Запрещение злоупотребление правом. Добросовестность и злоупотребление правом. Соотношение злоупотребления правом и специальных правовых норм.

 

 

       Принцип недопустимости злоупотребления правом представляет собой требование к субъектам не выходить за пределы права в процессе исполнения обязанностей и реализации прав, реализовывать свои права и обязанности надлежащим образом.

Это начало установлено положением ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, согласно которому осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц.

Названный принцип специфичен, поскольку связан исключительно с процессами правореализации и правоприменения. Это отмечено и в комментариях к закону: "Злоупотребление связано не с содержанием права, а с его осуществлением, т. к. при злоупотреблении правом лицо действует в пределах предоставленных ему прав, но недозволенным образом". Ключевым моментом, как видим, является исключение использования права во зло.

 

Одним из этапов реформы Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ) стало принятие Федерального закона от 30.12.2012 № 302-ФЗ «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации». Данным федеральным законом в тексте Гражданского кодекса закреплен принцип добросовестности, в новой редакции изложена ст. 10 ГК РФ.

Кроме того, в положения Кодекса об обязательствах, о вещном, корпоративном праве различными законодательными актами внесены изменения, направленные на "вживление" принципа добросовестности в регулируемые правоотношения.

Реформа вызвала неоднозначную реакцию юридического сообщества. Наряду с теми, кто поддерживает указанные изменения, раздаются голоса противников внесения "каучуковых" норм в экономическую конституцию страны. Коллег пугает неопределенность закрепляемых в тексте Кодекса понятий, возможность широкого судейского усмотрения, что в конце концов, по их мнению, должно привести к нестабильности оборота.

Закрепленный в ст. 1 ГК РФ принцип добросовестности не является новым для российского права. Данный принцип традиционно выделяется в доктрине, добросовестность также упоминается в п. 2 ст. 6 ГК РФ как необходимое требование для определения прав и обязанностей сторон в случае отсутствия прямого регулирования нормой закона и невозможностью применения аналогии закона.

Подобное закрепление добросовестности в Кодексе было неадекватно тому значению, которое придается принципу. При буквальном прочтении складывалось впечатление, что добросовестность применяется лишь для урегулирования пробелов в праве и не определяет смысл применения норм Гражданского кодекса.

Новеллы, принятые в этой области, восстановили логику построения Кодекса. Включение добросовестности в ст. 1 ГК РФ подчеркнуло её значение как принципа, имеющего значения для всего круга отношений, урегулированных Гражданским Кодексом. Кроме того, такое нормативное закрепление придало добросовестности более конкретное значения для правоприменительной практики, склонной к позитивизму и буквальному прочтению текста Кодекса. Возможность сослаться на конкретную статью существенно облегчит применение данного принципа. Стоит заметить, что даже в странах, которые не имеют склонности к механическому, нормативисткому понимаю закона, законодатель счел необходимым закрепить данный принцип в текстах Кодексов. Функцию п. 3 ст. 1 ГК РФ, например, в Германии выполняет параграф 242 ГГУ, в Швейцарии ст. 2 ШГУ.

Многие исследователи критикуют рассматриваемую новеллу ГК РФ в связи с тем, что в законе не дается определения добросовестности, что создает простор для судейского усмотрения. В свое время на это же указывал И.А. Покровский. Характеризуя параграф 242 ГГУ он писал "Мы попадаем на наклонную плоскость, по которой неизбежно докатимся до полного судейского контроля над всей областью оборота с точки зрения совершенно субъективных и произвольных представлений о "справедливости", "социальном идеале" и т.д. Уже теперь в германской литературе раздаются жалобы на то, что в судебных решениях ссылка на Treu und Glauben делается наиболее излюбленным приемом мотивировки, часто прикрывающим собой простую поверхностность и непродуманность ... Временами слышится уже прямой вопль о том, что подобное хозяйничанье с этим принципом составляет истинную язву, разъедающую гражданскую жизнь ... И нельзя не согласится с тем, что допущение такого широкого простора для судейского усмотрения было бы чудовищным "моральным харакири" со стороны закона.

Стоит заметить, что значение объективной добросовестности не раскрывается ни в одном из Кодексов. Нормы о добросовестности всегда остаются открытыми, дают возможность судам уточнять, дополнять и модифицировать право, таким образом развивая его в соответствии с насущными нуждами современности. Бруно Гойзингер называл данную норму применительно к Германии "волшебной палочкой для предотвращения любого затруднения в мире частного права". Швейцарские юристы также признают большую роль судебного усмотрения при применения ст. 2 ШГУ. То есть рост влияния судейского толкования является объективной тенденцией, характерной для всей континентальной семьи. Подтверждение данного тезиса можно найти в решениях, например, Конституционного суда Германии, который указывает, что "К легитимным функциям суда теперь относится и функция развития и совершенствования права, включающая полномочия на правотворческую деятельность". Наличие наряду с устойчивым и медленно изменяющимся нормативным правом активного судейского усмотрения создает необходимый баланс между статикой и динамикой, позволяющий праву идти в ногу со временем.

Стоит заметить, что подобные оценочные нормы не только создают пространство для развития права правоприменителями, но и сами предъявляют высокие требования к их профессионализму. Осложнение правовой системы "каучуковыми" нормами делают недостаточным простое знание норм закона. Требуется наличие активного, зрелого юридического мышления. Право превращается из набора норм в искусство, а юрист из передвижной справочно-правовой системы в мыслящего творца.

Данные перспективы радуют не всех. Скепсис вызывает невысокая квалификация судей прежде всего первой инстанции, которые могут не найти должного применения оценочной категории в конкретном деле, использовать её для прикрытия поверхностности и непродуманности мотивировки, обоснования собственного излишне субъективного мнения. Однако эти опасения не подтверждаются практикой внедрения оценочных понятия в России. Появление новой каучуквой нормы не вызывает активизма у судей. Это связано как с устойчивым позитивистким мышлением, так и с большим объемом дел. Судья предпочитает найти норму, прямо регулирующую спорные правоотношения, редко углубляясь в подробный анализ субъективной воли каждой из сторон. В итоге подобные тонкие правовые инструменты становятся грозным оружием лишь в руках вышестоящих проверочных инстанциях.

Таким образом, для активного применения оценочной категории судами первой инстанции необходимо, чтобы сложилась практика её применения в апелляции и кассации. Данные особенности судебной системы, которые можно отнести к ее недостаткам, тем не менее позволят плавно вживить изменения в правопорядок, излишне не сотрясая устойчивость оборота. Примером подобной реализации каучуковой нормы может служить практика применения ст. 428 ГК РФ.

Сложность определения добросовестности связано с тем, что она несет в себе много такого, что больше чувствуется и угадывается, нежели поддается логическому расчленению (Вендт); что именно под ней понимается легче оценить чувством, нежели охватить рассудком и формулировать как определенное понятие (Эртман). Представляется, что в данном случае право, как его описывал В.С. Соловьев становится низшим пределом или некоторым минимумом нравственности. Этот минимальный предел существует поскольку существует социум, в котором должны учитывать интересы всех его членов и сдержит проявления крайних форм эгоизма, препятствующих нормальной жизни общества.

Наряду с рассмотренной объективной добросовестность существует добросовестность субъективная. И.Б. Новицкий писал: "В одних случаях добрая совесть выступает в объективном значении как известное внешнее мерило, которое принимается во внимание законом, судом, применяющим закон, и которое рекомендуется членам гражданского оборота в их взаимных отношениях друг с другом; здесь перед нами открывается новый источник, выступает параллельная или подсобная норма, призываемая кдействию законом. В других случаях принимается во внимание добрая совесть в субъективном смысле, как определенное сознание того или иного лица, как неведение некоторых обстоятельств, с наличностью которого закон считает возможным связать те или иные юридические последствия.

Субъективную добросовестность можно обозначить как извинительное незнание. При этом такое незнание не всегда на сто процентов субъективное. Наряду со словами "не знало" в Кодексе присутствуют "и не должно было знать". Таким образом, закон в некоторых ситуациях вменяет в знание определенные юридические значимые факты, которое лицо могло и не знать, требуя от участника оборота осмотрительности, присущий любому среднему человеку в тех же условиях.

Подобное значение субъективной добросовестности, например, прямо закрепляется в абз. 2 ст. 3 ШГУ: "Никто не может ссылаться на свою добросовестность, если она несовместима с той внимательностью, которую позволяли требовать от данного лица обстоятельства". И.Б. Новицкий предлагал включить данную норму ШГУ в дореволюционный российский проект Гражданского уложения. Не помешала бы данная норма и современному российскому Гражданскому кодексу.

Наряду с формулировкой "не знал и не должен был знать" в Гражданском кодексе используется такое же словосочетание с усилением его термином "заведомо". Какого-либо различия между данными формулировками не замечено ни теорией, ни практикой.

В некоторых статьях также используется формулировка "не знал и не мог знать". Эта фраза носит более субъективный характер, чем ранее рассмотренная, предполагает погружение в субъективное знание и возможности отдельной личности, что объективно невозможно. Судебная практика поэтому применяет данную формулировку более объективно, то есть также как "не знал и не должен был знать" (например, постановление Пленума ВС РФ № 10 и ВАС РФ № 22 от 29 апреля 2010 г. "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав"). Данные текстологические различия нужно упразднить, используя в Кодексе единую формулировку "не знал и не должен был знать".

Субъективная добросовестность в отличие от объективной направлена на стабилизацию оборота. Особенно ярко эта черта проявляется в ст. 302 ГК РФ. Объективная же добросовестность вносит разумную и обоснованную нестабильность, с целью торжества справедливости и предотвращения "войны всех против всех". Создает необходимый баланс между статикой и динамикой, позволяющий праву преодолевать новые вызовы и развиваться.

Антиподом добросовестности является злоупотребление правом. В новой редакции ст. 10 ГК РФ называются три формы этого явления: шикана, действие в обход закона и иное заведомо недобросовестное поведение.

Шикана ранее присутствовала в Кодексе и её там нахождение не вызывает вопросов ни у кого из исследователей. Новеллы заключаются в введении новой формы злоупотреления - обхода закона с противоправной целью, и замены "злоупотребления правом в иных формах" на "иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав".

Критика обрушилась на обход закона с противоправной целью. Указывалось на туманность и даже противоречивость понятия, широкое судеской усмотрение в его применении, странность окончания "с противоправной целью" (как будно существует обход закона с непротивоправной целью).

Имеющийся зарубежный опыт имеет примеры как прямого закрепления обхода закона в общей части, так и отрицания самостоятельного значения данного института общей части.

По первому пути пошла Испания. В ст. 6 ИГУ зафиксировано следующее: "Действия, предпринятые на основе буквального значения нормы и нацеленные на результат, который запрещен законом или противоречит ему, считается совершенными в обход закона и не мешают надлежащему исполнению нормы, на обход которой они были направлены".

В Германии господствует мнение, что такой общий запрет на обход закона не нужен, поскольку компетентное толкование закона, ориентированное на цель правовой нормы, которую пытаются обойти, в целом позволяет предотвратить попытки обхода закона. То есть в противовес формирования самостоятельного института направленного на предотвращение обохода закона, немецкие юристы выдвигают телеологическое толкование, применение которого по их мнению помогает достигать тех же результатов.

В данной связи следует подчеркнуть, что в отличие от российского права в германском праве толкование норм гражданского права подчиняется иным правилам. В России относительно большое значение имеет толкование текста нормы. В Германии же значение текстуального толкования закона в немалой степени ограничивается в пользу других методов толкования, прежде всего телеологического. Считается, что  поскольку принятие какой-либо нормы всегда является выражением регулятивного намерения законодателя, то цель, которую преследует норма, можно считать главным критерием при поиске ее правильного понимания.

Данная особенность российского правотолкования и предопределила необходимость закрепления обхода закона в тексте Гражданского кодекса. Немецкий подход является более гибким, естественным, но в настоящее время сложно реализуемым в российском правопорядке. Тем не менее оба этих подхода направлены на достижение одних и тех же результатов.

Кодекс не дает определения обхода закона. Данное понятие можно понимать как попытку использовать недостатки формулировок норм закона для того, чтобы обойти ту цель, которую приследовал законодатель.

Обход закона отличается от злоупотребления правом тем, что злоупотребление правом выражается в выходе за рамки его действительного содержания и смысла, а также вопреки его функциональной цели а при обходе закона, напротив, имеет место претензия на обоснование полностью действующего права, когда посредством частных усилий создаются правоустанавливающие факты. Но с точки зрения правопорядка это обоснование является искусственной конструкцией, и эти факты не могут иметь последствий, которыми их должна была бы наделить предписанная норма права (Ю. Базедов).

Различие между обходом закона и мнимой сделкой состоит в том, что при обходе закона целью является действительное правовое действие, в то время как мнимая сделка призвана лишь инсценировать действительную сделку.

Таким образом, речь не идет о мнимой сделке, если результат, к которому стремятся стороны, предполагает действительную сделки. В частности, сделка с обходом закона также не является мнимой сделкой, поскольку правовые последствия сделки, согласованные сторонами, и являются желаемыми.

Закрепление обохода закона в ст. 10 ГК РФ вызывает некоторые опасения. Обход закона применяется только там, где обходятся императивные нормы. Закрепление же в ст. 10 ГК РФ рассматриваемого понятия может быть истолковано таким образом, что послужит ограничению диспозитивности и свободы договора в гражданском праве, возвращению к принципу запрещено все, что явно не разрешено. Наилучшим местом для закрепления такой конструкции является ст. 168 ГК РФ.

Изменения в п. 1 ст. 10 ГК РФ решило проблему так называемых иных форм злоупотребления правом. Существовала неясность относительно того, что относится к таким иным формам. Новая формулировка ("иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав") наглядно показывает, что ст. 10 это продолжение добросовестности, закрепленной в ст. 1 ГК РФ, только со знаком "минус".

Подобное изменение повысит эффективность противодействия злоупотреблению гражданскими правами. Новая формулировка позволяет бороться с такими злоупотрблениями, которые не подподают под шикану (редко встречающуюся на практике). В тоже время эта формулировка более понятна, имеет под собой критерий заведомой недобросовестности. Выделение определенного критерия, которым должна руководствоваться судебная практика, в данном случае выглядит более обоснованным, чем расчет на то, что суды сами вычленят новые формы злоупотребления.

Федеральным законом от 30.12.2012 № 302-ФЗ «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» расширен перечень неблагоприятных последствий для лица, злоупотребляющего своими правами. Ранее предусматривалось только одно последствие: отказ в защите права. После принятия изменений пострадавшая сторона вправе требовать возмещения причиненных злоупотреблением убытков, а также применять иные меры, предусмотренные законом.

Неясно какие меры относятся к иным. Так как в настоящее время в специальных нормах Гражданского кодекса несодержатся конкретные последствия злоупотребления тем или иным правом, то можно было бы предположить, что в данном случае исходя из характера и последствий допущенного злоупотребления могут применяться меры защиты права, закрепленные в ст. 12 ГК РФ. Однако это входить в противоречи с практикой признания сделок недействительными.

Кроме того, применение иных мер позволяет решить вопрос относительно возможности применения ст. 10 ГК РФ в отношении ответчика не только в судебной практике, но и на законодательном уровне.

 

       Соотношение злоупотребления правом и добросовестности

                                          

                                      В современном гражданском праве понятие добросовестности рассматривается в рамках отдельных гражданских правоотношений. Она является одним из пределов осуществления гражданских прав. Категории добросовестности в праве - это довольно назревшая необходимость, позволяющая ввести дополнительный критерий оценки в поведения субъектов гражданских правоотношений. Принимались различные попытки внести изменения в наше гражданское законодательство, но это не увенчалось успехом, так как они не имеют системы, поэтому нуждаются в корректировке.

                                      В Гражданский кодекс РФ значимые поправки в часть I вступили в силу только 1 марта 2013 г. А именно законодательное закрепление принципа добросовестности. В данной поправки она является важнейшей инструкцией поведения субъектов гражданского права, давая равные права и автономию воли участникам гражданских правоотношений. В новых п. 3 и 4 ст. 1 ГК РФ закреплено: «что при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. Никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения».

                                      Подверглась так же изменению и статья 10 ГК РФ. В статье конкретно определены пределы осуществления гражданских прав, а запретные действия расширены до обхода закона. Именно это можно считать наивысшей формой злоупотребления правом. Интересно, что нормы о злоупотреблении правом, связаны с закрепленным в ст. 1 ГК РФ принципом добросовестности. Принцип добросовестности в литературе анализируется довольно часто, но соотношение этих двух принципов гражданского права абсолютно не исследовано.

                                      В гражданском праве принципы характеризуются как «определенные исходные начала, важные для понимания юридической сущности всякой крупной области права, способствующие совершенствованию правового регулирования в этой области и облегчающие правоприменительную деятельность, особенно при наличии пробелов в законах». Российский и польский цивилист и процессуалист, адвокат и судья Е.В. Васьковский дал характеристику юридическому принципу: «он служит и целью, ради достижения которой создана норма, и мотивом, побудившим законодателя создать ее, и, наконец, источником, из которого почерпнуто ее содержание».

                                      Мы согласны с мнением ученого, что данный принцип можно познать и с его помощью совершенствовать различные общественные отношения. Можно даже сказать, что этот принцип ведущее начало закона и движения всего нашего общества. В гражданском обороте самым главным фактором является то, что участники осуществляют свои права, не злоупотребляя ими. Когда субъекты гражданского законодательства злоупотребляют правами, страдают от этого не только отдельные лица, но и все общество в целом.

                                      Это приводит к ухудшению в работе всей системы общественных отношений. Отметим, что вопросы злоупотреблений правами характерны для процессуальных, налоговых, трудовых, семейных, земельных, административных и других правоотношений. Так же в этот круг входят и лица, обладающие властной юрисдикцией. Подводя итоги вышесказанному, сделаем вывод о том, что проблема злоупотребления носит межотраслевой характер, и ее рассмотрение имеет важное значение для российского права.

                                      Профессор В.П. Грибанов исследовал данную проблему довольно широко. Он рассматривал ее не отдельно, а в составе пределов осуществления гражданских прав. Под ними он понимал субъективные границы, различные варианты способов осуществления гражданских прав, средства защиты. Важным критерием, который определяет пределы осуществления гражданских прав, по мнению В.П. Грибанова, является требование осуществления этих прав в соответствии с их назначением в обществе. А нарушение этого требования он рассматривал как одну из форм злоупотребления правом. По нашему мнению, проблема злоупотребления правом связана не с субъективным правом, не с его содержанием, а с процессом его реализации, т.е. с его осуществлением.

                                      Вобщем, злоупотребление правом - правомерное действие с точки зрения содержания субъективного права, но противоправное с точки зрения осуществления права. Итак, два важнейших принципа гражданского законодательства определяют сущность и отражают тенденции развития всей гражданско-правовой системы. Принцип добросовестности и принцип недопустимости злоупотребления правом укрепляют единство норм права и правовых отношений. Данные принципы отражают начало, сам «дух» права. Именно они способствуют толкованию и применению норм права, а так же воспитывают у участников права юридическую культуру взаимоотношений.

                                      Оба вышесказанные принципы являются равновестными, так как участники гражданских правоотношений равны. Равенства участников является сущностью системы гражданского права. Именно через него приобретается юридическая сила. Из этого принципа можно выделить основные компоненты:

                                      1) принцип справедливости (справедливое сочетание частных и публичных интересов, судебная защита и восстановления нарушенных прав);

                                      2) принцип диспозитивности (свободы право осуществления, свобода договора);

                                      3) принцип добросовестного правоосуществления (добросовестное установление и осуществление гражданских прав, добросовестная защита гражданских прав).

                                      Если в принципе справедливости определена основная регулятивная функция гражданского права, то принцип диспозитивности – самый широкий компонент, так как там проявляется свобода усмотрения для самих субъектов гражданского права, чего нет в других отраслях права. Принцип добросовестности отвечает за то, чтобы правовые регулятивные нормы гражданского права осуществлялись в соответствии с законом.

                                      Принцип добросовестности образуется из гражданско-правовых принципов, которые отвечают за сохранение первичных системных устоев гражданского законодательства. Принцип недопустимости злоупотребления правом, так же как и принцип добросовестности, «работает» только в ситуации правовой неопределенности.

                                      Примером может служить отсутствие соответствующей специальной нормы права, которая регулировала бы возникающий казус, или же отсутствие действующей норма гражданского права, которая неспособная в силу своего юридического содержания, т.е. имея пробелы, качественно разрешить проблему.

                                      Отметим, что злоупотребление правом, или же недобросовестные действия, относятся к актам правоосуществления или правопользования. Эти акты являются по своему характеру формальными, но они недобросовестны, незаконны по своей сути. Поэтому статья 10 ГК РФ, запрещает злоупотребительное поведение. Процитируем: «не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вреддругому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав; не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке».

                                      При этом сложность заключается в том, что применения запрета о злоупотреблении правом происходит из коренных гражданско-правовых принципов. В то же время по отношению к большинству гражданских норм является не ближайшим, а отдельным основанием, с которым нужно считаться во избежание различных противоречий между нормой и ее общим основанием.

                                      Признание участника гражданских правоотношений добросовестным или недобросовестным означает признание его поведения правомерным либо неправомерным. Если лицо является недобросовестным, то к нему применяются гибкие санкции.

                                      Например, возмещение доходов (ст. 303 ГК РФ), возмещение вреда (ст. 1103 ГК РФ), блокировка возникновения прав и обязанностей (ст. 157 ГК РФ), передача вещи в собственность (ст. 220, 302), реституция и т. п. Вышеуказанные санкции применяются к субъектам, которые действовали умышленно или неосмотрительно.

                                      Таким образом, недобросовестность, неоправданность, лицемерность в действиях участников гражданского оборота, наличие скрытой цели, эгоистического умысла и вины, защита ими своих гражданских прав, наличие правовой неопределенности, отсутствие специальной регулирующей нормы права, противоправность - все это относится к необходимым признакам, при которых задействованы оба исследуемых принципа.

                                      Принцип добросовестности регулирует как случаи злоупотребления правом, так и ситуации, где оно отсутствует, или же когда ст. 10 ГК РФ своим содержанием не может справится с возникшим казусом. Один из таких случаев, когда отсутствует злоупотребления правом, четко отражен в ст. 6 ГК РФ - применение принципа добросовестности при аналогии права. Или, например, если ст. 10 ГК РФ, несмотря на свои собственные барьеры, сама станет орудием злоупотребления. В этом случае к действию должны быть призваны нормы ст. 1 ГК РФ в совокупности с общими отраслевыми принципами гражданского права.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: