Форма международного коммерческого договора

 

Любая гражданско-правовая сделка представляет собой волевой акт участника гражданского оборота. "Юридическое значение воля участника сделки может приобрести только в том случае, если она выражена вовне, объективирована"*(193). В силу п. 3 ст. 154 ГК РФ для заключения международного коммерческого договора как разновидности двух- или многосторонней сделки необходимо выражение вовне согласованной воли двух или более сторон, которое происходит в установленной для такого договора форме.

В философии "форма" (от лат. forma) означает внешнее очертание, наружный вид предмета, внешнее выражение какого-либо содержания*(194). Юридическое значение формы сделки состоит в том, что она, во-первых, фиксирует волеизъявление ее контрагентов; во-вторых, является доказательством заключения договора либо возникновения иного правоотношения; в-третьих, представляет собой одно из условий действительности сделок*(195). Сказанное в полной мере относится к форме международного коммерческого договора как разновидности гражданско-правовой сделки.

Правовое регулирование формы гражданско-правовых договоров, в том числе договоров международного коммерческого характера, выражается "в установлении определенных требований к ней и последствий их нарушения, поэтому под формой договора следует понимать требования к оформлению договора"*(196). Нарушение установленных требований к форме договора в определенных случаях может повлечь его недействительность. Однако, как справедливо отмечает И.С. Зыкин, конкретный перечень таких требований может носить только примерный характер и они могут различаться в зависимости от применимого права*(197).

В немногочисленных международных соглашениях, посвященных материальному правовому регулированию международных коммерческих договоров, практически не содержится норм, определяющих их форму. Исключением из общего правила являются Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., в ст. 11 которой провозглашена свобода формы договора международной купли-продажи товаров, а также Конвенция ООН "Об использовании электронных сообщений в международных договорах" 2005 г. (далее - Конвенция 2005 г.), в п. 1 ст. 8 которой закреплена возможность совершения договоров и относящихся к ним сообщений в электронной форме. С учетом этого основными источниками материально-правового регулирования формы международных коммерческих договоров являются акты внутреннего гражданского и торгового законодательства государств, которые устанавливают форму внутренних гражданско-правовых и торговых сделок, а в части электронной формы договора в установленных случаях - также положения Конвенции 2005 г.

Анализ норм советского, а позднее и российского законодательства в области материального правового регулирования формы гражданско-правовой сделки неоднократно проводился отечественными учеными. В разное время указанному вопросу уделяли внимание М.М. Агарков, И.Б. Новицкий, О.А. Красавчиков, О.С. Иоффе, И.В. Матвеев, К.И. Скловский. Одним из современных монографических исследований, посвященных комплексному анализу формы сделки, является работа К.П. Татаркиной "Форма сделок в гражданском праве России" (2012 г.)*(198), а в отношении электронной формы сделки - работа А.И. Савельева "Электронная коммерция в России и за рубежом: правовое регулирование" (2014 г.)*(199).

В юридической науке принято выделять несколько разновидностей форм сделок. Так, О.С. Иоффе выделял прямые волеизъявления (устные и письменные), конклюдентные волеизъявления и изъявления воли посредством молчания*(200); О.Ю. Красавчиков - положительные и отрицательные волеизъявления, относив к последним молчание*(201); И.В. Матвеев - устную и письменную формы сделок*(202); К.И. Скловский - письменную и устную формы, а также конклюдентные действия и молчание*(203); К.П. Татаркина - устные, письменные, конклюдентные и молчаливые, а также словесные и несловесные волеизъявления*(204). Следуя мнениям ученых, полагаем, что форма любой гражданско-правовой сделки может быть определена, во-первых, как устная, письменная, конклюдентная и молчаливая, во-вторых, как словесная и несловесная. В-третьих, в XXI в. в качестве формы сделки необходимо выделять электронную форму сделки, которая противопоставляется сделкам, совершаемым в бумажной форме*(205), т.е. письменным сделкам, а также устным сделкам.

Являясь разновидностью гражданско-правовой сделки, международный коммерческий договор облекается в словесную форму, может быть заключен в традиционных устной или письменной формах либо заключаться в электронной форме. При этом действия акцептанта могут состоять в совершении конклюдентных действий либо в молчании, что не изменяет форму заключаемого договора, определяемого в оферте. Так, в соответствии с п. 3 ст. 438 ГК РФ совершение лицом, получившим оферту, в срок, установленный для ее акцепта, действий по выполнению указанных в ней условий договора (отгрузка товаров, предоставление услуг, выполнение работ, уплата соответствующей суммы и т.п.) считается акцептом, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или не указано в оферте. Кроме того, конклюдентными действиями может быть выражено согласие на изменение уже заключенного договора, что, в частности, находит отражение в практике МКАС при ТПП РФ*(206) и арбитражных судов РФ*(207).

Что касается молчания, то оно признается выражением воли совершить сделку в случаях, предусмотренных законом или соглашением сторон (п. 3 ст. 158 ГК РФ). Аналогичные положения содержатся в п. 1 ст. 18 Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. Подтверждением "правилу молчания" служит пример из практики МКАС при ТПП РФ. Так, в одном из дел, рассмотренных по иску германской фирмы к российской организации, МКАС при ТПП РФ, применяя российское право, констатировал, что ссылки ответчика на его телексы, на которые истец не дал ответа, не могут быть учтены на основании п. 3 ст. 158 ГК РФ, поскольку молчание признается выражением воли совершить сделку лишь в случаях, предусмотренных законом или соглашением сторон*(208). К аналогичному мнению приходят в своих решениях арбитражные суды РФ*(209).

В отечественном гражданском законодательстве возможность заключения договора в устной форме получила закрепление в ряде статей ГК РФ (п. 1-2 ст. 158, ст. 159, п. 2 ст. 441 ГК РФ). В качестве общего правила отечественный законодатель предусматривает норму, в соответствии с которой сделка, для которой законом или соглашением сторон не установлена письменная (простая или нотариальная) форма, может быть совершена устно (п. 1 ст. 159 ГК РФ). Аналогичные положения содержит п. 1 ст. 158 Модельного ГК СНГ 1994 г., а также п. 1 ст. 295 ГК Республики Армения, п. 1 ст. 160 ГК Республики Беларусь, п. 2 ст. 151 ГК Республики Казахстан, п. 1 ст. 175 ГК Кыргызской Республики. При этом, как справедливо отмечает Д.В. Курлычев, "возможность заключения договора в устной форме появляется по так называемому остаточному принципу, когда допускается заключение устных договоров во всех случаях, если законом или соглашением сторон не требуется письменной (простой или нотариальной) формы"*(210). Сказанное в полной мере относится к законодательству стран ЕАЭС.

В законодательстве других зарубежных стран отсутствуют специальные нормы, посвященные устной форме договора. Нет их, например, в Германском гражданском уложении (ГГУ), Французском гражданском кодексе (ФГК), Гражданском кодексе Квебека (ГК Квебека) и т.д. Несмотря на это доктрина и судебная практика указанных и многих других стран признают возможность совершения сделок в устной форме*(211). Как отмечает К.П. Татаркина, устное волеизъявление не находит закрепления в законодательных актах, потому что для этой формы закон не устанавливает специальных требований*(212). С указанным мнением следует согласиться.

Другой формой международного коммерческого договора при подчинении его национальному праву является письменная форма. Так, например, германский законодатель выделяет письменную форму сделки, установленную законом, и согласованную письменную форму сделки (то есть когда стороны самостоятельно установили в качестве формы договора его письменную форму). Согласно § 126 ГГУ, если законом установлена письменная форма, документ должен иметь собственноручную подпись составителя либо знак, исполненный им от руки и засвидетельствованный нотариально. При заключении договора обе стороны должны подписаться под одним документом. В соответствии с той же нормой ГГУ, если при заключении договора составлено несколько документов тождественного содержания, достаточно, чтобы каждая из сторон подписала экземпляр документа, предназначенный для другой стороны.

По сравнению с устной письменная форма договора обладает большей доказательственной силой. При этом, как отмечает М.А. Егорова, большинство коммерческих договоров заключаются в письменной форме, что связно с необходимостью предоставления доказательств в судебные инстанции в случае возникновения разногласий сторон, а также в целях толкования самими сторонами договора его условий. По ее мнению, заключение коммерческих договоров в письменной форме следует признать совершенно необходимым для обеспечения стабильности коммерческого оборота, в котором часто используются различные способы обеспечения исполнения обязательств, применение мер ответственности к неисправным должникам и иные меры защиты, требующие подробной документированной регламентации. Кроме того, как подчеркивает М.А. Егорова, письменная форма сделки позволяет более совершенно осуществлять контроль исполнения обязательств по договору*(213).

Сделка в письменной форме должна быть совершена путем составления документа, выражающего ее содержание и подписанного лицом или лицами, совершающими сделку, или должным образом уполномоченными ими лицами (п. 1 ст. 160 ГК РФ). Норма п. 1 ст. 160 ГК РФ повторяет п. 1 ст. 159 Модельного ГК СНГ и содержится также в п. 1 ст. 296 ГК Республики Армения, п. 1 ст. 161 ГК Республики Беларусь, п. 1 ст. 176 ГК Кыргызской Республики. Аналогичная по смыслу норма включена в п. 2 ст. 152 ГК Республики Казахстан, согласно ей сделка, совершенная в письменной форме, должна быть подписана сторонами или их представителями, если иное не вытекает из обычаев делового оборота.

В силу п. 2 ст. 434 ГК РФ письменная форма договора считается соблюденной, если договор составлен в виде одного документа, подписанного сторонами, а также если стороны обменялись письмами, телеграммами, телексами, телефаксами и иными документами, в том числе электронными документами, передаваемыми по каналам связи, позволяющими достоверно установить, что документ исходит от стороны по договору. Аналогичные нормы содержатся в п. 2 ст. 429 Модельного ГК СНГ, а также п. 3 ст. 450 ГК Республики Армения, п. 2 ст. 404 ГК Республики Беларусь, п. 2 ст. 395 ГК Кыргызской Республики. Таким образом, помимо обычной (бумажной) формы договора законодатель предусматривает электронную форму договора, по всей видимости относимую им к разновидности письменной формы. Кроме этого, письменная форма считается соблюденной, когда лицо, получившее письменную оферту, совершает действия (отгрузка товара, уплата цены и т.п.) по выполнению условий, предусмотренных в оферте (п. 3 ст. 434 ГК РФ).

В ряде стран зарубежный законодатель также прямо устанавливает, что письменная форма сделки включает электронную. Так, например, в соответствии со ст. 1108-1 ФГК, когда для действительности сделки требуется, чтобы она была письменной, она может быть составлена в электронной форме. В п. 1-1 ст. 152 ГК Республики Казахстан содержится норма о том, что письменная форма сделки совершается на бумажном носителе или в электронной форме.

В то же время, например в соответствии с § 126 ГГУ, письменная форма может быть заменена на электронную, которая в соответствии с § 126а ГГУ признается самостоятельной формой сделки, выступающей тем не менее аналогом письменной формы.

Между тем электронная форма международного коммерческого договора не всегда может быть приравнена к письменной форме, то есть не всегда служит ее аналогом. Соблюдение бумажной письменной формы договора требует его подписания. Очевидно, для признания электронной формы аналогом письменной с соответствующими правовыми последствиями электронный договор также должен содержать подписи, созданные с помощью соответствующих технических средств (например, § 126а ГГУ, ст. 1108-1 ФГК). В отечественном законодательстве соответствующие нормы, определяющие условия признания электронных документов, подписанных электронной подписью, равнозначными документам на бумажном носителе, подписанном собственноручной подписью, содержатся в ст. 6 ФЗ РФ "Об электронной подписи"*(214). Аналогичные положения содержит специальное законодательство стран ЕАЭС. Между тем в категорию сделок, приравненных по форме к письменным, не подпадают ряд международных коммерческих договоров, которые заключаются с помощью веб-сайтов либо посредством SMS-сообщений и других электронных сообщений и не укладываются в традиционные виды деления их форм на письменные и устные. В этой связи следует признать справедливым мнение К.П. Татаркиной, которая считает, что, помимо традиционных форм сделок, не нашедшие легального закрепления способы выражения воли также могут являться формой совершения сделок, которые отличаются от иных, предусмотренных законом форм сделок*(215). Все эти сделки, включая сделки, заключенные в виде электронных документов, можно объединить под общим названием "сделка, совершаемая в электронной форме" ("электронная сделка"), отделив их тем самым от сделок, совершаемых в традиционных письменной и устной форме. Следовательно, наряду с письменной и устной формами международных коммерческих договоров можно говорить о международных коммерческих договорах, совершенных в электронной форме*(216).

Что касается традиционной бумажной (письменной) формы международного коммерческого договора, то она может включать простую письменную форму и квалифицированную письменную форму. В соответствии с российским правом к последней следует отнести нотариальную форму договора. Законодатель не определяет в качестве отдельной формы договора сделку, требующую государственной регистрации, однако ряд договоров, заключаемых в письменной форме, подлежат государственной регистрации (ст. 164 ГК РФ). Как отмечает по данному вопросу Д.В. Курлычев, законодатель разграничивает понятие формы сделки и ее регистрацию. Вместе с тем, по его мнению, необходимо включать в требования к оформлению сделки также и ее регистрацию. Другими словами, вопросы о том, в какой форме подлежит совершению сделка и требует ли она регистрации, должны решаться на основе материального права, определенного с помощью единых коллизионных критериев*(217). Указанное мнение заслуживает внимания.

В соответствии с зарубежным правом квалифицированная письменная форма договора означает необходимость совершения каких-либо дополнительных действий: например, это могут быть действия нотариуса, регистрация сделки в различных реестрах (поземельных реестрах, ипотечных книгах, морских регистрах и т.п.)*(218). В частности, положения о нотариальном удостоверении договора содержит § 128 ГГУ.

Незнакомой отечественному законодателю и романо-германскому праву в целом является форма договора "за печатью", известная англо-американскому праву. В соответствии с правом Англии особые требования к договорам "за печатью" предъявляются не только собственно к форме указанного договора, но и к процедуре его оформления, история которой уходит в Средние века. Как пишет Е.А. Васильев, еще в Средние века было установлено требование, что обещание, чтобы стать действительным, должно было быть оформлено в виде специального акта, который должен был быть подписан, опечатан и вручен лицом, принимающим на себя обязательство, кредитору*(219). Однако в настоящее время оформление договора "за печатью" является некой формальностью. При этом, как и прежде, простое скрепление компанией договора подписью и печатью не превращает указанный договор в договор "за печатью".

Правом США также было воспринято оформление договоров "за печатью", которое в настоящее время тоже не имеет большого практического значения. Равно как и в Англии, в ст. 2-203 ЕТК США содержится правило, в соответствии с которым простое приложение печати к документу, подтверждающему договор продажи или предложение о покупке или продаже товаров, не превращает его в документ "за печатью".

Таким образом, основными формами международного коммерческого договора выступают его устная, письменная и электронная формы. Особенности квалифицированной письменной формы зависят от применимого права и могут различаться (нотариальная, "за печатью" и т.д.). Электронная форма международного коммерческого договора является его новой формой, которая при соблюдении определенных условий, установленных законом, по своим юридическим последствиям может рассматриваться в качестве аналога письменной формы, то есть приравниваться к ней.

Учитывая "международный" характер международного коммерческого договора, связанный с правом более чем одного государства, при его заключении у сторон может возникнуть вопрос о возможности самим установить его форму. Указанная возможность связана с принципом свободы договора, составной частью которого выступает свобода формы международного коммерческого договора*(220).

Как было отмечено в самом начале параграфа, свобода формы договора получила закрепление в ст. 11 Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., а также документах lex mercatoria, широко используемых в практике международного коммерческого оборота.

Свобода формы международного коммерческого договора означает, что нормативные и правовые акты не предъявляют каких-либо требований к его форме для того, чтобы он мог считаться заключенным, и представляет собой одну из современных тенденций развития права международных коммерческих договоров. Например, если в конце прошлого века Руководство по составлению международных дистрибьюторских соглашений 1988 г. (публикация МТП N 518) рекомендовало письменную форму дистрибьюторского соглашения, современные источники lex mercatoria за некоторыми исключениями отказываются от установления какой-либо определенной формы договора для признания его заключенным либо предлагают в качестве такой формы электронную форму. Последнее, как было сказано, предусмотрено п. 1 ст. 8 Конвенции 2005 г.

Так, не требуется совершения договора в какой-либо определенной форме в соответствии со ст. 1.2 Принципов УНИДРУА 2010 г., п. 2 ст. 2:101 Принципов европейского договорного права, ст. II.-1:106 Модельных правил европейского частного права. В ст. VI.3.1 Свода CENTRAL содержится правило, согласно которому для заключения, составления или подтверждения договора не требуется письменная форма, если в отношении формы не установлены иные требования. Таким образом, современные документы lex mercatoria в целом исходят из принципа свободы формы договора.

В национальном праве свобода формы договора также проистекает из принципа свободы договора, являющегося основополагающим принципом правового регулирования гражданско-правовых договоров, в том числе международного коммерческого характера, с позиции национального применимого права.

В ГК РФ принцип свободы договора получил закрепление в ст. 421, его содержание раскрывается через совокупность нескольких элементов, количество которых в разных исследованиях неодинаково*(221). Вместе с тем в большинстве исследований отмечается, что смысл свободы договора проявляется в том, что:

1) стороны договора свободны в выборе контрагента;

2) стороны договора свободны в его заключении;

3) стороны договора могут заключить договор, как предусмотренный, так и не предусмотренный законом;

4) стороны договора свободны в определении его условий.

Наиболее широко свободу договора понимает Л.А. Руднева, которая, помимо названных элементов, выделяет, в частности, свободу места и времени заключения договора, а также свободу его формы*(222). Сходного мнения придерживается О.А. Кузнецова, которая считает, что свободу формы сделки следует понимать в качестве одного из элементов принципа свободы договора*(223). К.П. Татаркина, считая, что принцип свободы договора и свободы формы совершения сделок имеют разную сферу действия в российском праве, тем не менее также приходит к выводу о том, что действующий ГК РФ прямо фиксирует принцип свободной формы совершения сделки (п. 1 ст. 159, абз. 1 п. 1 ст. 434 ГК РФ)*(224).

Между тем, на наш взгляд, анализ российского законодательства позволяет заключить, что оно не предусматривает свободы формы для участников международного коммерческого договора для тех случаев, когда применимым оказывается право РФ. Закрепив в ст. 421 ГК РФ принцип свободы договора, законодатель не включил в его содержание свободу формы договора, а расширительное толкование закона в этой части, на наш взгляд, недопустимо.

В настоящее время правовое регулирование формы международных коммерческих договоров при подчинении ее российскому праву подлежит определению в силу ст. 161-164 ГК РФ. Так, согласно ст. 161 ГК РФ для сделок, совершаемых между юридическими лицами, сделок между юридическими лицами и гражданами, а также сделок между гражданами на сумму свыше 10 000 руб. предусмотрена простая письменная форма (за исключением сделок, требующих нотариального удостоверения). При этом сделки с недвижимостью в соответствии с российским правом подлежат государственной регистрации в соответствии со ст. 164 ГК РФ. Приведенные положения ГК РФ дают основания для вывода о том, что при подчинении формы международного коммерческого договора российскому праву он подлежит заключению в письменной форме (простой или нотариальной). Аналогичные нормы относительно простой и нотариальной форм сделок, а также требования государственной регистрации сделок содержат ст. 160-163 Модельного ГК СНГ, ст. 297-300 ГК Республики Армения, ст. 162-165 ГК Республики Беларусь, ст. 177 ГК Кыргызской Республики.

Помимо этого, в ГК РФ, равно как и в законодательстве других стран ЕАЭС, содержатся требования об обязательности письменной формы для ряда договоров, например таких, как договор продажи предприятия (ст. 560 ГК РФ), договор аренды зданий и сооружений (ст. 561 ГК РФ), кредитный договор (ст. 820 ГК РФ), договор доверительного управления имуществом (ст. 1017 ГК РФ), договор коммерческой концессии (ст. 1028 ГК РФ).

Между тем, в отличие от ГК РФ, правовое регулирование международных коммерческих договоров в отношении их формы в соответствии с правом других стран ЕАЭС подчиняется не общим правилам об устной и письменной формах сделок, а специальным правилам, регулирующим внешнеэкономические (международные коммерческие) сделки. Это обусловлено тем, что гражданские кодексы указанных стран были созданы в соответствии с Модельным гражданским кодексом СНГ, ст. 1116 которого содержит положения об обязательности письменной формы внешнеэкономической сделки. Так, например, в соответствии с п. 2 ст. 1104 ГК Республики Казахстан внешнеэкономическая сделка, хотя бы одним из участников которой является юридическое лицо Республики Казахстан или гражданин Республики Казахстан, совершается, независимо от места заключения, в письменной форме. Аналогичные положения содержит п. 2 ст. 1116 ГК Республики Беларусь, п. 2 ст. 1281 ГК Республики Армения, п. 2 ст. 1190 ГК Кыргызской Республики.

В законодательстве РФ в течение длительного времени также существовала аналогичная норма об обязательности письменной формы внешнеторговой (внешнеэкономической) сделки. Так, в соответствии со ст. 565 ГК РСФСР форма внешнеторговых сделок, совершаемых советскими организациями, и порядок их подписания независимо от места их совершения определялись законодательством Союза ССР. П. 2 ст. 161 ГК РСФСР устанавливал положение, в соответствии с которым письменный договор мог заключаться как путем составления одного документа, так и путем обмена письмами, телеграммами, телефонограммами и т.п., подписанными стороной, которая их посылает. В п. 1 постановления Совета министров СССР "О порядке подписания внешнеторговых сделок" N 122 от 14 февраля 1978 г. содержалось положение, в соответствии с которым внешнеторговые сделки, заключаемые советскими организациями, правомочными совершать внешнеторговые операции, должны были подписываться двумя лицами. Право подписи таких сделок имели руководитель и заместители руководителя организации, руководители фирм, входящих в состав этой организации, а также лица, уполномоченные доверенностями, подписанными руководителем организации единолично, если уставом (положением) организации не предусматривалось иное*(225). Указанный документ утратил силу с даты введения в действие на территории РФ Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г.

В соответствии с п. 1 ст. 165 Основ 1991 г. форма внешнеэкономических сделок, совершаемых советскими юридическими лицами и гражданами, независимо от места совершения этих сделок определялась законодательством Союза ССР. Особого порядка подписания их не было, однако они подлежали совершению в письменной форме. П. 2 ст. 58 Основ дополнил приведенный в п. 2 ст. 161 ГК РСФСР незакрытый перечень разновидностей формы письменной сделки телетай-пограммами. В п. 2 ст. 30 Основ 1991 г. содержалось правило о том, что несоблюдение формы внешнеэкономических сделок влекло недействительность сделки. Указанная норма признавалась "сверхимперативной"*(226).

В ГК РФ правило об обязательности совершения внешнеэкономической сделки в письменной форме существовало до 1 сентября 2013 г. В соответствии с ранее действовавшим п. 2 ст. 1209 ГК РФ форма внешнеэкономической сделки, хотя бы одной из сторон которой являлось российское юридическое лицо (или индивидуальный предприниматель), личным законом которого являлось российское право, подчинялась независимо от места совершения этой сделки российскому праву. На этот счет п. 3 ст. 162 ГК РФ содержал указание о том, что несоблюдение простой письменной формы внешнеэкономической сделки влечет ее недействительность. В настоящее время указанные нормы о необходимости совершения внешнеэкономической (или международной коммерческой) сделки в письменной форме утратили силу, равно как исчез из закона сам термин "внешнеэкономическая сделка".

В связи с отсутствием в действующем гражданском законодательстве РФ требования об обязательности письменной формы внешнеэкономической (международной коммерческой) сделки, в литературе делается вывод о том, что в настоящее время подобные сделки с участием российских юридических и физических лиц могут заключаться в любой форме - как устной, так и письменной*(227).

Применительно к договору международной купли-продажи подобный вывод может быть сделан исходя из того, что ст. 11 Венской конвенции о договорах международной купли-продажи 1980 г., в которой участвует РФ, предусмотрено правило, в соответствии с которым не требуется, чтобы договор купли-продажи заключался и подтверждался в письменной форме или подчинялся иному требованию в отношении формы. Он может доказываться любыми средствами, включая свидетельские показания. При этом государство - участник Конвенции, законодательство которого требует обязательной письменной формы международного коммерческого контракта, в любое время может сделать соответствующее заявление (ст. 12).

При присоединении к Венской конвенции 1980 г. в свое время СССР (РФ) сделал оговорку в порядке ст. 12 и 96 Конвенции, в силу которых нормы о свободе формы сделки, следующие из ст. 11, 20 и ч. II Конвенции, не подлежат применению к договорам, в которых хотя бы одна из сторон имеет свое коммерческое предприятие в СССР (РФ). Помимо РФ подобные заявления сделали также Аргентина, Белоруссия, Венгрия, Китай, Латвия, Литва, Украина, Чили и Эстония.

В настоящее время, как справедливо отмечает А.В. Асосков, "отмена п. 3 ст. 162 ГК РФ автоматически не влечет отказа России от применения данной оговорки, поскольку для осуществления подобного отказа необходимо соблюсти формальную процедуру подачи соответствующего уведомления депозитарию Конвенции"*(228). Подобная формальная процедура, например, была соблюдена Эстонией и Китаем.

Вместе с тем в связи с нынешним отсутствием требования об обязательности письменной формы международной коммерческой сделки с участием российских лиц изменились (по сравнению с прежним законодательством) последствия несоблюдения письменной формы такой сделки. В отличие от правила, действовавшего ранее и предусматривавшего недействительность внешнеэкономической сделки в связи с несоблюдением письменной формы, в настоящее время несоблюдение простой письменной формы международного коммерческого договора по общему правилу не повлечет его недействительности, а лишит его стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания, однако не лишит их права приводить письменные и другие доказательства (п. 1 ст. 162 ГК РФ). Однако, как было сказано выше, подобное правило о недействительности внешнеэкономической сделки, совершенной в обход закона не в письменной форме, продолжает действовать в других странах ЕАЭС, что необходимо учитывать участникам международных коммерческих отношений при заключении соответствующих договоров с коммерсантами из зарубежных стран ЕАЭС. Хотя, как было показано выше, подобная письменная форма по законодательству этих стран может включать и соответствующую ей электронную форму. В соответствии же с п. 2 ст. 162 ГК РФ лишь в случаях, прямо указанных в законе или в соглашении сторон, несоблюдение простой письменной формы международного коммерческого договора повлечет его недействительность.

Тем не менее, с учетом изложенного выше, при подчинении формы международного коммерческого договора российскому праву его заключение должно производиться в письменной форме или соответствующей ей электронной форме. Свободы формы международного коммерческого договора отечественный законодатель не предусматривает. Единственным проявлением свободы формы международного коммерческого договора при подчинении его российскому праву является возможность для его сторон "усиления" формы международного коммерческого договора по сравнению с тем, что предложено законодателем, в тех случаях, когда это допускается законом. Так, стороны международного коммерческого договора, подлежащего заключению в простой письменной форме, могут его облечь в нотариальную форму.

Несколько иное положение сложилось в законодательстве и доктрине ряда зарубежных стран, где свобода договора понимается более широко. Так, в англо-американском праве свобода договора помимо указанных выше элементов включает также право выбора формы договора и способа его заключения, право выбора способа исполнения договора, право свободно определить и указать размер ожидаемых убытков за нарушение договора, право ограничить предельный размер выплачиваемых убытков и т.п.*(229). В австрийском гражданском праве свобода формы договора также рассматривается в качестве составной части свободы договора*(230). В соответствии с ранее действовавшим югославским правом в принцип свободы договора была включена также свобода выбора способа и формы заключения договора, свобода изменения и прекращения договора*(231). Свобода формы договора усматривается из нормы ст. 4 английского Закона о продаже товаров (Sale of Goods Act) 1979 г.*(232).

Кроме того, комплексный анализ правового регулирования формы внешнеэкономических (международных коммерческих) договоров в зарубежных странах, проведенный Д.В. Курлычевым в диссертации, позволил ему прийти к выводу о том, что в положениях большинства современных иностранных законов также усматривается практически полный отказ от какого-либо требования к заключению соглашения в письменной форме*(233).

С приведенным мнением Д.В. Курлычева можно согласиться лишь отчасти. Дело в том, что в зарубежном законодательстве, равно как и в законодательстве ЕАЭС, предусмотрены случаи, когда письменная форма договора является обязательной. На это обращает внимание Е.А. Васильев, отмечая, что в зарубежных странах простая письменная форма необходима при совершении сделки:

а) на сумму свыше установленного в законе минимума, на пример во Франции для всех видов договоров на сумму свыше 5000 евро (ст. 134 ФГК); в США - свыше 500 долларов (ст. 2-201 ЕТК США), либо

б) на срок, превышающий установленный в законе минимум: договоров имущественного найма на срок более одного года (§ 566 ГГУ), либо

в) для договоров установленного вида независимо от суммы и срока: поручительство (§ 766 ГГУ), за исключением торговых сделок (§ 350 Германского торгового уложения (далее - ГТУ)*(234)).

Приведенные примеры дают основания полагать, что свобода формы договора в законодательстве зарубежных стран не является абсолютной: она подлежит ограничению в соответствии с законом, хотя и является гораздо большей по сравнению с законодательством РФ, не говоря о других странах ЕАЭС.

В целом считая свободу формы договора элементом принципа свободы договора, полагаем, что со временем свобода формы договора могла бы получить отражение в российском законодательстве для всех сделок, заключаемых между коммерсантами, в том числе международных коммерческих договоров за исключением тех, для которых необходима обязательная нотариальная форма либо обязательная простая письменная форма, в том числе требующая обязательной государственной регистрации договора.

Между тем на этот счет высказывается и иное мнение. В этой связи М.А. Егорова, например, считает необходимостью закрепить совершение любых гражданско-правовых договоров, все стороны которых осуществляют предпринимательскую деятельность, в простой письменной форме. Такое установление законодателя, по ее мнению, позволило бы значительно сократить количество обращений участников торговой деятельности в судебные инстанции*(235).

Несоблюдение требуемой формы международного коммерческого договора в соответствии с применимым правом может иметь различные правовые последствия. Так, например, несоблюдение нотариальной формы сделок в тех случаях, когда таковая обязательна, влечет ее ничтожность (п. 3 ст. 163 ГК РФ). В то же время несоблюдение простой письменной формы сделки в случаях, прямо указанных в законе или в соглашении сторон, влечет ее недействительность (например, несоблюдение письменной формы соглашения о неустойке влечет его недействительность в силу ст. 331 ГК РФ), в то время как в других случаях лишает сторону права в случае спора ссылаться на подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания, но не лишает их права приводить письменные и другие доказательства (ст. 162 ГК РФ).

В целом аналогичное положение сложилось и в зарубежном праве, то есть в случаях, прямо указанных в законе, нарушение формы договора влечет его недействительность. Так, например, в силу § 125 ГГУ сделка, при совершении которой не была соблюдена форма, установленная законом, недействительна. Несоблюдение формы, определенной условиями самой сделки, если не доказано иное, также влечет за собой ее недействительность. Между тем, как отмечает Е.А. Васильев, в большинстве случаев нарушение требуемой законом простой письменной формы не влечет за собой недействительность договора, но законодатель, признавая сделку действительной, устанавливает определенные правила доказывания факта совершения сделки и ее содержания, запрещая ссылаться на свидетельские показания, что существенно осложняет положение лица, право которого нарушено. В то же время в отличие от российского права за рубежом это правило не применяется при доказывании совершения торговых сделок, а также факта существования договора, заключенного хотя и с нарушением формы, но уже полностью или частично исполненного одной стороной*(236).

В заключение данного параграфа необходимо рассмотреть вопрос, касающийся определения права, которому подчиняется международный коммерческий договор с точки зрения своей формы. С одной стороны, указанный вопрос может возникнуть у сторон международного коммерческого договора при определении его условий и выбора для него права. С другой стороны, при возникновении спора и обращении в суд (арбитраж) указанный вопрос будет поставлен правоприменительным органом при определении формальной действительности международного коммерческого договора и признания его заключенным.

В течение длительного времени форма гражданско-правовой сделки подчинялась в доктрине действию правила locus regit actum, в соответствии с которым форма сделки определялась по месту ее совершения. Указанная привязка просматривается еще в трудах постглоссаторов, в частности Бартола*(237). Лишь в XIX в. возникло и получило широкое распространение иное воззрение, в силу которого формуле locus regit actum следует придавать не абсолютное, а факультативное значение*(238).

В настоящее время привязка к месту заключения сделки для определения формального статута международного коммерческого договора в чистом виде используется в законодательстве лишь некоторых стран: см. ст. 9 Вводного закона Бразилии к ГК 1942 г., ст. 969 ГК Ирана 1936 г., ст. 13.1 ГК Кубы 1987 г., ст. 33 Ордонанса Мадагаскара N 62-041 1962 г., ст. 2399 ГК Уругвая 1941 г. и законодательство некоторых других стран, количество которых невелико*(239).

Между тем привязка к месту заключения сделки продолжает использоваться в международных соглашениях СНГ в качестве единственной коллизионной привязки для определения формального статута международного коммерческого договора. Так, указанная привязка содержится в п. "г" ст. 11 Киевского соглашения СНГ 1992 г., ст. 39 Минской конвенции СНГ 1993 г., ст. 42 Кишиневской конвенции 2002 г.*(240), что не отвечает современным потребностям международного коммерческого оборота, на что неоднократно обращалось внимание в литературе*(241).

Привязка к праву страны заключения договора для установления его формального статута не всегда соответствует интересам сторон. Прежде всего проблема заключается в том, что указанное место может оказаться случайным по отношению к участникам международного коммерческого договора и не иметь к нему никакого отношения. Это происходит, например, в случаях, когда договор заключен на ярмарке или выставке. В ряде случаев достаточно трудно установить место заключения договора, в частности тогда, когда участники международного коммерческого договора находятся в разных странах и используют различные системы для определения момента и места заключения договора, то есть принадлежат к различным правовым системам. Кроме того, как справедливо отмечает А.В. Асосков, длительные переговоры между сторонами международного коммерческого договора, отсутствие необходимости так называемой "зеркальности" акцепта праву ряда зарубежных стран, а также неоднократное направление сторонами друг друга встречных оферт могут привести к сложности в определении того, волеизъявление какой из сторон является офертой, а какой - акцептом, что также затрудняет решение вопроса с определением места заключения договора*(242).

В связи с этим полагаем, что привязка к праву страны заключения договора может использоваться в качестве альтернативной для повышения "валидативности" договора, но не должна использоваться в качестве единственной коллизионной привязки для определения права, регулирующего форму международного коммерческого договора. Указанные недостатки могли бы быть учтены законодателем ЕАЭС в ходе подготовки нового международного соглашения, посвященного определению права, применимого к международным коммерческим договорам.

В действующих двусторонних договорах о правовой помощи с участием РФ вопрос о праве, применимом к форме сделки, решается неоднозначно. В соответствии с одними международными договорами форма международного коммерческого договора подлежит регулированию в соответствии с правом страны места совершения сделки (например, ст. 20 Договора с Индией от 3 октября 2000 г.*(243), ст. 22 Договора с Монголией от 20 апреля 1999 г. и др.). В других международных соглашениях о правовой помощи форма сделки в отношении движимого имущества определяется по праву страны, применимому к самой сделке (ст. 30 Договора с Кубой от 14 декабря 2000 г., ст. 34 Договора с Вьетнамом от 25 августа 1998 г.*(244), ст. 34 Договора с Польшей от 16 сентября 1996 г., ст. 30 Договора с Болгарией от 19 февраля 1975 г., ст. 35/А Договора с Венгрией (изм. и доп. 19 октября 1971 г.) и др.). При этом для признания сделки действительной достаточно соблюдения требований законодательства страны, где была совершена сделка.

В Европейском союзе право, применимое к форме международного коммерческого договора, долгое время определялось в соответствии с нормами Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г.*(245), на смену которой пришел Регламент ЕС N 593/2008 Европейского парламента и Европейского совета от 17 июня 2008 г. "Рим I". В Конвенции 1980 г. вопросам формальной действительности была посвящена ст. 9, в соответствии с которой в отношении договоров, заключенных между лицами, находящимися в одной стране, привязками для права, применимого к их форме, выступают lex cause и lex loci actus. Для договоров, заключенных между лицами, находящимися в различных странах, такими привязками могли выступать как lex causae, так и право одной из этих стран, а также право страны, в которой действует представитель, через которого был заключен договор.

В настоящее время коллизионные нормы, регулирующие форму договора с иностранным элементом в ЕС, включая международные коммерческие договоры, содержатся в ст. 11 "Формальная действительность" регламента "Рим I". Указанная статья содержит целую группу альтернативных коллизионных привязок для определения права, применимого к форме договора. В соответствии с ней договор, заключенный между сторонами, находящимися в одной стране, по форме должен удовлетворять праву, которое регулирует его существо, либо праву страны, где он был заключен. Для лиц, которые или представители которых находились в момент заключения договора в разных странах, договор является действительным по форме, если он отвечает lex causae либо праву страны, где в момент заключения находится любая из сторон или ее представитель, или правом страны, где в этот момент имела свое обычное место жительства любая из сторон. Отдельные привязки предусмотрены для определения формальной действительности договоров, имеющих предметом вещное право на недвижимое имущество или аренду недвижимого имущества: в отношении формы они подчиняются праву, где находится недвижимое имущество, если, согласно этому праву, а) данные правила подлежат соблюдению независимо от места заключения договора и независимо от того, какое право регулирует его по существу, и б) от данных правил не разрешается отступать посредством соглашения.

Таким образом, в соответствии с нормами регламента "Рим I" для договоров, стороны которых находятся в одной стране, привязками для формы международного коммерческого договора могут стать lex causae либо lex loci actus.

Для международных коммерческих договоров, стороны которых разделены территориально, в регламенте "Рим I" предусмотрены следующие коллизионные привязки: lex causae; право страны, где находится один из участников международного коммерческого договора, имея в виду прежде всего местонахождение его коммерческого предприятия; право страны, где находится представитель одной из сторон; право страны местонахождения недвижимого имущества. Таким образом, для определения формальной действительности договора между сторонами, находящимися в момент заключения в разных государствах, привязка к месту заключения сделки не используется.

Во многом схожие, но имеющие и отличия нормы содержит Межамериканская конвенция о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г. В соответствии со ст. 13 указанной конвенции контракт, заключенный между лицами одного и того же государства, является действительным в отношении его формы, если он удовлетворяет требованиям либо права, регулирующего его в соответствии с конвенцией, либо права того государства, в соответствии с которым контракт является действительным, либо права места исполнения контракта. В отношении договоров, заключенных лицами, находящимися в момент его заключения в разных государствах, договор является действительным в отношении формы, если он удовлетворяет праву, регулирующему его по существу, либо права государства, в котором он заключен, либо права места исполнения контракта.

В Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи, 1986 г. также предусмотрено несколько коллизионных привязок для определения права, применимого к форме договора. В соответствии со ст. 11 конвенции право, применимое к форме договора, определяется либо по праву, регулирующему сделку, либо на основе права места заключения договора. Аналогичным образом формальная действительность международного коммерческого договора может определяться по праву, регулирующему договор, либо праву страны его заключения в соответствии со ст. 124 Федерального закона Швейцарии о международном частном праве 1987 г.

В законодательстве США также используется целый ряд коллизионных привязок для установления формы международного коммерческого договора. Так, в соответствии со ст. 3538 ГК Луизианы 1825 г. форма договора может определяться в соответствии:

а) с правом штата (страны) его заключения;

б) с правом штата его исполнения в той мере, в какой исполнение должно быть произведено в этом штате;

в) с правом штата общего домицилия или места коммерческого обзаведения сторон;

г) с правом, регулирующим существо договора*(246).

В соответствии с § 199 Второго свода конфликтного права США 1971 г. договор между лицами, находящимися в различных странах, будет поддержан судом с точки зрения его формы, если он соответствует требованиям обеих стран*(247). В соответствии со ст. 15.325 Свода законов штата Орегон 2013 г. договор считается действительным по форме, если он соответствует:

а) lex causae;

б) праву страны, из которого сторона договора или ее представитель дали согласие на заключение договора*(248).

Таким образом, основной привязкой для определения формального статута международного коммерческого договора в зарубежном и международном праве является lex causae, которая дополняется различными коллизионными привязками, среди которых: право страны заключения договора; право страны, где находится одна из сторон договора; право страны исполнения договора; право страны, где находится представитель; право страны, в соответствии с которым договор является действительным; право обеих сторон договора, включая право их общего домицилия или места коммерческого обзаведения; право страны суда.

В целом альтернативное применение нескольких правопорядков для регулирования формы договора отражает получивший распространение в настоящее время принцип favor negotii ("в пользу действительности сделки"), "направленный на применение того права, которое является более благоприятным для признания сделки действительной"*(249). Указанный принцип способствует повышению "валидативности" международного коммерческого договора (его способности быть действительным) с точки зрения его формы.

В отечественном законодательстве длительное время содержалась норма, в соответствии с которой форма сделки подчинялась праву места ее совершения. Указанное положение было закреплено в п. 1 ст. 1216 Модельного ГК СНГ и остается в гражданском законодательстве зарубежных стран ЕАЭС (п. 1 ст. 1281 ГК Республики Армения, п. 1 ст. 1116 ГК Республики Беларусь, п. 1 ст. 1104 ГК Республики Казахстан, п. 1 ст. 1190 ГК Кыргызской Республики). При этом особым образом в указанных правовых актах определяется обязанность совершения в письменной форме внешнеэкономической сделки (п. 2 ст. 1216 Модельного ГК СНГ, п. 2 ст. 1104 ГК Республики Казахстан, п. 2 ст. 1190 ГК Кыргызской Республики, п. 2 ст. 1281 ГК Республики Армения, п. 1 и 2 ст. 1116 ГК Республики Беларусь). Кроме этого, в указанных нормативных правовых актах имеется субсидиарная привязка для установления формального статута договора - к lex fori. Так, сделка, совершенная за границей, не могла быть признана вследствие несоблюдения формы, если были соблюдены требования права страны суда (ст. 1216 Модельного ГК СНГ и ГК зарубежных стран ЕАЭС).

Полагаем, что привязка к собственному праву, т.е. lex fori, также не всегда отражает интересы участников международного коммерческого оборота. Так, определяя в качестве правоприменительного органа суд ответчика, стороны международного коммерческого договора не могут иметь уверенности в том, право какого государства должно быть ими соблюдено с точки зрения его формы, поскольку не знают, кто из них выступит ответчиком в споре и возникнет ли спор, в котором добросовестные участники международного коммерческого оборота вряд ли заинтересованы.

В отечественном законодательстве в связи с принятием новой редакции разд. VI ГК РФ также произошли кардинальные изменения и отход от традиционной и долго использовавшейся основной привязки lex loci actus, дополняемой привязкой к российскому праву (lex fori), в пользу применения в качестве основной привязки lex causae (п. 1 ст. 1209 ГК РФ). Указанное положение отечественного законодательства должно оцениваться положительно и могло бы быть воспринято законодателем ЕАЭС при подготовке международного соглашения, касающегося определения права, применимого к международным коммерческим договорам.

Вместе с тем вне зависимости от того, какая привязка лежит в основе определения права, применимого к форме международного коммерческого договора, исключением из этого правила является привязка для сделок в отношении недвижимого имущества, форма которых подчиняется праву страны места нахождения недвижимости (п. 4 ст. 1209 ГК РФ). Подобные нормы содержат также п. 3 ст. 1216 Модельного гражданского кодекса СНГ, п. 3 ст. 1281 ГК Республики Армения, п. 3 ст. 1116 ГК Республики Беларуси, п. 3 ст. 1204 ГК Республики Казахстан, п. 3 ст. 1190 ГК Кыргызской Республики.

Таким образом, отечественный законодатель в действующей редакции ГК РФ в качестве основной коллизионной привязки для определения формы международного коммерческого договора предусматривает lex causae, что в целом соответствует современным тенденциям развития коллизионного правового регулирования международных коммерческих договоров. Вместе с тем имеющая определенные достоинства и удобства для сторон привязка к lex causae также не лишена некоторых недостатков. Так, например, стороны международного коммерческого договора изначально могут избрать для регулирования своих отношений право одного государства, впоследствии изменив (притом неоднократно) свой выбор. При этом законодательные требования к форме международного коммерческого договора могут меняться в зависимости от того права, которому подчинились и переподчинились его стороны. Так, в одних случаях международный коммерческий договор может быть в соответствии с первым правом действительным по форме, а в соответствии со вторым - недействительным, а в других - наоборот. В этой связи справедливым выглядит мнение А.В. Асоскова, который, ссылаясь на нормы п. 3 ст. 1210 ГК РФ, ст. 3 (2) регламента "Рим I", считает, что "в результате последующего выбора применимого права ранее формально недействительный договор может превратиться в действительный, однако не может стать недействительным договор, который ранее таковым не являлся"*(250). Однако, на наш взгляд, к этому приему следует прибегать после проверки действительности международного коммерческого договора в отношении формы на основании других коллизионных привязок, предложенных законодателем.

Не менее сложной проблемой определения формальной действительности международного коммерческого договора является случай осуществления его сторонами depecage, в связи с чем возникает вопрос о том, право, регулирующее какую часть договора, следует признать lex causae. По мнению комментаторов Римской конвенции 1980 г., наиболее разумным выглядит применение права, регулирующего часть договора, наиболее тесно связанную со спорным условием, от которого зависит его формальная действительность*(251). Несмотря на кажущуюся правильность данного решения, оно может создать правовую неопределенность и нестабильность формальной действительности договора, поскольку спорного условия может и не быть, а сторонам в момент заключения договора нужно определить, в соответствии с правом какой страны будет определяться форма заключаемого ими договора. Ситуация, при которой различные части договора должны быть приведены в соответствие по форме с правом нескольких государств, выглядит абсурдной и на практике может вызвать серьезные затруднения при его заключении. Возможно, наилучшим выходом в данной ситуации является отказ сторон от привязки lex causae подобного "расщепленного" договора в пользу иной коллизионной привязки. Такой привязкой могла бы стать отсылка к праву страны одного из контрагентов договора, которая в настоящее время отсутствует в отечественном законодательстве (за исключением отсылки к российскому праву).

Вместе с тем, несмотря на определенные недостатки, привязка к lex causae в целом соответствует интересам сторон международного коммерческого договора, в соответствии с которой и следует прежде всего определять право, регулирующее форму международного коммерческого договора. При этом помимо отсылки к месту заключения договора указанную привязку необходимо дополнить иными коллизионными привязками. Такой подход отражает в целом международные и зарубежные (западные) тенденции коллизионного правового регулирования международных коммерческих договоров, современное стремление к смягчению регулирования и увеличению числа ситуаций, в которых может быть сохранена действительность сделки*(252).

В этой связи в ГК РФ предлагается закрепить следующее правило. Форма сделки подчиняется lex causae. Однако сделка не может быть признана недействительной вследствие формы, если ее форма соответствует праву одного из участников сделки либо праву страны ее заключения. Аналогичную норму применительно к международным коммерческим договорам предлагается отразить в международной конвенции ЕАЭС о международных коммерческих договорах.

При заключении международного коммерческого договора может возникнуть вопрос не только о свободе выбора формы договора (ответ на него должен решаться в соответствии с применимым материальным правом), но и о возможности для сторон договора избрать право, применимое к форме заключаемого международного коммерческого договора. Как показывает анализ действующих международных и национальных правовых актов по МЧП, указанные нормативные правовые акты допускают такую возможность в ограниченном виде, предоставляя сторонам определенный выбор в рамках предложенных законодателем альтернативных коллизионных привязок, установленных для определения права, регулирующего форму договора, количество которых предлагается расширить.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: