Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Послушник Николай Арламов (1849-1928)
Николай Тихонович Арламов родился 3 мая 1849 г. в крестьянской семье в деревне Кобылкино Угличского уезда Ярославской губернии. Поступил в Валаамский монастырь 5 июня 1872 г.; 3 апреля 1897 г. определен в послушники. Проходил различные послушания, был фотографом; проживал в скиту Всех святых. «Помню, помню Николая-послушника, — воспоминает схимонах Пионий, хорошо знавший послушника Николая. — У него еще старец Арсений был. Занимались они фотографией и жили вовсе особняком, никого к себе не пускали. Бывало, пошлет хозяин: “Поди скажи им насчет дров...” Придешь, а они только щелку приоткроют. Одежду носили, пока не износят. Да и не по мере она всегда, то больше, другое меньше, да и рваное еще... Ведь у него одна рука была, левую еще в миру выше локтя отняли. В машину, что ли, она у него попала. А труженик был! Как настанет, бывало, Великий пост, он сейчас пойдет и оброет весь скит от снега, это чтобы стены не мокли. И лопата у него приспособлена была как-то к короткой руке. Каждый год перебирал он всю картошку и овощи в подвале. С молитвою работал и никогда не раздражался, если и ругали его. Простой был, что спросишь — скажет, так — молчаливый. Ну а другой раз и насмешит... — Николай, иди петь, — скажет хозяин. А он: — А-а-а-а... — А голоса-то и нет, ну и насмешит всех. Смирение у него было необыкновенное». Рассказывал отец Иаков (бывший келейником у брата Николая), как успокаивающе действовал он на всех, кто к нему входил. Миротворил в распрях, обличая, говорил тонко, издалека, иносказательно. Например, в июне, когда никто печек не топит, он советовал: — Гаси, гаси угольки-то... — под тлеющими углями подразумевая человеческие страсти. Или тоже летом наставлял: — Счищай с крыши снег. Не обчистишь вовремя — ледышек-то сколько наберется... будут падать, достанется и плечам, и спине, и голове... Но, обличая, когда нужно, брат Николай снисходил к немощам человеческим, даже любил «слабеньких». «Забрел как-то в скит работник наемный Константин, из машинного, да на грех — выпивший, — рассказывал о. Иаков. — И случись, что я отлучился в это время... и всего на минуточку, а он и влез в келью к брату Николаю. Вернулся я и слышу разговор, шум и крик. А потом, слышу, начал брат Николай утешать его, уговаривать. Так обласкал, что Константин расплакался, руки и ноги у него целовал. Я спросил потом брата Николая, как же он так мирволит пороку-то, а он мне ответил, что Константин с горя пьет. Неприятности у него семейные, от которых он сильно скорбит. — Вот и не осуждай, — сказал брат Николай. И прибавил: — Слабеньких-то любить надо. На немощах людских сила Божия совершается. Кабы не помощь Божия, так разве кто из нас мог бы спастись? А ведь вот спасаются. Помогает Господь слабеньким и Своею силою преодолевает их немощи. И рассказал про отца Евфимия, который жил в скиту, а раньше того был конюхом. Так у него была слабость: где-то ухитрялся он доставать вино и пил, будто от живота, будто от болезни...» «Пришел ко мне отец Евфимий незадолго до смерти, — вспоминал брат Николай, — отдал бутылку вина начатую и сказал, что явился к нему Ангел во сне и сказал: — Евфимий, впредь вина отнюдь не потребляй. Так у него и отпала сразу всякая охота к вину. В покаянии и воздержании умер. Праведники, угодники — высоко над нами, они как звезды путеводные, они направление верно показывают. А слабенькие ближе к нам, и ждет Господь от нас, чтобы мы к ним любовь показали... И Сам Он на слабеньких, к Нему слезно припадающих, удивляет всех неисследимой глубиной Своего человеколюбия. Господь слабым служит. Ради нас, грешных, и нашего ради спасения Он и на землю пришел, и страдания претерпел, и на кресте умер. Покрыл наши немощи Своею любовью. Вот и мы будем покрывать людские немощи. Господь-то все видит и знает, от Него не утаишься, а от людей надобно скрывать чужие слабости, чтобы кто не осудил. Осуждением только себе повредишь, а другого не спасешь...» Рассказывал иеросхимонах о. Исидор, что брат Николай с о. Арсением одно время юродствовали: «Зимою, бывало, идут из скита в монастырь, в баню, а наденут соломенные шляпы, да в мешке кота несут... или что другое начудят. Как приметил это отец игумен, вызвал их к себе и поначалил: — Зачем смущаете братию? Разве можно самовольно брать на себя подвиг юродства? Бывало, что святые юродствовали ради сокрытия от глаз мира своей святости или особых дарований Божиих. Так разве этому подражать можно? Какую это святость мы-то скрывать будем?.. Сокровенен сей подвиг... не нам, грешным, дерзать на него... После этого они помаленьку и стали оставлять свое юродство. Конечно, соблазн это... Враг смущает». Однако если брат Николай и перестал явно, всенародно «рутатися миру», то пренебрежение его всякими, даже самыми, казалось бы, ничтожными и невинными удобствами мирскими, ярко явлено в его келье. До сего дня стоит она нетронутой, в том виде, как оставил ее брат Николай, уйдя из этого мира. На окне в коридоре и посейчас стоят мензурки и другие приспособления для фотографии, как будто только что оставленные. Темна, почти черна келья; стены и потолок не белены, видимо, много лет, черен пол от растоптанного угля. Беден уют обстановки — деревянный стол, табурет да вешалка. «Небрегли они о земном, — задумчиво говорит отец Исидор. — Не на это обращено было их внимание. Дико жили...» — еще прибавляет он. Поражала, вероятно, а может, и потрясала приходивших и эта келья, и вся «дикая» обстановка ее. Но через эту черноту внешнюю презирался некоторыми свет небесный. Сон видела одна женщина, будто пришла она к келье брата Николая, и много народа толпится в сенях, и все ждут чего-то. И вдруг... Ангелы идут, входят в окна кельи, опять идут целыми толпами, и входят, и входят... Было это в ту самую ночь, когда умер брат Николай. Канон на исход души читал ему иеросхимонах Исидор. «Умирал он в полном сознании, — рассказывает о. Иаков. — Перед смертью похворал. Недели за две до кончины лег на койку и уже не вставал... Я ведь у него почти два года келейничал... Одно время начал я тяготиться им, по внушению вражью. И такой помысел на меня напал, что уехать бы мне в Сербию, там-де был бы я священнослужителем. Но мыслей этих я никому не высказывал и никак их не обнаруживал. А ведь брат Николай заметил! И точно прочел все мои желания. Раз, как будто невзначай, и говорит мне: — Ты взял на себя слишком уж много, трудно тебе. За мной можно и поменьше ухаживать... А вот насчет Сербии — это ты напрасно думаешь, там люди тоже врозь живут. И относительно священнослужения тоже... Знай, что милосердие — превыше всего. О прозорливости его многие знали. И как свои монастырские, так и мирские приходили к нему за разрешением разных вопросов и сомнений. Был такой случай, рассказывали, что понадобилось назначить помощника в больницу. Отец игумен предложил это одному монаху, отцу Алексию, а тот чего-то испугался в больницу идти и отказался. Ну а совесть-то обличать стала... Он и пошел к брату Николаю, только будто за другим делом. Про настоящее-то не сказывает. — Брат Николай, — говорит, — в смущении я... — А что так? — Да вот новшества у нас пошли... беда... — Какая ж тут беда?.. Храмы-то открыты? — Открыты. — А Святое Евангелие читают? — Читают. — Притчу о милосердном самарянине приходилось ли слыхивать? — Слыхал, а только... — Ну так вот в этом и дело... Я тебе скажу, где бе- да-то. Вот как старички в больнице с коек повалятся, а поднять их будет некому — вот будет беда... После этого отец Алексий пошел к игумену и стал работать в больнице за святое послушание». «Давно советовали мне сходить к старцу отцу Николаю в скит Всех святых. Собрался... Разыскал я отца Николая. Смотрю, лежит старец лет семидесяти пяти. Чудное прозрачное белое лицо с небольшой бородкой, с закрытыми глазами. Слеп он, и без одной руки, и без одной ноги. Все растерял за долгую свою жизнь. “Ну, что тужить, Бог дал, Бог и взял. Дивный его, “ангельский” лик, в полном смысле этого слова, как сейчас перед моими глазами. Как будто какой-то художник много десятков лет выписывал тщательно его черты. Слыхал я про него, что пятьдесят лет прожил он в обители сей, не выходя из нее никогда. И остался на всю жизнь послушником, считая себя недостойным принять постриг. Здороваюсь с ним и говорю шутливо: “Ну что же, дедушка, когда схиму-то будешь принимать?” — “Эх, милый, какая там схима, дай-то Бог себя послушником-то оправдать. Мы все о чинах да о званиях мечтаем. Дай нам быть монахом, да иеромонахом, да еще чего. Вот и пошла у нас распря между собою. А монаху-то что нужно, ничего ему не нужно...” Тогда я задаю ему вопрос, который мучил меня: “А как же, дедушка, вот мы, монахи, уходим от мира, когда там люди так мучаются, так нуждаются в помощи?” — “А ты им возьми, да и помоги!” — слышу я неожиданный ответ. “Да чем мы помочь-то им можем, если они там, а мы здесь?” — недоумеваю я. “Как — чем? Вот они там мучаются, охают да вздыхают, вот и ты помучайся за них, поохай да повздыхай пред Господом Богом, вот им и полегчает”. Такой ответ меня совсем изумил и обрадовал. Так вот где я нашел разрешение этого вековечного сомнения в правильности монашеского пути. Вот в чем правильный ответ о взаимоотношении монашества с миром. Нет, не бросили монахи мирских людей на произвол судьбы. Они молятся за них и через то облегчают их участь. Кончены мои сомнения, отныне я монах. И у кого же нашел я ответ? У этого убогого старца, считающего себя даже недостойным и называться-то монахом. У него нашел я самое правильное определение монашества: “Монах—это воздыхающий за весь мир...”» «Когда раз в год, в день Всех святых, ворота Большого скита открывались для всех желающих, то многие стремились попасть к брату Николаю, — рассказывал о. Иаков. — Бывало, что и в неурочное время захаживал кто-нибудь. Однажды приехала игумения, да с нею две женщины какие-то, говорят, что с благословения отца игумена хотят побеседовать с братом Николаем. А я пошутил еще: — Надо сначала спросить брата Николая, он-то примет ли? Вхожу к нему, говорю о гостях, а он притворился глухим: — Что-то не слышу я, ничего не слышу... “Не слышу да не слышу”. Так женщинам-то и пришлось уехать ни с чем. Тоже было... Пришел с коровника работник с женой, надумали они уезжать и пришли посоветоваться. Брат Николай и говорит: — Ты уж поживи, нам такие работники нужны. Но они не послушались, уехали. А через некоторое время смотрим — обратно приехали. Не заладилось у них что-то. И вот с тех пор так и живут... — Скажите, отец Иаков, почему брат Николай все пятьдесят шесть лет оставался послушником, разве не лучше ему было стать монахом? — Сокровенной он жизни был... Многое было в нем непонятно... Думается, что из-за смирения не принимал он монашества: “Монахов-то много, а послушников мало”, — говорил он». Послушник Николай Арламов скончался 1/14 мая 1928 г. и погребен за алтарем церкви скита Всех святых.
ДОМОЙ ПОРА! Схимонах Авенир (Ефимов) (1849-1931)
Схимонах Авенир (в миру Андрей Ефимов) родился 7 октября 1849 г. в крестьянской семье, в Тверской губернии. Сведений о жизни подвижника почти не сохранилось. Известно, что он был женат, но после смерти жены его ничто уже не связывало с миром, и в 1893 г. уже в зрелом возрасте он поступил в Валаамский монастырь. В 1900 г. был зачислен в послушники, проходил общие монастырские послушания. В 1904 г. был пострижен в монашество с именем Анатолий, а в 1914г. — в схиму с именем Авенир. Монашеская жизнь о. Авенира была сокровенна. В воспоминаниях иеромонаха Сергия (Иртеля) говорится, что «его занятием была непрестанная Иисусова молитва. Перед смертью он еще лежал 12 лет в болезни и почти все время без сознания. В течение этих 12 лет он без сознания, громко, на всю больницу говорил молитву Иисусову, она у него уже была непрестанная. Когда же он приходил в сознание, то и тогда не переставал творить молитву». Старец терпеливо переносил свои страдания. «Однажды, когда он пришел в сознание, один послушник посадил на постель схимонаха Авенира и схимонаха Сисоя по их просьбе; посмотрели они друг на друга и начали говорить: “Домой, домой пора!” И это они повторили несколько раз». И действительно, через 10 месяцев мирно скончался о. Авенир — 4 марта, а схимонах Сисой предал свой дух Богу 7 марта 1931 г.. Погребен схимонах Авенир на старом братском кладбище.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-03-21; Просмотров: 254; Нарушение авторского права страницы