РЕЗОНАНС. ТАЛАНТЫ ПО НАСЛЕДСТВУ?

Давно, очень давно я не чувствовал себя в такой степени ленинградцем, как после чтения «Аристократов духа»… И оскорбление – нравственный ожог, буквально! – которое я испытывал, прочитав анонимное письмо Артамоновых, вызвано не только содержанием этого письма, но и адресом, откуда оно в редакцию направлено: из Ленинграда же!..

Не удивлюсь, если у них, у Артамоновых, и звания [117] есть, и регалии, и государственные премии, и щедрые заказы, и договора, и партбилеты в карманах. Вот ведь беда-то в чем. И подумал я: фигурально говоря, не пришла ли пора снова Зимний брать? Не сдается мелкий буржуа, в крупные метит, так и прет из земли, да еще за небо хватается: мое, мол, небо и детей моих, никому не отдам!..

А мурло-то мещанину не спрятать. Пятачок — хоть и позолоченный — все равно пятачок.

В Ленинграде сейчас открыта выставка, посвященная столетию со дня рождения великого русского советского поэта Велимира Хлебникова. Судьба и личность Хлебникова являют нам тип российского интеллигента-бессребреника в чистом виде, как некую квинтэссенцию, как идеал. В нравственной «палате мер и весов» Хлебников — эталон чистоты, благородства, идейности, бескорыстия.

А сколько ленинградцев хлебниковской закваски погибло, защищая наш город на фронте! Сколько их на Пискаревском лежит... А сколько настоящих художников (в широком смысле этого слова) жили и живут в нашем городе, работают не за страх, а за совесть, живут скромно, без званий и наград, порой на гроши, и народ благодарно принимает плоды их подвижнической жизни.

Александр Крестинский, член Союза писателей

Ленинград

Я задохнулась от негодования.

Они вспомнили одного графа — А. Толстого. А почему они не вспомнили другого — Л.Н. Толстого? Ему было стыдно, что он живет в роскоши. Он всю жизнь стремился к простоте. И ведь никто из его детей не стал хотя бы сколько-нибудь заметным писателем. Ведь и семейная его трагедия разыгралась на почве того, что стыдно его детям после смерти отца жить на доходы с его произведений.

Толстой подробно характеризует своих детей и нисколько не обольщается на их счет. Он их любил, очень любил, но не мог идти против совести, он видел их такими, какими они были на самом деле. А сейчас эстрадная певица выводит, за руку перед камерой Всесоюзного телевидения свою дочь и делает вид, что они «творят».

Драматический актер приносит своего пятилетнего сына на передачу «Утренняя почта». Это было бы уместно [118] и в детском саду, куда ходит его сын, не более того. Мастистый кинорежиссер вот уже много лет пытается показать свою дочь на экране то княгиней, то царевной. Но нет в ней, как говорится, искры божьей! И он это понимает. Но ему не стыдно!

Дошли до разговоров о династическом, потомственном приоритете.

Нам не нужна реставрация Боярской думы, где любому потомственному болвану надевали бобровую шапку, усаживали на просиженную его прадедами скамью и за­ставляли «править народишком».

Т. Семенова,

 Харьков

* * *

Все, что вы написали — это правда. Я ведь тоже из тех же «законодателей духа», но из сферы отраслевой науки. И у нас ведь не лучше. Рационализация объявляется большой наукой, а оргсуета — серьезной инженерно-научной помощью промышленности. И все слышишь: «Караул, недоплатили!» А надо бы стонать: «Братцы, горим, недоработали, зарплату-то перебираем!» Но этого не дождетесь.

Один такой преуспевающий мне и говорит: — Ты, я слышал, деньги в Фонд мира посылаешь? Ну, это ты зря. Разве можно твоими копейками что-то сделать?

Таких, увы, немало. И эта вся публика настойчиво ведет свою линию.

Знают ли «аристократы духа», почем обходится трудовому люду их «дух»? 250 рублей в месяц получает помощник экскаваторщика в карьере, в Рудном. А труд, он, нелегкий. Зимой зверская стужа. Экскаватор — махина с огромный дом, что-нибудь полетело... и жги часами руки о металл, ворочай детали по сотне килограммов. А попробуйте повертеться за рычагами целую смену! А каково работать в степях Тургая!

А что говорить о наших девчатах, работающих на ткацких станках! Созидательный честный труд — дело очень трудное, жертвенное. Именно поэтому во все времена совесть у честных интеллигентов была основой всех основ.

В. Лапин, пос. Правда, Московская обл. [119]

* * *

Вы пишете, что надо привлекать в искусство таланты из народа. Так как же ему, этому таланту, пробиться, если он встречает на своем пути любящих пап и мам с громкими именами?

С «избранными» в искусстве что-то делать надо, а то оно у нас зачахнет.

С. Махмутова, студентка
Ленинград                                                                   

Вопрос к «артамоновым»: создалась ли бы, родилась ли бы книга «Как закалялась сталь», если бы Николай Островский с детских лет сидел на готовых хлебах?.. А эта книга будоражит молодежь во всех странах мира.

А. Чистяков, член литобъединения «Лира»

Тольятти

* * *

«Нарушать естественное развитие событий в сфере имущественного и неимущественного наследования, традицию династий (?) и потомственного приоритета, — во-первых, несправедливо, а во-вторых, бесполезно...» - считают «аристократы духа».

Именно эту точку зрения отстаивают буржуазные идеологи. По их понятиям, наследование — «естественное» право от природы. Идеологи буржуазии, как и «аристократы духа», едины в том, что собственность должна
переходить от поколения к поколению.

Однако буржуазные революции упразднили наследование политической власти. Социалистические революции уничтожили наследование земли, ее недр, фабрик, заводов. Как видим, институт наследства — исторически преходящее социальное явление.

Разве это не дикость, когда кабинеты, отделы и даже институты иногда передаются по наследству? Дикостью является и наследственность на творческие профессии. «Аристократы духа» позволили бы войти в «свой круг» Есенину, Горькому, Шевченко? Вряд ли.

В. Чухно, социолог

Донецк [120]

* * *

Я этим летом была в Ялте, в доме Чехова, и была потрясена простотой его быта. А ведь это Чехов!

Недавно поднимался вопрос о том, что театры полны детьми знаменитых артистов, унаследовавшими деньги, самомнение, теплое место, но только не талант и работоспособность.

Н. Троицкая Москва

* * *

Как назвать гонорар за подделки, которые мы видим по телевизору и на киноэкране? Нетрудовыми доходами, и никак иначе. Любой из нас знает десятки таких «произведений». А появились они не без помощи «аристократов духа», заседающих в редакциях, правлениях и худсоветах. Их голос там зачастую считается решающим, а они «повязаны» с авторами поддельных произведений, «показаны» в том числе «заботой о детях», то есть «неимущественным наследованием».

Это система действительно гибкая и даже неуловимая для простого зрителя или слушателя, которого «аристократы» презирают. Но изнутри она видна чуть ли не всем.

У художественной продукции есть авторы с именами и фамилиями, поэтому отделить продолжателей дела от получивших наследство несложно. И сделать это пора, потому что во всеуслышание уже говорят: есть, мол, рабочие династии — почему не быть писательским?

Следуя логике подобных рассуждений, можно сказать: художник Н. талантлив, а это значит, что его сын должен быть еще талантливее. Но талант не наследуется; несмотря на то, что и у отца-писателя может быть сын-писатель, вероятность этого — при равном доступе молодежи к творчеству и духовным ценностям — не больше, чем сын-писатель у отца-рабочего.

Но некоторые отцы-писатели этого не признают. И это одна из причин существования низкопробной художественной продукции. Голоса в защиту элитарности звучат громко и открыто. А это уже не только этика, но и политика, идущая прямо против оздоровительных процессов, на которые общество возлагает такие большие надежды. [121]

В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

Сначала — зарисовка с натуры.

В молодежной среде ощущается сейчас поиск ориентиров, точек отсчета, которые помогли бы разобраться в сложностях окружающей жизни. Это вполне естественно. Новые поколения входят в жизнь, и они должны ее осмыслить.

Познакомьтесь, как это выглядит хотя бы в одном конкретном случае. Пишет мне один из ищущих, думающих молодых людей. (Письмо пришло как отклик на статью «Крайний вариант».)

«Социализм с неизбежностью порождает людей, которых я бы назвал новой интеллигенцией».

Сразу предупреждаю, что это он о себе и о своих товарищах.

«Для новых интеллигентов учебники научного ком­унизма — не сон, не формальность, как для некоторых комсомольцев, а руководство к действию...»

«Скоро и очень скоро они заявят о себе во весь голос. Устроят ли их рамки сегодняшней деятельности комсомола, вместившего ⁹/10 советской молодежи, а с ними и добрую часть «хайлафистов», прагматиков, нигилистов? И разве сможет их, жаждущих бурной деятельности, устроить неповоротливость комсомола? Уже сейчас между ними и приверженцами бюрократизма и негоцивизма (продается все — не только за деньги) возникают схватки, в которых новые интеллигенты пока не всегда одерживают верх.

Но их ряды пополняются. Каждый второй, пришедший из Афганистана, наверняка задумается, начнет сравнивать свою жизнь ДО и ПОСЛЕ. И станет ли он после афганских испытаний терпеть домашних обывателей? Станет ли он ОБСУЖДАТЬ, как бы нам исправить систему распределения, при которой нечестный человек, обязанный обеспечивать нормальное снабжение других, себя лишь снабжает и знакомых обеспечивает? Он тоже станет нашим...»

Забежав вперед, я вам скажу, что факты несоответствия между трудом и потреблением автор письма считает проявлением классового антагонизма.

«Не все пока удается новым интеллигентам, еще мало сил, слишком велико разобщение. Однако, объединившись в единую молодежную организацию, с уставом и [122] программой, основанной на неуклонной верности марксизму-ленинизму, они добьются своего. Дима. 18 лет».

Чего же «своего» решили добиться Дима и его друзья? Они хотят добиться коммунизма, но пришли к выводу, что без революции это невозможно. Ну что ж, и условиях классово антагонистического (по Диме) общества этот вариант неизбежен, так что своего рода логика здесь присутствует.

В самом начале 80-х годов некоторые социальные противоречия, созревшие и требующие разрешения, проявлялись по-разному, в том числе и в специфических молодежных вариантах. На улицах, по которым ходил Дима, появились «быки» и «фураги». Перейдя на любимый им философский язык, скажем, что это было отражение социальных противоречий в сознании части молодых людей. Внешне они отличались так: фураги носили фуражки «как у Ленина» и белые шарфы, означавшие, что совесть их чиста. Ну а бык — идеями не обременен.

Драки одних молодых людей разбудили мысль других молодых людей. Они начали думать: что происходит, почему те, которые утверждают, что совесть у них «чиста», бьют «нечистых»? Или, наоборот, «нечистые» бьют «чистых»?

Так пришла в голову Димы идея классового антагонизма, которая подкрепилась житейскими наблюдениями над той сферой, которую мы именуем распределительными отношениями. А от скороспелого детского «антагонизма» до «гвоздя программы» доморощенных философов: «Путь от социализма к коммунизму лежит через революцию!» — один шаг.

Наверное, нужно предупредить, что в авторе письма покамест нет никакой «угрозы». После нашей встречи он прислал мне еще письмо. Кое в чем он уже изменил свои представления о нашем социальном устройстве — не все сразу, дайте срок.

То зерно в молодежной среде, о котором идет речь, по-моему, здоровое, по сути, зерно. Мыслящая материя мыслит, творит, закрепляет все это на бумаге, делится созданным (в устной и письменной форме). Это естественное состояние живого человека в лживом обществе. Ошибки, тем более в сложнейших вопросах, тоже естественны: не ошибается в них тот, кто об обществе не думает.

Дима относил к «новой интеллигенции» «хороших, добрых людей, верных марксизму-ленинизму». Место [123] социальной принадлежности занимали этические категории, сложенные с «марксизмом», как его понимал Дима. У меня нет сомнения, что свое дело сделали и всякие ходячие «теории» об особой роли интеллигенции в эпоху научно-технической революции» Однако Дима уверен, что «сам до всего додумался».

Теперь он думает несколько по-другому. Удалось его пристроить «в учение» к философу, который научился переубеждать таких, как Дима, и достигает успеха, хотя не всегда.

Таких, как Дима, по-моему, становится немало. Они изобретают собственные «теории», подпадают под влияние чужих, объединяются... Кто-то создает «хороший комсомол» взамен имеющегося. Кстати сказать, формализм, парадность, оторванность от нужд молодежи сказываются по-разному, в том числе неожиданно: ускоряют молодежной среде философский поиск. А бывает и другое: например, воззвания с массой революционных слов, среди которых содержится требование наладить работу душевых.

Все это обязывает нас всерьез задуматься о классовом воспитании молодежи. Некая готовность, ощутимая в мыслящем и действующем ядре молодого поколения, заставляет поторапливаться. К каждому ищущему юноше по персональному философу не приставишь, да и не каждый из них, к сожалению, годится в наставники. Нужна комсомолу и педагогике более эффективная система классового воспитания всех, а не одного Димы. Но для этого мы должны, для начала, хотя бы наполнить конкретным содержанием слова о классовом воспитании.

Второй раздел — раздумья, неизбежные после знакомства с этой категорией молодежи. Наблюдения под соответствующим углом зрения.

Разумеется, передо мной не стоит задача дать проект системы классового воспитания. Я называю тему для размышления, не более того. Лишь штрихами попробую набросать главное, основное и, на мой взгляд, безусловное. Что значит сегодня: установки и позиции рабочего класса? Это отчетливое позитивное отношение к Великой Октябрьской социалистической революции и к тем, кто стоял в авангарде революционного движения — к ленинской гвардии. Это первое. И второе: отчетливое позитивное отношение к передовому в стране, к социалистическому и росткам коммунистического. [124]

С этими двумя основополагающими составляющими массового воспитания, классового мышления и классового сознания, мне кажется, не все так благополучно, как может показаться тому, кто всерьез об этом не задумывался...

Конечно, основное, главное в новейшей истории размежевание линий уже сделано, и сделано Октябрем. Однако борьба идеологий за умы продолжается, поскольку идеологии географически не разделишь. Отношение к Октябрьской революции зависит от классовых установок. Это было и есть одной из главных точек отсчета двух противоборствующих идеологий. С плюсом отношение или минусом? В зависимости от этого выстраивается система взглядов и отношение к обществу. Так ведь отношение молодого человека надо выработать. А вся ли наша продукция работает на плюсовое отношение?

Читаю книгу: «Как показал опыт, наибольшую опасность для общества как социального организма представляют длительные гражданские войны. И дело здесь не только в том, что эти войны подтачивают биологические и экономические корни общества. Дело еще в том, что насилие, жестокость, даже во имя гуманных идеалов, всегда несут в себе нечто разрушающее духовные устои человека. Как показал опыт всех революций, нет ничего страшнее, чем привычка, энергия убийств. Сначала убивают настоящих врагов, потом мнимых, а потом самых близких, самых преданных делу революции друзей», — рассуждает философ А. Ципко в своей книжке «Социализм: жизнь общества и человека», предназначенной для «молодого марксиста».

Почитаешь и подумаешь: а есть ли что-нибудь реакционнее революций? Привычные убийства, ставшие энергией. .. Да можно ли сильнее оскорбить тех, кто отдал жизни на полях гражданской и Великой Отечественной войн?!

Если революция для автора книжки — синоним насилия и жестокости, то не начать ли нам с воспитания «воспитателей», а не молодежи? Как не запутаться молодому уму, если он не знает, что революция всегда зла и будет «злом» с точки зрения класса, чью частную собственность экспроприируют, а уж «морально обосновать» это можно как угодно, но всегда была и будет добром с точки зрения рабочего класса, недаром же и называется наша революция пролетарской. И не пришлось бы А. Ципко рассуждать о том, что нельзя «трагедию» [125] превратить в «нравственное добро», если б он заявленный на словах «классовый подход» применил на деле, да и посмотрел бы, по вине какого класса развязалась гражданская война, какой класс поднялся против народа, чтобы с оружием в руках спасти свое зашатавшееся; право владения землями, фабриками и заводами! Тогда и слова появились бы другие, которые соответствуют классовому подходу к оценке исторических событий.

К сожалению, жизнь заставляет напоминать и об отношении к ленинской гвардии, к большевикам. В одно из новейших спектаклей — «Диктатура совести» по пьесам М. Шатрова — выведен на сцену «камень». Так сказано: камень, о который разбивается социализм.

Кто ж этот камень? Да вот, сидит на сцене, так сказать, собирательный тип. Профессиональный революционер, до Октября — тюрьмы и ссылки, самоотверженна борьба со старым миром. После Октября — стал взяточником, обирал нэпманов, загубил, опорочил социализм.

Собирательному «камню», о который «разбивается социализм», вносят его именное оружие, и он стреляется.

Это мы всерьез? Мы хорошо подумали, прежде чем^: вывели его на сцену среди других, все ж таки более удачных, более подходящих для обвинения персонажей?

Тончайший слой — ленинская гвардия — был цветом передовых слоев общества: демократической интеллигенции и образованных рабочих. Этот тончайший слой профессиональных революционеров подготовил и обеспечил народную победу в пролетарской революции и в граж­данской войне. Но сам (как слой) исчез, растаял из-за того, что слишком многие погибли, сгорели. Они несли на себе всю тяжесть управления страной до тех пор, пока они были, но были они (как слой) недолго. Это были лучшие. На их этику (этику большевизма) мы ориентируемся до сих пор как на вершину нравственного подъема.

До победы пролетариата ему служат именно такие люди, и причем только такие. Это уже потом, после победы, к ним примазываются карьеристы, шкурники, взяточники и другие собирательные «камни» последующих времен.

А ленинская гвардия погибла не от самострелов из именного оружия!

Читаю газеты. Публицист и ученый Г.Лисичкин полемизирует на страницах «Литературной газеты» с ученым [126] В. Роговиным, неоднократно выступавшим по проблемам социальной справедливости.

В своей полемике Г. Лисичкин снижает и высмеивает идею социальной справедливости, ставит ее в один ряд с «казарменными» утопиями.

«В первые годы коллективизации, до «изобретения» трудодня, в ряде хозяйств применялась так называемая «едоцкая» система оплаты. Суть ее предельно проста. Весь доход общественного хозяйства делился по едокам», — пишет Г. Лисичкин. И далее: «И вот сейчас» когда мы стоим на старте рывка в экономике, нам не­ожиданно вновь подсовывают средство, уже доказавшее спою бесперспективность. Это средство по-старому мы и назвали «едоцкой» системой распределения».

Ну да?! Скажите, пожалуйста, как вовремя схватили за руку тех, кто формирует негативное отношение общественного мнения к нетрудовым доходам во всех их разновидностях! Оказывается, ведется пропаганда «едоцкой» системы.

Недурственно...

Идея социальной справедливости — центральная, ведущая идея нашего мировоззрения. Если мы ее высмеем и заплюем («расправимся», с нею так же, как А. Ципко «расправился» с революцией), то что же у нас вообще-то останется?

По моим наблюдениям, «казарменность» вновь выдается за ведущую идею. «Казарменность», которая, кстати сказать, в нашей стране вообще никогда не была политикой. Не надо бы бесконечно пугать ею людей! Зачем же подменять понятия и выдавать за истинную идею — доведенную до абсурда идею?

И вот в этих-то условиях «Димы, 18 лет» ищут истину!

Что наши обществоведы не смогли должным образом помочь думающим людям — не новость. Более того, это уже пропись. Если б несколько лет назад я процитировала письмо А. Почтаря из Мелитополя, который пишет, что «славословие, захлестнувшее теоретические работы, удаляет нас от коммунизма», это было бы «остро». Сейчас это общее место.

Вот слова гораздо острее: «Следует настойчиво преодолевать проявления застоя, догматизма, равно как и делячества в идейно-теоретической работе, активизировать коллективную мысль партии, воспитывать у кадров вкус к теории, умение владеть ленинской методологией [127]       анализа социальных процессов» (из Резолюции XXVII съезда КПСС),

А коль слабовата «профессиональная» теория, то ей на помощь идет любительская. Поиск причин социальных противоречий приводит некоторых читателей к комичным выводам. Какие «выводы» сделал Дима — вы уже знаете. Вот еще образчики. «Борьба», оказывается, идет между поколениями, бывает, между полами, или между «добрыми» и «недобрыми», «честными» и «нечестными», «спокойными» и «неспокойными» людьми, или между национальностями. Все это не заслуживает разбора, но о чем-то говорит. Люди видят живое движение, живые столкновения и противоречия, но не могут понять, между чем и чем, между кем и кем. Это ли не упрек нам!

Поэтому опять приходится выволакивать на солнышко мелкого собственника со всеми его грошовыми «идеалами» и допотопными «устоями», вновь и вновь крутить его перед читателем, чтобы всем и каждому было ясно: когда читаешь в Партийных документах о проявлениях мелкобуржуазности или о частнособственнических проявлениях, то не теряй из виду фигуру их носителя. Это мелкий собственник, антипод коллективиста. Это два основных (после Октября) типа, которые друг другу противостоят. Мелкособственнические (мелкобуржуазные) установки противоположны установкам сознательного пролетариата, противостоят им.

Позиции сознательного пролетариата — не только коллективизм, чувство локтя, интернационализм, ненависть к паразитизму, иждивенчеству и т. д., но и четко выраженное позитивное отношение к социальному устройству, утверждающему вышеперечисленные качества, то есть к социализму, к Октябрьской революции, давшей власть пролетариату, к ленинской гвардии. Именно установки сознательного пролетариата отразились в нормах жизни ленинской гвардии, давшей нам великий урок нерастворённости личного в общем, революционного, коммунистического бескорыстия и много других уникальных по своим ценностям правил и обычаев.

Для представителя частнособственнических, шкурных интересов все это безразлично, чуждо или даже вражебно. Иначе и быть не может. Он бы не был мелким собственником, если б у него не было узости интересов, своекорыстия, неспособности воспринимать нужды общества в целом и других тягостных черт, в том числе страсти снижать, профанировать и высмеивать все высокое [128] и прекрасное, дабы ничто над ним самим не возвышалось и не кололо бы ему глаза.

У тех, кто трудится исключительно на себя лично, - ничего другого, кроме кошелька, в почете быть не может. Копейка престижна, в ней и достоинство. «Чувство гордости» за тугой кошелек — вот и весь сказ. Ведь даже стыд, как и любая моральная категория, — понятие классовое, историческое. Коллективисту стыдно одно, мелкому собственнику — совсем другое. Коллективисту стыдно не думать о ближних, убегать от жизни в индивидуализм. А мелкому собственнику стыдно жить хуже соседа, ему нужно престижно жить лучше соседа.

Каждый сам без труда продолжит эти размышления. Идущие в молодежной среде процессы заставляют поторопиться и с политическим просвещением, и с классовым воспитанием,

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: