Появилась Руфь Аткинс. Она давно уже проснулась, все слышала и теперь стояла бледная как

полотно и, устремив испуганный взгляд на Бэнни, шептала:

— О, Бэнни, какая ложь! Какая возмутительная ложь!

Да, Бэнни тоже думал, что это была ложь, но он не мог этого доказать, а если бы и мог,

то что же из того? Радио — "одностороннее учреждение": вы можете слушать, но не можете

Отвечать. Этим оно приносит громаднейшую пользу капиталистической системе: граждане

Сидят спокойно у себя дома и вбирают в себя все то, что им преподносят, подобно тем детям,

Которых кормят при помощи соски. Радио — это тот фундамент, на котором строится

величайшее в истории государство рабов!

XI

Губы Поля тихо зашевелились и издали слабый, едва внятный звук. Руфь наклонилась

Над ним и, затаив дыхание, напряженно прислушивалась.

— Он приходит в себя! О, поскорее, поскорее доктора!

Доктор пришел, тоже наклонился, послушал пульс и покачал головой.

— Произносить слова он, может быть, и будет в состоянии. Все зависит оттого, какие

Области мозга затронуты воспалением.

Он еще послушал. Произносимые больным звуки были бессмысленны, и доктор сказал,

Что Поль произносит слова совершенно бессознательно. В таком состоянии он мог

Оставаться несколько дней, может быть, даже неделю или две.

Но Руфь продолжала жадно прислушиваться, стараясь разобрать какое-нибудь слово.

Может быть, доктор ошибался, может быть, Поль понимает и хочет сказать что-нибудь,

спросить?.. С замирающим сердцем она прошептала:

— Поль, Поль, ты хочешь мне что-то сказать? Да?..

Губы Поля зашевелились быстрее, звуки стали громче, и Рашель, которая была тут же,

сказала:

— Это какое-то иностранное слово.

— Наверное, русское, — прибавил Бэнни. — Он не знает никакого другого языка.

Они продолжали напряженно прислушиваться. Получалось такое впечатление, точно

Эти слова произносила какая-то восковая кукла — резкие, неприятные звуки, выходившие не

Из груди, а из горла.

— Da zdravstvooyet Revolutsia, — проговорил Поль и произнес это слово несколько раз

Под ряд.

— Это, должно быть, "революция", — сказал Бэнни.

— Vsya vlast Sovietam.

— А это что-то, очевидно, о "Советах".

Но Руфь такое объяснение не удовлетворило.

— Бэнни, мы должны непременно, непременно узнать точно, что он говорит. Вдруг он

нас о чем-нибудь просит…

Рашель попробовала ее в этом разубедить: без сомнения, он бредит, это было ясно. Но

Руфь с каждой минутой приходила во все большее волнение, и слова Рашели ее только

Раздражали. Она спасла своего мужа, и что она понимает о страданиях других людей?

— Необходимо узнать, что говорит Поль! Необходимо. Неужели нельзя найти никого,

Кто знал бы по-русски?

Чтобы ее успокоить, Бэнни телефонировал Григорию Николаеву, прося его немедленно

Приехать.

Когда Бэнни вернулся в комнату больного, до его слуха опять донеслись непонятные

отрывочные слова, и Руфь взволнованным голосом сказала Бэнни:

— Мне кажется, что нам надо было бы записывать, что он говорит. Вдруг он замолчит

и никогда, никогда уже больше не скажет ни слова!

Бэнни понимал: Руфь верила в "откровения", в то, что некоторые слова, сказанные в

Исключительно важных случаях жизни, могут иметь особое значение, верила в то, что и

Самый язык, на котором произносятся такие слова, мог отличаться от языка простых

Смертных. Доктора называли это бредом, но как они могли быть в этом уверены? То, что

скрыто от мудрецов, бывает открыто младенцам!.. Поэтому Бэнни вынул свою записную

книжку и записал слова Поля, приблизительно, конечно, так, как он их слышал: "Hlieba, mira,

svobody", и когда два часа спустя приехал Николаев, то он перевел эти слова, означавшие:

"Хлеба, мира, свободы". Это было лозунгами большевиков, когда они захватывали в свои

Руки Россию. И почти все слова, которые произносили губы Поля, относились к революции.

Все это были слова, которые он слышал сначала в Сибири и позднее в Москве. Нет, Поль

⇐ Предыдущая39404142434445464748Следующая ⇒

Поделиться: