Лермонтов сам настолько един со своим «демонизмом», поэтому кажется, что он не столько изображает его, сколько спешит с помощью творчества от него отделаться.

Главная особенность его демонизма в том, что он опустил романтический демонизм словесности «с котурнов» на грешную землю, рассмотрев его реальное существование в наших душах, абстрагируясь от традиционного, чисто романтического его изображения.

Вот что пишет «Лермонтовская энциклопедия»: «В творчестве Лермонтова преобладает изображение демонизма, нашедшего себе место в реальном быту в повседневности… Демонические мотивы постоянно возникают в лирике Лермонтова. Слишком ранняя искушенность в мире, познание жизни и людей до срока, отъединенность от людей и одновременно тоска по живому человеческому контакту («И скучно и грустно»), невозможность осуществить этот контакт, противоречие между жаждой действия, которое могло бы оставить память о человеке, и сознанием бесплодности и бессмысленности действия, ощущение неполноты своего бытия и невозможность наполнить его вызывают у демонического героя скуку». («Я всё это уж знаю наизусть – вот, что скучно!» - «Герой нашего времени»). (№1, стр. 138).

Образцами такого «демонического героя» без сомнения являются и Арбенин из «Маскарада», и Печорин из «Героя нашего времени». Но дело в том, что и сам Лермонтов натягивал на себя тогу «демонического героя» и очень часто не церемонился со своими врагами, попирая законы христианской морали. Его постоянные издевки над Мартыновым – тому хороший пример. В особенности отсутствие милосердия свойственно его отношению к любимым женщинам (Лопухина, Иванова, Сушкова). Если его один раз «разлюбил ангел», это не значит, что все женщины – бесовские отродья. На деле во всех своих душевных несчастьях виноват был он всегда сам, кроме случая с Верой Лопухиной.

Лермонтов, очевидно, слишком многое обещал нашей российской словесности, но был убран с горизонта физического бытия по одной из следующих причин:

А) Его дальнейшее творчество могло бы привести к торжеству демонические силы в мире;

Б) Демонические силы испугались, что религиозное чутье победит в нем, сделав его слишком мощным их противником, и убрали его «до срока».

Ничего подобного не было с Пушкиным; его смерть – доказательство победы сил Добра и Света в мире, она освящена высшей целью и Христианской Церковью.

В отношении Лермонтова мы склоняемся к мысли Д. Андреева, что Лермонтов – всё-таки «поэт с недовершенной миссией». Ему не дали завершить пророческую миссию, ибо она могла бы стать слишком опасной для сил зла, демонстрирующих свои возможности, хотя бы на примере финала биографии самого Лермонтова.

Пушкин дрался за Россию, поэтому его смерть встретила такой взрыв горя, причем не только в прогрессивных дворянских кругах, но и во всем народе; Лермонтов дрался только за себя, причем, подняв пистолет вверх, что означает: «Нате – убивайте!»

Резонанс от смерти поэта был незначительным: отреагировали офицеры сослуживцы, влюбленные барышни да бабушка. Россия отреагировала позднее, когда в конце века появились статьи Соловьева, Розанова и Мережковского, адекватно оценивающие значение Лермонтова. Вполне возможно, что права и несколько гипертрофированная в мистическом плане оценка Даниила Андреева.

Сейчас важно одно: есть традиция у российской читательской публики: сначала влюбляться в Лермонтова, не ценя Пушкина, а потом переходить к нему, передвинув Лермонтова на второй план. Это заметил еще Дм. Мережковский.

Наверно, это связано с тем, что мы всё-таки взрослеем не только телом, но и духом. А, может быть, это говорит лишь о слишком медленном духовном взрослении.
4. Глава четвертая: «Демон» Лермонтова и демон в Лермонтове»:

«Но я, расставшись с прочими мечтами, и от него отделался – стихами».

М.Лермонтов

Поэма Лермонтова «Демон» - осевая художественная структура в творчестве поэта, недаром он писал и переделывал её почти всю жизнь. Существует восемь редакций поэмы.

Правильная интерпретация этого поэтического произведения обеспечивает нам понимание загадки и судьбы, и всего творчества поэта, именно поэтому мы приложим к ней всевозможные старания.

Традиционное понимание литературоведов (См.. об этом в библ., № 1, стр. 132-37), даже очень глубокое, как, например, у Ирины Роднянской в «Лермонтовской энциклопедии», не может нас удовлетворить, ибо оно в конечном итоге сводится к пониманию всей поэмы как простого «единства противоречий».

Это так и одновременно совершенно не так, ибо Лермонтов как демиург и лирический герой поэмы отнюдь не исчерпывается рисунком духовных противоречий, намеченных в ней. Для него все восемь реакций поэмы – это способ познания себя и окружающего мира. Мир поэмы явно демоничен, по крайней мере, демонизм – его важнейшее свойство, поэтому нужен герой типа «падшего ангела», чтобы его адекватно интерпретировать.

Художественный мир поэмы находится в четырехмерном пространстве, где взаимоотношения героев – только одна ось ординат, вторая важнейшая для поэта ось: поэма – читатель, где многозначность главного героя поэмы работает на многозначность воспринимающих сознаний читателей. Когда поэт создавал поэму, он явно думал: «Пусть сейчас не поймут, но время нас рассудит!»

Таким образом, многозначность в поэме, а не просто единство противоречий, она становится её определяющим художественным фактором.

Герой – демон, но его вырывает из привычного демонического контекста Любовь – чисто христианское начало, работающее на возвращение героя к Добру и Благу.

До влюбленности в Тамару герой так себя характеризует:

«Я тот, чей взор надежду губит; я тот, кого никто не любит;

Я – бич рабов моих земных, Я – царь познанья и свободы,

Я – враг небес, я – зло природы…»

Влюбленный демон готов сделать объект своей страсти «Царицей мира», но на деле все происходит с точностью наоборот: он её губит.

Самой Тамаре он несет только зло. Любовь действует на Демона в христианском плане:

Отрекся я от старой мести, отрекся я от гордых дум;

Отныне яд коварной лести ничей уж не встревожит ум;

Хочу я с небом примириться, хочу любить, хочу молиться,

Хочу я веровать добру...»

Но возлюбленная Демона гибнет в итоге от его поцелуя; хотя в это трудно поверить, почему поцелуй влюбленного должен нести смерть? Реалистический посыл все возрождающей любви приводит к чисто романтическому финалу – смерти из-за мистической обреченности героя лить один смертельный яд для других…

В самом Лермонтове здесь на момент побеждает антихристианское начало, на деле Любовь сильнее Смерти, вся история искусства это доказывает.

В герое из-за любви к Тамаре происходят все-таки желанные изменения:

 

И входит он, любить готовый, с душой открытой для добра,

И мыслит он, что жизни новой пришла желанная пора».

Но предубеждение против Любви в душе поэта сильнее его же ро бких попыток освободиться от демонических влияний.

Лермонтову не везло с женщинами, которых он любил: Веру Лопухину родители выдали за нелюбимого мужа; Екатерину Сушкову он разлюбил сам и поступил с ней не очень честно, скомпроментировав себя перед ней собственным же анонимным письмом; Наталья Иванова разлюбила поэта (скорей всего под влиянием родных).

Спасительная сила любви ему, поэтому не была знакома: «Как женщин уважать возможно, когда мне ангел изменил?» - задаётся он горестным вопросом.

Это говорит об отсутствии в душе поэта подлинной христианской веры, на деле мы веруем во что-то, «ибо абсурдно».

Литературоведы сломали много копий в попытке решить, кто же был Демон? С первых строк поэмы он заявлен одновременно и как «дух изгнанья» и как «чистый херувим».

Поэт сам отвечает на этот вопрос:

«Он был похож на вечер ясный: ни день, ни ночь, - ни мрак, ни свет!..»

Честен ли такой ответ? Сомнительно, ибо в душе поэта, как в душе героя есть единство, где полярные качества примиряются, находя приемлемый для себя выход.

Демон остаётся падшим ангелом, но «способным на любовь», что само по себе противоречит традиционному пониманию «дьявольщины». В этом герое поэта многое противоречит традиционному пониманию, поэтому так и бьются над ним литературоведы…

Демон, «способный вновь постигнуть святыню Любви, Добра и Красоты», - скорей не демон, а чистый ангел. Диалогическое начало в герое в том и проявляется, что он способен на изменения, он – не застывший труп, а живой человек, как и сам Лермонтов: и ангел, и демон - реальные ипостаси его сущности.

Понять поэму до конца мы сможем, если представим героя в форме троицы: Демон – Лермонтов – Ангел, где каждая их сторон вносит какую-то грань в искомый ответ, но до конца остаётся не проясненной. Дело в том, что у героя впереди – Вечность, а это обязывает к вечным изменениям…

Наша способность дать точный ответ на загадку героя этой поэмы находится в зависимости от нашего понимания роли Инобытия в этой жизни, а такое понимание – вещь далеко не единая у всех людей на свете. У большинства людей её просто - вообще нет! Но пока она не оформится, полного понимания поэмы ждать было бы несколько наивно.

Обратимся к вопросу о роли поэмы во всем творчестве поэта.

Вот что написано об этом в «Лермонтовской энциклопедии»: «В основе сюжета – стремление «духа отрицания и зла» к добру, красоте и гармонии. Любовь Демона к Тамаре символизирует его стремление, а его конечная катастрофа означает недостижимость «безумной мечты» о приобщении к добру, о преодолении одиночества о примирении с миром.

Такой финал должен свидетельствовать о несовершенстве миропорядка, установленного Богом, тем самым поэма приобретает богоборческое звучание.

Несмотря на простоту фабулы, поэма заключает в себе сложное переплетение идейно-символических мотивов и неоднозначна для восприятия. Можно указать на несколько сфер восприятия и истолкования «Демона»:

- космическую (или вселенскую), где Демон рассматривается в отношении к Богу и космическому мирозданию;

- общественно-историческую, где через Демона Лермонтов выражает определенный аспект становления передового сознания эпохи;

- психологическую – как «апофеоз и трагедию свободной страсти». (См. Библ., №1, стр. 130-131)

Все три сферы интерпретации – космическая, социальная и психологическая - имеют в поэме разные глубины, причем автор при каждой её переделке старался нивелировать социальный и психологический подтекст, усиливая вселенское звучание поэмы.

Вместе с тем, образ главного героя все равно интерпретируется на фоне личности автора, ибо поэтика поэмы тяготеет к такому её восприятию. Поэтому мы не согласны с утверждением Андреева, что поэма понемногу в ходе работы над ней (1829 – 1839 гг.) теряла своё антропоморфное содержание, ибо в авторской поэтике это принципиально невозможно.

Автор находится как бы вне поэмы, но он – и внутри её, как любимый герой, который всегда есть часть авторской души.

5. Глава пятая: «Специфика личности героя у Пушкина и у Лермонтова»

«И, странной близостью закованный, смотрю за темную вуаль,

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: