Часть IX. Марсельеза ( начало )

 

 

#np In this moment – Whore

 

 

Активно город строил Царь и братия.

Там был и Ферзь, и Слон, и Конь с Ладьёй.

Чтоб где-то строилось, должно где-то ломаться всё.

Дела там делались такие, что вобьёт

в язык мне гвоздь посол подобных башен,

коль разглашать решу секрет их страшный.

 

По счастью, от вершин стою далёко.

Сказала бы, "стою, но на своей".

Столпы идут высоко и глубоко,

до звёзд за куполом озона, дна морей.

Наверняка известно: шахматную доску

легко стратег поправит, как причёску.

 

Ни детектив, ни чтиво криминальное

писать не стану: этого в достатке.

Мы начинали с вами, помнится, со сна вообще.

Стоим теперь на смотровой площадке,

как на плацу... или это полигон?

На клетках чёрно-белых – бой за трон.

 

Я расскажу день икс, как клип на песню.

К нему довольно долго подступали.

Все ставки сделаны, и ставок больше нет. Их

довольно много. Да, мишени пали,

когда стреляла и бросала в них ножи

Лора. Ей видно, как идут в цари пажи.

 

Вся в чёрном: платье и чулки, и туфли,

и длинный, с чёлкой, чёрный же парик.

И губы, как цветок, слегка пожухлый,

бордовы. В её доме двое их.

Уехали, кто мог бы помешать.

Вот он, момент. Осталось сделать шаг.

 

Глаза закрыты линзами, зрачку в цвет.

Он рядом, наблюдает. В изготовке.

Сегодня выбрано... и завтра, чтоб собрав всех,

поставить перед фактом. «Город наш с ней, –

подумал Ян, – огромная работа

для лёгкого удара с разворота».

 

– Ты всё запомнила? – Конечно. Ты в моей

не раз уж памяти на деле убеждался.

– Что нужно для свержения Царей?

– Ученьем на ошибках обладать. И

для царства демонстрировать прорыв

к обширной версии всем выгодной игры.

 

– Что, если всё-таки один из нас провалит

свою часть миссии? – Так кто же, ты иль я?

Ручаюсь от себя, что пропуск в дали

подписан сластолюбцам-королям.

Ты не умрёшь. Ты слишком смерти хочешь.

Сама такая я, и знаю точно.

 

– Ты смерть считаешь выходом из жизни,

которая взрывается тобой.

А я смерть вижу, тут, всё время. И с ней,

как с чем-то внутренним, сживаюсь. Год, другой,

хоть сто, хоть два, но с пулей каждый встретится.

Сколько сам стоишь, столько дел успеешь здесь.

 

Ты не умрёшь. Ты слишком смерти хочешь, –

вернул он ей зеркальные слова. –

Посмотрим, – усмехнулся, – ближе к ночи,

управиться ли с телом голова. –

За тучей скрылось солнце. Вечер скоро.

– Представь, что мы умрём, – сказала Лора.

 

Крест-накрест падал свет на мулен-руже.

Зашторено окно из будуара.

С дивана Ян смотрел, как на жемчужину,

на очертанья тела над пожаром

светильников. Тень подплывала ближе.

– Представь: последний день осталось жить нам.

 

Что б сделал ты? – Что сделаю и так.

Покончу с жизнями, себя уж исчерпавшими.

– А после? – Есть ли разница? За так

гибнем, без вести до паденья павшие.

Я сделаю, что должно, а потом

поставлю цель другую. Мысль о том,

 

что смертно существо, смешит без меры.

Крупица эры – бунт мышей и крыс.

К успеху нужен план и горстка веры,

но, что б ни получил, в нём удержись

путём дороги... как бежать по водам.

Остановившись, вмиг лишишься брода.

 

– Я останавливалась. Там, где гаснет шум

насущных тем, вопросов злободневных,

выходишь за пределы: в чистый ум,

всё понимающий внутри и вне вселенной.

– Опять про Бога? – Правда, не теперь.

– Потом я б разделил с тобой постель.

 

Ну, если уж до крайности быть честным.

– Не выйдет. Мы партнёры; не... всё это.

– Тебе самой, признайся, интересно.

– Нет, интересней мне понять планету.

– Путём убийства? – И убийства тоже.

– Тогда средь прочего познать придётся ложе.

 

– Оно быть призвано залогом единения,

но вместо этого – иллюзия и одр.

Не соглашусь вовек я на растление.

– Ну а со мной? – Глаз – керамбит: востёр.

И я действительно в тебе столкнулась с силой

того, с кем билась, и кого любила.

 

Тем хуже отдаляться с каждым разом,

когда глядишь в полу на рощу рая...

– О чём ты? – Мы несём в себе заразу.

Как крысы, верно. Жизнью – умираем.

– Не знаю, про что речь, но ты прекрасна.

Тьма во плоти. Чуть не хватает... красного. –

 

Раз, два, поехали. Меняем сцену, други.

Был клуб у Яна под названьем "Куб",

где собирались честные ворюги

и благородные убийцы; всем им люб

семейный вечер в двухэтажном зале,

где расслаблялись, пожирая дам глазами.

 

Учитывая совершеннолетие,

там, как танцовщица, могла явиться Лора.

Но, голос её слыша, он заметил ей,

что петь, на кубе стоя, будет скоро.

Царь в окруженьи свиты был "на ложе".

Начальникам высоты милы всё же.

 

Она точила жесты перед зеркалом:

движений подходящих череду.

Экспрессию отдать со звуком – нет проблем.

Со стриптизёршей встав в одном ряду,

так босса б стопроцентно привлекла.

Глотнув из фляжки, ей поправила вокал.

 

Ян подмигнул властителю, сюрприз, мол,

к нему за столик по-хозяйски сев.

Тут были: Ферзь, Китаец, Огр и Валидол.

Смести Царя он, были б рады все.

От одного советов тот не слушал;

другой разноязычия откушал;

 

третий был толст и жаден до наживы,

которой всегда было маловато;

четвертый про сердечные разрывы

от женщин пел, теряв на них зарплату.

Царь как-то трахнул пассию его,

про связь их душ не зная ничего.

 

Дошёл и Конь, сидеть прямолинейно

со ссоры совершенно неспособный.

Паяльником простату подогрели...

ещё до примирения с Царём их.

Ходил он буквой «г», взяв позвоночник

на службу по контракту, сверхурочно.

 

Морской конёк увлёкся контрабандой

(конечно, морем) любопытных смесей.

Растений, процветавших в южных странах,

от коих мрачный дядя стал бы весел.

Племянник старшего Коня был здесь барон.

Явнее всех за Яна встал бы он.

 

Слон выпивал по-крупному и сам был

не маленьким (скорей, наоборот).

Вершил дела всегда диагонально,

всех слушал, кто открыл случайно рот.

Наличие ушей на лысом черепе

давало данных, где крапива, где репей.

 

Ладья имел сложенье богатырское.

Прямолинейный, в мышцах, сутенёр.

Недальновиден: посидел уж много раз

(но как-то по чуть-чуть). Расправой скор.

Эскортной службой, во весь город, он владел.

И был властителем, бесспорно, но – лишь тел.

 

Тут были те, кто строил, те, кто правил

не тайно, но вполне себе открыто,

те, кто нуждался... нет, не в своде правил,

но в ком-то, кто бы смог руководить всем.

Ответственность за город ведь не шутка!

Особенно когда вздохнуть в нём жутко.

 

Кто сверху, должен быть непробиваем.

Желательно легендами покрыться

о том, как где-то в прошлом, за морями,

оставил смерть в игле, иглу в яйце и

так далее. Рекомендуется жонглёром

стать: жизни, – деньги, – вбрасывать на скорость.

 

На самом деле, мало кто поныне

желает сделаться козлом для отпущения.

Власть за собой влечёт ответственность. К вершине,

как "цель в себе", идут... по ком лечение

в повальной доле случаев рыдает.

Ну нечего, кроме себя, им дать нам.

 

Как правильно отметила про пару

фашиста и нациста Лора в... доме,

не возродят земли огни пожаров.

Ценить заставят несколько десятков лет

мир над башкой. Не для чего-то. Просто.

Нет веры в святость. Нет мерил для роста.

 

Вернёмся к столику. Там яства и напитки.

Фантазия ведёт меня к блуднице,

которая зачнёт красавца в пытке,

и пыткой в светлой маске разродится…

Всё, хватит злоупотреблять вниманием!

Продолжу кубков в "Кубе" описание.

 

С полицией дружили эти супчики

через язык, понятный и коню...

нет, Коню тоже, но не только о нём речь.

Одно и то же, хоть проверь на нюх –

закон с бандитами. И бреются, и бреют.

"Всё одно, люди" я в виду имею.

 

На хруст капусты падки, как зайчата.

Расслабиться порой хотят с цигаркой.

Влечёт телесность девочек из чарта.

Почти у всех на кухне – мультиварка.

В розетку подключается иль мужу

сама розетка: рознится не дюже.

 

Ян восседал от власти одесную.

Ключи в руках, для пропуска наверх.

Портрет на камне больше не рисую,

ведь он, как мы – всего лишь человек.

На сцене – ночь. Прожектор постепенно

ту осветил, что жжёт мужей степенных.

 

Собой вся – белое и чёрное. Узоры

вокруг переплетались; свет и тьма.

Из алькова, в пылу, вещать позор свой

и радость бешеную – точно: sorry, mom.

Вжилась, как в крик, в чужую песню Лора.

Взгляд царский говорил: моя ты скоро.

 

Ян выдохнул, ни мускулом не дрогнув. О

начале он и думал без помех.

Был в собственности дом Царя, за городом.

Специально предназначен для утех.

Туда пробраться с хода чёрного реально.

Охраны мало. Времени нормально.

 

Троянский конь вибрировал, смеясь. И

дразнилась, тварь: названная сестрица.

– На вид, как дочь. Едва минула ясли.

А взгляд, манеры – хуже светской львицы.

Те прикрывают темперамент, но от этой

призывный дух по залу, – босс ответил

 

на зрелище. Спокоен тон и рот, –

где ты достал такую красоту?

– О, было всё как раз наоборот.

Она досталась в нашем мне порту.

Не из приблудных: путешествует девчонка.

– Уж больно вкус твой, Ян, для заведенья – тонкий. –

 

Подняв ладони (и конечности пониже)

у зрителей, ушла (по лестнице в кулисы).

И оказалась там, где барышни бесстыжие

нарядно облачались, с хитрым, лисьим

видом. Лора же, смотря на пёструю ораву,

не знала, отвратительны они или по нраву.

 

Вступила в куб другая. С палкой виться.

– Подаришь мне её на этот вечер? –

спросил Царь. – Кого, Дану? – Нет, певицу.

– Ну, у нее спроси сам. Что ответит.

Я не Ладья, чтоб ей распоряжаться.

Мои решают сами, куда – жар их.

 

– Эмансипация во всей красе. – Да ладно.

Им тоже, как и нам, в постель охота.

Поговори не слишком с ней парадно,

и распланирована ночь этой субботы.

– Ты шутишь всё... С таким лицом серьёзным,

что жутки для иного и курьёзы. –

 

За сцену Царь, для понту задержавшись,

пошёл искать её. Нашёл в гримёрной.

Горели там светильники. Прижавшись

лбом к зеркалу, стояла "дева мёртвая".

– Ты очень круто спела. Молодчина.

Как звать тебя, красавица? – Кристина.

 

– Кристина, прогуляться ты не хочешь?

Твой на сегодня вышел срок рабочий.

– Нет, не хочу. Гулять – это не то, что

мужчина с женщиной проделывает ночью. –

Глаза, как чёрные провалы в темноте,

его притягивали, сродни наготе.

 

– Вопрос в цене, так понимаю? – Не совсем.

Должна компания твоя быть интересной.

– Заинтересовать могу... но, право, чем?

– Смотри... паук! Он на стене отвесной

сидит и держится за то, что сам и сплёл.

– Причём тут это? – Но паук равно что пол.

 

Мужчина сеть раскинет, нас приманкой

влечёт: деньгами иль харизмою. Потом

уходят к жёнам, к детям спозаранку.

Одну лишь ночь быть можно нам вдвоём.

Как будто смерть жуёт любовь с рассветом.

И, говоря всерьёз, люблю я это.

 

Мне станешь интересен, интерес

ко мне не проявляя откровенно.

Возьми, будто в ребро вселился бес,

и отвези, куда хотел, мгновенно.

– Так говоришь, как будто очень многие

сердца навязывают после, руки, ноги и

 

другие части тела, им вдогонку.

Ты можешь быть спокойна: погуляем

и разойдёмся. – Рада, что разгон твой

от плоти оказался. Я из края

далёкого, поездила немало.

Комфорт там – на свободу здесь сменяла. –

 

И говор правильный, и тело в тесном платье.

Царь в своём царстве видел ой не всё.

Оставив пиршество, продолжил досаждать ей.

– Как ни высок, передо мной – осёл, –

смеялась Лора внутренне, садясь

в машину. – Превосходит его князь. –

 

Она играла, ролью став, как Ян.

Тот не учил её: и до него умела.

Как томная принцесса с южных стран,

в Царя из-под тяжёлых век глядела.

Адреналин в крови сошёл на нет.

Был в её сумке нож и пистолет.

 

А Ян, оставшись по уходу главным

(отец его вторым всегда считался;

привычка всё же – дело очень славное),

с собравшимися запросто общался.

Царь возгордился, значит ему нужно

держать себя с достоинством, но дружно.

 

Приём этот работает всегда.

Жене гетера – противоположна.

Во всём изъян нам обнажат года.

Что уже есть, сменить совсем не сложно.

За переменой чудится мир лучший,

хоть скрыто солнце там иной лишь тучей.

 

Он время по минутам рассчитал.

Забалтывать умела Лора грамотно.

На откровенности не раз с ней выпадал:

искусной речью выяснит, сам ли убил.

Дела у всех собравшихся, с ног до лица,

сегодня неотложные. Да, позаботился.

 

Недолго посидели, но душевно.

Ян заведение оставил на сотрудников.

На мотоцикле долетел быстрей (чуть шею

ни обломав), чем двое "Мини Купером".

Она успела царское величество

связать, ни с весом не считаясь, ни с публичностью.

 

– Представь, что день последний наступил.

Что бы ты сделал? – Овладел тобою.

– Ну а ещё? – Дела все довершил.

Я завещал для дочери с женою

с компаньи моей делать отчисления...

Какое тут имела ты значение?

 

– Полезен смертный опыт человеку, –

она достала нож; присев, им шею

погладила. – Покайся мне, быть может, друга предал?

Быть может, ты тяжёлый вес в душе нёс?

– Что б я ни делал, то необходимостью

оправдывалось, как бы ни чернилось всё.

 

В убийцу поиграть решила, сучка?

– Нет, всё серьёзно, дорогой кобель.

Ты обездвижен и добротно скручен. –

(Она – на животе верхом. Постель.) –

Кричать не можешь даже. Симуляции

шлюх требуют... да, звукоизоляции.

 

– Гляжу, ты осмелела свыше края.

– Нет, что ты. Я играюсь предварительно.

– Ну хорошо. Уж раз я умираю,

могу с тобой общаться доверительно.

Частенько проститутки исповедуют,

что под епитрахилью поп не ведает.

 

Ты этого хотела? – Да, примерно.

Хочу тебя со смертью познакомить.

Что скажешь ты, меня представив – ей?

– Скажу, что смерть красивее Наоми.

Раз ты она, так слушай: никогда

не лезь во власть. Всё это ерунда.

 

Из преимуществ сваришь только кашу.

Давление идёт со всех сторон.

Верёвкой связан я сейчас. Но страшно,

как паутиной душу клеит трон.

Сбежать бы я хотел на край земли,

но кто меня заменит здесь, в пыли? –

 

Ножом чертила по груди узоры Лора

у обречённого; лежал тот, не боясь.

– Всё кончится с тобой. И очень скоро.

Мне выложить любую можешь грязь.

– Нет, девочка. Со мной уйдёт в могилу

всё... кроме дум о сыне моём милом.

 

– О сыне? – Да, он есть. Как ни банально,

не знающий, что я ему отец.

Я отписал ему всё, с чем работал сам.

Он далеко пойдёт, этот юнец.

Случись со мной... он справится с делами.

Ужасно не хочу, чтоб шёл стопами

 

моими! Кровью вписан этот след

в историю. Мою и городскую.

– Не скажешь, сколько сыну нынче лет?

– Немногим больше, чем игра на картах... Всуе

мы произносим имена любимых часто,

но перед смертью лишь звучат они прекрасно.

 

– Любил ты мать его? – Скорей там страсть была.

Она была красива черезмерно.

Мы познакомились в кино. Стояла мгла.

Та замужем была недавно. Скверно

красивых жён надолго оставлять!

Они порой не прочь и погулять.

 

– Что было дальше с ней? – Недавно мужа

до суицида довела, признав падение.

Любовника взяла. Прознал то суженный.

Рассорились. Открыла преступление

давнишнее, включив в потёмках свет, и

последней каплей ему стало это.

 

Ни женщины, ни сына, ни семьи,

которую он счесть успел своею.

И, тормоз резанув, взял газ: столбы

собой таранить. Но о чём я? С нею

лбы разбивали лучшие мужчины,

она же всех загрызла бы за сына. –

 

Всё дело выступало в свете новом.

Убийства не было; убийца был отцом.

Соображать ей надо быстро. К слову,

Ян близко был... И дело бы с концом,

услышь из уст Царя дофин всю правду.

Но незачем ему знать это: прав тот.

 

Разрезала верёвки. – Ты свободен. –

В перчатках руки шёлковых, до локтя.

– Да, ты права была: мне стало легче. Вроде,

не умер всё же... – Есть такой приём. Ты

в оковах их высказываешь. Те же

реальные оковы правдой режешь. –

 

Царь члены растирал затёкшие. – Ведь лет

тебе так мало, знание – откуда?

– Из книг и чувств, что подарил мне свет.

– И без любовных игр спасибо, чудо.

Ты странная. Посмотришь, не мигая,

и кажется, что про меня всё знаешь.

 

– Так потому, что я – твоя, Царь, смерть. –

Шаги слышны ей, ему станут скоро.

– Откуда знаешь кличку? Дай ответ! –

молниеносно выстрелила Лора

сидящему меж глаз, калибром крупным.

Застал, ворвавшись, Ян один лишь труп с ней.

 

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: