Новый роман» и «новый новый роман»: эстетические программы и художественная практика. Структурализм.

«Новый роман» это направление во французской литературе 1940-70-х, связанное с неоавангардизмом (см. Авангардизм). Первым произведением, ясно обозначившим программу «Нового романа», считается роман Н.Саррот «Портрет неизвестного» (1947), вышедший с предисловием Ж.П.Сартра, который использовал определение «антироман». Посредством этого термина обозначались основные отличия «Нового романа» от романов традиционного типа. Они сводятся прежде всего к отказу от персонажей и характеров, которые в «Новом романе» заменялись описанием обособленных моментов жизненного опыта и душевных состояний, а также к новой концепции внутри-сюжетных связей: они подчинялись не принципу логики и причинности, а внутренним законам «текста», или «письма», пришедшего на смену литературе в прежнем понимании слова. «Письмо», в трактовке «Нового романа», свободно от «ереси изобразительности» и воссоздает не коллизии реальности, но «анонимную субстанцию» существования, в которой бесследно растворяется все индивидуальное. Исходя из этих предпосылок, нескрываемо полемичных как по отношению к традициям классического реализма, так и к литературе «больших идей», пропагандируемой экзистенциализмом, «Новый роман» возвещает конец эпохи, когда повествование рассматривалось как род сюжетной истории и как картина исторической жизни.

Теоретик «Нового романа» и один из его наиболее активных практиков А.Роб-Грийе в книге «За новый роман» (1963) обосновывает необходимость навеки покончить с «бутафорией», подразумевая под этим словом фабулу, интригу, психологизм, воссоздание личностных миров, интеллектуальную или идеологическую проблематику. Выпады против «натуралистической иллюзии» постоянно встречаются в манифестах «Нового романа» и материалах симпозиума «Новый роман: вчера, сегодня» (Серизила-Салль, под Парижем, 1971), ставшего вехой в истории этого направления. На симпозиуме теоретиком «Нового романа» Ж.Рикарду была объявлена и концептуально обоснована типичная для неоавангардизма идея превращения литературы в чисто лингвистический опыт. Подчеркнутая бессодержательность такой литературы будет означать дальнейшее развитие программы «Нового романа» и отказ от любых уступок «буржуазной идеологии», которая в этом контексте синонимична признанию необходимости воссоздавать в творчестве реальный мир.

Чуждые подобному радикализму Саррот, Роб-Грийе, М.Бютор, К.Симон и другие наиболее значительные представители «Нового романа» тоже неоднократно говорили об «иссушающем, склерозирующем воздействии языка», который является лишь «системой условностей, грубым кодом, необходимым для удобства общения» (Саррот), и о неизбежности превращения литературы в «текст», где смысл никогда не выступает как «заданный», но созидается на глазах читателя и лишь с целью немедленно подвергнуться оспариванию или даже разрушению (Роб-Грийе).

Повествование, сотканное из хронологии, при чинности, психологических мотивировок, картин действительности, «Новый роман» считает фикцией, поскольку на самом деле реальность остается неуловимой и невоплотимой в границах традиционного литературного «кода».

Единственными способами ее аутентичного воссоздания оказываются либо «расчленение» (disjonction), т.е. описание системы знаков, образующей внешний мир, в котором обитает человек, либо игра. Заявив: «Я не копирую, я конструирую», — Роб-Грийе строит свои романы «В лабиринте» (1959), «Проект революции в Нью-Йорке» (1971) и др. на сочетании двух этих принципов. Описываемый мир расчленяется с целью выделения главенствующих в нем «знаков», которые затем соединяются по игровым правилам. Тем самым роман превращается в коллекцию «мифологем» и «фантазмов», говорящих в лучшем случае лишь о характере сознания, воспринимающего мир. Сходным образом построены некоторые романы Саррот, обосновавшей свой эксперименты в книге статей «Эра подозрения» (1956). Вместе с тем практика «Нового романа» доказала его способность точно описывать отдельные явления, характеризующие социальную психологию и широко распространенные умонастроения, по которым, даже вопреки намерениям автора, можно составить достаточно ясную картину общественной жизни, особенно в периоды кризисов и переломов, воздействующих на массовое сознание.

Книги Саррот «Золотые плоды» (1963) и «Вы слышите их?» (1972), представляющие собой запись многочисленных анонимных голосов, которые рассказывают одну и ту же историю, тривиальную, но характерную для эпохи, донесли атмосферу «цивилизации потребления» и вызревшего в ее недрах молодежного движения протеста. В романе Бютора «Изменение» (1957), где использована поэтика «феноменологического описания», скрупулезно воссозданный внешний портрет реальности становится выразительной характеристикой ее обезличенности, стертости, механистичности, порождающей столь же обезличенных и предсказуемых современных героев. Описывается не характер, но типовой «средний человек», фигура которого олицетворяет состояние социума. Роман становится постижением «генетического кода культуры» (Бютор), «общей ткани, которая полностью заключена в каждом из нас» (Саррот).

Построение рассказа в виде варьирующихся повторов, типичное для «Нового романа», помогло решить основную задачу, которая для его представителей сопрягалась с необходимостью новых способов повествования, помогающих достичь реальной достоверности изображения «массового общества» и выпестованных им человеческих типов. Действующие лица в «Новом романе» осознаются прежде всего как готовые иллюстрации к особенностям описываемого сознания и среды, так что в них не прослеживаются индивидуальные черты. Бескомпромиссная точность подобного описания мыслится и как «ирреализация» описываемого объекта, который начинает восприниматься в своей истинной природе, свидетельствуя, что «мир не значим и не абсурден, он просто есть» (Роб-Грийе). Такого рода констатацией в конечном счете исчерпывается содержание «текстов», наиболее репрезентативных для «Нового романа» как эстетической программы и литературного направления.     

К середине 1960-х сложился «новый Новый роман», поставивший своей задачей окончательное искоренение «обветшалых аксессуаров» реалистической традиции, с тем чтобы литература превратилась даже не в «порождающие темы», как писал Роб-Грийе, а в «текстуальную практику», которая навсегда покончит с «принципом реальности», скомпрометировавшим и изжившим себя. Авторы, объединившиеся вокруг журнала «Тель кель» и разделявшие идеи, сформулированные в статьях-манифестах его редактора Ф.Соллерса, воспринимали «новый Новый роман» как образец леворадикальной художественной культуры, в которой практически осуществлен союз искусства и революции. Не создав ни одного значительного произведения, эта школа быстро исчерпала себя, но ее деятельность способствовала и усилению кризиса «Нового романа», по завершении периода споров уже не привлекавшего новых значительных прозаиков.

 

 

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться: