Господь приемлет и грешников кающихся

При греческом императоре Маврикии был во Фракии разбойник свирепый и жестокий. Поймать его никак не могли. Блаженный император, услышав о том, послал разбойнику крест свой и повелел ему сказать, чтобы он не боялся, — чем означалось прощение всех его злоде­яний, с условием исправиться. Разбойник умилился, пришел к царю и припал к ногам его, раскаиваясь в пре­ступлениях своих. После немногих дней, он впал в не­дуг, и помещен был в странноприимный дом, где видел во сне Страшный суд.

Пробудившись и примечая усиление болезни и при­ближение кончины, он обратился с плачем к молитве и говорил в ней так: «Владыко, человеколюбивый Царю! Спасший прежде меня подобного мне разбойника, яви и на мне милость Твою: приими плач мой на смертном одре. Как принял Ты пришедших в единонадесятый час, ничего не совершивших достойного; так приими и мои горькие слезы, очисти меня ими и прости. Больше этого не взыскуй от меня ничего; уже я не имею времени, а за­имодавцы приближаются. Не ищи и не испытывай, — не найдешь во мне никакого добра; предварили меня безза­кония мои, я достиг вечера; безчисленны злодеяния мои. Как принял Ты плач апостола Петра, так прими этот плач мой, и омой рукописание грехов моих. Силою ми­лосердия Твоего истреби мои прегрешения». Так испове­дуясь в течение нескольких часов и утирая слезы плат­ком, разбойник предал дух.

В час смерти старший врач странноприимного дома видел сон: к одру разбойника пришли как бы мурины** с хартиями, на которых были написаны многочисленные грехи разбойника; потом два прекрасных юноши-царе­дворца принесли весы. Мурины положили на одну чашу написанное на разбойника, эта чаша перетянула, а про­тивоположная ей поднялась кверху. Святые Ангелы ска­зали: «Не имеем ли мы здесь чего? И что можем иметь, — возразил один из них, — когда не более деся­ти дней, как он воздержался от убийства? Впрочем, — прибавили они, — поищем что-нибудь доброго».

Один из них нашел платок разбойника, намоченный его слезами, и сказал другому: «Точно, этот платок на­полнен его слезами». Положим его в другую чашу, а с ним человеколюбие Божие, и посмотрим, что будет? Как только положили платок в чашу, она немедленно потя­нула и уничтожила вес рукописании, бывших в другой. Ангелы воскликнули в один голос: «Поистине победило человеколюбие Божие!». Взяв душу разбойника, они по­вели ее с собою; мурины зарыдали и бежали со стыдом.

Увидев этот сон, врач пошел в странноприимный дом; придя к одру разбойника, он нашел тело его еще теп­лым, оставленным душою; платок, наполненный слезами, лежал на глазах его. Узнав от находившихся при нем о покаянии, принесенном Богу, врач взял платок, представил его императору и сказал ему: «Государь! Прославим Бога, и при твоей державе спасся разбой­ник».

Однако, — заключает повесть эту весьма благоразум­но передавший нам ее, — гораздо лучше благовременно приготовлять себя к смерти и предварять страшный час ее покаянием» («Пролог», 17 октября).

* * *.

В прошедшем столетии в К. скончалась женщина, лет тридцати, Мария Н. Двадцати лет она выдана была в за­мужество за мастерового А. Н.; через год после свадьбы муж ее поступил в солдаты, и бедная молодая женщина, прожив после этого года четыре скромно и честно, ув­леклась потом соблазном и повела жизнь безпорядоч­ную. Духовный отец Марии нередко увещевал ее обра­титься к жизни чистой и раскаяться в прежних проступ­ках, но всегда получал кроткий ответ: «Постараюсь, ба­тюшка, исправиться, постараюсь». Но несмотря на обе­щания и, без сомнения, действительное старание испра­виться, поток соблазна и искушений снова увлекал ее в грех. Таким образом, бедная женщина провела немало лет попеременно, то в грехе, то в раскаянии, то опять в грехе. Но вот в один день зовут духовника Марии для ее напутствования. «Давно ли Мария больна?» — спраши­вает он и узнает, что она месяца три уже страдает груд­ною водянкой и часто о чем-то грустит и плачет.

При исповеди духовник нашел Марию в сердечном сокрушении, и, вместе с тем, сверх чаяния, в великом, почти радостном уповании на милосердие Спасителя. Она рассказала, что в эти три месяца своей болезни, она много страдала от угрызений совести при воспоминании о своих грехах и при мысли, что не воспользовалась в свое время наставлениями своего духовного отца и одно­го благочестивого старца-странника, что не могла исправиться от своей слабости; нередко доходила до уныния и совершенного отчаяния, но в то же время, при этих мрачных помыслах, чувствовала, что какой-то голос го­ворил в ее сердце: «Ты лучше поплачь о грехах своих, — авось, Господь милосердный и простит тебя; ведь у Него милости больше, чем в море капель».

Это был голос благости Божией, призывающий душу к покаянию и дающий надежду на милосердие Спасите­ля грешным. И Мария плакала, плакала от глубокого по­каянного чувства целые дни и ночи, и еще молила Гос­пода даровать ей целое море слез. И становилось легко на душе ее после многих и обильных слез.

«В прошлую ночь, — прибавила она, — особенно тя­жело было мне. Враг силился отнять у меня всякую на­дежду на спасение. Я томилась и уже не знала, что де­лать, как вдруг, не знаю, — в сонном ли забытьи, или наяву, — явился мне старец, которого с год тому назад приняла я к себе больного и изможденного, покоила как отца и, по выздоровлении его, обшила, обмыла и, отдав ему на дорогу свою шубенку, далеко проводила, слушая его мудрые наставления и прося его молиться о мне, грешной. Этот старец сказал мне строгим голосом: «Ма­рия, ты грешишь еще и против Божия милосердия?.. Взявший на Себя грехи всех человеков, разве не может подъять и твоих? Пострадавший за грехи наши, разве ра­дуется погибели бедных грешников? Или не знаешь, как милостиво принимал Он и прощал великих грешников, прибегнувших к Его милосердию.

Молись и надейся. Посмотри на меня. Вот и я пред­ставляю Ему в ходатайство за тебя успокоенную тобою мою старость и эту одежду, драгоценнейшую царских порфир; узнаешь ли ее? Она одна у тебя и была, но ты пожертвовала ею ради Христа Спасителя и ради любви к ближнему, — пребывали в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает (1 Ин. 4, 16), — говорит воз­любленный ученик Христов. Неужели думаешь, что у Спасителя менее любви для тебя, чем сколько ты могла оказать ее для странного нищего и для Него?».

Тут я пристальнее вгляделась в старца и увидела на его кротком и светлом лице радостную улыбку, а шубу мою на нем, блистающей подобно лучам солнечным. «Мир тебе, дочь моя», — сказал еще старец и скрылся...

С тех пор, батюшка, ощущаю я в себе какое-то див­ное, необъяснимое спокойствие и, предчувствуя близкий конец свой, пожелала исповедаться во многих и тяжких моих грехах и получить ваше благословение и прощение в том, что многогрешная не слушалась ваших советов и наставлений. Простите, батюшка, простите меня, Бога ради, — или я вовек буду плакать о том».

Что оставалось тут делать духовнику, как не плакать вместе со смиренною и кающеюся грешницею, или нет, — уже омывшею многими слезами глубокого, сер­дечного раскаяния, грехи свои, уже оправданною пред судом Вземлющего грехи мира, но еще желающую во ве­ки оплакивать их?

Мария в вечер того же дня скончалась в мире. Вско­ре, по уходе духовника, она простилась со всеми при ней бывшими, и более уже не говорила ни с кем ни слова, потому ли что лишилась языка, или, потому что мыслею своею была в глубине своего пламенеющего любовию сердца, — и никто не видел и не слышал, как предала она Помилователю грешных свою смиренную душу...

Некто из святых сказал: «Смирение и любовь суть два великих крыла, на которых возносятся на небеса» («Ду­шеполезное чтение», 1861).

* * *

В Египте некоторая девица, именем Таисия, остав­шись сиротою после родителей, задумала обратить дом свой в странноприимный для скитских иноков. Прошло много времени, в течение которого она принимала и ус­покаивала отцев. Наконец, ее имение истощилось, и она начала терпеть недостаток. С нею познакомились неблагонамеренные люди и отвратили ее от добродетели; она начала проводить худую жизнь, даже развратную.

Отцы, услышав это, очень опечалились, они призвали авву Иоанна Колова и сказали ему: «Мы слышали о се­стре Таисии, что она разорилась. Когда она была в со­стоянии, оказывала нам свою любовь; и мы ныне пока­жем нашу любовь к ней и поможем ей. Потрудись посе­тить ее».

Авва Иоанн пришел к ней и сказал старице, стоявшей на страже у ворот, чтобы она доложила о нем госпоже своей. Она отвечала: «Вы, монахи, поели все имение ее». Авва Иоанн сказал: «Доложи ей; я доставлю ей большую пользу». Старица доложила. Юная госпожа сказала ей. «Эти иноки, постоянно странствуя при Черном море, находят жемчуг и драгоценные камни; поди, приведи его ко мне».

Авва Иоанн пришел и сел возле нее и, взглянув на лицо ее, преклонил главу и начал горько плакать. Она сказала ему: «Авва, что ты плачешь?». Он отвечал: «Ви­жу, что сатана играет на лице твоем, и как мне не пла­кать? Чем не понравился тебе Иисус, что ты обратилась на противные Ему дела?». Она, услышав это, затрепета­ла и сказала ему: «Отец! Есть ли для меня покаяние?». Он отвечал: «Есть». — «Отведи меня, куда хочешь», — сказала она ему и, встав, пошла вслед за ним.

Иоанн, заметив, что она не распорядилась, даже не сказала ни одного слова о доме своем, удивился. Когда они достигли пустыни, уже смеркалось. Он сделал для нее возглавие из песка, такое же другое, в некотором расстоянии, для себя. Оградив ее возглавие крестным знамением, сказал: «Здесь усни». А сам, исполнив свои молитвы, тоже прилег отдохнуть.

В полночь Иоанн проснулся и увидал, что образовал­ся некий путь, от места, где почивала Таисия, до неба, и Ангелы Божий возносят ее душу. Тогда он встал и начал будить ее; но она уже скончалась. Иоанн повергся на землю и услышал голос: «Един час ее покаяния принят паче долговременного покаяния многих, не оказыва­щих при покаянии такого самоотвержения»- («Патерик скитский»).

Что есть адские мучения?

Были два друга, сказано в некоторой священной пове­сти, переданной Святогорцем, один из них, тронутый словом Божиим, вступил в монастырь и проводил жизнь в слезах покаяния, другой остался в мире, проводил рас­сеянную жизнь и, наконец, пришел в такое ожесточе­ние, что начал дерзко насмехаться над Евангелием.

Среди такой жизни кончина постигла мирянина. Уз­нав о его смерти, монах, по чувству дружбы, начал мо­лить Бога, чтобы загробная участь почившего ему была открыта.

По прошествии некоторого времени, в тонком сне яв­ляется иноку друг его. «Что, каково тебе? Хорошо ли?» — спросил монах явившегося. — «Горе мне, злоче­стивому! Неусыпающий червь точит меня, не "дает и не даст мне покоя чрез целую вечность».

«Какого рода это мучение?» — продолжал вопрошать монах. «Это мучение невыносимо! — воскликнул умер­ший. — Но нет возможности избежать гнева Божия. Ра­ди молитв твоих дана мне свобода и, если хочешь, я по­кажу тебе мое мучение. Тебе не вынести, если б я от­крыл его так, как оно есть, вполне; но, хотя отчасти, уз­най его».

При этих словах почивший приподнял одежду свою до колена. И — о ужас! Вся нога была покрыта страш­ным червем, снедавшим ее, и от ран выходил такой зло­вонный смрад, что потрясенный монах в ту же минуту" проснулся. Но адский смрад наполнил всю келью, и так сильно, что монах в испуге выскочил из нее, забыв за­творить за собой двери, отчего смрад проник далее и разлился по монастырю, все кельи переполнились им, а так как и самое время не уничтожило его, то иноки должны были совершенно оставить монастырь и переселиться в другое место; а монах, видевший адского узни­ка и его ужасную муку, во всю жизнь свою не мог изба­виться от прилепившегося ему зловония, ни отмыть его от рук, ни заглушить никакими ароматами («Вечные загробные тайны», изд. Свято-Пантелеимоновского мона­стыря на Афоне).

 

 

 

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: