Визуализация и концептуализация

В предыдущих параграфах неоднократно затрагивалась тема ви-зуализации. По мере наращивания этапов трансдукции эта тема становилась все более насыщенной. Настало время рассмотреть ее в систематической форме. Следует отметить, что тема визуализа-ции исключительно важна для всей философии науки в целом. Особенно в связи с тем, что с первых этапов развития науки ис-следователи испытывали существенные трудности в сопряжении визуализации с концептуализацией. Визуализация всегда выступа-ет как выработка визуальных образов. Первоначально под научной теорией понимали сообщение о том, что видят. Можно констатиро-

139

вать, что наука возникла под эгидой темы визуализации. Но по ме-ре нарастания понимания концептуальной природы науки крепло убеждение, что визуализация едва ли совместима с рафинирован-ными научными представлениями. На самом деле, глазу не подвла-стны ни понятия признаков, ни научные законы и принципы. Вроде бы очевидно, что наука несостоятельна без зрительных образов. Но не ясно, как совместить это обстоятельство с ее концептуальной природой. Основная идея данного раздела состоит в том, что ви-зуализация и концептуализация – родные сестры. Между ними нет противоречия, ибо по своей подлинной природе визуализация, рав-но как и все другое в науке, имеет концептуальную природу. Именно в химии это обстоятельство выразилось в наиболее яркой форме.

В качестве отправного пункта дальнейшего анализа мы избира-ем объемную статью американского философа Агустина Арайя «Скрытая сторона визуализации»¹, в которой он стремится дать последовательную теорию интересующего нас феномена. Для него ключевое значение имеет подход, реализованный родоначальником феноменологической философии Эдвардом Гуссерлем, автором двух основательных философско-научных трудов «Начало геомет-рии»² и «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноме-нология»³. В первой из этих работ Гуссерль утверждал, что станов-ление геометрии было связано с выработкой в сознании людей, как он выражался, идеальной предметности, которая обладает безус-ловной всеобщностью для всех людей. Теорема Пифагора никем не ставится под сомнение. В «Кризисе европейских наук» Гуссерль связывал статус европейских наук с новациями Галилея и Декарта, среди которых особенно актуальное значение имело введение в науку интситутов идеализации и метризации (Галилей выступал за всемерную математизацию науки) и, особенно, пространственно-сти (Декарт, как известно является основателем аналитической

¹ Araya A.A. The hidden side of visualization // Techné. 2003. V. 7. No. 2. P. 27–93.

² Гуссерль Э. Начала геометрии. М., 1996.

³ Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология.
Введение в феноменологическую философию // Вопросы философии. 1972. № 7.
С. 136–176.

140

геометрии). Протест Гуссерля был связан с отрывом идеальных форм от полноты жизненных переживаний, связанных с воспри-ятием зрительных форм, цвета, звука, запаха. Он был убежден, что все чувственные переживания обладают концептуальным, эйдети-ческим содержанием. Выход же из затруднительной ситуации Гус-серль видел в переводе науки на рельсы феноменологической фи-лософии.

Для Арайя анализ Гуссерля важен, по крайней мере, в двух от-ношениях. Во-первых, он артикулирует геометрическую тему, ко-торая без сомнения актуальна для проблемы визуализации. Во-вторых, Гуссерль рассматривает вопрос о бытии человека в мире. Но в этом деле также не обойтись без визуальных образов.

Анализ Гуссерля Арайя дополняет и часто корректирует в связи с успехами компьютеризации науки. Ведь именно компьютерная техника придала теме визуализации необычайную актуальность, вернув ее в науку из забвения. Выяснилось, что визуальные образы не чужды науке, ибо мы мыслим ими. Как правило, визуальные образы запускают процесс мышления. Осмысливая это обстоятель-ство, Арайя выходит за пределы феноменологии, уделяя присталь-ное внимание основаниям объективизма, натурализма и реализма. В этом отношении он выступает сторонником не столько феноме-нологической, сколько аналитической философии. Стремясь к мак-симально возможной ясности своего изложения темы визуально-сти, он выделяет пять принципов:

1) принцип мышления посредством визуализаций,

2) принцип единения человека с компьютером,

3) принцип трансформации мышления,

4) принцип объективации,

5) принцип натурализма.

В заключительной части своей статьи Арайя стремится дать обоснование каждому из этих принципов. Он полагает, что прин-цип мышления посредством визуализаций является выражением условия придания максимальной научной заостренности феномену метризации. Если он воспринимается не пассивно, а активно, с подключением соответствующих концептуальных средств, то как раз и приходится мыслить посредством визуализаций, которые к

141

тому же трансформируют мышление. Следовательно, получает свое определенное истолкование и принцип трансформации мыш-ления.

Принцип единения человека с компьютером является продол-жением принципов мышления посредством визуализаций и прин-ципа трансформации мышления. Их осуществление не может со-стоять без компьютеров, с которыми человек вступает в гармонич-ное отношение.

Принцип объективации, связанный с приданием даже негеомет-рическим формам объективных форм, рассматривается Арайя в качестве опять же продолжения принципа мышления посредством визуальных, компьютерно-графических образов.

Наконец принцип натурализма выступает как предписание дос-тичь в высшей степени реалистические визуальные образы, кото-рые бы по степени своей очевидности были неразличимы от фото-графий. Арайя полагает, что не все операции воспринимаются людьми как естественные. Наиболее натуралистичными, естест-венными выглядят повторяющиеся операции, реализующиеся как трансформации зрительных образов (такого рода операции особен-но характерны для образований фрактального типа). Арайя также полагает, что визуализация способствует разрешению человеком проблемы своего бытия в мире. В компьютерную эру визуализация сопряжена с техническим бытием человека, перестраивающего мир в соответствии со своими намерениями. Визуализация поэтому яв-ляется не пассивным, а конструктивным актом, причем не только в познавательном, но и в практическом отношении.

Как это постоянно делается на протяжении всей этой книги, рассмотрим интересующий нас феномен, на этот раз визуализацию, с позиций концептуальной трансдукции. В таком случае визуали-зация выступает звеном трансдукции, заявляя о себе впервые на стадии аппроксимаций. С учетом этого обстоятельства нет особой необходимости в исходном принципе теории Арайя, а именно – принципе мышления посредством визуализаций. Почему мы вы-нуждены использовать визуализации? Потому что в противном случае получается затор на пути трансдукции. Очевидно, что акту-альность визуализаций определяется устройством нашего мира, в

142

его пространственной составляющей, выражающейся в протяжен-ностях различных объектов, в частности, атомов химических эле-ментов.

В мире, в котором протяженности не являются атрибутом объ-ектов, визуализация теряет в силе. Крайне важно, что, в первую очередь, именно благодаря визуализации люди способны научны-ми средствами изучить любые протяженности, причем как мега- и макро-, так и микроскопических масштабов. Визуализация – это тот момент трансдукции, который является ключом к концептуаль-ному пониманию протяженностей химических объектов, химиче-ского пространства. Этот аспект дела был полностью неведом ис-следователям докомпьютерной эры, в частности, Гуссерлю. Он рассматривал путь от зрительных впечатлений к идеализациям. Гуссерль не знал, что концептуальное содержание зрительных об-разом постигается не интуитивно в потоке переживаний, а в про-цессе поэтапного осуществления трансдукции. Вопреки Арайя ви-зуализация есть не средство мышления (и языка! – В.К.), а момент их собственного бытия – процессуальности.

Глубокое впечатление на ученых производит не столько визуа-лизации как таковые, сколько их неординарное концептуальное содержание и многоэтапность постижения содержания вроде бы всем привычных зрительных образов. Наука концептуализирует всю сферу зрительных образов. Старое убеждение, что существует разрыв между зрительными образами и рафинированными концеп-тами с каждым успехом современных наук посрамляется все в большей степени.

По мнению Арайя и ряда других исследователей, визуализация является следствием влечения к объективации, стремления пред-ставить даже образования, лишенные протяженностей, в объектной форме. Но есть ли необходимость во введении представления о принципе объективации? Пожалуй, такой необходимости нет. Раз-личного рода чертежи, схемы и диаграммы часто являются вто-ричными образами. Визуализация визуализации – рознь. Визуали-зации первого уровня являются образами протяженностей тех или иных объектов. Визуализации второго уровня не соотносятся с

143

протяженностями, они имеют вспомогательный характер. В науке очень часто совершаются переходы между различными ее модаль-ностями, например, от мыслей переходят к выражениям, а от них вновь к мыслям. Нет никакой необходимости каждый переход свя-зывать с каким-либо принципом.

На наш взгляд, принцип натурализма также вызывает сомнение. То, что еще вчера казалось естественным, сегодня воспринимается как архаика. Новое часто кажется противоестественным, но затем оно становится обычным. В науке решающим ориентиром является не естественное или же, наоборот, противоестественное, а истина.

Что касается принципа единения человека с компьютером, то он, разумеется, введен не случайно, а как выражение постоянно возрастающего значения компьютеризации. На наш взгляд, совер-шенно необязательно выражать это обстоятельство особым прин-ципом. Вполне достаточно просто подчеркивать непреходящее значение компьютеризации.

Таким образом, теории визуализации Арайя при ее известной привлекательности недостает концептуальной обостренности. Если не обращаться к методу трансдукции, то приходится вводить не-сколько принципов, вроде бы как не взаимосвязанных друг с дру-гом. В действительности же визуализация выступает значимым, но все-таки всего лишь одним из этапов трансдукции. Визуализация без концептуализации – нонсенс. Концептуализация без визуализа-ции – всего лишь умствование. История развития химии подтвер-ждает это правило в исключительно яркой форме. Именно в химии визуализация приобрела концептуальную законченность. В этом смысле химия является образцом даже для физики.

Рассматривая тему визуализации в химии, нельзя не отметить успехи, достигнутые в понимании и наблюдении микроскопиче-ских признаков атомов и молекул, в том числе протяженностей и длительностей. Успехи сканирующей туннельной спектроскопии позволяют осуществить визуализацию движений отдельных моле-кул¹. Успешно осваиваются микроскопические пространственные

¹ Бучаченко А.Л. Новые горизонты химии: одиночные молекулы // Успехи химии. 2006. Т. 75. №. 1. С. 3–26.

144

и временные масштабы порядка десятых долей нанометра и фемто-секунд¹. Впервые удалось зафиксировать в прямом наблюдении протяженности 10^-10 – 10^-9 м. В квантовой теории поля изучены протяженности, меньшие еще, по крайней мере, на полтора десятка порядков. Но знания о них почерпнуты не из прямых, а косвенных наблюдений. Попросту говоря, их вычисляют.

Успехи, достигнутые в визуализации микрохимических явле-ний, имеют важнейшее философское значение, ибо разрушена оче-редная догма, истоки которой находятся не в классической, а в квантовой химии. Мы привыкли к догмам, прописанным в класси-ческой физике. Что же касается догм квантовой химии, то само их существование кажется невозможным. Но, как выяснилось, они существуют. Одна из этих догм состояла в утверждении, что про-тяженности квантовой природы не поддаются прямому наблюде-нию постольку, поскольку это несовместимо с их природой. Мик-роскоп бессилен в царстве квантовых реалий. И вот эта догма раз-рушена. Разбита еще одна догма, на этот раз классического типа, согласно которой прямое наблюдение позволяет заполучить интуи-тивное знание, обособленное от развитой теории. Но как только заходит речь о визуализации в химии, так тотчас же она наполняет-ся аргументами с далеко не очевидным концептуальным содержа-нием. Прямое наблюдение является не интуитивным, как обычно считают, а концептуальным фактом.

Наконец, следует отметить, что особое место визуализации в химии в значительной степени определяется ее спецификой. Но она никак не исчерпывает собой все поле достижений современной микрохимии. Длительности имеют в химии отнюдь не меньшее значение, чем протяженности. А это означает, что наряду с визуа-лизацией можно и должно рассуждать также о темпорализации, предполагающей особое внимание к временным характеристикам атомов и молекул. Но на сегодняшний день внимание исследовате-лей привлекает визуализация в большей степени, чем темпорали-зация.

1 нм = 10^-9 м, 1 фс = 10^-15 с.

145

Концепт истинности в химии

Концептуальный анализ содержания химии вынуждает нас пе-реходить от одних концептов к другим. В связи с этим пора обра-титься к концепту истинности¹. Как выяснится из дальнейшего, его значение трудно переоценить.

Человек – существо ошибающееся. Этой его слабости необхо-димо как-то противостоять. С незапамятных времен считалось, что концепт истинности как раз и предназначен для избавления людей от различного рода заблуждений. Очень многие исследователи продолжают придерживаться этой точки зрения. Но следует при-знать, что былого согласованного отношения ученых к проблеме истины уже не существует. Согласно критическому рационалисту Карлу Попперу, в борьбе со своими заблуждениями ученому доста-точно добиваться прогресса научного знания. Рост научного знания как раз и свидетельствует о небезуспешном противостоянии уче-ных различного рода заблуждениям. Создается впечатление, что феномен роста научного знания отменяет актуальность концепта истинности. На наш взгляд, это впечатление обманчивое. История развития представлений об истинности показывает, этот концепт насыщен многочисленными смысловыми тонкостями, которые за-служивают особого рассмотрения, причем применительно к специ-фике каждой науки. Разумеется, нас интересует концепт истинно-сти применительно к химии.

По поводу природы истины часто высказывается довольно не-замысловатая точка зрения, которая, на первый взгляд, кажется чуть ли не самоочевидной. Наука призвана описывать объекты та-кими, какими они являются на самом деле. Если ей это удается, то она достигает истины. Если же не удается, то налицо заблуждение. Согласно рассматриваемой точке зрения, истинность принимает два значения «истинно» и «ложно», третьего не дано. Но сущест-вуют такие научно-теоретические системы, в которых значение истинности больше двух, таковы все многозначные логики. К тому же есть науки, в которых акцент делается не на том, что наличест-

¹ Мы различаем концепты истинности, истины и заблуждения. Истина и заблуж-дение – это признаки истинности.

146

вует, а на проектах будущего. Это имеет место, в частности, во всех технических и общественных науках. Приведенные аргументы свидетельствуют о том, что упомянутое выше истолкование приро-ды истинности в концептуальном отношении не столь содержа-тельно, как это кажется на первый взгляд. В ней принимается в ка-честве самоочевидного положения предпосылка, что теоретик име-ет право рассуждать об объектах, выступающими такими, какими они являются безотносительно к теории. Но это утверждение само нуждается в обосновании. Таким образом, при характеристике концепта истинности необходимо избегать стереотипных, попу-лярных представлений. В связи с этим следует с максимальным вниманием отнестись к содержанию самой науки, не пытаясь навя-зать ей внешние для нее ориентиры.

Итак, какую же роль выполняет в науке концепт истинности? Необходим ли он, или же от него допустимо отказаться без всякого ущерба для науки?

Во-первых, бесспорно, что использование концепта истинности определенным образом упорядочивает предложения. Теоретик не-пременно вынужден быть избирательным. «Всеядность» в науке недопустима, ибо она выводит за ее пределы. В мифах и религиях разброс мнений значительно больше, чем в науке. Таким образом, концепт истинности призван обеспечить ранжирование предложе-ний теории по степени их актуальности, которая задается опреде-ленными величинами, не обязательно всего лишь двумя, 1 и 0. Яс-но, что без концепта истинности наука неизбежно теряет свой спе-цифический статус, отличающий ее от других систем знания.

Во-вторых, рассматривая природу концепта истины, необходи-мо определиться с ее критериями, позволяющими ранжировать предложения теории по степени их актуальности. Содержание наук показывает, что нет единственного универсального критерия исти-ны. Важно, что любая наука не обходится без критериев истинно-сти. Каковы они определяется в контексте самой науки. Предста-вить же их в виде формулы невозможно. Но это как раз и свиде-тельствует о том, что истинность – своеобразный концепт, который является по отношению ко всем предложениям и их ментальным коррелятам эпистемологическим принципом. До сих пор концепция

147

истины рассматривалась в самом общем плане. Этого явно недос-таточно. Разумно поэтому рассмотреть концепцию истинности в контексте многообразия типов научной относительности и типов наук. Можно предположить также, что актуальным является анализ проблемы истинности в контексте представления о трансдукции. Итак, прежде всего, обратимся к характеристике концепта истины в контексте трех типов научной относительности, объектной, мен-тальной и языковой.

Напомним читателю, что концепт истинности позволяет ранжи-ровать предложения и умозаключения по степени их научной акту-альности. Первое, что приходит на ум, состоит в том, чтобы обра-титься к объектной (референтной) относительности. Можно, на-пример, считать, что предложение истинно, если оно соответствует фактам. На первый взгляд, такое предположение кажется чуть ли не очевидным. Но это впечатление рассеивается, если принимается во внимание не только объектная, но также ментальная и языковая относительность. Теперь выясняется недостаточность утвержде-ния, что истинна та теория, которая соответствует фактам. Факты ведь тоже относительны, их интерпретация зависит от теории. А это означает, что они не представляют собой тот незыблемый на-учный бастион, который существует сам по себе и распространяет свое влияние на все остальное.

Мы оказались перед необходимостью дать определение истины с учетом соотношения различных типов научной относительности. В этом контексте любой фрагмент научной концепции, в том числе предложение, истинно лишь в случае, если он выражает гармонию всех уровней теории. Если указанный фрагмент не обеспечивает ее, то ему ищут замену, т.е. он не прошел тест на истинность. Упомя-нутая гармония может реализоваться лишь в составе концептуаль-ной трансдукции. Следовательно, истинным является предложение, которое находится в составе научно-теоретического строя.

Утверждение «предложение “S есть P” истинно тогда и только тогда, когда S есть P» в концептуальном отношении является весь-ма бедным, ибо оно никак не учитывает статус предложения в со-ставе теоретической концепции в целом. Концепт истинности це-лесообразно определить в составе всего научного целого, в против-

148

ном случае непременно выяснится, что он в каких-то отношениях ему противоречит, а это, разумеется, недопустимо. И, конечно же, необходимо учитывать специфику отдельных типов наук.

В дескриптивных науках, например в физике и химии, предло-жение считается истинным, если то, что в нем утверждается или отрицается, подтверждается экспериментальными данными. Такое определение истинного предложения представляется вполне есте-ственным. Первичны факты, а теория вторична, она, мол, их копи-рует доступными ей средствами. Но рассматриваемое определение истины, а его принято называть семантическим, не лишено опреде-ленных тонкостей, отметим главную из них. В дескриптивных нау-ках, в частности в химии, в максимально ярком виде проявляется объектная относительность. Иначе говоря, именно в этих науках объектный уровень науки в наибольшей степени определяет со-стояние ментальности и языка. Но и он не свободен от них. Если же пренебречь значимостью ментальности и языка, то как раз и приходят к представлению о независимости референтов от концеп-туального устройства теории и ее вторичном характере. Таким об-разом, приобретшее характер стереотипа представление об истин-ности предложения как его соответствия фактам является результа-том абсолютизации объектной относительности.

В прагматических науках ситуация с концептом истины склады-вается существенно по-другому, чем в дескриптивных науках, т.е. в естествознании. Определенность общества, мира человека устанав-ливается не природой, а совокупностью ценностей. Ценности не существуют в форме материальных объектов, но они вменяются им, образуя разновидность символического бытия. И в данном слу-чае можно сказать, что истинное предложение должно соответст-вовать референтам, но они довольно необычны. Чтобы раскрыть их специфику, непременно приходится обращаться к ментальности и языку человека, т.е. к тем сферам, где они конституируются преж-де, чем будут вменены материальным объектам.

Прагматические науки призваны обеспечить наиболее эффек-тивные поступки людей, связанные с реализацией их прагматиче-ских ценностей. Предложения прагматических наук являются ис-тинными, если они обеспечивают эффективность поступков. Ис-

149

тинность прагматического предложения определяется по результа-там практики, т.е. деятельности по достижению целей, поставлен-ных на основе ценностей. И эффективность, и практика в их наибо-лее рафинированном виде являются моментами прагматических наук.

Описательный, дескриптивный аспект присутствует в прагмати-ческих науках, но по сравнению с проективным содержанием по-ступков людей он имеет вторичное значение. Мы можем зафикси-ровать, что цена товара равняется стольким рублям. Но, в конечном счете, нас интересует нечто большее, чем установленная цена това-ра. Для нас в высшей степени актуально установлена ли эта цена справедливо, приемлема ли она для нас, не следует ли ее умень-шить или же, наоборот, увеличить. Прагматическая теория – это руководство к действию. Истинными считаются лишь такие теории и, соответственно, их положения, которые позволяют совершать эффективные поступки. Все остальные теории выбраковываются. Если бы это не делалось, то были бы основания считать, что кон-цепт истинности неприменим в прагматических науках. Но прагма-тические теории ранжируются по степени их актуальности, а это как раз и означает, что и они не обходятся без концепта истины.

В формальных науках оперируют изобретенными человеком конструктами. Они не сводимы ни к материальным объектам, ни к прагматическим ценностям. Чтобы понять каким образом функ-ционирует концепт истинности в формальных науках, обратим внимание на характерный для них способ ранжирования предло-жений. Принимаются лишь те предложения, которые органично согласуются с концептами теории, например, с ее аксиомами и пра-вилами вывода. В рамках формальных наук критерием истинности предложений становится их правильность. Если же этот критерий не выполняется, то предложение считается неправильным, и его выбраковывают из теории. Правильно, что 2 + 1 = 3, неправильно, что (а + b)² = а² + b².

Как видим, и в формальных науках налажен механизм ранжиро-вания предложений по их актуальности. Но это как раз и означает, что концепт истинности актуален для формальных наук не в мень-шей степени, чем для дескриптивных наук. Критерием истинности

150

формальных наук является не подтверждаемость и эффективность, а правильность.

Во избежание недоразумений отметим принципиальное для по-нимания концепта истинности обстоятельство. Выделение трех критериев истины, а именно: подтверждаемости, эффективности и правильности – не должно создавать иллюзию, что их смысл хотя бы в малейшей степени не определяется соответствующим транс-дукционным строем. Сделанный в начале параграфа вывод о том, что истина есть соответствие друг другу уровней науки, их гармо-ния, остается в силе. Она называется в случае дескриптивных наук подтверждением, в случае прагматических наук – эффективно-стью, в случае формальных наук – правильностью. Все эти три критерия выражают сквозные для соответствующих наук механиз-мы обеспечения их внутренней гармонии и развития. Всякая по-пытка придать этим критериям так называемый простой смысл об-речена на концептуальную поверхностность. Установление истин-ности какого-либо предложения предполагает учет состояния всей науки, а не просто его сопоставление с фактами, эффективностью поступков и правильностью заключений. Считая так, мы теряем из виду трансдукционный строй, а это недопустимо. Подведем неко-торые итоги.

• Согласно концепту истинности, предложения необходимо ранжировать по степени их научной актуальности. Поскольку та-кое ранжирование проводится в составе любой науки, то все науки должны руководствоваться концептом истинности.

• Для неодинаковых типов наук характерны различные крите-рии истины. Применительно к дескриптивным, прагматическим и формальным наукам наиболее актуальны соответственно критерии подтверждаемости, эффективности и правильности.

• Каждый из трех критериев истины должен оцениваться в контексте объектной, ментальной, виртуальной и языковой относи-тельности.

Как уже отмечалось, концепт истинности заслуживает тщатель-нейшего анализа, в противном случае мы рискуем не понять его содержание. С учетом этого проведем короткий экскурс в историю развития представлений об истине.

151

По крайней мере, со времен Платона и Аристотеля известна так называемая Корреспондентная концепция истинности, согласно которой предложение истинно, если утверждаемое в нем соответ-ствует действительному положению вещей. По мнению Платона, «тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину, тот же, кто говорит о них иначе, – лжет»¹. Но что это значит – соответствовать действительному положению ве-щей? Этот сложный вопрос до сих пор остается предметом острых дискуссий.

Корреспондентная концепция истины нашла интересное разви-тие у логического позитивиста Людвига Витгенштейна. Он считал, что предложение истинно, если оно соответствует фактам. Вит-генштейн полагал, что предложение является картиной фактов. «То, что во всякой картине, при любой ее форме, должно быть об-щим с действительностью, дабы она вообще могла – верно или не-верно – изображать ее, суть логическая форма, т.е. форма действи-тельности»². Как видим, Витгенштейн нашел изящный выход из затруднительного положения. Соответствие он интерпретировал как общность логического строя языка и мира фактов.

Но теория истины Витгенштейна многими философами, прежде всего неопозитивистами Рудольфом Карнапом и Отто Нейратом, не была принята. В отличие от Витгенштейна они придавали большое значение структуре теории и не считали ее всего лишь совокупно-стью предложений, каждое из которых есть картина действитель-ности. У них была возможность утверждать, что картиной мира является теория в целом, а не каждое отдельное предложение. Но их критика теории Витгенштейна пошла в другом направлении. Они вообще отказались от концепта соответствия, считая его при-роду не научной, а метафизической. Предложения можно сравни-вать лишь с предложениями, но никак не с реальностью. Это воз-можно постольку, поскольку изначально в самом языке представ-лен физический мир. Согласно когерентной концепции истины, предложение считается истинным, если оно согласуется с другими предложениями теории. Если же предложение невозможно непро-

¹ Платон. Соч. В 3 т. М., 1968. Т. 1. С. 417.

² Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М., 1994. С. 9.

152

тиворечиво включить в теорию, то оно ложно. Как отмечал Нейрат, можно сравнивать одни части языка с другими, но недопустимо исходить из доязыковой позиции, утверждая самостоятельность действительности¹.

Когерентная концепция истинности также натолкнулась на рез-кую критику. Несостоятельным считалось сведение объектного уровня науки к языковому. Языковая относительность не исключа-ет самостоятельность объектов, фактов. Но признание последних вроде бы воскрешает концепт соответствия, т.е. причину головной боли всех, кто занимается проблемой истинности. Исключительно изящный выход из создавшейся ситуации нашел польский логик Альфред Тарский, который сумел развить оригинальную концеп-цию семантической истинности².

Тарский различал два языка, объектный и метаязык. В объект-ном языке «о чем-то говорят». В метаязыке рассуждают об объект-ном языке. Его главная идея состояла в том, что при определении истины следует сопоставлять не объектный язык с объектами, а рассуждать в пределах метаязыка. Пример Тарского гласит:

«Предложение «Снег бел» истинно тогда, и только тогда, когда снег бел».

В правой части определения истины указано объектное предло-жение, а в левой оно стоит в кавычках. В целом определение исти-ны относится к метаязыку, ибо оно значительно богаче объектного предложения. В обобщенном виде определение истины может быть представлено следующей схемой:

х – истинное предложение тогда и только тогда, если p.

В приведенном определении p – любое высказывание, а х долж-но быть его именем. Определение истины Тарского удовлетворяет требованию когерентной концепции истины постольку, поскольку оно относится к сфере языка. Но оно не полностью согласуется с этой концепцией, ибо сохраняется положение о соотносительности p и того положения дел, которое нашло в нем свое выражение. В связи с этим определение истины Тарского напоминает корреспон-

¹ Neurath O. Soziologie im Phisikalismus // Erkenntnis. 1931. № 2. S. 396.

² Тарский А. Семантическая концепция истины и основания семиотики // Анали-
тическая философия: становление и развитие (антология). М., 1998. С. 69–89.

153

дентную концепцию истины Витгенштейна. Но у него речь идет о соответствии, у Тарского всего лишь об известной форме изо-морфизма объектного языка и объектов. От таинственной природы феномена соответствия ничего не остается. Утверждается лишь, что объектное предложение есть знаковая форма объектов. Вопре-ки позиции сторонников корреспондентной концепции истины Тарский определяет истину не как соотношение предложения объ-ектного языка с миром объектов, а как согласованность, имеющей место в составе исключительно языка.

Определение истины Тарского содержит еще одно важное нов-шество, а именно, в нем используется концепт выполнимости. Он заметил, что соотношение имени объектного предложения и самого этого предложения удовлетворяет требованию выполнимости, ко-торое в обобщенном виде предполагает использование пропози-циональной функции. Допустим, что рассматривается пропозицио-нальная функция «х больше 3». Она истинна в случае подстановки вместо свободной переменной х, соответствующих чисел, напри-мер, если вместо х ставится число 5. В семантическом определении истины Тарского свободные переменные заменяются именами объ-ектов. В приведенном выше примере Тарского предложение «х бел» истинно в случае, если вместо х ставится имя снег. Он в своей теории делал акцент не на концепте соответствия, а на концепте выполнимости.

Итак, определение истины Тарского содержит в себе все досто-инства как корреспондентной, так и когерентной концепции исти-ны. Но при всех его достоинствах, оно, как ни странно, привело к известной сумятице. Дело в том, что Тарский писал исключительно о семантическом определении истины. В связи с этим многие ис-следователи решили, что концепт истины является сугубо дескрип-тивным, но ни в коем случае не формальным, не прагматическим. Между тем в приведенной выше схеме определения истины Тар-ского вместо p может стоять любое предложение как формальных и семантических, так и прагматических наук. Это очевидно по-стольку, поскольку всегда есть возможность дополнить любое предложение его именем. Концепт выполнимости актуален для

154

любых наук. Итак, с учетом многообразия типов наук определение истины по Тарскому приобретает следующий вид.

P истинно, если и только если P является обозначением Q, где на место Q можно подставить положение дел в рамках любой науки.

Классическое определение истины, связанное с именами Плато-на и Аристотеля, едва ли возможно распространить на формальные и прагматические науки, ибо оно основывается на требовании со-ответствия сказанного реально существующим объектам, о кото-рых толкует естествознание. Определение же истины по Тарскому снимает это жесткое требование. Теперь объектами признаются и математические объекты, например, натуральные числа или изу-чаемые функции. Боле того, как уже отмечалось, определение ис-тины Тарского остается в силе даже в случае отсутствия указания на материальные объекты. Это определение, представленное в обобщенном виде, исключительно демократично, ибо не признает приоритета одних наук над другими.

С учетом сделанного вывода рассмотрим характеристику праг-матической истины. Многие исследователи полагают, что концеп-ция истинности неприменима к прагматическим наукам. Но, види-мо, попытка прописать концепт истинности исключительно по ве-домству семантических наук несостоятелен.

Выработке определения прагматической истины в решающей степени способствовала восходящая к Г. Лейбницу идея возмож-ных миров. В 1960-х гг. она была разработана применительно к модальным логикам, в рамках которых производится оценка вы-сказываний с помощью, например, таких понятий, как «необходи-мо», «обязательно», «допустимо», С. Крипке, К. Кангером и Я. Хинтиккой. Решающая их идея состояла в том, что понятие истины распространяется на возможные миры, совместимые с установками людей, их ценностями. Концепция возможных миров позволяет рассмотреть все мыслимые положения дел, а затем высказать оце-ночные суждения по их поводу. Как было выяснено, определение истины для модальных языков вполне возможно, более того кон-цепт «истина» сохраняет в них центральное значение.

155

Каким образом может быть дано определение прагматической истины, показал американский логик Р. Монтегю. «Oφ считается в i истинным, если и только если φ истинно во всех мирах, достижи-мых из i и являющихся предпочитаемыми»¹, где Oφ читается «обя-зательно φ », i – исходный мир. Таким образом, безукоризненное в логическом отношении определение прагматической истины впол-не возможно. Впрочем, логики, отличающиеся от своих коллег ис-ключительной осторожностью, избегают использования термина «прагматическая истина». Они предпочитают рассуждать о семан-тике возможных миров. Создается впечатление, что применитель-но к возможным мирам следует использовать концепт семантиче-ской, а не прагматической, истины. Но в действительности семан-тика возможных миров – это не что иное, как самая настоящая прагматика, в рамках которой руководствуется концепцией праг-матической истины.

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: