Иудейская программа «очищения» христианства

 

Одновременно с франкмасонством свои планы по коренной перестройке Католической церкви разрабатывали и иудеи, преследующие цель разложить христианское учение и настолько выхолостить его содержание, чтобы от него осталось только одно название. Что же представляли собой эти планы?

Как известно, христианство учит, что избранничество древнего еврейского народа состояло в том, чтобы, сохранив истинное Единобожие, дождаться Мессии, а затем понести Благую Весть о пришествии Его народам земли, что и совершили впоследствии апостолы. Однако иудейский народ отверг Мессию – Христа Спасителя, о котором свидетельствовали пророки, и тем самым завершил период своего избранничества, переданного апостолам и тем христианским общинам, которые стали основанием для нового Е1арода Божьего – Церкви Христовой, где уже нет «ни эллина, ни иудея».

Сам Христос, проповедуя в храме и отвечая «приступившим к Нему первосвященникам и старейшинам народа», сказал: «Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царствие Божие и дано будет народу, приносящему плоды его; и тот, кто упадёт на этот камень, разобьётся, а на кого он упадёт, того раздавит. И, слышав притчи Его, первосвященники и фарисеи поняли, что Он о них говорит, и старались схватить Его, но побоялись народа, потому что Его почитали за Пророка» (Мф. 21, 43–46), (Мф. 21, 43). И Он предрёк: «Многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 8, 11–12). И если, согласно апостолу, Церковь Христова есть «род избранный…, народ святой, люди, взятые в удел» (1 Пет. 2, 9), то любые утверждения о продолжающейся якобы богоизбранности всего еврейского народа являются богословски несостоятельными[215].

Именно это положение было категорически отвергнуто фарисеями и сформировавшимся на основе их учения талмудическим иудаизмом, закрывшим иудеям путь ко Христу. Как говорил аббат Огюстэн Леманн, выходец из еврейской семьи, принявший крещение, «без Талмуда уже давным давно все иудеи были бы обращены»[216]. Иудаизм утверждал и продолжает утверждать об исключительном праве иудеев, гарантированном им самим фактом рождения, на господствующее положение в мире, рассматривая христианство либо как идолопоклонство, либо как приемлемую для неиудеев форму монотеизма, ведущую их к поклонению богу Израиля. Последнее утверждение исходило от иудейского философа и богослова‑ талмудиста Моисея Маймонида (1135(8) – 1204), и именно оно легло в основу плана по разрушению изнутри христианского учения, наиболее глубоко разработанного итальянским раввином из Ливорно (Тоскана), учёным‑ каббалистом Эли Бенамозегом (1823–1900), которого называют «Платоном итальянского иудаизма» и «одним из учителей современной иудейской мысли». Его учение крайне важно для понимания того, что происходит в наши дни.

 

Эли Бенамозег

 

В 1884 году Э. Бенамозег опубликовал книгу «Израиль и Человечество. Исследование проблемы универсальной религии и её решение», в которой связал происхождение современного религиозного кризиса с рождением христианства, которое нарушило религиозное единство и привело к разделению иудеев и христиан. Чтобы восстановить универсальную религию, необходимо добиться примирения между религией‑ матерью (иудаизмом) и её непослушными дочерьми (христианством и исламом). От их духовного согласия зависит международный мир. Для достижения этого христианство должно реформировать своё учение в трёх направлениях:

1. изменить свой взгляд на иудейский народ, который должен быть реабилитирован как народ старший, как народ священников, «который смог сохранить в своей чистоте первоначальную религию». Этот народ не является богоубийцей, не был отвергнут Богом, а, напротив, призван обеспечить счастье и единство всего человечества;

2. «отказаться от Божественности Христа», Сына Человеческого, который был простым раввином, иудеем и им и остался. Проповедовать Христа можно только как человека, который предложил учение о нравственности ради счастья всех людей;

3. согласиться на новое толкование, но не на отмену тайны Троицы[217].

 

Только при этих трёх условиях христианство превратится в «Церковь настоящего католичества», вернётся к истинной универсальной религии, которая является конечной целью иудаизма. Эту религию, предназначенной для всех народов и хранителем которой выступает народ Израиля, автор называет ноахизмом [218].

Как объяснял сам Бенамозег, ноахизм – это не его изобретение. Это законы «потомков Ноаха» (Ноя), которые выведены мудрецами Талмуда (трактат Санедрин 56) в соответствии с принципами толкования слов и словосочетаний Торы. По их учению, есть только два пути к спасению: для иудеев, остающихся избранными Богом, – это строгое выполнение 613 заповедей Ветхого Завета, а для неиудеев (если только они не прошли гиюр, т. е. не стали иудеями) – следование 7 заповедям Ноя, каждая из которых имеет свои детали и подробности. Это тот минимальный набор требований, которые, по учению иудеев, был дан Богом Адаму и Ною и заключается в следующем: 1) вера в единого Бога и запрет идолопоклонства; 2) уважение Бога, запрет богохульства; 3) уважение к жизни человека, запрет убийства; 4) уважение к семье, запрет прелюбодеяния; 5) уважение к имуществу ближнего, запрет воровства; 6) уважение к живым существам, запрет употребления в пищу плоти, отрезанной от живого животного; 7) назначение судей, обязанность создать справедливую судебную систему[219].

Вот что писал Бенамозег в переписке с Эмэ Палльером, бывшим католиком, обратившимся под влиянием раввина в иудаизм и рассказавшем в книге «Неизвестное святилище» о своём духовном опыте:

«Иудаизм делает различие между иудеями и гоями. По его учению, первые, как священники человечества, подчиняются моисеевым законам, а вторые, миряне человечества, подчиняются той единственной, древней и вечной универсальной религии, на службу которой поставлены иудеи и иудейство в целом. Христианство, напротив, произвело самую пагубную путаницу, либо навязав Закон гоям через Петра и Иакова и иудействующих с ними, либо через Павла, отменив Закон для самих израильтян. Рассмотрите хорошенько эти факты…, и вы увидите, что этот ноахизм… есть не что иное, как мессианизм, та истинная форма христианства, хранителем и инструментом которого стал Израиль»[220].

«Мы, иудеи, мы сами храним религию, предназначенную для всего рода человеческого, единственную религию, которой будут подчинены гои и через которую они спасены… Религия человечества является не чем иным, как НОАХИЗМОМ, и не потому, что она была установлена Ноем, но потому что она восходит к договору, заключённому Богом с человечеством через этого праведника. Вот она – религия, сохранённая Израилем, чтобы быть переданной гоям… И поскольку эта религия, победа которой, как возвещали наши пророки, наступит в мессианские времена…. является не чем иным, как ноахизмом её можно продолжать называть христианством, очищенным, однако, от Троицы и от Воплощения – от верований, которые противоречат Ветхому Завету и, может быть, Новому».

«Что касается личности Христа, о котором вы мне не говорите, я, тем не менее, вам скажу, что, если только ему не приписывать божественности, не будет никакого вреда сделать из него пророка, рассматривать его как человека, наделённого Богом высокой религиозной миссией» [221].

 

Мартин Бубер

 

Такая изощрённая форма прозелитизма была найдена в отношении христиан, позволявшая превращать их в последователей иудаизма без формального перехода в иудаизм. В первую очередь речь шла о «перековке» иерархов Католической церкви. Главной целью её должно стать распространение учения ноахидского гуманизма, а папский примат позволит объединить на этой основе всех христиан, и не только их.

Религия ноахизма превратится в «религию естественной морали», универсальность которой сделает возможным объединение уже всего человечества под началом иудеев. Бенамозег пишет: «Монотеизм может стать универсальным только при этом условии: единство в многообразии, многообразие в единстве. Впрочем, эта вариативность, вне зависимости от высшего единства, которому она подчинена, сама по себе представляет универсальную религию в её целом». «Единый Бог почитается сегодня в многообразных формах, в рамках различных культов, но в мессианскую эпоху духовный мир придёт к осуществлению единства почитания»[222].

Таким образом, план был разработан, и начался поиск его претворения в жизнь. Первые шаги к установлению «диалога» между католиками и иудеями были предприняты ещё до Второй мировой войны. Большую роль в этом сыграл известный иудейский философ и теоретик сионизма Мартин Бубер [223]   (1878–1965), предложивший концепцию «диалога» иудея и христианина, «диалога двух вер», или, как её стали называть, «двух путей». Он рассматривал Иисуса Христа в контексте иудаизма I века, считал, что Христос был иудеем и их «великим братом», поэтому христианство можно рассматривать как путь к Богу. В ответ на это и некоторые католические богословы и философы стали отстаивать позитивные теологические подходы к раввинистическому учению, побуждая христиан относиться к нему с уважением. Однако их попытки изменить отношение церковного руководства тогда не увенчались успехом.

События же военного периода и та примиренческая позиция, которую заняла Католическая церковь в отношении нацистского режима, создали совершенно новую ситуацию, при которой, раскрутив тему холокоста, иудейские лидеры получили в свои руки мощный инструмент давления на папство.

Со стороны иудаизма изначально речь шла о хорошо продуманной и последовательно реализуемой стратегии, направленной на то, чтобы добиться пересмотра основополагающих положений христианского учения. Ключевой идеей, обосновывающей необходимость ревизии христианства, является утверждение о неверности принципиального христианского положения о лишении Израиля обетования и благодати, которое иудеи называют «идеей вытеснения» Израиля Церковью и считают самой опасной. Из этого положения вытекает «учение презрения» в отношении евреев, которое является главной причиной светского антисемитизма нового времени. Исходя из этого иудеи утверждают, что Холокост надо рассматривать как «кульминацию многовековых гонений именно со стороны христиан» и что политика Гитлера не имела бы успеха, если бы её фундаментом не послужили те обвинения, которые предъявляли христиане в отношении иудеев. Как писал, например, ортодоксальный раввин Соломон Норман, сотрудник Центра еврейских исследований в Оксфорде, «по сути своей, отношение Гитлера к евреям ничем не отличается от христианского; разница состоит разве что в методах, которые он использовал». «Евреи видят в христианах по большей части гонителей, сравнительно малое их число относят к жертвам, и уж совсем в немногих христианах они обнаруживают сочувствие к пострадавшим евреям. После Холокоста евреи уже не могли всерьёз поверить в нравственную состоятельность Церкви». Норман указывает, что «с еврейской точки зрения христианин вообще, уже в силу его христианской веры, не обладает нравственным достоинством, не говоря уже о каком‑ либо нравственном превосходстве»[224].

 

Жюль Исаак, зачинатель иудейско‑ католического «диалога»

 

Формула «учение презрения» (l’enseignement du mé pris) с вытекающими из неё выводами была введена французским иудейским историком и писателем Жюлем Исааком (1877–1963), сыгравшим ведущую роль в становлении иудейско‑ католического «диалога». Основные его идеи были изложены в книгах «Иисус и Израиль» (1946) и «Генезис антисемитизма» (1956), в которых было подвергнуто жёсткой критике христианское учение, рассматриваемое как главный источник антисемитизма. И евангелисты, и Святые Отцы Церкви были представлены им как лжецы и преследователи, полные антиеврейской ненависти, несущие моральную ответственность за Освенцим и Холокост. Свою главную задачу он видел в том, чтобы доказать необоснованность содержащегося в писаниях евангелистов обвинения иудеев в богоубийстве и добиться соответствующего «очищения» христианского учения[225].

«Очищение» предполагало: изменение или изъятие тех молитв, в которых говорится об иудеях, в частности читаемых в Страстную Пятницу; заявление о том, что иудеи не несут никакой ответственности за смерть Христа, осуждению за которую подлежит всё человечество; удаление тех мест из писаний евангелистов, в которых повествуется о Страстях Христовых, в особенности это касается Евангелия от Матфея, которого Жюль Исаак обвиняет в извращении правды (именно у него сказано: «И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27, 25); заявление, что Церковь всегда порицали за то, что она находилась в течение двух тысячелетий в состоянии скрытой войны между иудеями, христианами и остальной частью человечества; обещание, что Церковь окончательно изменит своё поведение, смирившись, раскаявшись и принеся извинения перед иудеями и предпримет все необходимые усилия для устранения того зла, которое она им принесла, исправив и очистив своё учение[226].

В 1946 году при поддержке американских и британских иудейских организаций в Оксфорде прошла первая конференция, собравшая католиков и протестантов для установления контактов с иудеями. А в 1947 году после проведения ряда международных встреч с симпатизировавшими ему католическими деятелями Жюль Исаак опубликовал меморандум «Исправление католических учений, касающихся Израиля», главные положения которого вошли в декларацию из 10 пунктов, принятую на созванной в том же году конференции христиан и иудеев в Зеелисберге в Швейцарии (она была организована обществами иудейско‑ христианской дружбы, созданными ещё в 1928 году, и собрала 70 экспертов из 17 стран мира – 28 иудеев, 23 протестанта, 9 католиков и 2 православных).

 

Участники Зеелисбергской конференции 1947 г.

 

Зелисбергская декларация стала программой реформирования христианства, исходившей из необходимости признания следующих положений:

1. в Ветхом и Новом Завете с нами говорит один и тот же Живой Бог;

2. Иисус родился от иудейской матери из рода Давида и народа Израиля, и его вечная любовь и прощение распространяются на его собственный народ и на весь мир;

3. первые ученики Христа, апостолы и мученики были иудеями;

4. основная заповедь христианства, любовь к Богу и к ближнему, содержащаяся уже в Ветхом Завете и подтверждённая Иисусом, обязывает христиан и иудеев во всех человеческих отношениях, без исключения;

5. надо избегать принижать библейский или постбиблейский иудаизм в целях возвеличивания христианства;

6. избегать использовать слово «иудей» исключительно в смысле «врага Иисуса» или выражение «враги Иисуса» для указания еврейского народа в целом;

7. избегать представления Страстей Христовых таким образом, что вина за смерть Иисуса лежит на всех иудеях или только на иудеях. В действительности смерти Иисуса требовали не все иудеи. И не только иудеи несут за это ответственность, так как Крест, который нас всех спасает, свидетельствует, что Христос умер за грехи всех нас; напоминать всем христианским родителям и воспитателям о той тяжкой ответственности, которую они несут за то, что представляют Евангелие и особенно повествование о Страстях упрощённым образом;

8. избегать изложения библейских проклятий и крика возбуждённой толпы: «кровь его на нас и детях наших», не напоминая при этом, что крик этот не может довлеть над бесконечно более сильной молитвой Иисуса: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают»;

9. избегать распространения кощунственного мнения, что народ иудейский был отвергнут, проклят и обречён на страдания;

10. избегать такого представления об иудеях, будто они не были первыми, кто принадлежал к Церкви[227].

 

Как видим, декларация эта была составлена достаточно грамотно и основывалась на замене понятий. Говоря об иудеях, она идентифицировала талмудический иудаизм с религией Древнего Израиля и ветхозаветной Церковью, а современных иудеев – со всеми евреями (тем более что и на французском, и на немецком, и на английском языках «еврей» и «иудей» обычно обозначаются одним словом). В этом была главная хитрость, направленная на то, чтобы подорвать глубинную основу христианства – учения о Церкви Христовой.

На конференции был учреждён Международный совет христиан и иудеев (МСХИ или ICCJ), который в следующем году на конференции в Фрибургском университете (Швейцария) получил официальный статус, позволивший ему играть одну из ключевых ролей в формировании новых отношений между христианами и иудеями[228]. Здесь был принят устав совета, а в Женеве открыт его офис (одновременно был обнародован лондонский адрес)[229].

В 1948 году Жюль Исаак создал Ассоциацию иудео‑ христианской дружбы Франции, а в Германии формируются общества иудейско‑ христианского сотрудничества, объединившиеся в Германский координационный совет (ГКС). ГКС разработал так называемые Восемь Швальбахских тезисов, которые расширили и углубили Зеелисбергскую декларацию, призвав использовать такой теологический язык и такую интерпретацию библейских текстов, которые не были бы оскорбительными для иудеев. Более того, здесь уже обращалось внимание и на социально‑ политические последствия новых взаимоотношений с иудеями, поскольку указывалось, что опыт Холокоста обязывает каждого христианина взять на себя ответственность за борьбу с антисемитизмом[230].

Создав соответствующие структуры и установив контакты с римским духовенством, Ж. Исаак получил с его стороны большую поддержку и добился короткой аудиенции у Пия XII, которому и передал «10 пунктов Зеелисберга». Эта встреча, однако, не имела никаких последствий.

Не имея возможности распространять свои взгляды в условиях правления Пия XII, иудеи ждали благоприятных условий, при которых они могли бы открыто заявить о своей позиции. Как и либерально‑ модернистское крыло внутри католицизма, они ждали прихода «нужного им папы». Это произошло после смерти Пия XII и прихода к власти Анджело Ронкалли под именем Иоанна XXIII (1958–1963).

 

Глава 10

«Мы должны просить… нужного нам папу»

 

Как указывают исследователи, те, кто продвигал Анджело Ронкалли к власти, рассматривали его как переходную фигуру. Так, кардинал Хенан Вестминстер, участвовавший в конклаве 1958 года, в своей автобиографии писал: «По поводу избрания папы не было большой тайны. Он был избран просто потому, что был очень стар. Его основной задачей было назначить Миланского архиепископа монсеньёра Монтини кардиналом с тем, чтобы тот мог быть папой на следующем конклаве. Такова была программа, и она была точно выполнена»[231]. То же сказала одна из хорошо информированных сотрудниц Апостолата мирян в ответ на вопрос уже упомянутой нами Элизабет Герстнер о том, кто же сменит Пия XII: «Ронкалли станет папой на несколько лет, затем им станет, конечно, Джованни Монтини».

 

Кардинал Сири и папа Пий ХII

 

О том, что он является «временным» папой, признавал и сам Иоанн XXIII, который не случайно взял себе имя, принадлежавшее папам, понтификат которых был кратковременным: «Мы предпочли укрыть то малое значение, какое имеет наше имя, за этим внушительным чередованием римских первосвященников». Имя это также было взято в память об Иоанне Предтече, который, как писал Ронкалли, «сам не был светом, но должен был свидетельствовать о Свете», намекая на то, что он лишь готовит путь тому, кто совершит главное дело. У него было мало времени, и он хотел сделать много и знал, что действовать придётся без промедления, «шагами быстрыми и бесшумными»[232].

Действительно, к власти готовили Монтини, однако избран он мог быть, только будучи кардиналом, а при Пие XII это назначение было невозможно. Понтифик видел в качестве своего преемника кардинала Джузеппе Сири. Вот что говорил по этому поводу хорошо осведомлённый друг кардинала, уже цитированный нами аббат Луиджи Билля: «Мы думаем, что Пий XII был убит в силу двух причин: если бы он прожил ещё полтора года, то планы всемирного масонства поставить своего человека – Монтини – во главе Церкви провалились бы. В 1960 году Пий XII точно опубликовал бы Третью тайну Фатимы[233], в которой содержится следующая фраза: “Сатана сумеет проникнуть на вершину Церкви”; кроме того, франкмасонство не смогло бы поставить Ронкалли в качестве “переходного папы”, поскольку уже тогда он болел раком и ему оставалось жить не больше пяти лет. И если бы Пий XII прожил бы ещё полтора года, Ронкалли никогда не смог бы стать папой, так как распространившееся известие о его болезни помешало бы ему получить необходимое для избрания число голосов. А Монтини никогда не стал бы кардиналом, а затем папой»[234].

 

Ив Марсодон

 

О том же пишет хорошо осведомлённый французский писатель, министр Мальтийского ордена Ив Марсодон, который был также почётным мастером 33‑ го градуса «Верховного совета Франции», с которым тесно связана «Великая ложа Франции»[235]: «Когда Пий XII решил возглавить лично очень важное министерство иностранных дел, монсеньор Монтини (посланный в Милан) не получил кардинальской мантии. Таким образом, после смерти Пия XII ему стало не то чтобы невозможно с канонической точки зрения, но трудно в силу обычая наследовать Высшему Понтифику. Вот тогда и появился человек, который как Предтеча взял себе имя Иоанн, и всё стало меняться…»[236]

Анджело Ронкалли (1881–1963) как никто другой подходил на роль того, кто должен был «взломать защитные коды». Его приобщение к модернистским идеям началось ещё в семинарии, а более глубоко он пропитался прогрессистскими взглядами во время долгой работы секретарём епископа Бергамо Радини‑ Тедески. При этом особые отношения связывали его с итальянскими князьями, которые были отлучены от Церкви за расхищение церковной собственности. Уже будучи членом Конгрегации пропаганды веры, в 1924 году он сдружился с Ламбертом Бодуэном из Амэ‑ Шеветонь, который возлагал на него такие надежды, что когда Пия XII не стало, он признался одному из священников: «Если они выберут Ронкалли, всё будет спасено: ему удастся созвать Собор и закрепить экуменизм». «Я верю, у нас есть шанс; кардиналы в большинстве своём не знают, что им предстоит сделать. Они способны проголосовать за него»[237].

Общие идеи связывали Ронкалли и с Джованни Монтини, дружбу с которым он поддерживал всю жизнь. В свою бытность профессором папского Латеранского университета он увлекался антропософией Рудольфа Штайнера, бывшего члена Ордена Восточного Храма (О.Т.О.), что стало одной из причин его увольнения и отправки в Болгарию на дипломатическую работу. В 1935 году он прибыл в качестве нунция в Турцию, находясь в которой во время войны вошёл в контакт с сионистскими организациями и по настоянию Пия XII выдавал иудеям фальшивые свидетельства о крещении, чтобы они могли переселяться в Палестину[238]. Уже в 1944 году он говорил, что в послевоенный период будет созван Церковный собор.

С пребыванием в Турции связан и вопрос о связях Ронкалли с франкмасонством. Так, журналист П. Карпи, масон, исследователь оккультных лож в своей книге «Пророчества папы Иоанна XXIII» пишет, что Ронкалли был принят здесь в тайное розенкрейцерское общество[239]. Имеются свидетельства и о его связях с масонами во Франции, куда он был послан нунцием в 1944 году после освобождения страны[240]. В Париже он сблизился с уже упомянутым нами масоном Марсодоном, который вспоминал в своей книге «Экуменизм глазами Франкмасона Традиции», что Ронкалли не только не был смущён его принадлежностью к масонству, но, напротив, советовал Марсодону оставаться в ложе и убеждал его в необходимости сближения и между церквями, и между Церковью и регулярным масонством[241].

 

Епископ Ронкалли получает кардинальскую биретту из рук президента Винсена Ориоля

 

Уже после его отъезда из Парижа представители Республиканской гвардии доложили, что по четвергам Ронкалли посещал заседания ложи Великого Востока Франции[242]. О том, что он был принят в масонство в Париже, говорил и Вирджилио Гайто, великий мастер Великой Ложи Италии, ссылаясь на распространённое мнение. Как он отмечал, «в его посланиях я заметил многочисленные чисто масонские аспекты. Мне очень понравилось, что он говорил о том, что надо делать акцент на человеке»[243].

В Париже Ронкалли поддерживал тесные отношения с руководством республиканского режима, реализуя очень эффективный дипломатический курс. В своём послании Шарлю де Голлю, имевшему крайне сложные отношения с французским епископатом из‑ за его коллаборационизма, он писал: «Подождите… Сейчас мы в Ватикане создаём Церковь совершенно нового типа, которая вам понравится, и мы уверены, что епископы Франции пойдут за нами. Только запаситесь терпением! »[244].

Он был другом секретаря Радикальной социалистической партии, антиклерикала Эдуарда Эррио и президента Франции, известного антикатолика Винсена Ориоля (оба масоны). Он уделял этим отношениям такое значение, что даже когда в 1953 году стал кардиналом, то настоял на том, чтобы получить кардинальскую биретту именно из рук Ориоля[245]. Известно также, что во время одной из бесед с этими политиками в 1949 году он им сказал: «Что нас в действительности разделяет? Наши идеи? Так это не имеет большого значения». В 1952 году Св. Престол (не без влияния Маритена) назначил его постоянным наблюдателем при ЮНЕСКО, расположенной в Париже и находившейся изначально под контролем парамасонских структур, где он произнёс речь, назвав её «великим сверкающим огнём, чьё пламя не перестаёт угасать, зажигая восторгом… ради справедливости, свободы и мира всех народов на Земле без различия расы, языка и религии» и изложил основные правила диалога между верующими и неверующими.

Как пишет автор книги «Исчезнувшая Церковь», собравший многочисленные свидетельства, избрание Ронкалли папой готовилось ещё в 1954 году. Дело в том, что с конца 1953 года Пий XII стал ощущать серьёзное недомогание, и состояние его здоровья было настолько безнадёжным, что его племянник Карло Пачелли предполагал, что он стал жертвой отравления (о том же говорил и аббат Билля). Именно тогда, как было написано в масонском бюллетене Les é chos du Surnaturelle, один из высокопоставленных деятелей написал Ронкалли о его будущем избрании папой и предупредил о необходимости обсудить его первое дело – созыв Собора, поскольку «с момента вхождения на трон план должен начать осуществляться мгновенно и застать всех политиков врасплох». Тогда же «братья» настойчиво указывали Ронкалли на необходимость изучения языков, а Ж.‑ Е Барде, принадлежавший к эзотерическому псевдохри‑ стианскому течению, не только предсказал, что тот будет папой, но указал даже, какое имя он выберет (Иоанн) и какие реформы предпримет. Однако, в силу выздоровления понтифика, эти планы провалились, и Ронкалли понадобилось ждать уже 1958 года[246].

О подробностях подготовки конклава 1958 года поведал уже Франко Беллегранди, автор книги «Никитаронкалли», которая была опубликована только в 1994 году и чьё появление вызвало волнение в национальной итальянской прессе. Автор, в частности, описал следующий рассказ графа Селла, принадлежавшего к очень известной старинной семье: «Я находился в машине с персонажем, который являлся высоким масонским авторитетом, связанным с Ватиканом. Тот мне сказал: “Будущим папой будет не Сири, как об этом говорят в некоторых римских кругах, поскольку этот кардинал слишком авторитарный. Будет избран папа примирения. Уже выбран для этого патриарх Венеции Ронкалли”. Я спросил: “Кем выбран? ” “Нашими масонами, представленными на конклаве”, – спокойно ответил он. На это я удивился: “А на конклаве есть масоны? ” “Конечно, – ответил он. – Церковь в наших руках”. Я вновь удивился: “Так, а кто же руководит Церковью? ” После короткого молчания мой собеседник уточнил: “Никто не может сказать, где находится глава. Глава скрыта”. На следующий день граф Селла написал в официальном документе, который сегодня хранится в сейфе нотариуса, имя и фамилию этого персонажа, а также его поразительное заявление с указанием месяца, года, дня и времени»[247].

Никакие препятствия не могли остановить тех, кто входил в тайный внутренний круг Ватикана и продвигал Ронкалли. О том, какими методами они действовали, говорили следующие факты. Сохранились свидетельства, что на конклаве 1958 года большинство голосов получил всё‑ таки кардинал Сири, но под давлением определённых сил он отказался от папской тиары. Эта информация содержится, в частности, в книге «Раскрытый Ватикан: деньги, убийство и мафия», изданной Полем Л. Вильямсом, бывшим консультантом ФБР, имевшим доступ к документам американских спецслужб[248].

 

Папа Иоанн ХХIII

 

Как пишет автор, кардинал Сири, будучи традиционалистом и антикоммунистом, был выдвинут самим Пием XII при его жизни и поддержан «чёрной аристократией». Однако на конклаве 1958 года произошли странные вещи. После получения Сири необходимого числа голосов из трубы капеллы пошёл белый дым, и в 18.00 по радио Ватикана была объявлена новость об избрании папы. Кардинал Сири уже выбрал себе имя – Григорий XVII. Однако буквально через несколько минут швейцарской гвардии сообщили, что папа не избран, а вечером и радио Ватикана заявило, что результаты оказались неверными. Понадобился четвёртый тур, на котором Сири опять был избран, но французские кардиналы аннулировали результаты, заявив, что в силу резких антикоммунистических высказываний кардинала в случае его избрания последуют преследования и убийства епископов восточноевропейских стран. В итоге на третий день выборов папой был избран Ронкалли.

Масонские круги не скрывали своего удовлетворения от этого события. Как писал Марсодон, «для нас это была большая радость, но для многих наших друзей это был знак». «Если ещё и существует где‑ то недалеко какой‑ то островок, мыслящий в духе эпохи Инквизиции, он будет, безусловно, потоплен высокой волной экуменизма и либерализма, одним из ощутимых последствий чего станет понижение духовных барьеров, которые ещё разделяют мир. От всего сердца мы желаем успеха “революции” Иоанна XXIII»[249].

Поздравления Ронкалли были посланы от главного раввина Израиля Ицхака Герцога, англиканского архиепископа Фишера и президента федеральных церквей Пола Робинсона. Как пишет исследователь масонства Л. де Понсен, «с приходом Иоанна XXIII и с новыми концепциями экуменизма произошёл некий взрыв. Возникло множество произведений, посвящённых франкмасонству, и целая армия писателей, историков, философов, журналистов, политиков, конферансье, каждый из которых в своей сфере работал в пользу примирения между Католической церковью и франкмасонством. Складывалось впечатление о хорошо управляемой международной кампании, центр который находился во Франции»[250].

 

Кардинал Франц Кёниг

 

Став папой, Ронкалли поспешил собрать верных ему людей, сделав новые назначения и основательно увеличив численность Священной коллегии кардиналов, которая превзошла предел, установленный ещё Сикстом V (сер. XVI в.). Появилось 52 новых кардинала (а всего – 85), которые должны были обеспечить поддержку нового курса на самом высоком уровне[251]. Первым был назначен Джованни Монтини, о котором Ронкалли скажет: «Монтини – первый плод нашего понтификата». Затем последовали главные прогрессисты – Августин Беа, архиепископ Венский Франц Кёниг (член масонской ложи), епископ Берлинский Джулиус Дёфнер, бельгийский примас Леон‑ Йозеф Сюненс (член масонской ложи с 1967 г.), и другие. Определяющими факторами при назначении были следующие: во‑ первых, необходимость интернационализации или «дероманизации» Римской курии (вытеснение традиционалистов), начавшейся ещё при Пие XII, и, во‑ вторых, необходимость обеспечить голоса в поддержку Монтини на следующем конклаве[252].

Одним из первых шагов нового папы стало объявление о начале реализации программы «аджорнаменто», которая понималась как открытость новым веяниям изменившегося мира, «осовременивание» Церкви и приведение её в соответствие с духом времени. При этом идея папства о земной централизации Церкви, также как и учение о непогрешимости понтифика и его главенстве над всем христианским миром, никоим образом не ставились под сомнение, а, напротив, должны были усилить авторитет Ватикана в качестве идейно‑ политической силы в условиях либерализации учения.

Главным средством для осуществления религиозного обновления должен был стать II Ватиканский собор, о котором Иоанн XXIII объявил в базилике св. Павла в январе 1959 года. Речь изначально шла именно об обновлении, поскольку ни одной из четырёх причин, по которым мог быть созван Собор (положить конец расколу; осудить ересь; уточнить догматические положения; положить конец отклонениям в сфере священнической дисциплины и нравственности), не существовало.

 

Кардинал Леон‑ Йозеф Сюненс

 

Вот как описывает это событие публицист и богослов‑ экуменист Е.А. Казем‑ Бек, работавший в Отделе внешних церковных сношений при Никодиме Ротове: «25 января 1959 года папа служил в базилике св. Павла (в день празднования обращения апостола) и… пригласил затем 18 кардиналов, присутствовавших за богослужением, в прилегающее к собору Павлианское аббатство. Там, в импровизированной тайной консистории, он объявил им о своем намерении созвать Собор. В тот же день печати было передано коммюнике, в котором сообщалось, что папа Иоанн XXIII уведомил кардиналов о трёх своих намерениях: 1) созвать синод (съезд) Римской епархии для рассмотрения проблем, связанных с территориальным ростом города Рима и духовным обслуживанием его возросшего населения;

2) созвать Собор всей Римской церкви для рассмотрения её нужд и приглашения отделенных от неё общин изучить и изыскать пути к единству, о котором ныне воздыхает столько душ во всех концах Земли; 3) пересмотреть и обновить свод канонического права.

Курия была застигнута врасплох. Такого не ожидал никто. Группа старейших и влиятельнейших (тогда) куриальных кардиналов, известная под кличкой “Пентагон”[253], стала принимать все меры, чтобы ограничить папский почин. Эту “пятерку”… более всего смущали цели, поставленные перед предстоящим Собором Иоанном XXIII: подготовить единение с инославными христианами и преобразовать структуру Римской церкви для согласования её с современностью»[254].

 

Глава 11

Закулисная сторона подготовки обновленческого переворота

 

Простым верующим Иоанн XXIII пытался представить Собор как спонтанно пришедшую ему лично идею, как «внезапную вспышку небесного света», хотя в действительности над подготовкой Собора уже активно работала Международная конференция по экуменическим вопросам (МКЭВ) и т. н. «Рейнская группа», начавшая проводить свои тайные собрания ещё до избрания Ронкалли папой. В неё входили уже указанные прогрессисты Августин Беа, Леон‑ Йозеф Сюненс, Джулиус Дёфнер, Франц Кёниг, Бернард Харинг, Йозеф Ратцингер, Альбино Лучани (будущий папа Иоанн Павел I) – один из немногих допущенных сюда итальянцев. В группу входил и швейцарский теолог‑ прогрессист, священник Ханс Кюнг [255], который ещё за четыре дня до папского заявления в ходе конференции в Люцерне (Швейцария) сообщил удивлённой аудитории не только о предстоящем Соборе, но и изложил его повестку дня и основные темы. В своей книге «Собор, Реформа и Собрание», опубликованной накануне главного события, Кюнг показал, что он знал даже больше понтифика, так как присутствовал на последнем подготовительном совещании высокого уровня, состоявшемся в Мюнхене под председательством архиепископа Монтини, в ходе которого основательно и детально были рассмотрены планы проведения Собора[256].

 

Священник и теолог Ханс Кюнг

 

Так что, когда понтифик создал Подготовительную комиссию во главе с госсекретарём Тардини, не ей предназначалась в реальности главная роль, и уже 30 мая папа скажет: «Подготовка Собора не будет делом Римской курии». В итоге пока курия и комиссия редактировали открыто составленные базовые документы Собора, группа Монтини и Беа занималась составлением параллельных схем, которые и должны были быть приняты после поступления сигнала об отклонении и аннулировании одобренных курией проектов.

Как заметил входивший в круг ближайших советников папы кардинал Беа после одной из аудиенций у него, «мы прекрасно поняли друг друга».

В течение всей первой половины 1960 года закрытая группа готовила программу Собора, которая фактически была доработкой проекта Йегера и МКЭВ или Рейнской группы, пока, наконец, понтифик не решил, что пришло время учредить специальное бюро по вопросам экуменизма в целях централизации всех реформистских усилий в противовес Римской курии и Конгрегации по делам веры. Так, 5 июня 1960 года был создан Секретариат по содействию христианскому единству, ставший зародышем «новой церкви». В него вошли одни модернисты, которые в основном были выбраны из участников МКЭВ, которая самораспустилась за ненадобностью. Возглавлявший её Виллебрандс стал секретарём Секретариата, а Августин Беа – его председателем. При этом Беа подчёркивал, что сознательно избегал в названии Секретариата слово «экуменический», чтобы не смущать членов курии. А в это время Виллебрандс выступал в качестве посредника между ним и ВСЦ, подготавливая почву для приезда в Рим протестантов[257].

Главная задача, которую поставил перед ним Беа, заключалась в том, чтобы посредством личных связей, контактов и встреч, а также через печатные СМИ, радио и телевидение подготавливать общественное мнение к принятию перемен, и в этом плане он пользовался такой независимостью, что фактически не подвергался никакому вмешательству со стороны курии[258].

Основными вопросами, которые находились в центре внимания этой группы, были экуменизм в христианстве и религиозная свобода. Но первостепенное значение придавалось контактам с иудейскими организациями. И не случайно, когда в ходе подготовки к Собору было выдвинуто предложение, чтобы все его члены перед началом заседания исповедали Никейский Символ веры и принесли присягу против модернизма, Беа протестовал и добился того, что это предложение было отвергнуто.

В том же июне 1960 года, сразу после создания Секретариата по содействию христианскому единству при участии Французского посольства в Риме и лично кардинала Беа, была организована встреча представлявшего Бнай Брит Жюля Исаака с понтификом, имевшим, напомним, давние связи с сионистскими организациями, сложившиеся ещё в период пребывания его в Анкаре. Исаак пытался убедить его в необходимости пересмотра «учения о презрении», для чего передал ему соответствующий меморандум – «О необходимости реформы христианского учения относительно Израиля».

Эта встреча была важным жестом Иоанна XXIII по отношению к Ассоциации иудейско‑ христианской дружбы, и недаром за несколько месяцев до неё папа приказал упразднить выражения «Помолимся также о вероломных иудеях (pro perfidies Judaeis)» и «Всемогущий, вечный Боже, в милости Своей не отвергающий даже вероломство иудеев», произносимые в богослужении Великой пятницы. В одной из своих заметок он писал по этому поводу следующее: «С недавнего времени Нас беспокоит вопрос о pro perfidies Judaeis в богослужении Великой пятницы. Из надёжного источника Мы знаем, что наш предшественник, блаженной памяти Пий XII, уже удалял это прилагательное из личной молитвы и удовлетворялся произнесением «Помолимся… и об иудеях». Имея такие же намерения, мы решили, что в предстоящую святую неделю эти два положения [будут сокращены таким же образом]»[259]. Тогда же в Кёльне была открыта новая синагога, что должно было символизировать изменение отношения к иудеям.

После встречи Иоанн XXIII дал ясно понять членам курии, что от Собора ждут жёсткого осуждения «католического антисемитизма»[260], а 17 октября 1960 года впервые в истории Ватикана папа принял 130 американских представителей Объединённого еврейского призыва, которые передали ему благодарность за спасённых во времена нацизма евреев. Понтифик приветствовал их словами: «Мы все дети одного Отца Небесного. Мы идём от Отца, и к Отцу мы должны вернуться. Я – Иосиф, брат ваш»[261].

Для рассмотрения переданных Исааком предложений Беа создал внутри Секретариата по содействию христианскому единству специальную рабочую группу, установившую контакты с иудейским миром и его главными ассоциациями во Франции, Израиле и США – в первую очередь со Всемирным еврейским конгрессом (ВЕК), Американским еврейским комитетом (АЕК), Антидиффамационной лигой и Бнай Брит. Совместно они и разрабатывали основные положения об отношении к иудаизму. Важную роль в этом сыграл раввин Абрахам‑ Джошуа Хешель, хасидский мыслитель, глава Иудейского теологического семинара Нью‑ Йорка, присутствовавший затем на Соборе в качестве официального представителя АЕК при кардинале Беа. Большое влияние на папу оказывал также глава ВЕК д‑ р Гольдман.

В результате работы был подготовлен краткий проект декрета De Judœ is (Об иудеях). Однако в силу протестов арабских лидеров в период подготовки текст этот временно был отложен в сторону. Госсекретарь Ватикана Чиконьяни, будучи не в курсе истинных планов реформаторов, вообще удалил документ из соборной повестки дня, поскольку при крайне напряжённых отношениях, существовавших тогда между Израилем и арабскими государствами, любая «уступка» евреям рассматривалась как проявление враждебности по отношению к арабам и шаг к признанию Ватиканом государства Израиль. Чиконьяни вообще не понимал, зачем нужен этот текст, и на последнем собрании Центральной комиссии Секретариата сказал: «Если мы говорим о евреях, почему тогда не говорить и о мусульманах? … И евреи, и все остальные, находящиеся вне Церкви, должны знать, если они пожелают обратиться к католической вере, Церковь примет их с великой любовью»[262]. Исключения из программы Собора данной темы требовали и представители восточных католических церквей, опасавшихся серьёзных последствий для христиан в арабских странах, представлявших там меньшинство населения. В итоге, когда текст об иудеях вновь был представлен к рассмотрению, он уже рассматривался не как самостоятельный документ, а как часть общей Декларации о нехристианских религиях.

 

Абрахам‑ Джошуа Хешель и кардинал Беа

 

«Аджорнаменто» выразилось и в изменении отношения к левым силам и движениям, в открытости к сотрудничеству и «диалогу» с социалистическим лагерем. В 1959 году Иоанн XXIII признал революцию на Кубе, аккредитовав при папском дворе представителя правительства Ф. Кастро, за что получил от консерваторов прозвище «красный папа». А в 1961 году он издал энциклику Mater at Magistra («Мать и Наставница» по случаю семидесятилетия энциклики Rerum novarum, положившей начало официальному социальному учению католицизма. Mater at Magistra стала первым документом, в котором проявилась новая политика открытости Церкви современному миру.

Если Rerum novarum призывала к примирению и сотрудничеству между трудом и капиталом, то новая энциклика исходила из понимания провала идеи патернализма и корпоративизма и признавала существование классовой борьбы. Утверждение крупных финансово‑ промышленных кланов в экономике западных стран, с одной стороны, и успехи социалистической системы – с другой, заставили папу дистанцироваться от апологетики капитализма и признать «социализацию» и значимость общественных связей, не оспаривая при этом естественное право частной собственности.

Открытость Церкви выразилась и в признании плюрализма общества, в связи с чем между Ватиканом и христианско‑ демократическими партиями начали складываться новые, нейтральные, отношения, при которых последние уже рассматривались не как выразители интересов Церкви в политике, а, напротив, как органы включения христианских сил в общественные процессы. Признание произошедших перемен проявилось и в благословении Концепции прав человека, утверждённой ООН в Декларации прав человека 1948 года, рассматриваемой как первый шаг к созданию «политико‑ юридической организации мирового сообщества». Об этом говорилось в последней энциклике Иоанна XXIII Расет in Terrs (1963). Папа отказался от открытого антикоммунизма и демонстрировал терпимость в отношении социалистических стран. Последнее сделало возможным установление контактов с Советским Союзом в ноябре 1961 года, что открыло путь к привлечению к экуменической деятельности Русской православной церкви.

В связи с провозглашением экуменического курса стало появляться множество литературы, посвящённой франкмасонству. Историки, философы, писатели, политики, журналисты каждый по‑ своему ратовали за примирение его с Католической церковью[263]. По их утверждению, главным фактором, который должен был этому способствовать, как и прежде, было наличие общего врага – коммунизма, только теперь в лице социалистического лагеря, хотя о связях коммунистов и масонов было хорошо известно. Как уже говорилось выше, судя по всему, это была хорошо управляемая международная кампания, опиравшаяся на значительные материальные ресурсы, центр которой находился во Франции. И на этот раз прогрессисты уже не рассуждали абстрактно, а преследовали совершенно определённую цель: добиться от Ватикана пересмотра традиционного поведения Церкви в отношении франкмасонства и удаления обвинительных утверждений[264].

Наиболее активную роль в этом деле играли Р.П. Рике, католический писатель Алек Мелёр и член ложи Вольней (Volney) Мариус Лепаж. Алек Мелёр был почти официальным представителем прогрессистов в масонской среде. Его две главные книги – «Наши разделённые братья» (1961) и «Франкмасонство в час выбора» (1963), излагавшие наиболее полные аргументы прогрессистов в поддержку франкмасонства, были изданы уважаемым католическим издательским домом Marne de Tours с санкции епископа, что придавало им особую важность и вес. Интересно, что излагаемые в них доводы были идентичны доводам Жюля Исаака в защиту изменения иудейско‑ христианских отношений и заключались в том, что вся вина за ту ожесточённую борьбу, которая противопоставляла на протяжении веков церковь и франкмасонство, лежит на церкви или, по крайней мере, на её традиционалистских кругах – интегристах. Церковь, указывалось там, абсолютно ошибается по поводу масонства, из которого она сделала антирелигиозное пугало. Поэтому для соглашения между противоборствующими сторонами необходимо, чтобы Ватикан признал ошибочность обвинений в адрес масонства и отказался от них, тем более что мотивы масонства никогда им ясно не формулировались, а само франкмасонство претерпело изменения и стало духовным течением, преследующим филантропические, гуманитарные и про‑ грессистские цели и работающим над материальным и нравственным улучшением и интеллектуальным совершенствованием человечества[265].

Эти положения были, естественно, ложными[266], но они отражали мнение достаточно большого числа прелатов‑ прогрессистов и были в русле того нового курса, который стал утверждаться при понтификате Иоанна XXIII. Это, например, хорошо выразил венский иезуит Р.П. Але Шротт в своём заявлении австрийскому журналу Die Wochen Press: «Методы полемики уже не те. Франкмасонство сегодня не является больше таким строго антирелигиозным, но ищет сближения с Церковью. И сама Церковь, хотя и продолжает исходить из того, что принадлежность к Ложе влечёт отлучение, стала намного гибче». Это дало повод авторам «Масонской переписки», опубликованной тогда же Великой объединённой ложей Германии, написать, что «между католицизмом и франкмасонством наведены мосты» [267]. В Нидерландах эти «мосты» оказались настолько крепкими, что в апреле 1962 года высокопоставленный член Великой ложи Нидерландов выступил в Большой семинарии Ойршота на тему о масонстве через несколько дней после того, как католический священник прочитал лекцию в ложе Наард в Брюссюле, носившей имя «Яна Амоса Коменского».

Иоанн XXIII совершил всё, что планировала стоящая за ним группа, подготовил и открыл II Ватиканский собор, который продолжался уже не при нём. Показательно, что написавший хвалебную биографию Иоанна XXIII известный модернист и экуменист митрополит Никодим Ротов следующим образом оценил деятельность папы: «За последнее столетие ни один понтификат не был таким коротким. Но трудно назвать хоть один понтификат, который был бы более оригинальным по своему характеру и своим намерениям и более определяющим для Католической церкви. За эти неполные пять лет ей был указан новый путь, по которому отныне невозможно было не следовать. Возможно, сегодня многое было бы иначе, если бы осенью 1958 года на конклаве, неожиданно для многих, папой не стал полный улыбающийся человек, о котором многие говорили, что он будет “переходным” папой, а его понтификат будет как бы перерывом в деятельности Церкви после столь плодотворного понтификата папы Пия XII. Вспоминаются слова немецкого богослова Карла Ранера, который говорил приблизительно так: “Папа переходного периода к новому заставил Церковь перейти на пути будущего”»[268].

 

Папа Павел VI

 

После смерти Иоанна XXIII в июне 1963 года новым папой, как и планировалось, был избран Джованни Мартини, взявший имя Павла VI (1963–1978).

Как и в случае с Ронкалли, его избрание было обеспечено одними и теми же кругами, связанными с франкмасонством. Не случайно решение о нём было принято за несколько дней до конклава на встрече кардиналов в Вилле Гротаферрата, принадлежавшей известному масону Умберто Ортолани, которого Павел VI в благодарность за его гостеприимство назначил «Рыцарем Его Святейшества»[269].

На конклаве повторилась та же история, что и в 1958 году. Папой вновь был избран кардинал Сири, вынужденный отказаться от тиары, о чём сохранилось не одно свидетельство. Это утверждал его друг, уже упомянутый аббат Луиджи Билля[270]. Об этом написал и князь Скортеско, двоюродный брат председательствующего на конклаве Боргезе, утверждавший, что во время конклава из Сикстинской капеллы вышел один из кардиналов, чтобы встретиться с представителями Бнай Брит, и сообщил им об избрании кардинала Сири. В ответ на это те заявили, что теперь начнётся травля Церкви. Именно после этого был избран Монтини[271].

 

Малачи Мартин

 

О конкретной причине отказа кардинала Сири поведал непосредственный участник этого события ирландский иезуит Малачи Мартин (1921–1999). В 1958 году он стал профессором Папского Библейского института в Риме, а в 1958–1964 годах работал ассистентом и помощником кардинала Беа. Будучи широкообразованным человеком, специалистом в области семитских языков, он присутствовал в качестве переводчика на II Ватиканском соборе и на конклавах, где избирались папы, консультировал Иоанна XXIII и Павла VI по вопросам иудаизма и выполнял деликатные миссии по их заданию. Он, таким образом, имел доступ к конфиденциальной информации и был очень хорошо осведомлён о том, что происходит в высших эшелонах церковной власти[272].

В 1965 году он вышел из Ордена иезуитов и перестал служить, поскольку не принял решений Собора и оставался верен католической традиции. Всё, что знал, он описал в своих книгах, подробно рассмотрев процесс проникновения франкмасонства в Ватикан и установления им контроля над церковным руководством, приведшим к разложению христианского учения, извращению морали и нравственности. Всего он издал 16 книг, 3 из которых написаны в художественной форме, однако 85 % упомянутых персонажей и 95 % изложенных в них фактов – реальны. Как объяснял Мартин, «художественная форма была единственным способом сделать доступной эту информацию. Внутри Ватикана существует клика сатанистов… Они стремятся подорвать Церковь, чтобы втянуть верных в проект нового мирового порядка»[273].

В своём интервью от 1996 года публицисту Луи‑ Юберу Реми Мартин утверждал, что имеются все доказательства принадлежности Иоанна XXIII к франкмасонству и что они хранятся в архивах Ватикана, за которые тогда отвечал кардинал Содано, видевший фотографии, сделанные его водителем и изображающие понтифика во время его посещения парижских лож. Мартин сказал, что речь идёт о Специальной ложе, куда входят только кардиналы, тесно связанные с Великим Востоком и великим мастером Италии. Туда входил и Монтини, что подтвердил мексиканский франкмасон Хайме Айала Понсе[274].

В другом интервью, посвящённом его роману «Дом, открытый всем ветрам» (Windswept House), Мартин, в частности, рассказал следующее: «Кризис Церкви должен иметь источник. Каков он? Как вы знаете, когда кто‑ то говорит о конспирации, его принимают за психически больного. Но у нас есть доказательства, что до II Ватиканского собора существовал план, который мы когда‑ нибудь полностью опубликуем. Теперь мы знаем, что существовал план, под влиянием которого Иоанн XXIII собрал Собор. А когда Собор был созван…, такие кардиналы, как Сюненс из Бельгии, Кёниг из Вены, вошли в сговор, чтобы превратить этот католический собор в то, чем он стал. Он превратился в нечто, что разорвало традицию Церкви и произвело документы, которые стали основой всеобщей апостасии Римско‑ католической церкви. Это был план, тщательно подготовленный и имевший, в конечном счёте, не католические корни…»

«Почему эти некатолики выбрали в качестве мишени Католическую церковь? Рассмотрим ситуацию перед Собором такой, какой она представлялась им. В 50‑ е годы Римско‑ католическая церковь была наиболее сильным институтом международной сферы… Она является большим препятствием для реализации ваших планов. Что вы будете делать? Вы её разрушите изнутри. Вы проникните в неё, вовлекая многочисленных кардиналов в среду франкмасонства. Эти кардиналы станут уважаемыми членами Ложи. Вы также примите в Ложу епископов и священников. Затем вы превратите гомосексуализм в образ жизни, приемлемый для всех, включая священников. Вы будете делать это очень осторожно. Именно так всё и произошло»[275].

Кардинал Сири был избран папой, но сразу же после этого получил записку от архиепископа Вийо (замсекретаря II Ватиканского собора – см. о нём ниже) следующего содержания (перевёл её сам Мартин): «Если Вы согласитесь на понтификат, мы расправимся с вашей семьёй». Эта угроза исходила от уже упомянутой Специальной ложи кардиналов, связанной с Великим Востоком. Сири вновь отказался от тиары, теперь уже в пользу Монтини. Сам он в беседе с Л‑ Ш. Реми говорил следующее: «Я связан тайной. Эта тайна ужасна. Я мог бы написать целые книги о разных конклавах. Произошли очень серьёзные вещи. Но я не могу ничего сказать»[276]. Аббат Билля также говорил, что враги Сири угрожали убить его и уничтожить всю его семью.

Об этих фактах Мартин рассказал в своей книге «Ключи от этой крови». А в романе «Дом, открытый всем ветрам» им описаны два особо важных для этого периода события.

Первое – это интронизация «падшего ангела, Люцифера», тайно организованная в Ватикане в часовне св. Петра 29 июня 1963 года, то есть через неделю после избрания Павла VI, группой кардиналов высокой степени посвящения. Проходила она параллельно (через телефонную связь) с сатанинским обрядом, состоявшимся в одном из монастырей в американском штате Южная Каролина, и была совершена по иницативе той самой Чарльстонской ложи, во главе которой стоял когда‑ то Альберт Пайк[277]. Провести это ритуальное действо в полной тайне было невозможно, и Мартин настаивал на том, что это событие действительно имело место[278]. А цель его была психологически подчинить нового папу указанной ложе, поставив его в полную зависимость. Второе событие – это проведённое в Нью‑ Йорке собрание «Совета тринадцати» (называемого также «Советом высших неизвестных», или «Комитетом X»), куда входят 12 священников‑ люцифериан – тринадцатое пустое место предназначено для дьявола.

Давая оценку произошедшему, Мартин писал: «Католическая церковь как институт увядает… Институт святой Римской церкви будет скоро невидим. Института больше не будет. В начале 60‑ х гг. произошло событие, которое знаменует начало саморазрушения Церкви. 29 июня произошла интронизация Люцифера в Ватикане… В некотором смысле Люцифер обладает отныне некоторой властью в Риме. Он ещё не обладает Римом полностью, но я уверен, что он ждёт того дня, когда у него будет его собственный викарий в лице папы – тогда, когда он будет единственным хозяином в Доме… Эта интронизация дьявола объясняет неэффективность усилий, предпринятых традиционалистами, чтобы преодолеть силы зла» [279].

 

Павел VI возлагает тиару на алтарный престол собора св. Петра

 

В свете этих событий более понятным становится значение торжественного события, состоявшегося 13 ноября 1964 года. В этот день понтифик в присутствии 2000 епископов снял с себя тиару и положил её на алтарный престол собора св. Петра, после чего ни он, ни его преемники больше никогда тиару не носили. И хотя в 1975 году понтифик выпустил апостольскую конституцию, в которой рекомендовал использовать её в следующих папских коронациях, такие церемонии больше не состоялись, а тиара была передана в дар Базилике Национальной Святыни Непорочного зачатия в Вашингтоне. Тиара, которую папы римские носили с XIV века и которая имела три венца, являла собой символ власти понтифика и трёх уровней его полномочий: духовную власть в мире, светскую власть в Риме и верховенство над всеми христианскими правителями (папа – отец Церкви, земной правитель, викарий Христа). Поэтому отказ от неё был глубоко символическим жестом, который консерваторы расценили как знак того, что Павел VI не был истинным понтификом[280]. А некоторые вспоминали слова Альберта Пайка: «Французская революция поклялась низвергнуть Корону и Тиару на могилу Жака де Моле… Когда Людовик XVI был казнён, половина работы была сделана; с тех пор храм должен был направлять все свои усилия против папства».

 

Глава 12

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: