Часть X. Марсельеза (конец)

 

 

– Прости, – лицо перекосила, – я иначе

его объятий бы не избежала!

– За дело? – Да. – Ну ничего. Удачно

поговорили, видимо. – Он жалок

был, каясь мне во всём, когда был связан.

– Он мёртв, знать, не предал тебя твой разум.

 

– Тебе он всё отдал. Заглаживал вину.

– Я знаю, что теперь на его месте.

Пошли скорее. Навестим, ко сну

идущую, мою мать. –

 

Вышли вместе.

Трясло чернявую от пальцев на ногах

до темечка. Ночь помнит о богах,

 

молчит, из глубины рассказы стелет.

Не было камер в пригородном доме.

О нём немногие и знали. Облетели

на байке город по сквозной (она, как в коме,

прижавшись к куртке со спины, столбы считала).

«В отъезде Гриб. Мать у себя», – всё рассчитал он.

 

– Иди ко мне, наверх. Закройся. Буду после. –

Она, кивнув, повиновалась бессловесно.

Ян к матери вошёл, нацелив в лоб ей

с порога пистолет. – О. Интересно, –

привстав от удивления с дивана,

приветствовала кровь свою Диана.

 

– Бери листок и ручку. Для письма.

– Какая муха укусила тебя, сын мой? –

до секретера шла (медлительно весьма),

не зная, быть в чём именно повинной.

– Пиши: «Пал Царь, моей убит рукой.

От связи нашей раньше сгиб муж мой».

 

– Как... Знаешь ты? – Всё нынче знаю, мама.

Пиши ещё: «Умру, но смыв позор тем».

– Всё, написала. Расписалась даже. Сам ты

убьёшь меня? Сейчас или... как скоро?

Да и зачем? Я жизнь тебе дала!

Какая разница, когда и с кем спала?

 

Меня ты ненавидишь, знаю точно.

Но матери убийцей стать? Ну нет!

– Тебя не станет вместе с этой ночью.

– Царь... пал... Уже не встретит он рассвет?

– Не встретит. Разговорчив был пред казнью.

– И ты так выгодно обтяпал всё, бесстрастный! –

 

Диана рассмеялась. – Одним выстрелом

двух зайцев сразу! Трёх, включая трон!

Ты знаешь, я б хотела попрощаться с ним...

– С Грибом? – Нет, с сыном. В тебе где-то он.

Я цианид приму, не разноси причёску.

Раз родила пирата, лезь на доску!

 

И ни один тебя не заподозрит...

Да, всё-таки в отца пошёл умом!

Ты мужа моего любил; теперь уж поздно

пытаться для тебя стать мамой. Лом

для чувства – холод. Била им наотмашь.

Теперь меня моим оружием убьёшь ты.

 

– Тянуть так можно до утра. Довольно.

– Запомни, Ян: я гибну, чтобы жил ты.

Однажды безразличье рвётся болью.

Несчастлив тот, кто чувства с себя смыл все.

Искала я любви в мужчинах разных,

но ты – единственный из них... не безобразный. –

 

Диван собой накрыла, вся внатяжку.

Одернула подол у платья синего.

Ещё не стёрт вечерний макияж был.

Будто на бархат уж легла, красивая.

Диана приняла, как жизнь, смерть: стильно.

Из перстня яд лизнула и застыла.

 

На пистолет, которым Царь убит,

её он пальцы тихо отпечатал.

И в ящик выдвижной убрал тот (вид

её спокоин), разумеется, в перчатках.

– Ни там, ни тут нас не было. Сад тих.

Лора – свидетель, кто патрон всадил.

 

Ян поднялся наверх, прикрыв к ней дверь:

он должен "обнаружить" тело утром.

И, оглушённый внутренне, теперь,

чтоб мысль убить, предался б камасутре.

Сидела Лора в комнате. Парик

валялся у кровати. Стан поник.

 

– Ну, Кобра. Не трясись. Всё, как по нотам.

С Царём ласкались, ворвалась Диана,

ты убежала, испугавшись... – Для чего ты

на самом деле это всё затеял, Ян? Ты

отца отмстить желал, по мне, так меньше,

чем выйти вверх: лечить чтоб и калечить.

 

Сам стать отцом для города, им править...

– Эй, посмотри сюда! – над ней он встал. –

Рефлексии о царстве и о праве

на "как-нибудь потом", прошу, оставь.

На, выпей. Той, кто стать моим оружием

решила, не подходит вид контуженный. –

 

Стуча зубами в край стакана, хлопнула

налитую им сотку "Капитана".

Сбив крови привкус, разлилось тепло по ней.

– Ты псих, скажу тебе, о, мальчик странный, –

почти пропела, и почти смеясь.

Вились на плечи волосы, как бязь. –

 

Меня, в участке на учёте состоявшую

(за нападение с оружием холодным),

не заподозрят? – Нет. Признанье есть у них.

Откуда б огнестрелу у тебя быть?

Ты темпераментна и вспыльчива сверх меры,

но не убийца. Даже в мыслях офицеров.

 

Хорош болтать. – О чём ты? – Поняла ты.

– С ума сошёл? Сейчас? – Чего бы нет?

Чтоб отдохнуть уму, полезны "траты",

как ты зовёшь, "себя". – Но это бред.

Не выключится мозг манером этим.

– Смотри сюда. – Нет, не хочу. –

 

Ян встретил

глаз её ночь, черней, чем платье. Плечи

обнажены (перчатки тоже сняты).

Следы порезов на предплечиях, как свечный

наплыв. А запах – дыма с чем-то... с мятой.

Смотрела сквозь него, видя свечение:

да, из-под кожи. Вот к чему влечение.

 

Всё с поцелуем в ней остановилось.

Жизнь саламандрой позвоночник обвила.

Его касания её лишали силы.

Вся стала как... прозрачной, из стекла.

С кем пламенеешь, даже пошлость свята.

За миг такой отдашь любую плату.

 

Чиркнула молния: застёжка на спине.

Полураздетая, в чулках, сидела прямо...

Как хочется сейчас заткнуться мне!

Шпионить низко за двумя. Как червь, из ямы,

невидимой героям. Но в эпоху порно нам

тандем – на пост; лишь снафф – блюдо скоромное.

 

Убийством опьянённая, она

сама ему навстречу подавалась.

Блок рухнул враз моральный. Как темна

душа наша – без стен! Когда смеркалось,

боялась темноты, но оказавшись

в ней, загорелась так, как говорила "ни в жизнь".

 

Пожрать другого хочется порою.

Затем, чтоб сплавиться с ним в одного.

Когда перестаёт быть бой игрою,

два пола возвращают статус-кво.

Мы ненавидим их, они же – нас.

За то, что отделяет тело. Класс!

 

Тут кровь на кровь. Тут лезвие ножа

ладонь – ему царапает, в то время

как рукоять – в ней тонет, впитывая жар.

В дугу изгиб, и выдох в потолок. Больнее

ей от щемящей красоты его, чем телу

в себя впускать… Вуайеризм – не дело!

 

 

Я описание подобной дефлорации

даю, вроде инструкции для чайников.

Тонка у женщин чувственность, как рация.

Раньше проникновения должна кончать она.

«Закрой глаза, думай об Англии», – так матери

невестам говорили знатным, мать его!

 

Мы всё же на ошибках христианской

истории должны учиться, chères amis.

Есть клитор, узел нервных окончаний (и

тот схватывает тело возбужденьями).

Когда либидо вглубь у дев задавлено,

приобретает монструозный облик там оно.

 

Воображая идеальный первый раз,

не в пьяном виде, чтоб попробовать, мол, надо,

не потому что под давленьем отдалась,

для парня, а не для себя самой, в усладу,

то а) на простынях не будет крови,

и б) всё постепенно происходит.

 

Начнём сначала. Мы установили,

что притяжение должно быть колоссальным.

От ласк, касаний многое зависит.

Но, осторожней, сука, с волосами!

Накручивать их на ладонь (к себе подтягивать) –

не то же самое, что вырывать с корнями, прядями.

 

Следуем дальше. Есть запал, есть страсть...

Нужен язык, чесать не только воздух

при болтовне. Причём: ну чтоб пропасть

тем, кто трёт, как наждачкой! Очень скользко

и быстро, словно уговариваешь босса

не увольнять: на грани, под вопросом.

 

Есть штука (не для чайников уже):

почти достигла дама апогея,

а ты – назад, и смотришь сверху. Жесть,

повтор "подката" коли сделать не сумеешь.

Сумевший же, дразнясь таким манером,

окажется в лавине... нет примеров.

 

«О, женщина, божественная тварь!» –

провозгласил Бодлер: не в бровь, а в глаз.

Задушены, как Фенрир, были встарь,

теперь все берега в разлив минуем. Нас

тот привлекает, кто "такой один".

На равных: госпожа и господин.

 

Ещё момент. Как раз про рукоять.

Прекрасно деву брать в момент оргазма

её, но девственницу, чтоб не обломать

весь кайф ей, не отбить желанья разом,

не "разрывать" пристало, а "расширить"

сначала, и потом – как в масло, вбить нож.

 

Не нож, а член. Износы с расчленением,

хоть популярны стали, не мой профиль.

Считаю я, что пани надо ублажать,

и в ублаженье становится профи.

Не из-под туфли, как Мазох, естественно.

Вот высший пилотаж: когда ты лепишь ей,

 

что хочешь, будто глиною ваятель.

Она тогда поймёт, что зарекалась

исполнить "нечто", когда самоё деянье

в процессе уж. И ей... по нраву... малость.

Насильем грубым трудно возбудить девчонку.

Стать её мастером, вот это – навык тонкий.

 

Признать придётся, тут особый дар

необходим. Жуана с Казановой.

Талантлив, как танцор иль кулинар

в своём призвании любовник образцовый.

Писать про "ух и ах" легко, ребята.

За встречей с «вот таким» – сердца в заплатах.

 

Я знаю разных фишек много. Их

сумела примененьем наработать.

В секс-шопе объясняла, как двоих

скрещение приносит вихрь... чего-то.

Работала в магазе взрослых практик

по молодости. Теоретик-тактик.

 

В оттенках красного друзья мои, персоны, –

иль персонажи, то и то подходит им, –

остались. Не нужны там плети. Стоны

на пике выдал гимн "царя храни".

Ещё не похоронен Царь с Дианой,

а эти стали – в смерти первозданны.

 

Позитивисты загоняют добровольность

и обсуждение до акта, что да как.

Наоборот всё: чем непроизвольней

свершившееся, тем в нём больше "ах".

Насилье – похоти несъёмный атрибут!

Но с генитальной зоной ласков будь.

 

Такие вот дела. Энциклопедия

ходячая, как Гермиона – в колдовстве,

я в рода разного людских соединениях.

И половом: не главном, лишь "в числе".

Сначала кровь, потом кровосмешение...

Ревёт по мне костёр для очищения.

 

Оставлю их. Наутро будет дома

Лора. А Ян поставит в курс о происшествии

своих. И полицейского знакомого,

начальника всегородского следствия.

Триумфом сына на костях родителей

закончился... фрагмент ознакомительный.

 

 

(заметки на полях)

                                                                       

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: