Глава первая. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Полная история Дюнкерка никогда не будет поведана», — писал Артур Дивайн в первом издании своей книги, вышедшей в свет в начале 1945 года. Ныне эти слова уже потеряли свой смысл.

Историческая наука, как и всякая другая наука, постоянно развивается, обогащается и совершенствуется на пути познания исторической действительности. И то, что вчера казалось еще неясным, недоступным и скрытым от глаз исследователя, а тем более от широкой общественности, сегодня обретает вполне определенные очертания, неизмеримо расширяя наши понятия и представления о прошлом. Истина неумолимо пробивает себе дорогу, отбрасывая в сторону легенды, заблуждения или сознательные искажения исторической правды.

Так произошло и с освещением дюнкеркских событий, представляющих собой интереснейшее явление второй мировой войны. На Западе о них написаны десятки трудов. И это вполне понятно: для исследователей было весьма заманчиво объяснить, как стало возможным «дюнкеркское чудо» — эвакуация с полей Фландрии в Англию почти 340-тысячной группировки войск буквально из-под носа у немцев.

Это событие породило немало легенд. Одни утверждали со слов немецких генералов, что чудесным спасением английская экспедиционная армия обязана прежде всего крупнейшему оперативному просчету Гитлера, остановившего своим приказом от 24 мая 1940 года танковые дивизии на рубеже канала Аа, когда до Дюнкерка

оставалось каких-нибудь 20 км. Другие связывали «дюнкеркское чудо» с заведомым стремлением Гитлера построить для англичан «золотой мост» через пролив и облегчить им бегство в Англию, чтобы задобрить гордого Альбиона и сделать его уступчивым в вопросах мира. Эта легенда исходит также от немецких генералов. Третьи — к ним относятся английские историки — приписывали удачную эвакуацию главным образом стойкости, организованности и высокому военному искусству англичан.

Долгое время после окончания войны многие вопросы, связанные с эвакуацией англичан из Дюнкерка, оставались неясными. Лишь после публикации немецких документов и других источников для исследователей появилась возможность снять покров с тайны, окружавшей дюнкеркские события.

Из буржуазных трудов по истории Дюнкерка предлагаемая вниманию читателей книга видного английского историка и журналиста Артура Дивайна является, пожалуй, наиболее полным и многосторонним исследованием. Если в первом ее издании автор вынужден был ввиду отсутствия немецких источников ограничиться в основном освещением действий английской стороны, то в последнем, переработанном издании он значительно раздвинул рамки исследования. В этой книге не только подробно и ярко описывается эвакуация британской экспедиционной армии, но и делается попытка вскрыть в широком стратегическом плане причины, которые привели к дюнкеркским событиям, выявить их последствия и влияние на дальнейший ход войны на Западе. Здесь мы уже имеем дело с оценкой характера и состоятельности

военных доктрин воюющих сторон, важнейших решений и действий союзников, а также руководства вермахта.

Хотя Дивайн претендует на воссоздание объективной картины операции, его книга пронизана тенденциозным стремлением оправдать все действия английского командования, а ответственность за военную катастрофу взвалить целиком на плечи французского союзника. Еще в первом издании своей книги Дивайн так писал о значении Дюнкерка: «В военном отношении это была катастрофа— одна из крупнейших катастроф в истории войн, ибо в результате ее пала империя, а великие военные традиции Франции были втоптаны глубоко в грязь». Выходит, что Англия тут ни при чем. Во втором издании эта тенденциозная линия выдержана в еще большей степени.

Бесспорно, высшие политические и военные круги Франции несут прямую ответственность за поражение 1940 года. И Дивайн не жалеет красок, чтобы показать крушение французской военной доктрины, бездарность французского командования в лице Гамелена, Вейгана, Петэна и других могильщиков Франции. Однако он нигде не говорит, что общие причины разгрома союзников надо искать в том политическом курсе, инициатором которого была и Англия. Лишь попутно автор бросает общую фразу, что «за спиной этих лиц (т. е. Гамелена, Петэна, Вейгана. — В. Д.) известную роль играли политические деятели страны, что на них оказывали свое давление и крупные промышленники Лилля» (стр. 190—191). Но он не раскрывает этих туманных намеков, хотя здесь мы имеем классический пример пагубного влияния порочной с точки зрения национальных интересов политики правящих кругов на формирование военной доктрины государства и обратного отрицательного воздействия на политику неверных догматических представлений о характере войны и использовании в ней вооруженных сил.

Как известно, правящие круги Франции, ослепленные ненавистью к коммунизму, в межвоенный период стали на путь обеспечения безопасности страны против германской угрозы на новой основе, отказавшись от традиционного союза с Россией, который еще Ламартин

называл "требованием природы и географической закономерностью". Вместо этого они обратились к сомнительной и по оправдавшей себя идее гарантийного пакта с США и Англией и создания Малой Антанты из стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Советско-французский договор 1935 года, явившийся эпизодическим отступлением от этого нового курса, был полностью перечеркнут политикой умиротворения и Мюнхенским соглашением.

Принятию гибельного для Франции курса в большой мере способствовали помимо антисоветских устремлений неверные военно-теоретические установки французского командования. Военная мысль Франции сделала из опыта первой мировой войны и последующего развития военного дела ошибочный вывод, что оборонительные средства намного эффективнее наступательных. А раз так, то стоит отгородиться от Германии мощным барьером долговременных укреплений, и она не решится напасть на Францию, а скорей направит экспансию на Восток. Известный французский военный теоретик Шовино в своей книге «Вторжение - возможно ли оно еще?», изданной в 1939 году с предисловием Петэна, писал: «Если мы разместим два миллиона человек с соответствующим количеством пулеметов и дотов вдоль 400-километровой полосы, которую немецкие армии должны будут преодолеть, чтобы вступить по Францию, мы будем в состоянии сдерживать их на протяжении трех лет... Если армии не имеют флангов, сопротивление во много раз превосходящему противнику перестает быть трудной задачей, какой оно было в прошлом. Оно становится простейшим делом». Эти порочные взгляды укрепляли отрицательное отношение влиятельных политических кругов Франции к идее франко-советского союза, который стал рассматриваться и с военной точки зрения как ненужный.

Сделав оборону краеугольным камнем своей стратегии, военное руководство Франции распространило оборонительные принципы и на строительство вооруженных сил, на методы и формы ведения войны, на военно-техническую политику, стремясь пропитать ими сознание и

психологию офицеров и солдат. Армию оно превратило в простой придаток линии Мажино — по меткому выражению Дивайна, одной из «величайших в истории иллюзий»

Возведение этой оборонительной линии поглотило за десятилетие, с 1930 по 1940 год, большую часть военных ассигнований Франции. И это делалось в ущерб развитию бронетанковых войск и авиации, роль которых роковым образом недооценивалась!

Французское общественное мнение на протяжении многих лет усыплялось заверениями в полной неприступности восточных границ страны, в превосходстве вооруженных сил и командования Франции. Это не могло не вызвать широкого распространения пассивно-оборонительных настроений, благодушия и ложного чувства безопасности. «В организационном, тактическом и психологическом отношении, — писал бывший руководитель немецкой разведки на Западе генерал У. Лис, — линия Мажино оказала на французскую армию и на всю нацию пагубное влияние. Она наложила оковы на оперативное мышление французов и сделала его убогим. Когда был осуществлен стратегический обход этой линии, командование оказалось в беспомощном положении».

Ярко рисуя поразительную отсталость французской военной мысли, погрязшей в застывших догмах, Дивайн весьма скупо говорит о состоянии английской военной теории. А она в не меньшей мере, чем французская, способствовала принятию союзниками гибельной стратегии, воплощенной в плане «Д».

Военные теоретики Англии также стояли на ложных позициях в оценке характера будущей войны. Они не верили в маневренные глубокие операции, питали приверженность к позиционной обороне и не учитывали огромные возможности бронетанковых и моторизованных войск. О том, как глубоко заблуждалась английская военная мысль, свидетельствует следующее высказывание ее видного представителя — Лиддел Гарта, относящееся к 1939 году: «Трудность «нокаута» очень возросла вследствие нынешнего превосходства обороны над наступлением. Недавний опыт наземных сражений

свидетельствует о том, что атакующий должен иметь по меньшей мере тройное превосходство в вооружении что бы добиться даже местного успеха. Точно так же и воздухе оборона завоевывает преимущества, которыми пользовался ранее нападающий. Последние достижения в развитии огневых средств противовоздушной обороны обещают создать преграду воздушной угрозе, аналогичную той, которая возникла поколение назад на суше благодаря сочетанию колючей проволоки и зарытого в землю пулемета. В общем, мечты солдата о «молниеносной» войне имеют все меньше перспектив на их осуществление. Военные тучи, нависшие ныне над Европой порождают много грома, но очень мало молний».

Отсюда он делал вывод: «Если германский генеральный штаб не потерял еще чувства реальности, то возможность серьезного немецкого наступления на западе становится более чем сомнительной». Такую точку зрения разделяли (даже незадолго до начала немецкого вторжения во Францию!) Н. Чемберлен и другие руководители политики и стратегии Англии.

На фоне этих заблуждений и самообольщений особенно ярко выделяется позиция французских коммунистов в оценке фашистской опасности. 19 мая 1939 года, в то время, когда Европа уже вползала в полосу предвоенного кризиса, М. Торез в своем выступлении на пленуме ЦК КП Франции говорил: «Каждый задает себе вопрос: когда и над кем совершится очередное насилие? Над объектом гитлеровских вожделений — Данцигом или над Польшей? Над одним из Балканских государств? Над одной из малых стран Западной Европы? Над Францией? Становится все более очевидным, что коалиция Германии и Италии самую непосредственную и серьезную угрозу представляет в конечном счете для нашей страны. Гитлер, по-видимому, считает, что приближается час развязки, которую он предвидел в «Майн кампф»: «Предварительно изолированная Франция будет уничтожена».

Это были удивительно верные по силе предвидения

слова, но они не нашли отклика у французских правящих кругов. Казалось, здравый смысл совсем покинул их.

Трагичность положения усугублялась еще тем, что французские военные руководители, проявляя твердость и упорство не там, где нужно, нетерпимо относились к инакомыслию в важнейших вопросах военной теории, стратегии, строительства вооруженных сил, а также в оценке противника.

Вот разительный пример. Когда глава французской разведки генерал Гоше представил Гамелену докладную записку, в которой давалась в общем правильная оценка характера немецкого военного искусства, и предложил распространить среди офицеров французской армии специальную памятку с обобщением опыта войны в Польше, союзный главнокомандующий резко отверг это предложение. «Франция, — заявил он, — не Польша. Германия не применит против нас тех способов, которые она применила в Польше. Распространение подобной памятки послужит только возникновению беспокойства в народе».

Уверовав в свою непогрешимость, французская военная верхушка не прислушивалась к новым, свежим мыслям и выводам, не давала простора для их развития. Старые догмы сковали военную теорию и обрекли ее на застой. «...Командные кадры...— писал впоследствии де Голль, оказались во власти рутины. В армии господствовали концепции, которых придерживались еще до окончания первой мировой войны. Этому в значительной мере способствовало и то обстоятельство, что военные руководители дряхлели на своих постах, оставаясь приверженцами устаревших взглядов...».

Дюнкерк был одним из ярких проявлений политического и военного банкротства союзников. В событиях во Фландрии рельефно отразились и немощь французского командования, и эгоистичные действия английского военного руководства, саботировавшего союзные решения, и крушение коалиционной стратегии, и просчеты немецкого командования, и, наконец, стойкость и мужество простых солдат и моряков Англии и Франции.

Описывая действия британской экспедиционной армии, Дивайн изображает все в исключительно благоприятном свете. Справедливо обрушиваясь на французское командование, он не находит ни одного критического слова в адрес руководства английских войск. Но были ли действия британской экспедиционной армии и ее командующего генерала Горта так безупречны, как пишет автор?

Чтобы правильно оценить роль и место английских сил в дюнкеркских событиях, необходимо учитывать военную политику и стратегические концепции британского руководства того времени. Дивайн пишет, что английская армия, как и французская, была «совершенно не приспособлена для современной войны». Автор здесь превратно истолковывает причины слабости английской армии. О них можно судить по следующим словам Лиддел Гарта, сказанным в 1939 году: «Мы вели все наши войны, вплоть до последней, используя наше морское могущество... Мы вели все наши крупные войны, включая последнюю, на основе этой стратегии и имели в них и после них постоянно такие успехи, каких не знала никакая другая нация. Нашим главным оружием было экономическое давление, осуществляемое военно-морскими силами. Нам эффективно помогало использование двух дополнительных видов оружия: финансового, с помощью которого мы субсидировали союзников и снабжали их военными материалами, и военного, дававшего нам возможность отправлять на континент сравнительно небольшую экспедиционную армию для нанесения ударов по уязвимым местам противника, для цементирования и мобилизации на борьбу союзных сил. Доводя наши усилия в войне на море до максимума, мы стремились снизить наши усилия в борьбе на суше до минимума».

Традиционная особенность английской стратегии заключалась именно в том, чтобы вести борьбу против континентальных противников с помощью третьей силы, в данном случае Франции. Не случайно во французской армии в то время ходила крылатая фраза: «Англия будет сражаться до последнего французского солдата». И в этих словах была большая доля истины, так как английское

командование заботилось о сохранении сил, чтобы, опираясь на них, диктовать свою волю после окончания воины. Тот же Лиддел Гарт по этому поводу писал: «Если сосредоточить усилия исключительно на достижении победы, не думая о последующих результатах, можно оказаться слишком ослабленным и неспособным извлечь выгоды для себя в послевоенном мире» Английские стратеги всегда действовали в соответствии с этими принципами. Этими же соображениями руководствовался и Горт, заботившийся больше о сохранении своих сил, нежели об организации активного отпора немцам. Он очень широко использовал, и, несомненно, и ущерб союзной стратегии, директиву, данную ему, как командующему, английским правительством.

В этой директиве, между прочим, говорилось: «Вы находитесь в подчинении французского главнокомандующего северо-восточным фронтом (генерала Жоржа.— В. Д.). Добиваясь общей цели — поражения противника, Вы должны лояльно выполнять все его указания. В то же время, если какой-либо отданный им приказ поставит, по Вашему мнению, под угрозу британскую экспедиционную армию, Вы, в соответствии с договоренностью между английским и французским правительствами, имеете право обратиться за указаниями к британскому правительству перед тем, как выполнить этот приказ». Эти указания дали Горту возможность саботировать многие решения французского командования.

Прежде всего необходимо сказать, что англичане стали односторонне готовиться к эвакуации значительно раньше, чем в том появилась необходимость. Это не могло не отразиться отрицательно на общесоюзных усилиях. Дивайн пишет, что Би-Би-Си еще утром 14 мая, на четвертый день немецкого наступления, передала распоряжение английского адмиралтейства о регистрации и реквизиции частных самоходных судов (стр. 44). Правда, он отрицает связь этого распоряжения с планами эвакуации, но выглядит это малоубедительно.

16 мая Черчилль, анализируя обстановку, сложившуюся в результате прорыва немецких войск на Маасе, делал в своей телеграмме в Лондон после совещания в

Париже следующий вывод: «...Назревают две серьезные угрозы. Первая заключается в том, что английские экспедиционные силы могут повиснуть в воздухе и должны будут в трудных условиях осуществить отрыв от противника, чтобы отойти на прежнюю линию. Вторая состоит в том, что прорыв немцев может сломить сопротивление французов до того, как они соберут силы для противодействия». Эти соображения не могли не повлиять на английское командование.

Уже 19 мая Горт сообщил в Лондон, что его штаб «изучает возможность» эвакуации английских войск через Дюнкерк. К этому времени английские войска не вели еще серьезных боев и полностью сохраняли свою боеспособность. Но отныне все действия англичан проходили под знаком эвакуации, и это их поведение, писал французский историк Гутар, «сильно критиковалось во Франции, где его называли «плохим товариществом по оружию».

Решение Горта шло вразрез с запоздалым, но, в сущности, правильным в оперативном отношении планом Гамелена, изложенным в его директиве № 12 от 19 мая. Смысл его состоял в том, чтобы организовать прорыв северной группировки союзных войск на юг к Сомме, отрезав вырвавшиеся вперед танковые и моторизованные войска противника, и одновременно нанести удар на север в направлении Мезьера силами 2-й и вновь сформированной 6-й французских армий. Вывод к Сомме северной группировки в составе 45 дивизий, являвшейся, по выражению Гутара, «отличным стратегическим резервом», могло существенно улучшить стратегическое положение союзников. Общая оперативная обстановка позволяла надеяться на успех. Поэтому Черчилль признает, что «может быть, и сейчас (т. е. 19 мая.— В. Д.) было не поздно отойти на юг».

Однако этот план так и не был реализован. И в этом повинно не только французское командование, но и его английские союзники. Формально согласившись с планом

Гамелена, они свели свое участие в его осуществлении частной операции под Аррасом двумя дивизиями, поддержанными 70 танками, которая, скорее, имела целью улучшить общее оперативное положение окруженных во Фландрии войск и увеличить шансы на их эвакуацию. В намерение Горта отнюдь не входило отрывать свои войска от приморского фланга, чего требовал план Гамелена.

В последующем Горт все чаще стал прибегать к односторонним действиям, направленным на обеспечение эвакуации, не считая даже нужным информировать о них французов и бельгийцев, что ставило их в исключительно тяжелое положение перед лицом противника. Это особенно ярко проявилось при попытке французского командования осуществить план Вейгана, который в сути своей повторял идеи Гамелена, изложенные в его директиве № 12. При условии энергичных и целеустремленных действий союзников он мог принести положительные результаты. Горт с самого начала стал саботировать этот план. Дивайн пишет, что Горт, «не ожидая санкции французского командующего», принял 24 мая решение, приказав 5-й и 50-й дивизиям прекратить подготовку к наступлению в южном направлении, назначенному на 26 мая, и немедленно двинуться на усиление левого фланга окруженных английских войск (стр. 66). Сдав без боя выступ фронта у Арраса, англичане лишили своих союзников позиций, с которых они могли по кратчайшему расстоянию осуществить прорыв к Сомме.

24 мая генерал Вейган говорил секретарю военного министерства Франции Бодуэну: «Положение очень серьезное, так как англичане откатываются назад к портам, вместо того чтобы наступать на юг». «Это,— писал далее в своем дневнике Бодуэн, — идет вразрез с фактическими приказами, отданными генералом Вейганом британской армии в соответствии с планами, представленными в четверг 22 мая английскому премьер-министру и одобренными им. Генерал Вейган объявил, что эта стратегия британской армии не удивляет его... Затем он сказал: "Невозможно командовать армией, которая остается зависимой от Лондона в вопросах проведения военных операций". Дело дошло до того, что французский

премьер Рейно был вынужден 24 мая отправить телеграмму Черчиллю, призвав англичан к лояльному выполнению приказов союзного главнокомандующего.

Не лучше обстояло дело с выполнением англичанами союзнических обязательств по отношению к бельгийцам. Они, как пишет Дивайн, приняли решение эвакуироваться без консультации с бельгийским командованием. В свою очередь и последнее капитулировало перед немцами, не поставив предварительно об этом в известность своих союзников.

Отсутствие солидарности в западной коалиции, особенно корыстное поведение англичан и нарушение ими союзнических обязательств, в большой степени способствовало поражению союзников у Дюнкерка.

Дивайн дает высокую оценку деятельности Горта, присоединяясь к его характеристике, которая приводится в официальной английской истории войны во Франции и Фландрии. В противоположность этому личный представитель Черчилля при французском правительстве Спирс отзывался о Горте, как о «не особенно умном человеке». Французы также были невысокого мнения о военных способностях английского командующего, считая его всего лишь «хорошим комбатом».

Разумеется, с точки зрения интересов британской политики Горт добился многого, обеспечив в исключительно трудных условиях спасение личного состава английской экспедиционной армии. Но на пути к этому он действовал чаще всего в ущерб интересам Франции, общесоюзной стратегии, и это было еще одним дополнительным фактором, способствовавшим поражению союзных войск у Дюнкерка.

Кроме того, с Горта и стоявшего за ним английского политического и военного руководства нельзя снять ответственность, как это делает Дивайн, за участие в принятии той союзной стратегии, которая привела к разгрому Франции и поставила на грань катастрофы Англию.

Ни Горт, ни начальник британского генерального штаба Айронсайд не возражали против принятия порочного стратегического плана «Д».

Книга Дивайна грешит сильными преувеличениями достижений английского командования в операциях под Дюнкерком. Так, автор пишет, что Горт «правильно оценил значение рубежа канала в своем тылу за несколько дней до того, как он был атакован противником, и, создав видимость наличия крупных сил на этом участке, обманул противника, заставив его сделать передышку, которой Горт и воспользовался для организации более прочной обороны» (стр. 223). В другом месте он ставит в «боевую заслугу» английских сводных отрядов и групп то, что их сопротивление заставило Рундштедта приостановить 23 мая наступление танковых войск на Дюнкерк (стр. 62).

Подобные выводы совершенно не вяжутся с действительным ходом событий и даже с теми данными о действиях немецкого командования, которые приводятся в книге.

Истинные причины приостановки наступления танковых дивизий Клейста и Гота на подступах к Дюнкерку нельзя сводить к местным обстоятельствам. Они кроются в более широких оперативно-стратегических и политических соображениях. К 23 мая сражение в Северной Франции вступило в свою завершающую стадию. Немецкому командованию нужно было принять принципиальное решение о дальнейшем ведении операции по разгрому отрезанных войск противника. При этом важнейшее значение для него приобретала, с одной стороны, экономия сил и предоставление оперативной паузы танковым войскам для подготовки и проведения второго этапа военной кампании против Франции, а с другой стороны, — проблема сохранения и даже наращивания темпов наступления, чтобы избежать затяжных боев на севере и исключить опасность стабилизации союзного фронта на рубеже рек Сомма и Эна. Немецкому вермахту предстояло еще решить основную задачу всей кампании— после ликвидации северной группировки союзных войск окончательно сокрушить Францию и устранить

для Германии угрозу второго фронта при последующем ее нападении на Советский Союз. Для гитлеровских стратегов это составляло центральную проблему в первом периоде войны. С ее решением они связывали успех главного акта всей войны — агрессии против СССР. Приблизившись вплотную к достижению этой цели, немцы сочли необходимым избежать повторения марнских событий 1914 года, когда Германия не смогла разбить Францию и оказалась вынужденной вести борьбу на два фронта.

Именно эти соображения, наряду с необходимостью перегруппировки войск после длительного непрерывного наступления, побудили немецкое командование остановить 23 мая танки группы армий «А», подошедшие к району Дюнкерка с юго-запада. А на следующий день Гитлер, одобрив это решение, отдал от имени верховного главнокомандования директиву № 13, в которой задача разгрома отрезанных войск противника возлагалась на армейские корпуса группы армий «Б» и 4-й армии, наступавшие на Дюнкерк с востока и юго-востока, и на авиацию.

Воспользовавшись бездействием немецких танков, продолжавшимся до 26 мая, англичане сумели укрепить свою оборону по каналу Аа, усилили сопротивление войскам группы армий «Б», начав одновременно массовую эвакуацию.

Немецкое наступление с востока на прижатую к морю группировку противника имело незначительный успех, и это вызвало беспокойство у гитлеровского командования. 26 мая оно отдало приказ о возобновлении наступления танковыми дивизиями, но было уже поздно — танки натолкнулись на прочную оборону англичан, и это грозило им большими потерями.

29 мая главное командование немецких сухопутных войск отдало распоряжение о смене всех танковых дивизий под Дюнкерком пехотными и о переброске их в район сосредоточения к Сомме для подготовки предстоящего наступления в глубь Франции. К 31 мая англичане не имели уже против себя ни одной танковой дивизии.

Таков вкратце был ход событий под Дюнкерком.

Следовательно, неверно утверждать, как это делает Дивайн, что сопротивление английских войск задержало 23 мая бронированный кулак немцев.

Столь же необоснованно мнение, что Гитлер преднамеренно дал англичанам возможность эвакуироваться из Дюнкерка. Такое мнение игнорирует тот бесспорный факт, что он ни на минуту не снимал задачи уничтожения британской экспедиционной армии. Эта задача была лишь переложена 24 мая с группы армий «А» на группу армий «Б», как это видно из приводимой выше директивы № 13.

Остановив свои танки перед Дюнкерком, гитлеровское командование, пожалуй, прозевало редкую возможность добиться полного военного успеха во Фландрии. Когда эту ошибку осознали, было уже поздно. Несмотря на предпринятые усилия, немецкой армии не удалось воспрепятствовать эвакуации английских, войск. Так в погоне за общей победой над Францией гитлеровское военное руководство упустило из рук частную победу над британской экспедиционной армией.

Нельзя согласиться с той оценкой роли и значения операции «Динамо» для хода второй мировой войны, которую дает в своей книге Дивайн. Если верить ему, то без успешной эвакуации из Дюнкерка не было бы высадки в Нормандии. Автор умалчивает о решающем факторе, оказавшем доминирующее влияние на ход событий в Европе и стратегию фашистской Германии, — о Советском Союзе. Именно ему Англия в первую очередь обязана своим спасением. Вот свидетельство генерала Иодля, возглавлявшего штаб оперативного руководства вермахта. Излагая причины отказа от вторжения в Англию после разгрома Франции, он говорил: «Грядущие поколения не смогут упрекнуть нас в том, что мы не использовали последних средств и не напрягли все свои силы для достижения этих решающих целей войны. Но перед лицом предстоявшей борьбы против Советской России никто не мог решиться на то, чтобы немецкая авиация была полностью обескровлена в боях над Англией».

После же 21 июня 1941 года Советский Союз

принял на себя основную тяжесть борьбы с фашистской Германией и окончательно похоронил план вторжения в Англию (операция «Морской лев»), который немецкие стратеги намеревались осуществить в 1942 году, после завершения похода на восток.

Кандидат исторических наук подполковник

В. И. Дашичев

Глава четвертая. ТРИ ОШИБКИ

"Тогда я спросил: где же стратегический резерв?"

и, перейдя на французский, повторил:

" О u est la masse de manoeuvre?". Гене рал Гамелен

повернулся ко мне, покачал головой, пожал

плечами и ответил: " Aucun е" (Его нет).

Уинстон Черчилль

Три главные ошибки, допущенные на первом этапе кампании 1940 года, относятся в основном к области стратегии. Французы не сумели довести до моря свою линию долговременных оборонительных сооружений. Когда началось наступление немцев, они не сумели обеспечить соответствующую замену этой линии. И, наконец, все, сказанное выше, затмевает тот очевидный факт, что они не создали никакого крупного подвижного резерва, который можно было бы бросить для восстановления положения.

Правда, в 1949 году Гамелен утверждал, что на вопрос Черчилля о наличии резерва он ответил не «его нет», а «его больше нет». Но факт остается фактом, имевшиеся резервы были настолько незначительными, что они не могли оказать влияния на обстановку. Во всяком случае, никакого «крупного» резерва не было.

Весьма важно сопоставить силы обеих сторон. Немцы располагали 136 дивизиями; союзники, включая Бельгию и Голландию, номинально имели 135 дивизий, хотя фактически общая численность живой силы у союзников была значительно выше, чем у немцев. Широко распространено мнение, что мощь немцев основывалась на огромном превосходстве в танках — французские официальные источники указывают цифру в 10 тысяч. На самом деле немцы наступали, имея 2800 танков и 700 бронеавтомобилей. Четыре союзные державы имели в общей сложности 3 тысячи танков и примерно такое же, как и немцы, количество бронеавтомобилей. Но они

были рассеяны вдоль границы, простирающейся от реки Эмс до Средиземного моря.

Когда Уинстон Черчилль 16 мая первый раз прилетел во Францию в связи с неотложными требованиями обстановки, в больших комнатах Кэ д'Орсе царило пораженческое настроение. В парке уже жгли архивы. Повсюду говорили, что через несколько дней немцы будут в Париже. Положение было безнадежным. Генерал Эрин, военный губернатор Парижа, советовал французскому правительству эвакуироваться из столицы.

В эту ночь Горт успешно завершил отход на реку Сенну. Вместе с ним левее отходила бельгийская армия, а правее, ведя тяжелые бои,— 1-я французская армия. Удержать рубеж реки Сенны не было никакой возможности, хотя генерал Жорж рассчитывал задержаться на нем на сутки. В ночь на 17 мая союзные армии снова отошли, на этот раз на рубеж реки Дондр. В ночь на 18-е они начали новый отход на рубеж Шельды и 19-го заняли позиции на этом рубеже. Но Шельда больше не являлась реальным препятствием; 1-я французская армия закрыла шлюзы, чтобы затопить район Валансьенна, и на участке английских войск глубина реки упала до одного метра.

Хотя противник оказывал сильный нажим на фронте 1-й французской армии и лишь несколько более слабый на фронте английских экспедиционных сил и бельгийской армии, но эти последовательные отходы были вызваны не нажимом со стороны противника, а чрезвычайно тяжелым положением, сложившимся в тылу союзных войск. Пока три армии отходили на севере, «клин» на юге перерос в прорыв, который рассек Францию и отрезал три северные армии. К 17 мая авангарды немецких танковых сил были у окраин Сен-Кантена, к 18-му они захватили Перонн, а 19-го были уже по ту сторону канала Дю-Нор и полным ходом мчались к морю.

19 мая — чрезвычайно важная дата кампании в Северной Франции. С занятием позиций на Шельде положение армий Севера впервые стабилизировалось. Но на юге стремительное движение немцев к морю продолжалось неослабевающим темпом. В Париже Рейно наконец решился отстранить Гамелена, и Вейган размышлял над тем, принять ли ему пост верховного главнокомандующего. В Лондоне все еще царил известный оптимизм,

основанный на запоздалой и не соответствующей действительности информации из французских источников.

Генерал Горт на своем командном пункте обдумывал положение английских экспедиционных сил. Несмотря на принятое в последнюю минуту решение организовать оборону Абвиля, теперь стало ясно, что ничто не может остановить наступление немцев на пути к морю. Коммуникации англичан уже были перерезаны. Войска были отрезаны от главных баз снабжения, и Горт знал, что отныне придется рассчитывать только на передовые склады боеприпасов, горючего и продовольствия и на то пополнение запасов, которое может быть доставлено морем. Он знал также, что его единственная надежда на танковую поддержку — 1-я бронетанковая дивизия — не может теперь к нему прибыть, что штаб военно-воздушных сил, вытесненных со своих аэродромов, уже находится на пути в Англию и что возможности авиационной поддержки в будущем весьма неопределенны. Наконец, он знал, что, с того момента как немцы выйдут к морю, его тыловой район, простирающийся на 135 км между 1-й французской армией и Ла-Маншем, будет открыт для противника. Оценка обстановки Гортом предельно ясно выражена в его донесении. Он указывает на три возможные альтернативы: первая — удержание рубежа Шельды в случае успешного одновременного контрудара с севера и юга, при котором были бы восстановлены коммуникации с Францией; вторая — общий отход на рубеж Соммы, что, как он подчеркивал, «несомненно, встретит возражения бельгийцев, которые будут поставлены перед выбором: либо отходить вместе с нами и оставить территорию Бельгии, либо сражаться одним на занимаемом рубеже, либо просить перемирия»; и, наконец,— отход к портам Ла-Манша.

«Я понимал, что этот путь был самой последней альтернативой... Он означал, что, если даже удастся использовать прекрасные портовые сооружения Дюнкерка, неизбежно придется бросить все тяжелые орудия и значительную часть машин и снаряжения. Тем не мене я чувствовал, что при сложившихся обстоятельствах мне, возможно, не останется другого выхода. Поэтому было вполне разумно обдумать, что может повлечь за собой принятие такого плана».

В 13.30 начальник штаба английских экспедиционных сил генерал-лейтенант Паунелл позвонил по телефону начальнику оперативного управления военного министерства и изложил ему три альтернативы.

Именно этот разговор и вызвал открытую критику действий Горта. Критика шла с двух сторон. Во-первых, со стороны французов: она началась с обвинения Горта в «независимости» и кончилась осуждением его за «дезертирство». Во-вторых, со стороны англичан: суть ее ярко выражена в замечании генерала Алана Брука, бывшего тогда командиром 2-го корпуса:

«Он был чрезвычайно обаятельным человеком и одаренным большими способностями командиром... Я не мог не восхищаться им... Но я не питал доверия к его руководству, когда ему пришлось управлять большими массами войск. Казалось, он из-за деревьев не видел леса».

Язвительный и клеветнический характер этого замечания можно считать характерным для взглядов тех, кто не одобрял действий Горта. Впоследствии другие критики добавили к этому предположение, будто бы Горт все время оглядывался на море. Насколько основательны были эти критические замечания, мы рассмотрим в одной из последующих глав.

Необходимо ясно представить себе положение Горта в общей военной иерархии. Как командующий английскими силами во Франции, он был подчинен начальнику имперского генерального штаба, а через него правительству Невиля Чемберлена. Но, как командующий одной из армий фронта, он подчинялся по линии французского командования верховному главнокомандующему вооруженными силами союзников генералу Гамелену. Гамелен осуществлял свои полномочия через генерала Жоржа, командующего французским северо-восточным театром военных действий.

Таково было положение, когда 10 мая немцы перешли границу. Два дня спустя на совещании в Шато-Касто было решено, что обстановка требует более тесного взаимодействия между союзными армиями. Короля Бельгии и лорда Горта спросили, согласны ли они признать генерала Бийотта в качестве представителя генерала Жоржа, назначенного для координации военных усилий. В то время Горт, вообще говоря, занимал

место на четвертой ступени этой сложной системы командования. Таким образом, он персонально отвечал только за свою армию. Ответственность за оперативное руководство несли французские генералы.

С того момента как немцы форсировали Маас, французская стратегия рухнула, а вместе с ней рухнула и система командования. Генерал Бийотт оказался несостоятельным с самого начала.

Семь дней, последовавших за форсированием Мааса, дают материал для глубокого исследования распада французской военной машины. В течение этих семи дней Париж пытался командовать при помощи увещеваний, а войсковые командиры переводили эти увещевания на трезвый язык практических возможностей.

Горт официально признал, что отныне ему придется воевать на два фронта и главным образом на свой страх и риск. Прошлой ночью он совещался с генералом Бийоттом. Бийотт смотрел на вещи мрачно: он не верил в возможность восстановления фронта 9-й армии; из 1-й армии поступали удручающие известия. Французы не могли предложить какого-либо конструктивного решения. Поэтому вечером 19 мая Горт разделил свой штаб на две части: одна, во главе с бригадиром Оливером Лизом и подполковником Грегсон-Эллисом, должна была действовать на первоначальном фронте, именуемом отныне восточным участком, а вторая — во главе с генерал-майором Иствудом и подполковником Бриджменом — на вновь возникшем западном участке. Обе части работали под общим руководством начальника штаба генерала Паунелла.

Для того чтобы понять, как началось сражение на западном участке, необходимо вернуться на два дня назад. 17 мая, когда велась подготовка ко второму этапу отхода с рубежа реки Диль, стало ясно, что наступление немцев создавало угрозу району Перонна, расположенному далеко к югу, а в последующем и району Арраса, где располагался тыловой эшелон штаба. В тот день генерал Жорж предпринял одну из тщетных попыток воздвигнуть дамбу на пути потока, несущегося через Францию. 23-я английская дивизия, территориальное соединение, обслуживавшее тыловой район, получила распоряжение занять позиции на рубеже канала Дю-Нор между Риолькуром и Арлё. Дивизия не имела ни

артиллерии, ни средств связи, она располагала весьма скудными транспортными средствами и не имела почти никаких тыловых подразделений. Она была не в состоянии выполнить поставленную задачу. Французские войска не прибыли ей на смену и не заняли позиции на ее фланге. «Повиснув в воздухе», она ожидала удара противника.

В это время Горт, начинавший терять веру в способность французов сопротивляться, решил, что необходимо принять некоторые меры для обеспечения своего правого фланга. Он организовал смешанный отряд во главе с начальником разведки генерал-майором Мейсон-Макфарланом, поставив ему задачу прикрыть участок между Мольдом на правом фланге английских войск и Карвеном на канале Эр-Ла-Бассе. Это был первый шаг на пути к организации целого ряда сводных отрядов, которым впоследствии предстояло сдерживать наступление немцев на север. Вероятно, это был ненужный шаг, поскольку 1-я французская армия в конечном счете с большим мужеством удерживала свои позиции.

Одновременно с организацией отряда Макфарлана тыловой эшелон штаба приступил к организации общей системы обороны района Арраса, которую затем 18 мая возглавил генерал-майор Питер. Части, оборонявшие этот район, получили название группы Питера. 19 мая, после совещания у генерала Бийотта, 50-я дивизия, находившаяся в армейском резерве, была поспешно переброшена на импровизированном транспорте на правый фланг с задачей удлинить линию обороны от Карвена до Ла-Бассе.

К вечеру 19 мая Горт предпринял необходимые меры для обеспечения своего правого фланга на случай внезапного удара с юго-запада. Однако из этого не следует, что была установлена прочная линия обороны. Войска — все, что удалось собрать за такой короткий срок, прикрывали скорее отдельные участки, чем рубежи. Однако к середине дня 19 мая с фронта 1-й французской армии поступили более благоприятные вести, и появилась уверенность, что теперь она будет удерживать свои позиции, расположенные полукругом от Мольда через Валансьенн к Дуэ. Положение противника тоже стало проясняться. В прорыве на широком фронте теперь определились два

направления удара: одно — по долине Соммы к побережью у Абвиля, другое — через Эден и Монтрёй к портам Ла-Манша. Горт получил короткую передышку, чтобы обдумать дальнейшие шаги.

Доклад генерала Паунелла об обстановке, переданный в Лондон, имел серьезные последствия. Айронсайд и Дилл (который в апреле был переведен из английских экспедиционных сил на должность заместителя начальника имперского генерального штаба) не согласились с оценкой обстановки, данной Гортом, и с вытекающей из нее возможностью третьего пути. Сведения, поступавшие из Парижа, все еще были недостоверными, запоздалыми и нереалистичными, и военный кабинет решил направить Айронсайда во Францию для выяснения обстановки на месте.

Горт и сам еще подробно не рассматривал свой третий путь. Он изложил его простыми и ясными словами, но, основываясь на отрывочных сведениях, поступавших к нему от французов, считал, что все еще есть возможность нанести двухсторонний контрудар — с севера и с юга. Он направил 5-ю дивизию на соединение с 50-й в районе Вими и приступил к разработке плана нанесения удара в южном направлении через Аррас на Камбре, который намечался на 21 мая.

Рано утром прибыл Айронсайд со следующей директивой военного кабинета: «...Английским экспедиционным силам двигаться на юг в направлении на Амьен, атакуя встречающиеся на их пути части противника, и расположиться левее французской армии».

Имелась в виду новая французская армия, которая, как предполагалось, формируется на рубеже Соммы. Этот приказ был совершенно нереальным. Он игнорировал все суровые факты обстановки. На восточном участке, фронта главные силы английской экспедиционной армии вели бои на рубеже Шельды. Боеприпасы были ограничены только возимыми запасами; уже ощущался недостаток продовольствия; транспортных средств становилось все меньше; еще имелись порядочные запасы горючего, но только в районе Лилля, а общий отход к югу означал, что придется оставить склады в Лилле. Надежда на то, что бельгийцы станут участвовать в этом перемещении, означавшем для них неизбежность окончательного ухода из Бельгии ради сомнительной авантюры на юге, была иллюзорной, а уверенность в том, что 1-я французская

армия сможет действовать в полную силу, была тоже шаткой.

Если еще требовалось, чтобы генерал Айронсайд, увидев положение в истинном свете, сделал правильный вывод из обстановки, то этому способствовало поступившее после его прибытия в штаб Горта сообщение, что танки противника уже вышли в район южнее Арраса. Сразу же стало ясно, что решение Горта наступать на юг силами 5-й и 50-й дивизий с теми танками, которые можно было использовать, при сложившейся обстановке, являлось единственной практически осуществимой мерой. По окончании совещания Айронсайд выехал во французский штаб, чтобы сообщить этот план Бийотту.

В качестве альтернативы этому плану была предложена идея генералом Бруком, который в то время, по-видимому, предпочел отход на Остенде и Зебрюгге во взаимодействии с бельгийской армией. Эта необычайная идея была как будто отвергнута.

Бийотт сразу же согласился принять участие в реализации плана Горта, выделив две дивизии и французский кавалерийский корпус, в котором оставалось лишь 25 процентов штатного количества танков. К 18 часам 12-й уланский полк под командованием полковника Герберта Ламсдена, который отличился своими разведывательными действиями в ходе всей кампании, был оттеснен на рубеж Аррас — Сен-Поль. Сила и направление немецкого удара с юга были теперь выяснены. В этот час генерал-майор Франклин в качестве командира оперативной группы Франклина, как теперь стали именоваться 5-я и 50-я дивизии, созвал совещание для окончательного уточнения плана наступления, назначенного на 21 мая. Французы, которые обещали прислать своих представителей, на совещание не явились.

Тем временем Горт продолжал работать в своем штабе над сколачиванием сил, предназначенных для ликвидации прорыва. На основе поступивших сведений о темпах и размахе немецкого наступления было быстро установлено, что ни один пункт на 136-километровой линии каналов, от фланга французской армии в Миллионфоссе до Гравлина, в достаточной степени не защищен. На линии канала, в районе Сен-Поль — Карвен был сформирован сен-польский отряд под командованием генерал-майора

Кертиса, а полковнику Ашеру, начальнику участка зоны коммуникаций, который по собственному почину уже тщательно разработал меры для охраны подступов к Дюнкерку в своем районе, было приказано сформировать сводный отряд, получивший название «отряд Ашера», для обороны северного участка позиций в районе Берга, у самого Дюнкерка.

Позднее в тот же день Горту сообщили из Англии, что 21 мая в район боевых действий прибудет новый верховный главнокомандующий Вейган. В штабе назначение Вейгана встретили с энтузиазмом, так как все считали, что любая замена Гамелена, неспособного найти выход из создавшегося положения, пойдет на пользу дела. В 12.30, пока Горт ожидал Вейгана, пришло письмо от Бланшара, который сообщал, что 1-я французская армия не сможет принять участие в наступлении совместно с группой Франклина до 22-го, а возможно даже и до вечера 23-го.

На юге Роммель, воодушевленный своим блестящим успехом при форсировании Мааса и уверенный в своих силах после стремительного прорыва в глубь Северной Франции, уже повернул свою 7-ю танковую дивизию на Аррас. Франклин еще раньше, чем Горт, получил сообщение о том, что французы не смогут начать наступление раньше 22-го. Однако через генерала Приу ему было обещано прикрыть его правый фланг легкими бронетанковыми частями. Из донесений разведки Франклину было ясно, что нельзя больше откладывать предварительные действия по очистке местности от противника, назначенные им на 21-е, и сразу же после полудня оперативная группа Франклина двинулась вперед с задачей прочесать район юго-восточнее Арраса и закрыть для противника пути подхода. Она решительно атаковала главные танковые силы Роммеля.

С того момента как передовые немецкие части устремились в прорыв на фронте разгромленной 9-й французской армии, немецкое командование ожидало контрударов с севера и с юга. Теперь наконец контрудар осуществился.

Сам Роммель, по своему обычаю, находился с передовыми подразделениями своих войск. Энергия и стремительность удара англичан, очевидно, сбили его с толку.

Это было первое серьезное сопротивление, которое встретили войска Роммеля. Его эффект никак не соответствовал действительной силе удара и намерениям атакующих. Танковая дивизия СС «Мертвая голова», еще не получившая боевого крещения, начала проявлять признаки паники. На оперативной карте Роммеля за этот день показано, что удар наносился пятью английскими дивизиями в непосредственной близости от Арраса. На самом деле удар нанесла 1-я армейская танковая бригада, которой удалось собрать всего 74 танка. Танки поддерживали два батальона пехоты, а правее действовала французская танковая часть, имевшая почти исключительно легкие танки.

Роммель послал донесение Рундштедту. Рундштедт заколебался. Хотя Роммель отразил «контрудар», но казалось, что угроза, которой всегда опасалось немецкое командование, близка к осуществлению. В 1945 году Рундштедт писал:

«Критический момент наступления возник как раз в то время, когда мои войска достигли Ла-Манша. Это был контрудар английских войск, нанесенный 21 мая к югу от Арраса. В течение короткого времени мы опасались, что наши танковые дивизии будут отрезаны, прежде чем успеют подойти на помощь пехотные дивизии. Ни одна из французских контратак не представляла такой серьезной угрозы, как эта».

Когда Вейган прибыл в Ипр для встречи с королем Бельгии, контратака была в самом разгаре. Горту ничего не было известно о времени и месте этой встречи. В его отсутствие Вейган изложил королю Леопольду общие основы будущей стратегии и пытался убедить его отвести свои войска на реку Изер, чтобы прикрыть совместное наступление на юг английских экспедиционных сил и 1-й французской армии. У бельгийцев создалось впечатление, что «верховный главнокомандующий не знает обстановки». Впрочем, изложенный Вейганом план

прежде всего касался английских экспедиционных сил, и, очевидно, необходимо было обсудить его с Гортом, а потому последний был вызван на совещание. Но прежде чем Горт успел прибыть в Ипр, Вейган уехал, и непосредственный контакт между Гортом и новым верховным главнокомандующим так и не был установлен.

Тем временем Горт уже успел провести совещание со своими командирами корпусов о ходе сражения на восточном участке фронта. Судя по протоколу, Брук и генерал-лейтенант Баркер, принявший командование 1-м корпусом, были настроены пессимистически. Генерал-лейтенант Рональд Адам, командир нового 3-го корпуса, трезво оценивал обстановку. Впрочем, все три генерала сходились на том, что удерживать фронт на Шельде больше суток невозможно, и был рассмотрен вопрос об отходе на старые пограничные позиции, чтобы использовать долговременные огневые сооружения, траншеи и противотанковые заграждения, построенные в течение зимы. Участники совещания пришли к выводу, что другого выхода нет.

Последовавшее за этим совещание Горта с королем Бельгии и генералом Бийоттом успеха не имело. Бийотт откровенно заявил, что 1-я французская армия «слишком измотана», чтобы участвовать в наступательных действиях в ближайшем будущем. Было принято решение об отходе на старые пограничные позиции и в соответствии с этим бельгийцы согласились отойти на реку Лис. В конце совещания Бийотт в решительных выражениях спросил короля Бельгии, будет ли его армия отступать на рубеж реки Изер, в случае если придется отойти с реки Лис.

«Его величество, — сказал Горт, — согласился, хотя и с некоторым сожалением, что другого выхода нет».

Возвращаясь с совещания, Бийотт получил смертельную травму при автомобильной катастрофе.

В общем, совещание в Ипре оставило тягостное впечатление. Вейган не сумел внушить никому уверенность в успехе; фактически он дал понять, что и сам не испытывает уверенности. Сведения о ходе сражения под Аррасом, начавшие поступать в штаб, были благоприятными, но не в такой степени, чтобы рассеять сомнения, порожденные поведением Вейгана.

В эту ночь генерал Паунелл приказал полковнику Бриджмену приступить совместно с представителями всех трех корпусов к разработке плана эвакуации английских экспедиционных сил. Это приказание имеет большое значение. Горт считал эвакуацию последней из трех альтернатив, изложенных им 19 мая. Теперь впервые наступил момент, когда эта альтернатива получила практическое претворение в планах штаба. Фактически планирование эвакуации началось за тридцать шесть часов до этого в Англии на совещании в Дувре, а Гамелен, как будет показано ниже, отдал распоряжение адмиралу Дарлану об изучении возможности эвакуации еще утром 19 мая.

К утру 22 мая положение английских экспедиционных сил еще оставляло некоторое основание для оптимизма. На западном участке фронта Аррас все еще держался, сводные отряды занимали позиции на линии каналов, а 1-я французская армия, по-видимому, твердо удерживала свои позиции. На восточном участке полным ходом шла подготовка к отходу с рубежа Шельды, и хотя на левом фланге немцы наносили сильные удары, их удавалось сдерживать. Около 9.00, когда проект плана эвакуации был закончен, полковнику Бриджмену сообщили, что пока еще он не требуется.

Черчилль вылетел в Париж. Утром Черчилль и Дилл встретились с Рейно и Вейганом. Во второй половине дня Горт получил телеграмму от премьер-министра, в которой излагались решения совещания: бельгийская армия отходит на реку Изер; английские экспедиционные силы и 1-я французская армия наносят удар в южном направлении «непременно завтра силами восьми дивизий», причем правее англичан будет действовать бельгийский кавалерийский корпус; английская авиация окажет всемерную поддержку; новая французская группа армий, «продвигаясь к Амьену», наносит удар на север и соединяется с войсками северной группировки.

Позднее в тот же день генерал Вейган отдал свой боевой приказ № 1. Изложенный настолько нечетко, что его трудно было понять. Он выражал не план действий, а политические намерения. Наступать восемью дивизиями не было никакой возможности. Несмотря на сведения, полученные от Бийотта в Ипре, Вейган в совершенно

ложном свете представлял возможности 1-й французской армии и полностью игнорировал тот факт, что на главном направлении эта армия, как и английские экспедиционные силы, и бельгийцы, испытывала сильнейший нажим со стороны группы армий Бока. За этим приказом последовал боевой приказ № 17 генерала Жоржа, в котором указывалось, что «задачи армий остаются прежними». В нем не было прямого распоряжения на наступление, не было конкретного плана действий, и генерал Бланшар (принявший командование после дорожной катастрофы с Бийоттом 21 мая) не предпринял в соответствии с этим приказом никаких позитивных действий. К концу дня планы оставались неизменными.

К тому времени общее положение северной группировки союзников значительно ухудшилось. Аррас был обложен с трех сторон. Восточнее и западнее города крупные силы немцев значительно продвинулись вперед. Булонь была осаждена. Танки противника находились в 14 километрах от Кале. В северном секторе восточного участка фронта английские войска, пытаясь оторваться от противника, несли серьезные потери. Ставить вопрос о нанесении удара 23 мая восемью дивизиями было чистейшим абсурдом.

Утро 23-го принесло мало утешительного. Правда, французская армия собрала достаточно сил, чтобы можно было предпринять наступление на юг. Две ее дивизии, встречая незначительное сопротивление, продвинулись почти до самых окраин Камбре. Но тут она подверглась мощному налету пикирующих бомбардировщиков, продвижение прекратилось, и войска отошли на свои прежние позиции.

Некоторым утешением служило то, что английским экспедиционным силам удалось осуществить отход на старые пограничные позиции и что успешно проводилась смена трех английских дивизий. Менее утешительным было положение со снабжением. Склады боеприпасов, снаряжения и вооружения уже значительно истощили свои запасы, а положение с продовольствием стало критическим. В тот день английские экспедиционные силы были переведены на половинный паек. Это была мера предосторожности. В действительности путь отхода армии шел мимо складов и, хотя приказ не одинаково сказался на разных частях, но при наличии инициативы на

местах (Монтгомери, например, гнал за собой гурт скота) можно было избежать серьезного недостатка в продовольствии.

На западном участке фронта создалось тяжелое положение: Булонь была обречена, Кале угрожало окружение еще до исхода дня; немецкие танковые дивизии вышли к каналу у Сент-Омера и, преодолевая упорное сопротивление, форсировали канал; Аррас был глубоко обойден с флангов; немцы форсировали реку Скарп, и французская легкая бронетанковая дивизия была оттеснена с высот севернее реки. Угроза быстро нарастала.

И тут в 18.00 вся обстановка резко изменилась. В этот час Рундштедт принял решение остановить свои танковые дивизии на рубеже канала Аа. По его свидетельству, потери в бронетанковой технике достигли 50 процентов. Местность позади линии каналов была изборождена канавами и местами затоплена. Контрудар Франклина, упорное героическое сопротивление гарнизона Арраса и жесткая оборона сводных отрядов на рубеже каналов убедили Рундштедта, что за всякое дальнейшее продвижение ему придется платить дорогой ценой. Кроме того, ему надо было подготовить войска к выполнению плана «Рот» — к наступлению через Сомму на юг в глубь Франции. В 18.10 распоряжение о приостановке наступления и перегруппировке войск было записано в журнал боевых действий 4-й армии. Одни танковые командиры скрепя сердце подчинились приказу, других он привел в бешенство. Немецкое наступление утратило свой порыв и уже не могло восстановить свою прежнюю силу.

В штаб Горта еще не поступало никаких сообщений об этом важнейшем решении. Гарнизон Арраса все еще держался, но, обтекая его с обеих сторон, немцы уже продвинулись до самого Бетюна, вторично форсировали, теперь на восточном участке, реку Скарп и стремительно двигались на Байёль. Сначала Горт приказал гарнизону Арраса держаться до конца. Теперь, когда три танковые и одна моторизованная немецкие дивизии вышли на дорогу Бетюн — Аррас, стало очевидно, что район Арраса уже не удастся использовать как трамплин для наступления на юг. Поздно вечером Горт отдал распоряжение Франклину отойти на линию каналов (схема 5).

Утром 24-го Вейган разразился гневными обвинениями: англичане отступают

к портам; они оставили Аррас, хотя немцы не вынуждали их к этому; их отступление заставило его отказаться от своего плана. Самая горячность обвинений Вейгана, быстрота, с которой он перенес свои обвинения на английское правительство, явно свидетельствовали об отчаянных поисках козла отпущения. Потеря Арраса, несомненно, имела большое значение, но к вечеру 23-го уже не было никакой возможности его удержать. Блестяще проведенный Франклином отход через семикилометровую горловину между

немецкими клещами, по крайней мере, сохранил его оперативную группу для вторичной попытки удара на юг, если бы таковую еще удалось предпринять.

Именно в этот момент на сцену выступает сам Гитлер. Около одиннадцати часов утра он прибыл в штаб Рундштедта. Ознакомившись с обстановкой, он подтвердил приказ о приостановке наступления — подтвердил его по военным соображениям, которые представил ему Рундштедт. В 11.32 открытым текстом было передано распоряжение: «Наступление на рубеж Дюнкерк — Азбрук — Мервиль временно приостановить». Это распоряжение было перехвачено и тщательно взвешено в штабе Горта. Ни Горт, ни Паунелл не сочли его доказательством того, что немцы исчерпали свою ударную силу. Однако полученные ранее сообщения о начале вейгановского удара с юга на некоторое время заставили поверить, что действия Рундштедта объясняются его опасениями за свой южный фланг. Впрочем, вскоре выяснилось, что никакого удара с юга французы не предпринимали и что немецкие танковые дивизии остаются главной угрозой безопасности английских экспедиционных сил. Следует поэтому рассмотреть положение армий Рундштедта по состоянию на тот момент.

Немецкая карта обстановки на 24 мая раскрывает все. К западу от линии, проведенной от Ла-Бассе на берегу канала до Амьена — примерно той линии, на которой намечался удар на юг, — были сосредоточены все десять немецких танковых и две моторизованные дивизии. Из них четыре танковые и две моторизованные дивизии еще не вводились в сражение. К востоку от этой линии и достаточно близко к ней, чтобы вступить в действие задолго до того, как наступающие с севера могли бы рассчитывать выйти в район Амьена, находились десять немецких пехотных дивизий и одна моторизованная. Вейган убедил себя, что можно предпринять наступление с севера восемью дивизиями. Между тем в боях под Аррасом были уничтожены последние английские танки; у французов их тоже осталось немного. Наступление восемью пехотными дивизиями при ограниченном количестве боеприпасов и недостатке транспортных средств в самую гущу колоссального сосредоточения пехоты и танков было бы с военной точки зрения самоубийством.

В штабе Горта не знали действительной силы немецких войск, но штабу Вейгана она должна была быть известна; однако и Париж и Лондон продолжали требовать наступления на юг. В тот день Черчилль снова был в Париже, и Горт получил от военного министра Антони Идена телеграмму, в которой говорилось, что и Рейно и Вейган «убеждены в том, что план Вейгана все еще осуществим и что единственная надежда на восстановление положения заключается в осуществлении этого плана. Вейган сообщает, что 7-я французская армия успешно продвигается и освободила Перонн, Альбер и Амьен».

В донесении Горта скромно сказано: «Впоследствии выяснилось, что эти сведения были неточными». Если же называть вещи своими именами, это была беспримерная ложь; никакого сколько-нибудь значительного продвижения не было, и не был освобожден ни один город. Но, основываясь на этих заверениях, Горт продолжал планировать последующий удар на юг, который, как теперь надеялись, можно будет начать 26 мая силами пяти дивизий и остатками французского кавалерийского корпуса. В то же время он продолжал укреплять оборону на рубеже канала, приказав перебросить туда 2-ю и 44-ю дивизии, высвободившиеся после общего отхода на старые пограничные позиции. Командовать войсками на рубеже канала был назначен генерал Иствуд. Его назначение положило конец существованию сводных отрядов.

Как ни странно, но Горт подвергся серьезной критике именно за организацию этих отрядов. Правда, это были наспех сколоченные разношерстные группы, включавшие подразделения всех родов войск английской армии. Им придавались противотанковые орудия и артиллерия, находившиеся в соответствующих районах. Часто этим отрядам не хватало средств связи, продовольствия, транспорта — всего, кроме мужества. Тем не менее за всем этим, даже за их несуразной организацией, всегда стоял ясный план. Горт, ощупью, вслепую добираясь до намерений противника, воздвигал на его пути препятствия во всех важнейших пунктах. Принятое Рундштедтом вечером 23 мая решение о приостановке наступления и перегруппировке войск — это достижение особых отрядов. Они не были «стройными» воинскими частями,

но тем не менее остановили наступление немецких армий на север, и в этом их боевая заслуга. Теперь, с наступлением вечера 24 мая, они перешли в подчинение 3-го корпуса.

Тем временем возникла новая угроза на восточном участке фронта. По обе стороны от Куртре Бок предпринял мощное наступление на бельгийские позиции, и генерал Брук, находившийся на левом фланге английских экспедиционных сил, начал проявлять все большее беспокойство по поводу угрозы своему флангу. Он никогда не был высокого мнения о боевых качествах бельгийской армии. Теперь Брук был уверен, что она находится на грани полного краха, и обратился в штаб, требуя подкреплений.

Попытаемся представить себе, какую форму имели очертания территории, обороняемой армиями северной группировки к утру 25 мая. Лучше всего, пожалуй, сравнить ее с сапогом. Бельгийский берег представлял собой подошву, причем носок упирался в устье Шельды, а пятка лежала у Гравлина. Линия каналов, идущая до Валансьенна, напоминала задний край голенища, а рубеж обороны на границе, вновь занятый английскими экспедиционными силами, — подъем сапога. Отсюда до носка оборонялась бельгийская армия, все еще сдерживавшая главные силы наступающих войск Бока. Между Аллюэном на левом фланге английских экспедиционных сил и Гентом было сосредоточено десять немецких пехотных дивизий. Было очевидно, что Бок сосредоточил главные силы против бельгийцев и англичан, а в 7 часов утра поступило донесение, что его войска оттеснили бельгийцев на глубину два с половиной километра на 20-километровом фронте между Мененом и Дессельгемом. Французы были атакованы в районе Денена.

Вследствие такого развития событий полковник Бриджмен, изучавший обстановку на южном участке, был отозван в штаб для завершения проекта плана эвакуации. Он начал разрабатывать план вечером 21 мая, когда в распоряжении союзников были порты Ла-Манша от Булони до Зебрюгге; закончил же его, когда доступная береговая линия сократилась до размеров участка между Гравлином и Ньивпортом.

На западном участке фронта было сравнительно спокойно, хотя противник все еще прибегал к булавочным

уколам с плацдармов, захваченных им за каналом. 2-я дивизия заняла позиции правее французов, 44-я занимала оборону между лесом Клермаре и Эром, а 48-я перебрасывалась, чтобы составить гарнизоны Касселя, Азбрука и Ворму.

Рано утром Брук снова потребовал от штаба подкреплений. Известия, полученные в течение ночи, еще больше усилили его опасения за левый фланг. Весьма вероятно, что он переоценивал возможные темпы наступления армии Бока. Необходимо напомнить, что существовала значительная разница в расчетах скорости продвижения для моторизованных дивизий армии Рундштедта и для немоторизованных соединений Бока. Не подлежит также сомнению, что Брук никогда ясно не представлял себе положение на западном участке фронта и характер угрозы со стороны танковых войск противника. Хотя Рундштедт 23-го отдал приказ о приостановке наступления и Гитлер на следующее утро его подтвердил, немецкое главное командование понимало, по крайней мере не хуже Горта, что с плацдарма у Сент-Омера открывался прямой путь в тыл армий Севера, проходивший по возвышенностям и позволявший немецким танкам миновать опасный район каналов и затоплений. И действительно, утром 25-го главное командование отдало приказ о возобновлении наступления танковых сил в этом направлении. Рундштедт, используя предоставленное ему Гитлером право решать вопрос по своему усмотрению, отказался выполнить этот приказ. Но в английском штабе об этом, разумеется, не знали, и Горту пришлось, наряду с подготовкой к наступлению на юг, сосредоточить внимание на более вероятной угрозе. Брук получил единственный резерв, остававшийся в руках штаба, — пехотную бригаду и два пулеметных батальона.

Утром, в начале восьмого, прибыл Джон Дилл. Горт просил его приехать и лично ознакомиться с обстановкой, сложившейся в этом районе. С первых же слов стало ясно, что даже в этот момент в Лондоне не имеют ясного представления об обстановке, и Дилл намекнул, что там недовольны руководством Горта. По-видимому, Дилл быстро убедился в критическом характере обстановки. По окончании беседы он доложил премьер-министру:

«Нельзя отрицать серьезность обстановки на северном участке. Английские экспедиционные силы удерживают сейчас фронт протяженностью в 139 километров семью дивизиями... две английские дивизии находятся в резерве и готовятся к нанесению удара совместно с французами вечером 26-го. Немцы вошли в соприкосновение с войсками союзников по всему фронту и, как сообщают, вчера вечером прорвали фронт бельгийцев северо-восточнее Куртре. При сложившихся обстоятельствах упомянутый выше удар не может иметь большого значения».

После этого Дилл встретился с Бланшаром и затем

вернулся в Лондон. Горт стоял перед возможностью краха бельгийской армии на восточном участке фронта и вероятностью скорого возобновления наступления немецких танковых войск на западном участке.

День тянулся долго. В Премеске, в небольшом деревенском доме, где размещался штаб английских экспедиционных сил, Горт находился в одиночестве. Он испытывал острую внутреннюю борьбу. Воспитание и традиции внушили ему дух повиновения. Вейган, Жорж, Бланшар — каждый по-своему отдавали распоряжения о наступлении на юг. Однако кроме духа повиновения Гортом владело и чувство преданности — преданности английскому правительству. Но Лондон тоже отдал приказ о наступлении на юг. Теперь, когда субботний день клонился к концу, Горт пришел к заключению, что наступление больше невозможно. Неумолимый ход времени привел к такому положению, когда нужно было мобилизовать все ресурсы для спасения армии (схема 6).

Он долго молча глядел на карту. Около 18.00 он вышел из комнаты и направился в кабинет Паунелла. Без всякого вступления он сказал:

— Генри, у меня такое предчувствие, что надо отозвать с южного участка пятую и пятидесятую дивизии и направить их к Бруку, на левый фланг.

Паунелл ответил:

— Вы понимаете, сэр, что это противоречит всем полученным нами распоряжениям, и, если мы снимем эти две дивизии, первая французская армия вряд ли сможет наступать без поддержки англичан...

Горт с минуту обдумывал слова своего начальника штаба и ответил:

— Да, я это хорошо знаю. Но все равно надо сделать так.

Таким образом было принято одно из важнейших решений в этой войне. Официальная история так описывает это событие:

«В 18.00 лорд Горт уже принял свое самое важное за всю кампанию решение. Не ожидая санкции французского командующего, он приказал 5-й и 50-й дивизиям прекратить подготовку к наступлению в южном направлении, назначенному на 26-е, и немедленно двинуться к угрожающему разрыву между английской и бельгийской

армиями. Тем самым он спас английские экспедиционные силы».

Это решение является вершиной полководческой деятельности Горта и одним из важнейших моментов кампании. Через полчаса после принятия решения поступила телеграмма от миссии Надхэма при бельгийском штабе, в которой сообщалось, что в 17.00 немцы прорвали фронт между Гелювом и рекой Лис. Бельгийцы израсходовали последние резервы и не в состоянии закрыть образовавшуюся брешь.

Глава пятая. НЕДЕЛЯ ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ "ДИНАМО"

Блокированием Антверпена и Флиссингена был завершен первый этап морских операций, необходимость которых была вызвана нападением на Бельгию и Голландию. Три последующих дня прошли сравнительно спокойно. Выдвинутый в эти дни французский план эвакуации 350 тысяч гражданских беженцев из Остенде и Зебрюгге едва успел выйти из стадии разработки.

19 мая обстановка стала проясняться. В этот день, как уже было сказано, генерал Паунелл сообщил в Лондон начальнику оперативного управления точку зрения Горта на необходимость эвакуации. В министерстве обороны тотчас же было созвано совещание, на котором присутствовал адмирал Рамсей. Председательствовал генерал Ридл-Уэбстер, и главным вопросом повестки дня было обсуждение проблемы организации новых путей снабжения. На основе детального изучения обстановки было принято решение: оставив за адмиралом Рамсеем право определять фактические порты назначения судов, вместе с тем максимально использовать Кале и Булонь, поскольку обеспечить прикрытие с воздуха Дюнкерка было труднее. Совещание обсудило различные альтернативные способы снабжения, например доставку грузов на баржах в Гравлин, Этапль и другие небольшие порты. Кроме того, совещание обсудило проблему эвакуации личного состава. При этом были рассмотрены три вопроса: первый — постепенная эвакуация личного состава, ненужного больше английским экспедиционным силам в связи с изменившейся обстановкой,

в количестве 2 тысяч человек в день, начиная с 20 мая; второй — возможность срочной эвакуации личного состава баз, госпиталей и т. п., в общем около 15 тысяч человек, начиная с ночи на 22 мая; и третий — «экстренная эвакуация крупных контингентов войск»— последнее считалось маловероятным.

Было решено использовать для этой цели коммерческие суда, и министерству судоходства было поручено провести необходимые мероприятия. Руководство этими операциями было полностью возложено на адмирала Рамсея, которому было поручено изучить вопрос о количестве судов, могущих действовать из имеющихся французских портов, и установить, можно ли в случае крайней необходимости использовать дополнительные пункты погрузки для малых судов. Военное министерство и министерство военного транспорта должны были направить своих офицеров связи в штаб Рамсея в Дувре.

Одновременно 19 мая генерал Гамелен направил адмиралу Дарлану телеграмму следующего содержания:

«Хотя обстановка не требует немедленного принятия таких мер, было бы предусмотрительно сразу же приступить к сбору транспортов для эвакуации некоторых частей, хотя и невозможно заранее установить количество необходимых судов и порты погрузки».

Таким образом, распоряжения английскому и французскому флотам были отданы одновременно и в совершенно аналогичных выражениях. Дарлан, во исполнение первой части этой директивы, приступил к планированию операции по снабжению северных французских армий с использованием запасов, накопленных в Бресте, Шербуре и Руане для Норвежской кампании.

* * *

Оставалось разработать «чисто военную» сторону операции. На первый взгляд она казалась очень простой. Задача состояла главным образом в прикрытии флангов зоны движения судов, которая, грубо говоря, представляла собой четырехугольник, ограниченный с юго-запада узкой частью Дуврского пролива, а с северо-востока — линией, соединяющей Ньивпор с устьем Темзы.

Что касается юго-западной стороны, то о ней достаточно сказать всего несколько слов. Отсюда нельзя было

ожидать сколько-нибудь серьезных атак. Хотя немцы захватили побережье от Кале и Булони до самого устья Соммы, они не могли успеть перебросить в порты Ла-Манша даже торпедные катера, а темп прорыва в целом был настолько велик, что едва ли можно было провести через Ла-Манш достаточное количество подводных лодок, чтобы пытаться наносить удары с запада. Но северо-восточная сторона зоны перевозок была чрезвычайно уязвима. Дуврский военно-морской район не был больше отделен 300 милями нейтрального побережья от морских баз противника. Было известно, что немецкие подводные лодки используют порт Флиссинген в устье Шельды. Между Дуврским военно-морским районом и базами противника лежала только узкая полоска бельгийского побережья.

Для того чтобы объективно взвесить возможности сторон, необходимо рассмотреть общую обстановку на море в последнюю неделю мая. Англия имела большой военный флот, Германия — значительно меньший. Исходя из этого, можно было бы утверждать, что никакой проблемы не существовало, но склонность к чрезмерному упрощению таит в себе опасности. По ряду причин Дюнкерк никоим образом не мог стать ареной для применения крупных кораблей любой из сторон. Мели вдоль французского и бельгийского побережья исключали возможность использования крупных кораблей, но очень большое значение имела угроза с воздуха. В 1940 году уже считалось, что крупные корабли не могут подходить к вражеской территории на дистанцию артиллерийского огня. Вместе с тем извилистые фарватеры, расположение мелей, замешательство, вызванное применением авиации,— все это делало четырехугольник, в пределах которого проводилась эвакуация, раем для немецких быстроходных кораблей. Используя эскадренные миноносцы, торпедные катера и в меньшей степени подводные лодки, немцы могли сделать эвакуацию не только рискованной, но и невозможной.

Поскольку операция проводилась малыми кораблями, рассматривать вопрос надо с точки зрения их возможностей. К началу войны английский флот имел 202 эсминца, но это число уже значительно уменьшилось в результате обычных боевых потерь. Из оставшихся годных к службе боевых кораблей значительное количество

находилось в 1500 милях к северу, где они были заняты в сложном, завершающем этапе Норвежской операции. Но эскадренные миноносцы были заняты не только в Норвегии. Положение в Средиземном море уже начинало вызывать тревогу. Несколько эсминцев, находившихся в южных водах, нельзя было отрывать от их баз. Кроме дальнего севера и дальнего юга эсминцы были также задействованы в битве за Атлантику.

И все же, несмотря на эти три важные задачи, адмиралтейству как-то удалось изыскать сорок эсминцев для участия в прикрытии Дюнкеркской операции и в эвакуации войск. Это было одно из крупных достижений в использовании эсминцев в этой кампании. И то, что это было сделано в обстановке угрожающе быстрого роста потерь, требовало от адмиралтейства немалого мужества.

* * *

В понедельник 20 мая адмирал Рамсей созвал в Дувре совещание для выработки конкретных мер, которых требовала быстро меняющаяся обстановка. На повестке дня совещания (настолько изменилось положение за сутки, прошедшие после предыдущего совещания) стоял вопрос: «Экстренная эвакуация крупных континентов войск через Ла-Манш». На этом совещании (которое на следующий день было продолжено в военном министерстве) было решено, в случае если экстренная эвакуация станет необходимой, проводить ее из трех французских портов: Кале, Булони и Дюнкерка. Пропускная способность каждого порта «с учетом умеренного противодействия» противника была определена в 10 тысяч человек в сутки. Был подготовлен перечень имеющихся в наличии судов. Офицерам службы морских перевозок в Харидже, Лондоне, Ньюхейвене, Саутгемптоне, Пуле и Уэймуте были даны указания взять на учет все малые суда грузоподъемностью до 1000 тонн, включая колесные пароходы и прогулочные суда, и сообщить необходимые данные вице-адмиралу Рамсею в Дувр. Операция по эвакуации войск получила кодовое наименование «Динамо».

К концу первого дня работы штаба стали известны предварительные результаты контрудара под Аррасом:

немецкие танковые дивизии, наступавшие на Булонь и Кале, были остановлены.

22 мая военное министерство заявило, что до пятницы 24 мая никакого решения об эвакуации не предвидится, что оно не намерено проводить эвакуацию «паническим» образом и рассчитывает, что перевозка будет проходить организованно. Министерство считало, что намеченного количества судов будет достаточно для обеспечения всех потребностей. Однако во второй половине дня 22 мая немецкие танковые силы снова ринулись вперед. К утру 23-го из окон кабинета Рамсея в Дувре можно было видеть разрывы снарядов 2-й танковой дивизии, наступающей на Булонь. В ярком свете дня берег Франции отчетливо просматривался с английского берега, и в Дувре видели, как впервые начал рушиться план эвакуации.

* * *

Быстрое продвижение немецких танковых сил потребовало решительных мер. Тыловой эшелон штаба английских экспедиционных сил уже отправил все подразделения, не требующиеся непосредственно для боевых действий, в Вимрё, около Булони, и генерал-лейтенант Дуглас Браунригг получил указание от Горта как можно скорее вывести все «лишние рты» из Булони, Кале и Дюнкерка. Это выражение требует некоторого пояснения.

Позади английских экспедиционных сил, располагавшихся в течение первых девяти месяцев войны вдоль франко-бельгийской границы, вырос огромный «хвост» из небоевых элементов, какой обычно тянется за всякой современной армией. Он был гораздо больше, чем требовалось для самих экспедиционных сил, ибо правительство рассматривало их лишь как ядро огромных вооруженных сил, которые будут развернуты после введения воинской повинности. Поэтому в тылу были сосредоточены административные и хозяйственные учреждения, склады, учебные и опытные части, предназначенные для приема пополнений из Англии, после того как широкая программа боевой подготовки, вступившая в действие в начале войны, начнет наконец приносить плоды. Многие из этих частей были укомплектованы нестроевыми,

очень много было необученных и невооруженных людей. Те части, которые находились ближе к фронту, были привлечены для формирования сводных отрядов на линии каналов, а остальные только поглощали все уменьшающиеся запасы продовольствия и служили мишенью для немцев. Это и были «лишние рты», и при планировании операции «Динамо» надо было считаться с фактом их существования и обеспечить суда для их перевозки.

* * *

Рассматривая проблемы, стоявшие перед командованием при окончательном планировании операции «Динамо», следует иметь представление о событиях, происшедших за последнюю неделю. В самом конце предыдущей недели подвергся атаке с воздуха «Вестминстер»— старый английский эскадренный миноносец, переоборудованный для эскортных целей. 19 мая дуврский спасательный буксир «Леди Брэсси» получил приказ следовать в Дюнкерк и отбуксировать пострадавший корабль в один из английских портов. Капитан буксира Блэкмор в тот же вечер доложил, что на рейде у Кале стоит на якоре плавучий маяк Уэст-Хиндер. Это весьма знаменательно: маяки уже были в движении. В ту ночь с буксира «Леди Брэсси», стоявшего на якоре у Гравлина, было видно, как самолеты противника наносили удары по Дюнкерку и Кале, в результате чего возникли большие пожары. В тот же день в другом пункте побережья, между Ньивпортом и Остенде, английский корабль «Уитли», находившийся в оперативном подчинении французов, был серьезно поврежден бомбами и был вынужден выброситься на берег.

В понедельник 20 мая на рассвете буксир «Леди Брэсси» направился в Дюнкерк и подвергся удару с воздуха недалеко от порта. Около 9.00 он вошел в порт и взял «Вестминстер» на буксир. В трех милях к северо-западу от Кале команда буксира увидела, как лондонский пароход «Мейвис» подвергся удару с воздуха и был покинут командой. «Мейвис» был одним из первых малых судов, использовавшихся для снабжения английских экспедиционных сил через порты Ла-Манша.

Между тем из-за минирования с воздуха устья Сены серьезно задержалось снабжение французских войск.

Первоначально рассчитывали отправить первое судно 20 мая, но конвой вышел только 24-го. Всего было реквизировано 37 грузовых судов и отправлено 11 конвоев. Они понесли тяжелые потери. Только 13 судов в конце концов прибыли в Дюнкерк, причем 5 из них были уничтожены в порту бомбами. Поэтому было решено отказаться от попыток прямого использования грузовых судов, поставить их на якорь в Даунсе, близ Дувра, и перегрузить запасы на мелкие суда для отправки в Дюнкерк.

Тем временем в самом Дюнкерке предпринимались вспомогательные меры. 20 мая, после серьезных потерь, нанесенных немецкой авиацией, адмирал Абриаль решил вывести из порта все крупные французские суда. Первая группа судов вышла из порта беспрепятственно. Со следующим приливом предполагалось вывести двадцатитысячетонный танкер «Салом», танкер «Нижер», грузовое судно «Павон» и ряд других судов. Суда начали двигаться в полночь и почти сразу же подверглись мощному удару с воздуха. Попытку отбуксировать «Салом» пришлось оставить. «Нижер» был атакован, когда отходил от пирса, а при следующем налете на нем возник пожар. В конце концов он затонул около Гравлина. «Павон», сильно поврежденный, выбросился на берег между Гравлином и Кале. Эсминец «Л'Адруа», имевший задачу прикрывать суда, получил прямое попадание и в безнадежном состоянии выбросился на мель около Мало-ле-Бена.

Через два дня эсминец «Джегуар», приближаясь к Дюнкеркскому рейду, был торпедирован, по-видимому, подводной лодкой и затонул недалеко от порта.

Затем вследствие повреждения шлюзовых ворот ряд бассейнов подвергся действию приливов, и адмирал Абриаль приказал эвакуировать и малые суда.

Таким образом, снабжение английских экспедиционных сил в соответствии с новым планом протекало в чрезвычайно трудных условиях и в обстановке весьма реальной опасности. Обстрел моторного бота «Соуделити» орудиями, установленными вблизи Кале, знаменовал появление нового фактора, которому суждено было оказать серьезное влияние на перевозки в целом. Немцы установили батареи — сначала легких полевых орудий, а после прибытия необходимого оборудования — тяжелых

орудий на высотах около Кале, откуда они контролировали ближайшие подходы к Дюнкеркскому рейду.

* _* *

Хотя снабжение имело первостепенное значение, но проблема эвакуации раненых в этот период была, пожалуй, не менее важной и трудной. Заранее разработанная система эвакуации с изменением обстановки была нарушена. Импровизированные госпитали, созданные на северном участке взамен отрезанных 20 мая от армии, подвергались все большей опасности: надо было теперь эвакуировать не только раненых, но и личный состав этих госпиталей.

Масштаб воздушных налетов противника быстро увеличивался. Около Кале, где все еще мужественно держалась 30-я бригада, в результате налета авиации английский флот потерял эсминец «Уэссекс», обстреливавший позиции противника. Во время того же налета прямым попаданием была разрушена носовая часть польского эсминца «Бужа». За двое суток четыре эсминца было уничтожено и шесть выведено из строя. Все эти потери в совокупности оказали огромное влияние на возможность эвакуации, но планировать операцию «Динамо» продолжали с неослабевающим рвением.

Однако сверх всего возникло новое осложнение. Пытаясь как-то выправить отчаянное положение, сложившееся на всем фландрском фронте, военное министерство по просьбе Горта приняло решение бросить в бой 1-ю канадскую дивизию. Поскольку главной целью этого решения было усиление измотанных частей английских экспедиционных сил, дивизию можно было перебросить только через порты, где уже шла напряженная деятельность. 24 мая передовые части дивизии погрузились на суда. В последний момент, когда часть солдат уже была посажена на суда, решение об отправке дивизии было отменено. Было признано, что восстановить положение, бросив в бой свежую дивизию, не удастся и что эвакуация теперь неизбежна, а в этих условиях лишние 15 тысяч человек лишь усилили бы замешательство и внесли беспорядок на маршрутах движения отходящей армии. Части, уже погрузившиеся на суда, вернулись на берег.

* * *

Тем, кто не был очевидцем событий, трудно представить себе картину Дуврского порта в то время и в последующие дни. Дуврский порт обширен, но его причалы невелики и, за исключением причалов Адмиралтейского пирса, не приспособлены для напряженной работы. Порт был предназначен больше для стоянки старого ла-маншского флота, чем для интенсивных погрузочно-разгрузочных работ. На Адмиралтейском пирсе было восемь причалов, предназначенных для курсирующих через Ла-Манш пароходов. В самые напряженные моменты у этих восьми причалов скапливалось шестнадцать, восемнадцать и даже двадцать судов. Они швартовались друг к другу по два-три судна, и вследствие трудности разворота (во время отлива между пирсом принца Уэльского и Адмиралтейским пирсом из воды выступает гряда камней и мелей) почти все суда приходилось отводить буксирами, причем с максимальной поспешностью. Суда подходили к пирсу, как можно скорее высаживали измотанных солдат на берег и снова уходили, чтобы, пополнив запас топлива, вернуться на противоположный берег. В главной гавани было от сорока до пятидесяти швартовых бочек. Они были постоянно заняты судами, принимающими грузы, устраняющими мелкие повреждения и очень редко остановившимися для длительной стоянки.

Положение в Дюнкерке было еще более сложным. В результате непрерывных ударов авиации противника была разрушена водопроводная станция и главные магистрали водоснабжения. Остались только колодцы, но вода в них, просачивающаяся с затопляемых участков местности, была солоноватая. Срочно из Англии была затребована вода, и вскоре оттуда были отправлены водолеи «Голдиф» и «Клод».

* * *

Такова лишь неполная картина обстановки за неделю, предшествовавшую эвакуации главных сил. Первоначальные наметки плана снабжения и эвакуации были нарушены в результате быстрого продвижения немецких войск. Порты Ла-Манша неотвратимо попадали в руки противника. В тот день, когда началась операция «Динамо», оставалась последняя надежда на Дюнкерк и прилегающее к нему побережье, простиравшееся на 40 километров от Гравлина до Ньивпорта. На плоском, ровном побережье, лишенном местных предметов, кроме маленьких приморских дач, не было ни пирсов, ни портовых сооружений. От пологого песчаного берега было далеко до глубокой воды, и он был совершенно не защищен от северных ветров.

За прошедшую неделю союзное командование получило жестокий урок, убедившись в эффективности немецких воздушных налетов. У него на глазах портовые сооружения, на которые рассчитывали на первых стадиях планирования, исчезали одно за другим в пламени пожаров. Теперь на командование ложилась новая ответственность— обеспечивать снабжение Дюнкерка морским путем, и оно убедилось, что даже путь подхода к Дюнкерку—главный фарватер — находится уже под артиллерийским огнем противника. За неделю боев все эсминцы, базировавшиеся на Дувр, были потоплены или повреждены; немалые потери понес и французский флот.

Во второй половине дня 26 мая, когда военный министр сообщил Горту о решении английского правительства приступить к эвакуации, каждый солдат и матрос понимал, насколько мрачной была обстановка.

Глава шестая. БУЛОНЬ И КАЛЕ

Неделя, предшествовавшая операции «Динамо», включала еще один этап боевых действий, который необходимо рассмотреть, чтобы получить правильное представление об обстановке, в которой протекала эвакуация главных сил. Оборона портов Ла-Манша вошла в историю как один из героических подвигов английской армии. Но она имеет еще и другое значение: она послужила прообразом Дюнкерка, прообразом как успехов, так и неудач. Для того чтобы должным образом рассмотреть этот этап операции, необходимо немного вернуться назад.

Около полуночи 22 мая головной батальон 2-й немецкой танковой дивизии прошел через деревню Нуайель, расположенную в болотистом устье Соммы, и вышел к морю. К этому моменту ни Гудериан, командовавший тремя танковыми дивизиями первого эшелона, ни Клейст, осуществлявший общее руководство танковыми войсками, не получили никаких указаний относительно дальнейшего хода операции. Гудериан буквально не имел понятия, следует ли ему повернуть свои танки на север или на юг. 21-го было решено повернуть на север, но под влиянием контрудара Франклина на Аррас был отдан приказ о приостановке наступления, из-за чего передовые части корпуса Гудериана потеряли целые сутки.

К моменту, когда Гудериан получил наконец указание продолжать движение к портам Ла-Манша, боевая мощь его войск уже уменьшилась почти наполовину. План Гудериана был чрезвычайно прост: 2-я танковая дивизия наступает через Самер на Булонь, 1-я дивизия —

через Девр на Кале, а 10-я наносит удар через Эден и Сент-Омер на Дюнкерк. Но командование после Арраса стало проявлять осторожность и вывело 10-ю танковую дивизию в резерв танковой группы, а некоторые части двух других дивизий были оставлены для обеспечения плацдармов на Сомме.

Морской начальник, на которого была возложена оборона Булони, поддался влиянию старших офицеров, прибывших в город после боев у Эдена. Не сумев связаться с адмиралом Абриалем, он приказал 21 мая эвакуировать порт. Однако его подчиненному, офицеру береговой артиллерии, удалось установить связь с Дюнкерком, и этому офицеру было приказано «оказывать сопротивление противнику столько времени, сколько понадобится». 22 мая командование обороной города принял капитан 3 ранга Анри Номи, а затем туда прибыл генерал Ланкето с остатками 21-й пехотной дивизии. Однако численность боевых частей оставалась небольшой.

Англичане реагировали на возникшую угрозу медленно и, если учесть требования обстановки, недостаточно решительно. Утром 21 мая 20-я гвардейская бригада, проходившая обучение в Камберли, получила распоряжение прибыть в Дувр. Через двадцать четыре часа она была переброшена в Булонь на пароходах «Биарриц» и «Куин оф Чэннел», эскортируемых эсминцами «Уитшед» и «Вимьера», имея с собой бригадную противотанковую роту и батарею 69-го противотанкового полка.

Высадка протекала не без трудностей. Конвой прибыл во время самой малой воды, и «Уитшед», шедший впереди транспортов, пришвартовался к набережной Шанзи только с помощью буксира. Причалы были загромождены всевозможными материалами и брошенными автомобилями; все грузовые операции прекратились. Вдобавок район порта был забит толпами беженцев, отставшими солдатами из тыловых частей, подразделениями бельгийских и французских войск. Не было никакой дисциплины. С огромным трудом экипажам эсминцев удалось очистить место и организовать выгрузочные команды. Тут прибыли госпитальные обозы, забившие причалы, но их оттеснили назад, чтобы разобраться с ними позднее. Постепенно порядок был восстановлен, бригада со всем своим имуществом высадилась на берег, а транспорты и эсминцы вышли из порта, до

отказа забитые ранеными, беженцами и потерявшими свои части солдатами.

2-я немецкая танковая дивизия все еще стояла на реке Канш. В полдень она двинулась вперед. Запись в немецком журнале боевых действий гласит: «...командир корпуса в полдень направил 2-ю танковую дивизию на Булонь, не ожидая распоряжения из штаба группы Клейста. В результате дивизии удалось прорваться в город».

В 17.00 часов немцы перешли в атаку. Передышка дала возможность Уэльскому гвардейскому полку отрыть окопы на два батальона и создать неглубокие оборонительные позиции. Атака была отражена.

На рассвете 23-го немцы атаковали снова. Эсминцы Дуврского командования «Вайми», «Уайлд Суон» и «Кейт», несмотря на воздушные налеты противника, вели огонь с рейда по обнаруживаемым целям. В ярком утреннем свете были отчетливо видны немецкие танки, орудия, моторизованные колонны.

Адмирал Абриаль сосредоточил невдалеке от порта два тяжелых и восемь легких французских эсминцев под командованием капитана 1 ранга Юрвуа де Порсампарка, находившегося на «Циклоне». Корабли вели огонь по вызову с укрепленной позиции Тур д'Одр, пока перед вечером она не была взята немцами.

«Уитшед» вместе с другими эсминцами прикрывал передвижение пехотной бригады в Кале. На обратном пути, приближаясь к Дувру, его командир, капитан 3 ранга Кондер, получил распоряжение «как можно скорее» следовать в Булонь. Когда он прибыл в порт, ему стало ясно, что положение ухудшается с угрожающей быстротой. Форт де-ла-Креш уже был в руках противника, высоты, господствующие над городом, были заняты, и только район, примыкающий к порту, был еще как будто в безопасности. «Кейт» и «Уитшед» вошли в порт. В это время совсем рядом затрещали пулеметные очереди. В течение утра «Вайми» успел высадить группы в 200 моряков и солдат морской пехоты для восстановления порядка в районе порта. Войсковой транспорт «Монас куин» все еще находился в порту, частично загруженный. На причале лежали 72 тяжелораненых. «Уитшед» взял их на борт и отошел от причала, открыв огонь орудиями главного калибра по пулеметным точкам,

расположенным в каких-нибудь ста метрах. Когда он вышел из порта, «Вайми» было приказано войти в порт и пришвартоваться рядом с «Кейтом». «Уитшед», получив возможность маневрировать, открыл огонь по форту де-ла-Креш и вызвал на нем взрыв. Немного погодя он попал под огонь полевых орудий, но открыл по ним ответный огонь и заставил их замолчать.

День уже клонился к концу. Из Дувра прибыли «Венеция», «Вимьера» и «Веномос», и «Уитшед» получил распоряжение с «Кейта», все еще стоявшего у причала, возвращаться в Англию и выгрузить раненых. Ложась на обратный курс, «Уитшед» перехватил радиограмму с распоряжением немедленно приступить к эвакуации. Это было в 17.30.

Было решено, чтобы одновременно швартовались только два эсминца. «Кейт» и «Вайми», уже стоявшие рядом, начали принимать на борт войска. В это время с севера налетела большая группа немецких самолетов. Стоящие у причала эсминцы ждали, когда начнут падать бомбы, а солдаты укрылись, кто где сумел, на разбитом причале, но в это время появилась группа «спитфайеров», они ринулись в атаку. С кораблей было видно, как падали объятые пламенем бомбардировщики противника. Но тут с другого направления появилась вторая волна — около 60 немецких пикирующих бомбардировщиков, которые нанесли удар по порту и стоящим поблизости кораблям. Одновременно с суши начался общий штурм города. По двум эсминцам, стоявшим в порту, был открыт минометный и пулеметный огонь; одна мина разорвалась на баке «Кейта». Треск пулеметов, разрывы мин, свист падающих бомб и грохот взрывов превратили порт в ад. Благодаря удивительно счастливому стечению обстоятельств ни одна бомба не попала в корабль, и лишь одна бомба разорвалась на причале в трех метрах от «Кейта». Его командир, капитан 1 ранга Симпсон, был убит еще вначале при пулеметном обстреле, командир «Вайми» капитан-лейтенант Дональд был смертельно ранен, многие другие офицеры и матросы были убиты или тяжело ранены.

Тем временем мощному удару с воздуха подверглись и корабли, вышедшие из порта. Одна бомба разорвалась вблизи «Уитшеда», причем был убит командир артиллерийской боевой части. Еще больше пострадали французские

корабли. «Ораж» был охвачен пламенем и затонул, уцелевшие люди были подобраны. Второй эсминец «Фрондер» был сильно поврежден.

Налет окончился так же внезапно, как и начался. Со стороны моря было ясно видно, что порту нанесен огромный ущерб, и «Уитшед» тут же поспешил к берегу, чтобы выяснить, не требуется ли помощь. Когда он приблизился, показался «Вайми», выходивший из порта кормой вперед: корабль, по-видимому, горел. За ним следовал «Кейт», непрерывно ведя огонь по целям, расположенным севернее города. После гибели командира «Кейта», который был одновременно командиром соединения эсминцев, командование принял командир «Уитшеда». Он послал радиограмму в Дувр с просьбой об авиационной поддержке, так как, по его мнению, продолжать эвакуацию без истребительного прикрытия было невозможно. Через пятьдесят минут над головой появились «спитфайеры». Командир «Уитшеда» сразу же передал в Дувр: «Вхожу в порт».

Опять была малая вода. «Уитшед» и «Вимьера» с большим трудом прошли входные фарватеры. Входя в порт, «Уитшед» открыл огонь по пулеметным гнездам и другим целям. Капитан 3 ранга Кондер решил, что теперь представилась возможность вывести Уэльский гвардейский полк из рощи по другую сторону порта, и дал ему приказ отходить. Взяв на борт более 500 солдат, «Уитшед» отошел от причала. За ним следовала «Вимьера», имевшая на борту 550 солдат, не считая подрывной команды и ранее подобранных раненых. Когда корабли вышли из порта, туда вошли «Уайлд суон» и «Веномос».

Поскольку времени оставалось в обрез, было решено ввести в действие третий эсминец. Два шедших впереди корабля вошли в порт, не встретив сопротивления, но когда в сумерках к волноломам подошла «Венеция», с высот севернее города начался интенсивный обстрел входа в порт. Вероятно, немцы надеялись потопить «Венецию» в фарватере и тем самым загородить его, воспретив дальнейшую эвакуацию. Снаряд ударил в платформу одного из орудий, уничтожив весь расчет, а командир корабля капитан-лейтенант де Меллор и все находившиеся на мостике были тяжело ранены. Корабль с остановившимися машинами сел на мель, но младший

лейтенант Джоунз, взявший на себя командование, в конце концов вывел корабль из порта кормой вперед.

«Уайлд суон», находившийся уже у стенки, открыл огонь кормовыми орудиями, а минуту спустя в городе показались танки противника.

«Веномос», подходя к причалу, попал под сильный огонь. Один из офицеров выскочил на берег и закрепил швартовы. Тут один из гардемаринов заметил отряд мотоциклистов противника, направлявшийся к пристани. Открыв огонь из счетверенной зенитной установки, он рассеял колонну. Огонь не прекращался в течение всей погрузки. К 21.00 оба корабля приняли около тысячи человек. Поскольку уровень воды все еще не позволял взять больший груз, они отдали швартовы. При выходе из порта у «Веномоса» заело рулевое устройство, но, действуя машинами, его удалось вывести. «Уайлд соун» сел на мель, но смог сняться, и оба корабля с присоединившейся к ним поврежденной «Венецией» вернулись в Дувр.

В Булони на берегу еще оставались войска. Адмирал Рамсей приказал кораблю «Виндзор», действовавшему в районе Кале, следовать в Булонь, и около 22.30 он вошел в порт, пришвартовался у набережной Шанзи и подобрал 600 солдат и 30 раненых.

Теперь у Дуврского командования оставались только два неповрежденных эсминца — «Вимьера» и «Уэссекс». Им тоже было приказано следовать в Булонь, но «Уэссекс» был потом направлен в Кале, и «Вимьера» отправилась одна. В полной тишине корабль подошел к порту. Всякая попытка достигнуть внутренней гавани казалась его командиру капитан-лейтенанту Хиксу самоубийственной, и корабль пришвартовался у внешнего мола. Долгое время он стоял у причала все в той же полной тишине. На оклики никто не отзывался. Экипажу казалось, что порт капитулировал, и корабль был готов отойти от причала, как вдруг из-за портового здания хлынула беспорядочная толпа гражданских беженцев, французских и бельгийских солдат. Почти в то же время на борт поднялся офицер гвардейского полка, который сообщил, что на берегу осталось еще около тысячи солдат. К 2.45 «Вимьера» взяла на борт 1400 человек. Свободным оставалось только место вокруг орудий. Перегруженный сверх всякой меры корабль отошел от причала

и взял курс на английский порт. Когда он миновал волноломы, на мол обрушился мощный артиллерийский огонь, а город подвергся удару бомбардировщиков.

В течение всего следующего дня французы продолжали оказывать сопротивление в отдаленных от порта районах, и поддерживавшие их огнем французские эсминцы опять серьезно пострадали. «Фуже» получил тяжелые повреждения. «Шакал» получил прямое попадание и стоял с остановившимися машинами в безнадежном положении под огнем немецких батарей, пока экипаж спускался на воду. Часть спасшихся людей под командованием капитан-лейтенанта Дюкуана достигла берега в районе мыса Гри-Не и приняла участие в обороне небольшой укрепленной позиции, пока ее не сдали 25 мая.

Под влиянием этих потерь адмирал Абриаль отозвал оставшиеся эсминцы, но генерал Ланкето с горсткой солдат продолжал сопротивляться до утра 25-го, когда ему пришлось капитулировать.

Короткая эпопея Булони окончилась.

* * *

История Кале — это история преднамеренного самопожертвования, самопожертвования бригады с целью выиграть время для армии.

Сопротивление французов под Девром позволило получить первую короткую передышку, но к 22 мая 1-я немецкая танковая дивизия подошла к Кале. Во второй половине дня 22-го 10-я танковая дивизия вернулась под командование Гудериана, и он решил сразу же двинуть 1-ю танковую дивизию на север, оставив на время Кале, с задачей переправиться через канал Аа и наступать на Дюнкерк. Эта задача первоначально намечалась для 10-й танковой дивизии. Теперь Гудериан приказал ей сменить 1-ю танковую дивизию перед Кале и предпринять штурм города. Вызванная этой перегруппировкой передышка имела большое значение для союзников.

22 мая, когда немцы вплотную подошли к Булони, малочисленному английскому гарнизону Кале были посланы подкрепления. Территориальный пехотный батальон королевы Виктории первым прибыл в порт и тут же направился перекрыть главные дороги, ведущие в город; у него не было никакого транспорта. Затем прибыл

3-й танковый полк 1-й бронетанковой дивизии, а через некоторое время — его машины. Портовые сооружения были сильно повреждены в результате ударов авиации, а отсутствие обслуживающего персонала порта еще более усугубляло и без того тяжелое положение. Разгрузка началась при помощи судовых кранов и закончилась только на следующий день. Генерал Браунригг, направлявшийся обратно в Дувр, приказал танковому полку прорываться на юго-запад, на соединение с гарнизоном Булони. Задолго до того как полк мог начать движение, прибыл офицер из штаба экспедиционных сил с распоряжением полку двигаться на Сент-Омер и установить связь со штабом. Поскольку полк еще не был готов к выступлению, были высланы вперед легкие танки с задачей разведать дорогу на Сент-Омер. Они обнаружили, что город в огне, и едва ускользнули от частей 6-й танковой дивизии противника.

23-го в Кале в сопровождении эсминцев прибыла 30-я бригада под командованием бригадира Никольсона. Генерал Браунригг тоже направил ее на юго-запад с задачей удержать Булонь. Бригада направлялась на континент именно с этой целью.

Тем временем танковый полк отправил офицера связи обратно в штаб с эскортом легких танков, но они наткнулись на части 1-й танковой дивизии и были уничтожены. За ними следовал весь полк. Последовала короткая схватка. Вначале полк имел успех, но потом потерял еще двенадцать танков, и стало ясно, что прорваться на Сент-Омер невозможно. Поэтому оставшиеся танки отошли на Кале.

Когда бригадир Никольсон прибыл в Кале, он узнал, что танки понесли тяжелые потери, что противник подошел уже почти к самым окраинам города и что о вылазке на Булонь и на Сент-Омер не может быть и речи. Совместно с французами он приступил к укреплению внешней линии обороны города. В это время пришло третье распоряжение: доставить английским экспедиционным силам 350 тысяч пайков. В распоряжении подчеркивалось, что эта задача «выше всех прочих соображений». Танковый полк выслал одну из своих рот разведать дорогу на Дюнкерк. Она снова наткнулась на подразделения 1-й танковой дивизии. Три танка прорвались назад, остальные были уничтожены. На рассвете 24-го,

когда пехота с еще одной ротой танков двинулась вперед, чтобы очистить дорогу, разгорелся бой. К концу боя в танковом полку осталось девять средних и двенадцать легких танков. Артиллерия 10-й немецкой танковой дивизии вела интенсивный огонь по Кале, а на западном участке противник начал атаку.

В течение всего дня 23-го эсминцы патрулировали на рейде и при всякой возможности открывали огонь по расположению противника. 24-го адмирал Рамсей, получивший теперь подкрепления, направил в район Кале корабли «Графтон», «Грейхаунд» и польский эсминец «Бужа». Весь день, подвергаясь сильным атакам с воздуха, они поддерживали войска огнем. В эти дни был потоплен «Уэссекс», а «Бужа» и «Вимьера» получили повреждения.

В два часа ночи 24-го военное министерство сообщило бригадиру Никольсону, что вопрос об эвакуации Кале «в принципе» решен. Учитывая это решение, на корабли, еще не завершившие выгрузку машин и материальной части, были погружены раненые, личный состав службы снабжения и других нестроевых частей, обслуживающий персонал порта, и корабли направились в Дувр. С течением дня стал все больше ощущаться недостаток боеприпасов, и из Дувра были направлены эсминцы «Вулф-хаунд» и «Верити» с предметами снабжения и с отрядом морской пехоты для охраны порта.

Перед вечером части 10-й немецкой танковой дивизии предприняли сильные атаки со всех трех направлений. Французский командир сдал форт Ньюле, а после того как были выведены из строя орудия береговой обороны, был оставлен и форт Лапен. На южном участке противник прорвал оборону англичан и вышел на окраины города.

Немцы несли большие потери, но продолжали атаковать. Бригадиру Никольсону было ясно, что удерживать прежнюю линию обороны больше невозможно. Из военного министерства поступила еще одна телеграмма, подтверждавшая, что эвакуация состоится, но начнется не ранее семи часов следующего утра. С наступлением темноты Никольсон отвел своих людей на укрепления старой цитадели. Во время отхода он получил сообщение от начальника имперского генерального штаба, в котором говорилось: генерал Бланшар «запрещает эвакуацию» и

это «означает, что Вы должны подчиниться во имя союзнической солидарности». По тону и смыслу послания было видно, что к нему приложил руку сам премьер-министр.

В ту ночь адмирал Сомервилл пересек пролив, чтобы обсудить положение с Никольсоном, и, вернувшись, доложил, что «если добавить орудий, которые крайне необходимы, Никольсон уверен, что ему удастся продержаться еще некоторое время». Однако было решено, что держать в порту корабли нет смысла.

Утром 25 мая немцы, захватившие мэра Кале, под конвоем направили его к англичанам с предложением о капитуляции. Мэр был взят под стражу, а его эскорт отправили обратно.

Все утро продолжался обстрел. Были разрушены водопроводные магистрали, в войсках ощущался острый недостаток воды. Почти все орудия Никольсона вышли из строя, и хотя эсминцы всеми силами старались ему помочь, но без береговых корректировочных групп их поддержка была малоэффективной. В старом городе бушевали пожары, улицы превратились в руины, пыль и едкий дым заволокли позиции обороняющихся. На восточном участке была предпринята вылазка с целью ослабить нажим противника, но она захлебнулась в дюнах. Наконец противник форсировал каналы, и обороняющиеся отступили в район доков. Бригадир Никольсон и французский командир создали объединенный штаб в старой цитадели. Сюда во второй половине дня был доставлен немецкий парламентер, потребовавший капитуляции.

Немецкий журнал боевых действий с восхищением приводит ответ Никольсона: «Отвечаю отрицательно, потому что долг английской армии, как и немецкой, — драться».

Тут же возобновились атаки, но к наступлению ночи немцам все еще не удалось сломить сопротивление. Разуверившись в немедленной победе, они прекратили штурм. В полночь из военного министерства поступило последнее обращение:

«Каждый час вашего сопротивления оказывает огромную помощь английским экспедиционным силам. Правительство решило, что вы должны продолжать сражаться. Восхищены вашей блестящей стойкостью».

В обстановке общего замешательства все эти радиограммы не были переданы в Дувр. Адмирал Рамсей не оставлял надежды на спасение хотя бы части гарнизона. В ночь на 25-е он послал в Кале флотилию яхт, траулеров и дрифтеров в сопровождении нескольких малых кораблей с задачей быть наготове на случай, если в последнюю минуту изменится план эвакуации. Несколько небольших судов вошли в порт и взяли на борт некоторое количество солдат, в большинстве раненых. Бельгийский баркас «Семуа» четыре раза входил в порт и каждый раз увозил раненых. Траулер «Конидо» рано утром 26-го вошел в порт, но сел на мель и оставался там до полудня. Уходя из порта, он взял на борт 165 человек, в том числе уцелевших солдат морской пехоты, офицеры которой были убиты или взяты в плен.

Всю ночь они, как могли, обороняли свои позиции, испытывая острый недостаток воды, продовольствия и боеприпасов. Утром 26-го, после того как немцы перебросили из Булони артиллерийские подкрепления, возобновился обстрел, еще более мощный, чем прежде. В немецком журнале боевых действий записано:

«Между 9.00 и 10.00 наносились удары с воздуха в сочетании с артиллерийским огнем по цитадели Кале и пригороду Ле-Барак. Видимых результатов не достигнуто. Бои продолжаются, англичане упорно обороняются».

В бой вступили пикирующие и обычные бомбардировщики и истребители. За каждым налетом следовала атака танков и пехоты. Обороняющиеся постепенно были оттеснены в северную половину старого города. Цитадель была окружена и изолирована. Под давлением превосходящих сил противника организованная оборона была сломлена, обороняющиеся были расколоты на отдельные группы, которые все еще продолжали держаться в разрушенных бастионах и в развалинах. В конце дня немцы прорвались в цитадель и взяли в плен бригадира Никольсона со штабом. С наступлением сумерек пункты сопротивления пали один за другим. Звуки боя медленно угасали, и вскоре над Кале воцарилась тишина.

В этой тишине в порт вошла яхта «Гюльзар», как раньше вошла в Булонь «Вимьера». В полночь она встала у причала, и команда стала обшаривать руины захваченного противником города в поисках раненых.

К часу ночи, через несколько часов после того, как противник овладел городом, она подобрала с конца волнолома пятьдесят человек. На этом закончилась история обороны Кале. В своей книге «Panzer Leader» генерал Гудериан писал:

«Как командующий, осуществлявший руководство на месте событий, я могу определенно заявить, что героическая оборона Кале, хотя и заслуживает высшей похвалы, все же не оказала никакого влияния на ход событий в районе Дюнкерка».

Правильно ли утверждение Гудериана? Оно кажется по меньшей мере неосновательным. Если бы Кале пал раньше, если бы союзники не стали оборонять ни Кале, ни Булонь, обстановка, пожалуй, сложилась бы по-иному. Когда 23 мая танки противника были остановлены, 1-я немецкая танковая дивизия фактически уже перешла канал у Ваттена. Если бы не было обороны Булони и Кале, то вместо довольно потрепанной 1-й танковой дивизии на линии канала были бы три танковые дивизии, упоенные победой. Непонятно, почему в таких условиях Гудериан не направился прямо к Дюнкерку — своей заветной цели.

Заявление Гудериана тесно связано с его попыткой возложить вину за неудачу немецкой армии под Дюнкерком на Геринга и Люфтваффе. Но есть один непреложный факт, который не могут опровергнуть никакие объяснения: оборона Кале позволила выиграть время, а время было для Горта важнейшим фактором в его руководстве боями на западном участке фронта.

Так в неистовой Булони и в затихшем Кале формировался прообраз Дюнкерка.

ПРЕДИСЛОВИЕ

военных доктрин воюющих сторон, важнейших решений и действий союзников, а также руководства вермахта.

Это были удивительно верные по силе предвидения

слова, но они не нашли отклика у французских правящих кругов. Казалось, здравый смысл совсем покинул их.

Таков вкратце был ход событий под Дюнкерком.

После же 21 июня 1941 года Советский Союз

Кандидат исторических наук подполковник

В. И. Дашичев

Глава первая. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

Ранним утром 4 июня английский корабль «Олбери» стоял на якоре у мыса Норт-Форленд, подбирая оставшихся в живых с французского тральщика «Эмиль Дешамп». В Рамсгете быстроходные моторные лодки пробирались между пирсами гавани, завершая свой последний рейс через Ла-Манш. В Дувре адмирал Рамсей приветствовал адмирала Абриаля, и это означало, что эвакуация войск из Дюнкерка успешно завершилась. 338226 человек из состава армий союзников были благополучно доставлены к английским берегам, и в тот же день в палате общин на трибуну поднялся Черчилль, чтобы произнести свою вторую знаменательную речь о Дюнкерке.

«Когда неделю назад я просил палату общин предоставить мне сегодняшний день для заявления, — сказал он, — я боялся, что мне выпадет горькая доля объявить с этой трибуны о величайшем военном поражении за всю нашу долгую историю».

В сдержанных выражениях он кратко рассказал о чуде, совершившемся в течение прошлой недели, а затем скромно заявил:

«Ни в коем случае не следует приписывать этому событию значения победы. Войну не выиграешь эвакуацией».

Никто не станет оспаривать это утверждение. Войны не выигрывают путем эвакуации, и все же в многочисленных кампаниях многовековой военной истории Англии эвакуации морем играли важную роль. Не нужно далеко ходить за фактами. Эвакуация войск морем —

это проявление способности государства использовать свою морскую мощь, а вся история Англии основана на морской мощи. Крупные сухопутные кампании, проводившиеся в прошлом английскими армиями, в конечном счете, зависели от мощи военно-морского флота. Признав этот факт, мы логически приходим к выводу о взаимозависимости видов вооруженных сил: в критические моменты английские сухопутные войска, вполне естественно, отступали к морю в расчете на поддержку флота или на спасение с помощью кораблей.

Как ни странно, важная роль эвакуации не получила официального признания. Ни в Гринвиче, ни в Камберли не было такого курса наук, который рассматривал бы методы эвакуации. А ведь это необходимо: если путем эвакуации нельзя выиграть войну, то можно выиграть время. История знает немало случаев, когда хорошо продуманная эвакуация войск обеспечивала английской стратегии такую гибкость, какая совершенно недоступна для континентальных государств. Дело здесь не только в спасении армии от тяжелых потерь или даже от поражения. Правильное использование методов эвакуации дает возможность войскам снова вступить в бой, выбрав для этого время и место по своему усмотрению.

В этом и состоит истинное значение Дюнкерка. Несомненным успехом операции является то, что в первых числах июня удалось спасти от гибели или от немецкого плена четверть миллиона человек из состава английских экспедиционных сил. Возвращение в Англию ядра кадровой армии было ее подлинным триумфом.

Усталость от войны, наступившая после 1918 года, финансовые кризисы и шаги, предпринятые в межвоенный период с целью сокращения армии, привели к тому, что английская армия оказалась небоеспособной. Поспешное и слишком запоздалое решение направить во Францию экспедиционные силы оттянуло из Англии почти все имевшиеся в наличии обученные и оснащенные соединения. Вооружение было оставлено во Фландрии, люди вернулись, и это повлекло за собой два последствия. Во-первых, когда Англия оказалась перед угрозой вторжения, народ имел все основания рассчитывать на то, что даже при острейшем недостатке вооружения остались обученные кадры, способные его использовать. Второе последствие несравненно важнее. Без командиров,

без подготовленных сержантов, без закаленных в бою солдат, вернувшихся из Дюнкерка, задачу строительства будущих армий пришлось бы отложить на неопределенное время, и весьма вероятно, что решить ее было бы вообще невозможно. Большинство старших командиров — участников прошлой войны — воевали во Фландрии и во Франции. Из эвакуированных английских экспедиционных сил вышли кадры для созданных впоследствии победоносных армий. Возможность вторжения во Францию в июне 1944 года решилась за девять дней Дюнкеркской операции.

Трудно найти другую операцию, равную ей по масштабам и последствиям. Впрочем, эвакуации имеют долгую историю: они начали осуществляться еще в период войн с Францией. Эвакуации проводились бесчисленное множество раз в ходе колониальных кампаний. Только во время наполеоновских войн из разных пунктов побережья континента было эвакуировано 19 групп английских войск. Самое большое значение в этих эвакуациях имела эвакуация армии Джона Мура из Ла-Коруньи, в течение более 100 лет служившая образцом маневра с целью выхода из-под удара.

Следует напомнить, что Мур смелым броском на Бургос сорвал экспедицию Наполеона против Лиссабона. Под ударами армии, в три раза превосходящей его собственную, Мур с боями отошел к Ла-Корунье. Когда после исключительно тяжелого семнадцатидневного марша

он наконец вышел к порту, оказалось, что обещанный ему флот не прибыл. Мур организовал оборону на рубеже хребта Монте-Меро. 16 января 1808 года Сульт атаковал этот рубеж, но благодаря умелым оборонительным действиям Мур удержал позицию. Смертельно раненный, он не дожил до конца боя. А когда наконец пришли корабли, обессиленным французам оставалось только наблюдать, как эвакуируется его армия. Двадцать тысяч человек выбрались из Ла-Коруньи и нашли безопасное убежище в море.

До Галлиполи эта операция не имела себе равных. В свою очередь, эвакуация из Галлиполи в течение двадцати лет считалась шедевром военной хитрости, вершиной военно-морского искусства. Она служит мерилом для определения значения операции «Динамо», позволяющим в какой-то мере судить о величии и поразительных масштабах девятидневной битвы у Дюнкерка.

В Галлиполи задача состояла в том, чтобы эвакуировать две группы войск: первую — численностью в 83 тысячи человек и вторую — численностью около 42 тысяч человек. Эти войска прочно удерживали оборонительные рубежи, прекрасно оборудованные системой траншей и проволочных заграждений и прикрываемые артиллерийским огнем. Эти рубежи выдержали испытание жестоких восьмимесячных боев. На побережье были причалы, хотя и примитивные, но в течение всей долгой кампании успешно служившие для высадки и снабжения войск. Перед всем фронтом обороны противник был в пределах досягаемости корабельной артиллерии, которая могла вести — и действительно вела — сильнейший заградительный огонь. После принятия решения в распоряжении генерала Монро оставалось два месяца для подготовки операции. У него было достаточно кораблей, и ему нечего было опасаться примитивной авиации того времени.

И все же лорд Китчинер писал о Галлиполи в телеграмме генералу Бёрдвуду:

«Я категорически отказываюсь подписать приказ об эвакуации, которая, по моему мнению, была бы величайшим бедствием и обрекла бы большую часть наших войск на гибель или плен».

Здесь нет необходимости рассматривать печальную историю о решении оставить Галлиполи. Эвакуация его

была вызвана не военной необходимостью, а политическими соображениями. Монро сам выбрал время для эвакуации. Перед тем у него было достаточно времени, чтобы использовать всякие хитрости, всякие средства, чтобы ввести противника в заблуждение.

Эвакуация войск из Анзака и Сувлы была назначена на ночь 19 декабря 1915 года. К середине дня 18 декабря было погружено на суда 44 тысячи человек, 130 орудий и несколько тысяч лошадей. На берегу оставалось около 40 тысяч человек. Считалось невозможным погрузить за одну ночь больше 20 тысяч. Вечером 18-го были погружены на суда первые 20 тысяч. В ночь на 19-е без всяких помех со стороны противника последние люди покинули берег, были сожжены склады и взорваны мины. Посадка прошла без потерь.

Военный корреспондент немецкой газеты «Фоссише цейтунг» писал:

«Пока будут существовать войны, все стратеги будут рассматривать эвакуацию из Сувлы и Анзака как доселе непревзойденный образец военного искусства».

Три недели спустя этот «непревзойденный образец» был превзойден в Хеллесе. Еще раз была успешно проведена тщательно подготовленная операция, несмотря на противодействие, оказанное на этот раз турками. В ночь на 8 января были вывезены последние 17 тысяч человек.

Эвакуации проводились и после Дюнкерка. Норвегия, Греция, Крит имеют свою героическую историю. Корейская война дала поразительный пример эвакуации из Хыннама, когда перед лицом численно превосходящих китайских и северокорейских войск, при мощном прикрытии морской авиации флотилия крупных кораблей вывезла 105 тысяч человек из состава американской армии, английской морской пехоты и южнокорейской армии, а также 100 тысяч гражданских лиц.

Наряду с этим после Дюнкерка были и неудачные операции. Не было возможности эвакуировать войска из Сингапура; не хватило времени для эвакуации Тобрука; не было намерения эвакуировать Гонконг. Что касается противника, то немцам и итальянцам не удалось эвакуировать хотя бы часть войск из Туниса, и капитуляция армий фон Арнима и Роммеля чрезвычайно поучительна для исследования альтернатив, которые открывались

под Дюнкерком. Начать с того, что пространство, отделяющее североафриканское побережье от Сицилии, едва ли шире, чем пролив на участке между Дувром и пляжами Дё-Панна, где проходил маршрут, получивший название «Y». Кроме того, итальянцы и немцы имели гораздо больше времени на планирование и подготовку практических мероприятий для эвакуации, необходимость которой представлялась очевидной. Тем не менее в Тунисе капитулировало четверть миллиона человек; лишь менее 200 человек достигли Сицилии морским путем. Это объясняется морской мощью союзников и превосходством союзной авиации. Когда 8 мая 1943 года адмирал Каннингхем отдал приказ «топить, жечь и уничтожать, не давать никому спуску», послуживший сигналом к началу операции «Ретрибьюшн», — уничтожение североафриканских сил противника было предопределено. Капитуляция в Тунисе — это образец поражения. Дюнкерк является — и в свете развития современного военного искусства, может быть, останется навсегда — образцом конечного успеха.

Великие военные события рождают легенды. Дюнкеркская операция вследствие своего масштаба, а возможно и благодаря своему успешному завершению, породила больше легенд, чем положено на ее долю. Многие все еще верят, что ее провели флотилии малых судов, неорганизованные и неруководимые, стихийно направившиеся из портов Англии на спасение экспедиционной армии. Большинство немецких генералов по-прежнему считает, что английским экспедиционным силам удалось спастись потому, что Гитлер остановил танковые дивизии на рубеже канала Аа. Значительная часть французского общества все еще верит утверждениям вишистов о «дезертирстве». Многие англичане даже сейчас считают, что Леопольд предал английскую армию. Военно-воздушные силы Англии все еще утверждают, что им, удалось завоевать качественное превосходство над «люфтваффе» на побережье.

Ходит еще бесконечное множество менее значительных домыслов. Недооценивается значение французского флота в эвакуации войск. Недостаточное значение придается некоторым сторонам боевой деятельности французской армии. Слишком большое значение придают боевым действиям на левом фланге, пытаясь

изобразитьгенерала Брука «человеком, который спас английскую армию под Дюнкерком».

Дюнкеркская операция имеет две стороны. При отступлении к побережью лорд Горт вел исключительно сложную операцию с крайне ограниченными средствами. Стоящее над ним французское верховное командование обнаружило полное свое бессилие. Правее английских войск была прорвана французская оборона, и танковым дивизиям Рундштедта открылся путь в глубь Франции. Левее отходила бельгийская армия, которая потом была вынуждена капитулировать, открыв пехоте Бока путь к побережью. Находясь между этими соседями, Горт сумел в целости отвести английские экспедиционные силы к берегам Дюнкерка. Здесь его встретила импровизированная армада самого фантастического вида. 848 кораблей и судов, руководимых адмиралом Рамсеем из Дуврского замка, приступили к выполнению блестяще задуманного плана и довели его до успешного осуществления.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Последнее изменение этой страницы: 2019-03-31; Просмотров: 264; Нарушение авторского права страницы