Текст как продукт речепорождения

Порождение текста

 

Современные взгляды на процесс речепроизводства далеко не однозначны как с точки зрения исследователей-психологов, так и с позиций представителей других наук.

Так, А. Р. Лурия начальным моментом формирования высказывания считает мотив – «потребность в говорении». Так как в речевом сообщении всегда формулируется из­вестная мысль или известный смысл, который говорящий хочет передать слушающему, то вторым этапом должна являться мысль, которая, являясь отправным пунктом высказывания, в дальнейшем воплощается в речь. Внутренне мысль представлена в виде общего за­мысла, общей схемы, впоследствии разворачивающейся в вербально оформленное содержание. Процесс перехода мысли в речь происходит при непосредственном участии внутренней речи. Третьим этапом является этап кодирования мыслей в высказывании, или этап перешифров­ки внутренней речи во внешнюю. Значимость этого процесса обусловлена необходимостью перешиф­ровки внутренних, понятных только адресанту смыслов во внеш­ние, понятные для любого адресата значения.

Таким образом, перед нами трехчленная схема механизма создания вы­сказывания: мотив — мысль и ее опосредование во внутренней речи — внешняя речь. Если этот механизм представить по опе­рациям, схема будет следующей: возникновение мотива — со­здание общего замысла (схемы), выраженного во внутренней речи — перешифровка внутренней речи во внешнюю.

 «Исследования развития речи, проведенные психологами, показали, что переход от мысли к развернутой речи неизбеж­но опосредствуется внутренней речью. Будучи свернутой и за­чаточной по структуре и чисто предикативной по функции, она таит в себе, однако, зачатки дальнейшей динамической схемы фразы. Переход от внутренней речи к внешней заключается в развертывании этой предварительной схемы, в превращении ее во внешнюю распространенную структуру предложения» [Лурия 1947: 85-86].

Процессуальность и изменение внутренней речи в зависимости от готовности ее перехода в речь внешнюю рассматривал Б. Г. Ананьев. По его мнению, первой фазой внутренней речи является «установка на наречение», второй - сам про­цесс внутреннего наречения, причем именно здесь представ­лены редуцированные фонематические и логико-синтаксические структуры (предложения с нулевым подлежащим или нулевым сказуемым и фонетическая сокращенность). Следующей фазой является указательное определение «мес­та» нареченной мысли в суждении и умозаключении. Эта фаза, проявляющаяся во вспомогательных «пространственных» опре­делениях (здесь, там, тут), является конструктивно важной в процессе развертывания внутреннего говорения, которое и яв­ляется завершающей фазой внутренней речи [Ананьев 1960: 367]. Итак, по мнению Б. Г. Ананьева, развертывание внутренней речи идет от 1) установки на наречение, через 2) «наречение» и 3) указание его места к 4) внутреннему говорению как за­вершающей фазе внутренней речи. Образцами такого внут­реннего говорения он считает внутренние монологи героев у Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского.

Так как Б. Г. Ананьев приписывает внут­ренней речи лишь функции построения содержания будущего высказывания, но не его оформления (отсутствует фаза, «отвечающая» за грамматическое развертывание предложения), то можно считать, что его по­нимание функций внутренней речи уже, чем у А. Р. Лурии, по мнению которого звенья внутренней речи «вбира­ют» в себя всю внутреннюю сторону речи, все ее функции.

Собственные «планы» движе­ния мысли к слову рассматривает Л. С. Выготский. Он различает внешний (физичес­кий) план речи и ближайший к нему внутренний план — семантический. По его мнению, во внешней речи можно выявить взаимодействие двух структур: грамматической и семантичес­кой (психологической), что позволяет выделить в каждом предложении формально-грамматические и психологические подлежа­щее и сказуемое. Последнее членение проявляется, в частности, через логическое ударение: «Мысль накладывает печать логи­ческого ударения на одно из слов фразы, выделяя тем психо­логическое сказуемое, без которого любая фраза становится не­понятной» [Выготский, 1956: 338].

Внутренняя речь, по Выготскому, — это особый самостоя­тельный момент речевого мышления, в котором сфокусирова­ны все динамические отношения мысли и слова. Эта речь есть речь для себя. Она вычленяется из внешней речи и отличается от нее максимальной сокращенностью.

Выготский утверждал, что «речь для себя возникает путем дифференциации изна­чально социальной функции речи для других» [там же: 344]. Ей присущи а) чистая предикативность (внутренняя речь «вся состоит с психологической точки зрения из одних сказуемых», «подлежащее нашего внутреннего суждения всегда наличествует в на­ших мыслях», оно всегда подразумевается [там же: 364, 365]; б) особый семантический строй (преобладание смысла над значением; агглютинация семантических единиц; «влияние» смыслов; идиоматичность); в) редуцированность фонетики («Во внутренней речи нам нет необходимости говорить слово до конца. Мы понимаем по самому намерению, какое слово хотели сказать.... Внутренняя речь есть в точном смысле речь почти без слов» [там же: 368[.

Таким образом, по Выготскому, «переход от внутренней речи к внешней представляет собой... не простую вокализацию внутренней речи, а переструктурирование речи, превращение совершенно самобытного и своеобразного синтаксиса, смыслового и зву­кового строя внутренней речи в другие структурные формы, поисушие внешней речи» [Выготский 1956: 376].

На современном этапе изучения речевых процессов речевая деятельность как подсистема концептуальной системы индивида рассматривается в качестве важнейшей проблемы и в рамках лингвосинергетики [Герман, Пищальникова 1999].

Процессы, происходящие в границах трансакции, обусловлены интенцией адресанта как «хранителя» имеющейся информации, его стремлением передать эту информацию адресату, фактически выводя из состояния равновесия его «устойчивую систему», изменяя картину мира реципиента. При этом в результате коммуникативного взаимовлияния концептуальные системы индивидов, составляющие подсистемы сложной организации «Человек - Человек» и стремящиеся в процессе своего развития к достижению максимального соответствия одна другой, «синхронизируются» посредством речепорождений концептуальных систем коммуникантов на основе аттракторной организации составляющих компонентов - индивидуальных концептуальных систем [Йокояма 2005].

Сущностные характеристики подобной сложной системы несводимы к совокупности концептуальных систем индивидов, но в числе возможных, вероятных, случайных путей развития системы может быть тот, который в большей степени определяется одним из компонентов системы. Общая объединяющая и определяющая отношения между элементами цель системы - стремление к взаимопроникновению компонентов, снятию противопоставленности между ними - может варьироваться в соответствии с частными целями подсистем - стремлением утвердить собственную индивидуальность в концептуальной системе адресата.

Фазовые переходы равновесного/неравновесного состояний осуществляются в дискурсе посредством речепорождения. Речевой факт, смысл, содержательная сторона которого отличны от смысла, вкладываемого в формальную организацию, в текст речи адресатом, позволяет говорить о существовании двух речевых фактов в контексте двух концептуальных систем.

В процессе рецепции речевого факта концептуальная система (сознание) адресата, содержательные характеристики мировосприятия которого отличны от концепта сознания продуцента речи, приходит в неравновесное состояние, обусловленное несоответствием содержания, вкладываемого в известные единицы языка адресантом речи, смыслу, «вложенному» в подобное сочетание языковых единиц в сознание реципиента. Неустойчивое состояние концептуальной системы адресата в процессе рецепции может быть направлено в ту или иную сторону упорядочения в зависимости от вероятностных флуктуаций, которые обусловливаются как внешнесистемными факторами, например, уточнением сказанного продуцентом речи, так и внутренними, подсистемными - например, эмоциональным состоянием реципиента. Таким образом, восприятие речевого факта адресатом может осуществляться в двух (и более) плоскостях.

Такая «герменевтическая» трактовка проблемы восприятия, вероятно, соответствует известному направлению субъективного идеализма, согласно которому мир существует только в сознании воспринимающего, а объективной реальности не существует.

Резюмируя вопрос о мировоззренческих направлениях субъективного идеализма и синергетики, необходимо подчеркнуть, что в лингвосинергетическом аспекте трактовка множественных существований одного факта объясняется сложностью концептуальных миров индивидуальных сознаний как систем, стремящихся к упорядочению при всех возможных посторонних воздействиях.

Когда роли продуцента реципиента меняются и происходит ответное речепорождение, то последнее отражает старый речевой факт в новой содержательном (смысловом) качестве. Это новое качество приводит, в свою очередь, в неустойчивое состояние концептуальную систему первого продуцента, ставшего в данном случае адресатом речи, и происходит та же ситуация, которая показана выше. В результате коммуникативного взаимодействия возникшие тексты как продукты дискурсивной деятельности, имея общую «форму», существуют в двух (и более) концептуальных мирах.

Чем можно объяснить беспрепятственное вхождение в концептуальную систему чужого речесмыслопорождения? На этот вопрос пока нет точного ответа, но можно предположить существование в тексте так называемой «узуальной структуры», которая «держит» текст в рамках строго установленной формы и является релевантной по отношению к структурам, организующим концептуальные системы индивидов - представителей данного социума. Следует отметить, что «узуальная структура» концептуальных систем, репрезентированных в тексте, отлична от языковой структуры, проявляющейся в способе организации языковых единиц и формирующейся на основе того или иного типа отношений между этими единицами.

Продукт речепорождения (текст) как относительно самостоятельная сложная система, существующая наряду с другими системами в рамках целостной концептуальной системы индивида [Герман 2000: 69], также подвижен [Москальчук 2003]. Его движение, а значит, изменение заключается в смыслопорождениях, вносимых концептуальными системами реципиентов в его изначальные содержательные характеристики. Эти смыслопорождения приводят к тому, что текст начинает существовать в концептуальной системе реципиента (который становится, в свою очередь, продуцентом). Так, развитие содержательной стороны текста может быть представлено сопутствующими комментариями либо последующими ответными репликами реципиента, отражающими особенности концептуальной системы последнего, «воспринимающей» новый смысл исходного текста. Этот смысл «включается» в старый текст через новое речепорождение. Таким образом происходит «движение» текста.

«Этапы» формирования смыслопорождения текста как продукта концептуальной системы индивида, которые «отражают направление формирования авторского смысла» и «репрезентируются телами знаков» [Герман 2000: 69], отражают способы миротворчества продуцента речи на базе содержательных характеристик его концептуальной системы, на основе «расположения» в сознании адресанта того или иного явления как компонента этой системы, что находит выражение в процессе смыслопорождения в вербализованном тексте.

Концептуальные системы коммуникантов, обладая структурной общностью, по-разному «распределяют» информацию в своей «индивидуальной» структуре. В процессе продуцирования текста концептуальная система индивида «относит» к какому-либо этапу речи (месту в тексте) строго определенное содержание. В процессе рецепции это содержание (информация), поэтапно транслируемое адресату, вариативно, случайно влияет на его концептуальную систему, занимая определенное местоположение в его сознании.

В целом, можно сказать, что исследования процессов порождения речи показывают детерминированность перехода «от мысли к развернутой речи» внутренней речью. Будучи свернутой и за­чаточной по структуре и чисто предикативной по функции, она содержит потенциальную схему фразы. Переход от внутренней речи к внешней заключается в развертывании этой предварительной схемы, в превращении ее во внешнюю распространенную структуру предложения-высказывания.

 

Восприятие текста

 

Динамический процесс восприятия текста реципиентом может быть описан следующей схемой: элементы текста воспринимаются аудиовизуальными рецепторами и, преобразованные на основе внутреннего кода, транслируются в кратковременную память реципиента. С другой стороны, туда же поступают из долговременной памяти данные о предшествующем языковом опыте личности. Сопоставление этих двух информационных потоков позволяет реципиенту сначала опознать слова, то есть идентифицировать последовательность текстовых элементов как слова, затем приписать этим словам соответствующие значения (то есть осмыслить их). Параллельно, вызывая из долговременной в кратковременную память грамматическую информацию, реципиент устанавливает связи внутри предложения и, на этой основе, осмысливает содержание предложения. Таким образом, в кратковременной памяти в каждый данный интервал времени «присутствует» лишь относительно небольшое количество слов текста, актуализируемых реципиентом. При перцепции последующих отрезков текста предыдущая информация транслируется в долговременную.

В тексте как продукте речевой деятельности в качестве своеобразных «пространств смыслов» (ментальных окон – см. [Recanati 1996]) – выступают семантические поля, которые обусловливают наличие доминантного варианта развития системы (текста) во времени. Логически определенная последовательность семантических полей, как правило, эксплицируется в материи текста, обеспечивая его когезию. При этом реципиент, воспринимая текст, выделяет в нем элементы (кванты информации), создающие в его ментальной системе временные состояния относительной устойчивости, стабильности, «цепочка» которых и является преимущественным направлением системы смыслов. В целом, этот процесс можно рассматривать как реализацию модели структурного детерминизма П. Горрелла [Gorrell 1994] в виде фразового дерева на уровне высказываний в ходе дискурсивного взаимодействия субъектов речевого общения.

Если рассматривать восприятие текста (продукта дискурса) как процесс обратный процессу порождения речи, то можно говорить о том, что со структурной точки зрения задача носителя языка при этом состоит в «свертывании» линейной структуры текста в некую модель, которую О.Л. Каменская называет С - моделью [Каменская 1990: 126]. Основные фазы процесса восприятия (фаза «мотивации», интенция, фаза «понимания») характеризуют речемыслительную деятельность реципиента.

Побудительный мотив к восприятию текста в дискурсивной практике реципиентом формируется как решение одной из частных задач того или иного некоммуникативного действия. Этот мотив обычно включает более или менее осознанное представление о той отрасли знания, к кото­рой должен принадлежать предполагаемый текст, и эксплицирует­ся в сознании реципиента как необходимость получения некоторой информации, отсутствующей у него на момент времени формиро­вания мотива к восприятию текста: мотивация к вос­приятию текста осознается как необходимость заполнения «инфор­мационного вакуума», удовлетворения некоторой информацион­ной потребности в рамках целенаправленного дейст­вия, присущего, обычно, другому (некоммуникативному) виду деятельности.

Информационно-содержательный и пространственно-временной компоненты текста обеспечивают содержательную сторону воспринимаемой информации в экстралингвистическом «окружении», что, в свою очередь, дает возможность реципиенту антиципационно программировать процесс «предъявления» информации, содержащейся в тексте.

Процесс восприятия речи состоит из двух основных подпроцессов, следующих параллельно, но с некото­рым, как правило, очень малым временным сдвигом (запаздыва­нием) один относительно другого. Это, в частности, отмечает Н. И. Жинкин: «При декодировании слова располагаются в строчку, сле­дуют друг за другом в порядке времени. Для интеграции их в этих условиях придется каждое текущее слово как-то пристраивать к предшествующему, уже ушедшему. Это можно сделать, если оста­новить в памяти поток слов и приступить к интеграции. На приеме речи неизбежно возникнут вынужденные остановки, момент появ­ления которых будет очень трудно определить говорящему. Фактически таких остановок не бывает. Вот почему признают, что в про­цессе приема речи происходит не просто мимолетное узнавание слов, но и обработка в особой, так называемой операционной, иконической памяти» [Жинкин 1982: 44].

Первый подпроцесс Н. И. Жинкин называет «поэлементным восприятием», которое сводится к идентификации реципиентом предъявляемых ему элементов текста. Поэлементное восприятие определяется двумя факторами: качеством элементов текста и темпом их восприятия. Под качеством эле­ментов текста понимаются такие их свойства, которые позволяют реципиенту без особых усилий однозначно их идентифицировать в процессе восприятия текста. Таким образом, текст как «порождение» дискурсивного процесса, состоящий из «хороших» элементов - это текст, который проговарива­ется (диктуется) четко артикулированными звуками.

Темп поэлементного восприятия может быть измерен количеством элементов (букв или звуков), содержащихся в отрезке текста, воспринятом в единицу времени, причем при восприятии устного текста этот темп, как правило, навязывается реципиенту собеседником.

Второй подпроцесс процесса восприятия текста – «семантическое восприятие» - есть процесс установления значений слов, связей между словами в предложении, предложениями (высказываниями) и т.д. Темп семантического восприятия текста не ниже его поэлементного восп­риятия, хотя второй процесс протекает с некоторым запаздывани­ем по отношению к первому. Количественной мерой темпа семантического восприятия может служить темп поэлементного восприятия текста. «Механизм языка устроен так, что любой человек, усвоивший его в детстве, при са­мых ограниченных возможностях будет принимать речь точно по ходу ее временного следования... При этом не следует забывать, что слушающий не старается делать никакого грамматического анализа,….а просто принимает мысль, содержащуюся в сообщении», - пишет Н. И. Жинкин [Жинкин 1982: 45].

Процесс восприятия речи на слух связан с выполнением реципиентом сложной мыслительно-мнемической деятельности, которая включает в себя преобразование информации, кодовые пе­реходы, актуализацию связей, способствующих пониманию. Успешность такой умственной деятельности обусловлена высокой степенью концентрации внимания.

В результате экспериментов установлено, что исходный уровень владения аудированием определяют следующие умения:

1) Членить текст на смысловые куски, определять факты сообщения;

2) Устанавливать логические связи между элементами текста;

3) Отделять главное от второстепенного и удерживать в памяти главное, выделять смысловые вехи, определять смысловой центр фразы;

4) Определять тему сообщения;

5) Выделять главную мысль;

6) Принимать сообщения до конца без пропусков;

7) Воспринимать речь в естественном медленном темпе;

8) Принимать и удерживать в памяти сообщение, предъявленное один раз. Отсутствие какого-либо из этих умений оказывает негативное влияние на прием и пони­мание речевых сообщений [Агузарова 2005: 332].

Возникает вопрос, каким образом реципиент, воспринимающий текст в непрерывном потоке слушания/чтения в достаточно быстром темпе, успевает выявить, проанализировать и, наконец, осмыслить все разнородные, многочисленные связи, начиная от самых очевидных до самых сложных? Ответ в том, что реципиент такой задачи перед собой не ставит и потому ее не решает. Повседневный речевой опыт показывает, что для того чтобы последовательность предло­жений воспринималась как текст, достаточно в большинстве случа­ев установить хотя бы одну связь актуализируемого (воспринимае­мого в данный момент) предложения текста с одним из предшест­вующих. Причем в качестве такого предшествующего предложения выступает обычно ближайшее, то есть предыдущее предложение, или предложение, отделенное от актуализируемого одним, может быть, двумя предложениями.

Исходя из свойств кратковременной памяти можно предполагать, что более дистантные предложения к этому моменту уже забыты. При этом нельзя ожидать, что они могут быть воссозданы в кратковременной памяти путем «вызова» их из долговременной. Это объясняется тем, что в процессе восприятия текста предложения как таковые в долговременной памяти долговременной памяти не сохраняются.

Смысл и значение

Отдельно следует остановиться на проблеме соотношения смысла и значения, которая непосредственно связана с интерпретацией содержания высказывания, с ответом на вопрос о «суммировании» конечного объема информации на основе «единичных» высказываний. В целом, известно, что информация, содержащаяся в речевом фрагменте длиной более одного слова не может быть описана в виде простой суммы значений составляющих этот фрагмент [Бенвенист 1974; Колшанский 1980; Барт 1994]. Как отмечает, О. А Алимурадов, «к смыслу цельного высказывания невозможно прийти путем механического его конструирования из отдельных значений элементов этого высказывания: такой смысл есть продукт интеграции, а не простого суммирования» [Алимурадов 2005: 2]. Аналогичный подход демонстрирует В. А. Сулимов: «…практически невозможно проводить грамматическую классификацию вне классификации системы значений, а ту, в свою очередь, невозможно достоверно описать без обращения к системам смыслов, приписывае­мых контекстами употребления, индивидуальным языковым сознанием и культурой, интериоризированной в виде некоторой системы артефак­тов сознанием индивидуума. Все эти аспекты очевидно должны быть интегрированы в некоторой единой системе или «согласованы» [Сулимов 2006: 255].

Можно говорить о том, что смысл является неотъемлемой составляющей (и основой) той информации, которая передается в дискурсе посред­ством языковых (вербальных) единиц и их комбинаций.

Таким образом, изучение инфор­мационной составляющей фрагментов дискурса различной длины обязательно предполагает исследование смысловой основы развернутого высказывания, имеющей корреляцию с категориями дискурса. К существенно важным и определяющим дефинициям теории дискурса мы можем отнести пропозицию, пресуппозицию, экспликатуру, импликатуру, инференцию и референцию (подробнее см. ниже).

Дефиниции «значение» и «смысл» имеют непосредственное отношение к личностным когнитивным процессам. Лингвистическая и социальная корреляция этих понятий, отношения между этими феноменами – одна из важнейших задач коммуникативной лингвистики и когнитивной науки.

Если рассматривать семантику как «инструмент», с помощью которого человек овладевает миром и интерпретирует его, то следует признать, что личность познает окружающий мир в контексте реальных общественных связей и отношений на основе исторически сложившегося семантического «базиса», который она использует в контексте присутствующих в ее сознании фреймов (сценариев) категории знания, реализуемых в адекватных языковых формах. Именно семантическая основа («базис») формирует те когнитивные модели, на основе которых возникают отношения, определяющие возможность перехода от предметных и логических связей в объективной действительности к синтаксически комбинаторным способам их передачи в предложении (высказывании). Динамическая «экстраполяция» на когнитивно-вербальном уровне от интенции к высказыванию обусловливает генезис языковых структур на уровне высказывания, в том числе и вариабельных (Ср.: С приходом осени… Когда пришла осень… После прихода осени…)

Корреляция дефиниций «значение» и «смысл» имеет глубинную причинную основу, носит двуаспектный характер и базируется как на функциональной основе значения, так и на социально обусловленной лингвокультурологической природе смысла.

В реальном мире наши знания — это, в самом общем приближении, вся та информация, которую мы получаем в процессе онтогенеза. Но это не просто стохастический набор неупорядоченных фактов и имеющегося в памяти личного опыта: человек упорядочивает получаемую информацию и обобщает свой опыт. Мы не запоминаем каждое здание или дерево в парке, которое попалось нам на глаза, а тем более, каждый листок, каждое окно и т.д. Мы объединяем множества, номинируя их, формируем для себя категории предметов и явлений, осуществляем иерархию и таксономию, избегая необходимости запоминать каждый отдельный фрагмент действительности.

Таким образом, фрагментируя мир в «кластерном» режиме, мы добиваемся «когнитивной» экономии: уменьшаем количество информации, которую должны воспринять, декодировать и запомнить. В итоге, семантический потенциал совокупности слов определенной «смысловой» сферы реализуется за счет извлечения из исходного значения и связанной с ним прототипической ситуации семантической схемы, которая используется для концептуализации типологически адекватных событий по принципу аналогии.

В отличие от А. А. Леонтьева, который выделяет три формы существова­ния значения: языковое значение («законсервированное» слово-знак), предметное значение (на чувственной базе перцептивного браза), ролевое значение (на чувственной базе динамических компонентов самой деятельности) [Леонтьев 2001], мы понимаем значение как семиотический инвариант, присущий когнитивной сфере индивидуума и являющийся для него единственным и категорически обусловленным «внеконтекстовым знаком». В рамках (условиях) любого вероятностного контекста значение «приобретает» смысл и тогда начинает называться «собственно значением», то есть раскрывается с точки зрения языка (1), перцепции (2) и деятельности или роли (3).

В синергетическом плане можно говорить о том, что эволюция процесса речевой деятельности как системы во многом определяется аттрактором наиболее вероятного изменения - интегративным смысловым компонентом, основой которого является макроинтенция (система смыслов). Развитие коммуникативной ситуации в плане текстовой организации происходит в направлении этого аттрактора с намерением уменьшения уровня энтропии как стремлением системы к самоорганизации. При этом «семантические единицы языка» не выступают в качестве реальных самоорганизующихся элементов: эту роль выполняют смысловые компоненты более крупной структуры (семантические поля), а потому реальный процесс смыслопорождения гораздо глубже, иерархичнее, нежели его поверхностная модель.

Следует учитывать, что при смыслопорождении как процессе, имеющем дискретную «семантическую» природу (смысл континуален, значение семиотически обусловлено – дискретно), происходит некоторая «потеря» смысла (семантическая неопределенность, обусловленная контекстом). Эти потери, как правило, не заметны для продуцента речи, но четко осознаются реципиентом.

Таким образом, значения, формируя систему аттракторов, стабилизируют речевой процесс на уровне смыслопорождения, удерживает его в состоянии динамического равновесия, тогда как смысл, будучи континуальным по природе, изначально задан и определен макроинтенцией адресанта. Отсюда текст как продукт дискурса в процессе своей «развертки» постоянно преодолевает неопределенность смыслов, что осуществляется говорящим за счет обращения к системе вербальных и невербальных значений, связываемых с тем или иным речевым компонентом. Именно включение таких систем значений в ментальную сферу, в концептуальную систему адресата способствует адекватному восприятию речи и правильной интерпретации им смысла высказывания.

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: