Питер Сингер как вдохновитель мирового движения за права животных

Стр 1 из 6Следующая ⇒

Освобождение животных

Питер Сингер

ANIMAL LIBERATION

Peter Singer

A Discus Book — Published by Avon Books, 1977, New York, 297 p.

Сокращенный перевод А.И. Петровской.

Книга известного австралийского экофилософа Питера Сингера, одного из лидеров

мирового движения за освобождение животных, посвящена проблеме прав животных.

©Киевский эколого-культуpный центp, 2002

Освобождение животных

Питер Сингер как вдохновитель мирового движения за права животных

Вступление

1. Все животные равны или почему борцы за освобождение чернокожих и

женщин также должны поддержать освобождение животных

2. Исследования над животными как способ их мучений

3. Ад животноводческих ферм или что происходило с вашим обедом, когда он

был еще животным

4. Становимся вегетарианцами или как уменьшить одновременно страдания

животных и голодание человечества

5. История идеологии господства человека над животными

6. Кто и как защищает спесиецизм сегодня

Вступление

Моя книга рассказывает о тирании человека над животными. Эта тирания была и еще

сегодня остается причиной таких страданий и боли, которые можно сравнить разве что

со столетиями тирании белых людей над чернокожими. Борьба против этой тирании

так же важна, как и успехи в нравственной и социальной сфере, достигнутые за

последние десятилетия.

Многие читатели могут подумать, что читают о невероятных преувеличениях. Пять лет

тому назад и я смеялся над подобными утверждениями и, во всяком случае, никогда не

собирался писать о них всерьез. Пять лет тому назад я не знал того, что знаю сегодня. И

если вы прочтете эту книгу внимательно, уделив особое внимание второй и третьей

главам, вы узнаете о притеснении животных столько, сколько знаю и я или, по крайней

мере, столько, сколько было возможно поместить в книге приемлемого объема. Лишь

после ознакомления с моей вступительной статьей вы сможете убедиться, что она не

преувеличение, а просто здравая оценка ситуации, преимущественно неизвестной

обществу. Я не прошу тут же поверить моей вступительной статье. Все, о чем я прошу,

прийдите к вашему окончательному суждению лишь по прочтении книги. Вскоре после

того, как я начал работу над этой книгой, моя жена и я были приглашены на чай к

одной даме, которая слышала, что я собираюсь писать о животных. Жили мы тогда в

Англии. Хозяйка очень интересовалась животными, рассказывала, что у нее есть

знакомая, постоянно пишущая о животных, которая хочет встретиться с нами.

Когда мы прибыли, подруга нашей хозяйки уже была на месте и действительно

стремилась говорить о животных.

«Я люблю животных, — начала она, — у меня есть собака и две кошки и вы не

представляете, как им вместе хорошо. Вы не представляете, как им замечательно! И мы

имеем даже небольшой госпиталь для любимцев». Она помолчала, пока накрывали на

стол, и взяла большой сендвич с окороком. Затем она спросила, какие же любимые

животные есть у нас. Мы сказали, что не имеем никаких любимых животных. Она

посмотрела на нас несколько удивленно и откусила от своего сендвича.

Наша хозяйка закончила к этому времени сервировку и встретила нас словами: «Вас

конечно интересуют животные, не правда ли, мистер Сингер?».

Мы постарались объяснить, что заинтересованы в прекращении страданий и несчастий

животных, что мы протестуем против их жестокой дискриминации, и что мы считаем

недопустимым бесконечно увеличивать страдания других существ, даже если это

существо не является представителем нашего вида, и что мы уверены в том, что

животные безжалостно и жестоко эксплуатируются человеком и мы бы хотели, чтобы

это было изменено. А в других отношениях, сказали мы, у нас нет особенной

заинтересованности в животных. Ни один из нас не занимается содержанием собак,

кошек или лошадей, подобно тому, как многие люди делают это. Мы не испытываем

какой-то «любви» к животным. Мы просто хотим, чтобы с ними обращались как с

независимыми существами, которыми они и являются, а не как с предметами целей

человека или как со свиньей, мясо которой сейчас находится на сендвиче нашей

хозяйки.

Нет, эта книга не о баловнях судьбы, не о болонках-любимицах. Не похожа она и на

приятное, удобное чтиво для тех, кто думает, что для любви к животным достаточно

погладить кошечку или покормить птичек в парке. Книга, скорее, предназначена для

людей, которые своей целью поставили покончить с эксплуатацией и притеснением

животных, где бы они не происходили, и покончить с произвольным ограничением

прав одного вида в пользу своего собственного, чем нарушается основной

нравственный принцип равнозначного подхода. Обычно считается, что для того, чтобы

быть интересным собеседником в таких вопросах, самому надо быть этаким любителем

«диких зверушек», и уже это само по себе отводит животным жалкий удел «миленьких

спутников» человека, на которых не принято переносить моральные стандарты,

применяемые среди человеческих существ. Ни один из притеснителей, исключая разве

что расистов, всегда готовых наклеить своим оппонентам ярлык «негролюбов», не

утверждал, что для того, чтобы добиваться равенства для попираемых ногами расовых

меншинств, вы обязаны обязательно любить эти меншинства и обязательно обниматься

с ними. Так почему же выдвигается такое предположение о людях, посвятивших себя

работе по облегчению невыносимых условий жизни животных?

Изображение тех, кто протестует против жестокости к животным, некими

сентиментальными, эмоционально возвышенными чудаками, «любителями животных»

создает в обществе нежелательный эффект, приводя к тому, что целый пласт

общественно-нравственного бытия человечества — попирание ногами животных

нечеловеческой природы — выводится из серьезной политической и нравственной

дискуссии. Нетрудно увидеть, кто и почему делает это. Если мы подвергнем этот

вопрос серьезному рассмотрению и взглянем на условия, в которых находятся

животные на современных «фермах-фабриках», производящих для нас мясо, то станет

неудобно есть сендвичи с окороком, или говядину, или жареных цыплят и все прочие

блюда нашей мясной кухни, чтобы не подумать перед этим о смерти этих животных.

Эта книга не стремится вызвать сентиментальное сочувствие к симпатичным

«миленьким» зверькам. По-моему, нет разницы в том поругании прав живых существ,

резать ли на мясо лошадей или собак, или резать свиней для этой же цели. И я не

успокоился и не почувствовал облегчения, когда США под давлением общественности

приняли решение о замене собак в тестировании ядовитыми газами, крысами.

В этой книге делается попытка обдумать осторожно и содержательно вопрос, как мы

должны обращаться с животными нечеловеческой природы. В процессе этого

высвечиваются и выходят наружу предрассудки, лежащие позади нашей нынешней

позиции и образа действий. В главах, где описывается, что этим позициям

соответствует на практике, в реальности, как страдают животные от тирании

человеческих существ — действительно имеются пассажи, могущие вызвать прилив

эмоций. Я надеюсь, что это будут эмоции гнева и осуждения, соединенные с решением

сделать что-нибудь для исправления этого.

Когда имеются болезненные, неприятные вещи, было бы нечестно описать их

нейтральным образом, прикрывшись спасительной созерцательной объективностью,

это спрятало бы их реальную неприятность. Вы не сможете написать созерцательно и

объективно об опытах нацистских «врачей» в концлагерях, которые они проводили с

представителями «низшей расы». Подчеркиваю — написать, не всколыхнувшись от

эмоций! Так вот тоже самое сегодня можно написать об опытах на существах

нечеловеческой природы в лабораториях Америки, Британии и где бы то ни было. И те,

кто находит оправдание этим двум видам опытов, руководствуются далеко не

эмоциональными аргументами. Эта книга взывает к основным нравственным

принципам, которые мы всегда учитываем, и принесение этих принципов в жертву

обоим видам экспериментов на живых существах было востребовано отнюдь не по

причине эмоций.

В заголовке этой книги скрыт серьезный подтекст. Освободительное движение

содержит требование положить конец предвзятости и дискриминации, основанных на

произвольных оценках, подобно цвету кожи или сексуальной ориентации.

Классический пример этому — движение за освобождение чернокожих. Прямые и

немедленные призывы этого движения и его инициативы и успехи могут служить

моделью для других групп сопротивления. Мы, например, скоро собираемся

рассмотреть линии общих направлений с движениями за освобождение геев, за

освобождение американских индейцев и испаноязычных американцев. Когда

большинство женских групп начинало свою кампанию, то многие считали, что мы

пришли к концу нашего пути. Дискриминация на основе сексуальной ориентации,

можно сказать, есть последней формой дискриминации. Чтобы быть повсеместно

признанной, она практически срывала тайну с сугубо личного, распространяясь даже в

таких либеральных кругах, которые издавно гордятся свободой общества и отсутствием

предвзятого отношения к расовым меншинствам.

Мы должны быть очень осторожными, говоря: «Это последняя оставшаяся форма

дискриминации». Если бы мы изучили прошлый опыт освободительных движений, мы

бы убедились, как трудно бывает распознать наличие скрытой предвзятости в наших

позициях к новым, необычным группам до тех пор, пока эти предубеждения, набрав

силу, выплескиваются из нас черными свастиками, горящими крестами или городскими

живодернями.

Освободительное движение требует расширения нашего нравственного кругозора.

Практически то, что ранее считалось естественным и неизбежным, в новом

рассмотрении должно быть увидено как результат тенденциозной предвзятости, не

имеющей никакого оправдания. Кто может сказать даже по секрету, что ни одна из его

или ее позиций не может быть подвергнута сомнению в законном порядке? Если мы

желаем избежать участи неоднократно оказываться в рядах притеснителей, мы должны

быть готовыми пересмотреть все наши позиции по отношению к разным группам,

включая самые фундаментальные из них. Нам необходимо рассмотреть наше

отношение и точку зрения тех, кто страдает, и тех, кто следует за ними. Если мы хотим

такую необычную ментальность перевести на другой путь, мы должны создать модель

в наших теоретических позициях и практической деятельности, чтобы оперативно и

содержательно помочь таким даже спонтанным группам, особенно группам, к которым

мы сами принадлежим, и вселить надежду в другие группы. Так мы сможем прийти к

видению того, что имеются просыпающиеся от 100-летнего сна причины для новых

подходов, новых освободительных движений.

Цель этой книги заключается в том, чтобы научить вас, как перевести такую нередко

злую ментальность в ваших позициях на другие подходы. В практической деятельности

разумным будет движение к сближению с очень крупными существующими группами

(по членству или по видам деятельности) большими, чем ваша собственная. Я верю,

что наша нынешняя позиция к существующему сложившемуся положению базируется

на длительной истории протестов против предвзятости и произвольной

дискриминации. Я утверждаю, что не может быть причин (исключая желание

эксплуататорских групп сохранить собственные привилегии), чтобы отвергать

распространение основных принципов равенства в подходах к представителям разных

биологических видов. Я прошу вас определиться в ваших позициях в том, что в части

предвзятости они сформированы не менее объективно, чем предвзятость по отношению

к лицам иной расы или сексуальной ориентации.

По сравнению с другими освободительными движениями, освобождение животных

имеет много трудностей и помех. Первым и наиболее очевидным является факт, что

эксплуатируемые группы не могут сами организовать протест против несправедливого

режима (хотя они могут и делают протесты в соответствии с их индивидуальными

способностями). Мы же должны говорить от имени тех, кто говорить не может и не в

состоянии сам высказать свое мнение. Вы можете оценить, насколько серьезна эта

трудность, задав себе вопрос, как долго чернокожие должны были ждать равных прав,

если бы они сами не были в состоянии подняться и потребовать их. Чем меньше могут

группы подняться и организоваться против притеснителей, тем более легко их

притеснять.

Еще более важно, что имеется некоторое количество людей, способных видеть и

связывать угнетение животных с какой-либо выгодой для себя, скажем, например, как

белые северяне бесконечно дебатировали сущность института рабства в Южных

штатах. Людям, которые каждый день едят куски мяса зарезанных живых существ

(нечеловеческой природы), трудно поверить, что они поступают дурно. И им также

трудно представить, что они могли бы есть что-то другое. В этом смысле каждый, кто

ест мясо, уже представляется сторонником заинтересованной партии. Они извлекают

пользу (или, по крайней мере, им кажется, что они извлекают пользу) от нынешнего

нерассмотрения интересов животных. Привести более убедительный аргумент трудно.

Сколько южных рабовладельцев были убеждены аргументами, используемыми

северными аболиционистами, и согласились бы почти со всеми из нас сегодня?

Некоторое количество, но не много. Я могу и прошу вас отложить прочь вашу

заинтересованность в мясной пище, когда вы будете рассматривать аргументы этой

книги, но знаю из моего собственного опыта, что почему-то самым лучшим и самым

легким в мире считается — ничего не делать. Позади наших коротких желаний съесть

мясо, в каждом отдельном случае лежат долгие годы привычки пребывания в

мясоедной среде, которая и обуславливает нашу сегодняшнюю позицию по отношению

к животным.

Сила привычки — вот последний барьер на пути движения Освобождение животных.

Не только привычная диета, но также привычка думать и говорить, должны быть

критически пересмотрены и изменены.

К разряду предвзятого мнения можно отнести точку зрения, что проблема остается

тривиальной, пока время не проэкзаменует степень ее значения. Хотя с учетом более

основательной проработки проблемы, эта книга имеет дело только с двумя из многих

областей, в которых человечество находит причины причинять страдания другим

животным. Я не думаю, что кто-либо, кто прочтет эту книгу до конца, будет опять

думать, что только те проблемы достойны уделения им времени и энергии, которые

являются проблемами масштабов всего человечества.

Привычке к мыслям, приводящих нас к пренебрежению интересами животных, должен

быть брошен вызов так, как он был брошен на последующих страницах книги. Этот

вызов должен быть выражен на языке, которому в данном случае случилось быть

английским. Английский язык, также как и другие языки, отражает предубеждения его

пользователей. Поэтому автор, желающий покончить с таким предвзятым отношением,

должен определиться в выборе своих обязанностей: или он пользуется языком,

усиленным как раз теми предрассудками, с которыми он решил бороться, или он

терпит неудачу в установлении контакта со слушателями. Эта книга всегда считала

более сильной позицию в избрании первого из двух названных путей. Мы обычно

пользуемся словом «животное» в значении «животные иные, чем человеческое

существо». Такое употребление тут же отделяет человека от остальных животных,

подразумевая, что мы не считаем себя животными, однако каждый, кто получил

элементарные уроки биологии, знает ошибочность этого.

В популярном значении термин «животное» смешивает в одну кучу такие разные

существа, как устрицы и обезьяны шимпанзе, как бы подчеркивая наличие пропасти

между шимпанзе и человеком, хотя наше отношение к этим кривлякам более близкое,

чем к устрицам. С тех пор не появилось никаких других коротких терминов для

животных нечеловеческой природы, я вынужден и в заголовке этой книги, и на каждой

ее странице использовать слово «животное», так как оно как бы не включает в свою

сферу человеческое животное. Это достойное сожаления упущение и, если хотите,

отход от стандартов революционной чистоты представляется необходимым для

осуществления эффективной связи между всеми участниками процесса. Тем не менее,

периодически я буду напоминать вам, что это делается только для удобства, а в

дальнейшем я стану пользоваться более правильными исходными сравнениями в

обозначении того, что называют «животными творениями». В других случаях я

старался также избегать языка, который стремится поставить животных на низшую

ступень или скрыть происхождение пищи, которую мы едим.

Основные принципы Освобождения животных очень просты. Я старался написать

книгу ясную и легкую для понимания, не требующую какой-либо экспертизы, тем не

менее необходимо начать с обсуждения принципов, лежащих в основе того, что я

говорю. Хотя в предложенной теме не будет ничего трудного, читатели, не

пользующиеся такого рода обсуждениями, могут найти первую главу несколько

абстрактной. Однако не откладывайте книгу. В последующих главах вас захватят

малоизвестные детали о том, как наш вид угнетает другие, держа их под своим

контролем. В этих притеснениях нет ничего абстрактного, также как и в разделах

книги, где они описываются.

Если бы были приняты рекомендации, которые даются в последующих главах книги,

миллионы животных были бы избавлены от боли. И в то же время миллионы людей

также получили бы выгоду. Когда я пишу, люди умирают от голода в разных частях

мира, и многие находятся под надвигающейся опасностью голода. Правительство США

заявило, что из-за низкого урожая и минимального сбора зерна оно может обеспечить

только органиченное количество помощи.

Но в главе четвертой этой книги ясно сказано, как много пищевых ресурсов тратится

понапрасну в изобильных странах, занимающихся животноводством. Иными словами,

в случае прекращения выращивания и убийства животных, потребляющих невероятно

огромные количества корма, мы можем производить так много отличной пищи для

обеспечения человечества и распространять ее особенно в регионах планеты,

подверженных голоданию и недостаточному питанию. Вот почему Освобождение

животных — это также и Освобождение человечества.

1. Все животные равны или почему борцы за освобождение чернокожих и женщин

Еще животным

У большинства людей, особенно жителей современных городов и пригородных

районов, основные формы контактов с животными нечеловеческой природы

происходят в часы приема пищи и они, эти контакты, очень просты — мы их поедаем.

В этом простом факте находится ключ к объяснению нашей позиции по отношению к

животным и также ключ, с помощью которого каждый из нас может вносить изменения

в эти позиции. Использование выращенных нами животных и жестокое обращение с

ними выходит далеко за пределы только их пищевого использования; это и стрижка

шерсти и десятки других видов использования, сопровождаемого, как правило,

недопустимо плохим обращением с ними. Сотни миллионов голов крупного рогатого

скота, свиней и овец ежегодно разводятся и идут под нож только в одних Соединенных

Штатах, а с учетом домашней птицы эти цифры достигают ошеломляющих значений в

3 миллиарда (это означает, что почти 5000 особей птицы — преимущественно цыплят,

будет зарезано за время, нужное, чтобы прочесть эту страницу). Здесь, на нашем

обеденном столе и в соседнем супермаркете или в лавке мясника, мы становимся

участниками самой безудержной эксплуатации других видов, какая только может

существовать.

В большинстве случаев мы не хотим ничего знать ни о каких жестокостях по

отношению к живым творениям природы, если они находятся позади нашего

непосредственного интереса к пище, которую мы едим. Наша закупка продовольствия

— это, по сути, лишь кульминация длительного процесса, в котором нам предлагается

лишь конечный, искусно оформленный продукт, а все предшествующее ему деликатно

скрывается от наших глаз. Мы, собственно говоря, покупаем себе мясо и битую птицу в

аккуратных, чистых пластиковых пакетах. Если наши покупки и кровоточат, то едва-

едва. Такой ярко оформленный охлажденный пакет не дает никаких причин для

ассоциации с живущими, дышащими, ходящими, страдающими животными. Какими

только словесными ухищрениями мы не пользуемся, чтобы замаскировать ужас того,

что мы делаем. В самом деле, ведь мы едим говядину, а не быков, кастрированных

телят или коров, едим свинину, а не свиней, хотя нам иногда кажется бывает легче

взглянуть правде в лицо и откровенно назвать наше блюдо «бараньей ногой».

Собственно говоря, выражение «мясо» само по себе способно вводить в заблуждение. В

своем первоначальном значении оно означает твердую пищу не обязательно из тканей

тела животного. Примеры этой давней привычки еще остались в таких выражениях, как

«мясо орехов», «мясистые плоды» и др., которые, на первый взгляд, подразумевают

заменителей «животного мяса», но практически с таким же успехом имеют право

именовать «мясом» множество других продуктов. Просто широко используя понятие

«мясо», мы избегает честно признать факт, что едим мягкие мышечные ткани тел

животных.

Но эти словесные различия — только видимая часть более глубокого игнорирования

истоков происхождения нашей пищи. Давайте рассмотрим представления,

возникающие в нашем сознании при слове «ферма». Конечно мы мысленно видим дом

с конюшней и коровником, стаей кур под надзором крикливых петухов, бодро

сражающихся вокруг скотного двора, видим стадо коров, мерно шагающих с пастбища

на дойку, еще возможно есть свинья, роющаяся вокруг плодового сада с выводком

визжащих поросят, возбужденно резвящихся вокруг своей мамаши.

Очень мало ферм отвечает такой идиллистической картине и описанным нами сценам в

традиционных представлениях, в которые нам так хочется поверить. И все таки мы еще

считаем ферму приятным местом со сравнительно мало нарушенной природой, далеко

удаленным от нашей собственной жизни в промышленном центре, постоянно

проходящем в суетной погоне за заработком. Среди тех немногих, кто так думает о

жизни животных на животноводческой ферме, мало знающих современные методы

выращивания животных. Ряд людей будет удивлен, что животных режут не лишенным

боли способом, а те, кому доводилось следовать на автомобиле за платформой с

животными, должен знать, что транспортируют животных в очень стесненных и

тяжелых условиях. Есть и не сомневающиеся в том, что животных забивают более, чем

быстро, как и транспортируют в приемлемых условиях. А в рассуждениях теоретиков

справедливости власти человека над всем живым можно прочесть, что беззаботная

жизнь на животноводческом комплексе — без трудностей и невзгод, которые

приходится терпеть их собратьям, обитающим в дикой природе, где они вынуждены

вести непрерывную борьбу за существование — это просто благо.

Такие удобные для восприятия проявления комфорта и идиллистического счастья —

картины, уходящие разве что ко временам 200—300-летней давности, сегодня лишь в

небольшой мере можно распространить на отношения, существующие на предприятиях

современного животноводческого производства. Прежде всего отметим, что нынешнее

сельскохозяйственное производство давно уже не контролируется простым сельским

населением. Современная интенсивная животноводческая ферма — это объект бизнеса.

И большого бизнеса. В последние 30 лет вхождение крупных корпораций в мирную

тишину природы деревенского ландшафта и объединение методов производства

сельской продукции с современными техническими достижениями преобразовали

размеренное сельскохозяйственное производство в понятие «агробизнес». Этот процесс

начался, когда крупные компании в погоне за прибылями захватили в свои руки

контроль над производством мяса битой птицы, что раньше было уделом рук каждой

жены фермера. Сегодня 20 крупных корпораций контролируют всю номенклатуру по

продукции из битой птицы в Соединенных Штатах Америки. В сфере производства

товарного яйца работают такие птицефабрики, каждая из которых содержит миллион

или более кур-несушек. Остающиеся более мелкие производители вынуждены или

перенимать методы работы гигантов, или уходить прочь из бизнеса. Компании,

пришедшие в агробизнес из других сфер, стремятся овладеть сельскохозяйственным

производством, причем в крупных масштабах, чтобы легче справляться с налоговым

прессом и для того, чтобы разнообразить формы прибыли. Например, на производстве

мяса индеек сейчас специализируется кампания «Wreyhound Corporation», а ветчина,

которую вы могли недавно есть, поступила от фирмы «ITT», а ваше жаркое от «Gonn

Hancock Mutral», а дюжина компаний по масличному производству, что вложили

средства в откормочный бизнес крупного рогатого скота, строят промышленные загоны

для откорма, содержащие каждый по 100000 и более голов крупного рогатого скота.

Для крупных корпораций или для тех, кто стоит перед выбором, или конкурировать с

ними, или оставить эту сферу, нет места для сентиментальности или поиска гармонии

между растениями, животными и природой. Современное сельскохозяйственное

промышленное животноводство — это жестокое состязание методов и приемов,

которые придумали те, кто стремится уменьшить издержки и увеличить прибыли.

Поэтому былые сельскохозяйственные предприятия превратились сейчас в

сельскохозяйственные фабрики и животным в них отведена роль машинных агрегатов

по превращению малоценных кормов в высокоценное мясо и любые нововведения

здесь имеют своей целью удешевление «коэффициента воспроизводства»,

подверженного колебаниям в ту или иную сторону. Большинство из разделов и

параграфов моей книги — просто описание этих методов и того, что они означают для

животных, к которым они применяются. Я покажу, что подвергаясь таким методам,

большинство животных влачит несчастное существование от дня своего рождения и до

дня гибели от забоя на мясо. И снова же хочу заявить, что не стою на той точке зрения,

что люди (работники этой индустрии), осуществляющие эти мучительные вещи с

животными, это обязательно жестокие и свирепые люди. В позициях потребителей и

производителей нет фундаментальной разницы. Методы промышленного разведения

животных, которые я описываю, это просто продление логической линии и

практическое применение позиций и предрассудков, которые обсуждаются повсюду в

этой книге. И если уж мы отводим место нечеловеческим животным как вещам для

удовлетворения наших потребностей и наших желаний, то результат такого подхода

нетрудно предсказать.

Существуют три различные пути, по которым сельскохозяйственным животным могут

быть причинены страдания, а именно, при забое, при перевозках и вообще в процессе

выращивания. Хотя мы рассматриваем все три из них, чтобы получить законченную

картину, что же происходило с нашим обедом, когда он был еще животным, я

сосредоточусь на процессе выращивания по тем причинам, что страдания,

причиняемые современными методами разведения животных, являются самыми

продолжительными для животных и в то же время, это именно тот аспект

промышленного животноводства, о котором среднему потребителю мало что известно.

Как следует из предыдущих частей этой книги, для того, чтобы сделать мое описание

объективным настолько, насколько это возможно, я не должен базировать его ни на

выводах моих собственных наблюдений, относительно условий на фермах, ни доверять

и полагаться на другие источники, особенно симпатизирующие благополучию

животных. Смогу ли я сделать это — значит я смогу взять на себя ответственность за

выборочное описание условий, основываясь на посещении нескольких не самых

плохих ферм. Но чтобы избежать даже такого субъективизма, я буду брать материалы

из источников, которые, как можно это ожидать, пользуются уважением в

животноводческой индустрии, а именно из журналов и профессиональных сборников

самой сельскохозяйственной индустрии.

Естественно, что статьи, имеющие критическое направление и обличающие страдания

животных, в подобных журналах найти невозможно, и фактически такие журналы сами

по себе для проблемы страданий животных интереса не представляют. Однако

фермеры (хотя бы косвенно) на эту сферу выходят, избегая бессмысленной жестокости

по соображениям возможной потери прибыли из-за снижения веса, иммунности,

общего состояния товарного стада и т.д. Все это побуждает фермеров проявлять

осторожность и подвергать их животных меньшим нагрузкам, когда их ведут на бойню;

к тому же синяки и кровоподтеки на туше снижают прибыль. Но идея о том, что мы

должны избегать содержания животных в неудобных условиях просто потому, что это

плохо само по себе, не рассматривалась. Рут Гаррисон — автор разоблачительного

труда об интенсивных методах животноводства в Британии, озаглавленного

«Животные-машины» приходит к выводу, что «жестокость приходит туда, где прибыли

падают».

Первым животным, которому суждено было переселиться из относительно близких к

природе условий традиционных патриархальных ферм и в полной мере познать

стрессовый удар современного интенсивного птицеводства был цыпленок. Беды

цыплят и кур начались оттого, что человек использовал их по двум направлениям —

из-за мяса и из-за яиц. Сегодня имеется стандартный набор технического оборудования

для получения обоих этих продуктов.

Энтузиасты агробизнеса рассматривают подъем птицеводческой индустрии как один из

величайших успехов во всей истории сельскохозяйственного производства. Еще после

Второй мировой войны куры к столу были относительно редким блюдом. Они пришли

главным образом из маленьких независимых фермерских хозяйств, или как лишняя

продукция мужского пола (петушки) из хозяйств, специализирующихся на курах-

несушках. Сегодня «бройлеры», или столовые мясные цыплята, как их зовут сейчас,

производятся буквально миллионами на высокоавтоматизированных заводах —

птицеводческих фабриках, причем, крупные корпорации владеют или контролируют

98% всего производства бройлеров в США. Дюжина таких корпораций ведет около

40% всего сельскохозяйственного производства, производя более трех миллиардов

птиц, которые ежегодно выращиваются и забиваются. Некоторые из таких компаний по

производству кормов поначалу продавали корма на фермы, а потом постепенно и

последовательно в несколько этапов полновластно вошли в сельскохозяйственный

бизнес. Другие, такие как «Textron» и ряд других ей подобных в общем весьма далеки

от сельского хозяйства и производят самую разнообразную продукцию — от

карандашей до вертолетов и в животноводство пришли исключительно как в объект

бизнеса, просто усмотрев здесь выгодное вложение средств.

Решительным шагом в деле перемещения масс кур из просторного фермерского

птичьего двора к промышленным конвейерам производства цыплят стал метод

выращивания их в полностью закрытом помещении. Сегодня ежедневно от 10000 до

50000 и даже более только что вылупившихся цыплят доставляется из инкубаторов и

помещается непосредственно в длинные, лишенные окон ангары — «шеды», обычно

прямо на полу, хотя некоторые производители используют для этого ярусы,

огражденные сеткой, чтобы получить больший выход птицы с единицы площади.

Внутри шеда каждый аспект жизненной среды птиц контролируется таким образом,

чтобы достичь как можно более быстрого роста цыплят при меньшей затрате корма.

Пища и вода подаются автоматически из бункеров, размещенных сверху. Освещение

ангарного помещения приспособлено к среде обитания цыплят в соответствии с

рекомендациями научных консультантов. Например, свет в первые 1—2 недели жизни

цыплят подается по 24 часа в сутки, чтобы способствовать их быстрому росту. Затем

освещение постепенно ослабляется и сводится к подаче его через каждые два часа,

чередуя тьму со светом, создавая цыплятам «искусственную ночь», что стимулирует их

интерес к питанию после наступления следующих друг за другом «рассветов». Так

проходит шесть недель жизни цыплят, к этому возрасту они вырастают настолько, что

им становится невыносимо тесно на площади, расчитанной под максимальный выход

товарного мяса. Освещение в этот период подается очень ослабленно в течение всех

суток. Цель этого — уменьшить активность птиц и ощущение невероятной тесноты.

К исходу 8-ой или 9-ой недели жизни бройлеров на каждого из них уже может

приходится меньше, чем половина квадратного фута жизненного пространства или,

иначе говоря, это площадь сложенного вчетверо листка бумаги, на котором стоит птица

весом в три с половиной фунта. Пребывание в таких условиях со стрессом от тесноты и

отсутствие удовлетворения потребности какой-либо прогулки способствует

возникновению у птиц энергетического потенциала и его выбросу в виде драк между

ними и расклева друг друга вплоть до смертельного исхода и поедания друг друга.

Слабое освещение снижает до некоторой степени моторику и активность бройлеров, а

последние дни своей жизни они практически доживают почти в полной темноте.

Заклевывание друг друга и каннибализм на языке предпринимателей, занимающихся

выращиванием бройлеров называется «vices» пороком. Однако, этот порок не

естественный, а результат стрессов и тесноты, которым современные бройлермены

подвергают своих птиц. Надо также отметить, что куры вообще принадлежат к числу

животных с высокоразвитым социальным восприятием, и на птичьем дворе они

развиваются и живут в удивительно четком иерархическом порядке, иногда

называемом «порядком удара клювом». Каждая птица во внешне однородной массе

придерживается и соблюдает (возле кормушки или где бы то ни было) определенную

линию поведения, отражающую превосходство одних птиц над другими, стоящими

ниже. При этом поначалу в общности особей создается ряд конфликтных ситуаций,

пока складывается твердо установленный порядок. Как правило, решающим фактором

здесь выступает сила чаще, чем телесные контакты, достаточная, чтобы расставить

особей по своим местам. Прославленный Конрад Лоренц — знаменитая фигура в

области изучения манеры поведения животных, писал о тех днях, когда кур на птичьих

дворах было меньше, чем сегодня: «Как животные могут узнавать друг друга среди

множества других? А они, безусловно, способны делать это. Каждый фермер, имеющий

дело с птицей, знает, что существует весьма четко определенный порядок, по которому

каждая птица боится и подчиняется той, которая по рангу находится выше первой.

После нескольких споров и противостояний, при которых птицам не обязательно

вступать в драку, каждая птица уже знает, какую из других птиц она должна

побаиваться и наоборот, какие из них должны оказывать ей знаки уважения. Не только

физическая сила, но также и личное бесстрашие, энергия и даже личная

самоуверенность каждой отдельной птицы имеют решающее значение в установлении

и сохранении «порядка клюва».

Другие исследования показывают, что в стаде цыплят, достигающем 90 особей, может

создаваться и стойко поддерживаться стабильное социальное устройство, при котором

каждая птица знает свое место. Но когда 10000 птиц битком набиты вплотную одна к

другой и теснятся в одном единственном шеде, это совсем другое дело. Птицы не в

состоянии установить социальный порядок и как результат, они часто вступают в драку

одна с другой. Совершенно отдельно от неспособности каждой птицы определиться со

множеством стискивающих ее птиц, находится факт, что экстремальная теснота и

сжатие, возможно, способствуют безудержному росту раздражительности и

возбудимости у кур также, как это бывает у людей и других животных. Осведомлены

об этом даже животноводческие журналы и они честно предостерегают от такого

явления своих читателей: «Взаимное расклевывание цыплятами друг друга и

каннибализм легко становятся серьезным пороком среди птиц, содержащихся в

условиях интенсивного выращивания, при этом имеет место более низкая

продуктивность и последующая потеря прибыли. Птицы все глубже расклевывают

гребни рядом стоящих птиц. Установлено, что этим процессам способствует

вынужденная сдавленность, страшная духота, непроветриваемость производственных

помещений и их перегрев в летнее время».

В последние годы взаиморасклев и каннибализм возрастали до вызывающих опасение

размеров и в последующем, без сомнения, эта тенденция сохранится. Для снижения

отрицательного влияния этого явления требуются решительные шаги в изменении

организации производственного процесса, как по курам-несушкам, так и по получению

столовой битой птицы. Самые общие недостатки в организации, которые могут

приводить к порокам указанного плана, — это сверхтеснота помещений, плохая

вентиляция, недостаток пространства для кормления и нехватка воды, а также сильная

инвазия болезнетворных насекомых.

Животные лежат на спинах в перевернутом положении вследствие прободения грыжи,

разрывов суставных сочленений, а часто и переломов ног, неистово изгибаясь от боли и

ужаса так, что это вызывает судорги и сжатие шеи. Это приводит к забивке ноздрей и

задыханию, что лишает резчика кур возможности зарезать животное одним ударом, как

это предписывают законы религии. Трудно представить себе более яркий пример, когда

массовые ранения животных приводят к извращению духа и буквы религиозного

закона.

Те, кто следует законам иудейской или мусульманской религий, могут позволить себе

представить, что животные, мясо которых они покупают, не были забиты описанными

варварскими методами. Но если они живут в местах с массовым иудейским

населением, их отношение может не иметь оснований для такого доверия. Для того,

чтобы мясо было признано ортодоксальными раввинами как «кошерное», необходимо

иметь уверенность, что животное было забито, пока оно находилось в сознании и чтобы

главные кровеносные сосуды были перерезаны. Ряд религиозных ритуалов предлагает

перерезку таких сосудов в задней части туши. Однако условия птицефабрик в США с

напряженным бизнесом и высокой стоимостью ручного труда приводят к перерезке

сосудов в передней части, что технически проще и где они намного крупнее. Тем не

менее, некоторые супермаркеты пытаются продать такое мясо, как кошерное, хотя

раскладывают его в конце рядов торгового зала без каких-либо указаний на его

происхождение. Это означает, что значительное большинство животных было зарезано

без предварительного оглушения, что требовалось для получения данного сорта мяса.

Так было подсчитано, что только 90% животных, зарезанных в Нью Джерси, чьи

резальные дома снабжают Нью-Йорк Сити также, как и свой собственный штат, —

режут с соблюдением ритуальных методов. Только часть этого мяса получает ярлык

«кошерного», при этом в продаже находится много некошерного мяса, как в Нью-Йорк

Сити, так и Нью-Джерси. Немало мяса крупных животных поступает в продажу от

животных, перенесших безумный испуг и страшные стрессовые мучения перед

смертью. Так, например, коровам надевают на ноги кандалы, а затем поднимают за

задние ноги в воздух лебедкой в полном сознании перед тем, как им перерезать горло.

Лозунг о «религиозной свободе» и кампания нападок на тех, кто, якобы, атакует

ритуальный забой животных по иудейским принципам, довольно широко практикуется

в США, и в Британии, и во многих других странах. На самом же деле ясно и очевидно

для любого сострадательного человека, что не надо быть обязательно антисемитски

настроенным человеком, чтобы протестовать против того, что делается сегодня с

животными от имени ортодоксального иудаизма. И, к счастью, надо отметить, что

раздается немало откликов самих евреев, поднимающих свой голос против такой

практики. Никакие заявления официальных лиц о религиозной свободе не могут

простираться так далеко, чтобы оправдывать причинение боли животным соблюдением

религиозных традиций.

4. Становимся вегетарианцами или как уменьшить одновременно страдания

Освобождение животных

Питер Сингер

ANIMAL LIBERATION

Peter Singer

A Discus Book — Published by Avon Books, 1977, New York, 297 p.

Сокращенный перевод А.И. Петровской.

Книга известного австралийского экофилософа Питера Сингера, одного из лидеров

мирового движения за освобождение животных, посвящена проблеме прав животных.

©Киевский эколого-культуpный центp, 2002

Освобождение животных

Питер Сингер как вдохновитель мирового движения за права животных

Вступление

1. Все животные равны или почему борцы за освобождение чернокожих и

женщин также должны поддержать освобождение животных

2. Исследования над животными как способ их мучений

3. Ад животноводческих ферм или что происходило с вашим обедом, когда он

был еще животным

4. Становимся вегетарианцами или как уменьшить одновременно страдания

животных и голодание человечества

5. История идеологии господства человека над животными

6. Кто и как защищает спесиецизм сегодня

Питер Сингер как вдохновитель мирового движения за права животных

Питер Сингер (род. 1946 г.) — известный современный австралийский экофилософ.

Закончил Оксфорд, где затем читал лекции по философии. В настоящее время —

профессор философии, директор Центра биоэтики человека в Мараш Университете,

штат Виктория, Австралия. Автор работ «Демократия и непослушание»,

«Расширяющийся круг», «Практическая этика». Но мировую известность принесла

философу книга «Освобождение животных», изданная в 1977 г., ознаменовавшая

современное Движение за права животных. Сегодня тысячи людей на планете —

участники этого движения. Если старое движение покровительства животным (XIX —

середина XX века) имело своей идеей осуждение человеческой жестокости, то для

нового движения Сингер предложил правовую сторону взаимоотношений человека и

других видов. Он считает необходимым расширить великие принципы свободы,

равенства и братства на животных. То есть признать за животными (на растения и

дикую природу теория Сингера не распространяется) естественные права на жизнь,

свободу и счастье.

Сингер является автором термина «спесиецизм», означающего превосходство одного

вида живых существ над другими, в данном случае превосходство людей над не-

людьми. «Расисты нарушают принципы равенства, когда они придают больший вес

интересам своей расы в столкновении с интересами другой расы. Сексист нарушает

принципы равенства, предпочитая интересы своего пола. А спесиецист позволяет

интересам своего собственного вида попирать интересы другого вида. Образец в

каждом из этих случаев одинаков» — пишет в одной из своих работ автор.

Один из основных принципов теории П. Сингера состоит в том, что мы должны

принимать во внимание интересы существ, и каким бы этот интерес не был, он должен,

в соответствии с принципом равенства, распространяться на все существа — черных и

белых, женщин и мужчин, людей и не-людей.

Философ в предисловии к своей книге «Освобождение животных» пишет, что он

защищает животных не потому, что их любит, а потому, что они имеют права и он

обязан эти права уважать. То есть права животных в отличии, скажем, от доброго или

любовного отношения к «братьям нашим меньшим», делают наши действия к

животным этически обязательными вне зависимости от наших чувств или симпатий,

которые, к тому же, у некоторых людей могут отсутствовать.

Как говорит Питер Сингер, его намерением было избавить экологическое движение от

«слезливой сентиментальности», столь присущей ранним гуманистическим движениям.

Основой его философии стал принцип равенства интересов животных и человека. Он

утверждает, что человек так же дорожит своей жизнью, как кошка или олень. Сознание

или разум не является в его теории дискриминационным фактором. Философ считает,

что Движение освобождения животных потребует большего альтруизма со стороны,

чем любое другое освободительное движение, поскольку животные не способны

потребовать освобождения сами или протестовать против эксплуатации путем

голосования, демонстрации или бомб. Сингер заявляет, что мы должны перенести всех

животных в сферу нашей моральной заботы и прекратить обращаться с их жизнями как

с запросто расходуемыми для любой тривиальной цели.

Несколько слов об естественных (природных) правах животных. Они отличаются от

позитивных (юридических) прав, так как основываются не на законах, а на интересах,

притязаниях животных на определенный объем естественных, природных благ и

условий жизни (интерес на свободу, жизнь, пищу, воспроизводство и т.п.). Без этих

благ животные не могут существовать как живые существа. Права животных

порождают обязанности людей не только воздерживаться от причинения вреда

животным, но и приходить к ним на помощь в случае беды или угрозы. Причем

мотивацией в данном случае служат не экономические полезности, не великодушие и

доброта, а справедливость, долг и ответственность за права других видов. Придание

прав животным не означает, что человечество сразу полностью откажется от

использования или уничтожения животных. Придание прав лишь означает, что

человечество намерено к этому стремиться.

Но вернемся к книге Питера Сингера «Освобождение животных». Одной из самых

сильных ее глав является та, в которой автор исследует развитие идеологии господства

человека над животными — спесиецизма, показывает его корни в христианстве и

иудаизме, греческой философии, пагубное влияние Рене Декарта с его идеей

«животных-машин».

Наверное, многим покажутся спорными призывы П. Сингера к вегетарианству, однако,

возможно, человечество все-таки придет к нему, когда найдет способ получения

белковой пищи без использования животных. Что же касается корриды, петушиных

боев, любительской охоты, других развлекательных институтов с использованием

животных (цирки, зверинцы, фотосалоны и т.п.), применения животных в

парфюмерной промышленности, где грубо нарушаются права животных, то здесь

автора следует полностью поддержать — они должны быть запрещены.

Владимир БОРЕЙКО, директор Киевского эколого-культурного центра.