Красавец и чудовище: подлинная история Беовульфа и Гренделя

 

Замок Хьёворт в этих местах считался одним из самых надёжных убежищ. Я же скептически рассматривал строение, возвышающееся на земляной насыпи и окружённое деревянным частоколом, куда вёл помост. Для всякого уважающего себя дэмайну Хьёворт представлял собой лакомый кусочек, но поскольку большинство дэмайну давно убралось в преисподнюю, то обитатели замка могли спать спокойно - людям действительно трудно преодолеть такое убежище.

И тем более странно, что вот уже целый год Хьёворт подвергался набегам какого-то чудовища, которого мне предписывалось отловить, раз уж я оказался в этой северной глуши проездом после одного трудного дела.

- Это ты господин маг Шимон?

Вопрос заставил меня оторваться от созерцания унылых деревянных стен и повернуться к вопрошающему. То был худой рыжеволосый парень, чьи глаза, напоминающие глаза варёной рыбы, бегали из стороны в сторону. Плут и прохиндей, вот что было написано на его лбу.

- Да, - ответил я. - Так меня называют.

- Моё имя Эрик, и мой конунг приказал отвести тебя к нему.

Дворцовые палаты, увы, не могли впечатлить существо с утончённым вкусом. Количество оленьих рогов превышало все разумные пределы. Рога висели на стенах среди чадящих факелов, рога приколотили к потолочным балкам, рогами было украшено подобие трона, на котором восседал собственно конунг. Я не удивился тому, что его корона тоже напоминала стилизованные оленьи рога.

Облачённый в пурпурную тунику и пурпурную же мантию, Хродгар сидел, опершись на подлокотник трона, и хмуро взирал на меня, пытаясь разглядеть моё лицо под надвинутым на глаза капюшоном.

- Господин маг Шимон! - возвестил Эрик, усиленно кланяясь и отходя в сторону.

Я сдержанно поклонился конунгу.

- Приветствую тебя, славный конунг Хродгар, правитель великой страны данов.

Наверное, бродячему волшебнику, за коего я себя выдавал, пристало более витиевато возвеличить конунга, но я устал и жаждал погреться у очага. Хоть мне не нужно человеческой пищи, но от человеческого тепла я не откажусь, так же, как и от нормального отдыха.

Хродгар надменно кивнул мне.

- Сказали мне, господин маг, что ты дока в истреблении чудовищ?

- Кое-что умею, ваше величество. И слыхал о вашей беде.

Конунг тяжело вздохнул.

- Господь оставил нас за наши грехи, и теперь сам дьявол навещает нас и пожирает лучших моих воинов, я уже не говорю о крестьянах! Каждый день пропадает кто-нибудь!

- Только смиренная молитва и пост защитят нас, ваше величество, - встрял в разговор невысокий человек в монашеском одеянии, стоящий возле самого трона. - Только молитва и пост! И отречение от старых презренных богов, ибо не боги они вовсе, а демоны! И тогда Господь смилостивится и покарает дьявола! - Он торопливо осенил себя крестным знамением, а конунг поморщился. Видимо, не слишком-то Хродгар доверял жрецам новой веры, и готов был снова бить поклоны Вотану, лишь бы тот помог.

Я усмехнулся, и тут же наткнулся на глаза монаха. Слуга Божий ненавидел меня и боялся одновременно.

- Молитва и пост, конечно, не помешают, ваше величество, - сказал я. - Но лучше молитву сочетать с мечом, который поможет Господу одолеть чудовище нашими руками.

И только тогда я перевёл взгляд на высокого статного парня, который стоял по другую руку конунга. Ещё при входе в палаты Хродгара я заметил воина, который был как две капли воды похож на Элессу.

Шёл двадцатый год с момента, когда я отлучил моё создание от себя, намереваясь изгнать из него вирус жертвенности и сделать полностью самостоятельным существом. Но я не думал, что мне будет так тяжело без него, и уж точно не подозревал, что это приведёт к совсем другим результатам, чем мне хотелось.

У парня были такие же стальные серые глаза, вечно насторожённые - глаза одинокого волка. Волка, который глубоко в душе желает, чтобы его приручили. Пепельные косы струились по его телу, облачённому в кольчугу очень хорошего качества - связанная колечко к колечку, так, что не подобраться...

А ещё я почувствовал в нём свою кровь. Кровь Ainoo Daarkha. Парень был дэмайну, неизвестно как оказавшимся в этих краях. Два дэмайну в одной стране и даже в одном месте. Определённо, нужно выяснить - не хозяйничал ли тут беглый демон, так и не оставивший притязаний на этот мир. Почему-то мне даже в голову не пришло, что этим демоном мог оказаться мой Элесса...

- Меч против него бесполезен, - медленно сказал парень чуть хрипловатым голосом. - Шкура как заговорённая.

- Сатана! - воздел руки к небу монах.

- Сатана тут не причём, - перебил я его. - Но, похоже, эта тварь действительно - демон, и простым оружием его не убить.

- Вся надежда на тебя, господин маг, - конунг метнул косой взгляд на монаха, который всем своим видом осуждал магию в целом и меня в частности. И в какой-то мере был прав. Я тоже не очень хорошо относился к магам и магии, от них была одна головная боль.

- Всё в руках Создателя, - поклонился я вновь. - Я постараюсь что-нибудь придумать.

Воина звали Беовульф, и ничем он не напоминал медведя - ни внешностью, ни статью. Разве только некоторой нелюдимостью и суровостью. Задумчивое выражение лица отличало его от большинства здешних обитателей - или пьяно зубоскалящих, или угрюмых, как лесные звери. В первую ночь мы вместе с Беовульфом отправились на дозорную башню - выжидать тварь, которую в этих местах окрестили Гренделем. Выжидать, но не нападать, я пока хотел выяснить возможности этого дэмайну.

Мы сидели на открытом воздухе, пахнущем морозом и дымом костров, обменивались редкими фразами. Я успел узнать, что Беовульфу восемнадцать зим, и что он совсем недавно на службе у Хродгара, а уже стал предводителем дружины. Мне хотелось разговорить парня. Да и что греха таить, мне его хотелось. Разлука с Эле обострила это желание, сильную тягу к человеку, так похожему на него.

- Так говоришь ты не из этих мест? - спросил я воина.

- Я родился здесь, но на севере, в племени гаутов, - Беовульф перестал точить меч, который и так был острее острого, и посмотрел на мерцающее звёздами небо. Отблески смотровых костров играли на его лице, делая похожим на грозного северного бога.

- Даже не слыхал о таких, - покачал я головой, парень усмехнулся.

- Многие-многие зимы братья брали в жёны своих сестёр, а дядья племянниц, и у гаутов стали рождаться мёртвые дети. Или уроды вроде Гренделя, вот только уроды быстро умирали, и шкура у них частенько отсутствовала.

Я подумал, возможно, Грендель - всего лишь мутация из-за близкородственных связей, которые были обычны для этих мест, но почему его тогда нельзя убить привычным способом?

- ...и племя стало редеть, - между тем продолжал Беовульф. - В конце концов, кое-кто из гаутов сорвался с насиженного места и отправился повидать мир, найти себе лучших жён.

- Ты был одним из этих смельчаков?

- Тут много смелости не надо, - он вновь усмехнулся. - Только сильное желание изменить жизнь. Тем более, я гаут только наполовину...

Я замер.

- Кем были твои родители?

Он пожал плечами.

- Мать - из гаутов, а отец... - Беовульф посмотрел на своё отражение в клинке. - Я не знаю, кто он, но мать утверждала, что он демон, случайно забредший в нашу деревню. Демон, которому старейшины её отдали, чтобы влить в племя свежую кровь. Наши говорили, когда она возлегла с ним, то кричала так, будто её режут. Старейшины хотели прийти на помощь, но побоялись гнева странного рыцаря, которого же сами и попросили об услуге. На следующий день он уехал, обрюхатив мою мать, а она до сих пор вспоминает о нём с восторгом.

- Может, рыцарь просто умел хорошо обращаться с дамами? - улыбнулся я. - Ваши деревенщины, ты уж прости, вряд ли обладали таким умением.

Беовульф пристально смотрел на меня.

- Наверное, ты прав, Шимон. Но как объяснить то, что на мне всё заживает, как на собаке? Во много раз быстрее, чем у других? А ещё мне по руке любая тяжесть, захочу - подниму весь дом Хродгара со всеми его людьми. Или... - тут он нахмурился и тряхнул головой, будто отбрасывая от себя неприятные мысли.

- Или?

- Ничего, господин маг, - Беовульф встал и подошёл к парапету. - Мы заболтались, так ведь недолго и в пасть к твари угодить.

Поёжившись, я плотнее закутался в меховой плащ. Мороз на улице, мороз у меня на душе, и только жар желания, которому нельзя поддаваться, не даёт мне совсем окоченеть в этой дыре.

Я потянулся своим сознанием к сознанию юноши. Тёмная кровь явно не давала покоя ему. Отменная регенерация и нечеловеческая сила - это то хорошее, что он получил с моими генами, но смутные желания, тяга к разрушению и, в первую очередь, к саморазрушению - вот, что мешало жить спокойно всем дэмайну, в ком текла моя кровь. Природная доброта и стремление к справедливости боролись в Беовульфе с внезапными приступами жестокости и жаждой удовлетворять свои эгоистические страсти. Он мог наказать дружинника только за то, что последний осмелился возражать ему по мелочи, и наказать жестоко. Он не рвался к власти, но желал, чтобы власть была справедливой даже к самому последнему крестьянину. Что на службе у Хродгара, конечно, было невыполнимо, хотя старый конунг относился к юноше, как к своему сыну.

Меня, однако, тоже разрывали противоречивые желания. Я хотел этого парня, и одновременно не желал быть соблазнителем, как когда-то не хотел соблазнять Элессу. Слишком уж хорошим и чистым был этот человек с демонской кровью, отравлявшей его честную жизнь. Я поймал себя на мысли о том, что труднее всего соблазнять тех, кто тебе нравится.

Поднявшись, я подошёл к Беовульфу, который вглядывался во тьму, и в которой, должно быть, прятался Грендель в ожидании новой жертвы, стиснул плечо воина.

- Не надо бояться того, что есть в тебе, - тихо произнёс я. - Без ночи не бывает утра. Ночь в тебе поможет стать лучше, если тебе хватит сил дождаться рассвета. - Беовульф вздрогнул, потом тяжело вздохнул. Я, помолчав, сказал: - Но, похоже, Грендель навсегда остался в глухой ночи.

В тот раз демон так и не появился у замка.

 

Не появлялся он ещё неделю, и обитатели Хьёворта уже начали потихоньку расслабляться, полагая, что моя магия отпугнула его. Даны посматривали на меня с боязнью и восхищением, тогда как я ломал голову, отчего Грендель затаился, я ведь даже ничего не делал. Я ощущал, что инферно тут плотнее и злее, чем где-либо, но, не увидев его источника, я не мог лишить инферно власти. Предполагал лишь, что дикий дэмайну почувствовал моё присутствие и, обладая звериным чутьём, решил пока не приближаться к опасности.

- Шимон, - сказал мне Хродгар за очередным ужином, который завсегда превращался в буйную пирушку. - Ты творишь чудеса! Твоя магия воистину лучше молитв!

Монах, сидевший напротив меня рядом с конунгом, поперхнулся вином. (Его имя мне не запомнилось, но ради удобства назову его братом Тео).

- Не гневите Господа, ваше величество! Ещё неизвестно, что нас ожидает после этой передышки.

Я улыбнулся ему. Хоть монах и не пылал ко мне дружелюбием, но за его проницательный ум я готов был простить ему эту маленькую слабость.

- Совершенно согласен с тобой, брат Тео. Пока мы не увидим труп нашего врага, мы не можем чувствовать себя в безопасности. К тому же, - я перегнулся через стол и, понизив голос, сказал: - Магии не существует, друзья мои. Есть лишь неведомые вам законы мира.

Монах побледнел, он явно не ожидал такого поворота.

- Вот ты, брат Тео, ты же учёный человек, даже читать умеешь, - я вернулся на своё место. - Ты должен понимать, что все законы бытия ведомы лишь Создателю, а человек только может открывать их один за другим, снимая с бытия покровы тайн, как шелуху с луковицы.

- Думаю, Господу угодно, чтобы человек не шелушил бытиё, как луковицу, а строго соблюдал установленные Им законы.

- А ты знаешь все Божьи законы? - поднял бровь я. - Вот ты лично, брат Тео?

Он сложил руки лодочкой.

- Я всего лишь Его смиренный слуга, Шимон. И моё дело нести свет Писания в мир, обсуждать Писание - не моё дело.

- А что в Писании сказано насчёт чудовищ и их истребления? - мрачно спросил Беовульф. Он совсем ничего не ел, и даже не пил наравне со всеми. Позже я узнал, что алкоголь плохо на него действует.

- Все чудовища произошли от Каина! - со знанием дела воскликнул Хродгар. - Проклятый братоубийца породил тварей, а нам теперь расхлёбывай! - и конунг вонзился крепкими зубами в сочную телячью ногу, сок стекал по его бороде, заплетённой в косички.

- Истинно так... - пробормотал брат Тео.

Я украдкой вздохнул. Да, мой непутёвый сын сломал жизнь не только себе, но и своим потомкам. И слабосильным потомкам своего сводного брата, которые вынуждены бороться с более выносливыми и совершенными чудовищами, чем сами.

- А ты, Шимон, знаешь Божьи законы? - вдруг спросил монах, глядя на меня из-под нахмуренных бровей.

- Конечно, - я выдержал его взгляд, а вот он - нет, - я ведь тоже на службе у Создателя, несмотря на своё ремесло. - И почувствовал, как вздрогнул Беовульф. - Ты ведь не будешь отрицать, брат Тео, что все мы, так или иначе, у Него на службе?

- С этим я не могу поспорить, - монах недовольно скривился и начал жадно обгладывать мясо с кости.

Зато Хродгар неожиданно бросил еду и, прищурясь, взирал на меня.

- Вы что-то хотите спросить, ваше величество?

- Если магии нет, Шимон, то кто тогда ты? Обманщик?

Я снова улыбнулся.

- Считаешь ли ты, конунг, обманщиком кузнеца, который из бесформенного куска железа может выковать прекрасный меч, а ты не можешь, потому что у тебя нет его умений? Его искусство тоже должно казаться тебе магией. Так и я - использую известные мне законы бытия, но неизвестные вам, поэтому можете называть меня магом так или иначе.

Хродгар задумчиво чесал бороду, а рядом со мной, словно каменное изваяние, застыл парень, как две капли воды похожий на Элессу.

 

Вечером я снова дежурил на сторожевой башне.

- Ты никогда не спишь, - тихо промолвил Беовульф за моей спиной. В голосе его звучали стальные нотки. Я даже не слышал, как он подобрался.

- Сплю, - я поёжился от холода... и от звенящей стали. - Просто очень мало, ты не видишь. И это трудно назвать сном...

- Ты ничего не ешь, еда с твоей тарелки полностью достаётся слугам.

- Ну, если ты хочешь, я буду есть. Если тебя это успокоит.

- Ты не человек, - подытожил он, всё ещё стоя за моей спиной.

- Разве я когда-нибудь говорил, что я - человек?

- Кто ты?

Я встал и повернулся к нему, наши лица приблизились почти вплотную друг к другу.

- Меня зовут Шимон. Я маг.

Беовульф прищурился.

- Возможно, ты и маг по имени Шимон, но я думаю, у тебя есть ещё тысяча имён.

- Это что-то изменит?

Он отвернулся от меня, скрестил руки на груди, и снова уставился в непроглядную темень, царящую за замком.

- Он сегодня не придёт.

Мне тоже так казалось, инферно едва прощупывалось, но я спросил:

- Почему?

- Я чувствую его.

- Чувствуешь?

- Да. Будто... - Беовульф склонил голову. - Будто он часть меня. Он одинок, и он страдает. Злая сила гонит его сюда, заставляя убивать, а разум его словно затерявшаяся в море лодка, не знающая, как причалить к берегу.

Я поразился точности его аналогии. Я уже подозревал, что Грендель слабоумен, но наделён великими способностями дэмайну, Беовульф же только что подтвердил мою догадку.

- Ты знаешь, Шимон, почему это со мной происходит?

Конечно же, я знал. И Беовульф, и Грендель были награждены способностями дэмайну, оттого острее чувствовали друг друга. И оттого их притягивало к тому, кто когда-то породил первого демона. Разве тогда я мог подумать, что эти двое более того - сводные братья?

- Ты ведь уже знаешь ответ на этот вопрос. Как и Грендель, ты не совсем человек.

Он вскинулся.

- Не смей меня сравнивать с этим демоном!

Я вздохнул.

- Я не сравниваю, Беовульф. Среди демонов, как и среди людей, встречаются твари наподобие Гренделя, а встречаются... - я заглянул ему в глаза, - ...отличные парни.

Беовульф рассмеялся и, внезапно оборвав смех, схватил меня за плечи, грубо и неуклюже впился в губы. Я упёрся ладонями в его грудь, кожей ощущая каждое колечко холодной кольчуги, чувствуя, как под бронёй бьётся жаркое сердце человека, который не хотел быть чудовищем. Теперь меня ничего не сдерживало, и я так же страстно ответил на его поцелуй, нетерпеливо обласкал его язык, прошёлся своим языком по внутренней стороне губ... Губы его были сухие и горячие, от него пахло морозом, дымом, возбуждением и... Элессой, и дрожал он точно так же, когда я касался его.

Оторвавшись от меня, Беовульф хрипло сказал:

- Твои глаза, демон... Твои глаза что-то делают со мной. Я знаю, что должен сопротивляться этому искушению, но нет моих сил больше. - Он провёл пальцами по моим губам, и я заметил, что он не надел перчатки. - Твои губы такие нежные, каких не бывает и у женщины, но... - Он растерянно пожал плечами. - Ты всё равно отличный парень, Шимон.

Той ночью Беовульф остался в моей комнате, которая была устроена в стороне от всех комнат в доме Хродгара. Я был ненасытен, я страдал от разлуки с Эле, и несколько раз взял юношу, так на него похожего. Он стонал и извивался в моих руках, бормотал что-то о том, что Господь ему не простит, и снова забывался в моих объятиях, без остатка отдаваясь мне. Мы успокоились только под утро. Лежали, прижавшись друг к другу потными телами, и молчали.

- Шимон, - наконец произнёс Беовульф, - ты знаешь, как одолеть Гренделя?

- Сначала нужно посмотреть на него, - задумчиво ответил я.

Полагаю, я быстро справился бы с этим отродьем, но мне хотелось, чтобы это сделал Беовульф, такой подвиг сильно бы помог ему в жизни.

- Но прежде я сделаю кое-что, что поможет тебе в любом случае.

- Что? - Беовульф приподнял голову с ложа. - Твои магические заклинания?

Я вздохнул.

- Закрой глаза.

Он послушно сомкнул веки. Я склонился над ним и протянул к нему тонкую, очень тонкую нить своего Света, которая могла защитить его и от исчадий ада, и от людей, и от себя самого, опутал его этой нитью, спеленал. Пусть Свет, который не принадлежит ему, истончится, но это будет ещё не скоро, и, может, спасёт жизнь того, к кому я привязался всем сердцем. Беовульф дёрнулся и открыл глаза, в которых отражалось сияние.

- Беовульф, я же просил...

Он коснулся ладонью моего плеча.

- Ты светишься... - его голос сорвался. - Кто же ты? Ангел или дьявол?

- И то, и другое, - ответил я. - Есть вещи, которые не поддаются строгой логике брата Тео, и уж тем более об этом не говорится в Писании.

Из его груди вырвался тяжёлый вздох. Я понимал его метания, на его месте я бы тоже усомнился в реальности происходящего. Желая успокоить своего нового любовника, я вновь прильнул к его губам и почувствовал, как Беовульф осторожно обнимает меня.

- Знаешь, - сказал он, когда мы поцеловались. - Сейчас мне всё равно, кто ты. Мне просто очень хорошо, и я хотел бы, чтобы эта ночь длилась вечно.

 

Но даже ангелы не могут остановить время. Три последующих дня пролетели как миг и были насыщены любовью с Беовульфом, а потом мне выпала возможность посмотреть на Гренделя. Изменив своим привычкам, тварь объявилась в Хьёворте при свете дня. Либо Грендель оголодал, либо нечто вынудило его рискнуть отправиться на охоту.

С дозорной башни я смотрел, как тварь проворно карабкается по насыпи, цепляясь загнутыми когтями за землю и камни. Смотрел, как стрелы, пускаемые лучниками, застревают в его шкуре, покрытой хитиновой чешуёй, не принося никакого вреда. Грендель был великаном, но кости его скелета деформировались - он был невероятно тощим и сгорбленным, а лицо обезображено неведомой болезнью так, что даже дэмайну-великан отпрянул бы от него с отвращением. За ним тянулся шлейф инферно, которое повышало его неуязвимость во много раз, но шлейф этот принадлежал не Гренделю. "Кто из безумцев смог привлечь к себе столько инферно? - подумал я в изумлении. - Кто ненавидел так, что приблизил к себе ад и дал ему пожрать себя?".

Чудовище, ощетинившись стрелами, ловко спрыгнуло со стены, окружавшей замок, и побежало по двору, схватив набегу кого-то нерасторопного, разорвав его пополам.

Отважные воины данов в страхе рассыпались по двору, и только Беовульф бежал навстречу Гренделю, держа в руке меч.

- Стой! - закричал я ему, но Беовульф меня не услышал.

Тогда я "позвал" инферно, открывая ему свой разум. И оно метнулось к своему истинному Хозяину, оставляя чудовище без защиты.

Грендель застыл; его уродливая лапа стискивала окровавленное тело, из которого вываливались кишки.

Я впитывал в себя чужие ненависть и желание мстить, понимая вдруг, что они принадлежат женщине, вероятно, матери Гренделя, и меня трясло от этих диких яростных эмоций, на какие вряд ли способен обычный человек.

Тоскливый вой разорвал воздух. Беовульф, подскочив к чудовищу, вонзил в него меч, пытаясь добраться до сердца. Меч, который я тоже украдкой пропитал Светом. Шкура Гренделя загорелась, но меч сломался - клинок застрял у твари в груди. Грендель снова истошно закричал почти по-человечески, взмахнул лапой, и Беовульф отлетел на землю. Не обращая внимания на пламя, объявшее его торс, Грендель, рыча, метнулся к воину, схватил за плечо, пропарывая когтем надёжную кольчугу.

У меня перехватило дыхание.

Беовульф болтался в руке твари, как котёнок. Изогнувшись всем телом, он схватился обеими ладонями за предплечье Гренделя, повис на нём и с силой надавил.

"Мне по руке любая тяжесть", вспомнил я слова Беовульфа.

Даже со своего места я услышал, как хрустнули кости. Рука Гренделя переломилась у самого плеча, и Беовульф рухнул наземь вместе с обломком.

Грендель горел и выл, упал в пыль, начал кататься по земле, сбивая огонь.

Инферно рванулось ему навстречу, но я крепко держал его.

Разум Гренделя взывал к матери, он понимал и ощущал только её, но та, кто посылала его убивать, ничем уже не могла ему помочь.

Беовульф, пошатываясь, подошёл к воющему и истекающему чёрной кровью чудовищу, шкура которого дымилась, источая едкий запах. К ним уже бежала вся дружина Хродгара.

- Меч, - приказал Беовульф первому подбежавшему дружиннику.

Приноровившись, он вонзил оружие под чешуйчатую пластину на груди в самое сердце своего брата, которого не знал, но всегда чувствовал. И страдания Гренделя прекратились.

Дружина взревела, потрясая мечами и прославляя нового героя, а Беовульф, неожиданно сгорбившись, будто на него навалилась непомерная тяжесть, направился к дому.

Я поспешил вслед за ним.

 

Вечером в палатах конунга закатили знатную пирушку.

Рыжий Эрик, который был местным скальдом, завёл в честь победителя довольно заунывную песнь, сочиняя на ходу, и где нашего героя пока не было видно. Сначала скальд рассказывал о какой-то многочисленной родне Хродгара, видимо, чтобы угодить своему повелителю, потом начал живописать зверства Гренделя, ничтоже сумняшеся увеличив число истерзанных жертв, а следом вдруг запел обо мне, отчего мне захотелось вырвать Эрику язык.

 

Услышал весть
о победах Гренделя
Шимон-волшебник -
он был сильнейшим
среди могучих
магов и колдунов;
статный и гордый,
явился он
к Хродгару,
сказал, что изведёт
чудовище мерзкое;
в помощь ему
был поставлен
славный дружинник
именем Беовульф.

 

Глянув на лицо брата Тео, я понял, что наш смиренный монах жаждет того же, что и я. Но совсем по другим причинам. Прославлять какого-то колдуна, который, к тому же, просто стоял и смотрел, даже не шевельнув пальцем для приличия? Да покарает Господь этого нечестивого трубадура, чтоб у него язык отсох!

Я решил, что этим негодованием позже стоит воспользоваться.

От впитанного накануне инферно у меня болела голова и, извинившись перед конунгом и гостями, я отправился к себе.

Вскоре ко мне зашёл Беовульф.

- Неважно выглядишь, - сказал он, стараясь не выдавать своего волнения. - Может, лекаря позвать?

Я махнул рукой.

- Пройдёт. Поцелуй меня, о, отважный воин, и пройдёт ещё быстрее.

- Искуситель ты, - Беовульф сел рядом со мной. - Но если бы не ты, демон, меня бы уже не было в живых, - и робко коснулся обветренными губами моих губ; даже после нескольких ночей неистовой страсти, он всё ещё стеснялся проявлять свои чувства. - Спасибо.

- Нет, Беовульф, это ты одолел Гренделя. Это только твоя победа.

- Я же видел, как он внезапно остановился. И почувствовал, что это ты что-то делаешь. Что, Шимон?

Его пальцы сжали моё плечо, как тисками. Я посмотрел в настороженные серые глаза.

- Беовульф, - сказал я, - неважно, что я сделал, важно, что это ещё не всё.

- Не всё?

- Есть одно дело, которое я должен завершить.

- Какое?

- Мать Гренделя.

- Откуда ты знаешь, что у него есть мать?

- Я прочёл это в его разуме, если тот хаос в голове Гренделя можно назвать разумом.

Беовульф тяжко вздохнул.

- Возможно, ты сочтёшь меня слабаком, распустившим нюни, как баба, но мне жаль его. Не могу понять - почему я жалею это чудовище, но душа моя сжалась, когда мой меч вошёл в его сердце...

Я помолчал, потом сказал:

- Он не виноват в своих несчастьях, поэтому достоин какой-никакой, но жалости. Сначала он родился слабоумным уродом, а потом мать, увидев его силу и неуязвимость, пользуясь его безумием, его безоглядной преданностью ей, превратила его в убийцу.

- Но почему?!

- Иногда родители хотят, чтобы их дети сделали за них то, что они когда-то не сумели сделать сами. Мать Гренделя отчего-то ненавидела весь род людской, но ей не хватало сил и возможностей отомстить всем, поэтому она воспользовалась силой и возможностями своего сына.

- Когда у меня будет сын, я позволю ему выбирать свою судьбу, - твёрдо сказал юноша.

Я кивнул.

- Надеюсь, ты станешь хорошим отцом, Беовульф. Ибо таких "матерей Гренделя" по всему свету великое множество, оттого и переполнен этот мир несчастными чудовищами, душу которых уродуют ещё в детстве.

Беовульф поднялся.

- Ты прав, Шимон. Так, когда выступаем? - из его голоса ушла мягкость, он снова превратился в сурового и даже жестокого воина.

- Сейчас, пока я ещё могу чувствовать её злобу.

- Я пойду с тобой, маг.

- Тебе лучше остаться... Хватит с тебя подвигов на сегодня.

- Нет, - он хмыкнул. - Какое счастье, что я не пью, иначе бы лыка не вязал, и тогда уж точно тебе бы пришлось самому...

Тогда я опрометчиво подумал, что вряд ли эта несчастная безумная женщина, истерзанная мыслями о мести, сможет причинить вред Беовульфу, поэтому настаивать не стал.

 

Мы пробирались по болотным топям, светящимся зеленоватыми огоньками, следовали за нитью инферно, что вилась и источала безумие. Вернее, за нитью тянулся я, а Беовульф, освещая дорогу вторым факелом, шёл чуть впереди, не задавая лишних вопросов и помогая обходить трясину - эти места он успел изучить, а чутьё близкой опасности не давало ему, и мне тоже, провалиться.

- Воистину проклятое место, - суеверно бормотал Беовульф.

Вскоре топи закончились, и мы вышли к мелкому озеру, подёрнутому тонкой коркой изморози, на берегу которого, застыв, стояла старуха. Седые её космы развевались на ледяном ветру. Видимо, мать Гренделя, лишившись сына, надумала топиться.

Увидев нас, ведьма отшатнулась. Её тёмное от гнева лицо, изборождённое морщинами, исказилось, губы затряслись, на них выступила пена. Инферно кипело в её крови, хищно тянулось ко мне и тут же боязливо отступало.

С ужасом я понял, что женщине не так уж много лет, но инферно высосало все её соки и превратило в такое же чудовище, как и её сын.

Мать Гренделя взмахнула рукой, и я увидел в её ладони костяной нож.

- А-аа, Сатана! - закричала она гортанно. - Наконец-то ты пришёл по мою душу и привёл подарочек! Вы оба мне должны! Ты убил моего сына, а ты, - она ткнула остриём ножа в мою сторону, - ты, нечистый, подговорил их убить меня!

Я покачал головой.

- Это ты погубила своего сына, несчастная. И ты права, я пришёл за твоей чёрной душой, в которой не осталось и искры Света.

Она вдруг закричала - отчаянно и безысходно, и, сжимая нож, кинулась на меня.

Конечно, она ничего бы мне не сделала, но Беовульф рассудил иначе. Быстрее молнии он бросился ей наперерез, и удар ножа вскользь пришёлся ему по шее, хлынула кровь из рассеченной кожи. Поскользнувшись, старуха упала в озеро, проломив тонкую корку льда, и утаскивая за собой Беовульфа, вцепившись в него с такой силой, что даже этот могучий дэмайну не смог оторвать от себя её пальцы, а тяжёлая кольчуга увлекала их глубже. Всё это произошло в считанные секунды, я успел ухватить парня за край плаща, но ткань треснула, оставив в моей руке жалкий клочок, и Беовульф с матерью Гренделя стали погружаться на дно.

Я прыгнул в озеро вслед за ними. Подхватив Беовульфа, я просто-напросто перерезал своим враз заточившимся ногтем сухожилия на запястьях старухи, пальцы её разжались, и она навсегда погрузилась в ледяную преисподнюю. Я уловил краем сознания, как завопили все её эмоции, сливаясь с тем, что она всю свою жизнь привлекала к себе.

Вытащив юношу на берег, я первым делом сделал ему искусственное дыхание. Наши факелы погасли, и мне пришлось осветить пространство самим собой. Когда Беовульф задышал, кашляя и отплёвываясь, я проверил рану на шее - она была несмертельной, но ещё немного - и нож пропорол бы артерию. Приложив пальцы к ране, я заживил её.

- Шимон, - хрипло сказал Беовульф, зачарованно глядя на меня, - ты опять светишься...

Я молча завернул его в плащ и поднял на руки, думая о том, что тащиться по болоту обратно в замок в такой ситуации не очень правильно.

- Сейчас будет немного магии, - тихо сказал я.

- Мне закрыть глаза?

- Лучше закрой.

И я прокинул портал до замка.

 

Конунг, его дружина, брат Тео и рыжий скальд, открыв рты, внимали мне.

- ...и когда Беовульф упал на дно за ужасной матерью Гренделя, то попал в её чертоги, где бился с ней не на жизнь, а на смерть! Но была коварной та женщина-тварь, и Беовульф оступился...

Среди слушателей пронёсся вздох.

- ...Тотчас она уселась ему на грудь, хотела добраться до сердца, но кольчуга, сплетённая умелыми данами, не дала ей сделать этого. Тогда Беовульф увидел волшебный гигантский меч, который лежал среди сокровищ, награбленных тварью, схватил его и отрубил голову чудовищу!

Благодарная, но дикая публика, падкая на россказни подобного рода, восторженно взревела, а брат Тео скептически заметил:

- Ну и где же этот волшебный меч? Что-то я его не вижу...

- Да, где меч? - заинтересовался конунг.

"Вот ведь, Рафаэль, ври да не завирайся! - подумал я. - Выискался сказочник".

- Эээ... меч?.. меч остался на дне. Беовульф был тяжело ранен, чтобы тащить этакую махину за собой из воды.

Раздалось дружное и разочарованное "у-уу".

- Неплохо бы потом проверить это озеро, - сказал конунг. - Твари уже не нужны сокровища, а нам не помешают.

- Там очень глубоко, - заметил я. - Можно не выплыть.

- Где наша не пропадала! - воскликнул один из парней. - Я бы не отказался посмотреть на те чертоги, в которых рубился славный Беовульф!

- Шимон! - зычный голос Беовульфа заставил меня вздрогнуть.

Он ворвался в зал, где сидели все мы, а конунг возвышался на своём оленьем троне. Наспех поклонившись, воин обернулся ко мне.

- Господин маг, могу я с тобой потолковать с глазу на глаз?

Я кивнул, тоже поклонился Хродгару и вышел из залы.

- Что ты там плетёшь, чёрт тебя дери? - прошипел он мне, когда мы отошли в укромное место. - Какие ещё сокровища?

Улыбнувшись, я коснулся его щеки.

- Ну, по крайней мере, я точно вытащил из бездны вод одно сокровище...

Беовульф зарделся. Он всегда так трогательно, по-детски краснел, что все мои желания вскипали в один миг. Я обнял его за талию одной рукой, другой сжал затылок, привлёк к себе.

- Шимон, не искушай меня, демон... - прошептал Беовульф и поддался моим жадным губам.

 

Наша последняя ночь была наполнена лишь стонами, которые иногда прерывались молчанием, когда мы восстанавливали дыхание и лежали в обнимку. Мы оба понимали, что никогда больше не увидимся, и брали от этой ночи всё, что могли взять, всё, кроме слов, которые были лишними.

Накануне Беовульф сказал мне:

- Я уезжаю, Шимон.

Мы стояли на берегу моря, изрезанном фьордами. Смотрели на пасмурные глубокие воды, такие же пасмурные и глубокие, как серые глаза Беовульфа. Я ждал этого, был готов к тому, что он покинет родные края - неспокойная душа дэмайну влекла его навстречу неизведанному, рискованным приключениям, где он мог испытать себя на прочность.

- Куда? - спросил я, глядя, как перекатываются волны, как постоянно меняет свой лик море, стихия, которую никто не сможет ни покорить, ни приручить.

- Говорят, за морем объявился дракон...

Я хмыкнул.

- Ты веришь в драконов?

- Драконов тоже не бывает, как магии? - в голосе Беовульфа звенела ирония.

- Не бывает, - ответил я. - Есть животные, которые не успели погибнуть в своё время, и теперь их ждёт ещё более печальная участь.

- Значит, это моё бремя - нести печаль и избавление одновременно, - помедлив, произнёс воин, ставший мне таким близким, и в то же время, никогда не приближавшийся ко мне.

- Знаешь, это и моё бремя тоже, - ответил я.

- Ангел и демон?

Я склонил голову.

Поднялся ветер, растрепал наши волосы, пронзил колючим холодом.

- Я могу поехать с тобой, - сказал я без особой надежды.

- Спасибо, Шимон, но ты же знаешь, что демоны и люди не могут быть вместе. И, тем более, ангелы и люди не могут быть вместе. Зачем длить отношения, которые заведомо бесплодны? Лучше оставить себе хорошие воспоминания. А ты... ты ещё найдёшь того, кого любишь на самом деле.

Я вздрогнул. Я ничего не рассказывал ему об Элессе, даже не намекал. Беовульф улыбнулся.

- Однажды ты назвал меня другим именем, когда мы... - Он замолчал, смутившись, потом продолжил: - Странное имя, нечеловеческое, я даже не разобрал его, оно было на каком-то другом языке... Я лишь понял, что это имя, и почувствовал, как важен тебе тот, кого так зовут.

Беовульф посмотрел на меня, и я снова увидел, как отражается в его глазах мой Эле.

- Однажды ты найдёшь этого человека, или кто он есть на самом деле. И когда ты найдёшь его, постарайся больше не потерять.

- Я постараюсь, Беовульф... - как я мог объяснить ему, что потеря была намеренной, и я давно начал жалеть о своём решении, но ещё не знал, как правильнее поступить. - Я постараюсь, чтобы потери были не напрасные.

Он кивнул мне.

- Будь счастлив, Шимон, ибо я этого хочу.

- Спасибо тебе, Беовульф. А меня на самом деле зовут Рафаэль.

- Хорошо... Рафаэль. Я запомню тебя под твоим настоящим именем.

Следующим утром, когда утомлённый моими ласками юноша крепко уснул, я поднялся с постели, оделся и несколько минут рассматривал спящего - запечатлевал в памяти черты лица, потом благодарно коснулся губами тёплой щеки.

И исчез из замка, ни с кем не попрощавшись.

 

Значительно позже я прочитал "Песнь о Беовульфе", записанную неким монахом со слов неизвестного скальда, и довольно улыбнулся. Мой договор с братом Тео о том, что моё имя ни при каких условиях в саге упоминаться не будет, и мой договор с Эриком, который зачислил Беовульфа в князья неведомой страны гаутов и отправил жить за море, был идеально выполнен. Всё-таки у эпического героя должна быть хорошая родословная, а простая мать-одиночка из вымирающего племени и заезжий демон-отец, в те времена не слишком способствовали восхождению по лестнице славы.

Откуда мне тогда было знать, кто был истинным отцом Беовульфа? Но, может, оно и к лучшему...

 

Сводные братья

 

Я не отслеживаю жизненный путь своих детей. В этом я ничем не лучше большинства самцов, топтавших Землю с начала времён. Хотя в моём случае это не безответственность, а сознательное нежелание знать хоть что-то об их судьбе. Знать - и сожалеть, что не остался, не научил, не помог вырасти так, чтобы они не разрушали свои и чужие жизни.

Как Грендель.

Как Беовульф.

В памяти человеческой они задержались благодаря стараниям менестрелей и английских монахов, что заносили в хроники любую байку с материка. В моей - из-за боли, которую я испытал, узнав о смерти Гренделя. Что с того, что он был чудовищем? Он прежде всего был моим сыном, потерянным ещё до того, как меч сводного брата отправил его на тот свет. К счастью для себя, Беовульф не знал, с кем сражается. Иначе его, защитника слабых, поборника справедливости замучила бы совесть.

Они родились в одной стране и в одно время - разве существенна разница в несколько лет и сотню километров? В обоих текла моя кровь, но матери у них были разные. Одну, пышногрудую белобрысую деваху, мне подсунули в медвежьем углу - затерянной в лесах деревне, где жили сплошь кровные родственники. Старейшина чертовски обрадовался заезжему "рыцарю". Он хотел, чтобы я влил в их племя свежую кровь, и сильно огорчился, поняв - не все молодухи смогут принять и меня, и моё семя.

Из всех желающих он почему-то выбрал эту. Сероглазая, с веснушчатым лицом и волосами цвета выбеленного льна, девица была - по тамошним меркам - необычайно хороша. Её, довольную и гордую, втолкнули в подклеть, где мне постелили. И я добросовестно "отработал" и еду, и крышу над головой.

Хёгда оказалась на удивление темпераментной, даром что была белой, как рыбье мясо. Непривычная к ласкам, она стонала от нежных прикосновений и поцелуев, а кричала так страстно, что ночью в деревне никто не сомкнул глаз. Утром девушка заявила, что хочет родить от "лыцаря" сына, и не охотника или пахаря, а воина, о котором будут говорить все.

Я только посмеялся над этими словами - про себя - собрался и поехал дальше, не думая о последствиях. Бродяга-наёмник, добывающий мечом кусок мяса на обед и витое золото на шею. Один из тысяч "солдат удачи", бороздивших дороги Северной Европы в поисках лёгкой добычи и удачливого вожака.

Но я предпочитал оставаться одиночкой.

А одинокому волку тяжело выстоять против стаи одичавших псов.

Понятия не имею, на что польстились эти. На броню и оружие, уложенные в притороченный к седлу вьюк? На кобылу, полудохлую от недокорма? Как бы там ни было, меня не спасли ни сила, ни ловкость, ни быстрота, ни сверхъестественное чутьё эльмайну.

Навалившийся ворох грязных и потных человеческих тел, сильный удар по голове - и я очнулся в землянке, протопленной по-чёрному. Похожая на птицу старуха внимательно оглядывала меня, ощупывая кости черепа.

- Живой, - наконец каркнула она. - Странно, что живой. От этих ублюдков ни один человек живым не ушёл...

- Он не человек, - второй голос явно принадлежал молодой женщине. - Он демон. - Девушка подошла, неся лучину, и я увидел красивое лицо с тонкими чертами, две чёрные, как ночь, косы по бокам и тёмно-зелёные глаза. Но я и без внешнего сходства чуял кровь Ainoo Daarkha.

- И что с того? Ему помощь не нужна, по-твоему?

- Твоя уже не нужна. - Девушка по-хозяйски отодвинула старуху, села рядом со мной, наклонилась, принюхалась...

Я закашлялся. Пряди, вылезшие из кос, скользнули по груди. Одежду с меня стащили то ли разбойники, то ли эти бабы. И теперь девчонка изучала моё тело так, будто хотела сделать вскрытие.

- Давненько ты мотаешься по дорогам, - сказала она. - Не надоело?

- Нет.

Зелёные глаза посмотрели изучающе:

- Мир хочешь посмотреть, да?

Я только хмыкнул.

- Хочу найти одного... человека. А мир... Мир подождёт.

- Я тоже хочу кое-кого найти, - произнесла девчонка с неожиданной силой в голосе. - Найти и воздать.

- Чума на тебя, Вальхэ, - выругалась старуха, - оставь месть богам!

- Это не месть, - буркнула девчонка. - И богам на меня плевать.

Старуха хотела сказать ещё что-то, но Вальхэ вылетела из землянки как камень из пращи. Только взметнулась в луче света поднятая в воздух сажа. Позже я узнал, кого она хотела разыскать. Часть истории мне рассказала старуха, часть - сама Вальхэ.
Старая травница нашла её зимой в лесу, привязанной к дереву. Морозы стояли такие, что птицы замерзали на лету. А те, кто бросили маленькую девочку на погибель, оставили ей только рубаху. Женщина освободила ребёнка от пут, взяла к себе и выхаживала до самого лета. А потом растила, как собственную дочь.

Вальхэ считала - родители хотели её убить. Мол, почуяли дьявольскую кровь и отвели в лес, чтобы подольше мучалась. Я сказал, что это не самый надёжный способ убить такую, как она - дэмайну. Но девушка не хотела меня слушать. Верила: родители обрекли её на смерть, и если не сами привели в лес, то приказали кому-то это сделать. А то, что она не умерла, даёт ей право искать всех этих людей и мстить им.

- Она это серьёзно? - спросил я как-то знахарку. Мы шли по болотам, женщина искала дорогу, а я нёс тяжёлый короб с кореньями и травами, что собрала Вальхэ. Она осталась в нашем шалаше, на острове посреди трясин, не боясь, что я заблужусь, возвращаясь. Иногда мне казалось, что ей чуждо само понятие страха; она презирала опасность и всех, кто прислушивался к чувству самосохранения - будь то человек или такой же, как она, дэмайну.

- Вполне, - ответила старуха. - Я боюсь за неё. Месть пожирает изнутри, незаметно. Оглянуться не успеешь - а вместо человека рядом с тобой зверь.

- Хочешь сказать - ей нужно поступить, как учат жрецы Распятого? Простить тех, кто бросил её в лесу?

Старуха фыркнула.

- За что вы оба так не любите жрецов новой веры? Они говорят правильные вещи.

- Для одних - правильные, для других - нет. Прощая человека, ты признаёшь его чудовищем, - вспомнил я слова Рафаэля. - Есть поступки, очень злые поступки, которые нельзя оставлять без воздаяния. А за иные мелочи ссылать в чудовища просто... - я пожал плечами, как сумел: мешала нагруженная корзина, - слишком тяжёлое наказание. И уж в любом случае не годится жрецу говорить одно, а своими делами проповедовать другое.

Травница лишь покачала головой.

- А ты умён... не по годам... Может, уже понял, что Вальхэ по тебе сохнет?

Настала моя очередь фыркать. Приёмная дочка знахарки недолго изводила себя пустыми мечтами при луне. Залезла как-то под моё одеяло - и осталась там до утра. И на всю катушку пользовалась тем, что травница доверяла ей, полагаясь на здравый смысл Вальхэ.

- Не смей портить мою девочку, бродяга, - в голосе старухи звучала угроза, - ей и так нелегко. Дитя она, конечно, выносит, но вот рожать его в лесу, одной...

- Почему - одной?

- Потому что меня тогда уже не будет, я видела.

Я чуть было не оступился. Видела?! Она что, ещё и провидица?

- Во сне? - усмехнулся я.

- Умный, а дурак, - вздохнула знахарка. - Не во сне, а в видении, что послали боги. Я видела, как ты борешься сам с собой, и сам себя побеждаешь... но меня уже не будет тогда, а Вальхэ пострадает от тебя.

Я не стал объяснять старухе - ни один провидец не может точно предсказать будущее. Слишком много информации. В сознании человека мощный хаотический поток трансформируется в образы, а истолковать внятно этот язык не могут даже ainoo. И слава Создателю, что это так: предсказанное будущее фиксируется, его нельзя радикально изменить. Причины и следствия превращаются в змею, кусающую свой хвост. Это произошло потому, что произошло. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Жизнь становится упорядоченной... Омертвелой.

Я не собирался расшифровывать видение старухи. Боролся сам с собой? Что ж, я делал это с первого дня жизни. Преодолевал себя - сомнения, неуверенность, страхи. Прыгал выше головы. Учился быть достойным того, кто назвал меня своим другом. Её скоро не станет? Не нужно иметь чутьё дэмайну, чтобы понять - она не переживёт ещё одну суровую северную зиму.

Всё это чушь, - подумал я тогда. И выбросил из головы дурацкий разговор. А через неделю я опять поссорился с Вальхэ.

Причина у ссор была одна. Девушка жаждала мести, я её отговаривал. И с каждым разом всё яснее понимал: зверя, что грызёт её изнутри, не остановишь прощением и молитвой. Вальхэ точно знала, чего хочет. Понимала, что женщине не под силу в одиночку отмстить всему миру.

"Я хочу сына от тебя, демон! Хочу такого же демона, как ты! Как я! Чтобы защищал меня! Опекал меня! Мстил за меня!!!"

Однажды я уступил этим требованиям. Выдрал её так, как выдрал бы демон. Выдрал и ушёл прочь. Подальше от лесных болот, от тихих заводей, на берегах которых любила сидеть Вальхэ, гибкая, как ива...

И, немного побродив по свету, встретил ту самую молодуху. С ребёнком.

Мальчишка был умён, силён и быстр не по годам. Кровь дэмайну в нём почти не ощущалась. Здоровый, нормальный пацан. Будущая опора для матери.

Больше я никогда их не видел. Только слышал о них - из сплетен в тавернах, песен бродячих сказителей... Сводные братья, Грендель и Беовульф, стали моими первыми и единственными бастардами. Но моя кровь передалась их потомкам, бесчисленным внукам и правнукам. И меня утешает лишь то, что гены, разбавленные в тысячи раз, уже не могут сделать человека героем или чудовищем. Они могут только придать ему сил на той дороге, что он себе выберет.

 

Прощение

 

К обшарпанному дому на окраине я добрался на своих двоих, закоротив или вырубив по дороге всю человеческую технику. Возвысился я недавно, и только начал осваивать новые для меня способности. Иногда успешно, а иногда - нет. Впрочем, необязательно всё должно получаться с первого раза.

Бросив недокуренную сигарету, я зашёл в темноту подъезда. Снова вызвал из памяти записку, что привела меня сюда.

"Элесса, я хачу пагаварить с тобой. Приходи ка мне на квартиру, адрис ты знаишь. Бизопасность гарантирую. D'wairth ainoo. Габриэль".

Сначала я хотел её выбросить. Габи - не то существо, по чьему зову я готов явиться в любое время дня и ночи. Даже если это будет просьба о помощи. Точнее - особенно если это будет такая просьба. Поступок, совершённый им прорву времени назад, навсегда превратил этого ангела в моего личного врага. А врагов я не прощаю.

Вдавив для порядка кнопку звонка, я громко постучал в крашеную дверь. Габриэль открыл сразу - то ли ждал меня, то ли почуял, когда я подошёл.

- Ну здравствуй, - он улыбнулся и добавил после паузы. - Здравствуй, ангел.

- Привет, - я отодвинул Габи плечом и вошёл.

- Поздравляю, Элесса, - он тщательно закрыл за мной дверь, хотя особой надобности в этом не было. Квартира была похожа скорее на бомжатское логово, чем на приют ангела в людском понимании. Не хватало лишь кострища посреди комнаты.

- С чем, интересно?

- Ты теперь брат мне.

Я поперхнулся. Ну да. Если подходить формально, я - его брат. Не по родству, но по видовой принадлежности. Такой же, как и он, ainoo sapiens. Факт этот не привёл меня в восторг, о чём я и сообщил ангелу. Габи только хмыкнул:

- В том, что ты ainoo, есть не только плюсы, как видишь.

- Ну да. Как и во всём остальном. Зачем звал, Габриэль?

Он сухо улыбнулся.

- Да всё за тем же. Хочу попросить у тебя прощения за то, что сделал.

- И думаешь, теперь его получишь?

- Я давно заплатил за тот поступок, Элесса. Столетие в инферно... я только потом узнал, что это длилось целых сто лет.

Я посмотрел в его глаза, обманчиво-безмятежные, голубые - как небо, как сам эдемский "грех". Там не отражалось и сотой доли того, что пришлось пережить ангелу. Того, что пережил и я, после того, как Гийом меня распял.

Что это? Попытка сблизиться? Но зачем? Потому что я стал ainoo? Но как это изменило меня?

- Расплата тут ни при чём, Габриэль. Если бы я хотел, я бы простил тебя просто так. В инферно ты отправился не для меня, а для себя.

Ангел потупился.

- Вам, падшим, неведомо прощение, - наконец сказал он. - Равно как и понимание смысла поступков ангелов Света. Не пытайся думать за меня.

Я кивнул:

- Хорошо. Тогда не буду тратить твоё и своё время, - я повернулся, чтобы уйти. Ангел остановил меня, взяв за плечо.

- Нет.

Я вопросительно поднял бровь, перевёл взгляд на его руку.

- Ты падший, Элесса, но ты способен прощать, я вижу. Что мешает тебе простить меня? - Габриэль улыбнулся, и улыбка зажгла сияние в его глазах. - Как брата?

Я лишь фыркнул, ощущая, как изнутри поднимается новое для меня ощущение - тяга к такому же ainoo, как ты сам. Подсознательное влечение к брату своему. Так получилось, что, воплотив свою мечту, став ближе одному ангелу, я получил в нагрузку всё "семейство". Парадоксальное, как породивший их Создатель.

Взять хотя бы Габриэля. Светлый ангел, воплощённая справедливость, вместилище добродетелей. Но ради справедливости он готов делать то, что к добродетелям отнести никак нельзя. Однако это не мешает ему оставаться светлым.

Светлым, сияющим ангелом. С идеальным телом, будто вытканным из Света пополам с золотом самой высокой пробы - волосы, ресницы, ногти - всё было цвета золота различных оттенков, манило к себе, источало тепло и покой... Я прерывисто вздохнул, сжал кулаки, - ногти вонзились в ладони, - помотал головой. Держи себя в руках, Элесса. Ты теперь ainoo.

Ангел, которого будто магнитом тянет к своему сородичу.

Габриэль наконец отпустил моё плечо. По тому, как он прерывисто вздохнул, я понял - "магнит" действует и на него.

- Ты настоящий ainoo, - прошептал он. - А между братьями не может быть вражды.

Вспомнив, сколько интриг крутится сейчас в Эдеме, я фыркнул.

- Прости меня, брат. Я давно раскаялся в содеянном против тебя, - глаза Габриэля были честными и чистыми, как небо над раем. - И ответил за это по справедливости.

- Самому себе?

- Ты знаешь, что себя я сужу строже, чем прочих.

"Как и Рафаэль", - мелькнуло у меня в голове.

- Что тебе мешает простить меня?

Я смотрел в эти бездонные глаза и думал - действительно, что? Габи не лгал мне, не пытался использовать, мы друг для друга были, есть и останемся противниками, между которыми есть вражда, но нет обид... И то, что он сделал когда-то, что едва не сломало юного эльмайну - было превратностью войны, а не злокозненным умыслом. Будь на моём месте кто-то другой, Габриэль поступил бы точно так же. Не потому что ему это нравилось, а потому что это казалось тогда необходимым.

- Ничего. Я... я прощаю тебя, брат мой...

Ангел вздрогнул и обнял меня порывисто. Я почти физически ощутил, какая тяжесть ушла с его души. И понял, что он ласкает губами моё лицо.

- Габриэль... - я попытался оттолкнуть его, и тут же изнутри, из Света, пришло ощущение неправильности того, что я хочу делать.

- Не сопротивляйся, котёнок. Иначе это сожжёт тебя, - шептал ангел, забираясь ладонями ко мне под одежду.

- Габриэль, я не с тобой... Я не хочу...

- Ты не хочешь? - он рассмеялся, глядя мне в глаза. Рука поглаживала сквозь джинсы вздыбленный член.

- Это всего лишь тело...Его можно держать в руках... - меня колотило, и я с трудом верил в то, что говорю.

- О да. Буквально, - рассмеялся Габриэль. - В одном ты прав. Это всего лишь тело. Не оно реагирует на меня, а твоя душа, твой Свет. А он управляет материей, которая так вот отражает твою реакцию... - его руки легли мне на талию, и я не удержался, провёл ладонями по его плечам.

- Ты привык вести себя как человек, - жарко зашептал ангел в самое ухо. - Доверяться инстинктам там, где не успевает среагировать разум. Но мы, ainoo, другие. Сначала реагирует наш Свет, материя уже потом. Нет инстинктов. Нет никаких наработанных поколениями, впечатанных в тело программ... - руки Габриэля скользили у меня под одеждой, расстёгивая болты и молнии, жадно оглаживая моё дрожащее тело. - Ведь у нас нет поколений...

Я не удержался и провёл языком по его губам, ровным и приторно-сладким. Лекция Габи была безумно интересной, вот только время для неё он выбрал неподходящее. Ангел прижался к моим губам, поцеловал нежно - и тело моё скрутило от желания. Или то было желание Света, запертого в моей плоти, как в тюрьме? Желание духа избавиться от оков материи? Но почему меня тянет к Габи? Неужели Свету всё равно, кто из ainoo рядом?

Это было выше моего понимания. А Габриэль тихо смеялся, раздевая меня и раздеваясь сам. И что-то во мне сопротивлялось этому, а что-то, напротив, притягивало к нему всё сильнее.

- Наш Свет хочет соединиться, котёнок, не препятствуй ему, - шептал ангел, лаская пальцами мой вход. Опустив глаза, я увидел его член: налитой и толстый, с алой, блестящей от смазки головкой. - Мы зовём это oum, слияние... и его нельзя достигнуть иным способом. Только так.

Я обнял его ногой, и он, обхватив моё бедро, задрал его ещё выше. Накрыл ладонями ягодицы и насадил на себя. Застонав от удовольствия, мы слаженно двинулись навстречу друг другу, как давние любовники, знающие, как испытать взаимное удовольствие. Всё чаще и чаще, сильнее и сильнее, губы и ладони ласкают кожу, заставляя разум забыться. Одно тело всё глубже проникает в другое, утверждая не свою власть, но взаимное согласие. И вот уже оба тела дрожат и выгибаются, и материя падает под напором Света как дырявая плотина...

Долгое мгновение невыносимого счастья и тепла, рядом с которым всё остальное - арктический холод.

Я всхлипнул, закусил губу. Почему это случилось и с Габриэлем? Я ведь не стремился быть с ним. И это были другие счастье и тепло, не такие, как с Рафаэлем, с которым хотелось сливаться опять и опять, перетекая друг в друга, становясь единым целым на мгновение, которое мы мечтали растянуть до бесконечности. Оказывается, даже у абсолютного счастья есть оттенки.

Габи нежно погладил меня по голове, не понимая, что меня тревожит:

- Успокойся. Oum между нами ничего не меняет. Это нормально для ainoo.

- Нормально? - я дёрнулся, забыв, что он ещё во мне. Обмякший член выскользнул, по бёдрам потекло тёплое семя, и мне стало не по себе. - Ты хочешь сказать - там, в Эдеме, вы занимаетесь этим часто, не разбирая с кем?

- Зачем разбирать, когда мы - одно целое? - ангел вытащил упаковку влажных салфеток и протянул мне. - Возьми. Ты ведь ещё не умеешь чиститься Светом.

Ангел вспыхнул на миг, уничтожая следы нашего стихийного oum.

- Не рай, а бляддом какой-то, - пробурчал я, вытираясь. - Расскажешь - не поверят. Впрочем, и в остальное тоже.

Габриэль только хмыкнул, одеваясь. Вёл он себя так, будто между нами и не было ничего. А единственное, что заслуживало внимания - то, что я его простил. Как брата. За совершённый когда-то поступок.

Кроме этого, между нами ничего не изменилось. Мы - противники. На данный момент. Как показывает мой опыт, расстановка сил в интригах ainoo меняется чаще и парадоксальнее, чем капризы блондинок.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: