Глава XI Навстречу смерти

Упредить врага. Предстоящая битва будет не только с хазарами. Земля вятичей. Сила и Серпике идут по следу. Дивногорье. Встреча с изведывателями. Казнь хазарского начальника тайной стражи. Византийский стратигос

По слову князя, ещё с весны в град Ростов, что на берегу озера Неро, со всех сторон Новгородчины начали стягиваться полки и целые тьмы, возы и лодьи, оружие и припасы. Как всегда, первыми со своими военачальниками прибыли воины из самых дальних земель – кривичи и чудь. За ними новгородцы с ладожанами, вепсы, меря и, наконец, местная мурома. Сам князь с воеводой обосновались тут же в наскоро срубленном доме с большой гридницей, чтоб собирать всех на совет воинский.

– Что-то есть от изведывателей? – спросил Рарог, заметив, как пружинисто и с затаён- ной радостью вошёл в гридницу воевода.

– От тебя разве что укроется, – хмыкнул Ольг, – насквозь зришь!

– Мы столько лет бок обок, друг друга уже без речей разумеем. Так что там, в Хазарии?

– Айер вернулся с вестью важной, знаем теперь доподлинно, когда и каким путём пой- дёт хазарское войско на Новгородчину, – сообщил Ольг.

– Один пришёл, а остальные изведыватели? – с надеждой в голосе спросил Рарог.

– С мальцом пришёл, которого Скоморох с Молчуном к нему отправили, а что с ними, пока не ведаем. Ерошка рёк, так мальца кличут, что их в полон печенеги взяли.

– А Сила?

– Коли б не он, не ушли бы от хазарской тайной стражи Айер с мальцом, силой своей и геройством он задержал стражников.

– Великое дело свершили наши изведыватели, может, ценою жизни своей! – печально молвил князь. – Зато теперь мы встретим ворога там, где нам сподручнее будет, и не мы к нему, а он к нам будет подлаживаться. Кликни Свена, Дана и прочих темников на воинскую раду!

– Глядите, воеводы и темники, чего хазары задумали, – молвил князь, когда собрались все, – порешили они собрать войско великое в верховьях Дона, у границ наших. К Перунову дню у Саркела встретятся конницы итильская, булгарская и печенежская, потом пройдут к верховьям Дона, куда местные тудуны с земель вятичей, северян да радимичей во главе своих конных тем подоспеют, да ещё из подвластных им южных славян, аланов да касогов ополченцев сюда же пригонят, и вступят на землю нашу Новгородскую, всё сжигая и грабя на пути своём.

Как мыслите ворога встретить?

– Мы уже на границе неплохо укрепились, по Оке засеки крепкие срубили, где надо рвы выкопали, пока хазары до нас дойдут, надо засады сотворить и пути незаметного отхода подготовить, – молвил рассудительный воевода кривичей.

– На перепрафе через Оку их брать надо, не дать ступить семля наша… и фсех сбросить ф реку! – решительно предложил Свен.

– А я мыслю так, – задумчиво молвил Ольг, – не тратить больше время на обустрой- ство обороны, а самим упредить ворога. Перунов день уже послезавтра. Значит, через две седмицы хазарская конница будет в верховьях Дона. Нам следует перейти скорее через Оку с муромской земли, пойти по Дону вниз и сразиться с конницей итильской на их земле!

– А как ударят нам в спину, пока мы с конницей схватимся? – засомневался воевода кривичей. – Ведь по ту сторону Оки и в верховьях Дона сидят вятичи, а они хазарские дан- ники, и потому на стороне Каганата сражаться станут.

 

 

– Коли мы раньше того времени, когда они сроиться должны, с ними схватимся, то не успеют местные тудуны не только в спину ударить, но даже вместе сойтись, а порознь они нам не противники.

– Как ни крути, а воевода прав, вся сила хазар в итильской коннице, – поддержал князь. – Коль упредим и одолеем её, то уже ни один из их ставленников-тудунов не осме- лится супротив нас пойти. Сокол не сидит в засаде, он бьёт врага на лету!

– Сокол на крыльях, а как пешим ратям поспеть за конницей? – возразил кто-то из воевод.

– А пеших воинов у нас на пути к месту сражения не будет. Конница пойдёт берегом налегке, а пешие рати на лодьях, их сам Дон-батюшка доставит к месту сечи, может статься, быстрее конницы. Всё, готовьтесь, сразу после Перунова дня выступаем, и пусть наш воин- ский бог дарует нам скорую победу!

 

– Вот, Силмук, мы подходить к переволок, – молвила, указывая на берег, Серпике. Она была печальна: ещё бы, они с милым почти чудом ускользнули от самой смерти, мучитель- ной и страшной, смерти в неволе. Сейчас бы уходить от неё подальше, но… – Почему ты не можешь остаться, ты же любишь Серпике? – Батыр утвердительно кивнул. – И Серпике любит Силмук, значит, надо быть вместе, даже смерть не тронула нас, почему ты опять хочешь гнаться за ней? Ты же говорил, война это плохо, зачем сам к ней идёшь? – в отчаянии воскликнула девица, схватив Силу за могучие плечи и просительно глядя в его голубые очи.

– Да, Суварушка моя, я рёк, что не люблю войну и людям, силу тела человеческого показывая, всегда твердил о любви к матери-земле, к иным людям, просил их не затевать свар меж собою, а силу свою на добрые дела тратить, на благо Рода. Только, когда придёт мой час уходить в Навь, спросят меня на Калиновом мосту мои Пращуры: «Где ты был, когда роду русскому опасность смертная грозила?» И что я отвечу, что с девицей тешился? Нет, любимая, не могу я так поступить, не по Русской Правде это!

– Серпике и Силмук всегда вместе, вместе жить и вместе умереть, – тихо прошептала девица, прижавшись к могучей груди богатыря.

– Ладно, давай пока причалим к десному берегу, а там решим, – примирительно молвил батыр.

Едва причалив, они увидели, что весь берег истоптан тысячами конских копыт.

– Не иначе, большое войско прошло здесь совсем недавно, – загорелся Сила.

– Да, не менее трёх-четырёх тем прошло, – подтвердил догадку богатыря загорелый до черноты лодочник. – Часть во главе с самим беком пришла из Итиля, – махнул он жилистой рукой вниз по течению реки, – а другая – из Булгар – указал он вверх. – И потом вместе по переволоцкому пути на Дон двинулись.

– А как мыслишь, по какому берегу пойдут хазаре на полуночь?

– Так тут, брат, гадать нечего, они завсегда к северянам за данью десным берегом Дон- реки ходят, а переправляются ниже, у Саркела, там самое место удобное.

Сила вспомнил путь, который пересказал Ерошка, всё сходилось. Стало быть, нужно идти за хазарами до самой их встречи с новгородской ратью, только вот в каком месте этого пути – через два дня или через десять та встреча будет, ему, Силе, не ведомо. Значит, готовым нужно быть всегда.

– А скажи, брат, как тут через переволок лодьи тянут, на бревенчатых катках?

– Смотря какие, коли велики, так на катках, а коли такую малую, как твоя, скажем, так укладывают на деревянную раму о четырёх тележных колёсах и толкают руками либо нанимают коней. Только не вовремя вы поспели, после прохода хазарской конницы тут ни коней, ни тех, кто перетаскивал, нет, – кого убили, кто сбежал. Только лодочники, вроде меня, остались, потому что в реке нас не достать.

 

 

– Благодарю, брат, раму, про которую ты рёк, я уже разглядел вон в той ложбинке, а кони или работники мне без надобности.

Вскоре удивлённый лодочник узрел, как его собеседник в одиночку взгромоздил на деревянную раму с тележными колёсами свою лодку, бережно усадил девицу и быстрым шагом двинулся по выбитому бесчисленными ногами и копытами переволоку, легко толкая перед собой поклажу.

Они заночевали на берегу синего Дона, а поутру переправились на десной берег, где продали лодку и, добавив к полученному перстень Серпике, купили простого крестьянского конька, не борзого в ходу и не красного собой, но надёжного, с крепкими ногами и широкой грудью, так чтобы мог нести на себе двоих, и поскакали по следу вражьего воинства.

Они шли вслед хазарской коннице весь день, а вечером стали на ночлег, разведя неболь- шой костерок. Вяленая рыба да лепёшка с донской водой и диким луком быстро утолили голод. Неожиданно из темноты послышались голоса, стук копыт и конское ржание, их лошадь тут же откликнулась, а ещё через некоторое время показались тёмные очертания конников. Подъехавшие говорили на хазарском, но появились с низовья реки.

– Кто вы такие и что здесь делаете? – строго спросил средних лет тучноватый хазарин в полном вооружении. – Вы что, шпионите за нашим войском? – проговорил он с угрозой, а четверо его спутников, не слезая с коней, окружили сидящих у костерка.

– А ты кто такой, чтобы спрашивать, и если ты сам не шпион, то почему едешь с дру- гой стороны? – напустилась на него острословая суварка на тюркском, только с булгарским выговором.

– Вы из Булгара что ли? – несколько смягчил суровость хазарин.

– Нет, мы с луны упали, видишь она сегодня не полная, вот мы с куском её и упали, только куда тот кусок закатился, найти не можем, – ещё более распалилась Серпике. Спут- ники «тучного» рассмеялись.

– Хорошо, а всё-таки, почему вы здесь?

– Мой муж – купец Силмук из Булгара – хочет купить дешёвый товар после того, как великий бек одержит победу. Ведь многие воины захотят быстрее спустить хотя бы часть своей добычи.

– А почему ты всё время трещишь, как сорока, а твой муж молчит?

– Он немой, потерял речь после того, как разбойники ограбили его караван, а самого бросили в степи, думая, что он мёртв. Мы сегодня надеялись догнать войско, но не успели, пришлось заночевать, иначе дозорные могут в темноте принять за чужаков и убить.

– Хм, всё ты складно говоришь, булгарка, только что-то твой муж на булгарина не похож, – проговорил «тучный» с подозрением. – Пожалуй, поедете сейчас с нами, тайная стража во всём разберётся. А пока вы двое и ты, – ткнул он плетью в своих воинов, – обы- щите их на всякий случай, заодно увидим, достаточно ли денег у купца для покупки товара, – недобро расхохотался «тучный».

Опасность снова коснулась влюблённых холодным дыханием. Сила незаметно дал девице пальцами знак отойти. Когда к Серпике приблизился молодой невысокий воин, она испуганной серной отпрыгнула в сторону, с криком: «Не подходи ко мне, не касайся меня!» Невысокий, с блеснувшими охотничьим азартом в свете костерка очами, бросился следом, и они исчезли в темноте. Два других воина, тоже спешившись, подошли к немому купцу, который медленно встал и оказался выше и втрое крепче степняков. Один хазарин, приказав немому поднять вверх руки, с опаской стал ощупывать одежду богатыря, а второй стоял с обнажённым палашом наготове.

– Ничего нет, – повернулся к «тучному» воин, – кроме этого старого кинжала, – протя- нул он находку начальнику, – никаких де… – он не успел договорить: кулаки богатыря одно- временно опустились на кожаные шлемы обоих воинов. Но упасть на землю успел только

 

 

воин с обнажённым палашом, а второй, подхваченный за стёганый толстый халат с вшитыми пластинами, взлетел, словно джинн, и вышиб из седла «тучного». Четвёртый воин, испу- ганный невероятным зрелищем, рванул удила и огрел плетью своего горячего койсожского коня, подняв его на дыбы, но могучий «купец» вместо того, чтобы отпрянуть в сторону, под- нырнул под брюхо и свалил животное вместе с седоком на землю.

– Серпике! – крикнул «немой», хватая за поводья коня и вглядываясь в темноту.

– Я здесь, Силмук! – ответила, выбегая, девица. – Смотри, толстый собирается удрать! – Она подхватила за уздечку коня «тучного» и повлекла его к себе. Хазарин, не успев- ший вскочить в седло, снова упал, потому что одна нога его была уже в стремени. Он рухнул в траву и закрыл голову руками.

– Серпике, где тот, что побежал за тобой?

– Его уже нет, у нас, суварок, остры не только языки, – мрачно ответила девица, выти- рая о дорогой халат толстого свой небольшой чуть изогнутый кинжал.

– Не убивайте, – взвизгнул хазарин, почувствовав прикосновение лезвия к спине, – я отвечаю за доставку еды для приближённых самого бека и корма для их коней, у меня много серебряных дирхемов и золотых дукатов, я могу всё…

– Сколько тем в хазарской коннице? – на ломаном тюркском спросил Сила.

– Три тьмы, и одна булгар с буртасами, а ещё наши тудуны в верховьях Дона должны собрать славянскую тьму. Не убивайте меня, я не воин, я ездил со своими помощниками в поисках корма для коней, здесь было очень жаркое лето, вся трава выгорела… Не убивайте, возьмите деньги, а если отпустите, то я привезу ещё много денег! Вон там, в балке, обоз из пяти возов, возьмите их, только отпустите!

– Теперь у нас есть настоящие боевые кони и оружие, Серпик, – довольно молвил бога- тырь, собирая воинскую добычу. – Сколько воинов в обозе? – спросил он у «тучного».

– Там нет воинов, только местные земледельцы со своими возами, там сено и хорошая еда! Вы будете довольны! – частил «тучный».

Стремительное движение новгородской конницы было столь неожиданным для вяти- чей и их хазарского тудуна, что они пребывали в растерянности. С одной стороны, подчи- няясь приказу из Итиля, они уже начали сбирать тьмы для предстоящей битвы, но других указаний от великого бека или хазарского воеводы тархана Исмаила пока не поступало. А новгородское войско, с которым предстояло сразиться, перейдя Оку, вдруг оказалось здесь, причём Рарог так стремительно двигался вглубь, как будто сам собрался захватить Итиль. Что было делать? Нападать на сильного решительного противника, не собрав ещё полностью тьмы, было безумием, да и не хотелось вятскому князю Яролюбу нападать на своих же сла- вян. Им, вятичам, пуще всего милей свобода, жизнь богатая и привольная. И хоть они пла- тят дань хазарам, да в остальном вольны на своей земле. Разъезды, а иногда и целые полки вятских воинов то и дело появлялись вблизи русской конницы, сопровождали её некоторое время и снова исчезали. Князю и воеводе о каждом их появлении тут же сообщали дозорные, но дружина неудержимо текла на полудень.

Поразмыслил вятский князь, с боярами да старейшинами побеседовал, и порешили они, что коли князь Рарог их не трогает, а мирно движется своей дорогой, то и им его трогать нет резону.

– А доносить про то, что движется чужая конница, это дело хазарского тудуна, он для того беком и поставлен, – заключил князь Яролюб.

 

Конная дружина блестящей стальной змеёй струилась по дорогам на полдень вдоль Дона-батюшки, сверкающего на солнце с левой руки. Все мысли князя Рарога были о пред- стоящей схватке с хазарами. Где остановиться для решающего боя, или идти, пока дозорные не обнаружат вражьи разъезды?

 

 

Спешил князь, ибо ведал – чем дальше пройдут они в земли хазарские, тем меньше у противника будет времени на изготовку, тем вернее победа. Уже завечерело, когда первые сотни конников достигли донского притока Тихая Сосна.

– Привал, – распорядился Рарог, – надо подождать наши лодьи!

Выставив охрану, войско расположилось в придонской степи. На берегу развели три костра – условный знак ратникам на лодьях, чтоб, проплывая ночью, не проскочили мимо. Ближе к полуночи задремавшего Рарога тронули за плечо.

– Княже, ратники пришли, лодьи вытянули, отдыхают, как ты велел, только от них какой-то старик к тебе, речёт, с важными новостями! – окликнул молодой охоронец.

– Пропусти! – велел Рарог.

Пред очами князя и воеводы, который спал тут же, на своей попоне, неожиданно пред- стал Айер.

– Едва на лодьи ваши поспел. От Вольфганга доверенный человек прибыл, – негромко молвил вепс. – Он сообщает, что франкам и нурманам ведомо про хазарский поход. И потому они готовятся, в случае, ежели хазары нас разобьют, идти на Новгород и хотя бы часть сло- венских земель себе прихватить. Многие снаряжают купеческие корабли и уже плывут в Нево, чтоб в нужный час оказаться под боком…

– Узнаю расчётливых европейских лис, не преминут на чужом горе побыстрей нажиться, – горько усмехнулся князь. – А мыслят они верно, Хазария далече, а они рядом, отчего ж с хозяйского стола жирный кусок не стащить. Только мы пока не поджаренная дичь на их столешнице. Да и грады наши: Ладога, Нов-град, Руса, Изборск, Плесков, Белоозеро и прочие надёжно укреплены и городскими дружинами охраняемы. А лодьи морскую границу стерегут. – Князь умолк, погрузившись в тяжкие думы.

– Выходит, не только с Хазарией будет предстоящая битва, – также задумчиво молвил воевода.

– Так, брат Ольг, а потому проиграть её мы не имеем права, – наполняясь внутренней силой, блеснул очами князь. – Иначе одни головешки останутся от Руси.

И опять конная дружина Рарога борзо шла древним шляхом по высокому десному берегу Дона. Сосновые, дубовые и смешанные рощицы всё чаще стали сменяться низкими кустами и травами. Русская дружина вышла к придонской степи. Копыта коней подни- мали теперь облачка белесой меловой пыли, под ногами стлались зелёные пыреи, душистые чебрецы, шелковистые полыни, низкая осока, в которых громко трещали сверчки, кузнечики и цикады. Ветер уже гнал высохшие шары перекати-поля, а в небе над степью парили хищ- ные канюки, чёрные коршуны да степные луни.

Причудливые белые скалы выходили к чистой донской воде и, как дозорные, глядели на восход поверх низкого, болотистого и лесистого шуйского берега.

– Гляди, братья, вон те белые скалы, будто люди окаменевшие стоят! – воскликнул кто- то из воинов.

– А вон та, ну точно воин в шеломе! – отвечал другой дружинник.

– А там – звери неведомые…

– Это Дивногорье, – пояснил седоусый кривич, которому доводилось бывать в этих местах. – Слыхивал я сказание древнее от старого донского лодочника про то, что жили некогда на земле сей великаны. Да только случилась меж ними ссора, и перебили они один другого. И боги в наказание не взяли их в Ирий, а превратили в каменных Дивов, что теперь стоят вечными стражниками сей земли…

Только дозорным было не до дивных красот: то, опускаясь в балки да овраги, то снова поднимаясь на скалистые гряды, зорко следили воины, сменяя друг друга, не затаилась ли в очередной впадине вражеская засада, не полетят ли из ольховой или дубовой рощицы на холме хазарские стрелы.

 

 

– Эх, гляди, Ольг, краса-то какая, – белые скалы, поля, перелески, балки, поросшие вязами, липами и дубами, полные живности всякой, синь Дона да степи привольные, ладно устроили боги мир сей!

– Только мы, люди, никак в том ладном мире меж собою ладу устроить не можем, – в тон князю задумчиво молвил воевода. – А так подумать, брат Рарог, сколько человеку надобно? Дом тёплый, жену любимую, да деток малых, а уж еды в таком-то богатом мире завсегда крепкий муж добудет. Вон сколько всего вокруг – и лесов, и рек, зверья да птицы. Только не дают враги мирному огнищанину, рыбаку или охотнику спокойно жить и тру- диться на своей земле.

– На то мы и воины, брат Ольг, чтоб покой нашей земли стеречь. Хоть от нурманских воронов, хоть от хазарских волков.

– Княже, надобно уже место для битвы присматривать, – озабоченно молвил воевода, – чутьё мне подсказывает, близко ворог.

– Верно, брат, – оглядываясь, молвил князь.

– Звал, княже? – послышался сзади голос седоусого кривича.

– Подскажи, Зоремир, где, по-твоему, лепше всего хазарскую конницу встретить, да так, чтобы и поле для битвы достаточное было, и в тылы наши им не просто зайти, тебе эти места добре ведомы.

Сотник задумался.

– Лепше всего у реки Чёрная Калитва, – молвил кривич. – Там с захода выходят леса с болотами, а со стороны Дона обрывы и балки, коннице трудно пройти. Мыслю так, что остановиться мы должны до того, как Дон круто на восход повернёт, иначе разминуться с хазарами можно, а тут одна дорога, путь хоженый, древний.

Кривич сказал верно, дойдя до искомого места, Рарог с воеводой объехали поле пред- стоящей битвы.

– Гляди, княже, а место и впрямь что надо: котловина большая, есть где развернуться. Пожалуй, вот тут станем, чтоб одесную камыши да болота, где коннице не обойти, а ошую сам Дон-батюшка с крутыми обрывистыми берегами, тут тоже конному не пройти, зато нашим лучникам со скалистых вершин стрелы удобно метать, котловина-то будто на длани лежит, – молвил Ольг, когда они с Рарогом заехали на вершину одной из прибрежных скал.

– А ещё с хазарской стороны проход в сию котловину узкий, – добавил князь, указы- вая плетью на противоположную сторону предстоящего поля битвы. – Я вот о чём мыслю, воевода, – Рарог слез с коня, подобрал сухую ветку, разломил на части и разложил обломки на травянистом ковре. – Вот тут станет наша пешая рать и будет ждать подхода хазар, я с полутьмой конницы тут, а вот тут, подальше, в ольховом бору, чтоб вражьи изведыватели не обнаружили, твоя засадная конница схоронится.

– А как только ударят по нашим тьмам хазары, – продолжил мысль князя воевода, – мы конницей на тылы их и налетим!

– Нет, Ольг, только тогда, когда уже хазары крепко в сече увязнут, когда все свои запас- ные силы в бой кинут и будет им казаться, что ещё немного – и победа за ними. Только тогда твоя конница обрушится на них, как Перунов гром средь ясного неба. Ударишь по их тылам и не будешь ждать удара в спину или сбоку, потому что все силы они введут в сечу.

– Погоди, Рарог, тут опасность слишком велика, а как я опоздаю, находясь вдали от поля битвы? Нет, не годится так, слишком велик риск для тебя, да и для всего войска.

– Надо, брат Ольг, на тебя вся надежда, на чутьё твоё необычайное, другой никто не сможет этого сделать, вспомни, как выручал тебя не раз «кельтский крест».

– Да ведь тогда само получилось, а нарочно вдруг не выйдет? Не могу я на душу сию тяжкую ношу принять, не смею, княже! – воскликнул воевода. – Давай я стану рядом с тобой и будем биться до последнего, или победим или погибнем с честью, как отцы наши учили.

 

 

– Ага, погибнем, а то, что землю Руси славянской поделят меж собой хазары, печенеги да нурманы, то выходит, и не наше дело вовсе! – тоже невольно возгораясь, с жаром ответил Рарог.

Они ещё долго спорили, а охоронцы с посыльными да темниками стояли поодаль, не решаясь приближаться к спорщикам. Наконец хмурый воевода, махнув крепкой дланью, согласился с князем, а Рарог хлопнул его по плечу и, обняв, тихо молвил:

– Не переживай, брат, нас с тобой Ефандушка бережёт… – И они съехали с кургана.

– Воевода, воевода! – раздался сзади истошный крик отрока. Ольг обернулся: к нему бежал через избитое только что прошедшими конными воинами поле юный изведыватель Ерошка.

– Ты чего тут делаешь, я же велел тебе с Айером в Ростове Великом оставаться? – нахмурился начальник изведывателей, а князь остановил коня.

– Воевода, наши, вон они, идут! – с радостным волнением указал перстом малец, даже не обратив внимания на суровую речь старшего начальника. Три всадника в хазарском оде- янии приближались через поле к воеводе и князю. Охоронцы тут же оказались меж ними и приближающимися хазарами, перекинув из-за спин щиты в боевое положение.

– Да реку же вам, наши это! – снова закричал взбудораженный Ерошка. – Наши, разу- меете? – лик его сиял радостью, как новый золотой дирхем. Воевода вгляделся в трёх при- ближающихся всадников.

– Неужто, княже… так это же… Скоморох! – радостная улыбка вмиг согнала суровое выражение с лица воеводы. – Скоморох, Молчун, вырвались-таки из полона! – громыхнул зычным гласом Ольг, бросаясь, не хуже Ерошки, вперёд и заключая в мощные объятия Ско- мороха, который успел на ходу соскочить с седла. Воевода обернулся к Молчуну и на блед- ном его лике узрел усталую улыбку. В следующий миг очи его закатились, и изведыватель стал сползать с седла. Три пары рук: воеводы, Скомороха и неизвестного крепкого воина, что тоже ловко соскочил с коня, подхватили падающее тело Молчуна.

– В ногу его ранили хазары, когда мы от них уходили, крови изрядно потерял, – про- молвил шустрый изведыватель, подкладывая под голову собрату сброшенный с плеч пёст- рый халат.

– Знахаря покличь, скажи, раненому помощь его требуется, – молвил воевода, оборо- тясь к стременному. Тот вскочил в седло и ускакал. К лежащему Молчуну поторопился Айер.

– Дядька Молчун, дядька Молчун, открой очи, это я, Ерошка, – гладя бледное чело лежащего собрата, тихо просил малолетний изведыватель.

– Как же вы из полона печенежского вырвались и как сюда попали? – спросил Рарог у Скомороха, когда Ольг подвёл его к князю.

– Печенеги держали нас связанными, чтоб хорошо продать. Прознали мы, что хазары печенегов, или беченегов, как они их называют, сговаривают пойти на Новгородчину вме- сте, хорошую долю в добыче им обещают. А чтоб печенеги покладистей были, они сына того хана, у которого мы в полоне пребывали, выкрали и держали в заложниках. И пришла мысль нам отчаянная. Ночью ускользнули мы от тех, кто нас караулил, кого повязали, кого пришлось в Навь отправить.

– В общем, сбежали и оставили печенегов с носом?

– Нет, не побежали мы, а отправились прямо к хану, для того и его личную охрану пришлось местами «тронуть». Предложили ему, что вызволим его сына от хазар, коли он нам добрых воинов даст десяток в подмогу, а за то хан нас отпустит, снабдит обережным знаком, чтоб мы без всяких опасностей через других ханов пройти могли, а самое главное – не пойдёт на Новгород в составе хазарской рати.

– Ну и отчаянные вы, братцы, он же мог приказать казнить вас тут же! – воскликнул

Ольг.

 

 

– Он вначале и в самом деле рассвирепел, приказал нас схватить, но как про сына услы- шал, призадумался. Да и поверил, что мы кое-чего можем такого, чего его людям не сделать, после того, как мы его лучших батыров обезвредили. Повелел печенежский хан своих охо- ронцев, что живы остались, обезглавить, только одного, за которого мы вступились, оставил, потому как он для нашего замысла подходил.

– И вы выкрали его сына?

– Да, хотя несколько раз нас чуть не порешили сначала хазары, а потом «помощники» наши печенеги, им же хан повелел, коли мы сына его выкрадем, нас на первом же привале порезать спящими.

– Так то ж не по Прави! Он же слово своё ханское давал! – возмутился Ольг.

– Кочевнику слово такое «правь», неведомо, ему или выгодно или не выгодно.

– А как же вы прознали, что повелел хан вас убить после освобождения сына?

– Мы упросили хана не казнить одного из охоронцев по имени Кулпей, он-то нам и рассказал, потому что его жизнь с того мгновения никак не длиннее нашей была. Вон он, этот самый Кулпей, – изведыватель указал на стоящего рядом с конём третьего всадника, креп- кого печенега. – Тут хазары по пятам идут, а с другой стороны печенеги удобного момента ждут, чтоб нас прикончить. Не стали мы с Молчуном ждать, перед первым привалом бли- жайших охранников положили там, в степи, а сами ушли. Вернулись на Ра-реку, а потом на Дон, и шли почти перед войском хазарским, до встречи с вами.

– Так теперь, выходит, печенеги могут не пойти с хазарами против нас? – блеснув очами, молвил Ольг. – Заполучив сына, печенежский хан опять стал свободен как дикий ска- кун и, наверное, помышляет, как бы самих хазар «пощипать», после того, как они ослабнут в битве с нами. Видал, княже, какие изведыватели у нас, поди, сыщи таких, в огне не горят, в воде не тонут! – сияя очами от гордости за своих собратьев, оборотился Ольг к Рарогу.

– Великое дело вы сотворили, изведыватели! Красно дякую вам от лица всей земли Новгородской! – молвил Рарог и крепко обнял Скомороха.

– Княже, воевода, – попросил Скоморох, повернувшись к Ольгу, – дозвольте печенега в изведыватели взять, с Кулпеем за последнее время крепко сдружились, ведь и в хазарский стан вместе проникали, и от его соплеменников отбивались, а потом сюда через сколько преград и опасностей шли… Ничего, вроде надёжный.

– Печенег пусть останется, битва покажет, на что он способен, – решил князь. – А Мол- чуна знахари посмотрят и скажут, отправлять его в Ростов немедля или в какой ближайшей веси до нашего возвращения оставить надобно, – молвил Рарог, – да и Ерошку с ним тоже, нечего ему тут на смерти многие глядеть, мал ещё! Всё, по коням!

 

Тархан Исмаил, как его называли хазары, хотя настоящее имя хазарского воеводы, как и у других вождей Каганата, было иудейским и звучало как Самуил, ехал верхом среди своих темников. Их догнал начальник тайной стражи. Одного взгляда, брошенного Исмаи- лом, было достаточно, чтобы понять: случилось что-то неприятно-неожиданное.

– Тархан, – взволнованно проговорил главный разведчик, – только что прискакал гонец от вятского тудуна и сообщил, что конница кагана урусов Ререха перешла через Оку и дви- жется навстречу нам. Они уже в верховьях Дона!

– Откуда каган урусов узнал о том, что мы идём на него и как он успел так быстро собрать большое войско?

– Думаю, у Ререха тоже есть тайная стража, – глухо ответил глава разведки, – только как теперь сообщить эту неприятную весть каган-беку?

– Неприятную весть, говоришь? – темнея от ярости, проговорил тархан. – Ты понима- ешь, может случиться так, что мы сами, без местных тарханов, их конницы и пеших вои- нов окажемся перед его войском?! Да за эту неприятную новость можно лишиться головы!

 

 

Где была твоя тайная стража, почему ты не предупредил, что Ререху всё известно о нашем походе?

– О том, что урусы собирают силы у Ростова, я докладывал, но никто не мог и подумать, что они пойдут навстречу нам! Ререх укреплял границу по Оке и там собирался встретить наших воинов.

– Я помню, об этом сообщала твоя никудышняя служба, но всё оказалось не так! – вскричал разгневанный Исмаил. – Мы сейчас пойдём к каган-беку, и ты сам доложишь ему эту новость, – сузив пылающие злобой очи, прошипел в самый лик главному изведывателю тархан, обдавая его неприятным зловоньем изо рта.

 

Грозный бек был вне себя от ярости, узнав, что войско кагана урусов идёт ему навстречу.

– У меня нет тайной стражи, – кричал главный повелитель хазарского войска, – у меня вместо неё стадо тупых никуда не годных ишаков! Как ты смел привести в мой шатёр измен- ника? – набросился бек на Исмаила. – От этих слов владыки холод потёк по позвоночнику начальника тайной стражи, он даже прикрыл очи, ощутив прикосновение самой смерти. Бек был взбешён и, вскочив с шелковых подушек, ухватился за свой великолепный персидский клинок с множеством драгоценных камней, вправленных в ножны и рукоять. Сейчас один взмах и… шею начальника Тайной службы свело в том месте, где в любое мгновение её мог коснуться своим серым узором булатный клинок. Всё остальное отступило и стало похо- жим на сон, – мягкий, глухой и податливый, как пуховая перина владыки. Однако смерть от кинжала была бы слишком почётной и лёгкой, да и не любил бек заниматься этим сам. – С живого… снять кожу, посолить и повесить на солнце… чтобы все видели и знали: каган-бек не прощает оплошностей, сопоставимых с изменой…

Кажется, бек ещё что-то говорил, а может, это был короткий миг потери сознания, после чего начальник тайной стражи навсегда покинул не только шёлковый шатёр бека, но и пыльную степную землю под бездонно высоким небом.

– Византийского стратигоса сюда, немедленно! – бросил Менахем после того, как главу тайной стражи увели на казнь.

Стратигос вошёл в шатёр бека, одетый в прекрасную золочёную византийскую броню с орлами на груди и шеломе. Наброшенный на плечи красный шёлковый плащ выделял его среди прочих воинов. За господином следовал его старый верный советник и переводчик.

– Войско урусов идёт нам навстречу, что думаете делать? – строго спросил владыка. Тархан со стратигосом переглянулись.

– Каган урусов Ререх отважен и смел, но он морской воин, – начал Исмаил. – Кроме опытных батыров из нурман и вагров, у него много ополченцев из местных диких племён – охотников, рыбаков, кузнецов, но не воинов. – Исмаил незаметно бросил взгляд на лик бека и, удостоверившись, что тот слушает, продолжил, всё больше воодушевляясь: – У них есть и конница, великий бек, но её не так много, и их лошади не могут сравниться с нашими. Мы не будем сражаться с ним на море, где он силён, а на поле, где сильны мы.

– Думаю, на поле сражения словенский каган поставит в центр свои лучшие тьмы, а крылья его войска будут составлять как раз менее опытные, – через переводчика продолжил мысль стратигос, довольный тем, что хазарский тархан, обладая изрядной хитростью, но лишённый стратегического таланта, хорошо запоминает то, что ему было сказано ранее, и не добавляет своего.

Каган-бек вернулся на подушки и принялся отщипывать виноград с серебряного блюда. Снаружи доносились нечеловеческие вопли казнимого, но лик владыки оставался непроницаем.

 

 

– Мы ударим в центр, – уверенно продолжал развивать стратегический план визан- тиец, – а потом начнём отсекать и охватывать их крылья, тогда они и пустят в дело свою немногочисленную конницу, чтобы сохранить крылья и не дать окружить себя.

– Тогда мы навалимся сразу всей своей мощью и покажем морскому воину, как умеют сражаться степные аскеры! – торжественно и гордо произнёс слова из долгих поучений стра- тигоса главный хазарский воевода.

– Хорошо, идите! – отпустил их Бек, и для тархана не было слаще тех простых слов, дарующих ему жизнь и волю.

 

Глава XII Рюриково поле

Сражение с хазарами у Чёрной Калитвы. Бек Менахем и тархан Исмаил. Засадный полк Ольга. Бобрец и Сила. Рарог тяжело ранен. Ольг дарует византийцу свободу. Перемирие. Две Души Юмаланлинд

Новгородские тьмы выстроились птицей, в голове которой стали железным клином бывшие викинги под командой темника Свена. Сзади, в сердце – ладожане, самые опытные и хорошо вооружённые после нурманской тьмы. Справа и слева – бодричи, поморяне, полабы, многие из которых пришли вслед за дружиной Рарога, по мере того, как теснили их на родине даны, саксы и франки. Никому не подвластные голубоглазые русоволосые кривичи стояли рядом со столь же непокорной беловолосой и светлоглазой чудью. С умыслом поставил их так князь, помня о старом соперничестве.

«Пусть теперь на ратном поле друг другу стойкость свою доказывают. При их-то обо- юдной гордости никто не позволит себе отступить первым», – решил Рарог.

На взгорье у реки рядом с прочими стояли вепсские лучники под зорким оком мечника Хабука. Тьмы вепсов, чуди, кривичей и мери были выстроены на крыльях. Сзади с полу- тьмой конницы, с посыльными и личной княжеской сотней находился сам Рарог.

– Фраг уше софсем близко, – уверенно молвил Дан, – скоро пудет польшой битва.

– Откуда тебе ведомо? – спросил высокий тысяцкий из ободритов. Нурман молча указал на кружащих высоко в небе воронов.

– Они сказаль, пудет много мёртвых, они снают о смерть фсё.

– Дан правду речёт – согласно кивнул седоусый рарожич, – ворон загодя смерть чует. Может, кружат они сейчас над нами и зрят сверху, кому на сем поле навеки лечь придётся, – тяжко вздохнул воин.

Вдали поднялись сигнальные дымы, которыми дозорные посты сообщили о подходе хазар. Протрубили турьи рога, и перед выстроившейся на поле дружиной выехал сам князь Рарог.

– Долгие разговоры вести нет времени, сами видите дымы – то идут хазары, вынос- ливые степные воины, крепко сидящие в седле, самая лучшая добыча для которых рабы. Если мы не выстоим на этом поле, то наши жёны, дети, матери и братья будут либо убиты, либо взяты хазарами в полон, а это страшнее смерти самой. И ещё помните, что здесь мы не только супротив хазар стоим, коли одолеют они нас, то немедля двинутся на нашу землю франки, саксы, нурманы и прочие хищники с запада. Потому в бою предстоящем, быть ли нашим родам в рабстве или остаться свободными, только от нас зависит, от каждого воина: словена ли, варяга, мерянина, кривича, чудина, вепса или нурмана, нет на этом поле меж нами разницы, все мы – новгородцы. Помните, наше дело – стоять тут насмерть, чтоб ворог не только дальше в земли наши не прошёл, но и всякую охоту к таким походам потерял! Восславим же нашего покровителя – Перуна Громоразящего – и да укрепит он наши руки без устали вздымать и опускать мечи. И каждый взмах пусть отделяет вражескую голову и несёт нам победу. Слава Перуну!

– Слава! Слава! Слава! – прогремели полки. Князь кликнул темников.

– Рубите в лесу ветви, сучья, тащите коряжины, сушняк всякий, каменья и всё, что под руки попадётся, творите перед своими тьмами преграды для конницы хазарской. Десное крыло у болота стоит, коли уже совсем невмоготу будет, отходите помалу к болоту, вижу, вешками тропы уже обозначили. Через болото хазары вам в тыл точно не пройдут.

 

 

Когда приблизилась хазарская конница и стала разворачиваться из походного строя в боевой, князь кликнул двух посыльных. Что князь им поручил, никто не знал, но тотчас оба унеслись в разные стороны.

Хазары ринулись с боевым гиком на ряды новгородцев. Обтекая завалы из кореньев, камней и деревьев, они скучивались и тут же попадали под град калёных стрел метких луч- ников. Мощные русские луки разили всадников, лошадей, и те, храпя и падая, ещё более увеличивали толчею и сумятицу, потому как задн им не видны были ни завалы, ни повер- женные кони и люди.

Наконец, пробившись сквозь преграды, отчаянные хазарские воины ударились горя- чей степной волной о холодные железные ряды нурманского клина, хищно ощерившегося зубьями копий. Как огромный расчётливый и равнодушный к горячей степной смерти зверь, огрызался этот живой железный клин. Он поражал всадников не только зубами-копьями, но и отплёвывался калёными стрелами, которые с такого близкого расстояния теперь разили насмерть, и если всадник не успевал прикрыться щитом, то его не спасал ни стёганый толстый халат с зашитыми внутрь пластинами, ни кольчуга, ни, тем более, кожаный пан- цирь. Меткие лучники вепсы, хоронясь теперь под защитой железного клина, старались бить хазарских всадников, как дичь на охоте, в глаз и шею.

Храпели и ржали обезумевшие от крови полудикие степные кони, рычали и хрипели, извергая кровь из горла, люди, скрежетало железо о железо, вопили и стенали раненые и умирающие. Бог смерти Яма пировал над полем, досыта напиваясь человеческой кровью. Уже обтекая нурманский клин с боков, скрестили свои мечи и жизни хазарские вои с отчаян- ными бодричами и основательными полабами, полилась кровь тех и других, орошая землю- матерь, взрывая её не ралом, но клинком, ревя от боли и отчаяния, впиваясь в истерзанный дёрн коченеющими пальцами. Падали убитые и раненые на трупы коней, и кони падали на ещё живых и уже мёртвых людей. Одни погибали, чтобы получить рабов и богатую добычу, а другие, чтобы не стать рабами, и те и другие рычали и плакали от боли и ярости и не усту- пали друг другу.

Вот и десное крыло хазарское пробилось к стройным молчаливым рядам кривичей и чуди. Схватились с хазарской конницей первые ряды кривичей, возглавляемые воеводой Бориславом. Ему не уступал и широкоплечий воевода-чудин, тоже принявший бой во главе своей тьмы. В схватке с низкорослыми, узкокостными хазарскими воинами и русоволосые кривичи, и беловолосые чудины выглядели былинными богатырями. Будто на хлебном поле и те и другие неутомимо и слаженно вздымали свои копья, топоры, чеканы и дубовые булавы с медными шишаками, от удара которых не было спасения, потому что ломал такой удар без разбора тонкие хазарские кости и превращал в кровавое месиво. Только ловкость и быстрота могли противостоять этой силе. А хазары были многочисленными, быстрыми и жестокими, как огромная стая волков, нападающая на лосей и медведей. Были в числе хазарского войска и хорезмийцы, и гузы, и южные булгары, и ясы, только не было печенегов, которые должны были по уговору с их ханом вместе выступить против урусов.

 

Хазарский бек Менахем был в ярости, когда ему сообщили, что проклятые беченеги перед самым выходом войска в поход смогли выкрасть ханского сына.

– Бек, это какие-то странные беченеги, они прошли тихо и незаметно совсем малень- ким отрядом.

– Кто же тогда это был, – зло сузил большие сливовидные очи бек, – может, скажешь, что это дэвы похитили сына печенежского хана? Тогда, выходит, дэвы – друзья урусского кагана? – Менахем так взглянул на советника, что у того похолодели ноги.

– Я уже приказал, о великий Хамалех, казнить всех виновных, – согнул спину в почтен- ном поклоне советник.

 

 

– Мне плевать, кого казнили, ты понимаешь, что мы получили удар в спину, ещё не начав битвы? – почти истерично воскликнул бек.

И вот два войска уже стояли друг против друга, а боевые кони нетерпеливо били копы-

тами.

– Да поможет нам Великий Ягве! – Бек дал знак рукой, и трубы повторили приказ

своими громкими голосами.

Кони рванули землю копытами, неся своих седоков к победе или к смерти.

Наскока смертоносной и неудержимой лавины конников не получилось, потому что новгородцы устроили засеки из деревьев, коряг и камней перед своими тьмами, оставив свободными от завалов лишь узкие проходы, куда и устремилась конница. Сутолока в этих проходах сбила боевой натиск, конники мешали друг другу и превращались в мишени для словенских стрелков. Ответная стрельба хазарских конников была беспорядочной. На таком расстоянии лёгкие луки хазар не могли соперничать со сложными русскими луками и при- чинить ощутимый вред новгородской дружине.

– Нужно отойти, иначе мы погубим много воинов, – проговорил негромко стратигос, неотступно следя за ходом сражения. Верный советник перевёл это беку и тархану, воссе- давшим на своих роскошных конях.

– Пусть отходят! – повелел раздосадованный первой неудачей бек тархану Исмаилу. Пока перестраивались вернувшиеся воины, стратигос думал, как поступить дальше.

Наконец был дан сигнал нового наступления. На этот раз в просветы между завалами  на полном ходу, сотня за сотней, пролетали быстрые конники и уже за завалами так же быстро выстраивались огромным полумесяцем, прикрываясь от новгородских стрел щитами. Новый сигнал боевых рогов – и хазарская конница устремилась на обороняющихся. Степные батыры обрушили свою силу и гнев на непокорных новгородцев, которые, однако, не испугались диких воинственных кличей степняков. Особенно туго пришлось тем хазар- ским воинам, которые столкнулись с железными рядами нурманской тьмы, почти полностью закрытой прочными щитами и облачённой в железо, которым были забраны даже лица вои- нов. Стрелы и копья отскакивали от стальной армады. А железные ряды тьмы Свена, още- тинившись длинными копьями, нанизывали на острия отчаянных храбрецов и поражали их коней. Лязг и звон железа, боевые кличи с обеих сторон, стоны и крики раненых людей, оскаленные лошадиные морды с выпученными от ужаса и боли очами, и кровь, – много крови своей и чужой, бьющей горячими струями из разрубленных членов, – всё смешалось в безжалостной мельнице смерти. Всё ожесточённее становилась рубка, всё больше тел мёрт- вых и ещё живых, человеческих и лошадиных, низвергалось на искромсанную землю.

Бек Менахем наблюдал за схваткой зоркими очами с вершины белого холма, сидя в седле, под боевым знаменем, окружённый многочисленной охраной хорезмийских ларис- сиев.

– Ага, вот Ререх уже и свою конницу ввёл в битву, – бросил он злорадно, обращаясь то ли к самому себе, то ли к окружавшим его охоронцам и посыльным. – Почему не обходите урусов слева, почему не замыкаете кольцо? – раздражённо спросил бек у тархана.

– Там нельзя пройти, о великий, болото, кони вязнут и гибнут.

– Тогда загоните туда урусов вместе с их каганом! – грозно сдвинул брови Менахем. Ещё один натиск хазарского войска – и снова новгородцы с остатками конницы ока-

зались в самом тяжелом месте своей обороны, не дав хазарам отрезать левое крыло от цен- тра. Тархан Самуил рассвирепел окончательно, и сам возглавил новый, как ему казалось, последний удар. Он видел, что скоро левое крыло новгородцев будет полностью окружено, а правое и центр загнаны в топкое болото. Вместе с тарханом, блестя на солнце дорогой византийской бронёй с золотыми орлами и алея плащом, устремился византийский страти-

 

 

гос. Ещё миг – и горячка боя поглотила их, перенеся туда, где время течёт долго и неимо- верно быстро одновременно.

«Зачем этот хитрец полез в битву, понятно, хочет приписать себе победу, когда она уже почти в руках, и отчего я последовал за ним? Всё будто бы вышло так, как я и предполагал, но что-то идёт не совсем так, что?» – роились в голове стратигоса беспокойные мысли. Верный его помощник и переводчик ничего не думал, он просто летел туда, где был много раз и к чему давно привык, – там нужно только рубить, колоть, защищаться, и нет места сомнениям и раздумьям.

Вдруг и грозный тархан почувствовал изменение в ходе жестокой рубки, как будто сзади на плечи ему кто-то накинул невидимый плащ, который мешал сражаться. Самуил, надёжно прикрытый впереди своими верными телохранителями, огляделся и… даже расте- рялся от неожиданности: за его спиной шёл бой. Этого не могло быть: как прижатые к болоту и почти рассечённые надвое урусы могли оказаться сзади?! Так же беспомощно закрутился на своем коне верный темник Джюрден, он тоже ничего не понимал.

– Мы окружены, Исмаил! – наконец прохрипел Джюрденбей. – Сзади засадная конница урусов!

– Быстро строй своих итильцев и хорезмцев в русскую ладью, будем пробиваться! – прокричал, мешая греческую и хазарскую речь, стратигос.

– Джюрден, мы должны умереть, но спасти Хамалеха, – прокричал вне себя Исмаил. Мысль о том, что если они сейчас не вырвутся, и владыка с тремя сотнями личной охраны станет лёгкой добычей урусов, а тогда род бека просто уничтожит весь род тархана, придала невероятную силу хазарскому воеводе.

 

Ольг внешне был, как всегда, спокоен, но чело то и дело покрывала нервная испа- рина. Его конные воины, хмурые и сосредоточенные, сидели или прохаживались возле своих коней. Лес, в котором схоронилась конница новгородцев, жил своей обычной жизнью: стре- котали кузнечики, алкали крови бесчисленные комары, перекрикивались лесные птахи. Но сегодня воевода ничего этого не замечал. Он должен вовремя вступить в битву, не раньше и не позже означенного Рарогом расклада сил.

«Отчего нет гонцов от князя, ведь договорено было, что едва начнут сходиться с хаза- рами, он немедля пошлёт известие? – в волнении вопрошал себя Ольг. – Дозорные ещё когда донесли, что видели сигнальные дымы, значит, бой уже идёт?» – вопросы, сплошные вопросы без единого ответа вертелись в голове у начальника засадной тьмы. – «Раньше нельзя твоей коннице в сечу, но и позже нельзя», – то и дело всплывали в памяти слова Рарога. Обычно в минуты особого напряжения перед взором Ольга возникал кельтский крест, но тот пока не появлялся. – «А вдруг я потерял сей дар и так и не узрю заветного знака?!» – Воевода нервно заходил около своего коня, но понимая, что в таком состоянии он ничего не почувствует, заставил себя сесть на траву и сосредоточил внимание на тра- винке, по которой полз золотистый жук. Глядел, как ладно перебирает он всеми своими шестью ногами с крепкими зацепами, как шевелит парой длинных усов, проверяя путь перед собой…

– По коням! – нежданно для всех и для себя тоже, уверенно крикнул воевода, легко вставая и принимая поводья у стременного.

По широкой дуге скакали ободритские и словенские кони, тысячами копыт тревожа веками нетронутые поля и перелески, распугивая птиц и животных. Вскоре у небольшого сосняка заметили коня и лежащего подле него истекающего кровью раненого княжеского гонца. Хотя жизнь ещё теплилась в обескровленном теле, говорить он уже не мог, очи его закатились, и Перуница готовилась напоить его водой Вечной Жизни.

 

 

«Значит, бой уже в разгаре», – понял Ольг и, оставив позаботиться об умирающем стременного, пришпорил своего скакуна.

Когда новгородская конница вылетела на простор огромного поля, то ошую узрела тылы хазарского войска, что почти окружило оставшихся в живых новгородцев. Лишь боль- шое болото не давало хазарам замкнуть смертельное коло.

Ольг рванулся вперёд. С каждым шагом коня, приближавшим его к спинам хазарских воев, всё более возгоралась в нём праведная ярая сила, которой нет ни удержу, ни преграды, и воину в том состоянии уже всё равно, сколько врагов перед ним. Чуткий конь ощутил это удивительное состояние седока и слился с ним в боевом порыве: с этого мгновения конь и человек стали единым целым. Хищным железным клювом огромной ободритской птицы стал Ольг с передовыми полками, нещадно кроша и рассекая врагов, а крепкие крылья этой птицы-конницы уже охватывали тылы хазарского воинства, которое в пылу окружения нов- городских ратей ещё не успело уразуметь, что теперь само оказалось заключённым в русское коло. Часть новгородцев стояла по грудь в болоте, а оставшиеся на тверди собрались в ладью. Острым носом её была сильно поредевшая железная нурманская тьма. Новгородцы стара- лись пробить хазарское коло. Вмиг почуяв ослабление натиска врага и ободрившись, они ещё яростнее налегли на скученных хазарских конников, которые оказались теперь зажаты меж двух огней и уже не ведали, куда кидаться – вперёд или назад.

Рассекла русская ладья хазар надвое и соединилась с горячими конниками воеводы. Будто болотные дивы стали выходить из трясины новгородские воины и включаться в рубку. Теперь в двух отдельных котлах оказались заключены хазары, и чем туже стягивались ряды новгородцев, тем меньше толку было от зажатых в тесной толчее батыров. Часть хазар, что оказалась у болота, ринулась по казавшимся спасительными тропам, но вскоре их кони стали вязнуть, и путь к спасению обернулся путём к гибели. Не знающие болот, не обращавшие в горячке бегства никакого внимания на торчащие тут и там вешки, хазары кидались в вязкую грязь и гибли от стрел и копий теснивших их новгородцев и от цепких объятий ненасытного болота.

Другая часть окружённых хазар напрягала все силы, чтобы вырваться из русского кола и уйти подальше от поля сражения, которое так неожиданно из победного превратилось в смертельную западню. Наконец самый отчаянный молодой бек с полками храбрых итильцев выстроил русскую ладью, в центре которой был хан Исмаил с верными батырами и алел плащ византийского стратигоса. Стремительно пошла ладья, крошилась и таяла по краям, но продвигалась вперёд. Наконец ей удалось выйти из русского кола. Место становища бека было пустым, и тархан вздохнул с облегчением: осторожный владыка со своими лариссиями уже давно покинул место сражения. Будто горох из разорвавшегося мешка потекли остатки хазарских конников по искромсанному тысячами конских копыт, усеянному трупами людей и коней полю.

Ольг огляделся по сторонам, крикнул во всю мощь своего голоса:

– Бобрец, бери конную полутьму и за хазарами, я здесь! – Он не стал преследовать врагов, а кинулся со своей уже поредевшей личной сотней разыскивать Рарога, прорубаясь к тому месту, где, как подсказывало чутьё, должен быть князь.

 

Бобрец, полутемник княжеской конницы, скакал впереди на добром ободритском коне, которого сам выбрал в Вагрии. Хазары вытянулись по полю нестройным текучим языком, на острие которого был тархан Исмаил и его личные охоронцы. Каким-то чудом их дивные кони проскочили усеянное трупами людей и лошадей поле, даже не споткнувшись на пол- ном скаку. Рарожичи пустили в ход свои сложные луки, стрелы разили беглецов, но кони у хазар были великолепны, даже на подъём они неслись почти так же, как и по ровному полю. Хазары устремились вверх по склону в сторону своего недавнего лагеря, где на самом

 

 

высоком месте ещё белел распластанный по земле шатёр бека. Вдруг наперерез им из лагеря понеслись вниз в довольно узкий проход между двумя возвышенностями несколько огни- щанских возов. В этот миг Бобрец догнал одного хазарина, второго, из тех, что скакали последними, его меч справно сделал привычную работу. Полутемник снова бросил взгляд вперёд, сейчас ему всё было видно как на ладони. Тархан с охоронцами таки успел про- скочить перед самыми оглоблями огнищанских возов, но скакавшему за ними стратигосу с остатками воинов пришлось объезжать вдруг возникшую преграду, поднимаясь по более крутому склону, началась сутолока, конники смешались, иные, на полном скаку объезжая преграду с другой стороны, влетели в болото.

– Давай, братья, борзо, сейчас настигнем, стрелами доставай! – крикнул на скаку полу- темник. Он с удивлением успел заметить, как крупного сложения возница одним движением опрокинул один воз, потом другой. Что-то знакомое было в этом богатырском деянии, но думать было некогда, Бобрец уже скрестил меч с хазарским палашом. Когда он прорубился ближе, то узрел, как двое хазарских возниц – тот самый крупный и второй помельче, похо- жий на подростка, – отбиваются от хазарских конников, которые пытаются пробиться меж тремя опрокинутыми на бок возами. Когда полутемник русов и его воины, кроша убегаю- щих хазар, достигли перевёрнутых возов, то Бобрец от радости заорал так, что оставшиеся в живых вражеские воины, скучившиеся перед возами, начали сдаваться.

– Сила, братья, это же наш богатырь Сила!!!

– Сила жив! – мгновенно пронеслось по скачущим в погоню русским полкам. Те хазар- ские воины, что успели проскочить, услышав сзади непонятный, но радостный возглас уру- сов, ещё крепче стеганули своих полудиких коней, а окружённые и прижатые к возам стали бросать оружие. Конники занялись пленными, и погоня прекратилась. Бобрец меж тем сига- нул прямо из седла на воз, за которым ещё стоял разгорячённый битвой богатырь, продолжая сжимать в руке какое-то странное огромное копьё.

– Будь здрав, брат, пропажа наша! – закричал он, обнимая Силу. – Ну и намолотил ты тут хазар, что зерна на току! – оглянулся он на кучи тел воинов и коней. – А где копьё-то это взял, сроду такого огромного не видывал, али хазары под твою богатырскую руку сотворили?

– Да нет, – смущённо ответил, улыбаясь, могучий ободрит, – это я опору от шатра бека прихватил, копья у них больно тонки, мечи легки, а супротив такого оружия никто из них, – он кивнул на лежащих перед возами хазар, – ничего возразить не смог.

– Брат, а что это за хазарин с тобой? – кивнул полутемник на стройного хазарского юношу со щитом и лёгким палашом в руках.

– Это не хазарин, – отчего-то смутился богатырь, опустив своё необычное оружие. Молодой воин между тем вложил свой палаш в ножны, а потом снял с головы кожаный шлем. Бобрец изумлённо охнул и тут же сел на забрызганный кровью бок воза, а его воины враз замолчали.

– Вот те на, да это же девица! – удивлённо хлопая ресницами, растерянно молвил моло- дой ободритский сотник, когда по плечам «юноши» рассыпались чёрные длинные волосы.

– Неужто хазарка? – с некоторым опасением спросил сотник.

– Булгарка она, меня от смерти верной спасла, – глядя на свою спутницу враз потеп- левшими очами, молвил Сила.

– Серпике из рода сувар, всегда воевать с хазары за свой земля, теперь воевать вместе с Силмук… – отозвалась девица.

– Видали, братья? – восторженно вскричал Бобрец. – Наш Сила мало что сам из полона ушёл, так ещё и невесту себе прихватил, да какую, вот богатырь так богатырь!

 

 

Ольг нашёл Рарога лежащим на плаще, вокруг суетились воины. Шлем с отметинами вражеских мечей лежал рядом, окровавленная и в нескольких местах посеченная кольчуга ещё не была снята, очи князя были закрыты.

– Жив? – воскликнул воевода, бросаясь к лежащему Рарогу.

– Жив, но без памяти, долго ли протянет неизвестно, на теле раны рубленые, и голова… – старый воин кивнул на повреждённый шелом, – после таких ударов редко выжи- вают.

– Где полутемник, что по моему велению должен всегда с князем быть? – строго спро- сил Ольг у княжеского стременного.

– Погиб он, – с трудом, превозмогая боль и головокружение, ответил раненый в дес- ницу стременной. – Князь нас всех собрал: охоронцев, посыльных и стременных, и носи- лись мы с полутьмой конницы то в одно место сечи, где ворог окружать нас начинал, то в другое. – Стременной пошатнулся и, чтобы не упасть, сел на истерзанную землю. – Князь сам во главе первым хазар бил будто сокол, истинно Рарог!

Ольг стоял над недвижным телом боевого побратима, сражённый отчаянной душевной болью и одновременно мыслью о том, что когда-то, у Священного дуба, он уже видел это поле и лежащего на земле бездыханного Рарога. Значит, то было не наваждение. И сейчас, устремившись вглубь прошлого, Ольг явственно узрел себя, Рарога и старого волхва Веда- мира, стоящими у Дуба Прави. – «Отче! – с нервной дрожью возопил внутренний голос. – Отчего в самый тяжкий миг я не узрел вещего кельтского креста?»

«Оттого, сыне, что отныне ты сам вещий», – прозвучал спокойный ответ волхва, и виде- ние былого у Священного дуба исчезло. В тот же миг Ольгу показалось, что кто-то сверху глядит на него. – «Не надо, не уходи, вернись», – сами собой прошептали уста воеводы.

А Рарог и в самом деле ощущал себя лёгким на крыло соколом, которому сверху хорошо было видно, как суетятся воины над его распластанным на плаще телом. Там, в изра- ненном теле, боль и страдания, здесь лёгкость и покой свободного парения. Выше и выше по спирали поднимался сокол. Вдруг его пронзило нечто горячее, призывное и нежное, он сразу понял, это ЕЁ зов.

«Вернись милый, я не смогу без тебя, вернись! Сыну нужно непременно увидеть тебя, перенять твою силу, не уходи, любый, молю тебя!»

«Возвращайся, брат, – прозвучал другой близкий голос, – мы победили хазар, и франки с нурманами теперь не придут к нам, но ты не все дела завершил на этом свете, возвра- щайся!»

Сокол сделал ещё один круг и, наконец, решился. Он сложил свои сильные крылья и ринулся вниз… Боль и страдания рванули душу Рарога, он застонал и открыл очи.

 

Айер с Ерошкой брели по полю смерти и славы новгородской, которое вмиг получило название Рюрикова поля, ибо новгородский князь не только победил здесь хазар, но и полил сию землю своей кровью.

– Достанется тебе от воеводы, что не захотел ехать с ранеными, – ворчал пожилой вепс.

– Я с тобой, дядька Айер, куда ты, туда и я, не прогоняй! – жалобно вторил малец. – И товарища твоего помогу сыскать, я не боюсь мертвецов, сколько их насмотрелся…

Уже много вепсских лучников среди мёртвых нашли изведыватели, но верного сото- варища меткого Хабука никак не могли отыскать ни среди живых, ни среди мёртвых. Уже вечереет, и придется отложить поиски до завтра. Видели они во время страшной битвы, как, презирая смерть, много раз выходили вепсские лучники во главе с Ястребом впереди желез- ных рядов дружины новгородской и точными выстрелами из русских луков разили насту- павших хазар. Но сейчас никто не мог точно сказать, где в последний раз появился отчаян- ный мечник. Вдруг Айеру почудилось, что он услышал собственное имя. Он замер на месте,

 

 

прислушался. Зов повторился, теперь его услышал и подошедший Ерошка. Старый и юный изведыватели разом шагнули на слабый голос.

Хабук лежал на боку, кожаная рубаха его была вся в крови и земле, шлема не было, а ноги придавило мёртвой тушей хазарского коня с распоротым брюхом. Его хозяин со стре- лой в шее лежал неподалеку. Изведыватели, позвав на помощь кого-то из воинов, что также бродили в поисках своих павших, с трудом вытащили мечника из-под мёртвого коня.

– Айер, – едва слышно проговорил Хабук на вепсском, – ты знаешь каум моей Чираиты, сделай так, чтобы рядом с её Птицей висела моя…

– Ты должен жить, сынок! – воскликнул Айер, придерживая голову лучника.

– Я знаю… ты сделаешь, – одними губами ответил Ястреб. Очи Хабука закрылись, он дёрнулся и затих.

– Про какую птицу он рёк? – спросил Ерошка, глотая слёзы. – Я ещё плохо по-вепсски разумею, дядя Айер.

– Я тебе всё расскажу, потом… – дрогнувшим голосом промолвил старый изведыва-

тель.

 

– Скоморох, обыскались тебя, – схватил за плечо изведывателя молодой посыльный, – там греческий воин среди поля сидит над сотоварищем своим. По-нашему ничего не разу- меет, а ты, рекут, греческий знаешь, воевода велел тебе с тем полонённым разобраться и выведать, как он к хазарам попал.

– Веди, – устало поднимаясь и продевая в ременную петлю раненую десницу, замотан- ную тряпицей с проступившим кровавым пятном, молвил изведыватель.

Старый воин сидел на искромсанной земле среди трупов, пустыми очами глядя на лежащее перед ним тело своего господина, которого он прикрыл ещё недавно нарядным пурпурным плащом, имевшим сейчас вид изрубленной грязной тряпки.

Подле стоял воин, отобравший у грека оружие.

– Привет, брат Полидорус! – окликнул Скоморох на греческом, подойдя вплотную. Услышав родную речь и своё имя, седовласый воин медленно поднял непонимающие очи. Видимо, он не сразу узнал в невысоком ладном словенском воине с замотанной рукой на ременной перевязи своего бывшего итильского спасителя и друга – весёлого и щедрого купца.

– Ты здесь, брат, ты воин и ранен, а говорил, что не умеешь даже лук натягивать… – почти равнодушно промолвил грек.

– Пришлось научиться, когда враги пришли, ты же мне сам говорил, что каждый муж должен быть воином.

– Для меня сражения закончились, – лик византийца со шрамом перекосился от отча- яния. – Стратигос погиб, я пленён, никому не пожелаю на старость участь раба… Лучше убейте!

– Полидорус, а кто мне говорил, что сражение для настоящего воина никогда не закан- чивается, бывают только перерывы? Давай, вставай, пошли со мной! – Он обернулся к моло- дому воину. – Где ты в последний раз воеводу видел? – тот молча указал рукой. – Пошли, брат, Полидорус, опять тебя выручать приходится, эх и задолжал ты мне, не расплатишься! – снова на греческом молвил изведыватель.

Ольг, мрачный от того, что князь ранен и не приходит в сознание, враждебно взглянул на византийца, не слезая с коня.

– Что, неймётся вам у тёплого моря, уже в наши холодные края стопы свои напра- вили? – Грек молча глядел на главного стратигоса русов, который победил даже такого опыт- ного, как его хозяин. – Обучили, проклятые, хазар, как наши крылья отсекать, как коло сотво- рять, как русскую ладью строить и из кола Перунова выходить, всё зрел я на сём поле!

 

 

– Воевода, он слуга своего господина, учил-то хазар его хозяин, стратигос, а сей грек ему верно служил, да и только. Мог ведь с поля боя бежать, да остался при теле господина, что верный пёс. К тому ж, как раз он в Итиле и поведал мне, когда и как пойдёт на нас воинство хазарское, я ведь тебе рёк о том, – смело вступился за старого воина Скоморох. Ольг замолчал, только некоторое время в упор глядел своими пронзительными зелёными очами на Полидоруса.

– Добре, – молвил наконец воевода, смягчаясь, – тогда скажи ему, что новгородский воевода Ольг именем князя Руси Рарога дарует ему жизнь и свободу. Да упреди, что в землю нашу только с миром ходить можно. Ежели зачнёт Византия соваться в дела славянские, сим священным полем брани клянусь, приду в их Царьград и переверну его вверх дном, что котёл с варевом! – И он, тронув коня, поскакал прочь.

Изведыватель повёл старого воина вдоль крутого берега, потом по извилистой тропке они спустились к реке. Византиец думал, что его ведут на казнь, уж больно грозен был лик русского архистратигоса. Среди множества речных лодий Скоморох отыскал самую неболь- шую, проверил вёсла. В соседней лодке нашёл какую-то суму с хлебом и вяленой рыбой, кинул её в маленькую.

– Садись, брат Полидорус, именем князя Рарога и воеводы Ольга ты свободен! Совет тебе добрый: не ходи более никогда с войной на Русь! В гости, торговать, милости просим, а с мечом в другой раз не попадайся.

– Свободен? Ты сказал, я свободен? – не поверил своим ушам Полидорус.

– А ты думал, что мы хищные звери? Мы на добро добром отвечаем. Садись, эта река тебя прямо в твой родной Понт Эвксинский донесёт, а там отправишься в свой Константи- нополь.

– Нет-нет, мой спаситель, я в каком-нибудь таврическом климате осяду! А то, пожалуй, лучше в Фанагории, это наш греческий полис, – растроганно ответил старый воин, и голос его задрожал. – Как много случилось за этот бесконечно долгий день! Я даже не знаю, как тебя зовут, чтобы молиться за тебя.

– Вот твой кинжал, а ножны от него у меня останутся. Вдруг приду я или какой мой друг с этими ножнами, помоги ему, как я тебе помог, это и будет лучшей молитвой. Ну, про- щай! – И Скоморох оттолкнул от берега лодку ещё не пришедшего в себя Полидоруса.

 

– Воевода, уже темнеет, что делать, преследовать хазар или подождём до утра? – спро- сил полутемник Бобрец, подойдя к Ольгу.

– Пока здесь лагерем станем, а утром решим, сейчас раненых сыскать надобно, помощь оказать, коль ещё можно.

Утром, после построения оставшихся в живых воинов и славления бога Перуна за помощь в победе над хазарами, воевода созвал темников на совет.

– Что делать братья, князь Рарог ранен, нам с вами решение принимать. Хазары раз- биты, но их каган-бек и главный тархан бежали. Возвращаться в Ростов, чтоб князя нашего быстрее доставить на лечение, или идти в погоню за Беком?

– Идти на их Итиль и разнести его в щепки! – молвил воевода кривичей.

– До Итиля далеко, – возразил чудский предводитель, – пока дойдём, они много воинов собрать могут, а у нас почти треть раненых и убитых.

Его поддержал и Свен.

– Если бы князь мог говорить, он бы сказал: «Сокол бьёт врага на лету!» Нужно немедля начать преследование врага и добить его в их столице, где они наших купцов поре- зали! – решительно возразил Борислав.

В это время дозорный сотник, подскакав к воеводам и темникам, изрёк:

 

 

– Хазарские конные вои показались с белыми полотнищами на копьях. Переговоров хотят. Желают говорить с каганом урусов Ререхом.

– Князь-то в сознание не приходит, как же он с посланцами кагана говорить будет?

– А сам-то кто этот хазарин, что желает говорить с самим князем? – недовольно спро- сил воевода кривичей.

– Тархан Самуил, воевода главный по-нашему.

– Ага, – молвил Борислав, – тогда с воеводой Ольгом пусть и речи ведёт, не дорос ещё лицезреть князя новгородского.

Воевода Ольг с несколькими темниками верхом встретили пышно одетых хазар на пре- красных койсожских конях. Кроме самого тархана Самуила и семи знатных хазарских вель- мож, средь переговорщиков был и человек славянского вида, хотя тоже в хазарской одежде, но попроще, скорее всего – толмач.

– Я тархан Самуил, от имени божественного кагана земли Хазарской и великого каган- бека, хочу говорить с доблестным новгордским тарханом.

– Чего хочет каган-бек? – пристально глядя в очи хазарского вельможи, мрачно спросил

Ольг.

– Великий каган-бек желает знать, почему новгородский князь Ререх пришёл на земли,

подвластные Хазарии, и напал на нашу конную дружину, что пришла навести порядок в своих землях? – перевёл по-славянски слова тархана толмач. Воевода и темники растерянно переглянулись.

– Эка хитёр лис хазарский, – с искренним возмущением шепнул воевода кривичей, – враз из волка хищного агнцем невинным оборотился…

– Послушай, воевода, – негромко промолвил по-нурмански Свен, – этот тархан как будто учился хитрости у нашего Финнбьёрна, у того тоже всегда были виноваты купцы, которых он грабил.

– Реки своему воеводе Самуилу, князю Рарогу ведомо, что в верховьях Дона должна была его конница сроиться с тьмами местных тудунов, а потом пойти войной на Новгород- чину.

– О, достойнейший тархан Ольг, у тебя неверные сведения, отруби голову тому, кто распространяет столь зловредные слухи. Сам божественный Каган и великий Каган-Бек все- гда с уважением и восхищением относились к победам кагана Ререха, настоящего батыра и покорителя морей. Каган-Бек не винит кагана Ререха и его доблестного тархана в сей стычке, что произошла по недоразумению. И предлагает разойтись с миром и добросердечием, не держа друг на друга злобу.

Русы снова возмущённо переглянулись.

– Да он никак собрат Ас-скальда! – воскликнул возмущённо Ольг по-нурмански. Хотел ещё что-то молвить, но сдержался и, обуздав чувства, заговорил ровно и внушительно: – Князь новгородский Рарог тоже желает жить со всеми в мире и дружбе, что он сумел дока- зать своим соседям скандинавам, франкам и прочим. Все его поняли и нынче более не пыта- ются силой оружия решать с ним дела. Отрадно, что сии же мысли отныне посетили мудрей- ших кагана и каган-бека. Но кроме добрых слов, нужны ещё и добрые дела. Князь Рарог не считает таковыми недавнюю резню новгородских купцов в Итиле, или случаи, когда наших купцов не пропускают, грабят, а то и убивают в Каганате по пути в Асию.

– О, храбрейший тархан Ольг, однажды был такой досадный случай, когда разгневан- ные итильцы, в отместку за то, что новгородские купцы зарезали несколько хазарских куп- цов, начали мстить им, но то была случайность. Купцы часто режут друг друга…

– Мне ведомо, кто устроил эту случайность, уважаемый тархан Самуил, – грозно мол- вил Ольг, глядя столь выразительно в очи Самуила, что тот вмиг уразумел: урус в самом деле знает всё. – Если почтенный тархан или каган-бек сомневаются в правдивости моих слов,

 

 

то мои воины готовы продолжить свой путь к Итилю и показать на месте, кто кого резал. Только боюсь, мои воины, – он многозначительно взглянул на своих темников, – могут от этого ожесточиться и слишком горячо повести себя в хазарской столице.

– О, досточтимый тархан Ольг, – великий каган-бек покарал за это самого начальника нашей тайной стражи и приказал снять с него живого кожу, его уже доедают черви. Мы хотим со всеми жить в дружбе. Ваши купцы, как и раньше, беспрепятственно могут ходить по Идели в Хазарское море. Великий каган-бек предлагает в знак уважения к кагану Ререху богатые дары, – золото, серебро, тонкие павалоки из Асии, а вы отпустите наших пленных.

– Вообще-то пленных можно продать и подороже, – недовольно проворчал Свен.

– Можно, – кивнул ему воевода, – только их ещё нужно доставить на рынок рабов, часть ранена и может умереть по дороге, да ещё и кормить надо, не забывай.

– Легче везти с собой золото, серебро и паволоки, чем тащить пленных, – подытожил чудский воевода. – Да и мирные отношения – добрый задел для торговли.

Остальные поддержали его.

– Добре, тархан Самуил, – закончив быстрый совет, молвил посланникам Ольг. – Пере- дай каган-беку, пусть обмен дарами и пленными состоится завтра на этом месте в это же время.

По обычаю, в знак подтверждения доброй воли, воевода вручил тархану свой добрый болотный меч, а Самуил подарил Ольгу чудного койсожского коня золотистой масти.

Войска повернули домой, только над Рюриковым полем продолжали граять вороны и стоял приторный смрад разлагающейся плоти.

– Ух, и хитры сии хазары, гляди, как всё с ног на голову перевернули, с ними надо держать ухо востро! – возмущался по пути Бобрец.

– Коль нарушат слово, придём в Итиль! – коротко ответствовал Ольг.

А хазарский тархан мрачно ехал рядом с молчаливым беком. Менахем о чем-то раз- мышлял, потом повернулся к спутнику:

– Надо за Доном построить целый ряд таких крепостей, как Шаркел. – Поймав на себе понимающий взгляд Самуила, добавил: – Для охраны наших купцов от диких русских мед- ведей…

 

Глубокой осенью, когда холодные сырые ветры уже гоняли красные листья и сер- дито ворошили несчастные голые ветки деревьев и кустарников, на высоком берегу Сяси у Домика Мёртвых, стояли, обнажив головы четверо: Айер, Ерошка, Мишата и Сивер.

– Здесь, на берегах Сяси, мы когда-то встретились с Хабуком, – печально промолвил Мишата, – а теперь прощаемся с ним.

Айер бережно повесил на шелковой нити внутри домика вторую деревянную птицу.

– Вот, сынок, – обратился старый изведыватель к Ерошке, – это и есть наша Божья Птица – душа Юмаланлинд. Души Хабука и Чираиты теперь навсегда будут вместе…

 

Эпилог Вещая птица

879 г. Рарог в княжеском тереме, умирает. Приезд дочери и молодого волхва. Завеща- ние Ольгу о дальнейшем объединении Руси. «Передашь Игорю мой меч, когда он примет Перунову клятву». Светлый уход. Ефанда, Ольг, Велесдар и Игорь идут по тропинке, над ними кружит Белый Сокол

Ольг шёл в княжеский терем с тяжким грузом на душе. Рарог после многих ран, полу- ченных в последней битве с хазарами, был, как считали большинство ведунов, «не жилец», но потом, к всеобщему удивлению, пусть медленно, но стал говорить, узнавать друзей и близких. Да ещё старый друг Вольфганг сделал князю дорогой подарок. Он приехал в Нов- град, да не один, а с красавицей дочерью. О том намеренно Рарогу никто не сообщил, чтобы приятное сделать его страдающей от неподвижности тела душе.

Когда старый друг князя вошёл в его горницу, лик Рарога засиял тёплой радостью.

– Эге, брат Вольфганг, а ты раздобрел на франкском пиве, только поседел весь, – с усилием молвил князь, подавая вошедшему свою исхудавшую бледную руку.

– Так я не один, княже, – загадочно улыбаясь, ответил франк, осторожно пожимая руку раненого, – вот, гляди, с кем я приехал! – он вернулся к двери и распахнул её. Ладная строй- ная девица стояла на пороге, смущённая и взволнованная. Она была чуть выше среднего роста, по-рароговски тонка в талии, но с материнской рыжинкой в густых волосах. Князь глядел и не мог произнести ни слова, только из сияющих очей стекала слеза, которой он не замечал. Он в сей миг, похоже, вообще ничего не замечал, кроме своей дочери, которой не видел столько долгих лет.

– Светана! – наконец прошептали уста родное имя.

– Фати… здрафствуй! – с сильным франкским выговором произнесла юная дочь Рарога.

– Благодарю, брат… – только и смог выговорить растроганный князь, не отрывая очей от дорогого лика.

– Ну, не буду вам мешать, – и, оборяюще подмигнув приёмной дочери, верный Вольф- ганг покинул горницу.

Светана прошла к ложу, осторожно присела на краешек, не смея коснуться бледной руки отца.

– Как ты сьебя чуфствовать?

– Можешь говорить по франкски, – улыбнулся Рарог. – Дочка, как ты выросла! Жених небось есть? Как не быть у такой красавицы! Как зовут?

– Густав, – слегка засмущалась Светана. – Осенью свадьба. Вольфганг сказал, что я должна попросить у тебя благословения.

– Конечно, Светанушка, благословляю вас с Густавом, живите в любви и согласии.

Вольфганг – хороший отчим, верно?

Не обижает вас с матерью?

– Вольфганг очень добрый. Мама велела тебе кланяться… Рарог звякнул в колокольчик, и Вольфганг тут же вошёл.

– Возьмёшь приданое для моей дочери: мехов разных сорок сорочков, три бочки доб- рой медовухи, полотна льняного самого лучшего, украшения из сребра и злата сама пусть выберет, какие ей глянутся, и остального, чего там понадобится, скажи от моего имени. Нет таких сокровищ, чтоб измерить то счастье, что ты мне подарил сейчас, брат Вольфганг, от

 

 

всей души благодарствую. И Ружене тоже возьми в подарок, что захочешь… – Князь замол- чал, он не мог более говорить от нахлынувших на него чувств.

Верный франк растроганно кивнул, незаметно смахнул слезу, а чуть погодя произнёс:

– Я не только со Светаной к тебе, княже, ещё один человек со мною приехал. Дозволь, он сам о себе скажет.

Князь кивнул. И почти сразу узрел в горнице стройного юношу лет осьмнадцати со светлыми нестрижеными власами и небритым подбородком. Рарог и заметить не успел, как гость вошёл, словно сам собой соткался из воздуха. Порты и рубаха из выбеленного полотна, пояс с обережными знаками, на ногах мягкие сапоги, на груди волховской змеевик.

– Крыс Велесдар, – назвался юноша чистым мягким голосом, – меня прислал волхв Ведамир, твой учитель.

«Высок и сухощав, как большинство рарожичей, а очи ясные и глядят вглубь, как у всех волхвов», – отметил про себя Рарог.

В вязкой памяти всплыл последний разговор с учителем.

– Отче Ведамир, поедем со мною в Новгородчину!

– Не могу, сыне, кто же будет хранить наше Боголесье? Пока стоит оно, живёт и душа Руси на этой земле… – Волхв задумался, потом молвил: – Важней всего для руса чистота души и закон Прави, завещанный нам праотцами, тогда и с землёй, и с небом будешь в ладу. Потому дам я тебе ученика своего, который тот Покон Русский сможет детям и внукам твоим передать.

– Так, где ж сей ученик, отче?

– Нет его пока, – взглянул лучистым взором Ведамир, – знать, время не приспело, жди!

– Выходит, приспело время-то! Земной поклон тебе, Ведамир, – молвил с трудом князь, внимательно глядя в очи молодого волхва и, словно через зерцало времени и расстояния, обращаясь к старому учителю. – Будь и ты здрав, Крыс Велесдар, – приветствовал он юного кудесника. – Добро пожаловать на Русь Новгородскую!

Но вскорости после отъезда дочери и верного франка, Рарог опять оказался на Кали- новом мосту, что отделяет мир живых от мира мёртвых. Совсем недавно князь вновь пришёл в себя, но отчего-то тоскливо и тяжко на душе верного Ольга.

Он переступил порог горницы, находящейся почти под самой крышей княжеского терема. «Рарог, как и его пернатый тотем, всегда любит забираться повыше, чтобы окиды- вать взором всё вокруг», – невольно отметил воевода. Услышав шаги, навстречу поднялась Ефанда. Они обнялись, от прежних размолвок теперь и следа не осталось.

– Рарог, гляди, Ольг пришёл, как ты велел, – молвила княгиня, оборачиваясь к простор- ному деревянному одру, на котором полулежал, опершись спиной о подушки, борющийся с Марой князь.

– Не велел, а просил… Ефандушка, – тихим голосом ответил Рарог. – Кончилось моё веление… – князь снова остановился, чтобы перевести дух, – повелевает тот, кто силу имеет, а у меня её уже нет…

– Погоди, княже, отлежишься, поправишься ещё… – начал было возражать воевода, но Рарог прервал его, обратившись к жене с мягкой улыбкой на бледных устах.

– Да, получше мне сегодня стало… А что, Ефандушка, далече ли твоё одеяние, в кото- ром ты от казни готской меня спасла? Ведаю, что хранишь его, а надень-ка сейчас! Хочется в час тот снова заглянуть… А со мною пока Ольг побудет, о делах наших побеседуем…

Княгиня, чуть задержавшись на пороге и пристально взглянув на обоих мужчин, про- молвила тихо: – Я сейчас, я быстро, – и вышла из горницы, затворив за собой дверь.

– Ушла… – молвил устало князь. – Только силой своей держит она меня в Яви. А сила её волшебная нужна для поддержания Рода нашего, чтоб Игоря настоящим рарожичем вос- питать… – Князь замолчал, подбирая нужные слова. – Чт о ж, Ольг, – вздохнул он, – на

 

 

землях словенских мы с тобой лад установили, так что ни нурманы, ни франки сунуться не решаются, хазарам охоту на грабежи в наших землях тоже отбили… Только не успел я… Киев-град от Скальда ос вободить…

– Коль живы будем, княже, перво-наперво с этим хитрым певцом порешим, слово даю! К нему подход особый нужен, его просто так в бою не возьмёшь, ускользнёт, как слизь между пальцев, – ответил воевода. – Непременно с изведывателями обмозговать надо, как сие спод- ручней исполнить.

– Ну, вот и добре… Что обещал деду, вроде исполнил. Могу уходить с чистым серд- цем… В мире земном боле задерживаться мне не следует, потому как человеку и время, и силы по мерке его отпускаются. Сил моих более нет для жизни, а умереть – значит её, Ефандушку мою, смертельно ранить! Помоги, брат! Успокой её, поддержи, чтоб глупостей… не наделала… – дыхание князя перехватило, и он замолчал. – Ольг, – снова собравшись с силами, подал голос Рарог, – меч мой Болотный Игорю передашь, как только он воинскую клятву примет… В нём воинская сила рода нашего… Пусть Игорь своему сыну… в колыбель положит… чтоб Перун и далее… хранил… вервь рарожичей… – с неимоверным усилием, прерывисто выталкивая слова, закончил князь и прикрыл очи.

– Эх, брат, думаешь, Ефанда сама того не ведает? – возразил Ольг. – Всё она зрит и ведает, только сердцу то не прикажешь, а тем более любящему… Обет тебе даю, всё, о чём просишь, исполню, заветы Гостомысловы сохраню, – Ольг взял руку снова открывшего очи Рарога и крепко пожал её, – обещаю!

Князь ничего не ответил.

В это время вошла Ефанда, облачённая в то самое одеяние из тонкой, но прочной кожи, с заговоренным ножом на тонком поясе. Её очи и очи Рарога встретились, он уже ничего не мог сказать словами, а ей и не нужно было говорить. Слова слишком медленны и нескладны, а очи в миг один могут вместить вечность…

Ольг увидел, как по щеке сестры покатилась слеза. Ефанда подошла, поцеловала мужа в уста и дрожащей дланью закрыла его очи.

Ольг осторожно положил на ложе руку князя, которую ещё держал в своей, потом встал и усадил на своё место сестру, которая по-прежнему молча роняла слёзы, сжимая теперь в своей руке безответные пальцы любимого.

– Сестрёнка, – поглаживая её по голове, как маленькую, молвил Ольг, – не надобно так убиваться, вас с Рарогом никто, даже смерть сама никогда не разделит. Не плачь, сестрица, сама ведаешь, что нет ничего сильнее любви, она мир наш создала, и она же им движет. Ты хоть и младше меня, но мудростью со мною делилась, за то я тебе благодарен. А теперь твоя любовь и мудрость нам нужна паче прежнего… – Он гладил голову сестры, а она все сжи- мала в своей руке руку любимого, как тогда, когда они бежали от франкских изведывателей. Потом, подняв на Олега очи, исполненные тёмной глубины, наконец молвила:

– Я не плачу, братец, я радуюсь за него. Не каждому дано так достойно пройти свой путь. И благодарю богов, что они оказали нам честь, как самым близким и любящим, про- водить сейчас Рарога в Небесный Ирий… Пусть боги и нам помогут так же пройти свою земную стезю. Пойдём, Ольгушка, тело обмыть надобно, пока не закоченело…

 

Ольг с Ефандой и молодой волхв Велесдар в задумчивости шли по усыпанной жёл- тыми листьями дорожке, ведя за руку Игоря, который расшвыривал ножками ворохи опав- шей листвы. Вот малыш остановился и стал рассматривать маленького деревянного чело- вечка, которого держал в руке.

– Как его зовут? – спросил он.

– А как ты сам его назовёшь? – наклонился Велесдар.

 

 

– Летит, летит, вон там! – вдруг взволнованно закричал малыш, показывая ручонкой вверх. Брат с сестрой подняли очи и увидели белого кречета, что кружил у них над головами, поднимаясь всё выше в хмуром осеннем небе. Сердце родных защемило, они поняли, кто кружит над ними, прощаясь перед уходом в последний путь.

– Он меня позвал, – волновался малыш, – он сказал мне:

«Игорь, сынок!», правда, дядька Ольг!

– Я знаю, я верю тебе, это он с нами простился.

– Он никогда больше не вернётся? – неожиданно повзрослому нахмурившись, спросил малец.

– Никогда, но он всегда с нами, – тихо ответила мать.

– Разве так бывает?

– Так не бывает, так есть, княжич, – твёрдо сказал Велесдар.

А Олег, вдруг подхватив Игоря на руки и высоко подбросив его, воскликнул:

– Слава Рарогу!

– Слава! – заливаясь смехом, повторил княжич. И смех его звонкими колокольцами рассыпался над всей округой, поднимаясь вверх вместе с Белым Соколом.

 

Сокол взмывал всё выше и выше. И постепенно видел всю Русь, все земли её, со мно- жеством разных мест и народов, обширную и одновременно такую малую, в сравнении с огромностью прочего мира Сварожьего. Сокол не чуял крыльев, он наслаждался ощущением полёта. Неожиданно он понял, что может легко обозреть любой уголок на земле. Вот он описал ещё одно коло, поглядел вниз и острым зором ясно увидел старого волхва, что сидел за дубовым столом и старательно что-то выводил писалом на телячьей коже.

Сокол без труда заглянул через плечо пишущего и прочёл:

«И так от Рюрика возродилась сила Русская, живым ростком поднявшись с земли сло- венской, Новгородской. И взросло Древо её могучее, простирая ветви над землями многими, зачало укрепляться и шириться. А коли состарится сие Древо, то явится в другом месте Руси новый росток, и будет он ещё крепче прежнего!»

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: