Я пехотная дивизия на Восточном фронте

Главным событием, в ожидании результатов которого находились не только офицеры центрального штаба, но и все власовцы, стала отправка на Восточный фронт 1-й пехотной дивизии. Еще 21 февраля полковник Г. Д. Герре, приложивший немало сил для создания и оснащения дивизии, возражал против преждевременного ее введения в бой, разумно оценивая и политическое значение, и возможные последствия такого шага. Однако командующий армией резерва и группой армий «Висла» рейхсфюрер СС Г. Гиммлер принял в конце февраля решение об отправке дивизии на фронт. К тому времени Гиммлер, напуганный размахом мероприятий и возраставшими амбициями КОНР, по свидетельству Кестринга уже хотел создания лишь двух власовских дивизий.

С одной стороны, в определенном смысле власовцы буквально «сами напросились», так как одним из важнейших мотивов неожиданного решения рейхсфюрера стали частные успехи на Одере отдельного противотанкового отряда полковника И. К. Сахарова. С другой стороны, в конце зимы 1945 г. образ власовской армии стал влиять и на настроения немецких солдат и офицеров, которые Гиммлер не мог не учитывать. Кестринг в этой связи вспоминал: «Пропаганда об армии Власова оказала влияние также и на части немецких войск. Пропагандные сообщения о разных новых секретных видах оружия и о ФАУ-2 постепенно перестали производить впечатление. Так что перспектива получить сильную поддержку русских частей »селяла новую надежду в утомленные войска», «Они ведь не разбирались в обстановке», - подчеркивал Keeipiiiii, имея nun ij к>.

281

что на исходе февраля власовская армия, как целостное оперативное объединение, еще по-прежнему в большей степени существовала виртуально. Поэтому Гиммлер, учитывая витавшие в Вермахте настроения, нуждался в некоторой демонстрации.

2 марта Герре, еще недавно возражавший против боевого использования дивизии, вручил ее командиру приказ о подготовке дивизии в трехдневный срок к переброске на фронт в район Штеттина в Померании. Буняченко был потрясен, так как, во-первых, приказ отдавался через голову Власова (члены Президиума КОНР о нем вообще узнали через три с половиной недели), а во-вторых, отправка на фронт единственной дивизии подрывала ее политическое значение. Взяв себя в руки, Буняченко пустился в длительные переговоры с Герре, настаивая на отдаче соответствующего приказа Главнокомандующим. Параллельно он приложил все усилия для установления связи с Власовым, находившимся в Хойберге.

2 марта Буняченко впервые собрал старших офицеров и командиров дивизионных частей, в самой резкой форме расценив полученный приказ как «обман и предательство». Позднее форма обращения Буняченко в критической ситуации к своим офицерам станет весьма распространенной. «На всякий случай» для охраны штаба дивизии подполковником Н. П. Николаевым был сформирован усиленный сводный батальон автоматчиков с ручными пулеметами MG 42 и «панцерфаустами». Ошибкой Буняченко стал выплеск эмоций на подчиненных.офицеров, их волнение передалось и младшим чинам. Среди вопросов, задаваемых власовцами своим офицерам, прозвучал и такой: «Нельзя ли захватить немецкие склады оружия и вооружить 2-ю дивизию? » В случае вооруженного выступления рассматривался даже фантастический план прорыва с боями к швейцарской границе.

5 марта в дивизию прибыл Власов и подтвердил полученный приказ, несмотря на отчаянные уговоры командира дивизии захватить оружие, вооружить 2-ю дивизию, офицерскую школу и другие части. Буняченко, вероятно, был толковым солдатом, но абсолютно бестолковым политиком. Состояние вооруженного мятежа уничтожило бы не только надежды надо-282 -

формирование войск КОНР, но и привело бы к ликвидации Других существовавших власовских частей и подразделений, и наверняка плохо бы отразилось на судьбе восточных добровольцев. Поэтому Власов приказал Буняченко подчиниться. В эти тревожные недели марта Власов больше всего боялся взорвать имевшееся хрупкое равновесие и сорвать не только создание 2-й дивизии, запасной бригады, авиачастей, но и передачу под его командование двух казачьих корпусов. Кроме того, Власову, безусловно, «подсластили» пилюлю. По свидетельствам подполковников В. П. Артемьева и Н. П. Николаева, на отведенный участок фронта кроме 1-й дивизии власовцам обещали перебросить 2-ю дивизию, запасную бригаду и 599-ю пехотную бригаду РОА из Дании.

8 марта 1 -я пехотная дивизия покинула Мюнзинтен, походным маршем прошла более 300 км по маршруту Ульм - До-науверт - Тройхтлинген - Вайсенбург и 17 марта достигла Нюрнберга. В пути никаких эксцессов не произошло, полки и подразделения сохраняли высокую дисциплину. После каждой дневки местный бургомистр письменно уведомлял командование об отсутствии у него претензий к власовцам. Единственной неожиданностью стало прибытие в дивизию на марше значительного числа остарбайтеров, а также дезертиров из Восточных войск Вермахта, некоторые из которых являлись со своим оружием. В конце концов, добровольцев отправили в запасной батальон майора П. П. Иванова (в июле 1941 - майор, командир 395-го полка 127-й стрелковой дивизии).

Создание запасного батальона в дивизии началось еще 8 декабря 1944 г., и его первым командиром стал полковник Семёнов, которого 3 февраля сменил майор Иванов¹. Первоначально в состав батальона входили: учебная рота по подготовке унтер-офицеров стрелков (4 взвода, 120 чинов), учебная рота по подготовке унтер-офицеров специалистов (взводы пулеметчиков и минометчиков по 40 чинов, саперный и ПТО по 20 чинов), а также взвод воспитанников 14-16 лет. В апреле на базе батальона развернулся 5-й (запасной) пехотный полк из пяти батальонов, общей численностью до 5 тыс. человек. Должность командира полка занял подполковник П. К. Макса-283

ков (в ноябре 1939- преподаватель тактики на Высших стрелковых тактических курсах усовершенствования командиров пехоты «Выстрел», с 1941 подполковник). Немецкая сторона вооружения сверхштатному полку не предоставила, но зачислила его чинов на довольствие. Вооружался полк в конце апреля самочинно, за счет захвата немецких складов уже на территории Чешского Протектората. По одному из свидетельств, «приток добровольцев был настолько велик, что впоследствии пришлось прекратить прием новых добровольцев». На месте погрузки произошел новый конфликт. Буняченко наотрез отказался от предложения майора Швеннингера следовать на фронт поездом, опасаясь возможного разоружения дивизии, и настаивал на продолжении марша на установленный участок фронта в район Фюрстенвальде (южнее Франкфурта-на-Одере) пешим порядком. Ситуация зашла в тупик, немцы нервничали. Николаев позднее утверждал, что упорство Буняченко было вызвано лишь единственной причиной - желанием сохранить свободу маневра, чтобы сдать целиком дивизию англо-американским союзникам.

В ночь с 18 на 19 марта в дивизию пришел вновь приказ Власова, подтверждавший предложение Швеннингера, но теперь конфликт принял иной характер. Немецкая сторона предложила переброску не в соответствии со структурной организацией дивизии, а по родам оружия: все штабы в одном эшелоне, вся артиллерия - во втором, пехота - в третьем и т.д. Буняченко решительно потребовал изменить приказ и был по-своему прав. Вероятный бомбардировочный удар союзной авиации по одному штабному эшелону лишил бы боеспособности всю дивизию. На этот раз немцы уступили, но, тем не менее, штаб дивизии и штабы полков Буняяенко отправил автотранспортом.

22-24 марта дивизия без всяких эксцессов погрузилась на станциях Эрланген и Форхгайм (25 км севернее Нюрнберга) и 26 марта благополучно прибыла на станцию Либерозе (25 км севернее Коттбуса), в 30 км От линии фронта, проходившей по рекам Одер и Нейссе. Для переброски дивизии потребовалось 34 эшелона, и на власовских офицеров в канун краха рейха произвела сильное впечатление организация работы 284

имперского железнодорожного транспорта. Станция Либерозе находилась в полосе действия группы армий «Висла», в командование которой 20 марта вступил генерал-полковник Г. Хей-нрици. Здесь вечером 26 марта произошло личное столкновение между командиром дивизии и начальником дивизионного отдела пропаганды майором Н. А. Нарейкисом (Троицким). Подвергавшийся репрессиям НКВД в 1937-1941 гг. заместитель ученого секретаря Академии Архитектуры СССР Николай Александрович Троицкий был одним из самых деятельных участников Власовского движения с мая 1943 г. Осенью 1944 г. он участвовал в написании Пражского манифеста КОНР. Имея два высших образования, интеллигентный Нарейкис сильно контрастировал с грубым Буняченко, но конфликт между ними произошел не только из-за несходства характеров.

Вечером 26 марта Буняченко вызвал начальника отдела пропаганды к себе и в присутствии Николаева, а также заместителя командира дивизии по снабжению подполковника Я. И. Герасимчука задал вопрос: «Вот мы и перед Красной армией. Что бы вы на ее месте делали? » - «Раздавил бы нас танками и разбомбил». - «И как же вы собираетесь воевать с одной дивизией? » - «Словом, господин генерал. Только словом! » Нарейкис пытался убедить Буняченко предварить военную операцию мощной пропагандой на войска противника, всячески пропагандировать Пражский манифест и политические цели Власовского движения. Буняченко матерно выругался, обозвав Нареикиса «христосиком» и «интеллигентиком». Позицию Нареикиса он воспринял как дезертирство, отказ отдела пропаганды готовить дивизию к боевой операции и произнес знаменитую фразу: «Меня били, и я бить буду! » После чего снял Нареикиса с должности вместе с заместителем и отдал под арест. Его должность занял тихий и незаметный майор И. С. Боженко, позднее погибший в ГУЛАГе.

Нарейкис просидел неделю под арестом и был освобожден по распоряжению приехавшего в дивизию Власова. В присутствии хмурого командира дивизии Власов слезно попросил у арестованного прощения за хамство своего офицера и поддержал перед Буняченко занятую бывшим начальником отдела 285,

пропаганды позицию. Вероятно, в чем-то Буняченко понимал Власова, но не мог понять одного: как можно воевать «словом», если дивизия выводилась в линию напротив боевых порядков противника.

Первоначально генерал Хейнрици планировал использовать дивизию Буняченко при проведении наступательных операций в 3-й танковой армии Генерала танковых войск X. фон Маитей-феля, затем - в располагавшейся южнее 9-й полевой армии генерала пехоты Т. Буссе. Однако операция «Оборона Берлина» была проведена 27 марта силами 9-й армии Вермахта против войск советской 69-й армии генерал-полковника В. Я. Колпакчи южнее Кюстрина без участия власовцев н успеха не достигла. Как честный офицер, Швеннингер попытался донести до Хейнрици мысль, что власовская дивизия «лри бесперспективности общего положения не готова принять участие в бесперспективном бою, который неминуемо кончится поражением». Ехидный командующий группой армий предложил Швеннингеру передать сказанную фразу «инициатору всей затеи», подразумевая рейхсфюрера СС. И только после вмешательства СС обергруп-пенфюрера Г. Бергера власовской дивизии решено было поручить задачу, сообразную ее, политическому значению.

28-29 марта дивизия Буняченко прибыла на учебный полигон «Курмарк», заняв вторую линию позади частей 391-й охранной дивизии из состава V горнопехотного корпуса СС. обергруппенфюрера Ф. Еккельна. Штаб дивизии разместился в населенном пункте Гросс-Мукров, части дивизии приступили к инженерному обеспечению линии позиций в монастырском лесу Нейцелле (отрезок Лесков - Гросс-Мукров - Рей-херсрейц - Клеиэельвитц). Позиции оборудовались примерно в 10-12 км от линии, занятой батальонами 391-й дивизии генерал-лейтенанта Зикениуса. Оборона строилась на системе перекрестного огня. Были возведены полевые укрепления для «панцершрек», отрыты щели для гранатометчиков, созданы площадки для противотанковой, полковой и дивизионной артиллерии, минометов. Все поле перед позициями разбивалось на квадраты, расстояние между целями тщательно измерялось. Кое у кого из немецкой команды связи закралась в голову

286

тревожная мысль о том, с кем собираются воевать власовцы. Тыловой участок Восточного фронта, где в последних числах марта начали окапываться солдаты Буняченко, находился к югу от Франкфурта-на-Одере, между Франкфуртом и Фюрс-тенбергом. В первых числах апреля дивизию посетил Власов и осмотрел оборудованные позиции. Он также принял участие в допросах арестованной контрразведкой группы майора Погромского и вскоре отбыл в штаб 9-й армии для уточнения деталей предстоящей операции. В то же время дивизию посетил генерал-майор И. Н. Кононов, прибывший из XV корпуса и прочитавший для командиров полков и их начальников штабов доклад «Взаимодействие различных родов войск в общевойсковом бою».

6 апреля Буняченко получил предварительный приказ из штаба 9-й армии. Дивизии предлагалось ликвидировать один из двух советских плацдармов, захваченных на Одере в ходе Висло-Одерской наступательной операции. «Малый» плацдарм «Эрленгоф», который предстояло атаковать власовцам, находился на западном берегу р. Одер и представлял предмостное укрепление полевого типа 3 км по фронту и на максимально выдававшемся участке 1 км 40 м в глубину. В это время плацдарм удерживался 2-й и 4-й ротами 415-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона, входившего в состав 119-го укрепленного района 33-й армии генерал-полковника В. Д. Цветкова 1-го Белорусского фронта.

В последних числах марта 119-йУР вышел из оперативного подчинения 61-й армии генерал-полковника П. А. Белова и передислоцировался на левый фланг 1-го Белорусского фронта, заняв оборону на Одере. Командовал 119-м укрепрайоном генерал-майор Г. В. Лпхов, в подчинении которого к 6 апреля находились 401-й, 16-й, 399-й, 370-й, 415-й и 356-й отдельные пулеметно-артиллерийские батальоны, 538-й армейский минометный полк и полк 142-й армейской пушечно-артиллерий-ской бригады. Находившиеся на плацдарме две стрелковых роты 415-го батальона подполковника И. И. Холодкова имели мощное прикрытие приданной 119-му укрепрайону артиллерии с восточного берега Одера, а также непосредственно

на плацдарме - ручные и станковые пулеметы, артиллерийский дивизион из батарей 45-мм и 76-мм пушек. Плацдарм был оборудован траншеями полного профиля, ходами сообщений, огневыми точками.

В целом участок операции характеризовался полковником А. Д. Архиповым как сложный, и с этим трудно не согласиться. Атака в лоб по трехкилометровому фронту с передовой 391-й дивизии Вермахта не представлялось возможной. Советский и немецкий передний край разделяла излучина, залитая в половодье водой глубиной до двух метров. Параметры затопленного пространства, не подлежащего форсированию, составляла по фронту 6 км (то есть в два раза больше, чем фронт плацдарма), а в ширину до 3 км. Таким образом, атаковать противника власовцы могли лишь вдоль Одера, либо с южного фланга со стороны Фюрстенберга, либо с северного со стороны Франкфурта-на-Одере. В первом случае фронт фланговой атакн составлял 520 метров, а во втором— 104 метра. В обоих случаях атакующие подставляли себя под убийственный огонь артиллерии противника с восточного берега, который ничем не могли парировать. Можно согласиться с мнением и приводимыми доводами известного немецкого исследователя И. Хоффманна, что командование 9-й армии совсем не стремилось умышленно уничтожить в бесполезном наступательном бою единственную власовскую дивизию. Но можно согласиться и с мнением полковника Архипова, назвавшего безумием идею наступления «эшелонами не более роты» на столь неблагоприятном участке. Командование V горнопехотного корпуса СС 9-й армии держало на участке плацдарма «Эрлеигоф» соединения, понесшие тяжелые потери в феврале - марте: части 32-й добровольческой гренадерской дивизии «30 января» СС штандартенфюрера Г. Кемпина, боевую группу «Хандер» и 391 -ю охранную дивизию, всего восемь пехотных батальонов в первой линии и два в резерве. Непосредственно позиции перед плацдармом занимал 1233-й полк («Потсдам») подполковника Ф. В. фон Нотца, сформированный в спешном порядке из юнкеров Потсдамского военного училища в начале февраля и входивший в 391-ю дивизию За февраль - март полку Нотца 288

Главнокомандующий ВС КОНР генерал-лейтенант

А. А. Власов, 1944—1945. (Фотография из коллекции

священника Бориса Власенко. США)

-*-* Л *2

 

Начальник Главно! упрагления проьага! \ ы KOI ОP гсцрра\-.г-итрнант Г. H. Жиленков 1У44. (Фотография из код ч кц п. автор? )

Начальник штаба ВС КОНР генерал-майор Ф И. Трухин. (Фотография из коллекции В.В, 11озднякова. Фрайбург, ФРГ)

1 щ ib'i, " Hp 1 й каай" ьей кавалерийской " il вгэ m Вермахт _t' гене| a \-маиор X. фои Гигмы: ^ 1944. (Ф> TOip крия ш, ксллч ™ В.В. Пл1днякова CDpai бург ФРГ1

Командующий ВВС КОНР raiu|auv-майор В. 11. Мальцеи, 1У45. (Фотография из коллекции священника Бориса Bjuux-hkii. CIJ 1Л)

Нача \ьник командного отдела центрального штаба ВС КОНР полковник В. В. Поздняков, 1944. (Фотография из коллекции В. В. Позднчкова. Фрайбург. ФРГ)

Походный Атаман Казачьего Стана полковник Т. И. Доманов, 1944. (Фотография из коллекции С.А. Ауски. Чехия)

e

К. оманл tp Pyzntf ) Корпуса генерал-майор Б. \. Штейфон, 1941—1942. фотография из коллекции аитора)

Генерал-майор A.B. Туркул. Париж, август 1936. (Фотография из коллекции автора, публикуется впервые)

Нач шьиик 1-й Объели! ечной с ])ии: pu< t и u-Колы Вооруженных лл наро, op Pi ^ии генерал- пай ip М- Л. ] /Irai., роц, 1943 (? ). (Фотография и j колл: кции ai iupa)

Командир 1-го полка 1-й пехотной дивизии ВС КОНР полковник

А Д. Архипов (ня первом плане ) и чины полка. Мюнзинген, февра \ь 1945.

(Фотография из коллекции В.В. Позднякова. Фрайбург, ФРГ)

1 юлковиик А. Д. Архипов на балу участников Власовского движения. ША, 1956. (Фотография из коллекции автора, публикуется впервые)

Нячглмн IK штаба 1-й ш хгтиои ливший ВС КОНР подл )лковиик Н. П Николаев, 1945. (Фотография из коллекции В.В. Позднякова. Фрайбург, ФРГ)

Командир 2-го полка

1-й пехотной дивизии ВС

КОНР подполковник

В. П. Артемьев. Мюнхен, 1950.

(Фотография из коллекции

автора, публикуется впервые)

Слушатель Академии Генерального штаба майор А. Г. Нерянин. Москва. 1938. (Фотоггафия из коллекции автора)

Полковник А. И. Рогожин. (Фотография из коллекции поручика В.В. Гронитова. США)

Капитан I {- Ф. Лапин. Во(жу.лаг, конец 1940-х п (Фото! рпфия из коллекции автора)

Капитан Л. А. Самутин. СССР, 1960-е гг. (Фотография из коллекции автора, публикуется впервые)

M ii ou Ф. M. Легисгасв Boilij-iucT на аср" °чии участников С > u Ja борьбы за < v«o6 »кление народо-j России (СБОНР) и Г-жии воинов Освободьтс/и-ного движения (СВОД1. В, несу = м, -С^П-е гг. (Фотографии ил юллкк^ии " штора, публикует-я впервые)

Поручик В. В. гранитов. Русский Корпус, 1945. (Фотография из коллекции поручика В.В. 1ранишва. США)"

^^ Л / т

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^ Ш Подпоручик В. И Быкадор > в после

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^ Л освобождения из

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^| военнопленных, 1946. (Фотография

^^К^^^^^^^^^^^^^^^В ^ Ш из коллекции автора, губликуется

^^^^^^^^^^^^^^^^^^" ^И впервые)

Геиерал-лейтеиант А. А. Власов и его личный адъютант капитан Р. Л. Антонов. Берлин, 1943—1944. (Фотография из коллекции автора)

KajaK-тррец с пулеметом VIG-42. (Ф" тографяя hj коллекции D.B. По; дчякоиа. Фрайбур!, ФРГ)

г    « ^

 

П

Расчет казаков-кубанцев у миномета. (Фотография из коллекции В.В. Позднякова. Фрайбург, ФРГ)

Ка > акк (Фото и i ко\лекции Г Ф. Се\инск и и. С 1^Т TAI

Чины Русского Корпуса после награждения за бои в районе Травника и

Бусовачи, 29 января 1945. Слева направо: подпоручики Дзярскии, В. Ivox,

К. В. де Боде. (Фотография из коллекции автора, публикуется впервые)

Солдаты власовской армии. (Фотографии из коллекции Г. Ф. Селинского. США)

11арад 1-й пехотной давизии. Мюнзинген (J евраль 1945. (Фотогрп] и i из ко иекции В.В Позднякова Фрайбург, ФР] ')

Памятник участникам антисталинского Освободительногп движения на русском кладбище Ново-Дивеево близ Нанует (шт. Нью-Йорк, США)

в кровопролитных боях ие удалось ликвидировать плацдарм, он даже немного расширился, но зато удалось достаточно плотно его блокировать. После этого на плацдарме сложилась патовая ситуация. 9 апреля из штаба Буесе возвратился Власов и подтвердил боевую задачу в разговоре с Буняченко, наступательная операция стала неизбежной. Не позднее 11 апреля Главнокомандующий покинул дивизию, обсудив предварительно с ее командиром некоторые подробности предстоящего боя, и возвратился в Карлсбад для проведения эвакуации в Фюссен служащих, гражданских учреждений и управлений КОНР.

По ряду отзывов и свидетельств, никакого волнения в полках перед наступлением не отмечалось, даже мысль о неизбежном вооруженном столкновении со своими не вызывала никаких эмоций. Писарь транспортного отдела штаба дивизии рядовой Н. А. Чикетов через 50 лет в беседе с автором подтвердил: «Настроение у всех было какое-то... невеселое и немрачное, равнодушное, одним словом. Приказ так приказ, надо выполнять. Ну, убыот, получишь пулю, и все тут. О чем тут еще говорить? [...] Просто вся эта война людям за четыре года надоела до смерти. А так, чтобы каких-то там разговоров, дескать, вот будем воевать со своими, или еще чего-то такого - ничего этого не было. Шли как на работу». Немцы покоя оборонявшемуся плацдарму не давали. «Эрленгоф» был связан с восточным берегом лодочной переправой, но всякое движение днем оборонявшимся категорически запрещалось. Используя господствующие высоты в районе Цильтендорф - Фюрстенберг - Нейцелле, артиллерия и минометы V горнопехотного корпуса СС держали пути подхода и подвоза под обстрелом.

Всю первую половину апреля оживленно действовали разведгруппы численностью от 10 до 40 человек из состава 391-й охранной дивизии. Всего на участке 119-го укрепрайо-на за первую декаду апреля отмечалось более 10 разведвы-лазок. С 6 апреля в них стали принимать участие и аласовцы. Смешанные группы отправлялись в разведпоиск, как к передовой плацдарма, так и на восточный берег Одера. В 2.30 ночи 6 апреля группа из пяти разведчиков 391-й и 1-й дивизий, не-289

реправившись на восточный берег, ворвалась в беспечно неохраняемую землянку. Из трех спящих красноармейцев один был убит, двое захвачены в плен. При конвоировании сержант Чупраков убил, из спрятанного и не найденного при поверхностном обыске пистолета, одного из власовских разведчиков после чего, воспользовавшись суматохой, скрылся. Второй пленный, красноармеец Щевнин, тут же был заколот ножом на месте, а разведгруппа под обстрелом возвратилась на свой берег. В 5.30 9 апреля группа из десяти власовских разведчиков напала наКП 4-й роты 415-го батальона и попыталась забросать его гранатами, но оказалась засечена охранением еще при подходе и с боем была принуждена отойти. Потери 4-й роты составили одного убитого, семь раненых. Власовцы потеряли «панцерфауст» и 8 ручных гранат.

В воспоминаниях подполковника Артемьева есть упоминание об одном захваченном с передовой пленном, взятом смешанной разведгруппой. Пленный был допрошен Буняченко и Артемьевым, а затем отправлен в обоз 2-го полка, где и служил вплоть до роспуска дивизии 12 мая. Разговор с пленным в изложении Артемьева, объяснения власовского подполковника причин, побудивших сформировать на стороне врага целую армию, спокойные возражения пленного, честно отказавшегося воевать со своими («Если бы большевиков [...] А то ведь своего брата убивать надо [...] Нет, не буду! ») - производят впечатление вполне достоверных. Уже после отступления власовцев из Праги бывший «язык» честно явился к Артемьеву и попрощался, пояснив, что возвращается к своим: «Простите, господин подполковник, хочу, чтобы по-хорошему. [...] Другой дороги нет, пойду обратно. [...] Авось не допытаются, что был у вас. [...] Войне конец- пойду. Ведь там у меня жена, дети дома остались. [...] Жаль только, что рассказывать нельзя будет никому, чего у вас насмотрелся - непременно посадят».

Действительно, советские документы подтверждают: ночью 10 апреля разведгруппа противника на восточном берегу Одера в расположении 1-й роты 415-го батальона взяла «языка», сержанта И. В. Бровкина, и доставила его через Одер к своим. Необходимо отметить, что за период с 1 марта по 15 апреля < ->         290

во всей группе армий «Висла» в разведпоисках были захвачены всего несколько пленных, большая часть из которых пришлась на власовцев из 1-й дивизии и 1604-го отдельного русского полка полковника Сахарова. Кстати, несмотря на близкий конец войны, в марте 1945 г. в полосе группы армий «Висла» на сторону противника все же перебежали 18 красноармейцев, не исключено, что в результате действий полка Сахарова. В этих фронтовых разведэпизодах марта - апреля в наиболее трагичной степени срабатывал неумолимый закон войны: «Если я не убью - меня убьют». По крайней мере, посланный в один из апрельских дней наблюдателем за противником рядовой власовского разведдивизиона С. А. Дичбалис «чувствовал душой и телом - эти люди не будут смотреть на нас как на братьев по несчастью, а уничтожат при первой возможности, попадись мы к ним в руки».

Буняченко понимал: атака «Эрленгофа» практически не имеет шансов. Единственным утешением для него стало в эти апрельские дни еще одно, значительное подкрепление. Действовавший с конца февраля в составе боевой группы «Клоссек» 3-й танковой армии Вермахта 1604-й отдельный русский полк полковника Сахарова вливался в дивизию. 10 марта Сахаров вывел полк на участок Восточного фронта по обеим сторонам Гартца (около 30 км по Одеру южнее Штеттина). Одновременно на учебном полигоне Креков под Штеттином началось формирование 3-го батальона 1604-го полка, так как в свое время старый 3-й батальон передали во 2-ю пехотную дивизию. От плацдарма место дислокации 1604-го полка отделяло на юг более 120 км.

По решению командующего 9-й армией генерала пехоты Т. Буссе 9 апреля полк Сахарова с полным вооружением был передан в дивизию Буняченко. Полк в составе двух батальонов присоединился к дивизии под Франкфуртом-на-Одере 16 апреля, став 4-м пехотным полком. Численность дивизии, таким образом, возросла до 19 тыс. чинов. 3-й батальон, прибывавший из под Штеттина, опоздал на сутки и прямо на железнодорожной станции Либерозе его накрыла волна наступления 1-го Белорусского фронта. Из всего батапьона спасся лишь поручик Шаповалов.

291

Охровый и придирчивый командир полка «Потсдам», подполковник Ф. В. фон Нотц, характеризовал Буняченко как сильного командира, способного лидера для своих подчиненных. Поэтому он зря удивился, узнав, что Буняченко потребовал от командования 9-й армии перед атакой провести артподготовку и выпустить по плацдарму «Эрленгоф» не менее 28 тыс. снарядов и мин. Штурмовые батальоны начали выдвигаться на исходные позиции атаки вечером 12 апреля, при этом на направлении главного удара 2-го полка с севера 2-й батальон капитана Дмитриева был усилен 2-й ротой 1 -го батальона 3-го пехотного полка подполковника Г. П. Рябцева (Александрова).

Ночь с 12 на 13 апреля прошла спокойно с обеих сторон. Очевидцы, Ф. В. фон Нотц, Г. Швеннингер, историк И. Хоф-фманн, уверяют, что Буссе выполнил данные Буняченко обещания: на огневые позиции был заранее завезен потребованный боезапас, а в «образцовой» артподготовке и обеспечении огневого вала сопровождения атакующей пехоты принимали участие не только дивизионный 1600-й артиллерийский полк подполковника В.Т.Жуковского (не менее II артиллерийских батарей), но и мортирная батарея, батарея дальнобойных орудий, 3-й'дивизион 32-го артиллерийского полка СС и два тяжелых зенитных дивизиона (всего не менее 8 батарей). Возможно, если бы требуемое Буняченко артиллерийское обеспечение на самом деле имело место, то конечные результаты атаки оказались бы иными. Но в действительности огонь по плацдарму вели не более 10 батарей (вероятнее всего - артиллерийского полка 1 -й дивизии)². Весь огневой налет, включая вал сопровождения пехоты, продолжался 1 час 15 минут: с 5.45 до 7.00 (по московскому времени). В совокупности по плацдарму, по советским оценкам, были выпущено не более 6 тыс. снарядов и мин³ - в 4, 5 раза меньше обещанного немцами.

Атаку власовской пехоты поддерживали 6 самолетов: четыре прикрывали атакующих и бомбили плацдарм в глубине, два атаковали КП 415-го батальона на восточном берегу Одера и бомбили огневые позиции артиллерии 119-го укрепрайона. Авиационный налет совершался машинами 8-й эскадрильи ночных бомбардировщиков Героя Советского Союза икапи-292 '

^тана Б-Р. Антилевского из состава 1-го авиационного полка ВВС КОНР, летная часть которого базировалась на аэродромах ^в -Эгере и в местечке Немецкий Брод. Сообщение И. Хоффман-^на о поддержке власовцев 26 (! ) бомбардировщиками 4-й авиационной дивизии LW никоим образом не подтверждается ни власовцами, ни советскими документами⁴. В небе над плацдармом единовременно находились не более 6 самолетов, Участие которых в боевых действиях ограничилось утренними часами 13 апреля. Несмотря на неожиданность активных боевых действий, защитники плацдарма технически были готовы к их отражению, на вечер 12 апреля средняя обеспеченность выстрелами и гранатами на плацдарме составляла 1, 5 боекомплекта. Но о специфическом характере атакующего противника оборонявшиеся не знали: разведка 33-й армии упустила переброску из тыла к фронту власовской дивизии и ее направление на участок 119-го укрепрайона.

Одна из последних частных наступательных операций на Восточном фронте «Апрельский ветер», продолжилась атакой власовской пехоты с севера со стороны Франкфурта-на-Одере в 6.55 по московскому времени (в 5.55 по берлинскому) за пять минут до конца артналета. План Буняченко сводился к проведению отвлекающей н основной атаки: двумя ударами с южного и северного фланга по сходящимся операционным линиям власовцы были должны прорваться к лодочной переправе и тем самым уничтожить плацдарм. Следствием выполнения боевой задачи устранялась непосредственная угроза Фюрстенбергу.

Атака проводилась силами первых батальонов 3-го н 2-го пехотных полков. 1-й полк Архипова оставался в резерве командира дивизии в 3 км южнее дивизионного КП в Рюзеие, а запасной полк находился в дивизионном тылу. Артиллерийский полк занимал огневые позиции в 3-5 км севернее дивизионного КП, Дивизионный КП находился по прямой от лередпего края советского плацдарма в 4 км, полковые КП на расстоянии в 1 5—2 км. Свой командный пункт командир 3-го подполковник Г. П, Рябцев (Александров) развернул непосредственно в гылу в километре от атакующих рог Арюмьен не moi iroio сделать: 293

с севера наступление велось вдоль Одера и КП полка неизбежно бы попал под огонь с восточного берега. КП 2-го полка отделялся от атакующего усиленного 1-го батальона затопленной излучиной. Так как в обход излучины от КП до боевых порядков батальона было более 3 км, это обстоятельство, вероятно несколько затрудняло управление боем.

На южном вспомогательном Фюрстенбергском направлении правый фланг 4-й роты капитана В. А. Стеколыцикова 415-го отдельного пулеметно-артиллерпйского батальона атаковали до двух рот 1 -го батальона капитана Ю. Б. Будерацкого из 3-го пехотного полка. В атакующих ротах среди стрелков находились гранатометчики, пулеметчики, огнеметчики. Выдерживая сильный огонь противника, до взвода власовцев преодолели частично разрушенную линию проволочных заграждений и ворвались в первую траншею. Вспыхнула рукопашная. Однако после усиления пулеметного огня штурмовой взвод был принужден оставить окоп, две поредевшие роты залегли перед проволочными заграждениями. В резерве Александрова под деревенькой Фогельзанг находился свежий 2-й батальон, но вводить его в бой не имело смысла. Мало того, что роты толпились одна в затылок другой и упирались в лежавшие перед проволокой две роты, с восточного берега они подвергались во фланг систематическому обстрелу с позиций 16-го отдельного артиллерийско-пулеметного батальона. Примерно до 10.00 утра по московскому времени власовцы 3-го полка еще вели активную перестрелку с 4-й ротой 415-го батальона. Затем командир полка принял решение оттянуть подчиненных на исходные позиции.

На северном участке 2-го полка к 9.00 по московскому времени власовцы вели активный огневой бой, но атаку пока не предпринимали. К тому времени на восточный берег Одера с плацдарма ушло тревожное донесение: «Мы его [противника. - Прим. К. А.] держим [...] много раненых и убитых, связь постоянно рвется, нет боеприпасов и снарядов». Через полчаса положение защитников плацдарма еще более обострилось. В 9.30 по московскому времени с севера, со стороны Франкфурта, левый фланг 2-й роты капитана М. В. Бедняко-»л, ', . 294

ва был атакован силами до двух рот 1-го батальона капитана М. П. Золотавина⁵ 2-го власовского полка. Атаку поддерживали полковая артиллерия и минометы. В журнале боевых действий 33-й армии есть запись о применении здесь 12 танков и нескольких САУ. Такое использование бронетехники на участке длиной всего 2 км и шириной от 260 до 500 метров без возможности маневра, под фланговым огнем с восточного берега Одера представляется просто невероятным. В соответствии с планом операции логично допустить, что атаку 2-го полка могла поддерживать лишь танковая рота разведдивизиона майора Костенко (2-3 танка «Т-34»). Еще одна танковая рота в то вре-мя находилась на охране мостов в дивизионном тылу.

Боевые и политические донесения штаба 119-го укре-прайона в штаб 33-й армии, подробно описывая бой, силы и средства противника, ничего не сообщают о танках или самоходных орудиях. Если их участие и имело место, то явно незначительное. Единственным документальным подтверждением бронетанкового сопровождения может служить итоговое донесение штаба 119-го укрепрайона№ 068 на 16.00 14 апреля 1945 г., где упоминается «повреждение» одного танка. Откуда же взялись «12-15 танков и САУ»? Во-первых, необходимо было как-то оправдать частичный успех власовской атаки. Во-вторых, по воспоминаниям, на этом участке было несколько старых подбитых немецких танков, которые вполне могли быть «засчитаны» за бронетехнику сопровождения атакующих. Но главным аргументом, опровергающим использование бронетехники, остается полное умолчание о применении танков и САУ в свидетельствах таких разных офицеров, как А. Д. Архипов, В. П. Артемьев, Ф. В. фон Нотц и Г. В. Лихов.

На франфуртском направлении к 10 утра по московскому времени были серьезно повреждены проволочные заграждения, уничтожены три пушки 45-мм, несколько пулеметов. Огонь власовцев вывел из строя почти полностью три взвода защитников «Эрленгофа». Два взвода бывших камиицев ворвались в первую траншею, вклинившись на 300 метров вглубь плацдарма, выбили взвод 2-й роты капитана Беднякопа и м-няли ее. Не исключено, что и вторая траншея оказалась пы sa-295

хваченной, но тут наступающим решительное сопротивление оказали командир пулеметного взвода 415-го батальона, выпускник Омского пехотного училища 1942 г., старший лейтенант И. Ю. Закон и семь пулеметчиков. Кинжальным огнем они прижали власовцев к земле и сорвали атаку на траншею.

В короткиймигпередышкивласовцыпопыталисьраспропа-гандировать пулеметчиков, быстро прокричав им что-то из политической программы КОНР. Однако член ВКП (б) с декабря 1944 г. Исаак Юдкович Закон безапелляционно ответил: «У нас предателей родины нет», согласно политдонесению в штаб ук-репрайона, «бойцы его дружно поддержали и вновь открыли огонь по предателям родины». Тем не менее, положение для рот 415-го батальона продолжало сохраняться напряженным. В 9.40 на восточный берег вновь ушло донесение о больших потерях и отправке в траншеи ординарцев командиров. По утверждению Ф. В. фон Нотца, в эфире постоянно раздавались с плацдарма призывы о немедленной помощи, обращенные к восточному берегу. К 10.00 по московскому времени положение в целом стабилизировалось: на юге атака захлебнулась, на севере власовцы вклинились в глубь обороны противника на 300 метров и удерживали примерно стометровый отрезок первой линии траншей, периодически обстреливая переправу. По утверждению западных исследователей, а также единственного участника атаки из власовских офицеров В. П. Артемьева, на этом операция на плацдарме «Эрленгоф» и завершилась; якобы, не желая бесплодных боевых действий, Буняченко приказал выводить батальоны из боя. Такая точка зрения разделялась впоследствии многими историками, включая автора этих строк. Обнаруженные иами недавно документы опровергают столь упрощенное видение операции «Апрельский ветер». Бой на плацдарме длился не 4 часа, а 13, причем, по свидетельству штаба 119-го укрепрайона, все атаки «носили яростный характер».

Во второй половине дня 13 апреля роты 2-го и приданная рота 3-го полков провели еще четыре атаки на франкфуртском направлении против 2-й роты 415-го батальона, пытаясь прорваться ко второй линии траншей с севера. Все атаки оказались 296

отражены защитниками плацдарма. Всего в атаках на северном направлении Артемьев использовал пять пехотных и одну саперную роту. Утром и днем 13 апреля командующий 119-м ук-репрайоном генерал-майор Г. В. Лихов перебросил на плацдарм с помощью лодочной переправы: по одной роте из 16-го и 356-го отдельных артиллерийско-пулеметных батальонов, а также взвод разведроты 119-го укрепрайоиа. Артиллерийское прикрытие плацдарма с восточного берега Одера осуществляли дивизионы 415-го, 356-го и 16-го батальонов, не считая артиллерии, непосредственно подчинявшейся штабу укрепрайона.

Захваченный отрезок траншей утро, день, вечер 13-го и ночь 14 апреля удерживали рота 1-го батальона капитана Золотови-на из 2-го полка и приданная ей рота 1-го батальона капитана Ю. Б. Будерацкого из 3-го полка. Только в 6.30 утра по московскому времени 14 апреля после короткого агятшлершского налета пополненная и усиленная 2-я рота 415-го батальона контратакой заставила власовцев оставить захваченную первую линию и вернуться на исходные позиции. Контратаку с плацдарма возглавляли старший лейтенант И. Ю. Закон и командир батареи 76-мм орудий 415-го батальона капитан Г. А. Бабенко. За весь бой 13-14 апреля к защитникам плацдарма со стороны власовцев не было ни одного перебежчика, лишь в плен при контратаке на рассвете 14 апреля попали двое рядовых из 2-й роты 3-го полка, которые были ранены и не успели отступить при неожиданной контратаке.

Итоги многочасового боя 13-14 апреля на плацдарме «Эрлен-гоф» выглядели следующим образом. Защитники плацдарма по официальным, почти наверняка преуменьшенным данным, потеряли убитыми 13 человек, ранеными 46, в том числе 19 тяжелораненых пришлось эвакуировать в тыл, 13 - направить на излечение в санчасть, 14 человек остались встрою. Входе боя власовцы уничтожили три орудия 45-мм и одно орудие 76-мм, 8 станковых и 4 ручных пулемета, защитники «Эрленгофа» утратили 22 винтовки. К наградам среди них были представлены 168 бойцов и командиров, из которых 92 человека являлись беспартийными. Герой сражения старший лейтенант И. Ю. Закон приказом штаба 33-й армии № 098/н от 12 мая 1945 т. был награжден орденом Отечественной войны I ст.

297 •..v,.-

Точных сведений о потерях 2-го и 3-го пехотных полков 1-й власовской дивизии не сохранилось. Офицер связи Вермахта, майор Г. Швеннингер, подтверждает, что они «были значительными».

Московские историки С. В. Ермаченков и А. Н. Почтарёв в одной из своих публикаций определили потери власовцев в двух полках до 30 % - то есть до тысячи убитыми, ранеными и пропавшими без вести, что нам представляется совершенно нереальным. Опираясь на показания захваченного в плен рядового 2-й роты 1-го батальона 3-го пехотного полка о потерях в наступавших ротах в 35^40 %, приблизительно общие потери 3-го полка на южном участке, где атаковали две роты, можно определить в пределах 90 человек. Потери 2-го полка и приданной ему роты 3-го оказались самыми большими. Здесь активно действовали б рот, и общие потери могли составить до 250 человек. Примерную общую цифру потерь 1-й пехотной дивизии за 13-часовой бой мы определяем в 340—350 чинов убитыми, ранеными и пропавшими без вести, включая двух пленных. Это практически полностью совпадает с донесением штаба 119-го укрепленного района, оценившим общие потери власовцев в 350 человек.

Кроме того, к числу власовских потерь можно отнести поврежденный танк (? ) и до 20 пулеметов. Трофеи защитников плацдарма оказались крайне скудны: на южном участке трофеев вообще не было, а иа северном после контратаки бойцы и командиры 2-й роты 415-го батальона захватили по два пулемета и фаустпатрона, 18 противогазов и до 4 тыс. винтовочных патронов. Правда, наблюдавший атаку подполковник Ф. В. фон Нотц вместе с одним из командиров батальонов полковником Вермахта Харбрехтом и 12 венгерскими добровольцами подобрал на поле боя несколько десятков единиц ручного огнестрельного оружия.

Поступок командира полка «Потсдам» нельзя назвать красивым. Вместе со своими людьми он подбирал оружие на поле сражения, вскоре после того как роты 2-го власовского полка захватили первую линию траншей после упорной и кровопролитной атаки. Оружие и амуниция, подобранная и присвоен-298

ная Нотцем, принадлежала раненым и убитым власовцам 2-го и 3-го полков. Его желание понаблюдать в непосредственной близости, «как русские будут сражаться с русскими», диктовалось не любопытством, а более прагматичными соображениями. В пользу этого говорит и тот факт, что практически никакими серьезными трофеями защитники плацдарма не овладели, невзирая на внезапность контратаки 14 апреля. В принципе, понять командира «плохо вооруженного» полка «Потсдам» можно: дивизия «каких-то русских» вооружена и оснащена гораздо лучше его юнкеров. С точки зрения офицера Вермахта - унизительно и неприятно. Но вряд ли поступок Нотца поняли в тех обстоятельствах Артемьев, Александров и Бунячен-ко. Власовцы видели, чем занимаются их «союзники», но тут в момент операции командиры полков предпочли посмотреть на подобное зрелище сквозь пальцы: отношения с Вермахтом и так не сулили радужных перспектив.

Нотц остался недоволен операцией власовцев, будучи убежденным, что «сбросить врага в Одер п окончательно занять плацдарм» между 8 и 10 утра по берлинскому времени казалось вполне реальным. Нотц не понимал, почему Буняченко и командиры полков не бросают в бой роту за ротой, раз у них такое хорошее вооружение и, вообще, «соотношение с противником составляет 8: 1 в пользу власовцев». Свои эмоции Нотц выразил кратко: «...в конце уже проигранной войны войска Власова не особенно серьезно рвались в атаку». Отношение Нотца было очень распространенным среди многих офицеров Вермахта, сталкивавшихся в 1941-1945 гг. с любыми восточными добровольческими формированиями. Для Нотца и многих других власовцы были лишь пушечным мясом, необходимым им для достижения какой-то промежуточной цели.

В действительности соотношение сил на плацдарме в начале атаки было чуть больше, чем 2: 1 в пользу власовцев, и практически равным - к середине дня. Учитывая еще и превосходство противника в артиллерии, а также очень невыгодную географию местности, претензии Нотца можно назвать совершенно безосновательными. Соотношение потерь власовцев и защитников «Эрленгофа» представляется в среднем как 5: 1, 299

что для столь сложного наступательного боя нам кажется оправданным. Если же официальные советские оперативные сводки как мы предполагаем, традиционно в несколько раз занизили потери, учитывая панический тон изученных нами политдоне-сений во время боя, итоговое соотношение потерь станет еще меньшим. В техническом отношении потери защитников плацдарма оказались значительнее. Если же мы учтем, что на артиллерийскую подготовку операции «Апрельский ветер» было затрачено в 4, 5 раза меньше снарядов и мин, чем планировалось командиром дивизии, то усилия атаковавших власовских батальонов трудно не признать адекватными.

При общем взгляде на ситуацию можно сделать вывод в пользу 1-й пехотной дивизии: дивизия показала хорошие боевые качества, добившись за две недели частного успеха там, где его не могла добиться 391-я охранная дивизия Вермахта на протяжении двух предыдущих месяцев. Менее чем за месяц до окончания войны дивизия из граждан Советского Союза доказала свои потенциальные возможности в наступательной операции против Красной армии. Наконец, за три недели пребывания дивизии на Восточном фронте мы можем назвать на основании оперативных документов лишь единственный случай (! ) перехода на сторону Красной армии одного рядового из власовской дивизии, перебежавшего в полосе 119-го укрепленного района в 11.30 11 апреля. (Как мы уже писали, в марте 1945 г. в полосе группы армий «Висла» были задержаны 18 перебежчиков.) Обращаясь к одному из старших офицеров Вермахта в разгар операции на плацдарме «Эрленгоф» 13 апреля, Буняченко произнес: «Мои люди готовы умирать, и они умирают. Чего же еще вы от них хотите? »

Наиболее объективно итог единственной боевой операции на Восточном фронте 1-й пехотной дивизии подвела сухая запись от 14 апреля 1945 г. В дневнике боевых действий штаба ОКВ, резюмировавшая: хотя атаки «примененных на нашей стороне русских сил» не достигли поставленной цели, они продемонстрировали «готовность этих сил к наступлению». С этой оценкой практически солидаризируется независимый отзыв одного из младших офицеров: «Хотя и неудачный пер-300

вый бой подтвердил полную боеспособность дивизии, несмотря на уже выяснившуюся полную безнадежность борьбы». Генерал Кестринг тоже сделал вывод о том, что дивизия «хорошо дралась в наступательном бою> /. Ежедневный доклад штаба 9-й армии констатировал эффективность действий артиллерийского полка.

Ключом к пониманию причин слишком поспешного отступления власовцев 14 апреля с захваченного рубежа на плацдарме «Эрленгоф» может послужить следующее объяснение. Как профессионал, Буняченко чувствовал сосредоточение противника на плацдарме и, тем не менее, за ночь с 13 на 14 апреля никак не подкрепил оборонявшихся. Тот факт, что контратаковавшая на рассвете усиленная 2-я рота 415-го батальона практически не захватила трофеев, свидетельствует лишь об одном: власовцы не собирались удерживать занятую линию траншей любой ценой. В лучшем случае - передали бы рубеж немецким подразделениям из 391-й дивизии. Есть масса свидетельств. подтверждающих, что решение выводить батальоны из боя командир дивизии принял еще между 9 и. 10 часами утра 13 апреля. Последующие бесплодные четыре атаки на франкфуртском направлении лишь убедили его в обоснованности собственных действий.

Командир дивизии был прав даже чисто с формальной точки • зрения. Рассматривая дивизию как некоторое экстерриториальное политическое соединение, существующее строго в рамках разворачивающейся армии, он совсем не желал ее физического истребления в бессмысленной операции. Иными словами, Буняченко смотрел на ситуацию так: сохранение дивизии и сдача ее англо-американским союзникам могут иметь несравненно большее значение, чем полное истощение обескровленных полков даже на захваченном ими плацдарме. Для исхода войны на Восточном фронте судьба плацдарма «Эрленгоф» вообще не имела никакого смысла, а вот судьба 1 -й дивизии для всего Власовского движения могла оказаться определяющей.

Не позднее 11 часов утра по берлинскому времени 13 апреля командир 1 -й пехотной дивизии генерал Буняченко принял одно из важнейших решении в кратковременной истории войск КОНР, «де-факто» отказавшись подчиняться приказам коман-301

довання Вермахта. Интуитивно он чувствовал: в случае любых осложнений немцы не рискнут разоружать более 17 тыс. человек, вооруженных вплоть до танков и артиллерии. Поэтому те отношения, которые обозначились между власовской дивизией и Вермахтом еще до формального завершения операции «Апрельский ветер» и сохранялись вплоть до начала мая 1945 г. будет уместно назвать вооруженным нейтралитетом.

Буняченко обманули. Ему обещали переброску всех вла-совских соединений на отдельный участок фронта, тактичное понимание специфического назначения дивизии, 28 тыс. снарядов и мин перед атакой «Эрленгофа» и т. д. Кроме этого, как и почти каждый старый власовец, Буняченко считал себя обманутым более крупно: «Немцы обещали освобождение от большевизма и колхозов, а вели, оказывается, колониальную войну». И поставить ему в упрек соответствующий обман Вермахта трудно. Ведь недаром аббревиатура «РОА» расшифровывалась самими власовцами как «Русские Обманут Адольфа», а в ответ на приветствие немецких офицеров связи в Мюнзин-гене «Хайль Гитлер! » отдельные шутники из первой дивизии, весьма рискуя, бодро отвечали: «Драй литр! »'.

У командующего 9-й армией, опытного генерала пехоты Т. Буссе и в мыслях не было разоружать власовскую дивизию, тем более по обвинению «в трусости и провале наступления», как пишут об этом С. В. Ермаченков и А. Н. Почтарёв, не приводя никаких аргументов в пользу высказанной версии. Судьба 1-й пехотной дивизии была формально предрешена еще до завершения операции «Апрельский ветер» утром 14 апреля, а следовательно, никаких репрессивных планов командующий 9-й армией и не мог строить. Честный служака Буссе, слепо веривший в правоту параграфа приказа, испытал что-то вроде шока, узнав о самовольном отводе 3-го полка с южного участка плацдарма. В канун масштабного наступления 1-го Белорусского фронта Буссе не только не хотел каких-либо конфликтов близ передовой, но и вообще желал бы видеть дивизию в другой группе армий.

В 21.30 13 апреля ОКХ отдало приказ о передислокации 1 -й пехотной дивизии из группы армий «Висла» в группу ар-, 302

мий «Центр» генерал-фельдмаршала Ф. Шернера. В 2.0014 апреля Буняченко получил приказ уже из штаба группы армий «Центр» о передаче дивизии в подчинение 275-й пехотной дивизии Вермахта V армейсюго корпуса 4-й танковой армии генерал-лейтенанта танковых войск Ф. Глезера. Власовцам предлагалось заняться сооружением оборонительной полосы в тылу 275-й дивизии в районе Коттбуса.

Верный привычке, Буняченко созвал утром «совет в Филях» и в присутствии старшего офицера связи майора Г. Швеннингера образно выразил свое отношение к полученному приказу, недвусмысленно дав понять, что выполнять его не собирается. В отличие от Кутузова, Буняченко не спрашивал мнение у своих офицеров, а проверял реакцию. Несмотря на всю свою зверообразную грубость, Буняченко интуитивно был неплохим психологом, конечно, в узкопрофессиональном смысле. Почти всех власовских офицеров из числа кадровых командиров Красной армии по разным причинам, но в одинаково тяжелой степени угнетало ощущение подчиненности немцам. Фактически отказавшись выполнять их приказы, Буняченко устранил тягостные переживания многих своих офицеров, да еще и намекнул, что теперь дивизия будет немцам ставить условия. Вскоре так и произошло. Попытку немецкого командования, видимо генерала Буссе, забрать у русских отличившийся артиллерийский полк и придать его дивизии Вермахта, Буняченко, по воспоминаниям одного из немецких офицеров, назвал «откровенным свинством» и полк не отдал.

Впервые столкнувшись в службе с русским национальным упрямством, Шернер не без влияния Швеннингера отменил приказ и задумался, как поступить с мятежной дивизией дальше. Фактически командовавший группой армий «Висла» генерал-полковник Г. Хейнриции командующий 9-й армией генерал пехоты Т. Буссе буквально подставили Шернера, спихнув ему вооруженную до зубов полумятежную власовскую дивизию. Все их проблемы в одночасье стали проблемами командующего фуппой армий «Центр». К середине апреля 1945 г. Шернер заслужил славу самого жестокого из гитлеровских фельдмаршалов, с одинаковым рвением расстреливавшего за малейшие 303

нарушения и рядовых и полковников. Но для Буняченко ничего не знавшего о безжалостном характере любимца фюрера «страшный» Шернер был лишь одним из многих, и решительный командир дивизии избрал единственно правильную тактику. С одной стороны, он бряцал оружием, демонстративно устраивая перемещение бронетехники и рытье окопов полного профиля. Но с другой стороны, Буняченко через Швеннингера, искренне не желавшего кровопролития, показывал, что предел его амбициозных желаний - своевременное и полное снабжение дивизии всем необходимым довольствием.

Так сложилось удивительное патовое положение: Шернер не трогал дивизию и вовремя снабжал ее, а Буняченко не совершал ничего «предосудительного» в прифронтовом тылу. Инициативу бывший полковник Красной армии не желал уступать. 16 апреля войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление, и командир V армейского корпуса, как в свое время и Буссе, изъявил желание избавиться от подозрительной вла-совской дивизии у себя в тылу. Буняченко повел 15 апреля дивизию на юг, в Богемию. Упорство, с которым он это делал все последующее время, а также общее перемещение войск КОНР в апреле 1945 г., наводит на естественную мысль о выполнении Буняченко личного приказа Власова, полученного в период пребывания последнего на плацдарме. 16 апреля дивизия достигла Зенфтенберга, 17- Хойерсверда, 18- Каменца, 19- Радебер-га, 22 - Бад-Шандау (юго-восточнее Дрездена). До границы Чешского Протектората власовцам оставалось не более 20 км. Благоприятное впечатление производило то обстоятельство, что союзная авиация демонстративно не подвергала дивизию атакам на марше.

История 1-й пехотной дивизии оказалась во многом типичной для всех восточных войск Вермахта в 1941-1945 гг. Вопреки распространенным представлениям власовцы продемонстрировали неплохие боевые качества менее чем за месяц до окончания войны, что не соответствует распространенному в отечественной историографии стереотипу. Кстати, генерал Кестринг, анализируя в 1946 г. общие итоги и результаты применения Восточных войск Вермахта, посчитал объективным 304

признать, что «в большинстве случаев восточные добровольны были дельными и усердными людьми». Однако политическое отношение к сражавшимся на их стороне гражданам СССР у представителей немецкого командования, в том числе и у Кестринга, за редким исключением видевших во власовцах только ландскнехтов, не изменилось. Вместе с тем, не подлежит сомнению факт, что все действия и поступки Буняченко, совершенные им в марте - апреле, были настолько значимы и самостоятельны, что Вермахт не мог с ними не считаться. Не вооружить и не оснастить хотя бы одну русскую дивизию, значительно превышавшую по штату аналогичное немецкое соединение⁷, после Пражского манифеста и учреждения КОНР немцы не могли. Но, сделав это, столкнулись с массой проблем. И это обстоятельство указывает на глубокое противоречие - вооруженные восточные добровольцы, в отличие, например, от европейских добровольцев в ваффен СС, совершенно не собирались соответствовать тому образу, который создался у немцев.

В некоторой степени власовцы под командованием Буняченко и их ненадежные «союзники» фактически шантажировали друг друга. Подобное состояние рано или поздно должно было разрешиться кровопролитным конфликтом. Возможно, такие отношения могут служить моделью для правильного понимания фактического положения всех Восточных войск в составе германских Вооруженных Сил во время войны. Вооружив далее одну русскую дивизию, немцы больше не могли игнорировать ее политического значения. Чем больший размах приобретали мероприятия КОНР и чем более укрупнялись антисоветские воинские формирования, тем более они влияли ^на содержание восточной политики, на отношение к военнопленным и остарбайтерам.

Обер-лейтепант  Г. фон Герварт, участвовавший в работе с восточными добровольцами, еще зимой 1943 г. пришел к выводу о неизбежной гибели нацистских планов «жизненного Р°^странства» при реальном создании РОА. Применительно ^Ситуации весны 1945 г. пример 1-й дивизии, и поведение ее ^МаыДИра служат опровержением упрошенных представлен и и

305

об отношениях, существовавших между немцами и власовцами. Последующая история дивизии и самоотверженное участие ее солдат и офицеров в Пражском восстании служат этому еще одним убедительным доказательством.

Передвижения Южной группы и других соединений власовской армии в апреле - мае 1945 г.

Начальник ГОУКОНР генерал-майор В. Ф. Малышкин явственно ощущал в апреле 1945 г. в среде сотрудников и служащих Комитета «окончательный упадок настроений», усиливавшийся, по замечанию профессора ф. П. Богатырчука, «жизнью на вулкане в ожидании надвигавшегося краха». Способность к какой-либо политической деятельности сохраняли лишь отдельные деятельные натуры, такие как профессор Ф. П. Бо-гатырчук, капитан А. Н. Зайцев, полковник К. Г. Кромиади, Д. А. Левицкий, Ю. К. Мейер, Ю. А. Письменнный и некоторые другие. Отчасти положительное влияние на распадавшийся организм Комитета освобождения народов России оказало прибытие в первой половине апреля группы освобожденных руководителей НТС во главе с В. М. Байдалаковым и Е. И. Ма-муковым. Несмотря на продолжительное пребывание в берлинских тюрьмах, члены НТС не утратили воли к действию и активному участию в событиях.

Малышкин беседовал с Байдалаковым и Мамуковым. Все рекомендации членов Союза сводились к одному: КОНР и его войска должны как можно скорее перемещаться на юг и юго-запад, но общая разбросанность частей власовской армии заставляла искать варианты решения на юго-востоке. Позднее член НТС и член КОНР Б. В. Прянишников приписывал авторство «восточного» плана подполковнику Н. В. Тензерову, подозревая в нем и спустя 30 лет после его смерти советского агента. Прянишников хотел представить ситуацию как спланированную операцию с целью подставить войска КОНР в Чехословакии под удар Красной армии. В действительности идея концентрации власовских частей где-то юго-восточнее Карлсбада

штшт. 306

и западнее Праги, на границе Чехии и Австрии, во-первых, принадлежала Власову и Малышкину, а во-вторых, диктовалась общей ситуацией. Кроме того, она совершенно не касалась гражданских учреждений Комитета.

Эвакуация членов КОНР из Карлсбада и Мариенбада в Фюссен (юго-западнее Мюнхена) началась 15 апреля и продолжалась до 19-20 апреля. Вскоре после завершения эвакуации 18 апреля Малышкин посетил в имении Гедвигсхоф близ Фюссена известного немецкого писателя Э. Э. Двинге-ра, еще с лета 1943 г. симпатизировавшего Власовскому движению. От Двингера, к своему приятному удивлению, Малышкин узнал о пребывании вместе с семьей по соседству в небольшой баварской деревеньке капитана В. К. Штрик-Штрикфельда, окончательно исчезнувшего из поля зрения власовцев в конце января.

Штрик-Штрикфелъд по-прежнему с помощью генерал-майора Р. Гелена скрывался от «перевода» на службу в СС и фактически с конца февраля не находился на службе, используя в качестве причин для столь продолжительного отпуска «болезнь», «поиски семьи» и т.п. Еще при расставании со Штрик-Штрикфельдом в конце 1944 г. молчаливый и замкнутый после событий 20 июля 1944 г. генерал Гелен сказал: «Безграничное доверие, которым вы пользуетесь у Власова и у других русских, ценится на вес золота. С самых первых дней в Виннице вы никогда не обманули этих людей. Это ваш капитал! » Гелен был прав, и реакция Малышкина на известие о Штрнк-Штри-кфельде служила лучшим подтверждением его слов, ^апреля Малышкин на велосипеде выехал к Штрик-Штрикфельду и вскоре туда лее приехал добравшийся до Фюссена из Праги Власов. Главнокомандующего сопровождали Жиленков, Ашен-ореннер и неотлучный Кре'гер.

В имении Двингера 19 апреля во время беседы при участии Ашенбреннера, Власова, Двингера, Жиленкова, Малышкина и Штрик-Штрикфельда был окончательно принят и уточнен план действий. Судьба КОНР была предрешена самими событиями. Подавляющее большинство членов Комитета и служащих его учреждений добрались до Фюссена и постепенно

307

оседали на территории будущей американской оккупационной зоны. Однако перспективы власовской армии не имели такой ясности, тем более что армейский организм, в отличие от гражданских учреждений КОНР, продолжал функционировать.

На совещании у Двингера обсуждался план, называемый в дневнике Малышкина «самым южным сектором». Предполагалось стянуть все войска КОНР на территорию Югославии. Здесь имелась в виду только территория Словении, удерживаемая домобранцами Словенской Отечественной Армии под командованием бригадного генерала Л. Рупника. Хорватия исключалась по причине непосредственного театра военных действий и усташского режима «поглавника» А. Павелича, тем более власовцы контактировали с представителями сербских монархических формирований. В войска КОНР планировалось включить югославянских зборовцев Д. В. Лётича, четников Д. Михайловича, домобранцев Л. Рупника, а также всех желающих иностранных добровольцев германских Вооруженных Сил вплоть до военнослужащих Легиона Французских Добровольцев (ЛФД). Эти разномастные силы (примерно до 200 тыс. человек) должны были сыграть решающую военно-политическую роль в неизбежном, как виделось деятелям КОНР, столкновении между западными союзниками и СССР. Конечно, никто из присутствующих не предполагал, что судьба и власовцев, и четников, и домобранцев предрешена в ходе состоявшейся 4- Х 1 февраля в Ялте конференции глав государств-участников антигитлеровской коалиции.

В плане «самого южного сектора» имелись серьезные изъяны. В благожелательном отношении и гостеприимстве Рупника никто не сомневался. Офицер Генерального штаба Императорской Австро-Венгерской и Королевской Югославской армии бригадный генерал Лев Рупник был женат иа русской, он сам и многие члены его семьи часто разговаривали на русском языке. Симпатии Рупника к власовцам казались естественными. Однако никакой связи с командующим на Балканах группой армий «Е» генерал-полковником LW А. Лером власовцы не имели. Путь в Словению лежал через Чехию, но выяснилось, что на генерал-фельдмаршала Ф. Шернера пола-

, .  308

гаться было нельзя. Двингер предложил «пиратский» вариант: закрепиться в Баварских Альпах, похитить несколько высших бонз НСДАП и обменять пленников союзникам на гарантии политического убежища для чинов власовской армии. Идея была отвергнута как авантюрная. Не исключено, что Двингер неразумно провоцировал Власова в присутствии высокого представителя СС, номинально еще обладавшего достаточной властью, чтобы расстрелять и того и другого. В конце концов, не без влияния Ашенбреннера собравшиеся пришли к следующему решению: войска КОНР стягиваются на почти двухсоткилометровом отрезке с севера на юг в районе Прага-Лииц. Другого варианта и не оставалось, тем более что Трухин уже начал движение на юг из района Ульма, а Мальцев - из Мариенбада. В. К. Штрик-Штрикфельд добровольно согласился сопровождать уполномоченного русского парламентера к американскому командованию. В момент полного краха Вермахта и рейха это был, несомненно, мужественный поступок. 23 апреля функции парламентера принял на себя генерал В. Ф. Малышкин.

В задачу парламентеров или уполномоченных КОНР входила единственная обязанность: встретиться с представителем союзного командования как можно более высокого ранга, довести до его сведения содержание Пражского манифеста и политические цели Комитета, добившись гарантий предоставления политического убежища для всех служащих Комитета, а также солдат и офицеров ВС КОНР. В качестве уполномоченных непосредственно А. А. Власовым, Президиумом КОНР и центральным штабом направлялись в разные города и оставлялись на территории будущих англо-американских оккупационных зон известные власовцы. Среди них были офицеры, гражданские лица и члены НТС: генерал-лейтенант Г. Н. Жн-ленков с большой группой своих сотрудников, солдат и офицеров остался в районе Иннсбрука, генерал-майоры И. А. Благовещенский - в Мариан Лазне (Мариепбаде), Д. Е. Закупили, В. Ф. Малышкин и полковник К. Г. Кромиади - в Фюеа-не, подполковник М. К. Мелешкевич и В. Д. Поремскии направились в Гамбург, сотрудники разведотдела армейскою им им ьа питаны В. А. Денисов и П. Ф. Лапип навстречу шию \ /- и ар

...v;     309

мин США в район севернее Штутгарта. Разведотдел, кроме Лапина, отправил к американцам начальника полевой жаидап-мерии 1-й дивизии поручика Дубчакова.

Кроме того, в Швейцарию 27 апреля Власов направил Ю. С. Жеребкова. Большую активность в этом же направлении проявил Г. Н. Жиленков. В период с 1 по 6 мая в районе Ин-нсбрук - Майрхофен, на территории Австрии, с соответствующими полномочиями он оставил в Лермосе группу старого эмигранта Ветрова, в 30 км южнее - подполковника А. Н. Карпова, в Кальбенбахе - профессора С. А. Андреева, в Циллерта-ле - старого эмигранта Юрковского, поручика М. М. Самыгина и подпоручика В. M Харчева.

Никто из уполномоченных поставленную Власовым задачу не выполнил, несмотря на искренние и упорные попытки многих. В лучшем случае представителей КОНР не понимали, в худшем - интернировали в лагерях военнопленных и впоследствии насильственно репатриировали в советские оккупационные зоны. Наиболее близко к цели продвинулся Г. Н. Жиленков, проявив при этом всевозможные дипломатические способности. 7 мая под Майрхофеном (40 км юго-восточнее Иннсбрука) он встретился с представителями временного правительства Австрийской республики Мареком и Шмиткером, получив от них согласие предоставить всем власовцам политическое убежище на территории Австрии. Но к тому моменту Жиленков не располагал никакими возможностями связи и организации перемещения частей власовской армии под Иннс-брук. Через 11 дней бывший начальник ГУП КОНР был интернирован в американском лагере военнопленных.

23 апреля в 13.20 генерал-лейтенант А.А.Власов отдал приказ № 08 о сосредоточении всех частей и соединений КОН1 в районе западнее Лиица для дальнейшего формирования. из Фюссена Власов уехал 24 апреля в 1-ю дивизию, обеспокоенный возможным конфликтом между командиром дивизии и командующим группой армий «Центр». Фактическое пере-мешение частей КОНР началось уже 17 апреля, и приказ был важен только для его юридического обоснования. Альтернативы избранному маршруту не существовало, ио вот дальиеи-

310

^шую судьбу власовской армии ее командование представляло по-разному. По свидетельству полковника Позднякова, Тру-хин не видел смысла двигаться в Югославию, а предполагал, напротив, дождаться казаков и, собрав силы в кулак, прорываться на Западную Украину. В 1957 г. на публичном докладе в Нью-Йорке Поздняков заявил, что генералы Власов и Трухин планировали с территории Австрии и Чехословакии «прорваться на Украину, чтобы поднять всенародное восстание в СССР». Если показания Позднякова достоверны, то Трухии, независимо от политических разногласий, надеялся на поддержку власовцев со стороны Украинской Повстанческой армии (УПА) генерал-лейтенанта Р. Шухевича («Тараса Чупрынки»). Тогда не исключено, что запись «самый южный сектор» в дневнике Малъпшшна имеет более широкое значение, чем просто сбор сил на границе Австрии и Словении.

Последняя встреча генералов Мальцева и Власова во время войны состоялась 15 апреля в Мариенбаде. Власов кратко обрисовал собеседнику варианты сосредоточения армии. Мальцев в целом поддержал Главнокомандующего, посоветовав, тем не менее, держаться как можно дальше от «Альпийской крепости» и частей СС Совместно составив приказ на передислокацию авиачастей КОНР, генералы назначили выход на марш на 20 апреля. Конечным пунктом маршрута намечался район Будвайс - Линц. Здесь чины авиачастей должны были соединиться с остальными подразделениями армии. Однако поздно вечером Власов связался со штабом Мальцева из Праги и попросил выступить на трое суток раньше. Мальцев немедленно приказал командиру 1-го авиационного полка полковнику Л. И. Байдаку передать все самолеты и материальную часть на аэродромах & Немецком Броде и Эгере представителям LW из штаба Ашенбреннера, а личный состав полка направить в Мариенбад. Один из уцелевших офицеров много поздние писал, что к моменту оставления Немецкого Брода «немцы уничтожили весь запас бензина на боевом аэродроме ш-за мл о, чт у них начались недоразумения с Власовым».

16 апреля во всех авиачастях началась подготоикд и нгпи i нению полученного приказа. Стоит отметить, тю чипы hjuiuus

J

ской авиации отличались особенными дисциплинированностью и исполнительностью, поэтому весь нх последний поход прошел без эксцессов и трудностей. Во многом это объяснялось и личными лидерскими качествами Мальцева. До последнего момента существования своей части Мальцев стремился поддерживать в подчиненных веру в благополучный исход всех лишении.

Около 14.00 17 апреля чины штаба, частей обслуживания н 1-го авиаполка, а также курсанты школы летчиков выстроились перед зданием мариеибадского отеля «Люкер». Мальцев обошел строй и произнес краткую патетическую речь. В 14.30 колонна чинов власовской авиации под Андреевским и бело-сине-красным флагами выступила из Мариенбада иа юг в Куттенплан, где вечером соединилась с парашютно-десантным батальоном майора А. Л. Безродного. 18 апреля в Плане численность колонны Мальцева возросла за счет присоединившихся военнослужащих 9-го зенитного полка подполковника Р. М. Васильева. Теперь, за исключением связистов Лантуха, ожидавших власовцев южнее, в Ноерне, все подразделения генерала Мальцева находились в сборе.

21 апреля вНоцгедейне в походный штаб командующего неожиданно прибыл полевой командир 1 -и штурмовой бригады СС «Беларусь» СС ваффеи-оберштурмбанфюрер и подполковник БКО Ф. В. Кушель. 19-20 апреля на стоянке в Айзенштайи-дорфе Кушель, с согласия начальника штаба бригады СС ваф-фен-гауптштурмфюрера Орсича, выгнал из бригады немецкую роту эсэсовцев, предложив им идти куда угодно. Немецкий командир бригады СС штурмбанфюрер Геиигфельд дезертировал еше раньше. Немцы перед уходом попытались забрать бригадный обоз, и конфликт чуть не стал вооруженным. Кроме того, в 7 км от места инцидента стояли части СС, и Кушель всерьез опасался боевого столкновения со значительно превосходящими силами немцев. Узнав, что рядом совершают марш власовцы, Кушель появился у Мальцева и изъявил готовность присоединиться к летчикам. Белорусский источник утверждает, что Кушель лишь предложил «прорвать совместно немецкий фронт для сдачи американцам».

тттт 312 тшшяж

В действительности, Кушель подчинился без всяких условий: во-первых, не в его положении было ставить условия, а во-вторых, Мальцев еще совершенно не собирался сдаваться союзникам, а пытался выполнить приказ Власова. В бригаде служило много русских, чины бригады и сам Кушель совершенно не походили на ограниченных сепаратистов из БЦР. Мальцев согласился принять бригаду Кушеля, надеясь, что но возвращении от Власова генерал Ашенбреннер гарантирует мирное разрешение любых возможных конфликтов с силами СС.

22 апреля колонна Мальцева прибыла в Ноерн, где в ее ряды влилась 6-я отдельная рота связи майора В. И. Лантуха и Летценская школа пропагандистов Восточных войск под командованием полковника А. А. Трошша ( в 1942- полковник, командир 205-й стрелковой дивизии), В итоге в подчинении у Мальцева оказалось более 6 тыс. человек, включая белорусов. Вечером 23 апреля командующий созвал совещание старших офицеров и командиров частей, итогом которого стало единственное решение - искать связь с Власовым и при любой возможности продолжать марш в район Линца.

26 апреля в Ноерне наконец-то появился Ашенбреннер, обещавший Власову на совещании у Двингера сделать все для спасения русских летчиков. Вскоре у Мальцева собрались Ашенбреннер, начальник штаба власовской авиации полковник А. Ф. Ванюшнн, адъютанты генералов поручик Б. П. Плю-щов и обер-лейтенант Г. Бушманн, а также старшие офицеры 1-го авиаполка: полковник Л. И. Байдак, майоры А. П. Альбов и А. П. Меттль. Ашенбреннер нарисовал собравшимся мрачную картину: части Вермахта разлагаются, Западный фронт распался, на дорогах «пробки», связи с Власовым нет, возможности прорыва к Линцу практически не существует. С другой стороны, с помощью капитана Т. Оберлендера удалось вступить в контакт с американцами.

23 апреля Оберлендер сумел пересечь формальную линию фронта в полосе XII армейского корпуса генерал-майора И, ЛеРоя (3-я армия США) и встретился с начальником штаба корпуса бригадным генералом Д. Кенаном. Кенан изъявил готовность принять Ашенбрсннера на предмет ведения лсре-

-, 313

говоров. Таким образом, Ашенбреннер предложил генералу Мальцеву вступить в прямые переговоры с американским командованием, а идею похода на Линд оставить.

Поколебавшись. Мальцев согласился, так как создавшееся положение не оставляло другого выхода. Назначив заместителем с правом вступления в должность командующего на случаи чрезвычайных обстоятельств полковника А. Ф. Ванюшина, 27 апреля Мальцев вместе с Ашенбреннером, Оберлендером и поручиком Б. П. Плющовым проследовал на машине с белым флагом в штаб XII корпуса. Переговоры несколько затянулись из-за занятости Кенана. Американские офицеры штаба корпуса отнеслись к парламентерам чрезвычайно корректно и предупредительно, высказав при этом полное непонимание политических целей Власовского движения и недоумевая, «почему бы власовцы не могли просто переизбрать Сталина, если он такой нехороший президент».

Кенан огорчил власовцев отказом обсуждать вопросы политического характера, разумно заявив о своей некомпетентности. Власовцам и чинам штурмбрнгады СС «Беларусь» предлагалось сдаться в плен на условиях Женевской конвенции, без предрешения их дальнейшей судьбы. После завершения переговоров 28 апреля Мальцева и его спутников американцы проводили обратно до условной линии фронта. Здесь Ашенбреннер расстался с Мальцевым, судьба частей которого становилась более определенной, и срочно убыл в ставку командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала ф. Шернера, тщетно боровшегося в тот момент с упрямым командиром 1-й дивизии.

По возвращении в Ноерн Мальцев созвал офицеров на последнее совещание и доложил результаты переговоров, а также детали капитуляции. Затем командующий пригласил своих подчиненных на скромный ужин; 25 апреля Виктору Ивановичу Мальцеву исполнилось 50 лет. В прощальной речи он поблагодарил всех за отличную службу и высказал уверенность в оправданности пройденного пути. Подполковник БКО ф. В. Кушель остался доволен корректным поступком власовского командующего, подписавшего протокол о капитуляции

бригады «Беларусь» отдельно от авиачастей КОНР. Тем самым «Беларуси» гарантировалась «самостоятельность и автономность». В канун капитуляции 29 апреля произошло событие, изрядно испортившее настроение Мальцеву. Из Ноерна на штабных автомобилях в неизвестном направлении вместе с семьями и багажом скрылись несколько офицеров из числа старых эмигрантов во главе с Л. И. Байдаком. Эта история сильно возмутила Васильева, Тарновского, Шебалина и других офицеров из русской эмиграции, до конца разделивших общую судьбу со своими подчиненными.

В 12.00 30 апреля в Лангдорфе, между Цвизелем иРеге-ном (90 км южнее Пльзеня), в полосе оперативных действий 2-й танковой группы XII корпуса 3-й армии США, первыми из всей власовскои армии сложили оружие военнослужащие авиачастей КОНР. Отдельно на расстоянии 2 км сложили оружие чины бригады «Беларусь». Принимавшие сдачу американские офицеры из отдела армейской разведки сразу же отделили примерно 200 офицеров от унтер-офицеров и рядовых, немедленно разрушив структуру военной организации. Оставшихся разделили на две неравные группы в 1, 6 тыс. и 3 тыс. человек. Власовские офицеры из авиачастей КОНР были перевезены в Реген, а затем в особый лагерь для военнопленных в 40 км от Шербура (Франция). Вторая, меньшая группа провела некоторое время в лагере военнопленных в Регенсбурге, а третья (преимущественно десантники и часть чинов 9-го полка) - в лагере Хайм. Чины последних двух групп в массе своей избежали насильственной репатриации, но многие офицеры и практически весь летный состав все-таки были подвергнуты принудительной экстрадиции.

По свидетельству полковника Архипова, в начале апреля немецкое командование отдало приказ об отправке 2-й пехотной дивизии на Западный фронт, но Власов немедленно добился его отмены и подчеркнул, что дивизия не должна ввязываться в операции против союзных войск, припутавшись к отступлению. Обнаруженные автором боевые задания и прика: Я" 04 m 13 апреля 1945 г., подписанные командиром дивизии к'перанны Зверевым, свидетельстукл оюгошости командира диипшп 3)5 шшшш

принять при необходимости бой с регулярными частями Красной армии, в перечне которых называются 20-й и 21-й полки 7-й. а также 92-й и 108-й полки 35-й стрелковых дивизий. Вла-совская дивизия должна была перейти к обороне в полосе Эн-набайрен- Буттенхаузен - Тюттен, имея в качестве основной задачи прикрытие отрезка железной дороги Ульм - Мюнзингеи, если, конечно, речь не шла о простых учениях и номера частей противника не носили условный характер. В любом случае, маневры Зверева не продолжались более трех суток.

Составление общего плана переброски Южной группы юго-западнее Праги было завершено в оперативном отделе штаба власовской армии к 7 апреля. Гарнизон Мюнзингена выступил на марш 17 апреля, гарнизон Хоиберга - на следующий день. Всего в составе Южной группы находились по состоянию на 17-18 апреля21267 офицеров, унтер-офицеров и солдат власовской армии. В запасной бригаде полковника С. Т. Койды по результатам медицинского освидетельствования около 50% личного состава были признаны негодными к маршу по физическому состоянию. По приказу командира бригады 450 самых слабых добровольцев свели в отдельную команду для перевозки по железной дороге. Перед выходом выдали обмундирование второго срока - трофейные французские шинели и старую обувь. Маршрут оказался тяжелым для пешего марша, тем более для людей, недавно покинувших лагеря военнопленных. В район погрузки на железнодорожные станции южнее Мюнхена правой колонной двигалась 1 -я Объединенная офицерская школа генерал-майора М. А. Меандрова, средней - учебно-запасная бригада, левой - 2-я пехотная дивизия, штаб и части штабного подчинения.

О трудностях и проблемах на двухсоткилометровом пешем марше можно судить во приказу Зверева по 2-й (650-й) дивизии, отданному после прибытия в район погрузки 22 апреля и посвященному итогам трехсуточного марша 18-20 апреля. Движение 1-го и 3-го пехотных полков Зверев охарактеризовал следующим образом: «Подготовка к маршу, организация чарша, организация питания - налажено вполне удовлетворительно. Но после первых суток перехода, в связи с усталостью 316

бойцов, дисциплина снизилась, колонна растянулась, порядок строя нарушался. Имели место случаи, когда бойцы двигались не в строю, а отдельными группами. Командиры подразделений не принимают своевременных мер для восстановления порядка строя. Суточный наряд выставлялся формально, были случаи, когда бойцы уходили в ближайшие деревни в поисках питания и даже для воровства. Все время поддерживалась дисциплина марша на высоком уровне командиром 2-го батальона 1-го пехотного полка. Штаб полка с работой по организации и управления маршем справлялся, хорошо организовал разведку. В 3-м полку неизвестный похитил мотоцикл и 3 велосипеда. Штаб полка с работой плохо справился».

2-й пехотный полк дивизии, несмотря на то, что его формирование завершилось лишь к 15 апреля, Зверев похвалил, отметив «организацию и дисциплину марша на высоком уровне». Из других частей дивизии похвал за марш удостоились артиллерийский полк и учебно-запасной батальон, недостатки по организации службы имелись в батальоне связи и саперном батальоне. На низком уровне прошел марш в полку снабжения, где выявилось самое большое количество отставших, а солдаты, по выражению Зверева, «предоставлялись сами себе», и в отдельном противотанковом дивизионе.

В наибольшей степени Зверев разнес отдельный кавалерийский разведдивизион: «дисциплина низкая, дивизион на грани развала, офицерский состав пьянствует, позоря звание и честь офицера РОА». За организацию и проведение марша 17-20 апреля получили благодарности от командира дивизии: командир артиллерийского полка полковник А. А. Зубакин, командир 2-го пехотного полка майор Алексеев, командир учебно-запасного батальона капитан Курганский и командир 2-го батальона 1-го пехотного полка капитан Бутенко. Выговор получил командир 1-го батальона 1-го пехотного полка майор Антипов, остальным были сделаны замечания за слабую требовательность. Командир отдельного кавалерийского разведдивизиона подполковник Зиновьев был арестован на пять суток с предупреждением о неполном служебном соответствии.

317.■ ■ •• ■ ■.- • ■

Приказ Зверева об итогах марша лишний раз подтверждает выводы, сделанные в рассуждениях о власовском офицерском корпусе: дисциплина, порядок и организация службы зависели в первую очередь, от офицеров и их требовательности. Особенно ярко это проявилось позднее на демаркационной линии американской оккупационной зоны.

Проблем, аналогичных тем, которые испытал Зверев, не было ни в армейском штабе, благодаря безупречным служебным качествам Трухина, ни в офицерской школе, благодаря ревностному отношению к службе со стороны курсантов, имевших прочный костяк в виде большой группы юнкеров из Русского Корпуса. Совершенно поразила Трухина учебно-запасная бригада: измученные немецкими лагерями солдаты прошли образцово, без эксцессов и замечаний. Довольный Трухин объявил бригаде и командиру благодарность за выносливость и образцовый марш. Бригада Койды оказалась единственной частью Южной группы, которая понесла боевые потери на марше, попав под бомбежку союзной авиации: погибли 12 солдат и 5 офицеров, включая командира саперного батальона майора Полницкого.

Первые дни довольствие Южной группы обеспечивалось за счет запасов продовольствия Вермахта округа Ульм, однако когда полковник Герре обратился в Мюнхене к командующему округом генералу пехоты К. Крибелю с просьбой о довольствии для власовцев, то получил твердый отказ. Отсутствие питания и довольствия для 21 тыс. человек могло привести к непредсказуемым последствиям, и Герре убедил Трухина следовать дальше по железной дороге. Штаб и части штабного подчинения погрузились на станции Фюрстенфельдбрюке (2 эшелона) вечером 28 апреля, один эшелон отправился в Линц 24 апреля со станции Мемминген, 4 эшелона грузились в период 24-28 апреля на станциях Бухлое, Миндельхайм и Тюркхаим. Все 7 эшелонов с чинами Южной группы выгрузились в Линце в период 27 апреля - 1 мая и, таким образом, оказались единственной группировкой власовской армии, достигшей намеченного места назначения.

Дальнейшее перемещение власовских частей на север в направлении Линц- Каплице- Будвайс проходило по двум -... 318

параллельным маршрутам: правым следовали 2-я дивизия, учебно-запасная бригада и отдельный строительный батальон, а левым - армейский штаб и офицерская школа. К 3 мая чины Южной группы прошли на север примерно 50 км и достигли небольшого населенного пункта Райнбах в 10 км от границы с Богемией. Здесь разместился штаб власовской армии.

1-2 мая в состав Южной группы влились остатки кадров несформированной 3-й пехотной дивизии генерал-майора М. М. Шаповалова. Их. точная численность не известна, но, судя по сведениям об общей убыли и восполнении Южной группы за период с 18 апреля по 8 мая 1945 г., вряд ли их было более 1, 5 тыс. человек, включая чинов более-менее созданного дивизионного штаба. Остальные 8, 5 тыс. добровольцев, скорее всего, остались в Вангене дожидаться американцев и перешли на беженское положение. Никаких претензий Шаповалов и начальник штаба дивизии полковник Н. А. Богданов не могли им предъявить - ни вооружить, ни обмундировать, ни кормить своих людей им было нечем. Шаповалов двигался с остатками кадров дивизии к Линцу из Вангена через Фюссен и под Кемптеном в последнюю неделю апреля встретился с группой полковника Смысловского, направлявшейся к швейцарской границе. Далее Шаповалов повел свою колонну к железнодорожной станции Мемминген, чтобы повторить маршрут Южной группы.

Группа Смысловского 30 апреля прибыла в Фельдкнрх, а в ночь на 3 мая перешла границу княжества Лихтенштейн. Накануне перехода со своими беженцами из Фельдкирха на территорию княжества Лихтенштейн (период 30 апреля - 2 мая) полковник Б. А. Смысловский объявил о переименовании «Зеленой армии» в «1-ю русскую национальную» и появился перед изумленными офицерами штаба в форме генерал-майора.

10 лет спустя Генерального штаба полковник С. Н. Ряс-нянский, служивший в 1945 г. в «Зеленой армии» в должности начальника штаба, честно пояснил: «Борис Алексеевич стал " генералом" вероятно по собственному производству, так как надел форму накануне перехода границы, но, правда, за 3-4 дня до этого, он сказал, что его произвели. Как он мог

. ■ 319 ■ : --«д»

об этом узнать, трудно себе представить, так как никакой связи с " верхами" у него не было в то время. [...] Форму генерала он не надевал даже в Фельдкирхе, а одел буквально только за несколько часов до перехода, когда его никто кроме пограничных солдат не видел».

Кроме того, по свидетельству Ряснянского, на протяжении второй половины апреля Смысловский пытался дважды избавиться от подчиненных. В первый раз он сообщил офицерам штаба, .что германское командование предполагает отправить строевой состав формирования в чешские горы для партизанских действий (! ), а во второй раз пытался убедить офицеров в необходимости сдаться вместе с рядовыми французам в Западной Баварии. Обе «инициативы» офицерами штаба были отвергнуты ввиду их несомненной несуразности. В ночь на 3 мая группа Смысловского (по сведениям, сообщаемым С. И. Дро-бязко, - 494 человека, в т.ч. 30 женщин и 2 детей) перешла границу княжества Лихтенштейн⁸.

В тот же день 3 мая в Райнбахе Трухин приказал Шаповалову, воспользовавшись самолетом LW, любой ценой отыскать в Пражском районе 1-ю дивизию и установить связь с Власовым. В 22.00 4 мая Шаповалов прибыл в Сухомасты (40 км юго-западнее Праги) в штаб дивизии. Власов находился вместе с Буняченко. Отправив Шаповалова под Прагу, Трухин оказался в сложном положении. Вероятность того, что Шаповалов вернется ни с чем или не вернется совсем, представлялась Тру-хину значительной, а ставить жизни более чем 20 тыс. солдат и офицеров в зависимость от исхода командировки бывшего командира 3-й дивизии Трухин не хотел. Война заканчивалась, пал Берлин. Ни казачьи корпуса, ни группа А. В. Туркула в Линц не прибыли, принадлежность будущих оккупационных войск оставалась неясной. Посланные к американцам власов-ские разведчики Лапин и Денисов пропали без вести. Еще 28 апреля на платформе станции Фюрстенфельдбрюке Трухин предложил начальнику командного отдела армейского штаба полковнику В. В. Позднякову при необходимости в ближайшее время отправиться навстречу американцам и убедить их предоставить власовцам политическое убежище. 320

Сплошной линии фронта ие существовало, и это облегчало власовским парламентерам задачу. Не получив в течение 24 часов известий от Шаповалова, Трухин принял решение искать возможности сдачи Южной группы представителям армии США и приказал Позднякову отправляться на поиски.

Вечером 4 мая, примерно в тот момент, когда Шаповалов, наконец, добрался до штаба 1-й дивизии, группа офицеров выехала из Райнбаха на машине на поиски линии фронта и американцев. В группу входили: генерал-майор В. Г. Арцезо (Ассберг) и его личный адьютант подпоручик П. Н. Бутков, полковник В. В. Поздняков, переводчица с английского Н. С. Смирнова (жена Позднякова) и шофер С. Трутнев. Офицеры были вооружены пистолетами-пулеметами. Перед выездом полковник Вермахта Г. Д. Герре выдал парламентерам пропуска за личной подписью, защищавшие обладателей от возможных неприятных вопросов со стороны СС. Герре прекрасно знал, куда и зачем отправляются власовцы, но молчаливо одобрял их действия.

После ряда приключений 4-5 мая Поздняков и его спутники благополучно миновали посты 48-й и 96-й пехотных дивизий Вермахта, попав ночью 6 мая в условную нейтральную зону. На рассвете 6 мая они наткнулись на американских десантников, спавших прямо на танках. Потратив еще какое-то время на разъяснение встреченным командирам своего статуса, власовцы наконец добрались в сопровождении конвоя в штаб 11 -й танковой дивизии бригадного генерала X. Д. Дэгера, входившей в состав XII корпуса (3-я армия США). Разговор с парламентерами шел в присутствии начальника отдела дивизионной разведки подполковника В. Сяейдена.

Штаб 3-й армии США уже имел опыт переговоров и капитуляции власовцев, поэтому и здесь с точностью повторилась ситуация переговоров Мальцева и Кенана. Американское командование было готово принять капитуляцию власовских подразделений на основании условий Женевской конвенции без гарантий решения каких-либо политических вопросов. Поздняков попытался сблефовать, уверяя американских офицеров, что если гарантий политического убежища не будет, стотысяч-

321

ная власовская армия развяжет последний бой с советскими войсками 46-й армии генерал-лейтенанта А. В. Петрушевско-го, принадлежащей 3-му Украинскому фронту. Но вряд ли блеф произвел впечатление на флегматичных американцев.

После обеда 6 мая Поздняков и Арцезо получили в письменном виде окончательные условия капитуляции, которые, кстати, оказались удовлетворительными. Части Южной группы перемещались в тыл 3-й армии США на 30 км; оружие сдавалось там; офицерам сохранялось личное оружие, а кроме этого -по 10 винтовок на роту для караульной службы; внутреннюю организацию брал на себя власовский армейский штаб; власовцы передавали 3-й армии США все имущество и оружие без повреждений, а также освобождали всех союзных военнопленных, если бы такие имелись. В течение 36 часов, начиная с 18.00 6 мая, власовцы обязались возвратить экземпляр подписанных условий в штаб 11-й танковой дивизии. Вновь благополучно проехав посты немецких дивизий, парламентеры возвратились вечером 6 мая в свой армейский штаб, переехавший к тому моменту из Райнбаха чуть севернее, в деревню Разбоден.

За время отсутствия Арцезо и Позднякова, 5-6 мая, произошло важное событие - в штаб с выполненным заданием возвратился Шаповалов. 5 мая Шаповалов представил Трухи-ну письменное донесение, в котором указал местопребывание Власова, Буняченко и штаба 1-й дивизии, и передал краткий приказ Главнокомандующего: «Все части двигать на север с целью соединения с 1 -й (600-й) дивизией. Главная цель - собраться в кулак. Никаких других приказов не выполнять. Применять акты самовооружения». Через Шаповалова Власов также передал условия для переговоров с союзниками, уже ими отвергнутые: недопущение репатриации в советскую зону оккупации и признание войск КОНР в качестве «политического фактора». Здесь же Власов еще раз подчеркивал необходимость установления русского приветствия в войсках, формально введенного еще в феврале 1945 г.

Но самое важное заключалось в следующем. Из донесения Шаповалова Трухин узнал о сдаче в Цвизеле американцам авиачастей КОНР вместе со своим командующим. Первона-322

чальная реакция Власова на действия Мальцева осталась неизвестной, но не исключено, что она была резко отрицательной. Даже от Трухина, стоявшего буквально перед боевыми порядками 11 -й танковой дивизии 3-й армии США, Власов требовал перемещения в район Праги.

В. В. Поздняков уже после войны намекал на «странность устного приказа» Главнокомандующего в интерпретации Шаповалова, мотивируя свои соображения отсутствием даже «коротенькой записочки» Власова, адресованной слично Федору Ивановичу». Однако бывший начальник командного отлета армейского штаба власовской армии вообще был склонен видеть во всех труднообъяснимых для себя событиях происки советской агентуры. Шаповалов достоверно передал распоряжение Власова, который по-прежнему надеялся на «естественное здравомыслие» союзников и концентрацию власовской армии в одном месте считал залогом успешных переговоров. Но Тру-хин уже знал о нежелании американского командования решать любые политические вопросы и мог впервые утемниться в превозносимом власовцами «здравомыслии» союзных военно-политических кругов. Так генерал Трухин оказался заложником положения. Интуиция и прецедент с Мальцевым подсказывали ему необходимость принятия условий, предложенных командиром 11-й танковой дивизии бригадным генералом X. Д. Дэ-гером. С другой стороны, служебный долг требовал выполнять приказ Власова. В дополнение ко всему прочему. Трухин был сбит с толку слухами и сообщениями в эфире о «выступлении армии Власова на помощь восставшей Праге».

Получив приказ Власова через Шаповалова. Тр\ мгн не мог отказаться от его выполнения, но и выполнить его не мог. Поздняков и Ассберг (Арцезо) в этот момент уже \ euin па поиски американцев, и до их возвращения любые активные действия представлялись преждевременными. Поэтому после прибытия Шаповалова 5 мая Трухин отправил к Власову своего заместителя генерал-майора В. И. Боярского формально с заданием «уточнить приказ от 4.05.45» и «сообщить более подробные инструкции». В действительности. Боярский должен был сообщить Власову об уже состоявшейся отправке к американцам 323

официальных парламентеров. Расстояние от района дислокации Южной группы до Праги составляло около 150 км, которое машина при всевозможных сложностях в пути могла покрыть максимум за 3-4 часа. К моменту возвращения от американцев Позднякова и Арцезо, вечером, Баерский назад не прибыл.

Власовцы еще не знали, что Баерского уже не было в живых. Не доехав до чешской столицы, в Пршибраме (юго-восточнее Праги) машина власовского генерала была остановлена партизанами из отряда «Смерть фашизму» капитана Е. А. Оле-синского (Смирнова). Задержанного заместителя начальника штаба власовской армии привели к командиру отряда, осыпавшего власовца разнообразными ругательствами, из которых «предатель» был едва ли не самым приличным, не выдержав оскорблений, Баерский дал Олесинскому пощечину' и через несколько минут партизаны повесили генерала.

Срок, отпущенный власовцам штабом 11 -й танковой дивизии, неумолимо истекал. На морально-политическое состояние чинов дивизии сильно влияли известия о боях в Праге и активном участии в них 1-й пехотной дивизии. Эхо Пражского восстания докатилось и до южной Чехии. На всякий случай, «для защиты от местных жителей», к группе офицеров связи Вермахта во главе с полковником Герре начальник оперативного отдела штаба полковник Нерянин приставил взвод автоматчиков в качестве личной охраны. Очень возможно, что большая угроза для немецких офицеров к тому моменту исходила не столько от чехов, сколько от самих власовцев. Герре называл атмосферу, царившую 6-8 мая в населенных пунктах Каплице, Страконице, Разбоден, «состоянием мятежа». Выполняя приказ Главнокомандующего, власовцы активно продолжали «самовооружаться», так как к этому представлялись практически неограниченные возможности.

У населенного пункта Тргови Свины произошла короткая стычка между власовцами из 2-й пехотной дивизии и эсэсовцами, в результате которой были убитые с двух сторон. Здесь власовцы захватили у эсэсовцев часть оружия. На железнодорожной станции в Каплице курсанты офицерской школы освободили железнодорожный состав концентрационного лагеря, 324

выпустив на свободу 800 заключенных русских, поляков, французов и бельгийцев.

Не дождавшись Баерского и к утру 7 мая, генерал Трухин решил лично выехать под Прагу. Это решение встретило бурные возражения со стороны чинов армейского штаба, но Трухин остался непреклонен. И. д. командующего Южной группой Трухин оставил, по свидетельству Позднякова, начальника отдела материально-технического снабжения штаба генерал-майора А. Н. Севастьянова, а по другим данным - полковника Вермахта Г. Д. Герре. И. д. начальника штаба стал А. Г, Неря-нин. Трухин выехал в Прагу вместе с личным адъютантом поручиком А. И. Ромашкиным, генерал-майором M. M Шаповаловым, его адъютантом н женой, а также начальником группы связи от Вермахта и СС при штабе власовской армии майором Вермахта Оттендорфом.

Перед отъездом Трухнн вручил Позднякову подписанный им экземпляр условий капитуляции и дал указания вечером отвезти документ в штаб 11-й танковой дивизии в случае своего невозвращения. Группа Трухина уехала, оставив чинов штаба в мрачном настроении. Здесь стоит присоединиться к справедливому удивлению полковника В. В. Позднякова: и Шаповалов 3 мая, и Баерский 5 мая, и Трухин 7 мая выезжали настоль дальнее расстояние, в район, охваченный смутой, без всякой личной охраны. В распоряжении власовсюго штаба был и батальон охраны, и жандармская рота, и изрядное количество ручного автоматического оружия. Разумных объяснений, почему трех генерал-майоров на протяжении четырех дней отправляли без конвоя, мы не находим. Возможность установления с Северной группой радиосвязи тоже стоило обсудить хотя бы теоретически.

Отсутствие вооруженной личной охраны сыграло решающую роль в последовавших трагических событиях для всех трех геиералоа. На рассвете 8 мая их небольшая колонна подъехала к Пршибраму, откуда, по уверению Шаповалова, до дивизии Буняченко оставалось всего 20 км. Город по-прежнему был занят вооруженными бойцами отряда Олесинского. Власовцы пытались проскочить Пршибрам на полном ходу, но вы-

325

езд из города оказался забаррикадирован, и под бдительным конвоем партизан машины проводили к штабу Олесинского в городской ратуше.

В штабе генералов встретил Олесинский. Он молча выдвинул ящик стола, вынул из него планшет убитого Баерского и обратился к Трухину: «Вы, наверное, знаете, кому это принадлежало, товарищ Трухин. Вчера мы его повесили». Власовцев арестовали, изъяли личное оружие, документы и поместили под охраной чешских партизан. Следующей ночью наряд охраны предложил власовцам бежать, но всех часовых неожиданно сменили, а арестованных развели по одиночкам. Утром 9 мая Шаповалова расстреляли, а Трухина, по-видимому, перевезли в Добржиш. Адъютантам Трухина чудом повезло. 10 мая через Пршибрам спешили к демаркационной линии колонны 1-й пехотной дивизии. Солдаты Буняченко освободили адъютантов и шоферов, судьба Оттендорфа и жены Шаповалова осталась неизвестной, есть косвенные указания на то, что они тоже погибли.

Выполняя последний приказ Трухина, в ночь с 7 на 8 мая полковник В. В. Поздняков, майоры Музыченко, Тархов, А. Ф. Чикалов, капитаны Агафонов, Иванов и Зинченко, а также переводчица Н. С. Смирнова выехали в штаб 11-й танковой дивизии. Поздняков имел парламентарный пропуск за подписью Нерянина и тревожился за возможные осложнения, так как поставленный Дэгером срок истекал в 6 утра 8 мая. В штаб Дэгера власовцы прибыли в 5.30 утра, предупредительные американцы предложили им позавтракать. Во время завтрака переводчик штаба Буркерт, как и американский офицер в случае с Мальцевым, вновь пытался убедить власовцев просто «переизбрать плохое правительство», а ие воевать против него.

Итоги второго визита в штаб американской дивизии оказались гораздо хуже, чем первого. Основываясь на прекращении огня с 01.00 8 мая и факте общей капитуляции Вооруженных Сил Германии, бригадный генерал Дэгер предложил власовцам оставить все свои подразделения на прежнем месте, а в случае движения за линию войск XIT американского корпуса пригрозил подвергнуть их бомбардировке с воздуха и обстрелу из всех

326:

видов оружия (! ). Возвратившись в штаб, парламентеры могли констатировать лишь единственное следствие приказа Дэгера. В течение максимум 48 часов Южная группа власовской армии будет захвачена и неизбежно уничтожена подступающими советскими частями 68-го стрелкового корпуса полковника-Н. И. Шкодуновича, входившего в состав 46-й армии.         '

Численность подразделений Южной группы, замерших в ожидании дальнейшего развития событий северо-восточнее Линца у селений Виттингау (учебно-запасная бригада), Лип-нице (2-я пехотная дивизия), Бухерс, Дойч-Бенешау, Нетро-бице (офицерская школа) и Разбоден (штаб), составляла 8 мая 19, 5 тыс. чинов. Естественная убыль за период с 17-18 апреля по 7 мая 1945 г. составила 1767 солдат и офицеров. Вероятно, убыль была больше, так как в какой-то степени ее восполнило присоединение Остатков кадров 3-й дивизии.

Основная категория убыли - это отставшие на марше 17-20 апреля, а также переданные по общему медицинскому состоянию в местные госпитали. Только учебно-запасная бригада потеряла оставленными в госпиталях 483 человека, в том числе 13 офицеров. Вторую категорию убыли составили дезертиры, в перечне которых отмечаются и старшие власовскне офицеры. Так, например, 27 апреля в 50 км западнее Мюнхена исчез в момент погрузки вместе с 80 солдатами и офицерами начальник штаба 2-й пехотной дивизии полковник А. А. Фунтиков. Группа Фунтикова сдалась самостоятельно американцам и содержалась в лагере Хайдельберг, откуда 20 июня ее передали в советскую оккупационную зону. И. д. начальника штаба дивизии по приказу Зверева стал 4 мая подполковник Зуев.

Хотя полных сведений по категориям убыли для Южной группы не существует, мы склонны предполагать, что процент Дезертиров не мог достигать более 3-4-х, что, учитывая все факторы и особенности рядового контингента запасной бригады и 2-й дивизии, представляется незначительным. Это обстоятельство свидетельствует в целом в пользу командования ложной группы, стремившегося к сохранению кадров в очень сложной для власовцев обстановке конца войны. В числе последующих категорий убыли необходимо назвать: боевые 327. '>: •*

и не боевые потерн (случаи отравления спиртом, неосторожного обращения с оружием и т.п.), командировки и т.д. В перечне погибших офицеров Южной группы мы можем назвать А. П. Будного. Прикомандированный к штабу 2-й пехотной дивизии командир отдельного саперно-строительного батальона кашгпзн А. П. Будный при следовании через одно из чешских селений 9 мая был в упор расстрелян группой отступивших \ в Праги эсэсовцев.

Историческим фактом остается сохранение командованием Южной группы во главе с генерал-майором Ф.И. Трухиным 90 °-о солдат, унтер-офицеров и офицеров вплоть до момента капитуляции Вооруженных Сил Германии, невзирая на отсутствие нормальной связи с Главнокомандующим и на несостоявшееся объединение и переформирование всех власовских соединений. Неблагоприятное складывание военно-политической ситуаций принудило их к капитуляции по отдельности.

Зальцбургская войсковая группа (отдельный корпус или бригада генерал-майора А. В. Туркула) прекратила существование в последних числах апреля одновременно с занятием Зальцбурга и окрестностей союзниками. Любопытно, что до 4 мая штаб Туркула продолжал формально функционировать, у входа в него под бело-сине-красным и Андреевским флагами стояли вооруженные часовые. А. В. Туркул первоначально избежал ареста, но его три полка были распущены, а их чины во главе с командиром Донского казачьего полка генерал-майором С. К. Бородиным оказались интернированы в лагере военнопленных в Бишофсхо-фене (в 40 к_м южнее Зальцбурга). В июне их перевезли в лагерь военнопленных POW-115 Ганакер под Ландау (северо-восточнее Мюнхена) в количестве 680 человек.

Командир сводного пехотного полка подполковник В. А. Кардаков после расформирования штаба добровольно явился к американскому командованию и попытался объяснить политическое значение Власовского движения, но был объявлен военнопленным и этапирован в лагерь Аугсбург. А. В. Турку-, принял активное участие в деятельности организованного '„pay. ж после прихода союзников местного комитета Союза русских военных инвалидов под председательствованием быв-

328

шего командира 1-й кониой дивизии Русской армии генерал-майора В. Н. Выграна.

28 апреля в штаб Походного Атамана генерал-майора Т. И. Доманова прибыла группа итальянских офицеров во главе с полковником Кантини, представлявшая интересы объединенных партизанских сил провинции Фриулия. Партизаны потребовали от казаков оставления пределов Северной Италии и сдачи оружия. Ультиматум партизан послужил поводом для Доманова объявить об эвакуации Отдельного казачьего корпуса и беженских станиц на север в Австрию (район Зальцбург -Линц), где предполагалась концентрация войск КОИР. Общий маршрут Казачьего Стана строго соответствовал планам перемещения воинских частей, разработанным штабом Трухина.

29 апреля командующий группой армий «Ц» на итальянском театре военных действий генерал-полковник Вермахта Г. Фи-тингхоф подписал в Казерте близ Неаполя акт о капитуляции. Прекращение огня устанавливалось на всей территории Италии с 22.00 1 мая, начало капитуляции- с 12.00 2 мая. Воспользовавшись достигнутыми соглашениями, около тысячи итальянских партизан атаковали на рассвете 1 мая сотню казачьего конного жандармского дивизиона войскового старшины Г. П. Назыкова в с. Оваро, крайнем пункте расположения Донских станиц у Олессио. 1-2 мая в Оваро продолжался кровопролитный бой, закончившийся трагично для казаков. Партизаны подорвали взрывчаткой один из двух каменных домов, превращенных Назыковым в опорный пункт, в результате чего погибли 42 казака, а 26 получили тяжелые ранения. Кроме этого, партизаны сожгли оварский казачий госпиталь вместе с 58 находившимися на излечении чинами казачьего корпуса. Остатки сотни жандармского дивизиона были спасены подоспевшим четырьмя сотнями и двумя батареями 1-го конного полка полковника А. М. Голубова, атаковавшими Оваро на рассвете 2 мая. Это был один из последних кровопролитных боев казаков Доманова с итальянскими партизанами.

Центром сбора беженских станиц Домановым был объявлен город Толмеццо. Для обеспечения успешной эвакуации в Австрию штаб Походного Атамана установил контроль с по-

мощью трех казачьих сотен над горным тоннелем и мостом через р. Бут, ведущими к перевалу Плоукен-пасс (Пассо дгг Монте Гроссе Карнико), которые служили проходом в Австрию. После серии коротких стычек с партизанами тоннель и мост остались в руках казаков. При этом под угрозой оружия офицерская сотня войскового старшины Г. Р. Просвирина заставила спецотряд 410-го отдельного полка СС прекратить подготовку тоннеля к взрыву, в после которого эвакуация из Северной Италии в Австрию стала бы невозможной, а все чины и беженцы Казачьего Стана превратились бы в «военнопленных» партизан-гарибальдийцев.

Вечером 2 мая с самого дальнего участка антипартизанского фронта в Толмеццо прибыли, проделав путь в 30 км, 5-й Сводный и 6-й Донской пластунские полки. Тогда же в пункт сбора прибыла 1-я казачья пешая дивизия. В ночь со 2 на 3 мая Казачий Стан начал движение из Толмеццо на север к перевалу Плоукен-пасс и далее в Австрию. Доманов покинул Толмеццо с арьергардом 6 мая. Движение строевых казачьих частей к Толмеццо и эвакуация Стана сопровождались беспрерывными нападениями партизан и перестрелками. 1156 чинов 3-го запасного полка полковника В. А. Лобысевича не сумели вовремя пробиться из Жемоны к Толмеццо, сдали вечером 4 мая оружие партизанам и 9 мая попали в плен к англичанам. Со своими сослуживцами 185 чинов 3-го запасного полка (преимущественно офицеров) встретились только в Западной Сибири после насильственной репатриации 3 августа 1947 г. в СССР из лагеря «перемещенных лиц» в Римини.

Передвижение десятков тысяч людей - строевых чинов и беженцев Казачьего Стана - в Австрию проходило в крайне тяжелых условиях высокогорного климата (в среднем 2 тыс. метров над уровнем моря). С учетом постепенного прибытия беженцев и строевых частей в Толмеццо в конце апреля общие сроки казачьей эвакуации из Италии в Австрию определяются с 30 апреля по 11 мая. По состоянию на 10 мая, в Казачьем Стане 1енерал-майора Т. И. Доманова числились: 35954 человека, втом числе 16123 строевых и 2134 нестроевых чинов Отдельного казачьего корпуса. В беженских станицах среди казаков ^ тмт &. 330

числились 8900 мужчин, 4866 женщин, 2875 детей, а также 986 лиц, не считавшихся казаками. В обозе Стана находились 12879 лошадей, 872 коровы, 6 быков, 89 верблюдов, 4 легковых автомашины, 29 грузовиков, 2 автобуса, бронеавтомобиль, 12 мотоциклов. Из 14752 взрослых беженцев до 4, 5 тыс. мужчин пребывали в возрасте 51 года и старше, до 1, 4 тыс. мужчин являлись военными инвалидами, 4866 женщин были старше 48 лет. из 2875 детей 569 являлись младенцами. Из строевых чинов казачьего корпуса естественная убыль составила за период с 22 апреля по 10 мая 2188 человек, из них 1156- чины 3-го запасного полка, оставшиеся вЖемоне, 640 - оставшиеся по разным причинам в Северной Италии чины других частей, 392 - боевые и не боевые потери, пропавшие без вести, погибшие при бомбардировке 30 апреля. Вместе с казаками из Тол-меццо эвакуировались сотрудники ГУКВ. П. Н. Краснова сопровождала супруга Лидия Федоровна.

Обстановка психологически оставалась очень тяжелой. Не только в среде беженцев, но и строевых казаков ощущалась ужасная усталость. Опасные горные серпантинные тропы постоянно приводили к жертвам, к потерям скота и имущества. H. H. Краснов-младший откровенно свидетельствовал, что уже в начале пути «казачьи отряды генерала Доманова утратили свой подтянутый вид строевых частей». Несмотря на сносное снабжение довольствием германскими комендатурами по всему пути эвакуации, отмечались случаи мародерства, насилия и прочих безобразий. Зачастую преступления совершали чины Кавказской кавалерийской дивизии, по выражению Краснова-младшего, - «распущенная орда, прекрасно вооруженная автоматами, говорившая на семнадцати кавказских наречиях». Кавказцы отступали вместе со Станом, но не считались подчиненными Доманову. В 4-м Терско-Став-ропольском полку полковника И. А. Морозова (2-я бригада 1-й пластунской дивизии) 4 мая произошли волнения, связанные с тем, что многие ставропольцы требовали немедленного марша вперед и скорейшего присоединения к власовской армии. С трудом удалось успокоить и восстановить дисциплину командиру дивизии.

331

Вечером 7 мая в Толмеццо вступили части 36-й пехотной бригады бригадира Д. Мэссона, входившей в состав 78-й моторизованной дивизии генерал-майора Р. К. Арбутнота (XIII корпус 8-й британской армии генерала Р. Мак-Крири). Через сутки 36-я бригада выступила к высокогорному перевалу Плоукен-пасс с целью нагнать Казачий Стан Доманова и днвнзню Ула-гая. Доманов, как и другие командиры соединений и войсковых групп власовской армии, не имел ни малейшего желания оказывать сопротивление союзникам.

В 8 утра 8 мая Походный Атаман выслал навстречу моторазведке британской бригады группу парламентеров во главе с генерал-майором Л. В. Васильевым. Проскочив через Пло-укен-nacc из австрийского селения Кетчах, парламентеры Доманова встретились с авангардом британской бригады в населенном пункте Тимау. Здесь в очередной раз повторилась история власовцев Мальцева и Трухина, однако, с некоторой вариацией. Беседуя в Тимау с казачьими офицерами, бригадир Мэссон согласился принять капитуляцию Стана на общих условиях Женевской конвенции. Однако от себя лнчно он выразил уверенность, что Правительство Его Величества не будет принудительно репатриировать казаков в советскую оккупационную зону.

Сейчас трудно сказать, верил ли бригадир Джеффри Мэс-сон в собственные слова, но они послужили прелюдией к цепи циничных поступков целого ряда британских офицеров, названных позднее Зарубежным Атаманом Войска Кубанского генерал-майором В. Г. Науменко «великим предательством казаков со стороны цивилизованного Запада». В тот же день, 8 мая, подразделения 36-й бригады вступили в селения Маутен и Кетчах, где находились штаб Походного Атамана и сотрудники ГУКВ. Части Отдельного казачьего корпуса в Северной Италии и беженские станицы (Казачий Стан) в период с 30 апреля по 10 мая совершили переход из итальянской провинции Фриулия через Карнийские Альпы и начали спуск в долину австрийского Восточного Тироля к городу Лиенц. 36-я британская пехотная бригада нагнала казаков на спуске и позволила им завершить его. Для расселения британское командование 332

предоставило девятнадцатикилометровое пространство по течению вдоль реки Драва от Лиенца к Обердраубургу - для строевых частей, а лагерь Пегец палевом берегу Дравы в 3 км от Лиенца — для беженских станиц.

Наиболее удаленные от района концентрации власовской армии Русский и XV казачий корпуса практически до последних дней войны принимали активное участие в боевых операциях. Политический лидер Словении и ее «губернатор на полуавтономных началах», генерал Л. Рупник, надеялся с помощью корпусов Паннвица и Штейфона, Особого отдельного полка «Варяг» полковника M A. Семёнова укрепить уставшую от боевых и моральных потрясений домобранскую Отечественную армию. Затем при поддержке четников генерала Прежеля, воевод С. Евджевича и М. Джуича, а также батальонов Омладин-ского покрета «ЗБОР», находившихся под командованием бригадного генерала К. Мушицкого, преградить путь в Словению бригадам 3-й армии НОАЮ генерала К. Наджи. Окончательная ставка военно-политических кругов Великобритании и США на И. Б. Тито с последующим предательством генерала Д. Михайловича казалась Рупнику невероятной. Фактически он хотел реализоватъ план спасения войск КОНР, только в масштабах отдельно взятой провинции.

3 мая Словения провозгласила независимость. Рупник призвал добровольцев в ряды домобраиы для борьбы с бригадами Тито, но главные надежды губернатор возлагал на Главнокомандующего союзными силами на Средиземноморском театре военных действий ген ер ал-фельдмаршала Армии Ее Величества Г. Александера. Но практически одновременно с провозглашением независимости левые партии в Люблинском парламенте добились отставки Л. Рупиика с поста губернатора, и он в связи с окончанием войны сдался в Шпитталс союзникам. Позднее по инициативе британского командования он был выдан политическим представителям НОАЮ и повешен титоица-ми в Любляне как военный преступник.

Штаб Русского Корпуса во главе с генералом Шюифоиии разместился в отеле «Эспланада» в Загребе \⁽) апреля Поредевшие три полка и два кадрированиых поныжи \ * Ы l U Л1> 01 lit

333

27 апреля наконец-то сменились частями Вермахта группы армий «Е» и, соединившись впервые за вес время существования Русского Корпуса, стали выдвигаться на Загреб. В период 28-29 апреля Корпус проследовал Загреб и получил расквартирование на краткий отдых на окраинах хорватской столицы. Здесь начальник маршевой группы Корпуса полковник А, И. Рогожин получил приказ из штаба командующего группой армий «Е» готовиться к переброске через Любляну под Триест.

После краткого совещания Штейфон и Рогожии решили добиваться передислокации Корпуса севернее Любляны, чтобы избежать боевых действий против союзников- Затем командир Корпуса провел смотр 5-му «Железному» полку. Наследующий день генерал Штейфон скончался, по официальной версии - от сердечного паралича. А. А. фон Лампе позднее писал о каком-то впрыскивании, сделанном по требованию Штейфона, после которого бывший комендант Галлиполи уже не проснулся. О самоубийстве героя штурма Эрзерума, как о факте, писал и генерал-майор С. К. Бородин. С точки зрения Рогожина, смерть Штейфона оказалась даже в чем-то благом для покойного, так как после капитуляции ему неизбежно грозил персональный арест с возможной экстрадицией в советскую зону оккупации в качестве «военного преступника». В командование Корпусом по приказу командующего группой армий «Е» генерала Лера вступил полковник Рогожин.

Первое испытание для командира Рогожии с честью выдержал, и Корпус получил направление на фронт северо-западнее Любляны вместо участка под Триестом. Это означало близкий выход из Югославии, превратившейся во время Второй мировой войны в арену кровопролитной и беспощадной борьбы пяти противоборствующих сторон. В 7 часов 2 мая штаб Корпуса прибыл в маленький город Ладк (в 20 км северо-западнее Любляны). Здесь Рогожии переформировал Корпус в три полк ^ трехбатальоиного состава, по численности соответствовавших нормальной пехотной бригаде. Одновременно командир Кор-пуса настойчиво искал связи с власовцами и даже послал разведку стремя письмами, адресованными генералам Власову,

Краснову и Паннвицу. Но в агонии последних военных дней разведчики бесследно исчезли. На фронте полков Корпуса 5-7 мая еще велась сильная ружейно-пулеметная перестрелка с частями НОА Ю. 8 мая в Любляне в спешно эвакуировавшемся штабе Вермахта Люблянского района Рогожин получил следующее распоряжение: Вермахт уходит на север, а объединенная группировка из Русского Корпуса, полка «Варяг», трех полков подполковника Т. Топаловича из СДК и полка словенских до-мобранцев майора В. Рупиика (всего до 12 тыс. чинов) должна была удерживать занимаемый фронт против частей НОАЮ до 5 часов 9 мая. Затем ей следовало прорываться на территорию Австрии к Филлаху через занятую титовцами станцию Есенины. Прикрыв отход Любпянской группы Вермахта, Рогожнн выдержал второе испытание. 9 мая Корпус был в Крайнбурге.

На совещании у командующего объединенной группировкой Люблянского района 9 мая Рогожин выдержал самое серьезное испытание. Командующий группировкой полковник Вермахта фон Зеллер собирался отправить в Австрию через Филлах, занятый крупными силами 3-й югославской армии НОАЮ с бронетехникой, единственный Русский Корпус. Части Вермахта, ваффен СС, полки СДК, домобранцы должны были двигаться в Австрию через Клагеифурт. Исполнение приказа привело бы к огромным потерям в Корпусе уже после общей капитуляции Германии и формального окончания Второй мировой войны в Европе. Пересилив понятия о традиционной дисциплине, Рогожин открыто отказался выполнять самоубийственный приказ и спас кадры Корпуса. Поколебавшись, Зеллер приказал Корпусу следовать общим маршрутом на Клагеифурт.

10 мая полки Корпуса начали движение, а к вечеру оказались в пределах Австрии. Первые британские офицеры, встреченные утром 11 мая в моторизованном патруле, были очень корректны и приветливы, но ничего совершенно не знали о су шествовании РОА, Русского Корпуса, войск КОШ', как вообще не знали ничего о русских в составе германски, ". Вооруженных Сил. Обычные условия капитуляции Гм.мм Сейнером ni.icipo приняты. Однако Рогожин на всякий случай носил к Ори •вташт 335 «••>

танцам нескольких офицеров - полковника А. А. Эйхгольца, майора Е. А. Шелля и обер-лейтенанта (поручика) А. А. Раевского. Чины Русского Корпуса должны были узнать о возможном политическом соглашении с союзниками генерала Власова. Поскольку Корпус рассматривал себя как составную часть власовской армии, от ответа на столь важный вопрос зависела его дальнейшая судьба. Британский полковник ничего вразумительного сообщить парламентерам Корпуса не смог и предложил сдать все оружие, включая личное оружие офицеров. Утром 12 мая, в 11.30, Русский Корпус сложил оружие перед представителями 2-й танковой дивизии бригадного генерала Эйчера (V корпус 8-й британской армии) в Клагенфурте. Чины Корпуса расположились в палаточном лагере капитулировавшей Люблянской группировки на огромном поле у селения Виктринг, где находились одновременно до 35 тыс. человек. Сложили оружие в Клагенфурте 4, 5 тыс. чинов, еще 1084 корпусников находились в командировках и лазаретах.

Особый полк «Варяг» встретил конец войны в разделенном состоянии. 6-7 мая 3 батальона и полковые части «Варяга» сосредоточились в Любляне для перехода в подчинение командиру Русского Корпуса полковнику А. И. Рогожину. На балконе казармы был поднят бело-сине-красный флаг с эмблемой РОА в середине, и полковник Семёнов отдал приказ снять все знаки отличия Вермахта. 8 мая «Варят» выступил из Любляны вместе со всеми подразделениями Люблянской группировки, однако у Краня полк разделился по приказу Зеллера. Около 500 чинов полка «Варяг» (обоз и тылы) продолжили движение на север на Клагенфурт и, в конце концов, оказались в палаточном лагере на поле у Виктринга вместе с Корпусом. Строевая часть полка (до тысячи человек) во главе с полковником Семеновым была отправлена «расчищать» дорогу для беженцев на северо-запад через Филлах в Шпитталь.

До сих пор вызывает удивление, почему полковник Вермахта Зеллер, отказавшись посылать столь тяжелым маршрутом из-за малочисленности Русский Корпус, сделал то же самое в отношении еще более слабой в численном отношении воинской части? Кстати, в основной колонне Люблянской группи-336

ровки, двигавшейся на Клагенфурт, русские добровольцы были не только в Корпусе и полку «Варяг». Свидетели упоминают каких-то полицейских, полуэскадрон «Эдельвейс» и т.д. Численность, состав и судьба этих мелких частей восточных добровольцев осталась неясной. Подавляющее большинство и обозной, и строевой части полка «Варяг» составляли добровольцы, набранные через вербовочный пункт в Вене из остарбайтеров и лагерей военнопленных, то есть граждане СССР, не питавшие иллюзий о своем будущем. В конечный пункт назначения в Шпитталь батальоны «Варяга» не попали. Не дойдя до Фил-лаха, полк «Варяг» после пересечения югославско-итальянской границы сдался на итальянской территории 78-й британской моторизованной дивизии генерала Арбутнота.

Положение XV казачьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта X. фон Паннвица никак не изменилось и не улучшилось, несмотря на отправку 30 апреля генерала Кононова с письмом для Власова. В последней декаде апреля корпус вел боевые операции вдоль узкой линии коммуникаций Виро-витица- Копривница- Вараждин, тянувшейся с юго-востока на северо-запад параллельно течению Дравы и известной под названием «подравский мешок». Во многом благодаря стойкости казаков Паннвица, генерал Лер смог беспрепятственно завершить вывод из Хорватии в Австрию остатков группы армий «Е», чины которой в массе, несомненно, были бы безоружными уничтожены НОАЮ, если бы капитуляция Германии застигла их не в Австрии, а на территории Югославии. 1-2 мая Паннвиц получил разрешение на отход в Австрию.

В период 2-8 мая корпус прорывался узкой колонной по маршруту Копривница - Западный Вараждин, имея в построении 1 -ю дивизию полковника К. Вагнера, 3-ю дивизию полковника Э. В. фон Рентельна и, наиболее пострадавшую от партизан, 2-ю дивизию полковника И. фон Шульца. В арьергарде 3-й дивизии, веда беспрерывные бои ститовскими партизанами, отступала пластунская бригада им. Кононова под командованием полковника И. Г. Борисова. Вечером 8 мая штаб корпуса получил уведомление по полевому телефону от командира 8-й партизанской бригады 3-й армии НОАЮ о полной 337

капитуляции Германии и прекращении любых передвижений. В 2 часа ночи 9 мая Паннвиц отдал приказ пробиваться любой ценой через австрийскую границу на территорию, контролируемую S-й британской армией генерала Мак-Крири. Границу с Австрией казаки пересекли у Лавамунда (Дравоград). Около 10 утра 9 мая, выдержав серию мелких партизанских атак, разведка 1-й дивизии вступила в контакт с представителями 2-й британской танковой дивизии примерно в 35-40 км восточнее Клагенфурта.

Пытавшиеся преградить путь казакам, партизаны буквально сметались с коммуникаций. В частности, за 40 минут разведывательный батальон ротмистра Бондаренко из Кононовс-кой бригады смял сильный заслон 8-й партизанской бригады. 10 мая у деревни Гриффен, между Фелкермарктом (встречается написание Фолкермаркт, Фолькертмаркт) и Вольфсбергом (северо-восточнее Клагенфурта), генерал Паннвиц принял последний парад 1-й казачьей кавалерийской дивизии своего корпуса. Церемониальным маршем в парадной форме под аккомпанемент трубачей перед командиром корпуса прошли эскадроны 1-го Донского, 2-го Сибирского и 4-го Кубанского полков, затем проследовал конно-артиллерийский дивизион. Из беседы с представителем британской разведки майором Ч. Вильерсом, встретившим казачий лагерь вскоре после парада, Паннвиц выяснил безнадежность предоставления чинам корпуса каких-либо политических гарантий со стороны Британских Королевских Вооруженных Сил. Удачей уже можно было считать сам факт прорыва на британскую территорию, тем более что партизаны требовали экстрадиции корпуса.

Сутра 11 мая казачьи полки начали разоружаться прямо в чистом поле у Фелкермаркта. К 12-13 мая сюда же подтянулись остатки 2-й кавалерийской дивизии. При этом 6-й Терский казачий полк подполковника К. цу Зальм Хорстмара, чтобы избежать истребления со стороны частей 1-й болгарской армии, сдался сержанту Э. Аткинсону - старшему лагеря британских военнопленных у Лавамунда. Аткинсон сумел удерживать на Драве разъяренных болгар трое суток, пока за военнопленными терскими казаками не прибыли сопдаты 38-й Ирландской 338

бригады полковника Т. П. Скотта. Ирландцы отконвоировали полк к Санкт-Вейту (в 17-18 км севернее Клагенфурта), за которым после разоружения остановился XV корпус.

За Санкт-Вейтом корпус разделился. Штаб, полки 4-й Кубанский (1-й дивизии), 3-й Кубанский, 5-й Донской, 6-й Терский (2-й дивизии) и 8-й пластунский (3-й дивизии), направили иа север, к Альтхофену, во главе с генерал-лейтенантом X. фон Паннвицем. Кавказский дивизион, 1-й Донской, 2-й Сибирский, 360-й (1-й дивизии), 9-й Калмыцкий (3-й дивизии) полки под командованием полковника К. Вагнера встали двумя лагерями западнее, в полях у Федьдкирхена. Наконец, бригада им. И. Н. Кононова (7-й полк и разведбатальон) под командованием полковника И. Г. Борисова отделилась от корпуса и, демонстрируя образец дисциплинированности, встала лагерем у Клайн Санкт-Пауль.

По британским документам, в составе XV казачьего кавалерийского корпуса сдались в плен Королевским Вооруженным Силам 18792 чина, в том числе 1142 немца и 17650 казаков. Однако тот же источник признает, что к этим цифрам необходимо относиться с большой осторожностью ввиду творившейся в то время неразберихи. Если все-таки принять во внимание эти цифры за исходные, то мы получим, что естественная убыль казаков за период примерно с 15 апреля по 15 мая 1945 г. составила 14350 чинов (45%), что нам представляется серьезно завышенным. Скорей всего, все-таки занижены британские сведения о численном составе корпуса, а возможно, в них и не включены сведения о численности обособившейся Коно-новской бригады. Только в бригаде им. И. Н. Кононова к концу апреля насчитывалось не менее 7 тыс. чинов. Наверняка, не учтены в перечне сдавшихся британцам и калмыки.

За последний месяц боевых действий корпус Паннвица понес очень большие потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Так, например, 360-й казачий полк сдался англичанам в составе всего 800 чинов без немецких кадров. Учитывая постоянные бои и отсутствие нормального санитарного обеспечения, большую часть потерь ранеными можно тоже отнести к категории так называемых безвозвратных потерь. Из свиде-339

тельских показаний известно, что насильственной репатриации в советскую оккупационную зону подверглись не менее 8 тыс. рядовых казаков 2-й дивизии, понесшей самые значительные потери в конце апреля - начале мая 1945 г. Сопоставляя эти сведения с несколько преувеличенными данными В. Г. На-уменко об общем числе депортированных в СССР казаков корпуса Паннвица (40 тыс. человек), возможно предположить, что в составе XV казачьего кавалерийского корпуса 11-13 мая 1945 г. Сдались британским Вооруженным Силам до 27 тыс. граждан СССР - казаков, калмыков, кавказцев и т.д. В таком случае убыль за апрель и первую декаду мая 1945 г. составит до 4-5 тыс. казачьих чинов убитыми, пропавшими без вести, ранеными, эвакуированными, умершими от ран, дезертировавшими, откомандированными и т.д.

В целом, перемещения власовских соединений в апреле-мае 1945 г. представляют интерес сточки зрения оценки их общей боеспособности. Если мы учтем всю совокупность сопутствующих обстоятельств - отсутствие единой связи, удаленность на большое расстояние друг от Друга, крах германского «союзника», отсутствие явных гарантий собственного будущего, - нельзя не признать, что начальникам и офицерам удалось практически без особых потерь сохранить строевую часть, организацию и вооружение собственных частей. Ни дезертирство, ии капитулянские настроения не возобладали среди зтих людей.

Парадоксально выглядят свидетельства о царивших в майские дни 1945 г. в целом ряде формирований КОНР энергичности, бодрости и даже веселья, резко диссонировавших с общим развалом Вермахта и крушением нацистской Германии. Столь странному, на первый взгляд, явлению есть определенное психологическое объяснение. Не отождествляя собственную армию с германскими Вооруженными Силами и тем более с гитлеровским государством, многие власовцы испытывали облегчение от окончательного крушения Германии и гордились тем, что им удалось сохранить в наступившем хаосе собственные части. Надежда на нового и гораздо более цивилизованного, с их точки зрения, союзника, была естественной и непоко-340

лебимой. Тем более, подобного рода настроения в полной мере культивировались и командованием, и собственными органами пропаганды.

Власовская армия при переходе на зональную территорию ответственности союзного командования должна была перейти в принципиально новое качественное состояние. И только когда власовцы вплотную столкнулись с равнодушием англоамериканских союзников и угрозой неизбежной экстрадиции в советскую оккупационную зону, эйфория мгновенно сменилась опустошающим отчаянием и безысходностью. Мы можем заметить, что к моменту капитуляции Германии командование войск КОНР безусловно добилось сохранения кадров, оружия и правильной воинской организации. Дальнейшая их судьба зависела от объективных политических обстоятельств, которые стали ясными и очевидными далеко не сразу.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: