Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
К Елисавете Васильевне Херасковой
Я ведаю, что ты парнасским духом дышишь, Стихи ты пишешь. Не возложил никто на женский разум уз. Чтоб дамам не писать, в котором то законе? Минерва -- женщина, и вся беседа муз Не пола мужеска на Геликоне. Пиши! Не будешь тем ты меньше хороша, В прекрасной быть должна прекрасна и душа, А я скажу то смело, Что самое прекраснейшее тело Без разума -- посредственное дело. Послушай, что тебе я ныне донесу Про Лису: В каком-то Статую она нашла лесу; Венера то была работы Праксителя. С полпуда говорит Лисица слов ей, меля: "Промолви, кумушка!" -- Лисица ей ворчит, А кумушка молчит. Пошла Лисица прочь, и говорит Лисица: "Прости, прекрасная девица, В которой нет ни капельки ума! Прости, прекрасная и глупая кума!" А ты то ведаешь, Хераскова, сама, Что кум таких довольно мы имеем, Хотя мы дур и дураков не сеем.
<1761>
ЗМЕЯ И ПИЛА
Не устремляйтеся того критиковать, Кого немножечко трудненько подкопать, Все ваши сборы И наплетенны вздоры Не сделают ему малейшего вреда, А вам наделают премножество стыда. Змея нашла Пилу: зверок ея то взгляду. Змея не думает усердно ни о ком И не скупится тратить яду, Грызет Пилу и лижет языком. Что больше вкруг Пилы она яряся вьется, То больше крови льется, И, проливая кровь потоком из себя, Пилу губя, Кровь собенну за кровь чужую почитает И кровью тает, Пилу пилит, Язык болит, Истрескалися губы. Увидела Змея, переломавши зубы, Что тронута она была, А не Пила.
<1761>
ПИР У ЛЬВА
Коль истиной не можно отвечать, Всего полезнее молчать. С боярами как жить, потребно это ведать. У Льва был пир, Пришел весь мир Обедать. В покоях вонь у Льва: Квартера такова. А львы живут нескудно, Так это чудно. Подобны в чистоте жилищ они чухнам Или посадским мужикам, Которые в торги умеренно вступили И откупами нас еще не облупили И вместо портупей имеют кушаки, А кратче так: торговы мужики. Пришла вонь Волку к носу; Волк это объявил в беседе без допросу, Что запах худ. Услышав, Лев кричит: "Бездельник ты и плут, Худого запаха и не бывало тут. И смеют ли в такие толки Входить о львовом доме волки?" А чтобы бредить Волк напредки не дерзал, Немножечко он Волка потазал И для поправки наказал, А именно -- на части растерзал. Мартышка, видя страшны грозы, Сказала: "Здесь нарциссы, розы Цветут". Лев ей ответствовал: "И ты такой же плут: Нарциссов, роз и не бывало тут. Напредки не сплетай ты лести, А за такие вести И за приязнь Прими и ты достойну казнь". Преставился Волчишка, Преставилась Мартышка. "Скажи, Лисица, ты, -- хозяин вопрошал, -- Какой бы запах нам дышал? Я знаю, что твое гораздо чувство нежно; Понюхай ты прилежно". Лисица на этот вопрос Сказала: "У меня залег сегодни нос".
<1762>
КОЛОВРАТНОСТЬ
Собака Кошку съела, Собаку съел Медведь, Медведя -- зевом -- Лев принудил умереть, Сразити Льва рука Охотничья умела, Охотника ужалила Змея, Змею загрызла Кошка. Сия Вкруг около дорожка, А мысль моя, И видно нам неоднократно, Что всё на свете коловратно.
<1762>
ПРОТОКОЛ
Украл подьячий протокол, А я не лицемерю, Что этому не верю: Впадет ли в таковой раскол Душа такого человека! Подьячие того не делали в век века, И может ли когда иметь подьячий страсть, Чтоб стал он красть! Нет, я не лицемерю, Что этому не верю; Подьяческа душа Гораздо хороша. Да Правда говорит гораздо красноречно: Уверила меня, что было то, конечно. У Правды мало врак; Не спорю, было так. Судья того приказа Был добрый человек; Да лишь во весь он век Не выучил ни одного указа, Однако осудил за протокол Подьячего на кол. Хоть это строго, Да не гораздо много. Мне жалко только то: подьячий мой Оттоль не принесет полушечки домой. Подьячий несколько в лице переменялся И извинялся, На милосердие судью маня, И говорил: "Попутал черт меня". Судья на то: "Так он теперь и оправдался. Я, право, этого, мой друг, не дожидался. За протокол Его поймать и посадить на кол". Однако ты, судья, хоть город весь изрыщешь, Не скоро черта сыщешь; Пожалуй, справок ты не умножай, Да этого на кол сажай.
<1762>
ОБЕЗЬЯНА-СТИХОТВОРЕЦ
Пришла кастальских вод напиться обезьяна, Которые она кастильскими звала, И мыслила, сих вод напившися допьяна, Что, вместо Греции, в Ишпании была, И стала петь, Гомера подражая, Величество своей души изображая. Но как ей петь! Высоки мысли ей удобно ли иметь? К делам, которые она тогда гласила, Мала сей твари сила: Нет мыслей; за слова приняться надлежит. Вселенная дрожит, Во громы громы бьют, стремятся тучи в тучи, Гиганты холмиков на небо мечут кучи, Горам дает она толчки. Зевес надел очки И ноздри раздувает, Зря пухлого певца, И хочет истребить нещадно до конца Пустых речей творца, Который дерзостно героев воспевает. Однако, рассмотрев, что то не человек, Но обезьяна горделива, Смеяся, говорил: "Не мнил во весь я век Сему подобного сыскать на свете дива".
<1763>
ВОЙНА ОРЛОВ
Дрались Орлы, И очень были злы. За что? Того не ведает никто. Под самыми они дралися небесами; Не на земли дрались, но выше облаков, Так, следственно, и там довольно дураков. Деремся вить и мы, за что, не зная сами; Довольно, что Орлы повоевать хотят, А перья вниз летят. Дерутся совестно они, без лицемерья. Орлы поссорились, стрелкам орлины перья.
Между 1762--1765(?)
ДВА ПОВАРА
Виргилий, Цицерон, Бургавен, Эйлер, Локк, Картезий и Невтон, Апелл и Пракситель, Мецен и Сципион. О треблаженная божественная мода! Зайди когда в приказ -- Где столько, как у нас, Бумаги в день испишут? А то, что грамота, писцы едва и слышут. Кто срода никогда солдатом не бывал, С Невы до Одера, стреляя, доставал. Сапожник медик был, дая цельбы пустые. Муж некто знаменит Молчанием одним попался во святые. О дни златые! Но скоро всё сие Минерва пременит, Которая Россией обладает, От коей мрачный ум сиянья ожидает, А лира между тем мне басенку звенит, Был некий господин, сын дьячий, иль боярин, Иль выезжий татарин, -- Герольдия сама не ведает о том. Так как же знать и мне в России здесь о ком? Однако дворянин, вот то известно свету. Причина -- что имел ливрею и карету, Перед каретою всегда впряжен был цук, А за каретою был егерь и гайдук. Ковчег его творил по камню громкий стук, А где не мощены по улицам дороги, Карета тяжкая в грязи была по дроги. Гостей имел боярин завсегда, Да то беда, Кухмистра не имеет, А стряпать не умеет. Дал двух молодчиков учиться в повара, И стали в год они в поварне мастера. Хозяин делает беседу, Зовет гостей к обеду, Не тех, которых он простым питьем поит, Да где по праздникам в передних он стоит. Кухмистры стол устраивают, Большие ко столу наедут господа. В большом котле кипит капуста и вода, Кухмистры над котлом зевают И все в один котел потравы зарывают, Чего не слыхано поныне никогда. Что выльется за штука, Сварившися, оттоль, Где сахар был и соль, Каплун и щука? На что такой вопрос? Сварился, вылился хаос. Кричит хозяин мой, хватается за шпагу, Однако повара с поварни дали тягу. Хозяин чешет лоб и нос. Вот пятница страшной недели! Бояре съехались и ничего не ели.
<1765>
БЛОХА
Блоха, подъемля гордо бровь, Кровь барскую поносит, На воеводство просит: "Достойна я, -- кричит, -- во мне всё барска кровь" Ответствовано ей: "На что там барска слава? Потребен барский ум и барская расправа".
<1769>
ОСЬ И БЫК
В лесу воспитанная с негой, Под тяжкой трется Ось телегой И, неподмазанна, кричит. А Бык, который то везет, везя молчит, Изображает Ось господчика мне нежна, Который держит худо счет, По-русски -- мот, А Бык -- крестьянина прилежна. Страдает от долгов обремененный мот, А этого не воспомянет, Что пахарь, изливая пот, Трудится и тягло ему на карты тянет.
<1769>
САТИР И ГНУСНЫЕ ЛЮДИ
Сквозь темную пред оком тучу Взгляни, читатель, ты На светски суеты! Увидишь общего дурачества ты кучу; Однако для ради спокойства своего, Пожалуй, никогда не шевели его; Основана сия над страшным куча адом, Наполнена различным гадом, Покрыта ядом. С великим пастухи в долине были стадом. Когда? Не думай, что тогда, Когда для человека Текли часы златаго века, Когда еще наук премудрость не ввела И в свете истина без школ еще цвела, Как не был чин еще достоинства свидетель, Но добродетель. И, словом, я скажу вот это наконец: Реченны пастухи вчера пасли овец, По всякий день у них была тревога всяка: Вздор, пьянство, шум и драка. И, словом, так: Из паства сделали они себе кабак -- Во глотку, И в брюхо, и в бока На место молока Цедили водку, И не жалел никто ни зуб, ни кулака, Кабашный нектар сей имеючи лекарством, А бешеную жизнь имев небесным царством. От водки голова болит, Но водка сердце веселит, Молошное питье не диво, Его хмельняй и пиво; Какое ж им питье и пить, Коль водки не купить? А деньги для чего иного им копить? В лесу над долом сим Сатир жил очень близко, И тварию их он презренною считал, Что низки так они, живут колико низко. Всегда он видел их, всегда и хохотал, Что нет ни чести тут, ни разума, ни мира. Поймали пастухи Сатира И бьют сего -- Без милосердия -- невинна Демокрита. Не видит помощи Сатир ни от кого. Однако Пан пришел спасти Сатира бита; Сатира отнял он, и говорил им Пан: "За что поделали ему вы столько ран? Напредки меньше пейте; А что смеялся он, за то себя вы бейте, А ты вперед, мой друг, Ко наставлению не делай им услуг; Опасно наставленье строго, Где зверства и безумства много".
<1769>
АРАП
Чье сердце злобно, Того ничем исправить не удобно; Нравоучением его не претворю; Злодей, сатиру чтя, злодействие сугубит; Дурная бабища вить зеркала не любит. Козицкий! правду ли я это говорю? Нельзя во злой душе злодействия убавить. И так же критика несмысленным писцам Толико нравится, как волк овцам; Не можно автора безумного исправить: Безумные чтецы им сверх того покров, А авторство неисходимый ров; Так лучше авторов несмысленных оставить. Злодеи тщатся пусть на свете сем шалить, А авторы себя мечтою веселить. Был некто в бане мыть искусен и проворен. Арапа сутки мыл, Арап остался черен. В другой день банщик тот Арапа поволок На полок; Арапа жарит, А по-крестьянски то -- Арапа парит И черноту с него старается стереть. Арап мой преет, Арап потеет, И кожа на Арапе тлеет: Арапу черным жить и черным умереть. Сатира, критика совсем подобны бане: Когда кто вымаран, того в ней льзя омыть; Кто черен родился, тому вовек так быть, В злодее чести нет, ни разума в чурбане.
<1769>
ИСТИНА
Хотя весь свет Изрыщешь, Прямыя Истины не сыщешь; Ея на свете нет; Семь тысяч лет Живет Она высоко, В таких местах, куда не долетает око, Как быстро взор ни понеси, А именно -- живет она на небеси. Так я тебе скажу об этом поученье: О чем ты сетуешь напрасно, человек, Что твой недолог век И скоро наших тел со духом разлученье? Коль свет наполнен суеты, Так ясно видишь ты, Что всё на свете сем мечты, А наша жизнь не жизнь, но горесть и мученье.
<1769>
СТРЯПЧИЙ
Какой-то человек ко Стряпчему бежит: "Мне триста, -- говорит, -- рублей принадлежит". Что делать надобно тяжбою, как он чает? А Стряпчий отвечает: "Совет мой тот: Поди и отнеси дьяку рублей пятьсот".
<1769>
ПОРЧА ЯЗЫКА
Послушай басенки, Мотонис, ты моей: Смотри в подобии на истину ты в ней И отвращение имей От тех людей, Которые ругаются собою, Чему смеюся я с Козицким и с тобою. В дремучий вшодши лес, В чужих краях был Пес И, сограждан своих поставив за невежей, Жил в волчьей он стране и во стране медвежей, Не лаял больше Пес; медведем он ревел И волчьи песни пел. Пришед оттоль ко псам обратно, Отеческий язык некстати украшал: Медвежий рев и вой он волчий в лай мешал И почал говорить собакам непонятно. Собаки говорили: "Не надобно твоих нам новеньких музык; Ты портишь ими наш язык", И стали грызть его и уморили, А я надгробие читал у Пса сего: "Вовек отеческим языком не гнушайся, И не вводи в него Чужого ничего, Но собственной своей красою украшайся".
<1769>
КУЛАШНЫЙ БОЙ
На что кулашный бой? За что у сих людей война между собой? За это ремесло к чему бойцы берутся? За что они дерутся? За что? Великой тайны сей не ведает никто, Ни сами рыцари, которые воюют, Друг друга кои под бока И в нос и в рыло суют, Куда ни попадет рука, Посредством кулака Расквашивают губы И выбивают зубы. Каких вы, зрители, здесь ищете утех, Где только варварство -- позорища успех?
1760-е годы
КУКУШКИ
Наместо соловьев кукушки здесь кукуют И гневом милости Диянины толкуют. Хотя разносится кукушечья молва, Кукушкам ли понять богинины слова? В дуброве сей поют безмозглые кукушки, Которых песни все не стоят ни полушки. Лишь только закричит кукушка на суку, Другие все за ней кричат: куку, куку.
<1770>
СОВЕТ БОЯРСКИЙ
Надежных не было лесов, лугов и пашни, Доколе не был дан России Иоанн, Великолепные в Кремле воздвигший башни. В России не было спокойного часа, Опустошались нивы, И были в пламени леса. Татары, бодрствуя несясь под небеса, Зря, сколь ленивы Идти во праздности живущие на брань, И те с нас брали дань, Которые уже воззреть тогда не смеют, Как наши знамена явятся и возвеют. Они готовы ныне нам, Как мы им были, во услугу. Не всё на свете быть единым временам. Несут татара страх российским сторонам, И разорили уж и Тулу и Калугу, Пред россами они в сии дни грязь и прах, Однако нанесли тогда России страх. Уже к Москве подходят И жителей Москвы ко трепету приводят. Татара многажды с успехами дрались. Бояра собрались Ко совещанию на разные ответы И делают советы... В совете том боярин некий был; От старости сей муж, где Крым лежит, забыл. Бояра Внимают мужа стара, А он спросил у них: "Отколь идут татара?" -- "С полудни", -- говорят. -- "Где полдень? Я не знаю". -- "От Тулы их поход". -- "Я это вспоминаю; Бывал я некогда с охотой псовой там, И много заяцов весьма по тем местам. Я вам вещаю В ответ И мнение свое вам ясно сообщаю. В татарской мне войне ни малой нужды нет, И больше ничего сказать не обещаю. Меня татарин не сожжет И мне не сделает... увечья Среди Замоскворечья. Распоряжайте вы, а мой совет такой: Мой дом не за Москвой-рекой".
Между 1773--1774
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-10; Просмотров: 290; Нарушение авторского права страницы