Глава IV Отворотное зелье

Страстное свидание Ольга. «Хочу взять тебя в жёны». Странные речи Велины. Амфорка на шее. «Больно ты совестливый, придётся другого искать…». Горькие мысли на берегу Волхова. Велина приходит к Ружене: «Твой муж Рарог тебя обманывает». Отворот- ное зелье. Хитрость Ас-скальда

– Значится так, воевода, – с болью в голосе, но уже деловито рёк князь, отвернувшись от реки, – я поутру выступлю вдогонку за остатками викингов Олафа да тех предателей нов- городских, коим с ними уйти удалось. А ты в Нов-граде остаёшься со своею службой, всё до мелочи последней выяви, кто и чем помогал Вадиму и Олафу. И не забудь составить списки тех, кто мятежниками казнён был, должны мы дбать о верных людях своих живых и мёрт- вых. Мёртвым честь и слава, а их сродственникам – плата достойная из казны княжеской. А уж как вернусь, придётся нам разделиться, я останусь в Нов-граде, а ты займёшься обу- стройством Ладоги.

– Добро, княже, мыслю, посланцы мои успеют упредить полочан и отрезать путь бег- лецам по Заходной Двине.

Хлопнув друг друга по плечу на прощание, Рарог отправился обговаривать с темни- ками предстоящую погоню за уцелевшими викингами, а Ольг – в ратный стан.

Вышел он с молчаливым помощником и тремя изведывателями из воинского стана, когда уже вечерело.

– Поскольку многие дома сожжены и порушены, давай-ка, брат Вольфганг, проводи изведывателей в мой терем, пусть там поживут, пока разбираться с предателями будем да к суду княжескому их готовить, – велел Ольг. – А я по граду пройдусь.

Вольфганг кивнул, и все четверо удалились.

Оставшись один, воевода думал о последних словах князя: «займёшься обустройством Ладоги». «Выходит, надолго Новград покину, и неведомо, когда вновь увижу её», – подумал воевода. До сих пор Ольг старался меньше бывать в Нов-граде, чтоб не тревожили сердце тяжкие воспоминания о любимой, не травили душу горьким полынным зельем. Он сражался с нурманами, ходил громить их ярлов в фиорды, с головою окунался в работы по возведе- нию крепостных сооружений. Был занят так, что поздним вечером падал на своё ложе и сразу засыпал, а утром уже обучал молодых воинов, строил либо летел в погоню за очеред- ными драккарами на своих быстрых, специально сработанных для того ладожскими масте- рами боевых лодьях. Он не давал себе ни минуты передыху, так легче было справиться с сердечной болью. А сейчас она была так близко… Ольг опять вспомнил последнюю встречу с Велиной у торжища, и недавние слова Ефанды: «я так устала, братец, с твоей Велиной», и сердце, не слушаясь разума, начало гулко стучаться в груди воеводы. «Теперь она вдова, только муж её моими воинами убит, как Велина на сие поглядит»? – размышлял воевода, погружённый в думы, разумея, что всякий раз, идя по граду, будет искать очами её стан среди прохожих жён. Сам не заметил, как оказался перед тесовыми воротами посадского терема.

– Эх, решайся, воевода, чему быть, того не миновать! – прокашлявшись, сам себе пове- лел Ольг и решительно постучал в ворота. Рыжий охоронец опасливо выглянул через кро- хотное оконце в воротах.

– Хозяйку зови, мигом, – повелел начальник изведывателей.

– А чего сказать-то? – спросил охоронец.

– Ольг из Приладожья, скажешь, – решительно молвил воевода.

– Хозяйка повелела проводить гостя в терем, – сообщил, вернувшись, дюжий страж ворот.

 

 

«Ишь как на моего Вольфганга похож, – отметил про себя воевода, взглянув ещё раз на рыжего охоронца, – наверное, тоже из франков будет».

Она поднялась навстречу с широкой лавы, всё такая же статная, как и в девичестве, только очи её стали недоверчиво внимательными, а тело более округлым и оттого сума- сшедше обворожительным. Они стояли некоторое время, глядя один на другого, а потом враз ринулись навстречу, заключив друг друга в крепкие и горячие объятия.

– Теперь я не простой воин, а воевода, и смогу взять тебя в жёны, Велина, – шептал Ольг, боясь раскрыть объятия, словно его любимая была птицей и могла улететь.

– Конечно, возьмёшь, любый, – жарко задышала жена, уже порядком истомившаяся без ставшей привычной за годы замужества ласки.

– Как я ждал тебя, милая, как тосковал… – шептал воевода, задыхаясь от страсти и нежности.

Велина покрыла его лик быстрыми жадными поцелуями, одновременно увлекая за собой к широкому берёзовому ложу, изукрашенному резьбой. Ольг ничего не ощущал и не видел, кроме её очей, уст и упругого горячего тела…

Когда утомлённые и благостные, они лежали подле друг друга, Велина, нежно погла- живая могучую грудь воеводы, прошептав много ласковых слов своему любимому, как бы невзначай спросила:

– А скажи, мой могучий богатырь, коли вдруг что с князем случится, ты можешь вместо него князем стать?

– Не должно с ним ничего случиться, коли мы, соратники боевые, всегда рядом. Ежели ему гибель, так и нам, какой тут делёж?

– Так-то оно так, да малость не так, как говаривал мой покойный муж. Ведь не только в бою люди гибнут. Бывает, человек за праздничным столом костью поперхнётся – и всё, готов. А вот ещё, говорят, есть такое зелье ромейское, ежели его добавить в питьё человеку, то он через седмицу-другую тихо умрёт, и все будут думать, что от болезни…

– Ты к чему такие речи заводишь, милая?

– А к тому, любый, что ты воевода, дружина под тобой и под князем ходит, а как только ты один останешься, так и выходит, что тебе князем-то и быть…

– Перестань, Велина, ни к чему эти речи! – невольно повысил голос Олег.

– Да я просто о своём, о бабьем, ведь как хорошо-то княгиней быть! И почтение, и уважение со всех сторон, а уж платьев да прикрас ладных не счесть… – Увидев, что по челу Ольга вновь пробежала тень недовольства, она тут же прижалась к нему и нежно заворко- вала, призывно заиграла очами: – Ну, не серчай, милый, я ведь жена не старая, хочется кра- сивой и нарядной быть, что ж тут худого?

Ольгу не по нраву пришлась болтовня Велины, но постепенно он успокоился. Тепло, покой и нежное поглаживание женской руки, воркование тихой речи и расслабленность всех членов после бурного и жадного милования, стали быстро погружать воеводу в сон. Именно в том пограничье сна и бодрствования продолжали возникать слова: «А у царицы греческой, рекут, золотая повозка есть, вот бы на такой по Нов-граду прокатиться…» «Кабы нашёлся такой человек да влил ромейского зелья в питьё княжеское, так и стали бы мы с тобой, милый, Новгородчиной вдвоём править, я бы тебе сына родила…»

Ольг пробудился, не понимая, впрямь ли сказаны были те слова, а может, почудились. Он не подал виду, что вернулся в явь. К подобной осмотрительности приучила его Тай- ная служба. Воевода только чуть размежил один глаз и увидел, что очи Велины закрыты, а пальцы левой руки перебирают некую безделицу на шее, крошечную амфорку в серебряной оправе, что висела у неё на шнурке вместе с нательным крестиком.

 

 

– Только не тот ты человек, милый, – с улыбкой ласкового превосходства молвила вдова, – больно совестливый, всё по Прави жить стараешься, придётся другого искать… – сонно вздохнула она, зевая.

Послышался плач младенца, видимо, тот был в соседней комнате. Опасаясь, чтобы Велина не заметила его бодрствования, воевода сонно перевернулся на правый бок и ровно засопел, как большой ребёнок.

Велина поднялась и вышла покормить дитя.

Ольг тихо встал, стараясь не шуметь, и, осторожно собрав своё одеяние, выскользнул из светёлки.

На берегу Волхова он сел на корягу и обхватил голову руками.

И было от чего хвататься за голову! Его любимая Велина, столько лет желанная и недо- сягаемая, в эту ночь стала его и только его! Счастье, захлестнувшее всё тело и сознание без остатка при первом же касании её руки! Но почему счастье вперемешку с горечью, ощуще- нием чего-то неприятного, разрушительного и даже… Зачем он подумал об этом?! В светлой северной ночи туман над Волховом стал сам собою сбираться в… нет, не надо, не хочу! В кельтский крест! Туман стал темнеть и приближаться, тело покрылось холодной испариной. Потом крест в круге начал таять, но, кажется, растаял не совсем или просто остался едва различимым не в тумане, а в его мыслях. От светлой и чистой радости единения с любимой не осталось и следа. Сердце в груди разрывалось от боли и обиды: как она могла, так, походя, всё разрушить! Я ведь любил её больше всего на свете, отдать жизнь за один её взгляд, одно слово счёл бы за честь и радость… Стой, Ольг! Не о том мыслишь. Коли грозит опасность, ты, начальник изведывательской службы, должен о ней первым ведать, потому думай, ведь главное оружие изведывателя – это его голова, думай, воевода, размышляй, как следует!

 

Велина вновь неожиданно возникла в княжеском тереме, когда Ружена никак не ожи- дала её увидеть. Она знала, что восстание в Нов-граде было подавлено по-варяжски быстро и без пощады. Знала и о том, что Вадим при этом погиб и не увидел родившегося наследника.

– Регина, к тебе сродственница твоя, Велина, – доложил охоронец, – речёт, срочное дело у неё.

«С чем она пришла, а вдруг с обидами и злобой? Да ещё так рано, я едва только умыться успела. Но отказать во встрече бедной вдове тоже не годится, да и зачем, прежде ведь всегда было о чём поболтать».

– Зови сродственницу, – кивнула она охоронцу.

Лик Велины, к некоторому удивлению княгини, был не слишком скорбен, даже в очах, как показалось Ружене, промелькнуло некое скрытое довольство. Она не высказала ни обиды, ни укора своей сношенице.

– Я зла на тебя не держу, Ружена. Не ты ведь убила моего мужа, не ты сделала меня вдовой, а говорят, напротив, просила Рарога о милости ко мне и сыну, за то я тебе благодарна. Потому и пришла я упредить тебя, отплатить за добро добром…

– Разфе мне грозит опасность, какая, от кого? – подняла светлые брови княгиня.

– Беда у тебя, Ружена, хоть ты пока о ней и не ведаешь. Подкралась к твоему гнезду змея злая и хочет его порушить, а мужа твоего похитить.

– Что ты такое речьёшь, кто эта змея, откуда? – оторопело уставилась на гостью кня-

гиня.

– Зовут её Ефанда, сестра воеводы Ольга, она ворожея известная, где-то у Ладоги в

лесу обитает. Мне пришлось позвать её роды у меня принять, только после того я молитвы очистительные читала и пастора Энгельштайна приглашала, потому как все знают, что она колдунья. Вот она-то и околдовала мужа твоего, чары на него напустила и от тебя отворо- тила. Я сама видела, как он её провожал, какими очами на неё глядел…

 

 

– Ефанда, коворишь, – княгиня обессиленно уронила руки. – Похоже, прафда твоя, Велина, в самом деле, он такой имья как-то во сне назвал…

– Вот, сама видишь, что нет лжи в моих речах. Небось, заметила, как приехали вы с Рарогом сюда, так и стал муж-то другим, а?

Ружена только бессильно кивнула, и очи её наполнились слезами.

– Он фсё в походах да ф делах княжеских, почти не вижу его, сейчас ф стане воинском, даже ночевать не пришёль. Фот долшен скоро быть, потому я и фстала с расфетом. Да только опьять в тереме не задержится, тут же в поход куда-то идьёт…

– Вот-вот, в поход, небось опять на Ладогу, о том я тебе и рекла, оттого так рано и прибежала. Коли сегодня ничего не сделать, может быть поздно, она ещё больше его там обворожит… – горячо зачастила Велина.

– Что ше дьелать, как Рарок от колдофства избавить, может, сказать ему фсё, как есть?

– И не мысли о том даже, чары ещё крепче от того силу свою возьмут. Супротив чар только другие чары действенны, а против приворотного зелья только отворотное может помочь.

– Что за зелье такое, да и где его фзять?

– Для того и пришла я, мы ведь сродственницы с тобой и друг другу помогать должны. Вот, держи, тут зелье надёжное, в питьё мужу две-три капли только добавь, и снимется с него приворот колдовской. Бери-бери, потом ещё не раз мне спасибо скажешь. Гляди, как доченька твоя выросла, – молвила гостья, глядя на спящую Светану, – жаль, мой сын мал ещё, а то невестой ему бы стала… Ну, ладно, побежала я, а ты гляди, не проворонь счастьето, не упусти время! Не то поздно будет! – то ли предупредила, то ли пригрозила Велина.

После её ухода Ружена, и без того исполненная нетерпеливого ожидания, обратилась вся в натянутую до внутреннего звона жилу. Чуть что где стукнет, она тут же спешит к оконцу. Не терпелось поскорее дать мужу отворотного зелья. Решила добавить в квас, он его любит. На столе уже всё давно готово, а его всё нет. Ружена, волнуясь, то и дело прислу- шивается к звукам со двора, тихо. А вдруг не приедет, ведь такое не раз бывало?! Наконец послышался говор и конский топот.

– Уф, неушели прийехаль? Прийехаль! – радостно воскликнула Ружена. Но радовалась она рано.

– Прости, Руженушка, – торопливо молвил Рарог, едва войдя в светлицу и обняв жену, – уж не серчай, но я только на минуту, взять новую уздечку для коня да ещё кое-что из воин- ского снарядья, прости!

– Постой, Рарок, что ше ты, даже за стол не сьядешь, так и уедешь незнамо насколько?! – воскликнула всхлипывающая Ружена, выбегая за ним на крыльцо терема.

– Не могу, Руженушка, не до застолья сейчас, уйдут вражьи дети! – Князь быстро поце- ловал жену и легким соколом взвился в седло.

– Погоди, любый, фот, хоть подарок мой, флягу с квасом, жажду утолить и силы при- бавить ф дороге, фозьми… – Ружена, когда волновалась, начинала особо напирать на «ф». Она подала дорожную серебряную флягу в прочном войлочном чехле. Князь ещё раз обнял жену и, бросив подарок в перемётную дорожную суму у седла, выехал со двора.

 

Воевода Ольг не заметил как кончилась ночь и наступило утро, потеряв всякий счёт времени. Наконец все речи его и Велины, каждое движение и каждый вздох были осмыслены и разложены по своим местам, вплетены в те сведения, что накануне были получены от изведывателей. Всё сложилось в единую картину. Ольг вначале омыл чело, а затем и вовсе погрузил всю голову в холодную воду реки, – пусть остаются только самородки настоящих мыслей, а шелуха ошибок утекает прочь с водою: «Ты сам виноват в том, что случилось. Ты любил тот образ, который нарисовал себе в юности, не пытаясь даже узнать, какова Велина

 

 

на самом деле, – жёстко сказал сам себе Ольг. – Отчего теперь, когда узрел её настоящую, теряешь самообладание»?

Воевода быстро встал, поправил одежду, утёр рукавом чело и решительным шагом устремился к дому Велины. Но он опоздал: бывшей возлюбленной, а теперь первейшего недруга, не оказалось на месте. Перепуганный страж, на которого воевода налетел, будто ястреб, пролепетал:

– Воевода, неведомо мне, куда она ушла, реку же, ещё на рассвете, не моё ж это дело, ну не ведаю я…

– Вольфганг! – кликнул воевода голубоглазого франка, помощника по изведыватель- ской службе, входя стремительной походкой в свой просторный терем. – Велину, вдову быв- шего посадника Вадима, сыскать! Коня мне, я к князю!

Немногословный и всегда невозмутимый Вольфганг только утвердительно кивнул головой и тут же отправился исполнять волю своего начальника.

«…Придётся другого искать», – колотились в голове, будто стеклянные бусинки, слова Велины. Другого – кого, когда и где? Главное, упредить Рарога об опасности!

Князя дома уже не оказалось. Заплаканная княгиня принялась рассказывать сквозь слёзы:

– На рассфете уехал с охраной, а куда, кто ж его знает?.. Он мне никогда ничего не говорит, фот так и сижу всегда одна… – Ружена достала из-за пазухи уже изрядно мокрый от слёз кружевной плат. Ольг хотел ещё что-то спросить, как тут же замер на полуслове, не в силах оторвать очей от груди княгини. Вместе с платком Ружена невольно извлекла из-за пазухи крохотную амфору на шнурке. Ведь это…

– Велина! – закричал воевода. – Когда она была здесь?

Совершенно сбитая с толку, не понимающая, что случилось с таким всегда спокойным воеводой, Ружена, заикаясь, ответила:

– На рассфете, а ты почему кричишь на мьеня, я фсётаки княгиня, а не тфоя жена, – попыталась рассердиться Ружена.

– Ты успела налить этого зелья в питьё князя? – ещё громче крикнул Ольг, одним дви- жением срывая с шеи княгини амфорку. – Говори! Ты знала, что это отрава? Говори!

– Это… это… отфоротное зелье, – побледнев от испуга, проговорила, ещё больше заи- каясь, Ружена.

– Куда ты влила отраву, быстро реки мне?! – Голос воеводы был теперь не столь гром- ким, но таким зловещим, что у княгини подкосились ноги, и она рухнула мешком на широ- кую резную лаву.

– Я, я… флягу подарила с питьём…

– Рарог пил из неё? – почти шепотом спросил воевода, чувствуя, что и у него подка- шиваются ноги.

– Н-нет, – едва выдавила короткое слово Ружена и захлебнулась, её начало трясти от страха и осознания содеянного.

Воевода бросился к выходу.

– Нн-е говори ему… П-пощади! Спаси его! – простонала Ружена, сползая на пол и умоляюще протягивая вслед руки.

Ольг не чувствовал, как сбежал по резным ступеням во двор и едва не сшиб с ног своего помощника.

– Велину сыскать не удалось, – сообщил Вольфганг, – ни у сродственников, ни у зна- комых, нигде нету.

«Коли просто сбежала после того, как дала яд Ружене, это одно, а ежели она что-то ещё против князя замыслила? С неё станется, уж очень злобна и мстительна, никак не может простить, что княгиней из-за Рарога не стала. Эх, правду говорят, что любовь слепа, как я

 

 

не видел прежде этого в ней? – думал про себя Ольг, слушая доклад помощника о поисках беглянки. – Погоди! – вдруг резанула догадка. – Ружена-то теперь в неменьшей опасности, чем князь, она же в любой миг про амфорку с ядом рассказать может!»

– Вольфганг, лично отвечаешь за безопасность княгини, усиль охрану, никого, осо- бенно жен неизвестных, к ней и близко не подпускай. Никуда до нашего с Рарогом возвра- щения Ружена выходить не должна. Чтоб не тосковала, байки наши варяжские ей порасска- зывай, капризы всякие женские исполняй, заботься, в общем, но главное, неусыпно бди! Скоморох – со мной!

– Понял: охранять, ублажать, не пускать! – кратко повторил приказ исполнительный Вольфганг и поспешил в княжеский терем.

Воевода с изведывателем взлетели в сёдла и помчались по дороге. В голове Ольга гудела и стучала, билась пойманным зверем одна мысль-молитва: «Не пей, Рарог, ты не чуешь жажды, не пей!» Будто уважив отчаянную просьбу воеводы, небесные силы нагнали тёмные лохматые тучи, воздух сразу посвежел, в любое время мог начаться дождь.

 

Они достигли места, где судя по всему рарожичи останавливались на привал.

– Недавно тут стояли, – быстро осмотрев землю, молвил Скоморох, – к полудню мы должны нагнать дружину.

– Послушай, брат Скоморох, а как-то можно скоротить путь, каждое мгновенье дорого, очень дорого, брат?! – не вдаваясь в подробности, с трудом скрывая волнение, молвил вое- вода.

– Пожалуй, можно, – подумав, ответил изведыватель, который видел напряжение сво- его начальника и понимал: случилось что-то важное. – Скоро река петлю делать будет, мы переправимся на тот берег, пройдём по каменистым грядам и снова на этот берег вернёмся.

– Давай, скорее! – воскликнул воевода.

Когда они переплыли на противоположную сторону, преодолели каменную гряду, рискуя поломать ноги лошадям на мшистых округлых валунах, а потом снова переправились на шуйский берег Ловати, впереди блеснули копья.

– Дозволь, воевода, я проверю, если наши, горлицей трижды кликну, – попросил изве- дыватель. Воевода кивнул. Вскоре трижды протяжным «уг-у-гу» проворковала горлица, и Ольг погнал уставшего коня. Да, это рарожичи, его воины, но что-то не видать князя.

– Князя нет, – доложил подошедший Скоморох, – тут только десяток наших, им Рарог повелел через лес на реку Великую идти, чтоб упредить тамошнего воеводу Вербу перенять нурман, коли они всё-таки решат ускользнуть через Чудское озеро. Сам князь отправился далее к верховьям Ловати.

– По коням, Скоморох! – кратко велел воевода.

Они настигли дружину на травянистом холме. Дозорные, узрев воеводу, хотели ему что-то доложить, но Ольг, не слушая их, спрыгнул с седла и бегом заспешил к тому месту, где заметил княжеского коня. Когда, тяжело дыша, воевода взбежал на холм, сердце его упало. Рарог недвижно лежал на плаще, раскинув руки, рядом валялась злополучная фляга. На оде- ревеневших ногах Ольг подошёл ближе и окликнул князя, но тот молчал.

– Опоздал! – сдавленно вымолвил воевода, и вдруг, в овладевшей им дикой злобе схва- тил флягу, изо всей силы ударил её оземь, а потом начал, сцепив зубы, топтать проклятую серебряную посудину. Поражённый Скоморох широко открытыми очами глядел на стран- ную выходку воеводы.

– Что глядишь? – в злобном отчаянии крикнул ему Ольг. – Опоздали мы! – и, зарычав подобно раненому зверю, он изо всех сил швырнул ненавистную флягу в болото у подножия холма.

 

 

– Ольг, чего тебе моя фляга сделала? – с трудом сквозь смех спросил Рарог, который проснулся от криков и рычания своего воеводы, но не мог ничего молвить от душившего его хохота.

– Да, вот… – не веря очам, пролепетал воевода, с лика которого злость и отчаяние стекало, будто плохая краска от сильного ливня. – Ну, мы того… со Скоморохом скакали, скакали, пить захотелось, а твоя фляга не открывается, разобиделся я на неё, жуть как, – начиная улыбаться, сконфуженно ответил Ольг.

– Что ж ты наделал, брат, это же подарок моей Ружены, а ты его сгубил, я так ни разу и не испил из неё. Эй, кто-нибудь, дайте воеводе напиться! Только флягу откройте, а то он и её сгоряча размозжит. Никак ты, брат, где-то сегодняшней ночью крепко потрудился, что теперь так жажда мучит, а? Ну и уморил, почище Скомороха, ха-ха-ха! – покатывался князь. Все воины вокруг тоже смеялись, а начальник изведывателей только широко и радостно улы- бался, всё ещё чувствуя дрожь в теле от недавнего страха и напряжения.

– Держи, воевода, – пророкотал трубным гласом один из охоронцев, подавая свою флягу, – я сам прошлой ночью с милкой до самой зари сладко любился, понимаю… – под- мигнул он.

– Ну вот, княже, – виноватым голосом молвил Олег, – теперь я тебе флягу должен…

– Должен, должен, – весело подтвердил князь. – А что стряслось-то? – уже серьёзнее спросил он.

– Особого ничего, один из мятежников в бега подался в эту сторону вдоль реки, мы со Скоморохом догнать его решили, – нашёлся Ольг. – Только он, видать, по дороге в лес ушёл, может, на заимке какой схоронился. А мы, когда людей твоих встретили, решили дружину нагнать и новости последние тебе доложить.

А дела у нас таковы, княже…

 

Ас-скальд

– Куда пойдём дальше, скальд? – спросил его верный друг Хродульф.

– Да что тут особенно думать, Хроди, – уверенно ответил певец. – У нас богатая добыча, эти купеческие лодьи полны, и нам один путь – домой, пройдём на Волгу, а оттуда волоками в Западную Двину.

– А может, пройти через реку Великую и Чудское озеро?

– Я не Косматый Медведь и не собираюсь терять добычу на реке Великой, у ререгов там полно постов.

– Да, ты прав, скальд, действительно сам Великий Один хранит нас. За нами до сих пор нет погони, иначе на купеческих тихоходных, да ещё доверху гружёных лодьях нам было бы не уйти.

– Помни всегда, что я сказал вам пятерым, когда мы шли через пороги к Хродгайру: ты не только будешь жив, но и станешь ярлом, Хроди! – твёрдо и внушительно проговорил Асскальд. – Верь мне и помогай во всём, и будет так, как я сказал. Наша прошлая жизнь осталась за Сясьскими порогами, теперь началась новая! – слова скальда звучали, как всегда, вдохновенно и убедительно.

Путь был трудным и длинным. Когда волоком тащили на бревенчатых катках плоско- донные лодьи с добычей из Сяси в Тверицу, то даже возникали мысли бросить часть добычи, но вдохновенные речи и песни скальда сделали своё дело, и они преодолели тяжкий участок пути. Зато потом были горды собой, когда течение этой реки повлекло их в Волгу, и нужно было только управлять движением лодий. По Волге опять пошли против течения на вёслах, снова было трудно, а когда добрались до второго волока из Волги в Западную Двину, то слу- чилась совершенно нежданная встреча.

 

 

– Хроди, возьми троих воинов и проверь, всё ли в порядке на этом последнем на нашем пути волоке. Будь осторожен, ререги могли устроить здесь для нас засаду. А мы пока при- готовим доб рый ужин.

Хродульф вернулся лишь с наступлением темноты, но не только со своими воинами. В первые мгновения, когда к костру подошёл высокий словен в кольчуге и с боевым топором за поясом, а следом стали появляться ещё вооружённые люди, холодок пробежал по телу и мыслям скальда. «Неужели, он привёл воинов Рерика?» – хлестнула жуткая догадка. Но эта мысль тут же покинула его, потому что следом за словеном в освещённое костром про- странство ступил… кормщик драккара конунга Олафа. У него была перевязана рука, лик осунувшийся, а очи, как у загнанного в западню зверя. Тут же оказался и ещё один воин с корабля хёвдинга. Это было уже страшнее воинов новгородского конунга. А если Гуннтор жив и выяснится, что он давал совсем другой приказ Ас-скальду? Вмиг певец почувствовал себя в ледяной волне зимнего моря.

– Вы откуда, что случилось, почему вы здесь, где конунг, где Олаф? – засыпал вопро- сами пришедших скальд, чтобы скрыть свою растерянность. А вдруг следующим из темноты появится сам конунг. Что ответить ему? Как оправдаться за бегство и что он об этом знает?

– Эге, скальд, так не делают, мы голодны, а ты вместо того, чтобы накормить нас, набра- сываешься с вопросами как сторожевой пёс на прохожего, – воскликнул кормщик, огляды- ваясь на столь неожиданно появившихся земляков.

– О да, в волнении от радости встречи я даже забыл о еде, – смутился певец.

– Что с конунгом, ты видел его? – шёпотом, весь дрожа от нетерпеливого ожидания, спросил скальд у Хродульфа, пока пришедшие рассаживались вокруг котла с душистым варевом.

– Он убит, и большинство его воинов тоже, про Гуннтора с Лодинбьёрном они ничего не знают, но судя по тому, что конунг Ререк и его воевода пришли в Новгород и убили Олафа, их тоже нет на этом свете…

Эти слова верного друга не просто вернули испуганного скальда к жизни, но подей- ствовали как самое крепкое греческое вино. Душа его запела, а движения стали полны уве- ренности и даже некого величия. Забыв о еде, он отошёл в темноту и от всего сердца стал благодарить Одина и Тюра, и всех богов за чудесные новости, за спасение его жизни, имени и чести воина. Возвращаясь к костру, Ас-скальд постарался «стереть» со своего лика следы счастливого ликования.

– Вначале всё шло так, как задумали наш конунг Олаф, Вадим и хёвдинг Горевата, – принялся неторопливо рассказывать кормщик, утолив голод. – Новгородцы дали нам своих людей, и мы, пройдя по граду, определили, кого из людей Рерика следует уничтожить пер- выми. В назначенное время мы вместе с новгородцами, которые были с нами заодно, – корм- щик кивнул на словен, что сидели тут же, – принесли ререгов в жертву Одину. К вечеру Вадима Храброго объявили новым конунгом Новгородчины. К нам присоединились и те из наших земляков, которые пришли в Нов-град или шли через него в Альдогу. Всё было отлично, часть противников убита, другая в цепях ожидала участи рабов. – Рассказчик тяжко вздохнул, видно, дальше начиналась неприятная полоса воспоминаний. – Мы ждали, что через дватри дня подойдут воины Гуннтора с Альдоги, которые сообщат, что Рерик и его воевода, как его… Пырей, напомни, – кормчий повернулся к высокому словену.

– Ольг, – подсказал новгородец по имени Пырей, который был первым помощником у Гореваты и Сквыря по их солеварному делу, а также исполнял роль толмача, владея чудским, франкским и нурманским языками.

– Как ты сказал – Ольг? – вдруг вскинул светлые брови скальд. – Я знал одного человека с таким именем, но он погиб на моих глазах. Помните тех словен, что Лодинбьёрн нанял на наш дракккар в Приладожье, мы называли его Хвитрбарт, а ладожцы меж собой Ольг.

 

 

– Точно, Хвитрбарт! – воскликнул Пырей. – Я в тот день как раз был в доме Гореваты, когда дозорные сообщили, что к городу со стороны Ладоги подходят викинги. Горевата и особенно ваш конунг Олаф очень обрадовались.

– Я знал, что Молот Тора победит даже отчаянных ререгов! – воскликнул Жестокий, и мы с Гореватой, Сквырём и ещё десятком ближайших единомышленников, в сопровождении воинов поспешили за город, чтобы с почётом встретить победителей. В самом деле, из-за холма показались вооружённые викинги. Встречающие приветственно замахали руками, но потом я увидел растерянность на лике Олафа. Горевата это тоже заметил и спросил у него, что случилось, а конунг ответил, что не видит во главе отряда своего сына.

– Впереди идёт какой-то другой высокий и широкоплечий воин, – растерянно прого- ворил конунг, а потом добавил, ещё более теряясь, – это не мои воины!..

Между тем пришлый отряд викингов остановился, и высокий воин, что шёл во главе, громко крикнул: «Что, Олаф, ты не узнал меня?» И снял боевой шелом.

– Хвитрбарт?! – изумлённо проговорил конунг и побледнел. А в это время из-за того же холма появился ещё отряд, но это уже были не викинги, а самые настоящие варяги во главе с самим князем Рарогом. Теперь не только Олаф, но и Горевата со Сквырем, и все мы, прочие новгородцы, поняли всё. Схватились за оружие, но было поздно, да и силы неравны. Горевата немедля послал меня за подмогой. Я побежал, а сзади уже зазвенели клинки.

– Будем сражаться, – решительно молвил новый князь Вадим, когда я, задыхаясь, рас- сказал о случившемся. Он приказал собрать всех, кто может держать оружие, к своему терему, а меня отправил на пристань, чтобы я кликнул оставшихся на драккарах викингов Олафа и наших новгородцев, что были верны ему.

– Мы собрались и попытались прорваться к Вадиму, но ререги уже были там и не только отбили наш удар, но и стали теснить к пристани, – перебил Пырея кормщик. – К нам пробился один из немногих, кто уцелел в той рубке за городом. Он рассказал, что конунг Олаф погиб. Нам ничего не оставалось делать, как бежать. Один драккар ререги сожгли, а на втором нам удалось уйти. Сначала в озеро Ильмень, а потом дальше, в Западную Двину, но, как оказалось, путь домой закрыт, мы в ловушке, – горько закончил кормщик.

– Почему же нельзя уйти по Двине в Варяжское море? – спросил скальд.

– Когда мы уже шли по Двине на драккаре, то навстречу прискакал верный Вадиму человек, вот он, Иловай, – указал Пырей на человека в кольчуге, – и рёк, что едва жив остался, потому как люди Рарога с многими всадниками пришли в Полоцк и перекрыли реку бар- жами да лодьями, чтоб каждую самую малую лодчонку перенимать, – горячась, сообщил новгородец.

– Они объединились с полочанами и выставили против нас такой заслон, что мышь не проскочит! Рекут, что князь Рарог дал слово, ни одного из тех, кто участвовал в восстании Вадима и Олафа, не оставить в живых! – обречённо поведал Иловай, нынче уже бывший помощник Вадима по тайным делам, которому посчастливилось бежать вместе с остатками воинов Олафа. – Мы решили уходить по большому кольцу через Волгу, а там лучше всего через Свирь в Нево, или где-то затаиться на время, пока всё утихнет, – добавил он мрачно.

– Это всё равно, что не сразу затянуть удавку на собственной шее, а делать это посте- пенно и более мучительно, конец тот же, – хорошо поставленным голосом молвил скальд. – На Свири и при выходе из озера Нево стоят посты Ререга! – Он тут же повторил сказанное на словенском – пусть всем будет доступна сила его речей.

– Что же делать? Должен быть какой-то выход! – наперебой загомонили воины Олафа и новгородцы.

– Я спас от верной смерти и сделал богатыми вот этих настоящих викингов, – скальд широким жестом показал на своих воинов и выдержал долгую паузу, чутко ощущая растущее среди слушателей напряжение.

 

 

– Да, мы все были бы уже мертвы, если бы не наш славный ярл, Божественный Певец, – воскликнул первым Хродульф. Его поддержали четверо друзей, а за ними и остальные быв- шие воины хёвдинга Хродгайра.

– Ярл?! Когда ты стал ярлом, скальд?! – очи кормщика расширились от удивления.

– Конунг Гуннтор отличил меня этим званием и дал особое поручение, чтобы я мог разобраться с Хродгайром и как следует исполнить его приказ.

– А где же Хродгайр? И почему вы идёте с Волги? – опять спросил кормщик, для кото- рого известие о предательстве было столь же неожиданным, как и то, что Ас-скальд теперь ярл.

– По велению конунга Гуннтора этот предатель был мной казнён. Вот эти пятеро достойнейших воинов – свидетели того, что приказ и звание ярла я получил от самого конунга, – торжественным голосом сообщил певец, и все его воины согласно закивали голо- вами. А поражённый нежданной новостью кормщик только в задумчивости потирал свою правую длань и глядел на скальда широко открытыми от удивления очами. – Я никому не могу сообщить, что поручил мне наш непобедимый Гуннтор, но смею поклясться, что всё, что я делал до сих пор, было сделано во исполнение этого приказа. Это всё, что я могу ска- зать. Большего не требуйте, на мне слово, данное Гуннтору, и даже если этот великий воин уже в Вальгалле, я не могу нарушить данного ему обещания!

Наступило молчание, только потрескивал огонь в костре и кричали ночные птицы, да нет-нет плескалась в воде не то рыба, не то любопытная русалка. Пырей тихо переводил слова Скальда новгородцам.

Тишину прервал Хродульф. Он встал, подражая своему другу, обвёл всех выразитель- ным взглядом и заговорил медленно, стараясь придать как можно больше силы и проникно- венности своему голосу.

– Если мы все хотим остаться в живых, да ещё и разбогатеть, то должны выбрать ярла Ас-скальда нашим конунгом.

– Верно, – наперебой поддержали его вначале четверо близких друзей, а потом и все остальные тридцать воинов покойного ярла Хродгайра.

– Он вывел нас из смертельной западни!

– Благодаря ярлу Ас-Скальду мы вообще живы!

– Да ещё и с богатой добычей!

– Боги благоволят Скальду, а вместе с ним и тем, кто рядом! – восторженно выкрикнул Хродульф. Общее вдохновение передалось и вновь прибывшим.

– Пусть певец будет нашим воеводой, – первым по-словенски воскликнул новгоро- дец, – всё равно Вадим и Олаф погибли!

– Но ведь здесь не все, кто уцелел, может, они будут против, – выразил некое сомнение сам певец.

– Скальд – конунг, мы согласны! – на нурманском загалдели уцелевшие викинги, при- вычные за долгие годы, что голос скальда всегда вселяет уверенность, спокойствие и силу.

– Никто не будет против, – веско заключил Хродульф, – верно сказал новгородец, Олаф и Вадим погибли, Гуннтор и Лодинбьёрн тоже, а нам нужно выбираться из этой ловушки, без конунга не будет порядка!

– Да здравствует новый конунг Скальд, певец божественных асов!

Новый конунг встал, подняв сжатую в кулак правую руку. Потом он обнажил меч и, держа его перед собой остриём к небу и рукоятью у груди, глядя на обнажённое лезвие, торжественно молвил:

– Я клянусь исполнить вашу волю и быть достойным конунгом, обещаю, что забота о вас будет для меня самой главной и что добычу всегда буду делить так, как повелевают наши древние законы. Единственное, что вы должны будете делать, – добавил скальд, – это

 

 

беспрекословно слушаться меня. И тогда Великий Один и Божественный Тор дадут нам всё, ибо они внемлют гимнам, которые я слагаю для них! Поклянитесь мне в верности Одином и Перуном на своих клинках, – велел певец.

– Клянемся, тебе, конунг Ас-Скальд!

– Клянёмся!

– Клянёмся!

– Заканчивайте ужин, а я буду думать, как нам уйти из западни, да ещё с прибылью! – ответил своим воинам новый конунг.

Уже давно закончился ужин, воины стали рассказывать друг другу, как они сражались, как уходили от погони, как тянули корабли через волоки.

– Слушайте все, – объявил своё решение, возвратившись к костру Скальд, – боги под- сказали мне, что нужно делать. – Викинги и новгородцы затихли, внимая решению своего вождя. – Мы сейчас перетащим наши лодьи с товарами в Западную Двину…

– Но там нас ждёт засада на пути в Варяжское море…

– Мы не пойдём в Варяжское море!

– Как? А куда же мы денемся? – растерянно загалдели воины.

– Мы не пойдём по Двине к Полоцку, и даже не к Ловати, а перетянем наши лодьи и драккар на Смоленском переволоке в Днепр.

– Как в Днепр? – в полном недоумении переглянулись меж собой воины. – Зачем в Днепр?

– Мы пойдём в Днепр, потому что там нас точно никто искать не станет. На Днепре есть чем поживиться, а там, где нас не ждут, работа клинков будет нетрудной. Мы спустимся к Киеву, там продадим товар, который уже есть, и тот, что добудем по пути. А Рарог пусть ждёт нас на Двине, ха-ха-ха! – торжествующе закончил новый конунг.

Воины продолжали таращить очи от удивления.

– Вот это план! Ай да конунг Скальд! – первым оценил неожиданный выход новго- родский мятежник Пырей, обладавший острым чутьём, без которого он не смог бы стать помощником хитрого Сквыря и вечно подозрительного Гореваты.

Вслед за ним послышались восклицания одобрения, воины зашевелились, заулыба- лись, почуяв явную возможность спасти свою шкуру.

– А потом, в Киеве, что будем делать? – спросил кто-то из викингов.

– На месте поглядим, не твоя то печаль, Скальд что-нибудь придумает! – уже уверенно ответил ему Пырей.

…Вот по синему Днепру скользит лёгкий на ходу драккар конунга Олафа Жестокого.

Но вместо хёвдинга на носу стоит бывший простой певец, а теперь конунг Ас-Скальд.

«Вот и дождался я своего часа, – радостно думал новоиспечённый конунг, глядя в бегу- щие навстречу голубые волны чистого Днепра-Борисфена, – разве мог я ещё совсем недавно подумать, что лучший драккар нашего фиорда, принадлежащий одному из самых свирепых владетелей Норвегии, станет моим, а сам я конунгом! Но я того достоин! Не только сам выскользнул из лап верной гибели, а ещё вытащил с собой тридцать воинов и две плоско- донные купеческие лодьи добычи, а потом объединил под своей рукой не только беглецов Олафа, но и словен. Какие всё-таки чудеса творит Великий Один. А может, всё из-за того, что моя мать словенка, а отец нурман? От отца я получил упорство, безжалостный характер настоящего викинга, для которого нет преграды в достижении цели, кроме самой смерти. От матери – способность думать сразу о нескольких вещах, видеть одновременно одно и то же с разных сторон. Это недостижимо для упрямых скандинавов: они могут быть хитрыми, как старый Лодинбьёрн, воинственными и безжалостными, как Олаф, но не могут быть столь находчивыми, как славяне. Однако славянам мешает их глупая верность слову, честность и благородство, даже в отношениях с врагами. Если бы не эти качества, делающие их слабыми,

 

 

то они давно бы завоевали весь мир. Выходит, что я соединил в себе лучшие свойства обеих народов и потому стал выше и тех и других! – сладостное чувство превосходства приятно разлилось внутри. – Да, в моём отряде теперь есть и те, и другие воины, вместе они могут сделать то, что недостижимо по отдельности. Да, брат Божественный Певец, великие дела ждут тебя впереди, столь великие, что всё совершённое до этого покажется сущей ерундой!» По пути на одной из ночёвок им удалось без особого труда перебить охрану какого-

то купца, который подумал, что встретился с такими же торговыми людьми, как и сам. Его товар, деньги и лодья перекочевали во владение нового конунга.

– С купцом-то легко справились, – опять засомневался кто-то из новгородцев. – А в Киеве ведь князь свой и дружина, да и хазары с полян дань берут… А нас всего две сотни едва наберётся…

– С сегодняшнего дня, запомните, – отвечал Скальд, – мы люди грозного и жестокого князя Рерика, он столь кровожаден и страшен, что убил самого Олафа Жестокого, перебил кучу других конунгов и ярлов и захватил Новгородчину. Мы его передовой отряд, понятно?

– Ну, конунг, ловок ты на выдумку, что рыжий лис! – восторженно воскликнул Пырей. – С тобой мы точно не пропадём!

– Да зачем же пропадать при таких смелых и опытных воинах, – вдохновенно отвечал Ас-Скальд, – пред нами Днепр, золотая жила, по которой текут туда и обратно несметные сокровища. Теперь мы будем собирать здесь дань с купцов, а Рерик пусть подбирает объедки с нашего стола!

– Слава нашему конунгу Ас-Скальду! – закричали викинги вслед за Хродульфом. Их крики подхватили новгородцы.

 

Глава V Засада

Обучение мечника Хабука. Ложное письмо от Ефанды. Покушение на Рарога в прила- дожском лесу. Целительница поспевает вовремя. Схватка с папскими изведывателями. Отто с пастором Энгельштайном бегут в Киев

– Отныне, брат Хабук, ты не простой мечник, а изведыватель. Должен пройти как тень во вражий стан, изведать, где и сколько воинов у противника, чего он замышляет, и так же тенью незаметной возвратиться, чтобы поведать обо всём, что узнал, – наставлял молодого охотника Айер, коренастый пожилой вепс с внимательными очами. – Ещё запомни накрепко, Хабук, у тебя теперь очи, уши и сердце должны быть всегда открыты, где бы ты ни был, чем бы ни занимался, научайся видеть, слышать и чуять всё, что вокруг творится, а разумом всё это увиденное и учуянное перебирать и бережно по местам раскладывать, как рачительный хозяин своё добро.

– Хабук понимать, всегда хорошо духи слушай, что духи говорить, понимать надо, тогда настоящий изведыватель становиться, – закивал согласно мечник. – Ещё шибко хочу делать русский тауг, дядька Айер научить Хабук? – он вопросительно глянул на старшего изведывателя. – Мой тауг… лук, – тут же поправился вепс, – тоже хорош, но так, как твой, пробить враг в кольчуга не сможет, больно хороший русская лук…

– Научим, – кивнул пожилой изведыватель, – и ножом, что ложкой, орудовать, и мечом, и топором, вервью и любым предметом подручным. А ещё языки чужие разуметь, без этого никак. Все тебя учить будем, и я, и три лучших изведывателя – Мишата, Скоморох и Молчун.

– Молчун, это который четыре ножа на один пояс? – уточнил мечник.

– Он самый, а ты будешь их своим охотничьим уловкам учить, потому как изведыватель всю жизнь учится, так-то, брат Ястреб.

Началась для молодого охотника учёба, о которой он ещё недавно и помыслов не имел, трудная и занятная, она захватила его всего, не оставляя времени на переживания по поводу гибели любимой и родичей.

– Лук русский – вещь сложная, тут и дерево двух видов, и рог понадобится, и клей рыбий, и жилы оленьи, бычьи или лосиные, и тетива особая, что никакой вологи не боится. Но ты, Хабук, не робей, мы с Мишатой научим тебя такие луки мастерить, что нурманского воина насквозь прошивать будут, вместе с его кольчугой, – говорил словоохотливый Скомо- рох, попутно вставляя в свою речь незнакомые для вепса слова. – Слова, которые реку, запо- минай, те слова весьма в деле нашем важны, чтоб другие не уразумели, чего мы друг другу речём, а от этого порой жизни зависят, и не только наши.

– Да, тетива меня-то и подвела, когда вы меня от нурман спасли, – вспомнил мечник, забывшись и переходя на вепсский, – а так лук-то у меня хорош, только вот бы тетиву новую на него…

– Нет, брат Хабук, – прервал его Скоморох, – русский лук делается по-другому. Вот, гляди, положим рядом твой лук и мой, что видишь?

– Мой, как радуга в небе, дугой выгнут, а твой, – вепс на миг замешкался, – твой будто птица большая, парящая высоко под облаками, – снова по-вепсски молвил Ястреб.

– Верно, брат, складно молвишь, только давай заодно и на словенском учиться, хорошо речь, «будто птица парящая» пословенски звучит, лепше и не скажешь.

– А ещё твой лук берестяной рубаха одел, красиво чтобы, да? – перешёл на словенский охотник.

– Всякая хорошая вещь, она завсегда красива, так ещё мой дед говаривал, – веско изрёк Молчун.

 

 

– Береста тут для другого, хоть и красоту оружью придаёт, конечно, – согласился шуст- рый Скоморох. – Ты, понятно, и сам ведаешь, как лук делается, только твой, вепсский. А мы сейчас будем делать вместе с тобой русский лук, а по ходу дела поведаем, что и для чего, – продолжил Скоморох. Хабук согласно кивнул, а очи его засветились любопытным нетерпением.

– Словенский дух позволит вепсу русский тауг, лук, делать? – снова старательно попра- вился вепс. – Если дух добро не давать, беда будет даже с самый хороший лук…

– Мы теперь вместе одно дело делаем, ты наш себраник, соратник по-нашему. Главный наш бог воинский – Перун, он для всех воинов-русов отец, а раз ты наш себраник, значит, и тебе он отныне отец. Как же он сыну-то своему да не поможет? – неожиданно серьёзно молвил Скоморох.

– Русский народ хороший, он не обижать другой народ, не плевать вода, не мочиться огонь, вепсский духи помогайт русски воин! – горячо ответствовал вепс.

– Хорошо, брат Ястреб, запоминай, как делается русский лук. Вначале делаем кибить – это та часть лука, что к стрелку обращена. Для неё берём можжевеловое дерево, – рёк обсто- ятельный Мишата, показывая охотнику, как нужно обработать заготовку, чтобы получилась плоская с одной стороны и округлая с другой гладкая можжевеловая планка. – Не забудь на плоской стороне три бороздки сделать для клея.

– Кстати, для доброго лука и клей самый лучший брать надобно, тот, что из пузырей рыбьих сварен, а не из костей и плавников, тогда сей лук и тебе, и внукам твоим послужит, – добавил Скоморох и осёкся, вспомнив про недавнюю смерть суженой охотника. Мишата осуждающе глянул на говорливого сотоварища.

– Теперь наши планки можжевеловые положим в воду ручья, придавим их камнями до завтра, а сами за берёзовые возьмёмся, – всё так же основательно молвил он. – А ты, Скоморох, пока жилы оленьи или лосиные добудь для обмотки.

– Моя сумка жилы лежат, зачем Скоморох ходить? – вепс взял свою охотничью сумку, проворно вытащил накрученный на бересту моток жил.

– Добрые жилы, Ястреб, только на два лука этого маловато будет, – молвил быстрый на подъём Скоморох, вставая. – Уж чего-чего, а раздобыть, это я вмиг. Скажу мастерам, что как только луки сварганим, так сходим с Хабуком на охоту и жилы вернём вместе с мясом, – лукаво подмигнул Скоморох сотоварищам.

– Тогда и пластин роговых прихвати на рукояти! – едва успел сказать ему вслед Мишата.

На следующий день они грели над огнём и выгибали, проверяя на специальной колодке деревянные планки. Когда планки остыли, освободили их из колодки и проверили, хорошо ли прилегают друг к другу. Подогнули ещё в тех местах, где надо, и снова зажали в колодку. А сами принялись готовить костяные накладки для рукояти и концов лука, где крепится тетива.

– Тетивы мы с тобой делать сами не станем, времени нет, – пояснил Мишата, – вчера Скоморох готовые у лучных дел мастеров взял, но как делается тетива, я тебе расскажу. Либо шёлковая берётся, либо из тонких кожаных ремешков скручивается, – рёк он, разрезая и обтачивая роговые пластинки для рукояти. Хабук глядел на его работу и повторял то же со своими пластинками. – Старайся округлой делать, руке удобней будет, – поправлял его иногда статный изведыватель. – Так вот, коли из кожи тетиву свить, то после обтачивать камнем специальным нужно, чтоб круглая была, без утолщения и ямок, долго под сильной растяжкой её держать следует, намачивать и высушивать в темноте, а потом ещё воском и жиром умащивать. – Он повертел так и эдак обточенные пластины и, ещё разок подправив что-то, остался наконец доволен. – Вот и всё на сегодня с луком, завтра продолжим, пусть дерево сохнет. А мы пока другими делами займёмся: Скоморох тебя борьбе учить станет, а Молчун скифскому ножевому бою.

 

После осмотра новых боевых лодий в устье Ладожки, воевода Ольг направился в стан к изведывателям. Теперь все работы и по укреплению града Ладоги, и строительство лодий, и подготовка конницы новгородской – всё на его плечах. Оно и добре, меньше времени на мрачные воспоминания о Велине, которая после той встречи как сквозь землю провалилась. После разгрома восстания Вадима и Олафа, решили на Совете, что Новград должен стать княжеской стольницей, – расположен он в самом сердце земли Словенской, а укреплён мало, потому Рарог зачнёт перестраивать и обновлять град древнего князя Славена. А Ольг станет заниматься Ладогой, превращая её в надёжную крепость и славный торговый град. Особо же повелел князь со всем тщанием к изведывательскому делу отнестись. Ведь если бы не меч- ник Хабук, то неизвестно, как бы дело повернулось с хитроумным планом Вадима и Олафа. Ага, вон и изведыватели, мечника учат своему непростому ремеслу. Воевода подъехал со своим стременным к срубу изведывателей, что стоял особняком от ратного стана у самого леса.

К нему поспешил Мишата, они отошли чуть поодаль.

– Как, брат Мишата, будет толк с нового нашего изведывателя? – спросил Ольг, кивнув в сторону молодого вепса.

– С охотой постигает наше ремесло, а это в любой учёбе первое дело. – Оба стали наблюдать за изведывателями.

Молчун, подойдя к охотнику, ловко извлёк из ножен два клинка. Когда мечник впервые увидел, как в руках неразговорчивого изведывателя «оживают» боевые ножи и будто сами собой скользят меж пальцев, на миг исчезая из виду и вновь появляясь в длани, но уже в другом положении, он растерялся.

– Нет, я так не уметь, – замотал головой охотник.

– От тебя пока и не требуется, – кратко ответил Молчун, продолжая играть «живыми» клинками. Он вдруг быстро обернулся и метнул оба ножа в торец бревна сруба, на котором зоркий глаз Ястреба заметил нарисованное охрой небольшое, с длань шириной, коло.

– Пока этому научись. Вот тебе ножи, отсюда до сруба десять шагов, начнёшь с пяти, как дойдешь до этого места, скажешь мне, – наставлял изведыватель.

Мишата внимательно глянул на своего начальника.

– Вижу, ты встревожен чем-то, воевода?

– Неспокойно мне на душе, одну беду от князя едва успели со Скоморохом отвести, только беда, она ведь одна не ходит. Остаткам викингов Олафа и нескольким десяткам нов- городцев, что на стороне Вадима сражались, всё-таки уйти удалось, и где они, неведомо, да и певец наш божественный из рук ускользнул, так что ухо востро держать надобно. Как тут у вас?

– Пока всё тихо, – ответил Мишата, наблюдая, как Ястреб старается повторить бросок двух клинков сразу, – правда, купцы появились среди прочих, то ли франки, то ли саксы, дружные такие, на изведывателей больно схожи. Приглядимся к ним да проверим, с чем приехали.

– Давай приглядывайся, да Хабука учите, может, скоро в деле придётся науку-то про- верять.

Они подошли к изведывателям.

– Здравы будьте, соколы! – молвил воевода. – Занимайтесь делами, – махнул он рукой.

– И соколы, и ястребы, – молвил Айер, имея в виду мечника. – Так, дерево для лука высохло, – обратился пожилой вепс к Хабуку, – теперь тщательно обмотаем берёзовые планки намоченными в клее жилами…

– Гляди, мечник, лишнего не наматывай, не то будет твой тауг слишком туг, натянуть не сможешь, вот ещё один слой, и хватит. На Мишату не гляди, он посильнее нас с тобой, – под-

 

 

сказывал Скоморох, глядя, как старательно обматывает вымоченными в рыбьем клее жилами берёзовую планку Хабук.

Потом такими же жилами туго и тщательно примотали роговые пластины к рукояти, а на концах – роговые наконечники с вырезом для крепления тетивы.

– А теперь, брат Хабук, чтоб вода нашим лукам была не страшна, обмотаем их ещё и вываренной берестой, которую для нас с тобой Скоморох уже приготовил, – молвил Мишата, – придержи-ка мне край бересты. – Ну что, Ястреб, каик, как у вас говорят, конец

– делу венец, готов твой лук, – изведыватель задумчиво повертел в руках только что закон- ченный лук, – нравится?

– Ух, сильно нравится! – восхищённо промолвил охотник, поглаживая бархатистую берестяную поверхность своего оружия. – Потом вытянул, любуясь, перед собой. – Изгиб- то какой сложный, двойной, истинно на крылья парящей птицы похож! – снова забывшись, по-вепсски молвил мечник – Ты ведь Ястреб, тебе виднее.

– Протри, где лишний клей выдавило, и пусть сохнет, – подошёл к ним Скоморох. – Вначале в дерево пристреляем, а потом на охоту сходим да и проверим твой лук в деле.

– Хорошо! А стрелы и налуч я сам сделаю! – впервые светясь радостной улыбкой, сказал вепс.

– Конечно, ты же мечник, отличный мечник! А теперь пойдём, борьбе учиться станем, – подмигнул быстрый Скоморох.

Послышался стук копыт, и на тропе появился конный посыльной.

– Будь здрав, воевода, князь не с тобой? – оглядывая стоящих, спросил воин.

– Разве князь в Ладоге? – удивился воевода. – Отчего мне не ведомо? – строго взглянул он на посыльного.

– Так не успели, воевода, князь только появился и к строящимся лодьям направился, а тут малец какой-то бересту ему сунул, он и ускакал, думали, к тебе… – растерялся посыль- ной.

 

Ольг.

– Что князь рёк, куда он поехал? – вдруг бледнея челом, с напругой в голосе промолвил

 

– Так ведь не ведаем, – пролепетал посыльной, – спросил что-то у охоронца и тут же

умчался вместе с ним, только пыль вослед заклубилась…

– Изведыватели, по коням! – не дослушав посыльного, крикнул воевода, влетая в седло. Изведыватели кинулись к своим коням, что щипали в тени траву. Вдруг Хабук, который, прихватив свой новый лук, побежал вместе со всеми, растерянно остановился.

– Хабук не уметь конь скакать! – почти в отчаянии воскликнул он.

– Садись со мной сзади! – не растерялся Скоморох и помог мечнику взобраться на круп своей лошади.

Воевода, его стременной, следом все пятеро изведывателей и последним посыльный, что принёс неожиданную весть, устремились в погоню за князем.

 

Рарог приехал в Ладогу переговорить с воеводой о беглецахмятежниках и взглянуть, как идёт строительство града и укреплений. Оказавшись на берегу, сразу решил поглядеть на новые лодьи, коими воевода Ольг пополнил Ладожский флот. Едва князь спустился к лодьям на пристань, к нему подбежал мальчонка и сунул что-то в руку. Рарог раскрыл ладонь и увидел маленькую свёрнутую бересту. Прочтя короткое послание, Рарог взволнованно огля- нулся, но босоногого посланца и след простыл.

Князь заторопился к своему верному коню, а за ним спешили охоронцы.

– Кто из вас ведает дорогу к заимке Ефанды-ворожеи? – спросил Рарог.

– Я, княже, – ответил охоронец из Приладожья.

– Со мной, остальные здесь остаются! – повелел князь, стремительно взлетая в седло.

 

 

Когда они съехали с дороги и углубились в лес, Рарог нетерпеливо спросил:

– Далеко ли ещё?

– Вот по этой самой тропке, никуда не сворачивая, тропка сия как раз на заимку выхо- дит, – поведал охоронец.

– Добре, возвращайся, далее я один. – Видя, что верный охоронец не решается оста- вить своего князя, Рарог строго повелел ещё раз: – Возвращайся, говорю! – И, пришпорив коня, помчался по лесной тропе. Охоронец неодобрительно покачал головой, постоял ещё на месте в раздумье, а потом неспешно поехал обратно в Ладогу.

Местами извилистая лесная тропа не позволяла скакать быстро, и Рарог досадовал, что приходилось придерживать коня. Но вот дорожка стала почти ровной, и он быстрее погнал скакуна, низко пригнувшись к самой его шее, чтобы получать меньше хлёстких ударов спле- тённых над тропою веток. Вдруг конь споткнулся и полетел с маху через голову. Рарог рва- нулся в сторону, успев в краткий миг падения освободить ноги из стремян и упасть чуть в стороне от тяжелого конского тела. При этом он сильно ударился плечом и головой о какие- то коряги. В очах потемнело, а сверху навалилось что-то тяжёлое, – неужто всё-таки под конём оказался, – мелькнула мысль. Но когда перед очами немного просветлело, понял: это не конская туша, а несколько сильных мужей навалились на него и умело старались скру- тить ему руки. Рарог сразу понял, что силой ничего не сделать, направил из чрева волну через ярло в шуйцу и сумел освободить её из железного захвата здоровенного противника. Рука скользнула по одежде врага и обнаружила рукоятку большого ножа на поясе. «Скрама- сакс!» – понял князь и, выхватив лезвие, вогнал железо в спину навалившегося. Но второй нападавший ударом ноги выбил нож, наступил сапогом на руку князя и, наклонившись, с размаху ударил его в челюсть. Рарог снова на короткое время потерял сознание, а когда при- шёл в себя, то почувствовал, что руки крепко скручены за спиной. Его волокли по лесу, осы- пая ударами. Потом перестали бить и, подтащив к двум согнутым рядом верхушкам берёз, накрепко привязали ноги к каждой из верхушек.

– Что, Рюрик, пришёл час расплаты, – прозвучал женский голос. Князь с трудом повер- нул голову и увидел Велину, жену своего покойного двоюродного брата Вадима. – Братцев твоих, Сивара и Трувора, бог-то легко прибрал, а за тобой пришлось побегать. Ну, вот теперь пришёл и твой черёд, самозванец, отобравший законный трон у моего Вадима, – зловеще проговорила черноволосая. – Ты должен получить заслуженное наказание. Я сейчас раз- рублю вервь, что удерживает эти берёзки, и ты отправишься в преисподнюю! – Она взяла в руку небольшой топорик и двинулась к поваленному стволу огромной сосны, к которой были привязаны вершины берёз.

– Постой, – остановил её старший из нападавших, – нужно рубить одновременно обе верви, это непросто, пусть лучше это сделает Густав!

 

Ефанде с утра было тревожно, неясное беспокойство никак не покидало её. Пришёл охотник Шмель, которого недавно поранил зверь. Сегодня нужно было в последний раз при- ложить целебную мазь и заговорить рану, но она делала всё как-то невпопад.

– Что с тобою, Ефанда, – спросил охотник, – уж не захворала ли сама? Я слышал, у тех, кто лечит, такое бывает, коли больной попадётся тяжёлый, да у меня вроде порядок уже, – он потрогал свежие повязки на руке и груди.

– Добро, Шмель, – рассеяно кивнула чародейка. Видя, что думы целительницы где-то далеко, охотник поблагодарил её и двинулся по тропе. Не успел он пройти и полсотни шагов, как не услышал, а скорее почувствовал сзади быстрое движение – так мчится, чуя опасность, дикий зверь. Охотник едва успел отпрянуть, как лесная ведунья вихрем пронеслась мимо и скрылась в лесу.

 

 

– Эге, неладно что-то, совсем неладно, – молвил сам себе охотник и тоже побежал по тропе мягким неслышным шагом. Уловив человеческую речь, снял со спины лук, привычно вынул две стрелы на крупного зверя и, вложив одну в лук, а другую зажав в зубах, безмолв- ной тенью скользнул в чащу.

– Погоди, Велина! – послышался взволнованный голос Ефанды. – Ты пред новорож- денным сыном слово дала, что исполнишь моё желание, как своё, отпусти князя! – мол- вила невесть откуда взявшаяся чародея. Удивлённые её нежданным появлением, мужи вни- мательно огляделись, держа оружие наготове. Но вокруг всё было по-прежнему тихо, только лесные птицы, радуясь солнечному дню, перекликались меж собой.

– Кто это? Похоже, та самая Ефанда, к которой так торопился князь? – ухмыльнувшись, спросил старший. – Ну вот, обе птички угодили в силки…

Велина не обратила на него внимания.

– Он убил моего мужа, вместо княгини я стала вдовой, а сын – сиротой… – горячечно блестя глазами, ответствовала она сестре Ольга.

– Вы с сыном остались живы благодаря великодушию Рарога, но я не ручаюсь ни за чью дальнейшую судьбу, в том числе и за жизнь твоего сына, если слово будет нарушено! – промолвила Ефанда голосом такой внутренней силы, что Велина заколебалась. Даже тот крепкий и невозмутимый воин, которого старший назвал Густавом, невольно остановился на полпути. Провидица, воспользовавшись кратким замешательством, сделала несколько мяг- ких кошачьих шагов вперёд и оказалась между Велиной, Густавом и приготовленным к казни Рарогом.

– Ты поклялась тогда своей Девой, знаешь, что бывает с тем, кто нарушает клятву?! – грозно проговорила ворожея, глядя вдове прямо в очи. Велина, будто пригвождённая к месту тем повелительным взором, так и стояла недвижно с топориком в руке, не в силах сказать

«нет» или «да».

– Хватит! Отто, забери девку, Густав, руби! – видя колебания Велины, приказал стар- ший из воинов. Густав взял из рук вдовы топорик.

– Стой, если сделаешь шаг, – умрёшь! – повелительным жестом выбросила перед собой длань в сторону воина ворожея. Зелёные очи её пылали такой неукротимой силой и реши- тельностью, что опытный изведыватель на миг приостановился.

– Отто! Густав! – снова прозвучал окрик старшего. Густав, преодолевая себя, шагнул вперёд. И вдруг замер, выронил топор и упал на траву, хрипя и судорожно хватаясь за тор- чащее в горле древко толстой охотничьей стрелы, предназначенной для медведя или лося. Отто замер на месте.

– Стойте все, как стоите! – тем же повелительным голосом молвила ворожея, отступая к привязанному к берёзам князю. – Кто двинется, тот умрёт! – снова повторила она. Вынув из ножен на поясе свой заговорённый нож, с которым никогда не расставалась, быстрыми ловкими движениями ворожея прошлась по верёвкам, что удерживали Рарога. Вот одна нога князя уже свободна, но тут, взревев от ярости, к нему и Ефанде бросился старший из раз- бойников с занесённым над головой мечом. Одним мощным прыжком он преодолел поло- вину разделяющего их расстояния, но также, будто споткнувшись о невидимую преграду, рухнул наземь, пронзённый стрелой. Тогда тот, кого старший назвал Отто, прянул вперёд, прокатился по земле и вскочил, держа в руках заряженный арбалет, лежавший в двух шагах от него. Теперь, кто окажется скорее: невидимый лучник или ловкий Отто. В этот самый миг сзади арбалетчика вдруг раздался резкий гортанный крик, зашумели крылья, и боль- шая серая птица скользнула стремительной тенью над самыми головами воинов, заставив их невольно пригнуться и обратить взоры к небу. А когда обернулись, ни пленника, ни кол- дуньи на поляне уже не было, только остатки верви на берёзовом стволе, будто ошалевшая птица унесла обоих на своих могучих крылах.

 

 

– Они скрылись в кустах, в погоню! А вы ищите лучника! – закричал Отто, тем самым приняв командование на себя. Он послал две стрелы в густую чащобу и бросился по едва заметной тропе. Трое устремились за ним, а остальные побежали в другую сторону в поис- ках неведомого лучника.

Когда изведыватели снова собрались на поляне, хмурые и растерянные, Отто в сердцах с размаху рубанул по вервям, что удерживали верхушки берёз, и деревья с шумом выпрямили свои гибкие станы.

 

– Скорее! – крикнул своим изведывателям Ольг и поскакал по короткой дороге через лес, где ему был знаком каждый камень. Но всё одно, чем быстрее они мчались, тем больше в нём зрело чувство, что они не успевают. Ощущение опасности обострилось, когда между деревьями он почти ясно различил кельтский крест. Вот знакомая дорога на их семейную лесную заимку, с годами заросшая и теперь превратившаяся в узкую тропу. Но едва всад- ники миновали её, как Ольг в растерянности осадил коня. Видение креста пропало, но опас- ность ощущалась ещё сильнее. Конь затанцевал на месте, и, когда он развернулся в сторону заимки, Ольг снова увидел крест.

– Воевода, вот здесь прошли человек восемь, – крикнул Айер, который, спешившись, тут же начал оглядывать траву и деревья в поисках следов.

Ольг ринулся по тропе, низко пригибаясь к шее коня, чтобы не быть сброшенным вет- ками. Он чувствовал смерть совсем близко и в отчаянии понимал, что опоздал.

– Держи, брат Хабук, эти броню легко пробивают, – молвил Скоморох, протягивая через плечо сидящему сзади мечнику две стрелы с узкими калёными наконечниками и пово- рачивая коня вслед за остальными на лесную тропу.

Ещё немного – и перед ними открылась небольшая поляна у лощины, шестеро крепких вооруженных людей, две раскачивающиеся при полном безветрии берёзы с обрубками вер- вей и остаток тех же вервей на старом поваленном стволе. Древний готский способ казни! Два тела лежали на земле распростёртыми и без движения. С яростным рыком обнажил Ольг свой меч и обрушил его на голову ближайшего вражеского воина, но тот ловко ушёл от удара. Началась быстротечная схватка.

– Одного живым брать! – прокричал воевода. Но это было не так просто. Враги, а по всему это были могучие саксы-немцы, оказались опытными и умелыми бойцами, хотя и не ожидали нападения. Сеча была короткой, но жестокой. Воевода вскользь достал одного дюжего воина концом меча, а другой, ловко нырнув под конское брюхо, одним мощным хва- том за ногу вышвырнул воеводу из седла, но сам оседлать коня не успел. Ольг, падая, так и не выпустил поводья, конь резко развернулся и сильным крупом отбросил ловкого воина.

Едва скакавший последним Скоморох осадил коня, чтобы определить, кому из сото- варищей нужна его помощь, как Хабук ужом соскользнул с конского крупа, прокатился по земле, как его учил Мишата, и тут же вскочил на ноги, уже держа перед собой заряженный лук. Он увидел, как нырнул под брюхо коня воеводы ловкий коренастый муж, как вылетел всадник из седла, и конь, рванувшись в сторону, закрыл ловкого врага от вепса. Другой вра- жеский воин вскинул такую штуку, которую Молчун назвал вчера незнакомым словом «арба- лет», целясь в устремившегося к нему Скомороха. Хабук выстрелил в этого воина и с удив- лением увидел, как его стрела пронзила арбалетчика насквозь, хотя мечник успел заметить под распахнутым плащом врага блестящую кольчужную рубаху. Мишата скрестил клинок с таким же крепким, как и он сам, вражеским воином. Молчун поспешил на помощь Айеру, на которого навалился широкоплечий сакс.

В пылу схватки воевода не заметил, куда делся тот ловкач, потому что озаботился дру- гим противником, который, взметнув клинок, ринулся на упавшего воеводу, но на помощь начальнику вдруг пришёл… Хабук, который бросился здоровенному разъярённому саксу в

 

 

ноги. Папский изведыватель рухнул на траву всем своим могучим телом рядом с воеводой. Ольг тут же оказался на спине упавшего, рванул его за длинные волосы и придавил горло рукоятью меча.

– Где Рарог? Где князь, отвечай! – рычал воевода. – Реки, не то задушу!

– Нexe, blondenhaarige Hexse! – прохрипел поверженный.

– Осмотреть всё вокруг, ещё могут хорониться в кустах или за деревьями, – велел изве- дывателям воевода. Он передал раненого пленника, который натужно кашлял, подошедшим Айеру и Мишате и обессилено откинулся на ствол дерева. Да, он действительно опоздал, но она, «беловолосая колдунья», как назвал Ефанду вражеский изведыватель, она опередила его и спасла Рарога в самый последний миг. «Эх, сестрица, ты опять меня проучила, вот тебе и младшенькая».

– Спасибо тебе, сестрёнка! – прошептал одними губами Ольг.

– Воевода, тут бабу молодую нашли, в кустах хоронилась, – сообщил посыльный воин.

– Пусть ко мне подойдёт, Ефанда, я здесь! – громко позвал воевода и тут же смолк от удивления: вместо сестры воин подвёл упиравшуюся Велину.

– Велина, тебя каким ветром сюда занесло?

– Я здесь, чтобы исполнить свой приговор, казнить самозванца, да вот твоя сестра- колдунья помешала, – со злобным вызовом проговорила Велина. Наступила минута тяжкого молчания. Ольг кивком отпустил воина. Оглядевшись по сторонам, где одни изведыватели старательно осматривали окрестные кусты и лощинки, а другие перевязывали раны, полу- ченные в схватке, Велина подошла ближе к Ольгу.

– Любый, я знаю, что сам ты не мог этого сделать, вот я и решила порадеть за нас обоих, – горячо зашептала пленница. Она ещё раз оглянулась вокруг и продолжила: – Да старалась-то я не для себя, ты мудрый и сильный, ты должен быть князем!

– Что ж ты, Велина, за меня всё решила, – горько прошептал воевода, – какой же я после того князь или воевода, коли за меня жена решает? – Он оглядел её всю, будто видел в первый и последний раз. – Никогда мы с тобою друг дружку не уразумеем. Тебе власть да богатства главное, а мне честь родовая. Тебе твой бог всё простит, коль покаешься, а мне предки ни малодушия, ни предательства вовек не забудут. И я не должен прощать тех, кто Ряд и Устой нарушил, даже если любил их всем сердцем и всей душой… – Он сказал это так, что Велина поняла: ничего более меж ними не будет, только боль саднящей занозой останется в каждом порознь, и как справиться с этим, каждый решит тоже сам.

– Ну что ж, воевода, – блеснув очами, глухо отозвалась вдова, – карай меня, можешь убить, только и я за мужа мстила по закону нашему, а ты… ты… Ненавижу! – в приступе нахлынувшей ярости она набросилась на Ольга и стала бить кулаками по закованной в броню груди. Стременной мигом оттащил ретивую вдову и для верности связал ей за спиной руки.

– Воевода, четверых мы порешили, двое были убиты до нас стрелами охотничьими, стрелок по всему из тех, что белку в глаз бьёт, одного ты пленил, ещё одного сыскали дальше по тропке, там, где обрывки верви протянутой были, чтоб, значит, коня на скаку с ног сбить. По следам видно, после падения свалка там была, одного князь лишил живота. Всего, выхо- дит, восемь, да она ещё, – кивнул Мишата на Велину. – Коня вот нашли, кажись, княжеский, погляди!

Ольг лишь мельком взглянул на коня.

– Да, это конь нашего князя. По-моему, их не восемь было, а девять, один ловкий такой, коренастый, что меня из седла выкинул, нет его среди убитых, – молвил воевода, обходя поляну и оглядывая тела врагов. – Ага, вот и меч княжеский. – Ольг поднял меч, лежащий вместе с поясом подле одного из поверженных врагов.

– Так теперь надо князя искать! – встревоженно молвил Мишата.

 

 

– Не надо, он под надёжной защитой. Коня его оставьте и меч тоже. Берите пленного и её, – Ольг кивнул в сторону Велины, – и отправляйтесь в Ладогу. Держите под охраной до нашего возвращения. А до того проверяйте усердно всех подозрительных, один ведь беглец ушёл! Скоморох, Айер! – окликнул он. – Разыщите телегу в ближайшем селении, отвезёте поверженных врагов в Ладогу, поспрошайте, может, признает кто, потом схороните. Пастора немецкого задержите, все немцы и саксы тут друг с другом связаны, да и вопросов к нему уже порядочно набралось.

Воевода взял за узды обоих коней и, не оглядываясь, пошёл в сторону семейной заимки.

 

Отто выбрался из зловонной зелени маленького болотца, куда он улетел от удара кон- ского крупа и где, полностью погрузившись в затхлую воду, сидел, не шелохнувшись, засу- нув голову под корягу и выставив только глаза и нос.

«Этот воевода – он сущий дьявол, ненамного лучше своей проклятой колдуньи-сест- рицы. Он точно заставит рассказать Велину и обо мне, и о пасторе, надо срочно предупре- дить святейшего», – думал про себя Отто, крадучись и постоянно оглядываясь, перебегая к звенящему в двадцати шагах ручью.

Холодная вода, которой он на ходу омыл глаза от попавшей туда болотной жижи, несколько вернула бодрость и ясность мысли. Промыть бы хоть немного одежду от липкой болотной грязи, но не до того. Нужно спешить, очень, очень спешить, награда тому, кто опе- редит в этой гонке – жизнь!

 

Глава VI Рарог и Ефанда

Ефанда спасает Рарога. «Как ты оказался здесь?» Колдовское озеро. Лунная богиня.

«Когда любишь, Явь становится послушной». «Дар остаётся, когда на двоих одна душа»

– Сюда, – шепнула ворожея, увлекая Рарога за собою в густой кустарник. Мгновение

– и зелёная стена скрыла обоих.

Ефанда увлекла Рарога в густые заросли орешника, потом резко потянула в сторону. Стрелы, пронзив кусты, пролетели мимо. Они выбежали к краю небольшой лощины, про- мчались вдоль неё на одном дыхании, и чародея, полоснув своим острым ножом по сыро- мятному ремню, что связывал руки князя, снова потянула его за собой, перед этим подобрав остатки ремня и швырнув их в сторону кустов, куда поворачивала тропка. Сама же, схватив Рарога за руку, повлекла за собой по крутому склону на дно лощины. Оказавшись в самом низу, Рарог на миг взглянул вверх, дивясь, как же они вот так легко, будто на крыльях, спусти- лись сюда, не сломав себе шеи. И хотя перед ними стояла дремучая стена зарослей, пышно разросшихся на влажном дне, девица снова потянула его за собой. Змеёй струилось её гибкое тело меж кустов и корней деревьев, чьи стволы уходили вверх, скрывая всё внизу зелёными шапками. У князя при всей его воинской ловкости не получалось столь легко проскользнуть через небольшие просветы в зарослях. Тогда спасительница, молча и терпеливо, высвобож- дала его из цепких объятий колючих ветвей. Вот они оказались в окружении мощных корней, подмытых вешними водами. Тяжело дыша, Рарог хотел сказать что-то, но девица, насторо- женно прислушиваясь к окружающим звукам, приложила палец к устам, заставляя молчать. Он тоже прислушался, но ничего не услышал. Хотел сказать, что всё спокойно, но её неболь- шая длань тут же предостерегающе прикрыла его рот. Прикосновение к разбитым в кровь устам её горячей ладошки взволновало Рарога, кажется, более чем недавняя угроза жестокой казни. Дыхание перехватило, сердце затрепетало, жар заполонил изнутри всё существо, на какое-то время он перестал слышать и даже видеть, перед очами заплясали цветные пятна, – нежданная волна блаженства породила миг краткого забытья. Затем, как сквозь некую пре- граду, он услышал чью-то глухую речь. Два мужских голоса спорили о том, можно ли спу- ститься вниз, не сломав себе чего-нибудь.

– Нет, Отто, чтобы спуститься здесь, надо быть полным идиотом, быстрее умереть разорванным берёзами, чем валяться с переломанным хребтом на дне оврага и ждать, когда тебя растерзают волки или мучительно долго будут жрать лесные муравьи. Пошли, а то мы тут на гребне слишком хорошие мишени для того проклятого лучника, лучше осмотрим кусты… Точно, вон и остатки ремня, которым я скрутил пленнику руки, значит, туда побе- жали, хотя вряд ли они где-то отсиживаются, скорее уже далеко, страх заставляет бежать быстрее ветра…

Только когда голоса и шаги наверху стихли, до Рарога дошло, что мужи говорили на франкском.

Зеленоглазая спасительница снова повела его по дну оврага, ступая так осторожно, что под её ногой ни разу не хрустнула сухая ветка. «Вот у кого моим изведывателям учиться по лесу ходить», – подумал князь, любуясь ладным телом и мягкими движениями Ефанды. Чем дальше они шли, тем сильнее становилась некая невидимая, но прочная связь то ли двух тел, то ли двух душ, а скорее того и другого вместе. Совсем неожиданно они вышли на небольшой зелёный островок, который изумрудно-солнечным лоскутком лежал среди густых зарослей и высоких деревьев. Стены оврага здесь были почти отвесными, а каменистый островок, занесённый илом, чуть возвышался над мрачным и сырым дном. Далее овраг снова сужался и становился ещё угрюмее, дыша вечной сыростью.

 

 

Рарог с Ефандой взошли на островок и упали без сил на тёплую нагретую солнцем траву. Ворожея, отдавшая все силы спасению любимого человека, оказавшись наконец в безопасности, почувствовала, что мир поплыл куда-то вниз и в сторону, и она проваливается в мягкую пустоту. Рарог тоже лежал недвижно, он смертельно устал. Глаза были закрыты, но связь, возникшая меж ними во время бегства, а может, и ранее, ещё тогда, при первой встрече, – эта связь стала настолько прочной и осязаемой, что даже с закрытыми очами он ясно ощущал её.

– Скажи, Ефанда, кто ты теперь мне? Когда воин спасает воина, они становятся побра- тимами, а мы? – Девушка молчала. Рарог медленно приподнялся на локтях и, придвинув- шись, бережно провёл крепкой дланью по белым волосам. Потом так же нежно прикоснулся своими распухшими устами к её устам. Ефанда чуть заметно вздрогнула и медленно открыла свои изумрудные очи.

– Ты жив, сокол мой! – молвила она и прижалась щекой к его сильной груди. Они надолго замерли так, не говоря друг другу ни слова, купаясь в благостном потоке счастливого единения.

– Чудно, право, колдунья моя, – тихо проговорил Рарог, теснее привлекая девушку, – у меня ещё никогда в жизни не было ничего подобного. Я ощущаю нас двоих, как одно целое. Может, я затем и попал в эту вражью ловушку, а ты вырвала меня из цепких объятий самой Мары, чтобы мы наконец оказались вместе? Быть с тобой рядом, просто касаться тебя… во мне живёт какая-то необычайная радость и счастье…

– Нам нужно идти, – со вздохом молвила спасительница, заставляя себя оторваться от Рарога и встать. – Только давай я тебе вначале раны травой умащу, вот порезник растёт, быстро всё заживляет, – ворожея камешками раздавила траву и заботливо и осторожно сма- зала её соком израненный лик спасённого.

– Одно плохо, – с тяжким вздохом молвил Рарог, – меч мой у них остался…

– Постой, – вдруг остановилась девица, – а как ты попал сюда, да ещё один, без охраны?

– Так ты же меня позвала, на бересте написала, что ждёшь на своей заимке, и ещё написала, чтобы я приехал один, потому что очень соскучилась. Да я наизусть запомнил, хоть береста вместе с поясом осталась: «Милый, приезжай один, жду тебя на заимке. Твоя Лада». Бересту эту мне малец какой-то сунул, когда я в Ладоге новые лодьи оглядывал.

– Да не писала я ничего! – воскликнула горячо девица. Потом тихо промолвила. – Это Велина. – Я как раз охотнику нашему Шмелю рану в последний раз перевязала, говорю: всё, теперь само заживёт. Едва он на тропе скрылся, как мне отчего-то тревога в душу закралась, и чем дальше, тем больше, жжёт просто. Я в воду заговорённую посмотрела, и вовсе едва чувств не лишилась. Увидела, как волокут тебя связанного и бьют, а рядом берёза согнута и к поваленному древу за вершину привязана. Место то я сразу признала. Рванулась, будто ветром понесло, мимо идущего по тропе Шмеля вихрем пролетела, он даже слова молвить не успел.

– Так это его стрелы двух изведывателей вражеских уложили? – спросил Рарог.

– Его, они с пометкой, как и у всякого охотника, чтоб не было сомнения, чья добыча, – молвила уже спокойно юная спасительница, вновь пробираясь впереди сквозь густую поросль.

– Куда мы идём, к тебе домой?

– А мы и так у меня дома, – устало улыбнулась девица, – я хочу показать тебе одно место…

Князь взял её за руку, и они вскарабкались по крутому склону, цепляясь за выступаю- щие камни и коренья, а после шли по лесу какими-то звериными тропами. Наконец, уже под вечер, голодные, уставшие, в пыли и лесной паутине, они вышли к девственному лесному озеру.

 

 

– Чудо-то какое! – невольно вырвалось у Рарога. Он стоял, ошеломлённый неждан- ной красой. Небольшая округлая чаша озера, чистые нехоженые берега с душистыми тра- вами и цветами, чуть поодаль густые ели, будто добрые крепкие воины, охраняющие покой. А, напротив, на другой стороне озерца, светлая рощица берёзок, словно стайка смешливых девиц с тонкими станами выбежала к берегу порезвиться. Солнце ещё некоторое время цеп- лялось за вершины строгих елей, тоже любуясь лесным чудом, но, не в силах больше удер- живаться, тихо сползало вниз. Провожая его взором, Рарог вдруг обнаружил совсем рядом, между берёзами и елями, крохотную избушку, так ловко упрятанную в зелени, что и не раз- глядишь.

– Ты здесь живёшь? – восхищённо спросил князь.

– Это моя девичья светёлка, – улыбнулась ворожея.

– Тогда приглашай, хозяйка, – склонил голову в учтивом поклоне воин.

– Как же, приглашай, – рассмеялась Ефанда, – погляди-ка на нас, в болотной грязи да паутине, пыли и трухе лесной, куда ж такими-то в светёлку?

– Ой, прости, ты права хозяюшка, вначале Купалу уважить надобно, – смутился Рарог.

– То-то, – с нарочитой строгостью погрозила пальчиком девица, – сюда!

Они подошли к берегу в том месте, где к воде обозначилась едва заметная тропка. Князь на миг задумался: может, для начала проплыть туда-сюда в одежде, пускай прополощется, а уж затем раздеться…

– Э, нет, – будто услышав его мысли, покачала головой девица, – это озеро не простое, в нём в одежде нельзя, тем паче грязной, водяника обидишь!

С этими словами Ефанда стала разоблачаться. Вначале расстегнула и положила на корягу свой узкий пояс с ножом. Рарог следом одним привычным движением стянул с себя рубаху. Горячая волна, снова как тогда в овраге, ударила изнутри, во рту мигом пересохло, сердце заколотилось.

Ефанда присела на корягу и стала такими же плавными движениями расстёгивать ремешки своих расшитых козьих черевичек, изогнув стан так изящно, что князь не мог ото- рвать от него восхищённых очей.

Рарог стянул свои сапоги, не чувствуя и не ощущая собственного тела. Сердце буй- ствовало в висках, в голове шумело, всё вокруг померкло и исчезло – кроме Неё.

Она встала с коряги, легко развязала шнурок на груди своего одеяния из тонкой, но прочной кожи, пригодной для хождения по густой лесной чащобе.

Он, путаясь, развязал узел на портах, сердце заколотилось так, что казалось, его биение слышит весь лес, теперь уж точно он ничего не видел, кроме Неё. Вот, ухватив нижние края одежды, она потянула её вверх, медленно обнажая стройные девичьи ноги. Он, наверное, почти лишился чувств, потому что стал недвижим, как каменное изваяние.

Она оглянулась и, смущённо улыбнувшись, изящной ящеркой скользнула за куст, кото- рый теперь разделял их, и уже там сняла нижнюю рубаху.

Он каким-то чудом, даже не глядя в сторону разделяющего их куста, продолжал видеть её движения, колени, бёдра, девичье лоно, тонкий стан и небольшую девичью грудь. Вот она вся перед ним, будто освещённая собственным телом в наступающих сумерках, кажется, что- то говорит и смеётся, но он не слышит. Мягко и плавно, будто течёт мимо, ступает босыми ступнями по траве. Он зрит её теперь сзади, даже слышит её слова, обращенные к воде, но ничего не понимает, находясь на меже бессознательного.

Она, чувствуя его горячий взгляд, медленно входит в воду, которая холодными ладо- нями ласкает её ноги. Вот вода уже выше колен, гладит привычные к долгой ходьбе бёдра, вот холодные струи коснулись лона, и она замирает на мгновение, чтобы привыкнуть, потом идёт дальше, купаясь не столько в воде, сколько в нежнейшем взгляде любимого.

 

 

Он оживает наконец и, сбросив порты, идёт следом, не чуя под собой ни земли, ни холодной воды. Вот белое, как бы светящееся тело Ефанды погрузилось в воду, и он тут же окунается в тихую упругую плоть лесного озера и плывёт за ней. Но догнать её не так-то просто. Он старается, напрягает силы, а она будто и не замечает этого. Кажется, что девица вовсе не плывёт, а забавляется, играет с водными потоками, которые послушно несут див- ное тело туда, куда ей нужно. Меж тем из-за тучки появляется полная луна, посеребрив всё вокруг таинственным волшебным светом. Ефанда, как русалка, тихо смеётся серебряным призывным смехом, резвясь в чёрно-золотой воде. Она уже совсем рядом, нужно только про- тянуть руку… И тут она исчезает, мелькнув напоследок гибким телом, как большая белая рыбина под луной: исчезла голова со светлыми волосами, плечи, выгнутая дугой спина, мок- рые упругие ягодицы и, наконец, озорно сверкнувшие в лунном свете пятки. Он закружился на месте, ища очами, где же она вынырнет, но её всё не было. Он взволновался не на шутку и собрался уже нырнуть следом, когда услышал сзади шумный всплеск и выдох.

Она радостно рассмеялась тому, что заставила его поволноваться, и быстро поплыла прямо по лунной дорожке к берегу.

Он снова испугался, что вот так, по лунной дорожке, она уплывёт и снова исчезнет, как серебристое призрачное видение. Он заработал руками и ногами со всей силой, на какую только был способен, мощно разгоняя воду, и догнал лунную богиню, когда она уже выхо- дила на мелководье. Не помня себя, подхватил лёгкое светящееся тело и, замирая от счастья, понес к берегу.

Она прильнула к нему и, казалось, не дышала, слушая только гулкий стук его сердца. Не останавливаясь около лежащей на берегу одежды, он понёс её к избушке.

– Пригнись, не то голову расшибёшь, – шёпотом предостерегла она.

Он послушно склонился, но всё равно ударился о притолоку, но ничего даже не почув- ствовал, потому что ощущал только бесконечную нежность, струящуюся от одного к дру- гому.

Дверь следом медленно затворилась, и в избушке воцарилась темень. Он осторожно выпрямился, но не спешил отпускать с рук любимую.

– У меня здесь есть огниво, сухой мох и берёзовая кора, если ты меня отпустишь, я разожгу огонь, – тихо прошептала она ему на ухо.

Он не хотел её отпускать, он и так был счастлив сверх всякой меры, но потом захотел увидеть её и бережно, как нечто невероятно хрупкое, опустил на дощатый пол.

Она задвигалась в полной темноте, что-то беря, передвигая, стуча кресалом и, наконец, подув на едва заметный огонёк, разожгла огонь в очаге, а потом зажгла от него толстую восковую свечу. В избушке пахло травами, будто на душистом сеновале.

Он снова, как завороженный, глядел на её стан, освещаемый красным пламенем быстро разгоравшегося очага, потом, подойдя, обнял её сзади, целуя волосы и шею.

Она замерла, потом повернулась, и он увидел в её очах пляшущие зелёные звёзды. Рарог опустился на колени перед зеленоглазой богиней, привлёк к себе и покрыл поцелу- ями вначале стройные ноги, от тонких лодыжек до бёдер и нервно подрагивающего живота, потом обратно, снова и снова. Она стояла, вначале тихо повторяя, что ей нельзя, что она потеряет дар… Но возражения её потихоньку таяли от его горячих уст, а потом, благостно застонав, она стала в ответ обжигать своими устами сильное тело мужа и воина. Они спле- лись в объятиях и со сладостными стонами опрокинулись на деревянный настил, устланный шкурами и выбеленным льняным полотном.

Они потеряли счёт времени, не заботясь даже, в яви они пребывают или уже в нави, поскольку почти не ощущали тел, а наслаждались волшебной неистовой силой чувств, вели- чайшей из сил всемогущего Рода. Когда они вернулись в действительность, он взволнованно снова повторил ей:

 

 

– Веришь, милая, со мной случилось чудо, оно живёт во мне, и я могу сотворить всё, я это разумею и чувствую!

– Это чудо живёт в нас, милый, – шепотом поправила девица, поднимая сияющие мяг- ким зелёным огнём очи. – Когда люди любят друг друга, тогда явь становится послушной, и они могут менять её. Если бы не любовь, то я не смогла бы спасти тебя, не узрела вовремя опасность, не появился бы охотник Шмель, и много чего другого не случилось бы.

– Откуда тебе всё это ведомо, ты же так молода ещё? – удивился Рарог.

– Я с пяти лет слушаю и учусь, учусь и слушаю. Бабушка была сильной ведуньей, травознавству, заговорам, костоправству и много-много чему меня учила: слушать и пони- мать лес, птиц, зверей, небо и землю, а понимать их можно только тогда, когда любишь. – В это время за крохотными оконцами избушки запели птахи, возвещая о скором появлении Ярилы-Солнца.

– Ты можешь рассказать, о чём они говорят? – спросил Рарог, нежно гладя волосы и руки любимой.

– Могу, вот сейчас звери и птицы, ветер и ещё многие голоса говорят, что нас никто не ищет. А ещё… – Ефанда на миг замерла, – я чувствую защиту брата, он где-то недалеко, и он знает, что ты со мной и что мы в безопасности, – всё так же шепотом ответила девушка. Она взглянула на любимого так, что Рарог ощутил: он снова тонет в лазоревой глубине, как в водовороте, всё глубже и глубже. Руки его сами собой обвили гибкий девичий стан, уста вновь коснулись любимого чела, ланит, шеи и приникли к устам любимой, как к светлому роднику в жаркий день… Её тело вздрогнуло, изогнулось и устремилось к нему, очи закры- лись, и она снова потонула в его поцелуях и ласках…

Она возвращалась к яви медленно, тело ещё было недвижно. Появилось только ощу- щение света, тепла и ещё чего-то невыразимо нежного, что разливалось по всему её суще- ству. Она почувствовала, как осторожно прикоснулись к её устам его нежные уста. В малень- кие оконца уже пробивался дневной свет.

– Мне пора, – не то спрашивая, не то убеждая себя оторваться от любимой, молвил князь.

– Да, любый, уже пора… Постой! – вдруг воскликнула она и села на настиле. – Я по-прежнему слышу и понимаю голоса леса, сейчас даже яснее, чем раньше! Выходит, что став женщиной, я не потеряла свой дар! – засмеялась она радостно. – И сейчас вспомнила, бабушка мне говорила однажды, что дар остаётся, только когда на двоих одна душа, но это бывает очень редко.

– Что же это значит? – спросил он.

– А то, что мы теперь должны быть вместе, я стану твоей Берегиней, – тихо прошептала она, снова прильнув к его груди.

– Почему станешь, ты и так моя Берегиня, с той самой первой встречи у вас дома, когда Ольг привёз тебе в подарок этот торквис, – Рарог тронул оберег на шее Ефанды. – А я как увидел тебя, так и утонул сразу в твоих кельтских колдовских очах… Постой, я принесу одежду…

Князь отворил дверь, чтобы идти к озеру, и вдруг увидел одежду аккуратно сложенной у порога. Сверху вместе с поясом лежал его Болотный меч.

Рарог с Ефандой живо облачились и, держась за руки, пошли по тропке. На берегу, на той самой коряге, где вчера разоблачалась Ефанда, сидел Ольг, наблюдая за проливающи- мися в озёрную гладь червонно-золотыми багрянцами нового утра.

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: