Восточная политика Ватикана: «священный союз» с Вашингтоном

 

В начале 80‑ х годов, в условиях взятого на Западе курса на неолиберальную перестройку и крайнее обострение «холодной войны», Ватикан стал добиваться усиления своего международного политического веса и влияния за счёт укрепления позиций в странах Восточной Европы. Поскольку и для Ватикана, и для США эти государства превратились в главную арену геополитического противоборства с СССР, их стратегические интересы здесь полностью совпали. И если в 60‑ 70‑ е годы, в период разрядки, обе стороны довольствовались неформальными связями, теперь ситуация изменилась. Как и в период начала «холодной войны», возникла необходимость тесного формального союза, который бы позволил вести хорошо скоординированную деятельность для обеспечения сплочённости Запада перед лицом «тоталитарного» врага. И вновь Ватикан должен был воплотить идейный, а Вашингтон – военно‑ политический противовес коммунизму.

Уже сразу после избрания Войтылы ЦРУ оценило для себя последствия прихода польского папы, который должен был привести к подъёму национализма не только в Польше и странах Восточной Европы, но и в СССР. Как указывалось в одной из записок ЦРУ: «Возможный эффект рикошета, который окажет национализм Восточной Европы на Советский Союз, также значителен, особенно в Украине, где Униатская церковь насчитывает многочисленных сторонников, в Белоруссии, которая включает в себя бывшие польские территории, когда‑ то очень католические, и в балтийских странах, насчитывающих несколько миллионов католиков… Польский папа укрепит католическую веру в этих регионах»[517].

В 1985 году в своей статье в журнале «Трайелог» Збигнев Бжезинский в связи с этим укажет: «Я считаю, что всё, что делает папа Иоанн Павел II, имеет первостепенное историческое значение. Необходимо покончить с расколом Европы и вернуть великую и бессмертную Россию в лоно христианского сообщества и рыночной экономики»[518]. Ту же определяющую роль понтифика выделил и М. Горбачёв, заявивший в марте 1992 года на страницах туринской газеты La Stampa: «Теперь можно сказать, что всё, что произошло в Восточной Европе в последние годы, было бы невозможно без папских громадных усилий и роли, которую он играет в политике на мировой арене. Я думаю, что очень значительные шаги, которые мы предприняли в нашей стране, имели значение в развитии отношений с Ватиканом. Папа Иоанн Павел II будет играть громадную политическую роль теперь, когда в европейской истории наступили глубокие перемены»[519].

 

Павел VI принимает президента Р.Никсона

 

Надо сказать, что уже во второй половине 60‑ х годов в силу популярности двух пап‑ реформаторов и, в результате правления Дж. Кеннеди – первого в истории Америки президента‑ католика в некатолической части американского общества началось изменение отношения к Ватикану и к Католической церкви в целом. В 1970 году президент Р. Никсон назначил своего личного представителя при Ватикане с периодическими поручениями, что было важным знаком улучшения взаимопонимания. Американцы добивались иногда от Св. Престола выгодных им заявлений по поводу международной ситуации, в то время как папа имел возможность передавать американскому руководству свою озабоченность бомбардировками Вьетнама, положением в странах «третьего» мира, получая формальные ответы, которые не влекли за собой никаких конкретных шагов. В любом случае, ватиканская «борьба за мир» была нейтрализована и вполне вписана в американские национальные интересы.

 

Иоанн Павел II на фоне статуи Свободы

 

При Картере его личным представителем при Ватикане стал католик Дэвид Уолтерс, который в августе 1978 года был заменён на бывшего мэра Нью‑ Йорка Роберта Вагнера, чья деятельность сконцентрировалась на проблеме «прав человека». Картер вёл интенсивную переписку с Иоанном Павлом II и придавал очень большое значение их отношениям. Их позиции были настолько близки, что Иоанн Павел II в октябре 1979 года посетил Белый дом, что стало первым в истории Ватикана визитом понтифика в США (Павел VI, в отличие от него, отклонил приглашения Джонсона, Никсона и Форда). Как заявил тогда Госдепартамент США, «папа Иоанн Павел II считает, что США несут особую ответственность в отношении обделённых всего мира. Побудить нас взять на себя эту ответственность является главной целью его визита в политическом плане»[520].

Картер использовал этот приезд в интересах своей предвыборной кампании (среди католиков), и вместе с тем визит дал повод поставить наконец вопрос об установлении дипломатических отношений. Заметные перемены стали происходить и в Конгрессе, что стало очевидно, когда 80 сенаторов, по случаю приезда папы, обратились к председателю Палаты представителей пригласить понтифика выступить на совместном заседании палат Конгресса США. В установлении официальных отношений было заинтересовано еврейское лобби в США, что выразилось в позиции сенатора иудейского вероисповедания Ричарда Стоуна, исходившего из того, что более близкие связи со Св. Престолом позволят добиться от него официального признания Израиля[521].

Взаимные интересы Ватикана и Вашингтона стали основой для совместных действий в Восточной Европе. Неформальное и тайное сотрудничество между Госдепартаментом и ватиканскими дипломатами здесь началось ещё в 1977 году, в ходе подготовки поездки Картера в Польшу, где он в сопровождении 3. Бжезинского встречался с главой Польской католической церкви, кардиналом Стефаном Вышиньским. Знаковым событием стало и возвращение в 1978 году Венгрии короны св. Иштвана (называемой также короной св. Стефана или «Святой короной Венгрии), считающейся символом венгерской государственности и находившейся с 1951 года в хранилище «Форт Нокс».

 

Иоанн Павел II и президент Дж. Картер

 

Теперь же сотрудничество вышло на другой уровень, и в осуществлении его свою роль играли и иезуиты, и «Опус Деи». «Опус Деи» использовал свои связи с североамериканскими кланами итальянской мафии, а также близкие отношения личного секретаря папы и главы «польской группы», контролирующей понтифика, архиепископа Станислава Дзивиша (некоторые исследователи считают, что он был членом «Опус Деи»)[522] с американскими членами Трёхсторонней комиссии и в первую очередь с 3. Бжезинским.

Решающим звеном противостояния с Советским Союзом была Польша, и Ватикан, а также папа лично сыграют ключевую роль в раскручивании политического кризиса в этой стране. Именно сюда в 1979 году Иоанн Павел II совершил свой первый восточноевропейский визит, ставший отправной точкой для решительных перемен. В августе 1980 года было подписано знаменитое «Гданьское соглашение», ратифицировавшее создание «Солидарности» – первого независимого профсоюза в социалистических странах, возглавляемого Лехом Валенсой, который становится главным объектом внимания Св. Престола. Как говорил Иоанн Павел II, «Валенса послан самим Провидением». Ватикан считал, что в случае победы профсоюза, взрывная волна докатится до Украины, Прибалтики, Балкан и, возможно, Чехословакии, что в итоге приведёт к распаду социалистического лагеря.

 

Иоанн Павел II со Станиславом Дзивишем

 

При этом понтифик не выступал в качестве активной политической фигуры; всё делалось молча. Как пишет исследователь Тэд Шульц, «папа начинает плести нити тайной, но сложной дипломатии с помощью иного канала, часто незаметного для оппозиции и даже польского епископата, посылая и принимая посланцев с конфиденциальной миссией между Римом и Варшавой и между Варшавой и Москвой. Его терпение, а также его умение смотреть далеко вперёд были большими преимуществами его дипломатии»[523]. Понтифик писал Л.И. Брежневу успокоительные письма, обращения о недопустимости использования военной силы, а между тем глава Священного альянса, кардинал Луиджи Поджи, доверенное лицо понтифика, получил от него приказ внедрить своих агентов в «Солидарность» и сделать эту организацию более открытой, чтобы вовлечь в неё прокатолически настроенных представителей интеллигенции. Лучшим агентом Священного альянса был польский священник‑ иезуит Казимир Пржидатеку, имевший широкую сеть осведомителей в польских профсоюзах. Среди них был и отец Янковский, стоявший во главе прихода Церкви св. Бригитты в Гданьске, членом которого как раз и был Лех Валенса. Под влиянием Пржидатеку Валенса в итоге ввёл в руководство профсоюза редактора католической газеты Wiez Мазовецкого и истрика‑ католика Б. Геремека, после чего забастовочное движение в Польше перешло под контроль церкви. «Солидарность», поддерживаемая Ватиканом и получавшая посредством Священного альянса финансовые средства через банк «Амброзиано» из ИДР, начала распространяться по всей территории страны[524].

 

Кардинал Луиджи Поджи

 

Бжезинский в это время вошёл в официальный диалог с генеральным секретарём Синода епископов архиепископом Йозефом Томко для обсуждения вопросов, касающихся организации пропаганды и финансирования, и оказания материальной помощи «Солидарности» со стороны американских профсоюзов[525]. Скорее всего, именно эти два деятеля, с одобрения Иоанна Павла II, разработали так называемую операцию «Отрытая книга», целью которой было наводнить антикоммунистической литературой страны Восточной Европы, Украину и Прибалтику для дестабилизации ситуации в СССР. И поскольку в этом деле понтифик занимал даже более решительную позицию, чем Картер, Бжезинский в своих мемуарах написал: «Нам было совершенно очевидно, что президентом Соединённых Штатов должен был быть избран Иоанн Павел II, а Джимми Картер – папой римским»[526].

Бжезинский неоднократно встречался лично с самим понтификом, и по мере того, как деятельность «Солидарности» становилась всё более радикальной, согласованность их действий приобретала всё большее значение. В декабре 1980 года, в критический момент событий в Польше, Бжезинский, как пишут журналисты К. Бернаштайн и М. Полити, попросил понтифика мобилизовать епископов, чтобы они добились от католических европейских государств поддержки ультиматума Советскому Союзу с тем, чтобы не допустить военного вмешательства[527].

 

Архиепископ Йозеф Томко

 

В январе 1981 года к власти в США приходит республиканский президент Рональд Рейган, который заявил, что одной из его целей является превращение Ватикана в «союзника»[528]. Своим личным представителем при Св. Престоле он назначил рыцаря Мальтийского ордена Уильяма Вильсона, своего ближайшего друга и главного помощника.

 

Правоверный католик Уильям Кейси

 

Уже в первые недели между Рейганом и Иоанном Павлом II, благодаря Вильсону, установились тесные отношения стратегического характера. Своё значение в этом сближении имел тот факт, что Рейган являлся сыном ирландца‑ католика, и католики были одной из основных групп его электората. Поскольку именно Вильямс помог Рейгану выбрать большинство членов его кабинета, на самых высоких постах появились убеждённые католики, чего прежде в истории США не наблюдалось[529]. Активную роль в сотрудничестве с Ватиканом стали играть директор ЦРУ Уильям Кейси (бывший руководителем избирательной кампании Р. Рейгана), его заместитель Вернон Уолтерс, госсекретарь Александр Хэйт [530]   (до июля 1982 г.), советники по национальной безопасности Ричард Аллен (1981–1982 гг.) и Унльям Кларк (1982–1983 гг.) – все католики и (кроме Аллена и Кларка) рыцари Мальтийского ордена. П. Швейцер, автор известной книги «Победа», посвящённой тайным операциям США против СССР, писал о назначении У. Кейси: «В то же мгновение родился самый влиятельный директор ЦРУ в истории Америки. Как официально, так и неофициально он оказался в центре внешней политики. Согласие президента гарантировало ему место в кабинете, так же как и членство в очень немногочисленном Совете национальной безопасности. А важнее всего было то, что он стал членом Рабочей группы по делам национальной безопасности… Эта группа обладала реальной властью в области внешней политики»[531].

Не перестал влиять на внешнюю политику и 3. Бжезинский, работавший со второй половины 80‑ х годов в различного рода комиссиях по вопросам международной стратегии, включая Президентскую комиссию, контролировавшую разведывательную деятельность США.

Соответственно, теперь между ЦРУ и Священным альянсом, то есть между У Кейси и Л. Поджи отношения также приобретают стратегическое значение. У Кейси неоднократно встречался и с У Вильсоном, передававшим информацию от Ватикана. Особым вниманием в Вашингтоне пользовались апостольский делегат (представитель папы) архиепископ Пио Лаги, встречавшийся с Кейси, и кардинал Казароли, неоднократно принимаемый лично президентом. Архиепископ Лаги свидетельствовал: «Моя роль заключалась в том, чтобы облегчить роль между Уолтерсом и святым отцом. Святой отец знал своих людей. Ситуация была чрезвычайно сложной, и нужно было решать, как настаивать на правах человека, свободе религии, как поддерживать “Солидарность”…Я говорил Вернону: Слушайте святого отца, у нас 200‑ летний опыт в этом деле». Через них, минуя нормальные каналы государственного департамента, проходила вся информация, касавшаяся Польши. Часто связь между папой и президентом осуществлялась непосредственно через его секретаря Дзивиша. В любом случае, обмен информацией шёл непрерывно[532].

7 июня 1982 года в Ватикане произошла первая встреча Иоанна Павла II с Р. Рейганом, в результате которой было заключено соглашение о проведении совместной тайной кампании в Польше в целях разрушения «коммунистической империи», обусловившее полную согласованность действий Рейгана и папы на польском направлении. Это соглашение, названное «священным союзом» и принятое в ходе закрытой встречи с глазу на глаз, без переводчиков, было обнародовано журналистом К. Бернштайном в журнале Time, получившим информацию от верхов Ватикана и главных лиц американского истеблишмента[533]. Как писал Бернштайн, Рейган придавал этому союзу сакральное значение, и даже тот факт, что и на президента, и на папу были совершены покушения (в марте и в мае 1981 г. соответственно), он объяснял тем, что они оба призваны к особой миссии. Пио Лаги даже якобы заявил: «Близкий друг президента Рейгана рассказал мне, что президент сказал ему: “Смотрите, как силы Зла встали на нашем пути, но как вмешалось Провидение”»[534]. О том же сообщал и У Кларк: «Папа и президент одинаково считали, что каждому из них поручена духовная миссия – особая роль в великом божественном замысле»[535]. Отсюда и ореол секретности, о которой говорит Р. Аллен: «Отношения с Ватиканом представляли собой один из самых больших тайных союзов во всей истории»[536].

Сербский исследователь Д. Калаич очень точно написал в связи с этим, что разглашение данного пакта на «всю мировую деревню» имело целью показать всем католикам, что Ватикан на стороне нового мирового порядка, и предложить им следовать за понтификом[537].

Именно после этой встречи Рейган выступил с программной речью в Лондоне, в которой объявил «крестовый поход» против «империи Зла». А 1983 год он объявляет «годом Библии», что было подтверждено 18 апреля того же года на встрече папы с членами Трёхсторонней комиссии, прибывших в Ватикан почти в полном составе[538].

 

Р.Рейган, его супруга и Иоанн Павел II в Ватикане в июне 1982 г.

 

А 10 января 1984 года было официально объявлено об установлении между Ватиканом и Вашингтоном дипломатических отношений, хотя обмен дипломатическими нотами произошёл 15 декабря 1983 года. Уильям Вильсон стал послом, а кардинал Пио Лаги – апостольским нунцием. Как считают исследователи, роль Вильсона здесь оказалась решающей. Так, американский дипломат Дональд Плэнти утверждает, что «это сделал возможным Вильсон благодаря своим личным отношениям с президентом… Без Вильсона или такого близкого к президенту, как он, в защите проекта этого бы не произошло. По крайней мере, не в данный момент, это могло произойти позже. Но кроме Вильсона, никто на этой мере не настаивал». То же утверждал и 3. Бжезинский, написавший Вильсону: «В большой степени благодаря именно вашим усилиям стало возможным это историческое продвижение в отношениях»[539].

Однако предварительно Конгресс отменил поправку к закону о финансах 1867 года, запрещавшую финансировать представительство в Ватикане, причём и здесь инициатором резолюции за отмену поправки выступил ещё один рыцарь Мальтийского ордена, депутат Палаты представителей от демократов Клемент Заблоцкий. Тот факт, что поправка была отменена (причём в Сенате за неё проголосовали единогласно), свидетельствовал о тех серьёзных переменах, которые за последнее десятилетие произошли в менталитете американской элиты и, в первую очередь, в их оценке международной роли Ватикана.

 

Раввин Артур Шнайер после награждения католическим орденом св. Сильвестра

 

Сыграло свою роль, естественно, и то, что перед этим вопрос был согласован с протестантскими и иудейскими сообществами, чем занимался сам Вильсон, получив одобрение от большинства религиозных лидеров. Особенно помогли ему контакты с влиятельным деятелем, главным раввином нью‑ йоркской синагоги «Парк Ист» Артуром Шнайером. Из иудейских организаций против высказался только Американский еврейский конгресс (17 тыс. членов), так как недопущение дипломатических отношений с Ватиканом было закреплено в его уставе. Однако, после многочисленных телефонных звонков от иудейских друзей Вильсона его руководству, он не стал возражать. Тем более что от Калифорнии до Нью‑ Йорка были проведены многочисленные собрания иудейских лидеров, которые соглашались на поддержку Вильсона при условии, что он убедит понтифика в необходимости признать Израиль. Это полностью совпадало с целями американской внешней политики. И хотя Вильсон не мог дать такого обещания, он не оставил сомнения относительно его позиции по данному вопросу[540].

Интересно, что после установления отношений с Ватиканом в США открылось не менее полусотни центров «Опус Деи» (хотя представительство ордена существовало с 1949 г.), и члены ордена стали появляться в Белом доме, в средних и высших эшелонах Пентагона. И с тех пор до настоящего времени влияние ордена не перестаёт расти.

Основные вопросы, которые волновали обе стороны, касались общих отношений Восток – Запад, стратегической оборонной инициативы, Ближнего Востока, ситуации в Центральной Америке, положения христиан в Китае, долга стран «третьего» мира, политики контроля за населением и др. Однако польская тема всегда была на первом плане.

 

Штаб‑ квартира отделения «Опус Деи» в Нью‑ Йорке

 

Стратегия действий в Польше определялась следующей установкой Рейгана Кларку и Кейси: «Мы не должны вторгаться в страну и от имени народа свергать правительство. Единственное, что мы должны сделать, – это воспользоваться “Солидарностью” как оружием, чтобы добиться успеха»[541]. В итоге, как свидетельствовал всё тот же Карл Бернштайн, Американское посольство США в Варшаве превратилось в ведущий центр ЦРУ в социалистическом мире, а Кейси стал «главным архитектором» по вырабатываемой в Польше политике. Священный альянс же выступал в качестве эксперта действий спецслужб.

 

Встреча Иоанна Павла II и Рональда Рейгана в Майами в 1984 г.

 

Совместные операции ЦРУ и Священного альянса предполагали сбор средств, переправку их в Польшу для финансирования подпольных изданий, аренды типографий, пересылки фотокопий и т. д. Деньги шли в Польшу от ЦРУ, Национального фонда демократии США и с тайных счетов Ватикана. Отвечавший за налаживание подпольных изданий В. Адамицкий рассказывал: «Католическая церковь в плане поддержки “Солидарности” играла первостепенную роль – и активно, и тайно… Тайно – поддержка политической деятельности, доставка печатного оборудования всех типов, обеспечение помещений для тайных встреч и митингов, подготовка демонстраций». По данным исследований, представленных в книге уже упомянутого священника Лопеса Caeca, в итоге Ватиканом было передано «Солидарности» нелегально около 500 миллионов долларов[542].

Встречи и консультации между Вашингтоном и Ватиканом происходили постоянно. Ватикан неоднократно посещали видные американские деятели, среди которых вице‑ президент Дж. Буш, новый госсекретарь Дж. Шульц, министр обороны К. Уайнбергер. Уильям Кейси за 7 лет встречался с папой 7, а Вернон Уолтерс – 15 раз[543].

На протяжении двух мандатов Рейгана американское правительство руководствовалось в своей польской политике мнением Ватикана и пользовалось поставляемой им информацией. Все основные решения принимали в тесном контакте с папой, и представители администрации Рейгана позднее признавались, что по уровню осведомлённости и анализа ситуации в Польше ксендзы опережали американских разведчиков и дипломатов. Так, Хейг говорил: «Вне всякого сомнения, информация, которую поставлял Ватикан, абсолютно превосходила нашу по всем параметрам – и по качеству, и по оперативности». Пола Добрянски, дочь Льва Добрянски, многолетнего главы Украинского комитета Конгресса США, занимавшаяся европейскими и советскими вопросами в Совете национальной безопасности США, в 1984 году также советовала заместителю Кларка Роберту Макфарлейну «консультироваться у Св. Престола по положению в Польше, поскольку он представляет собой ценнейший источник информации»[544].

В свою очередь Ватикан добивался от Вашингтона выполнения просьб польских епископов. Так, через архиепископа Филадельфии, кардинала Джона Крола (напомним, поляка) он настойчиво настаивал, чтобы американцы проявили большую гибкость в отношении польской кандидатуры в МВФ и в отношении санкций против Польши, которые американцы увязывали с амнистией в этой стране, игнорируя фактически тот факт, что Ватикан уже достиг договорённости с польским руководством. Передавал он и просьбы в защиту польских беженцев в США.

8 лет Ватикан и Вашингтон вели свою «битву за Польшу». В апреле 1989 года Лех Валенса и представители польского правительства подписали наконец Соглашение о политических и экономических реформах, а в мае Польская католическая церковь получает статус, не имеющий аналогов в других восточноевропейских странах: ей была возвращена собственность, конфискованная в 50‑ е годы, и разрешено создавать собственные учебные заведения. В июне того же года представители «Солидарности» одержали победу на парламентских выборах, а её кандидат Тадеуш Мазовецкий избирается премьер‑ министром. В 1990 году Лех Валенса становится президентом страны и, что характерно, желая избавиться от признаков социалистической системы даже на уровне символов, получает свои полномочия не от законного президента Ярузельского, а от президента Польши в изгнании (в Лондоне) Рышарда Качоровского.

 

Р. Рейган и кардинал Джон Крол

 

Выборы в Польше 1989 года, выигранные «Солидарностью», запустили цепную реакцию, которая привела к падению коммунистических режимов в других социалистических странах и закончилась разрушением Берлинской стены в декабре 1989 года, так что роль «святого отца» в этих деструктивных процессах действительно оказалась во многом определяющей.

Значительное влияние Ватикан оказал и на события в Венгрии и особенно – в Югославии, где его задачей было обеспечение достижения независимости Словении и Хорватии как «католического бастиона» на восточном фланге ЕС. Воспроизводя опыт времён Второй мировой войны, здесь он действовал уже в тесной взаимосвязи с Германией, игравшей ключевую роль в дезинтеграции Югославии. Националистические круги хорватского клира пытались представить Хорватию как «балканскую Польшу», в которой католическая вера призвана была стать главным вектором сопротивления «белградскому коммунистическому сербскому режиму», и, соответственно, все силы здесь были брошены на развёртывание антисербской информационной кампании, призванной привлечь европейское общественное мнение к угнетённому положению католиков.

В апреле 1991 года Иоанн Павел II выступил с речью, в которой заявил о необходимости политических изменений в Югославии, выделив культурные, исторические, религиозные и лингвистические различия её народов[545]. После того, как в июне 1991 года Словения и Хорватия провозгласили в одностороннем порядке свою независимость и спровоцировали этногражданскую войну в Югославии, Ватикан развернул активную деятельность, направленную на их международное признание. В ноябре того же года кардинал Содано пригласил послов США, Франции, Великобритании, Бельгии, Италии, Германии и Австрии для ознакомления их с позицией Ватикана и настаивал, чтобы их страны признали Словению и Хорватию в течение месяца. Посол США Мелади, описавший эту встречу, был убеждён, что между Ватиканом, Германией, Италией и Австрией уже существовали предварительные договорённости, поскольку послы этих стран с воодушевлением поддержали предложение Св. Престола[546]. 13 января 1992 года Ватикан вторым (! ) после Германии (которая это сделала 23 декабря 1991 г.) признал отделившиеся республики, и только 15 января независимость Хорватии и Словении признали остальные страны Европейского сообщества (тогда ещё ЕЭС).

Когда на территории Славонии и Краины неоусташи начали новый геноцид сербов, попытки Югославской народной армии защитить их были названы понтификом «агрессией», и он потребовал от Европейского союза организации отпора «интервенции», поддержав кампанию немецких и австрийских СМИ по демонизации сербов. При этом игнорировались те зверства, которые творили неоусташи против сербов, воспроизводя практику периода существования Независимого Государства Хорватии 1941–1945 годов. В дальнейшем, во время военных действий в Боснии и Герцоговине, папа полностью поддержал антисербские акции западных стран, одобрив бомбардировку силами НАТО сербских позиций. Во время косовского конфликта Св. Престол поддержал албанских сепаратистов в Косове, а в 1998 году одним из первых мировых лидеров потребовал проведения энергичных акций против Сербии. Особенно вопиющим фактом стала беатификация Иоанном Павлом II загребского архиепископа Алоиза Степинца, с благословения которого осуществлялся геноцид православных сербов в годы Второй мировой войны.

Такое активное участие Ватикана в союзе с Вашингтоном призвано было «духовно» узаконить осуществлявшуюся в восточноевропейских странах смену власти. Как писал сербский исследователь Драгош Калаич, папу побудило пойти на это состояние всеобщего упадка католицизма на Западе и «горькое сознание, что последние очаги, хранящие пламень католической веры, достойно горят лишь в странах Восточной Европы, прежде всего в Польше и Хорватии. Можно заключить, что папа пошёл на союз со стратегами “нового мирового порядка”, будучи убеждён, что разрушение “коммунистической системы” освободит огромные массы энергии, а уж они возжгут угасшие огни веры на пепелищах Запада. От “Священного союза” Войтыла ожидал огромного обогащения новыми стадами с Востока посредством Унии, обещанной ему жрецами “мондиализма”. Войтыла верил, что гибель левой половины материалистического мира и процессы объединения Европы по проектам “вольных каменщиков” ЕЭС помогут возродить католичество, то есть произойдёт обратное планам инициаторов “Священного союза”. Но, несмотря на сопротивление Католической церкви, в странах посткоммунизма распродажа и хищение народного добра… одновременно сопровождается и секуляризацией общественного сознания, трагически знаменуя начало нового, куда более страшного наступления на христианство… В своё время папа Войтыла дал выход своей радости: “Я стою сейчас на развалинах одной из многих Вавилонских башен в человеческой истории”. Тогда он ещё не подозревал, что, приняв участие в разрушении коммунистической Вавилонской башни, он тем самым открыл доступ к материалам для достройки другой, куда большей Вавилонской башни, называемой “новый мировой порядок”» [547].

 

Глава 21

«Диалог» с Православием в лучах «перестройки»

 

Ибо ещё апостол Павел «старался благовествовать не там, где уже было известно Имя Христово, дабы не созидать на чужом основании»

(Рим., 15, 20)

 

Ватикан оказался одним из ведущих участников перестроечных процессов в Восточной Европе, отстаивающим свои стратегические интересы с помощью новейших методов религиозной геополитики. Стремясь к объединению Европы, он открыто поддержал экспансию Европейского союза на восток. Поэтому параллельно с восстановлением ведущей роли Ватикана в католических странах бывшего соцлагеря его программа включала также его присутствие в тех странах, которые были потеряны в результате «великой схизмы», то есть речь шла о Советском Союзе, которому Иоанн Павел II уделял особое внимание.

Уже в начале своего понтификата Иоанн Павел II в целях сближения с Православием выдвинул идею «христианской Европы от Атлантики до Уральских гор». При этом главная роль в «межхристианском диалоге», как и прежде, предназначалась Константинопольскому патриархату и его главе – патриарху Димитрию I, выступавшему в качестве посредника между Ватиканом и Русской православной церковью.

 

Иоанн Павел II и патриарх Константинопольский Димитрий I

 

В ноябре 1979 года понтифик совершил визит в Константинополь, в ходе которого он вместе с патриархом Димитрием I объявил о создании Смешанной международной комиссии по богословскому диалогу между Римско‑ католической и Православной церквями, с чем согласились все поместные православные церкви. Первое заседание Комиссии прошло в 1980 году на островах Патмос и Родос. Однако возможность более близких контактов была ограничена, так как советское руководство оценило приход Войтылы к власти как новую угрозу, и в 1979 году даже было принято специальное решение «О мерах по противодействию политике Ватикана в отношении социалистических стран».

Но ситуация изменилась с приходом к власти М. Горбачёва, плавно перешедшего от «гласности» и «перестройки» к строительству «общеевропейского дома», что предполагало утверждение религиозной терпимости и плюрализма. Произошло это не сразу, но логика горбачёвской политики соответствовала глубинным интересам Ватикана, что предопределило их взаимную тягу к сближению. Этот процесс хорошо описан в книге «Миссия в Ватикан», изданной советским дипломатом Ю.Е. Карловым, ставшим первым официальным представителем СССР, а затем России в Ватикане и с большой симпатией относившимся к понтифику. Фактически речь идёт о постепенной сдаче горбачёвским руководством своих позиций Ватикану и как политической, и как религиозной силе.

Уже в начале 1986 года в условиях крайней активизации деятельности понтифика Министерству иностранных дел СССР было поручено подготовить новую глобальную концепцию отношений с Ватиканом для определения двух ключевых проблем: перспективе установления дипломатических отношений и позиции в отношении зондажа со стороны Ватикана (с 1984 г.) возможности его участия в праздновании 1000‑ летия Крещения Руси летом 1988 года. Тогда посчитали, что рассматривать эти вопросы ещё слишком рано, и партийным руководством была подготовлена программа, проникнутая охранительным духом и предусматривавшая проведение антиватиканских действий, что было естественно в связи с политикой Ватикана в странах Восточной Европы и подрывным характером передач ватиканского радио на русском и украинском языках.

Между тем, задачи, которые ставил перед собой Ватикан в отношении СССР, сводились всё к тем же пунктам: укрепление позиций католиков в СССР (в 1986 г. здесь было 1099 католических приходов); легализация униатов; установление официальных отношений.

Правильно оценив ситуацию с перестройкой, понтифик начал подталкивать к активным действиям существовавшую подпольно УГКЦ, во главе которой ещё в 1984 года был поставлен Иоанн Любачевский (с 1985 г. – кардинал), призванный сделать Церковь более послушной и управляемой[548]. В начале августа 1987 года группа униатского духовенства во главе с епископом Павлом Васылыком заявила о своём выходе из подполья, оповестив об этом Москву и Ватикан; затем к ней присоединились другие епископы[549]. А в январе 1988 года папа в своём выступлении перед прессой, отвечая на вопрос о возможном приглашении посетить Москву по случаю 1000‑ летия Крещения Руси, заявил, что поездка могла бы состояться исключительно в «истинных целях», дав понять, что она не имеет смысла без посещения его «братьев и сестёр» в Литве и в Украине. Затем, обратившись отдельно в двух письмах к православным и униатам, он предложил им примирение ради снятия напряжённости в гражданском обществе.

Послание папы дошло до горбачёвского руководства, которое именно тогда приступило к пересмотру своего отношения к Церкви, осознав, что политика государственного атеизма себя полностью исчерпала. Собрав в апреле в Кремле главных представителей Московской патриархии, Горбачёв разрешил им открыто и с максимальным размахом провести праздничные мероприятия по случаю 1000‑ летия Крещения Руси, участие в котором должно было принять и государство. Одновременно он пообещал принятие нового, либерального закона о свободе совести. Была и ещё одна важная деталь: в мероприятии предполагалось участие представителей других христианских «церквей».

 

Митрополит Минский Филарет встречает кардинала Казароли

 

Так начала вырисовываться новая церковная политика, воспроизводящая подход хрущёвского руководства, рассматривавшего Церковь как инструмент для выстраивания новых отношений с Западом, а экуменический «диалог» – как часть своей внешнеполитической стратегии. Но если при Хрущёве проэкуменический курс навязывался церковному руководству в качестве условия выживания Церкви в разгар гонений и преследований верующих, то горбачёвская команда использовала более гибкие и изощрённые методы. Речь шла о предоставлении полной религиозной свободы, помощи и покровительства Церкви со стороны государства, но ценой этого должна была стать такая открытость к межрелигиозному «диалогу», которая полностью соответствовала бы «новому политическому мышлению» перестроечников и их устремлённости на примирение с Западом. Церковь для них являлась всё тем же инструментом, «идеологическим щитом власти», который должен был укрепить их авторитет как внутри страны, так и на международной арене. Но эти планы не имели бы успеха, если бы внутри руководства РПЦ не существовала бы к этому времени хорошо организованная партия реформаторов, приступившая к перестройке самой Церкви и выступившая надёжным союзником власти.

Для рассмотрения вопроса об участии в праздновании 1000‑ летия Крещения Руси в Москву в июне 1988 года прибыли две католические делегации: одна – от Католической церкви (10 епископов из разных стран); другая – от государства Ватикан. Делегацию от Ватикана возглавил госсекретарь кардинал Казароли, который, прибыв на торжества, встретился с главой ОВЦС митрополитом Минским и Белорусским Филаретом (Вахромеевым) в аэропорту, а затем с новым председателем Совета министров А.А. Громыко, Министром иностранных дел Э.А. Шеварднадзе, и, наконец, был принят со всеми почестями М. Горбачёвым[550]. Казароли передал ему личное послание папы, в котором содержались приглашение понтифика и четыре темы для обсуждения: установление дипломатических отношений; религиозная свобода для всех верующих; легализация униатов; перестройка. Известно, что Казароли, в знак примирения, передал Горбачёву и список всех тайных католических священников и епископов на Украине, которые никоим образом от этого не пострадали. На встрече шёл поиск политической базы будущего «диалога», поэтому Горбачёв подчеркнул, что «новое политическое мышление» в международных делах перекликается с новыми идеями, выдвигаемыми в Ватикане, при этом совпадают и оценки, и термины. А Казароли дал понять, что Ватикан мог по своим каналам способствовать налаживанию «климата взаимного доверия» между СССР и США. В итоге вопрос о взаимодействии и установлении канала связи для обмена информацией стал основным. Горбачёв пожелал «встречи в Италии», и с этого момента тема его визита в Ватикан была введена в дипломатический оборот, став «одним из стержней, вокруг которого вращалась вся проблематика российско‑ ватиканских отношений»[551].

 

Кардинал Казароли в Кремле

 

Тогда же кардинал Казароли встретился и с униатскими епископами Курчабой и Васылыком, проинформировавшими Ватикан о том, что Греко‑ католическая церковь существует и просит у Советского правительства реабилитации и возвращения отобранных храмов. А в январе 1989 года понтифик в своём выступлении перед дипломатами призвал Горбачёва применять принципы «перестройки» и в религиозной сфере, имея в виду решение униатского вопроса. Эта поддержка Ватикана подтолкнула униатов к ещё более активным действиям, и в мае 1989 года униатские епископы Курчаба, Васылык и Дмытерко вместе с духовенством устроили стояние на Красной площади в Москве с требованием реабилитации УГКЦ, а миряне из Галиции поддерживали постоянный пикет на Арбате. Осенью в Львове состоялась уже многочисленная демонстрация с требованием легализации УГКЦ, а во втором по значению львовском храме – Преображенском соборе священник Ярослав Чухный вместо патриарха на литургии помянул папу и провозгласил переход в юрисдикцию Униатской церкви. После этого последовал переход в греко‑ католичество и в других городах, а несколько священников во Львове заявили о создании Украинской автокефальной православной церкви (УАПС)[552]. За униатов дружно вступились и перестроечные СМИ.

Летом 1989 года в связи с готовящимися радикальными изменениями в странах Восточной Европы горбачёвская команда приступила непосредственно к реализации концепции «общеевропейского дома», значение которого объяснялось необходимостью не допустить изоляции СССР. Эта тематика стала доминировать и в отношениях с Ватиканом, поскольку международный авторитет понтифика должен был подкрепить престиж перестройки и её лидера в глазах «мировой общественности». Как объяснял позже помощник Горбачёва А. Черняев, все понимали, что Ватикан – это не только религиозная, но и политическая, и экономическая сила, и целью переговоров было разоблачить представление об СССР как «империи Зла»[553]. Горбачёв планировал создание союза между странами Восточной и Западной Европы: что‑ то вроде «Хельсинки‑ II», что невозможно было без согласия Св. Престола.

В связи с этим в августе в Ватикан был послан личный представитель Министра иностранных дел Э. А. Шеварднадзе Ю. Карлов, передавший понтифику послание Горбачёва. Карлов встречался и с кардиналом Казароли, который сообщил ему, что они надеются, что все вопросы, касающиеся униатов и католиков в СССР, будут решены после принятия нового закона о свободе совести. Поэтому в своём письме министру Ю. Карлов предлагал решить униатскую проблему путём «примирения» религиозных вождей. И не случайно сразу после Карлова понтифик принял трёх митрополитов РПЦ – митрополита Филарета (Денисенко), митрополита Ювеналия (Пояркова) и митрополита Филарета (Вахромеева) – для обсуждения ситуации с греко‑ католиками.

После этого в советском руководстве была согласована дата посещения Горбачёвым Ватикана, приуроченная к визиту в Италию в конце ноября 1989 года и накануне встречи в верхах на Мальте.

Как указывает в своей книге Ю.Е. Карлов, подготавливая встречу с понтификом, они прекрасно понимали, что она касается интересов РПЦ и, в первую очередь, в связи с возможной легализацией униатов, грозившей потерей многих приходов в Западной Украине. Так что расчёт был сделан на то, чтобы превратить РПЦ в своего союзника. Для этого всячески подчёркивалось, что, во‑ первых, новый закон о свободе совести обеспечит равенство перед законом всех религий и конфессий, но РПЦ будет занимать в жизни общества особое место, и, во‑ вторых, что создание представительства СССР в Ватикане было бы полезным и для РПЦ как в целях получения живой информации о ватиканских делах, так и в плане доведения до Ватикана точки зрения руководства Церкви.

В итоге горбачёвская команда решила, что в силу религиозной специфики униатской проблемы решение её надо искать в рамках взаимоотношений между РПЦ и Католической церковью, которые сами должны решать вопрос о разделе церковного имущества, без вмешательства государства. Это была удобная позиция, освобождавшая власть от какой‑ либо ответственности за решение ключевой проблемы.

Однако и Священный синод, и Совет по делам религий категорически не соглашались с признанием униатов и исходили из того, что, если оно и возможно, то только в рамках Католической церкви Латинского обряда и без восстановления униатских церковных структур[554]. 19 октября 1989 года обеспокоенные члены Священного синода встретились с Э. Шеварднадзе, который попытался «успокоить» их, подчеркнув, что контакты с Ватиканом будут строиться как с государством, а не как с религиозным центром. Он призвал их также подумать «о поисках компромисса в связи с предстоящим принятием более демократического и либерального закона о свободе совести и религиозных организациях».

После этого была проведена встреча Ю. Карлова отдельно с митрополитом Минским Филаретом (тогдашним главой ОВЦС) и митрополитом Ювеналием, которого он назвал «тонким политиком» и который изложил свою точку зрения следующим образом: «Нам, – говорил митрополит, – не уйти от сотрудничества с западным христианством, с Католической церковью. К тому же такое сотрудничество пойдёт только на пользу всему христианскому миру. Однако надо быть реалистами. Русская православная церковь пока слишком слаба, чтобы на равных сотрудничать с католиками. Торопиться в этом деле – значит повредить перспективе общехристианского “диалога”, ослабить позиции русского Православия»[555]. То есть межрелигиозное сотрудничество никоим образом не отметалось, но ставилось в зависимость от укрепления позиций самой РПЦ и её способности конкурировать с католиками, которые при организованной и политической поддержке Ватикана могли занять доминирующие позиции в российской духовной жизни.

 

Встреча Иоанна Павла II c М.Горбачевым

 

Буквально тогда же, 20 октября, Горбачёв и Шеварднадзе приняли на самом высоком уровне кардинала Содано (практически в качестве главы правительства дружественного государства), с которым впервые за всю историю советско‑ ватиканских отношений были серьёзно обсуждены вопросы деятельности Католической церкви в СССР, без решения которых горбачёвское руководство не видело возможности нормализации отношений с Ватиканом[556]. Но поскольку это касалось уже межрелигиозных отношений, прозвучала, наконец, и тема о роли РПЦ в процессе нормализации отношений. Горбачёв чётко высказал положение о взаимозависимости между развитием контактов с Ватиканом по межгосударственной линии и «диалогом» между РПЦ и Католической церковью, связав всё в треугольник светская власть – Ватикан – РПЦ. Так что закономерно, что через несколько дней важная ватиканская делегация, теперь уже во главе с кардиналом Виллебрандсом (главой Папского совета по содействию христианскому единству), прибыла в Даниловский монастырь (возвращённый Церкви по случаю празднования 1000‑ летия Крещения Руси) для встречи с патриархом Пименом, который вынужден был согласиться с решением Горбачёва.

Долгожданная встреча с понтификом состоялась 1 декабря 1989 года в Ватикане, в личной библиотеке папы, и длилась около часа. Хотя газета «Правда» писала, что встреча состоялась с глазу на глаз, в действительности в ней участвовали два официальных переводчика, и содержание встречи известно. Но параллельно с ней вёлся не менее ответственный разговор между Э. Шеварднадзе и кардиналом Казароли, представлявший собой как раз настоящие политические переговоры по конкретным вопросам, в которых также участвовали кардинал Содано, член Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлев, посол СССР в Италии Н.М. Луньков и Ю. Карлов. После этого состоялось уже общение представителей двух делегаций, среди которых был и митрополит Ювеналий. В ходе общения Горбачёв, произнося речь, дал понять, что приехал, чтобы получить от папы одобрение политики перестройки. Как пишет исследователь Леконт, «ничего не даётся даром. Поддержка перестройки папой в обмен на свободу советских верующих – вот к какой “сделке” пришли дипломаты этих двух таких не похожих друг на друга держав»[557]. Одобрение это было тем более важно для Горбачёва, что понтифика он рассматривал как человека, «обладающего самым высоким моральным авторитетом в мире» – так он представил папу своей жене. Показательны и слова Э. Шеварднадзе, сказанные им кардиналу Казароли в связи с обсуждением перемен в Восточной Европе: «Без вас (имея в виду Ватикан) всего этого не было бы! » [558].

 

Встреча на Мальте

 

Выступая с речью, Горбачёв сделал неожиданное для понтифика предложение, пригласив его с официальным визитом в СССР. И хотя ватиканская сторона и сообщила позже, что это заявление преждевременно, сама идея, ранее немыслимая, была введена в сферу возможного обсуждения, что, естественно, не могло не поставить вопрос о встрече понтифика с патриархом.

Получив «одобрение» папы, советская делегация отбыла на Мальту для встречи с Д. Бушем‑ старшим, в ходе которой, как известно, произошла сдача СССР. Горбачёвская команда обязалась не вмешиваться в дела стран Восточной Европы, согласилась на объединение Германии и на уступки в отношении Прибалтики. Символично, что это произошло на Мальте – в бывшем гнезде Мальтийского ордена, выступавшего в качестве посредника между Ватиканом, МИ6 и ЦРУ

Встреча в Ватикане стала переломным моментом и в дипломатических контактах, и в положении Католической церкви в нашей стране. Поскольку она произошла после падения Берлинской стены, многие сопоставляли эти два события, говоря о «преодолении раскола между Востоком и Западом».

15 марта 1990 года было сообщено об установлении официальных отношений между СССР и Ватиканом на уровне представительств (а не посольств), хотя официальные представители были в ранге чрезвычайного и полномочного посла (Ю. Карлов) и апостольского нунция по особым поручениям (архиепископ Франческо Коласуонно). При этом, поскольку папский представитель стал обладать двойной миссией – дипломатической и религиозной, Ватикан приобрёл в его лице канал воздействия на католические епархии в нашей стране. И хотя Ю. Карлов и оправдывал эту ситуацию тем, что советская сторона приобрела больше возможностей требовать, чтобы центральные органы Римско‑ католической церкви по связям с католическими организациями в СССР носили открытый характер и соответствовали нормам международного права, преимущества были на стороне Св. Престола.

Последствия не заставили себя долго ждать.

Дело в том, что ещё в ноябре 1989 года Совет по делам религий при Совмине Украинской ССР объявил о начале регистрации униатских приходов, после чего так называмый «Комитет защиты Украинской католической церкви» начал насильственные захваты православных храмов. В январе 1990 года понтифик признал действительными хиротонии 10 тайно рукоположенных униатских архиереев и определил их в качестве ординарных и титулярных епископов на возрождённые униатские епархии: Львовскую, Ивано‑ Франковскую и Мукачёвскую.

После же установления официальных отношений роль Ватикана как покровителя униатов, вдохновившего их на разгром православных приходов, проявилась в полную силу. Выразилось это в работе Четырёхсторонней комиссии, созданной в Западной Украине для совместного поиска путей урегулирования отношений между православными и униатами. В неё вошли представители Московского патриархата, Украинского экзархата МП, УГКЦ и Католической церкви. Комиссия выработала взаимоприемлемые условия, на основании которых должно было произойти перераспределение храмов и церковного имущества, однако вскоре её работа была нарушена действиями представителей УГКЦ. 22 марта 1990 года они опубликовали заявление о том, что по согласованию с понтификом все выработанные Комиссией материалы признаются недействительными и неправомочными. Униаты в одностороннем порядке вышли из состава Комиссии и вернулись к прежней экстремистской политике, захватывая православные храмы. Совет по делам религий в Москве уже полностью потерял контроль за религиозной обстановкой в Украине, униаты открыто взаимодействовали с сепаратистскими силами, а Ватикан им в этом потворствовал.

31 марта 1991 года митрополит Иоанн Любачивский, имевший американское гражданство, прибыл в Львов и взошёл на кафедру Собора св. Юра, возобновив каноническую структуру в Украине. После этого в Западной Украине начинаются регулируемые из одного центра демонстрации униатов против православных, погромы и захваты их храмов, сопровождаемые избиением и надругательством над священниками и мирянами. В итоге на Галичине были разгромлены три православные епархии – Тернопольская, Ивано‑ Франковская и Львовская. В последней из 1 тысячи существовавших там приходов осталось только 40.

Как писал Ю. Карлов, РПЦ в Западной Украине «оказалась в ловушке горбачёвской формулы, согласно которой униатский вопрос должен решаться между православными и католиками, а государственные власти признают, мол, любое их решение. В своё время авторы этой формулы из Идеологического отдела ЦК КПСС и из Совета по делам религий думали, что Православная церковь будет всего лишь ширмой, за которой разместятся истинные участники переговоров в Ватикане – партийные и государственные власти. Однако крах централизованного государственного управления оставил православных беззащитными. Им противостояла уже хорошо организованная к тому времени Униатская церковь, которая пользовалась полной поддержкой местных властей. Москва для западноукраинских православных оставалась всё дальше и дальше»[559].

После принятия в октябре 1990 года закона о свободе совести и религиозных организаций общая религиозная обстановка в стране резко ухудшилась, и начали активно проявлять себя центробежные тенденции внутри РПЦ. Украинской православной церкви (как стали называть теперь Украинский экзархат) под давлением обстоятельств были предоставлены независимость и самостоятельность в управлении своими делами при сохранении канонических связей с МП. Уже после распада СССР произошёл раскол УПЦ МП и образование УПЦ Киевского патриархата и активизировалась возобновившая легальную деятельность Украинская автокефальная православная церковь, оторвавшая от РПЦ более тысячи приходов.

В условиях общей неразберихи, царившей тогда в Москве в отношении дел с Ватиканом, он активно расширял и укреплял позиции католичества в различных районах СССР. В 1991 году здесь существовало уже более 1, 5 тысячи католических приходов, создавались административные структуры, учебные заведения, миссионерские центры, учреждались монашеские ордена. Ватикан помогал налаживать связи католиков в СССР с зарубежными центрами. И только по линии Католической церкви США было выделено около 100 миллионов долларов в помощь родственным католическим структурам в нашей стране[560].

Главным образом, восстанавливались приходы в Украине и в Белоруссии, где создавались католические епархии. Через частные приглашения начался мощный заброс миссионеров, местные власти стали выделять значительные бюджетные средства на восстановление храмов. В Белоруссии из 109 священников, обслуживавших общины, 50 были приглашены из Польши в соответствии с секретной договорённостью между Горбачёвым и Ярузельским. В итоге католическая иерархия тут оказалась в зависимости польского епископата и Польши, что проявлялось, в частности, в использовании польского языка в религиозных службах и в церковном делопроизводстве.

На других территориях СССР Ватикан планировал создать единую католическую епархию с центром в Москве, однако в итоге в апреле 1991 года были созданы три апостольские администратуры для католиков Латинского обряда, которые возглавил Т. Кондрусевич в Москве – для евпропейской части РСФСР, иезуит Й. Верт в Новосибирске – для азиатской части РСФСР и Я. Ленга в Караганде – для Казахстана. Католики, пользуясь соответствующей финансовой поддержкой, перешли везде к активной прозелитической деятельности. РПЦ расценила назначение католических епископов как попытку создания параллельных миссионерских структур католицизма на канонической территории Русской церкви.

 

Встреча Б.Ельцина с Иоанном Павлом II

 

Одновременно Ватикан стал активно налаживать гуманитарное сотрудничество с государственными организациями нашей страны, чего раньше никогда не было – ни до революции, ни при Советской власти. В Москве на деньги католических организаций стали строить больницы для детей, использовали опыт католиков в деле подготовки медицинского персонала. Но главное внимание католики уделяли культурной и духовной сфере, участвуя в двусторонних симпозиумах на исторические темы в целях создания положительного образа Ватикана в глазах советских людей. Расширились контакты советских научных организаций с «Руссикумом» и Понтификальным Восточным институтом.

После «российско‑ американской революции» Б. Ельцина и развала СССР в декабре 1991 года Ватикан установил отношения с Российской Федерацией как преемницей СССР, и новые власти всячески пытались показать свою заинтересованность в укреплении дружбы со Св. Престолом. Связь между папой римским и Б. Ельциным была налажена ещё до Беловежских соглашений при посредничестве Министра иностранных дел России А. Козырева. Тот обсуждал с госсекретарем Ватикана Содано планируемые политические и экономические реформы в России и даже собирался использовать элементы современной католической социальной доктрины.

А 20 декабря в Ватикан прибыл Б. Ельцин, который в беседе с папой подчеркнул о верности принципу равенства всех религиозных конфессий. Тут вновь прозвучала тема визита понтифика в Россию, по поводу которого глава пресс‑ службы Ватикана Наварро‑ Валльс заявил, что он состоится, когда наступит подходящий момент, так как визит должен иметь экуменическое звучание [561]. Как и во время визита Горбачёва, главные переговоры шли не между понтификом и Ельциным, а между госсекретарём Содано и Министром А. Козыревым, которые обсуждали вопрос о том, как подключить Ватикан к процессу международного признания России как самостоятельного государства.

Ватикан продолжал укреплять свои позиции в России. Здесь была восстановлена деятельность католических монашеских орденов. В 1992 году официально начал действовать Орден иезуитов, открывший свои филиалы в Новосибирске, Калининграде, Санкт‑ Петербурге и Москве. В том же году были восстановлены дипломатические отношения с Суверенным Мальтийским орденом (учитывалось, что они существовали при Павле I.). Росло число приходов; при этом 90 % служивших в них священников были иностранцами. А в 1999 году была создана Конференция католических епископов России.

Главной же целью Св. Престола оставалось сближение с РПЦ. И здесь важно подчеркнуть, что, несмотря на тот погром православных, который происходил в Западной Украине, несмотря на активную прозелитическую деятельность католиков в России, руководство Московской патриархии продолжало вести с ними «диалог». Устремлённость архиереев на экуменическую открытость, предоставившую возможность более активного участия в международной жизни, оказалась сильнее заботы о собственной пастве. Этому способствовали два фактора.

Во‑ первых, с изменением положения РПЦ здесь началась автономная религиозно‑ политическая активность, в результате которой была проведена серия административных реформ. Как показал отец Павел Адельгейм в своей книге «Догмат о Церкви в канонах и практике», реформы эти осуществлялись последовательно и поэтапно. Проследить их можно путём сравнения четырёх редакций Устава Церкви (1917 г., 1945 г., 1988 г. и 2000 г.)[562].

Устав 1917 года определял, что в РПЦ высшая власть – законодательная, административная, судебная и контролирующая – принадлежат Поместному собору, периодически, в определённые сроки созываемые, в составе епископов, клириков и мирян. Положение 1945 года и Устав 1988 года исключили «контролирующую» власть из компетенции Поместного собора, никому её не передав. Наконец, Устав 2000 года исключил из компетенции Поместного собора, кроме «контролирующей», уже «законодательную», «административную» и «судебную» власть, оставляя ему «высшую власть» в области вероучения и канонического устроения. Высшая «законодательная и судебная» власть была передана Архиерейскому собору, а «исполнительная» – патриарху и Синоду. Таким образом, это открыло путь к сосредоточению полноты церковной власти в руках архиерейской корпорации. Существенные перемены произошли и в положении церковной общины. Приходской устав 1917 года называл мирян «прихожанами» и наделил их каноническим статусом в сфере деятельности общины конкретного храма. А согласно Уставу 1988 года, для прихожан не предусмотрено никаких прав; это бесправное положение в приходе приводит к тому, что они остаются невостребованными храмовой жизнью и лишены участия в обсуждении проблем приходской жизни. Но в итоге это касается не только приходской, но и общецерковной жизни, когда миряне не имеют возможности высказывать свою позицию относительно «межхристианского диалога».

Интересен и тот факт, что в Уставе 1988 г. было отражено, что термины «Московский патриархат» и «Московская патриархия», до этого взимозаменяемые, теперь приобрели разное значение. Московская патриархия – это каноническое подразделение РПЦ, которое объединяет структуры, непосредственно руководимые патриархом, в то время, как Московский патриархат является другим официальным названием РПЦ. При этом являясь подразделением РПЦ, Московская патриархия как религиозная организация зарегистрирована в качестве юридического лица, сведения о котором внесены в Единый государственный реестр юридических лиц.

Во‑ вторых, в условиях новой, открытой внешней политики российского руководства окрепли позиции «экуменической партии» в Московской патриархии – сотрудников Отдела внешних церковных сношений, во главе которого в 1989 году стал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев). При нём произошли качественные изменения в структуре и деятельности ОВЦС, возросла его роль в «диалоге» с государственной властью, расширились контакты с различными политическими, общественными и прочими организациями. Спектр его ответственности был крайне широк, и он всё активнее вторгался в различные области взаимосвязи с внешним миром. В 1997 году в ОВЦС была проведена реорганизация управления по ватиканской модели, в результате которой появились Секретариат по межправославным отношениям, по взаимоотношениям Церкви и общества, наконец, по межхристианским связям, секторы зарубежных учреждений и прочее. Показательно, что именно ОВЦС организовал процесс выработки «Основ социальной концепции Русской православной церкви», за основу которого были взяты документы Католической церкви.

О серьёзной смене ориентиров, произошедшей в церковной политике ОВЦС, свидетельствовало установление крайне тёплых отношений с иудаизмом. А иудаизм уже в последние годы правления М. Горбачёва настолько укрепил свои позиции в России, что в январе 1990 года хасиды получили от главы государства разрешение провести первое в истории «иудейское богослужение» в Московском Кремле. Здесь присутствовали главные раввины Англии, Румынии и другие участники прошедшего накануне международного форума в защиту природы, а воглавил его главный раввин нью‑ йоркской синагоги «Парк Ист» Артур Шнайер. При Б.Н. Ельцине влияние иудейских организаций ещё более усилилось, что ярко проявилось в том, как проходила кампания с требованием передачи хасидам рукописей библиотеки Шнеерсона из фондов Государственной библиотеки им. В.И. Ленина, организованная зятем и духовным наследником 6‑ го Любавического ребе Менахемом Шнеерсоном.

Под давлением тех же сил в ноябре 1991 года патриарх Алексий II, совершив первую в истории Русской церкви поездку в США, посетил нью‑ йоркскую синагогу, где выступил с речью перед раввинами, которая носила даже не еретический, а вероотступнический характер. В ней талмудические иудеи были названы «братьями» и было сказано: «Единение иудейства и христианства имеет реальную почву духовного и естественного родства и положительных религиозных интересов. Мы едины с иудеями, не отказываясь от христианства, не вопреки христианству, а во имя и в силу христианства, а иудеи едины с нами не вопреки иудейству, а во имя и в силу истинного иудейства. Мы потому отделены от иудеев, что мы еще “не вполне христиане”, а иудеи потому отделяются от нас, что они “не вполне иудеи”. Ибо полнота христианства обнимает собой и иудейство, а полнота иудейства есть христианство»[563].

Судя по всему, это был и политический ход, и суперэкуменический контакт, но если обычно подробности таких форумов не разглашаются, то тут всё было предано огласке. Как пишет Андрей Рюмин, «наиболее красноречивые выдержки из выступления были опубликованы сразу в двух газетах: 26.01.1992 в “Московских новостях” под заглавием “Ваши пророки – наши пророки” и в № 1(65) за 1992 год “Еврейской газеты” под ещё более кричащим заголовком “Мы должны быть едины с иудеями”. Сам характер этих изданий явно показывает, что имела место спланированная провокация, что Патриарха “подставили”. И в этой связи особенно неблаговидна роль готовивших выступление “референтов”». Молва приписывает авторство нашумевшей речи протопресвитеру Виталию Боровому, который активно работал во Всемирном совете церквей и с 1963 по 1995 год был заместителем председателя ОВЦС[564].

Последствием этого события стал отказ некоторых священников поминать патриарха, и их движение продолжалось несколько лет. Выступление патриарха было в итоге фактически дезавуировано, признано в узком кругу ошибкой и не привело к радикальным изменениям в церковной политике в отношении иудеев. Но оно показательно с точки зрения того, какими методами действовал прибиравший тогда к своим рукам власть ОВЦС и какие цели имеет продвигаемый им экуменический «диалог».

Именно ОВЦС нёс ответственность за переговоры с католиками и за то, что произошло на VII заседании смешанной комиссии по богословскому договору между католиками и православными, состоявшемся в г. Баламанде (Ливан) в 1993 году. Здесь было заключено соглашение «Униатизм как метод объединения в прошлом и поиск полного единства в настоящем», подписанное католиками и 13 официальными представителями 9 поместных православных церквей (от РПЦ – игумен Нестор Жиляев, сотрудник Отдела внешних церковных сношений). Документ этот, получивший название «Баламандская уния», ярко отражает дух экуменизма. Осудив униатство как источник конфликта между православными и католиками, он выдвинул новые экуменические богословские принципы и практические методы для достижения «полного общения».

В нём, в частности, признаётся, что восточные католические церкви являются частью католической общины и должны руководствоваться положениями II Ватиканского собора и быть равноправными участниками в деле экуменического «диалога»; предлагается забыть историю отношений между Православной церковью и восточными католическими церквями и осуждаются «попытки возвращения восточных католиков в Церковь отцов» православной стороной; Православная и католическая церкви рассматриваются в качестве «Церквей‑ сестёр»; указывается, что Православие и католичество в равной мере ведут ко спасению; призывается учитывать «религиозную свободу верующих», которые «должны иметь возможность свободно высказывать своё мнение, когда их об этом спрашивают»; предлагается верующим оказывать помощь другим церквям в их богослужении, предоставляя свою собственную Церковь в их распоряжение по обоюдному согласованию, которое позволило бы совершать богослужения по очереди в разное время в одном и том же здании»; предлагается создание католиками новых структур в регионах, традиционно относящихся к юрисдикции Православной церкви; настаивается на необходимости уделить особое внимание подготовке будущих священников, образование которых должно быть объективным и положительным по отношению к другой церкви; объявляется, что цель «диалога» – обрести полное общение, которое существовало между нашими церквями более тысячелетия; указывается, что предложенные принципы и методы исключают в будущем «всякий прозелитизм и всякое стремление к экспансии католиков в ущерб Православной церкви» и устраняют препятствия для дальнейшего экуменического «диалога»[565].

Таким образом, документ заключал в себе серьёзные уступки католикам. Уравняв Православие с католичеством и нигде не упомянув об их вероучительных расхождениях, оно утвердило ложное «сестринское богословие», признающее католицизм Церковью в полном смысле этого слова, что означало отказ от учения авторитетных святых отцов и соборов, в то время как Католическая церковь ничем не пожертвовала, так как она осталась верна экклесиологии Второго Ватиканского собора, признавшего за Православием действительность таинств и апостольское преемство. Формально отвергнув унию как насильственный способ окатоличивания, соглашение предложило другой, более мягкий и скрытый, соответствующий постконфронтационному периоду «диалога». Он основывается на сокрытии истинной сущности современного католичества и экуменизма и подмены её ложной. А это позволяет поглощать Православие через разложение его изнутри путём воспитания массы экуменически‑ прокатолических священнослужителей, катехизаторов и широкой массы мирян, опираясь на сокрытие истинной сущности современного католичества и экуменизма и подмены её ложной. Что касается униатских общин, то документ не только признал их в качестве католического сообщества, но придал им ещё большие права на свою деятельность. Более того, он узаконил продвижение Ватикана на Восток путём создания новых структур. В силу этого, опираясь на «православных» экуменистов и на греко‑ католиков Западной Украины, ставших требовать от православных предоставления им оставшихся храмов и захватывать их при поддержке властей, Ватикан значительно расширил своё официальное присутствие в Украине и в России.

Важно отметить, что Баламандское соглашение было подписано Жиляевым в тайне, и текст его был публикован только в 1995 году. Так что, когда в 1994 году собрался Архиерейский собор, владыки одобрили этот документ, так и не ознакомившись с его содержанием. И только на Архиерейском соборе 1997 года было определено: «Ввиду дискуссии, возникшей на Соборе вокруг значения Баламандского соглашения, передать последнее на изучение Синодальной богословской комиссии и поручить Священному синоду выразить отношение к этому документу». Однако собравшаяся не в полном составе богословская комиссия не нашла ничего опасного в новой Унии с папистами.

В итоге соглашение не вступило в силу из‑ за отказа Иоанна Павла II его утвердить, но оно показало готовность руководства РПЦ идти на уступки. Такая наступательность со стороны католиков и уступчивость со стороны РПЦ имела серьёзные последствия.

В 1997 году был впервые поставлен вопрос о встрече папы и Московского патриарха Алексия II. Её запланировали провести для обсуждения существующих проблем во время II Европейской межхристианской ассамблеи в Граце (Австрия). Помешало этому только то, что в процессе подготовки общей декларации из текста по настоянию папы были удалены фразы об осуждении прозелитизма и униатства. О том, что эта тема была поднята не без влияния российских властей, свидетельствует заявление самого патриарха Алексия II в 2000 году: «Я знаю обо всех предложениях по этому поводу и в том числе о том, что премьер‑ министр Касьянов договаривался с Иоанном Павлом II о возможной встрече, и не исключено, что рано или поздно мы действительно побеседуем с папой». Главными препятствиями для встречи патриарх назвал прозелитизм и нежелание Ватикана осудить действия украинских греко‑ католиков. С тех пор решение этих двух проблем стало главным условием для возможной встречи.

Так произошли мутация взглядов и изменение позиции руководства РПЦ: встречу признали возможной вопреки еретическим взглядам понтифика, поэтому вопрос о богословских противоречиях не поднимался, и никто не напомнил, что прозелитизм – это сама сущность католицизма. Так что опыт неформальной унии 1965 года не прошел даром.

 

Иоанн Павел II в Киеве

 

Чувствуя за собой силу, понтифик предпринял очередные «миротворческие» шаги. В июне 2001 года он посетил независимую Украину с т. н. «государственным визитом» по приглашению тогдашнего президента Украины Л. Кучмы. Это был первый в истории визит папы римского на русскую землю. Он состоялся вопреки многотысячным протестам православных верующих. В ходе этого визита папа не только побывал в Киеве и Львове, но и провёл богослужения в этих городах, что явно выходило за рамки задекларированного властью «государственного визита».

Вторым «миротворческим» шагом стало преобразование в 2002 году апостольских администратур в России в четыре полноценные католические епархии с центрами в Москве, Саратове, Иркутске и Новосибирске, объединённые в митрополию с центром в Москве. Руководство РПЦ оценило это как «вызов, брошенный Православию», поскольку речь идёт о прозелитической деятельности на канонической территории РПЦ.

Однако ОВЦС упорно продолжал «диалог» с Ватиканом. Митрополит Кирилл (Гундяев) описал тогда ситуацию следующим образом: «После визита папы римского на Украину православно‑ католические отношения зашли в тупик. Однако мы не можем игнорировать тот факт, что Православная и Католическая церкви являются реальными духовными силами в Европе и мире, способными во многом определить христианский ответ на вызовы нового века. Поэтому, возражая против политики Ватикана в отношении традиционно православных стран, являющихся канонической территорией Московского патриархата, мы признаём необходимость православно‑ католического диалога по основным проблемам развития современной цивилизации. Поэтому, несмотря на тяжёлые последствия визита папы римского на Украину, мы сочли необходимым возобновить диалог с католиками»[566].

С самого начала «диалога» он отличался наступательным и бесцеремонным характером со стороны Св. Престола и оборонительным и оправдательным – со стороны руководства РПЦ. Всё стало соответствовать формуле, которую митрополит Кирилл выразил так: «Мы продемонстрировали готовность к диалогу, однако ответом на наши добрые намерения стали чрезвычайные некорректные, неуважительные действия Ватикана». Но в этом и заключается сущность Ватикана. И в 1995 году в энциклике Lumen Orientalis Иоанн Павел II подтвердил: «Каждое обсуждение возможности объединения церквей предполагает безоговорочное признание первенства папы, которое установлено Богом, как “вечного”, видимого начала и основы единства»[567].

Поскольку православные миряне продолжали относиться к католикам и протестантам так, как учили нас святые отцы, главным для экуменической партии в РПЦ было дать богословское обоснование «диалога». Показателен в этом плане доклад председателя Синодальной богословской комиссии митрополита Филарета (Вахромеева) на Архиерейском соборе РПЦ 29 ноября – 2 декабря 1994 года, в котором, говоря об инославных как «разделённых наших братьях во Христе», он заявил, что Православная церковь не признаёт католиков, протестантов и англикан еретиками, несмотря на отсутствие с ними евхаристического общения и наличие догматических разногласий. Она признаёт действительность крещения, евхаристии, священства, епископата католиков и наличие у них апостольского преемства. В отношении протестантов и англикан было сказано, что признаётся действительность таинства крещения[568]. Принятые положения противоречат учению наших святых отцов, но интересно и то, что они идут вразрез с оценкой тех католиков, которые остаются верными «старой», дособорной Католической церкви. Вспомним утверждение седевакантистов: современная католическая месса недействительна.

 

Католическая церковь в России

 

Эти положения не были включены в Определение Архиерейского собора, но и само название данного документа – «Об отношении Русской православной церкви к межхристианскому сотрудничеству в поисках единства», и содержавшаяся в нём позитивная оценка участия РПЦ в экуменическом движении свидетельствовали о твёрдости курса на сотрудничество, включая совместные молитвы с инославными. Единственно, это не носило обязательно‑ принудительного характера и было отдано на благоусмотрение священноначалия в общецерковной внешней деятельности и на благоусмотрение епархиальных первосвященных в делах внутриепархиальной жизни. Но суть от этого не менялась.

Критика в отношении экуменизма звучала и из уст отдельных мирян, священников и иерархов. В 1998 году широкий общественный резонанс получило выступление братии Валаамского монастыря с Заявлением по поводу экуменизма, в котором говорилось: «Участие в деятельности ВСЦ, основанной на экклезиологической ереси, неизбежно вынуждает православных участников экуменического движения относиться к инославным сообществам как к равноправным “церквям”, облагодатствованным Святым Духом, тем самым попирая догмат о Единой, Святой, Соборной и Апостольской церкви»[569].

Однако ответом на это со стороны священноначалия стало очередное оправдание экуменизма. В 2002 году Архиерейский собор закрепил принятый подход, приняв документ «Основные принципы отношения к инославию», отредактированный и одобренный в 2008 году, который, хотя и отверг «теорию ветвей», утверждавшую сохранение глубинного единства христиан, подчеркнул позитивную цель экуменического движения и осудил враждебное отношение к его задаче.

Здесь мы видим вновь подмену понятий и оправдание недопустимого с точки зрения христианского учения. Вместо «Едина (одна) Церковь» написано «Единая Церковь», вместо еретиков говорится о «разделённых христианах», единство которых надо восстановить. Есть и такое положение: «Православная церковь устами Святых Отцов утверждает, что спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой. Но в то же время общины, отпавшие от единства с Православием, никогда не рассматривались как полностью лишённые благодати Божией… Несмотря на разрыв единения, остаётся некое неполное общение, служащее залогом возможности возвращения к единству в Церкви, в кафолическую полноту и единство»[570]. Но это буквально списано с Догматической конституции о Церкви II Ватиканского собора, в котором говорится, что «те, кто верует во Христа и должным образом принял крещение, «находятся в известном общении» с Католической церковью, «пусть даже неполном». Но если католики указывают путь достижения полноты (признание папского примата), то здесь об отказе от примата ничего не говорится.

Более того, в разделе «Диалог с инославными» документа предлагалось более интенсивное сотрудничество в сфере богословия:

«4.7. Диалог с инославием вновь возродил понимание того, что единая кафолическая истина и норма в различных культурно‑ языковых контекстах может быть выражена и воплощена в различных формах. В ходе диалога необходимо уметь отличать своеобразие контекста от действительного отклонения от кафолической полноты. Должна быть исследована тема пределов многообразия в едином кафолическом предании.

4.8. Следует рекомендовать создание в рамках богословских диалогов совместных исследовательских центров, групп и программ. Важным следует считать регулярное проведение совместных богословских конференций, семинаров и научных встреч, обмен делегациями, обмен публикациями и взаимное информирование, развитие совместных издательских программ. Большое значение имеет также обмен специалистами, преподавателями и богословами.

4.9. Важное значение имеет направление богословов Русской Православной Церкви в ведущие центры инославной богословской науки. Также необходимо приглашать инославных богословов в Духовные школы и учебные заведения Русской Православной Церкви для изучения православного богословия. В программах Духовных школ Русской Православной Церкви большее внимание должно быть уделено исследованию хода и результатов богословских диалогов, а также изучению инославия»[571].

Однако, как бы витиевато ни оправдывали эти документы «диалога» с инославными, не они определяли экуменическое поведение руководства, а давно сделанный им однозначный выбор, не требующий никакого богословского обоснования. Поэтому будущий патриарх Кирилл (Гундяев) мог спокойно позволить себе заявить на Генеральной ассамблее ВСЦ в Канберре в феврале 1991 года: «Всемирный совет церквей является нашим общим домом, и факт, что православные воспринимают его как свой дом и хотят, чтобы этот дом был колыбелью Единой Церкви» [572].

Так, начавшаяся перестройка в общественно‑ политической сфере вновь «открыла» нашу Русскую православную церковь Западу, но в условиях развала державы и перехода страны под внешнее управление эта «открытость» обернулась участием в чужом сценарии на правах «младшего партнёра». Те силы, что «запустили» перестройку, реанимировав никодимовский «проект», «запустили» и Реформацию в РПЦ, которая с годами стала набирать свою настоящую силу.

 

Глава 22

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: