. После разгрома они переста­ли играть сколько-нибудь заметную роль в международных отношениях в Центральной Азии и территория, прежде ими занятая, вскоре оказалась в руках сяньбийцев (8, с. 259). Та­ким образом, в интересующее нас время китайские торговцы, видимо, активно действовали на «северном пути» и поступив­шие по нему изделия продавали в другие районы вместе с ки­тайскими вещами и шелком. Поэтому в таштыкских могиль­никах находятся ценности, одновременно импортируемые как с Востока (Китай), так и с Запада (Иран, Персия, Северное Причерноморье).

Импортные бусы являются датирующим источником для очень сложного, так называемого «таштыкского переходного» периода в Присаянье, причем не столько для датировки конк­ретных памятников, сколько проблемы взаимоотношений нес­кольких этносов – тагарцев, тесинцев, таштыкцев.

Изложенные соображения являются первой заявкой для исследования в этом направлении с привлечением стеклянного импорта.

1. Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха. М., 1960.

2. Рибо К. Л., Лубо-Лесниченко Е. И. Оглахты и Лоулань (две группы древних художественных тканей).– Страны и народы Востока вып. XV, 1973.

3. Лубо-Лесниченко Е. И. Китай на шелковом пути. Автореферат дисс. докт. ист. наук. Л., 1989.

4. Галибин В. А. Состав стекла из памятников Красноярского края (V в. до н. э. –I в, н. э.).– Древние культуры Евразийских степей. Л.,

5. Алексеева Е. М. Античные бусы Северного Причерноморья.– САИ вып.
Г1-12, 1978.

6. Матвеев А. В., Матвеева Н. П Саргатский могильник у д. Тютрина (по раскопкам 1981 г. ). – КСИА, вып. 184, 1985.

7. Лубо-Лесниченко Е. И. Великий Шелковый путь.– В кн.: Восточный
Туркестан в древности и раннем средневековье. М., 1988.

8. Крюков М. В. Восточный Туркестан в III в. до н. э. – VI в. н. э. – В кн.: Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье, М., 1988.

В. Р. Эрлих, С. П. Кожухов

ОБ ОСНОВНЫХ ЭТАПАХ РАЗВИТИЯ

МЕОТСКОЙ КУЛЬТУРЫ ЗАКУБАНЬЯ

Основным результатом десятилетней работы Кавказской археологической экспедиции ГМИНВ является открытие и ис­следование большого числа новых памятников Закубанья в хронологическом диапазоне от эпохи бронзы до позднего сред­невековья, а количество раскопанных памятников эпохи ран­него железа таково, что позволяет монографически изучить историю Среднего Закубанья в этот период.

Авторы, в той или иной степени освещавшие вопросы периодизации раннего железного века Кубани, основывались, главным образом, на материалах Правобережья, поскольку Закубанье было исследовано значительно хуже. Даже первич­ный анализ памятников Закубанья позволяет утверждать, что ни одна из предложенных периодизаций не может быть здесь применена, поскольку развитие меотской культуры в ре­гионе происходило несколько иначе.

Мы присоединяемся к мнению тех исследователей, кото­рые полагают, что «меоты» греческих авторов являются не эт-никоном, а суммарным понятием, обозначающим население, жившее вокруг Меотиды (1; 2). Однако понятие «меотская культура», по нашему мнению, вполне приемлемо для обозна­чения археологической культуры Кубани раннего железного века.

Выделение периодов в археологических культурах пред­полагает разнообразие подходов и принципов, тем более в культурах, отличающихся длительным сохранением традиций-

К таким консервативным культурам относится, на наш взгляд, и меотская культура Закубанья, сохраняющая основные чер­ты погребального обряда на протяжении более 700 лет.

В нашем подходе к периодизации меотской культуры мы стараемся выделить основной процесс каждого периода, а ру­бежами считаем те моменты, когда эти процессы можно счи­тать в основном завершенными.

До недавнего времени были неизвестны памятники, не­посредственно предшествующие древнемеотским могильникам. Некоторый свет на проблему генезиса меотской культуры За­кубанья пролили исследования Э. С. Шарафутдиновой (3). Очевидно, процесс генезиса новой культуры в предгорной и лесостепной части Закубанья необходимо рассматривать в общем контексте формирования культур эпохи перехода от бронзы к раннему железному веку Северного Причерномо­рья, где в конце II–нач. I тысячелетия до н. э. под воздейст­вием экологических факторов наблюдается запустение степ­ных районов и поиск степным населением экологических ниш с более влажным климатом пригодных для проживания (4).

Ранний период, название которого «древнемеотским» вполне допустимо, длится со второй пол.– конца IX в. до н.э. до середины VII в. до н. э. Такие даты дает относительная хронология комплексов древнемеотских могильников Закуба­нья,. основанная на взаимовстречаемости бронзовых уздечек наборов (5). Нижнюю дату дает бронзовый птицеголовый скипетр с грибовидным обушком из погребения 35 мог. Фарс, аналогичный скипетру из клада Прюдь (6). Объединение в один период VIII, VII и VI вв. до н. э., как это было сделано А. М. Ждановским и И. И. Марченко (7), на наш взгляд, неп­равомерно, хотя в памятниках второй пол. VII – VI в. до н.э. прослеживается преемственность с древнемеотским периодом в погребальном обряде и некоторых керамических формах. Материальная культура в целом, однако, имеет несколько иной облик, что следует связывать с важными социально-эко­номическими сдвигами, происшедшими в конце древнемеотс-кого периода. Они в значительной мере обусловлены участием населения Прикубанья в переднеазиатских походах конца VIII – первой пол. VII вв. до н. э., что подтверждается архео-логическим материалом. К концу периода походов, углубляет­ся процесс социальной поляризации общества, наиболее ран-

ним свидетельством чего являются подкурганные аристокра­тические погребения вождей-колесничих в курганах Уашхиту и 46 в урочище «Клады» у ст. Новосвободной, а также клады упряжи колесниц (8).

Завершение древнемеотского периода и начало нового от­мечено появлением богатейших курганов 3-й четв. – 2-й пол. VII в. до н. э. у ст. Келермесской, ст. Костромской и 1 Говер-довского кургана. Участие в переднеазиатских походах и по­лученный скифский импульс придают меотской культуре «скифоидный» облик. В этот момент как никогда ранее проя­вилась общность материальной культуры Закубанья с раннескифской культурой Северного Кавказа и Украинской Ле­состепи.

С окончанием походов начинается новый период меотс­кой культуры, который мы, вслед за многими исследователя­ми, называем меото-скифским. В Закубанье он хорошо прос­леживается на материалах ранних групп Уляпского и Начер-зийского могильников, датируемых VI – V вв. до н. э., и Ульского курганного некрополя воинов-аристократов. С пред­шествующим периодом меото-скифский связывает преемст­венность в погребальном обряде и некоторых формах керами­ки. Уздечные наборы, оружие и предметы в зверином стиле выполняются в русле общескифских традиций. Особенность региона проявляется в деталях погребального обряда. Напри­мер, короткие мечи-акинаки встречаются здесь у рядовых пе­ших воинов (9), упряжные кони используются в виде жерт­венных животных в огромных гекатомбах и др.

Основным процессом в этот период, по нашему мнению, является постепенное изживание «скифских» черт. Так, во вто­рой пол. VII – первой пол. VI вв. до и. э. в Закубанье широ­ко используются бронзовые наконечники стрел скифских ти­пов (10). Однако уже с середины VI в. до н. э. происходит вы­теснение бронзовых наконечников стрел железными; уже в V в. до н. э. бронзовые наконечники стрел редки, а в IV в. до и. э. – единичны. Короткие акинаки скифского облика посте­пенно эволюционируют с конца V в. до н. э. в длинные меотские мечи без металлического перекрестия. В сложившемся виде меотский меч существует уже в IV в. до н.э. (25). Доль­ше существуют уздечные наборы общескифского облика, од­нако в конце V в. до н. э. на удилах появляются крестовидные насадки, которые к III р. до н. э. модифицируются в своеоб-

разные крестовидные «псалии: »; двудырчатые псалии исче­зают, ременное оголовье лошади упрощается.

К IV в. до н. э. меотская культура Закубанья приобре­тает свой «классический» облик. Начинается собственно меотс­кий период. Господствуют местные формы гончарной керами­ки, возникшие в результате переработки боспорских тради­ций, своеобразен набор вооружения, сложился кубанский ва­риант звериного стиля. Тесные контакты с Боспором привели к появлению в погребениях импортных вещей. Все эти черты хорошо прослеживаются в поздней группе Уляпского и ранней группе Серегинского могильников. Появляются новые черты в погребальном обряде, и не только в нем. Некоторые курга­ны IV в. до н. э. являются не погребальными памятниками, а святилищами. Для IV – III вв. до н. э. прослежены коллек­тивные (вероятно, склеповые) захоронения в Серегинском мо­гильнике, в которых бывает до 10 погребенных. Возможно, это явление следует рассматривать в одном ряду с появле­нием склепов того же времени в Крыму (11) и Ставрополье (12). В Серегинском и Уляпском могильниках встречены ри­туальные комплексы, содержащие большое количество пере­мешанных костей животных, керамику, отдельные металли­ческие предметы, горгонейоны, плоские известняковые плиты. Таких комплексов известно не менее пяти, и они требуют объяснения.

Население Закубанья приняло участие в боспорской вой­не 310/309 гг. на стороне Арифарна и по всей видимости, вош­ло в сиракский союз кубанских племен (13). Военные контак­ты с Боспором подтверждаются находками элементов гречес­кой паноплии в комплексе конца IV – нач. III вв. до н. э. Курджипского кургана, а также отдельными находками гре­ческих шлемов на территории Закубанья. Последние, вероят­но, послужили прототипами местных закубанских бронзовых шлемов III – I вв. до н. э.

Данные о закубанских поселениях этого периода немно­гочисленны. Нами частично исследовалось неукрепленное по­селение Ульский пенькозавод-2, относящееся к Серегинскому могильнику. Второе исследованное поселение, также относя­щееся к IV – III вв. до н. э., расположено на р. Медовка. Оно окружено неглубоким рвом, остатки которого прослежи­ваются вокруг поселения.

В целом мы склонны датировать собственно меотский пе­риод временем с IV в. до н. э. по I в. до н. э., до начала актив­ной сарматизации Среднего Закубанья. Определить точную верхнюю дату трудно, поскольку для III –I вв. до н. э. прак­тически полностью отсутствуют надежные хронологические реперы, и уточнение ее возможно только с применением ста­тистических методов.

Если в верховьях Кубани и на правобережье Лабы сар­матские памятники появляются уже в III в. до н. э. (14), в Среднем Закубанье мы можем говорить лишь о незначитель­ном сарматском влиянии, усиливающемся к концу меотского периода. Появляются мечи с полукольцевым навершием, че­решковые стрелы, которые в одном случае (Серегинский к. 1, п. 23) встречены с втульчатыми.

В I в. до н. э. – I в. н. э можно говорить о радикальном изменении облика археологической культуры Среднего Заку­банья. Некоторые меотские могильники продолжают функцио­нировать, однако в них появляются погребения, разительно отличающиеся от предшествующих. Так, в Серегинском мо­гильнике появляется группа погребений с СВ ориентировкой, комплексом вооружения, характерным для средне- и поздне сарматского периодов (ср. 15). Здесь же найдены украше­ния, характерные для сарматских памятников, а также новые типы керамики. Особенно интересен ритуальный комплекс №1 из Серегинского к. 1, состоявший из железного меча с перек­рестием и без металлического навершия, шлема типа «Монтефортино F» и песчаниковой плиты. Комплекс в целом анало­гий в Закубанье пока не имеет, однако вполне вписывается в сводку сарматских комплексов, сделанную Б. А. Раевым (16). Дата шлема по Робинзону I в. н. э. (I). Ритуальный комп­лекс № 1 Серегинского к. 1, а также погребения так называе­мой Зубовско-Воздвиженской группы, позволяют говорить о начале активного проникновения сарматов к западу от Лабы с I. в. до н. э.

В один из курганов группы Уашхиту-2 было впущено 16 погребений сарматского облика с преобладанием СВ ориенти­ровки, в сопровождении керамики, ближайшие аналогии кото­рой находятся в памятниках Нижнего Поволжья, а на Север­ном Кавказе – в Таркинском могильнике. По зеркалам-под­вескам с валиком по краю можно датировать эту группу I–

нач. II вв. н. э. (18). Она отличается от памятников как Зу­бовско-Воздвиженской группы, так и от более поздних Закубанских.

Новая сарматизированная культура Среднего Закубанья в завершенном виде сформировалась в I в. н. э. Грунтовые мо­гильники этого времени свидетельствуют о смене погребаль­ного обряда и материальной культуры. Исчезла южная ориен­тировка погребенных, в могильниках (Чернышевский, Штур-бинский, Уашхиту-2 и др.) преобладает широтная. Со второй пол. I в. н. э. наряду с простыми грунтовыми ямами с дере­вянными гробовищами, фиксируются катакомбы. Прослежи­вается обычай помещения лепного горшочка в миску, космети­ческие мисочки со следами мела. Радикально меняется мате­риальная культура: появились фибулы, зеркала-подвески, амулеты из египетского фаянса, оружие средне– и позднесарматских типов, стеклянные бальзамарии, сосуды с зооморфны­ми ручками и др. (19). Преемственность с предшествующим меотским периодом мы можем проследить лишь в некоторых формах гончарных мисок и лепных горшочков.

Смена культуры в Среднем Закубанье идет с востока на запад. По течению рек Пшиш и Псекупс новые черты появ­ляются немного позже, чем в бассейне Лабы. В Ново-Вочеп-шийском грунтовом могильнике меотские черты доживают до рубежа эр. Немногочисленные погребения I в. н. э. имеют за­падную ориентировку, в остальном же не отличаются от пог­ребений предшествующего времени (20). Однако и здесь во II – III вв. н. э. появляются могильники, близкие Чернышевс­кому и Штурбинскому: Ленинохабльский (21), Чишхо и Капанешхо (22). Памятники сарматизированной культуры появ­ляются и в предгорных районах (Ясеновая Поляна: 23). Кро­ме грунтовых могильников, встречаются и курганные, напр., погребение II в. н. э. из аула Кончукохабль (24).

Еще одной яркой чертой культуры сарматизированного на­селения Среднего Закубанья является появление укрепленных городищ. Городища, исследовавшиеся Н. В. Анфимовым, Л. Н. Носковой и нами (всего 16), не имеют культурного слоя, да­тируемого ранее первых вв. н. э. Наиболее распространенный тип городищ – мысовое, с «цитаделью», окруженной рвом. К этому типу можно отнести Джеракайское, Дукмасовское, Чемдежское, Тахтамукаевское и др. Не исключено, что к это-

му же времени относятся и городища Правобережья Лабы – Тенгинская группа, культурный слой которых не исследовал­ся. Во всяком случае, городище Солонцы у ст. Каладжинской на правом берегу Лабы датируется первыми вв. н. э.

По материалам могильников сарматизированная культу­ра Среднего Закубанья существует до IV в. н. э. С ее исчез­новением заканчивается ранний железный век в этом регионе, некоторые городища имеют следы обживания в раннем сред­невековье.

Материалы Закубанья показывают, что культура населе­ния, которое античные авторы с VI в. до н. э. называли «меотами», зародилась к югу от Кубани в конце IX – VIII вв. до н. э. Она получила новый импульс в VII в. до н. э. в результа­те переднеазиатских походов скифов и других племен Север­ного Кавказа и распространилась на Правобережье и Ниж­нюю Кубань. Будучи отделенной от скифо-савроматского мира правобережными меотами, культура Закубанья к IV в. до н.э. приобретает самобытные черты, отличающие ее от синхрон­ных культур Северного Кавказа и Северного Причерноморья. Это позволило закубанским племенам сохранить привычный облик материальной культуры до вторжения сарматских пле­мен в I в. до н. э. В первые вв. н. э. на этой территории скла­дывается новая сарматизированная культура, резко отличаю­щаяся от предшествующей меотской. Новая меото-сарматская общность существует до нач. IV в. н. э.

1. Галанина Л. К., Алексеев А Ю. Новые материалы к истории Закубанья.– АСГЭ, вып. 30, 1990.

2. Gardiner-Garden J. Q. Fourth century conception of maiotian etnography.–Historia, Bd. 55, 1986, No2.

3. Шарафутдинова Э. С. Двуслойное поселение Красногвардейское II – памятник эпохи поздней бронзы – начала раннего железа на Кубани.– В сб.: Меоты – предки адыгов. Майкоп, 1989.

4. Махортых С. В., Иевлев М. М. О путях и времени формирования раннекочевнических образований на Юге Европейской части СССР в позд­нейший предскифский период.– ДСКП. М.. 1991.

5. Эрлих В. Р. Бронзовые уздечные наборы и проблема хронологии комп­лексов предскифского и раннескифского времени Закубанья.– ДСКП. М., 1991.

6. Эрлих В. Р. К проблеме происхождения птицеголовых скипетров.– СА, 1990, № 1.

7. Ждановский А. М., Марченко И. И. К вопросу о периодизации раннего железного века Прикубанья.– I КАК. Краснодар, 1989.

 

8. Эрлих В. Р. Курган Уашхиту и проблема интерпретации некоторых комплексов типа Новочеркасского клада. – XVI Крупновские Чтения по археологии Северного Кавказа (Тез. докл.). Ставрополь, 1990.

9. Эрлих В. Р. Мечи скифского облика из могильника у аула Уляп.– Древний и средневековый Восток, вып. II. М., 1988.

10. Эрлих В. Р. Бронзовые наконечники стрел и проблема хронологического распределения комплексов раннескифского времени Среднего Закубанья. – Материальная культура Востока, часть I. M., 1988.

11. Яковенко С. В. Скiфи Схiдного Криму в V – II ст. до н. э. К., 1974.

12. Белинский А. В. К вопросу о культурной принадлежности склеповых сооружений раннего железного века на Ставропольской возвышенности. – XVI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (Тез. докл.) Ставрополь, 1990.

13. Ждановский А. М. К истории сиракского союза племен (по материалам курганных погребений Среднего Прикубанья). – Дон и Северный Кавказ в древности и средние века. Ростов н/Д, 1990.

14. Каминская И. В. Сарматские погребения на Урупе. – СА, 1988, № 1

15. Терехова Н. Н. Результаты металлографического исследования железных предметов из Серегинского грунтового могильника. – ДСКП. М., 1991.

16. Раев Б. А. Бронзовый шлем из коллекции Новочеркасского музея. – КСИА, вып. 194, 1988.

17. Robinson H. R. The Armour of Imperial Rome. L., 1975.

18. Эрлих В. Р., Кожухов С. П. Погребения сарматского времени из кур­
ганного могильника Уашхиту-2. – ДСКП. М., 1991.

19. Габуев Т. А., Днепровский К. А., Носкова Л. М. Работы Кавказской археологической экспедиции. АО–1986. М., 1988.

20. Носкова Л. М., Кожухов С. П. Меотские погребения Ново-Вочепшийского могильника (по материалам раскопок 1985–1986 гг.). – Меоты – предки адыгов. Майкоп, 1989.

21. Ждановский А. М. О погребальном обряде ранней группы захоронений Ленинохабльского могильника.– Археология и вопросы атеизма. Грозный, 1977.

22. Кожухов С. П., Эрлих В. Р. Археологические разведки левого берега Краснодарского водохранилища. – Материальная культура Востока, часть II, М., 1988.

23. Дитлер П. А. Могильник в районе поселка Колосовка на реке Фарс.– СМАА,, вып. II. 1961.

24. Дитлер П. А Комплекс из кургана у аула Кунчукохабль. – СМАА, вып. III, 1972.

25. Эрлих В. Р. Меотские мечи из Закубанья. – ДСКП. М., 1991.

Е. А. Беглова

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: