Влияние умерших на жизнь близких им людей

Сто лет тому назад, в г. Владимире, на Клязьме, у Зо­лотых ворот, помещалась парикмахерская некоего Павла Васильевича Карова. У этого парикмахера в Москве был родной брат Сергей Васильевич Каров, тоже парикмахер. Брат этот Сергей на пятой неделе Великого поста опасно заболел и умер. Его родная сестра, жившая при нем, тотчас сообщила о смерти его брату Павлу во Вла­димир. Но так как железной дороги в то время еще не было, а распутица и бездорожье были страшные, то Па­вел Васильевич не счел возможным ехать на похороны к брату.

Наступила Пасха. В первый день праздника, часов около десяти вечера, Каров прилег на диван и безотчет­но задумался. Вдруг отворяется снаружи дверь и входит в комнату покойный Каров, брат Павла, который, пере­крестясь пред иконами, подошел к Павлу и сказал: «Хри­стос воскресе, Паша!».

Тот страшно испугался, но когда Сергей подошел по­целоваться, Павел ответил ему:

— Воистину воскресе, — и поцеловались. Затем по­койник сел рядом с братом на диван.

— Мать наша тебе кланяется, ей там хорошо, — ска­зал явившийся брату.

— Да ведь ты. Сережа, умер^э — спросил Павел брата.

— Да, действительно, я умер.

— Как же ты пришел?

— А нас отпускают.

Кое-как ободренный Павел Каров встал, взял трубку, положил табаку и, закурив ее, предложил брату; но Сер­гей отказался, сказав: «У нас не курят». Не веря своим глазам, Павел начал тихонько ощупывать сюртук Сергея и оценивать, какого он качества. Оказалось, что сюртук был драповый, известного покроя., и у Павла не осталось более сомнения, что перед ним сидит именно его брат Сергей.

Побеседовав, Сергей изъявил желание пойти домой и, выйдя от Павла, направился прямо к церкви Николы За­рядного, где в колоннах паперти и скрылся совершенно.

Во время беседы с Павлом, Сергей сообщил ему сле­дующее: «Когда меня похоронили, то сестра, взяв в свою пользу все мое добро, до настоящего-то не добралась. У меня в сундуке моем двойное дно, и сделано так неза­метно, что не зная, его нельзя найти. Вот ты и возьми себе этот сундук; в нем положено сто пятьдесят рублей и расписка князя Голицына за год за бритье. Он тебе деньги выдаст». Таким образом, Павлу Васильевичу ос­тавалось только проверить сказанное братом.

В воскресенье на Фоминой неделе он выехал в Мос­кву. Явившись к сестре, похоронившей Сергея Василь­евича, Павел расспросил о последних днях брата, а рав­но и о том, в чем брат был похоронен. Сестра рассказа­ла, что она положила брата в сюртуке таком-то, панта­лонах таких-то, манишке такой-то, словом, она подтвер­дила все то, что видел сам Павел на брате. Затем, справляясь о том, по-христиански ли брат окончил жизнь, получил ответ, что он был соборован маслом, исповедан и приобщен Св. Тайн накануне смерти.

Относительно же имущества, оставшегося после Сергея, она показала пустой сундук. Павел попросил у нее этот сундук себе на память. Сестра охотно согласи­лась отдать его. Привез Павел Васильевич сундук в свой номер и начал осматривать его дно. Действитель­но, оказалось, что очень тонкая доска сверху дна при­винчивалась к настоящему дну и поднималась, а под нею оказались ассигнации на сумму ровно полторы сот­ни рублей и расписка на девяносто рублей князя Голи­цына. С этою распискою Павел Каров явился к князю и тот, не сказав ни слова, выдал ему девяносто рублей.

Об этом происшествии Павел Васильевич Каров со­общил своему духовному отцу Гавриилу Ястребову. Отец Гавриил задумался над этим явлением. Спустя не­которое время, когда о. Гавриил пришел к Карову со святою водою и вновь просил рассказать об этом собы­тии, Павел Васильевич охотно повторил этот рассказ и в присутствии причта. Вскоре Павел Васильевич тяжко заболел и позвал напутствовать себя своего духовного отца.

 Желая вновь узнать истину, о. Гавриил в третий раз спросил Карова, правду ли он, Каров, рассказывает о яв­лении ему брата Сергея? Тогда Павел Васильевич, ука­зывая на святые иконы и помня близкий смертный, час, удостоверил отца Гавриила, что все сказанное о явлении ему брата Сергея есть сущая правда, и что ему не было нужды вводить о. Гавриила в заблуждение, что беседа и христосование с мертвым были вполне реальны («Со­временные Известия», № 80, 1887).

* * *

«Года за полтора до кончины Алексея Петровича Ер­молова, — так рассказывает С. С., — я приехал в Мос­кву для свидания с ним. Погостив несколько дней, я со­бирался в обратный путь к месту моей службы и, проща­ясь, не мог удержаться от слез при мысли, что, вероят­но, мне уже не придется еще раз увидеть его в живых, так как в то время он был дряхл, а я не раньше, чем че­рез год имел возможность вернуться в Москву. Заметив мои слезы, Алексей Петрович сказал:

— Полно, я еще не умру до твоего возвращения сюда.

— В смерти и животе Бог волен, — ответил я ему.

— Я тебе положительно говорю, что не умру через год, а позднее.

На моем лице выразилось сильное изумление, даже страх, за нормальное состояние всегда светлой головы Алексея Петровича, что не могло укрыться от него.

— Я тебе сейчас докажу, что я еще не сошел с ума и не брежу.

С этими словами он повел меня в кабинет, вынул из запертого ящика исписанный лист бумаги и поднес его к моим глазам.

— Чьей рукой писано? — спросил он меня.

— Вашей, — отвечал я.

— Читай.

Это было нечто вроде послужного списка Алексея Петровича, начиная с чина подполковника, с указанием времени, когда произошел каждый мало-мальски замеча­тельный случай из его богатой событиями жизни. Он следил за моим чтением и, когда я подходил к концу ли­ста, закрыл рукой последние строки.

— Этого читать тебе не следует, — сказал он, — тут обозначен год, месяц и день моей смерти. Все, что ты прочел здесь, написано давно и все сбылось до мельчай­ших подробностей. Вот как это случилось. Когда я был еще в чине подполковника, меня командировали для про­изводства следствия в уездный город Т. Мне пришлось много работать. Квартира моя состояла из двух комнат: в первой помещались находившиеся при мне писарь и денщик, во второй — я. Войти в мою комнату можно бы­ло не иначе, как через первую.

Раз ночью я сидел за своим письменным столом и пи­сал. Кончив, я закурил трубку, откинулся на спинку кресла и задумался. Подымаю глаза — предо мной ка­кой-то неизвестный человек, судя по одежде мещанин. Прежде чем я успел спросить, кто он и что ему нужно, незнакомец сказал: «Возьми лист бумаги, перо и пиши».

Я безусловно повиновался, чувствуя, что нахожусь под влиянием неотразимой силы. Тогда он продиктовал мне все, что должно случиться в течение моей жизни, и кончил днем моей смерти.

С последним словом он исчез, но как и куда — не знаю. Прошло несколько минут, прежде чем я опомнил­ся, первой моей мыслью было, что надо мною подшути­ли. Я вскочил с места и бросился в первую комнату, ми­новать которую не мог незнакомец. Там я увидел, что писарь сидит и пишет при свете сального огарка, а ден­щик спит на полу, у самой входной двери, которая ока­залась запертою на ключ. На вопрос мой: «Кто сейчас вышел отсюда?» — удивленный писарь ответил, что ни­кто не выходил.

До сих пор я никому не рассказывал об этом, — за­ключил Алексей Петрович, — зная наперед, что одни подумают — я выдумал это, а другие сочтут меня за человека, подверженного галлюцинациям, но для меня это факт, не подлежащий сомнению, видимым и осязатель­ным доказательством которого служит вот эта бумага. Теперь надеюсь, ты не усомнишься в том, что мы еще раз увидимся.

Действительно, через год после того мы опять увиде­лись. После смерти я отыскал в его бумагах таинствен­ную рукопись и увидел из нее, что Алексей Петрович Ермолов скончался в тот самый день и даже час, как ему было предсказано лет за пятьдесят» («русская Стари­на», 1875, май).

* * *

В тридцатых годах в Севастополе служили два офице­ра, отличные моряки П. и Т., очень дружные между со­бою. Последний, отправляясь в какую-то экспедицию, приходит к своему товарищу и говорит ему:

— Послушай, я отправляюсь в море. Мало ли что мо­жет случиться. Дай мне слово исполнить то, о чем я по­прошу тебя.

— Можешь ли ты сомневаться во мне? — отвечает П. — Скажи, что ты хочешь?

— В случае моей смерти, женись на моей вдове и будь отцом моему сыну.

— Помилуй, что ты бредишь! Экспедиция твоя не­большая. Ты воротишься, да ты же и мастер плавать.

— Толковать об этом нечего — я прошу тебя, и ты должен дать мне слово.

— Пожалуй, если тебе это нужно для твоего успоко­ения.

Друзья расстались. Прошло несколько месяцев. Вдруг П. видит во сне Т., который говорит ему: «Ты должен ис­полнить свое обещание и жениться». Проснувшись, он счел этот сон действием воображения. Между тем об эк­спедиции ничего не было слышно. Вскоре он увидел во сне опять друга, который снова ему напоминал о же­нитьбе, и тогда же было получено в Адмиралтействе известие, что друг его утонул (Погодин, «Простая речь о мудреных вещах»).

* * *

Блаженный Августин рассказывает следующее: В бытность его в Милане один молодой человек постоянно был преследуем своим заимодавцем. Долг, который тот требовал от него, был собственно долг его отца, в это время уже умершего, и уплачен был им еще при жизни, но сын не имел об этом никакого письменного докумен­та. Отец явился сыну и указал место, где лежала квитан­ция, из-за которой перенес он так много безпокойства (Из сочинения Кал мета).

* •* *

В деревне Студенке, Дубенского уезда, Волынской гу­бернии, жил зажиточный крестьянин Олейник, мужик здоровый, крепкого сложения. Было ему от роду около пятидесяти лет. В ноябре 1868 года он сильно заболел, а спустя недели две и Богу душу отдал. После него ос­тались жена и сын Антон, парень около двадцати лет от роду.

Спустя шесть недель после смерти мужа, раз ночью жена покойного, проснувшись и, лежа на печи,слышит, что кто-то плачет. В избе кроме нее и сына никого не было. Прислушивается и узнает, что плачет покойный муж ее. Зажигает лучину и, действительно, видит свое­го мужа, который стоит около спавшего сына и плачет. Как ни испугалась она, все-таки собралась с духом и го­ворит:

— Что ты, Семен, пришел? Ведь ты, сдается, не был чаровником? *

— Нужно было прийти к тебе, я и пришел, а ты на­праслину, баба, не болтай, это дело не твоего разума.

— Чего ж ты плачешь, стоя над сыном?

—  А того я плачу, что ты за сыном не смотришь.

— Как так?

— А так: Антон полюбил католичку и хочет с нею об­венчаться.

— Это, Семен, неправда твоя.

— Как неправда? Мне, ведь, все известно. Ты лучше, баба, не спорь со мною, а поговори с сыном, может быть, ты, как мать, и урезонишь его. Ежели ж ты не успеешь его отговорить, то через десять дней я его возьму к себе.

Баба взвыла. Сын проснулся. Видение исчезло. Мать давай расспрашивать сына, правда ли, что он полюбил девицу. Тот стал отнекиваться, а потом сознался, что по­любил Адельку, дочку эконома, родители которой ни за что не разрешили бы выйти замуж за крестьянина, и вдобавок за православного. А потому парень и дивчина порешили тайно бежать в Галицию и обвенчаться у свя­щенника униатского. Бежать порешили через десять дней. Наконец, наступил роковой день. Рано утром, ко­гда мать еще спала, Антон тихо вышел из избы. Невес­та его уже поджидала на своем огороде. Вот он уже вы­вел из конюшни лучшего жеребца, на котором редко приходилось ездить, но увы! лошадь лягнула его в пра­вый бок, Антон потерял сознание, а вечером Богу душу отдал («Из загробного мира: явления умерших от глубо­кой древности до наших дней»).

* * *

«Недавно я пользовал одного из наиболее выдающих­ся граждан нашего города, — рассказывает врач. — Во время моего докторского визита больной рассказал мне следующий случай.

Один доктор в Филадельфии после многочисленных визитов сидел в своем кабинете; когда пробила полови­на девятого, он подумал, что пора ему закончить прием и отдохнуть, и встал со своего кресла, чтобы запереть дверь, но в эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошла девочка, худенькая и бледная, с большим платком на голове; и так обратилась к доктору: «Доктор, пожа­луйста, навестите мою мать, — она очень больна». Док­тор спросил у девочки имя ее и матери, а также их ад­рес, на что та отвечала ему совершенно внятно, и он по­дошел к своему письменному столу, стоявшему в глуби­не комнаты, чтобы записать ее слова. Записывая, ему пришло в голову идти к больной тотчас же вместе с де­вочкой, но когда он повернулся, чтобы сказать ей это, ее уже не было в комнате. Быстро отворив двери, он вышел на подъезд, посмотрел во все стороны, — девочки нигде не было. Немало удивленный ее быстрым исчезновени­ем, он наскоро взял свою шляпу и палку и отправился к больной. Без труда нашел он дом по данному адресу, и был введен к больной.

— Я врач, — сказал он, — вы посылали за мной?

— Нет, не посылала, — ответила больная.

Доктор подумал, что он ошибся адресом и, проверяя в своей записной книжке, спросил, так ли ее имя? И по­лучил утвердительный ответ.

— А есть у вас дочь, такая-то?

На этот вопрос больная ответила не тотчас же, в гла­зах ее блеснули слезы:

— У меня была дочь, которую звали этим именем, но она умерла полтора часа тому назад.

— Умерла? Где умерла? — спросил доктор.

— Здесь, — ответила мать.

— Где же лежит ее тело?

— В соседней комнате.

Старшая дочь больной повела туда доктора, и он уз­нал в умершей ту девочку, которая приходила звать его к больной матери.

— Ну, доктор, — прибавил мой пациент, — что вы об этом думаете? Мне это происшествие кажется в высшей степени чудесным!

— А мне — так совершенно естественным, — возра­зил я. — Как вы думаете, тело ли девочки являлось к доктору?

— Конечно нет, — ответил мой пациент, — это мог­ла быть только душа ее.

С этим мнением согласился и я» («Из загробного ми­ра: явления умерших от глубокой древности до наших дней», Свящ. Д. Булгаковский).

* * *

«В двадцати верстах от нашего имения, — рассказы­вает О. Д-цкий, — жил в селе Вишневце, Волынской гу­бернии, священник, который был в большой дружбе с моим отцом. Этот священник, овдовев, остался с шест­надцатилетней дочерью. По его просьбе, отец мой отпу­стил на короткое время свою дочь Степаниду, чтобы от­влечь осиротевшую девушку от тяжелых впечатлений, по случаю смерти ее матери. Прошло около двух недель, Степанида не возвращалась, а потому отец со мною (мне тогда было около десяти лет) отправился в Вишневец с целью проведать своего друга, вдовца о. Г. и взять сест­ру домой. Было это в июне 1860 года.

Мы приехали вечером, около десяти часов, священни­ка не застали, но дома были девушки, моя сестра и дочь священника. Мне захотелось побегать в саду, однако вглубь сада я боялся идти и присел на лавочке, недале­ко от дома.

Смотрю — идет по аллее какая-то дама в черном пла­тье. Поравнявшись со мною, она посмотрела на меня с улыбкою и направилась в дом священника через крыль­цо, которое выходило в сад. Это было около одиннадца­ти часов вечера.

Спустя несколько минут, я побежал к тому крыльцу, где сидели мой отец и девушки. «Какая-то дама вошла в дом через садовое крыльцо», — сказал я. Сестра и под­руга ее при этих словах переглянулись и, как будто встревожились, так что отец спросил их, что с ними и чего они безпокоятся? Они отвечали, что по моему опи­санию и по одежде, эта дама — покойная матушка, ко­торая ходит ежедневно в дом, и все ее видят. Так как отец мой не верил в подобного рода явления, то он по­смеялся над девушками.

Священник долго не возвращался домой, мы пореши­ли пить чай без него. Все сели в гостиной, а сестра Сте­панида занялась приготовлением чая в соседней комна­те, так что мы ее видели из гостиной. Вдруг сестра вскрикнула и уронила чайник с кипятком. На вопрос от­ца, что с нею, она отвечала, что матушка прошла мимо нее.

Не дождавшись хозяина дома, мы легли спать; я лег с отцом в одной комнате, рядом с кабинетом священника, а девушки в другой. Около двух часов ночи я проснулся, сам не знаю отчего, и слышу в кабинете разговор. Муж­ской голос говорит:

— Что ты сегодня так поздно пришла?

— Я была здесь раньше, — слышится женский го­лос, — видела гостей наших, хотела обнять мальчугана в саду, но тот убежал от меня, потом хотела поблагода­рить Степаниду за дружбу с нашей дочерью, но она так испугалась, когда я прошла около нее, что уронила чай­ник, и наделала шуму на весь дом, так что я скрылась.

— Почему же ты не подготовила ее?

— Нам строго запрещено являться тем, кто пугается нас, под угрозою лишения права на дальнейшие свида­ния с живыми.

Услыхав это, я страшно испугался, потому что дога­дался, что разговор идет между покойницей и священни­ком, мужем ее, и прямо прыгнул на кровать к отцу, ко­торый, видимо, еще не спал, предупредив, чтобы я не ме­шал ему слушать разговор загробного существа с жи­вым.

На другой день за утренним чаем отец мой направил разговор на ночное посещение и высказал на счет его со­мнение, подозревая совсем что-то другое.

— Угодно верить или нет, — отвечал о. Г., — но я, как честный человек и служитель святого алтаря, сказы­ваю вам, что нахожусь в духовном общении со многими умершими и, в том числе, с моей женой. Они часто об­ращаются ко мне с просьбами молиться за них, и когда я исполняю их просьбы, лично благодарят меня. Жена же моя покойная почти каждый день посещает мой дом и часто выражает интерес ко всему окружающему, как живой человек. На все мои вопросы об условиях загроб­ной жизни, она каждый раз уклоняется от прямых отве­тов, заявляя, что им, умершим, воспрещено отвечать на все вопросы живых, особенно на праздные («Из загроб­ного мира: явления умерших», Свящ. Д. Булгаковский).

Из мира таинственного

«В наш век безверия часто слышишь и видишь — сколько людей себя лишили жизни: одни отравляются, другие бросаются в воду, чтобы утонуть, третьи веша­ются.

Отчего все это происходит? Перестали молиться, по­ститься, иссякла вера в Бога, явилось искушение, что со смертью всему будет конец: и горю, и бедности и разным бедам, а о будущей же жизни и не помышляют. Для вра­зумления некоторых хочу предложить вниманию одно обстоятельство, случившееся 1 января 1909 года.

Муж мой Леон Н. Ив. скончался с 30 на 31 декабря 1908 года. 1 и 2 января он лежал в гробу. В это время я была нездорова, оставалась в постели, комната моя бы­ла отдалена, и мне не было хорошо слышно моление во время панихид. Поэтому я просила служащих отворять дверь и говорить, когда начинается моление, чтобы я могла в постели молиться. 1 января, вечером, забыли ко мне прийти, — вдруг я слышу внятно голос моего мужа, голос, мне столь знакомый: «Дорогая Оничка, привстань, помолись за меня, уже началось моление». Я так обрадо­валась, услыхав голос мужа и как будто живому, спеш­но говорю: «Сейчас, Леон, буду за тебя молиться, да где же ты?». Смотрю направо, откуда был слышен голос, но ничего не увидела, начала вслушиваться: в самом деле, шла панихида, и я начала молиться, молилась я усердно; мне стало легче на душе, зная, что Леон с нами.

Это чудо загробной жизни меня так поразило, не мо­гу до сих пор вспоминать без особого умиления, — вдруг услышать голос умершего человека... Муж много читал о явлении умерших душ, при жизни мне говорил, что если будет возможно, он мне заявит о безсмертии души. Если мой добрый муж, который был хорошей жиз­ни, скончался, как святой, исполнив все церковные об­ряды, соборовался, несколько дней сряду приобщался, и ему требовалась молитва; что же станет с людьми, себя погубившими насильственною смертию,— страшно по­думать.

Может быть, мой правдивый рассказ коснется сердец неверующих, и они, будучи искушаемы, прибегнут к Гос­поду с молитвою и намерением все терпеть в жизни, чтобы получить блаженную вечную жизнь, где нет ни плача, ни печали, ни воздыхания. Помоги им, Господи!» («Колокол», № 1568).

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: