Животных и голодание человечества

Теперь, когда мы уже поняли природу спесиецизма и увидели, чем грозят его

последствия животным, настало время, чтобы задаться вопросом, что же нам теперь

делать? Конечно, имеется множество вещей, которые мы можем и должны делать в

связи с этим и простым, и сложным явлением, к осознаванию которого шли мы

несколько тысячелетий. Мы должны, например, писать нашим политическим

представителям о дискуссии, развернувшейся в этой книге, мы должны

проинформировать об этом наших друзей, мы должны привить детям сознание

обязанности заботиться обо всех живых существах, и мы должны публично

протестовать и оказывать животным помощь везде, где только создается возможность

для этого.

Пока мы будем заниматься этими перечисленными вещами, всегда будет оставаться

одна вещь исключительной, высшей важности, поддержка и развитие которой

определяет значение и содержание всей нашей деятельности в  интересах животных.

Эта одна вещь есть ни что иное, как то, что мы должны прекратить есть мясо. Многие

люди, возражающие против жестокости к животным, разделяют мысль о том, чтобы

перейти к вегетарианской диете. Другие с трудом представляют себе исключение из

диеты мясных блюд. Наличие такой ситуации привело к тому, что Оливер Гольдшмидт,

выдающийся эссеист XIX столетия писал о своеобразной трагедии людей,

потерявшихся в своем выборе: «Они жалеют и они поедают объекты своей жалости».

Если уж строго следовать логике, то возможно, что и нет противоречия в обоих наших

интересах к животным, — это сочувствие и сострадание к мучительной судьбе и

моменты гастрономические. Допустим, что некто возражает против причинения

страданий животным, но не протестует против безболезненного их убийства,

следовательно, он может питаться теми животными, что были лишены страданий,

привольно жили на свободе, и забиты были безболезненным способом. Однако, и

практически, и физиологически это невозможно — быть в благородном порыве

непричинения страданий живому объекту создания и в то же время продолжать

готовить из него обеды. Если уж мы морально готовы отнять жизнь у другого существа

просто, чтобы удовлетворить вкусовые ощущения необычном сортом пищи, тогда это

существо не более, чем объект, предназначенный для нашего использования. Возможно

со временем мы придем к тому, чтобы рассматривать свиней, коров и цыплят, как вещи

для наших нужд, независимо от того, каким сильным наше сострадание может быть,

если мы находим целесообразным получать некую поддержку от тел этих животных.

Тогда возможно ценой, которую мы будем в состоянии заплатить, будет необходимость

хоть немного изменить их жизненные условия и тогда маловероятно, что мы будем

относиться к этим изменениям слишком критически. Кстати и современные

животноводческие фермы — это тоже не что иное, как осуществление в

технологическом плане того, что животные предназначены для нашего использования.

Оказывается, что привычки нашего питания слишком дороги для нас и их не так легко

изменить. А пока что многие из нас испытывают сильный интерес в том, чтобы убедить

себя, что наше изменение отношения к другим животным (учитывая, что и мы

животные) не потребует от нас прекратить использование их в пищу. Из привычки к

мясному питанию еще не следует, что никто не будет задумываться над вопросом о

создании таких условий для животных, где страдания при их выращивании были бы

исключены. Пока что в практическом понимании этого вопроса представляется

невероятным культивирование животных в больших масштабах без причинения им

страданий. Даже если не пользоваться столь ужасающими методами интенсивного

животноводства, то все равно и традиционное фермерское патриархальное разведение

животных включает в себя такие тяжелые моменты как кастрация, отделение матери от

приплода, ломка стада у стадных видов, клеймение раскаленным металлом,

транспортировка на бойню и, наконец, сам забой. Поэтому трудно представить

возможность разведения животных для производства продуктов питания даже на

каком-либо из перечисленных нами этапов этой отрасли. Возможно это можно сделать

в маломасштабном разведении животных, но тогда мы никогда не сможем накормить

мясом современное гигантское городское население, занимаясь неким камерным

животноводством. И если это может быть сделано вообще, то мясо животных, и так

весьма недешевый продукт, может стать еще дороже, чем сегодня. В целом это

показывает, что получение пищевого протеина путем преобразования и накопления его

через организмы животных — это дорогостоящий и неэффективный путь. Поэтому

мясо животных, выращенное и забитое для его получения без причинения страданий,

превратится в изысканный деликатес, доступный только богатым людям. Все это

говорит о том, что немедленную постановку вопроса об этичности нашей ежедневной

диеты в любом случае пока нельзя считать своевременной. Даже если в теоретическом

плане допустить возможность культивирования животных на мясо без причинения им

страданий, факт заключается в том, что мясо, доступное для потребителя через мясные

лавки и супермаркеты, поступает от животных, которые в процессе своего

выращивания испытывали страдания. Поэтому вопрос, который мы себе должны

задать, звучит не так: имеем ли мы всегда право есть мясо? А так: вправе ли мы есть

именно это мясо? И я думаю, что и те, кто возражает против всякой потребности в

убийстве животных, и те, кто возражает только против причинения животным мук и

страданий, должны объединиться и дать таким образом на это отрицательный ответ.

Переход к вегетарианству — это не просто символический жест. И это не попытка

изолироваться от отвратительных реалий и безобразий мира, спрятавшись под колпак

чистоты и праведности, и таким образом снять с себя ответственность за жестокость и

кровавую резню, царящие вокруг. Переход к вегетарианству — это, скорее,

практический и эффективный шаг, который делают, чтобы покончить как с убийством

созданий родственных нам видов, так и с причинением им мучительных пыток.

Представим на минуту, что существует только одно из этих ужасных явлений —

страдание, которое мы не одобряем, то и тогда вегетарианство заслуживает глубокой

благодарности ему. Да и как без вегетарианства мы сможем остановить использование

интенсивных методов выращивания животных, которые были описаны в предыдущей

главе? До тех пор, пока люди изъявляют готовность покупать продукты интенсивного

животноводства, обычные формы протеста и политических акций никогда не приведут

к осуществлению коренных реформ. Даже в Британии, отличающейся довольно

щадящим отношением к животным, несмотря на широкую полемику, вызванную

публикацией Рут  Гаррисон «Животные-машины», заставившую правительство

назначить группу независимых экспертов (комитет Брэмбелла) по расследованию

вопроса и выработке рекомендаций — дело замерло на стадии полумер. И когда

комитетский доклад был подан, правительство отказалось от практического

использования его рекомендаций. Хотя эти сдержанные рекомендации, как всегда,

имели компромиссный характер между позициями комитета по рассмотрению

необходимости гарантировать благополучие животных на фермах и подходами в этой

связи парламентского комитета. Если уж такова печальная судьба движения за

реформы в Британии, то ни на что лучшее нельзя надеяться в Соединенных Штатах, где

сильное лобби агробизнеса хозяйничает еще более самовластно.

Тесная связь между представителями агробизнеса и сугубо государственным органом

— Министерством сельского хозяйства США просто пугает. Приведем хотя бы два из

множества имеющихся примеров: когда Клиффорд Гардин — министр сельского

хозяйства США, ушел в отставку в 1970 году, он направился прямиком в одну из

крупнейших корпораций агробизнеса, где занял высокий пост, а его правопреемник

Ирл Батц до того, как стать министром, был директором в той же корпорации.  В

результате в США пока что отсутствуют сколь-нибудь угрожающие факторы

интересам агробизнеса, в том числе и интересам животноводства, разве что возникнет

какая-нибудь бесправная инспекция мяса на доброкачественность. В целом же

сегодняшнее сельскохозяйственное лобби в США способно блокировать или отложить

самые эффективные законодательные акты, и если даже такой документ пройдет, он не

сможет быть эффективно использованным.

Нельзя не сказать в этой связи о малой применимости обычных каналов для протеста и

политических акций, которые, как видится, должны быть оставлены. Хотя с другой

стороны, они являются необходимой частью всеобщей борьбы за эффективное

изменение данной ситуации, в частности, в Британии, где протестующие организации,

особенно мелкие, выполняют неоценимую работу, поддерживая остроту данной

проблемы. Но сами по себе такие методы явно недостаточны.

Люди, для которых выгода и прибыль заключаются в эксплуатации большого

количества животных, не нуждаются в нашем одобрении. Они нуждаются в наших

деньгах. Покупая трупы животных, выращенных ними, мы только поддерживаем

фабрики-фермы запросом на их продукцию от общества. Предприниматели

агробизнеса будут использовать интенсивные методы настолько долго, насколько они

будут получать нашу денежную поддержку. При этом они будут иметь необходимые

ресурсы для борьбы против политики реформ и будут в состоянии защитить себя от

критики, снова разыгрывая карту, что они только обеспечивают общество тем, чего оно

хочет.

Следовательно, для каждого из нас необходимо прекратить покупки продукции

современных животноводческих ферм, даже если мы не убеждены в том, что

аморально есть аккуратно разделанные трупы животных и даже в том случае, если они

прожили приятную жизнь, полную удовольствия и умерли без боли легкой смертью.

Как видим, вегетарианство — это одна из форм бойкота. Для большинства

вегетарианцев бойкот имеет непрерывный характер. С тех пор, как они порвали с

привычкой есть мясо, они не смогут далее одобрять забой животных, чтобы тривиально

удовлетворить свои пищевые желания. Надо помнить, что до тех пор, пока мы не

бойкотируем мясо, каждый из нас способствует существованию, процветанию и росту

животноводческих фабрик и всех других жестокостей, имеющих место при

культивировании животных для пищевого использования.

Таким образом, последствия спесиецизма вторгаются направленно в нашу жизнь и все,

что мы могли сделать в случае несогласия с ним, это остановиться на персональном

словесном выражении сочувствия животным. Теперь мы имеем возможность все-таки

СДЕЛАТЬ что-то вместо обычных разговоров и пожеланий политиканов, как это

бывает иногда. Конечно, это легче — занять позицию где-то рядом, в стороне от

реальных дел, но дело заключается в том, что спесиецисты, подобно расистам,

разоблачают свою истиную природу, когда проблема приходит к ним в дом и касается

их непосредственно. Конечно, можно и нужно протестовать против боя быков в

Испании или избиения детенышей тюленей в Канаде и в то же самое время с чувством

выполненного долга продолжать поедать цыплят, которые провели свою жизнь,

стиснутые бок о бок в клетках, или телят, еще младенцами отобранных у своих

матерей, а вся свобода животных заключается в свободе лежать на стеллажах с

вытянутыми и несгибаемыми ногами. Все это подобно тому, как если бы считать, что

вся вина апартеида в ЮАР, — это когда ваших соседей просят не продавать их дома

чернокожим.

Чтобы сделать бойкот, исходя из аспектов вегетарианства, более эффективным, мы не

должны быть чересчур осторожными в нашем отказе питаться мясом. В нашем

всеядном и всепоглащающем обществе вегетарианцу всегда может быть задан вопрос о

причинах его странной диеты. Это может раздражать и даже привести в стеснительное

состояние, но зато это всегда обеспечивает возможность рассказать людям о

жестокостях, о которых они никогда не слышали и не подозревали. (Кстати, я сам

впервые узнал о существовании ужасающих животноводческих фабрик от

вегетарианца, который успел объяснить мне, почему он не ест мяса). Мы должны

способствовать присоединению к бойкоту мяса новых людей в возможно больших

количествах. А эффективность его мы можем обеспечить только тогда, если сами

будем служить примером  в этом. Люди иногда пытаются оправдать мясное питание,

говоря, что животное уже всегда бывает мертвым, когда они покупают его. Слабость

такого аргумента, который я слышал совершенно серьезно много раз, должна быть

очевидной, если мы рассматриваем вегетарианство, как одну из форм бойкота.

Например, не охваченные профсоюзом рабочие виноградных плантаций и

паковальщики на складах в течение виноградного бойкота, инспирированного

усилиями Цезаря Чавеса, получили улучшение в зарплате и в условиях труда на

виноградниках. Но в этих двух бойкотах есть большая разница. Если работодатель

может поднять зарплату низкооплачиваемым рабочим, обрабатывающим землю

мотыгой, то никто уже не сможет взять бифштекс или даже кусок сырого мяса и опять

сделать его живым животным. В то же время в обоих случаях цель бойкота

заключается не в том, чтобы переделать прошлое, а в том, чтобы предотвратить

продолжение тех условий, против которых мы возражаем.

Я заострял внимание на элементах бойкота, связанного с вегетарианством так

усиленно, чтобы читатель мог спросить, если отказ покупать мясо заведомо не станет

всеобщим и эффективность его в многотысячелетнем обществе поедания мяса будет

относительной, то есть ли хоть что-нибудь, что может быть доведено до конца и в чем

может быть достигнут победный успех в результате перехода к вегетарианству?

Отвечая на этот вопрос, надо сказать, что тем, кто сегодня хочет добиться реального

успеха, надо чаще идти на смелые и рискованные предприятия, хотя это и не должно

быть аргументом против мирного и незлобливого вегетарианства, если кто-то хочет

упрекнуть его в этом. Лояльность и  овечье миролюбие вегетарианства быстро

улетучатся, как только мясные корпорации понесут первые крупные убытки и если

среди аболиционистов есть такие, кто хочет войны, им ее предоставят акулы

агробизнеса. А пока что наше оружие  — убежденность в правоте. Еще не было ни

одного большого движения против угнетения и несправедливости, которое

существовало бы и было жизнеспособным, когда бы его лидеры не были уверены в

успехе и не прилагали к этому усилий. Поэтому и в случае с вегетарианством я верю,

что мы сможем достичь многого, по крайней мере, в наших индивидуальных

действиях, даже если организация бойкота в больших масштабах не будет иметь

успеха. Джордж Бернард Шоу однажды сказал, что его должны были бы провожать в

последний путь к могиле многочисленные овцы, коровы, свиньи, цыплята и целые

косяки рыб, высказывая тем самым свою благодарность за то, что он уберег их от забоя

благодаря своей вегетарианской диете. Хотя мы не можем идентифицировать каких-

либо конкретных животных, каким мы принесли благо, перейдя на вегетарианство, мы

можем быть уверены, что наша диета оказала сильное влияние на судьбу множества

животных, которых выращивали на фабриках-фермах и забивали для пищевого

использования. И эта уверенность вполне обоснована, потому что множество животных

выращивалось и забивалось в зависимости от прибыльности этого процесса, а,

следовательно, от спроса покупателей на этот продукт. Уменьшение спроса снижает

цену и снижает прибыль. Снижение прибыли означает меньшее число животных,

которые будут выращиваться и будут забиты. Это элементарная экономика и это может

быть легко прослежено в сводках  животноводческих журналов. Пример этому —

прямая зависимость между ценой на битую птицу и количеством занятых цыплятами

мест на бройлерных шедах, где птицы буквально под пытками влачат свое жалкое

существование. Таким образом, именно вегетарианство — это реальное и весьма

мощное основание по сравнению с большинством бойкотов и протестов. Люди,

бойкотирующие южно-африканскую продукцию, чтобы ослабить апартеид, не

добились бы ничего, если бы бойкот не сопровождался белыми южно-африканцами,

дополняющими эту борьбу политическими акциями (хотя эти усилия имело бы смысл

сделать при любом их результате). Но вегетарианец знает, что он делает и своими

действиями вносит вклад в уменьшение страданий и убийства животных. Так ли это

для всех или нет, но он живет видя, как его усилия зажигают искру будущего массового

бойкота мяса и конец жестокости на фермах.

В добавление ко всему этому, переход к вегетарианству имеет еще и специальное

значение, потому что вегетарианство — это практическое совместное действие, жизнь,

посвященная отказу сообща от доверия к абсолютно ложным положениям,

защищающим методы работы фабрик-ферм. Иногда говорят, что эти методы

необходимы, чтобы прокормить мировой взлет народонаселения. Для того, чтобы

привести здесь истинные факты, показать неотразимо убедительные причины в пользу

вегетарианства, хотя они существуют независимо от вопроса о благополучии

животных, я уделяю им особенное внимание в этой книге. Вот и сейчас я ненадолго

отклонюсь от нашей главной темы, обратившись к обсуждению основ мирового

производства продовольствия.

В эти минуты миллионы людей во многих частях мира не имеют достаточного

количества пищи. Другие миллионы и более людей удовлетворены пищей в

количественном отношении, но они не применяют правильную систему питания и

большей частью не получают достаточного количества протеина. Поэтому вопрос

можно сформулировать так: способно ли увеличение производства продовольствия,

получаемого по методам, практикуемым в высокоразвитых странах, помочь решению

проблемы голода? Ясно, что каждое животное должно питаться, чтобы достичь

размеров и веса, при которых оно рассматривается пригодным для поедания его

человеком. Если, например, теленок пасется на бедном неокультуренном пастбище, где

растет только одна трава, и не может получать дополнительно кормовые добавки в виде

кукурузы или других сельскохозяйственных культур, пригодных для обеспечения

съедобной пищей и людей, то здесь теленок обеспечивает ход процесса извлечения из

травы пищевых веществ, которые мы не можем экстрагировать экономически

выгодным способом. Но если мы возьмем того же самого теленка и поместим его на

откорм в стойло или какую-нибудь иную ограниченную систему, картина совершенно

изменится. Теленок теперь будет интенсивно откармливаться. Не имеет решающего

значения, на пространстве какого размера он и его собратья будут теперь на

откормочной диете, но земля, где он пасся, перестанет быть скудным пастбищем, а

станет культурным полем с посевами кукурузы, проса, соевых бобов или еще чего-то,

чем питается теленок. Большинство потребленной теленком пищи будет использовано

для обеспечения прохождения у теленка обычных физиологических процессов для

каждодневного поддержания жизни. В ходе откорма пища также потреблялась для

построения несъедобных частей тела теленка, например, костей. Только пищевые

продукты, оставшиеся после удовлетворения всех этих потребностей, могли быть

использованы на создание мясных тканей, которые в конечном итоге будут съедены

людьми.

Теперь позволительно спросить, какое же количество протеина в кормах теленка было

им использовано и какое количество доступного для человека протеина будет им

получено после забоя теленка? Ответ будет достоин удивления. На 21 фунт

растительного протеина, потребленного теленком с пищей, будет произведен только

один фунт животного протеина, используемого далее людьми. То есть мы возвращаем

назад менее 5% того, что вложили в корм скота. Поэтому неудивительно, что Франц

Моор Лаппе назвал такую форму ведения хозяйства «фабрикой протеина обратного

направления».

Однако, имеется возможность направить процесс иным путем. Предположим, что у нас

есть один акр плодородной земли. Мы можем использовать этот акр для выращивания

высоко-белковых пищевых растений, таких, как фасоль или бобы, и получения

соответствующих пищевых продуктов. Если мы сделаем это, то получим от 300 до 500

фунтов протеина с одного акра. В альтернативном плане мы можем использовать наш

акр для выращивания урожая, которым выкормим животных, а затем забьем и съедим

их. В таком случае в итоге добьемся получения от 40 до 45 фунтов протеина с нашего

акра. Весьма интересно, что хотя многие животные превращают растительный белок в

животный более эффективно, чем крупный рогатый скот; свинья, например, нуждается

только в восьми фунтах растительного протеина, чтобы произвести один его фунт для

людей, это преимущество будет почти потеряно, когда мы рассмотрим, сколько

реально протеина мы могли  бы получить с акра, потому что крупный рогатый скот

может использовать для производства белка такие источники корма, которые являются

неудобоваримыми для свиней. Таким образом, более точным подсчетом и оценкой мы

приходим к заключению, что растительные продукты питания, полученные с одного

акра, почти в 10 раз превосходят мясные с той же площади по содержанию протеина,

хотя подсчет и пропорция могут меняться и достигать иногда даже соотношения 20 к 1.

Если вместо забоя животных и поедания мяса мы используем их для обеспечения нас

молоком или яйцами, мы значительно улучшим наш результат. Кроме того, животное

еще должно потреблять белок для своих собственных потребностей, и фермы

производства яиц и молока содержат не более четверти от того протеина, который мог

бы быть получен с акра при использовании его под растительные пищевые продукты.

Если изображенную нами картину применить к мировой продовольственной ситуации,

то она будет выборочно и периодически меняться. В конце 1974 года, когда начала

развиваться ситуация голода в Индии и Бангладеш, Лестер Браун из Overseas

Development Council подсчитал, что если бы американцы снизили свое потребление

мяса только на 10% в течение одного года, это освободило бы по крайней мере 12 млн.

тонн зерна для питания им людей, т.е. достаточное количество для пропитания 60 млн.

человек. И это было бы более, чем достаточно, чтобы спасти жизни голодающим в

Индии и Бангладеш. А фактически, если бы американцы остановили тогда потребление

мяса, полученного от зерновых кормов вообще, то сэкономленного зерна было бы

достаточно, чтобы прокормить все 600-миллионное население Индии. По другим

источникам в 1968 году в США на откорм скота (включая молочных коров) было

истрачено 20 млн.тонн протеина, полученного из сырьевых источников, которые могли

быть потреблены людьми. А скот, откормленный таким образом, смог обеспечить

поступление только 2 млн.тонн протеина. То есть ни много, ни мало, 18 млн.тонн

протеина было утрачено в результате этого процесса, что равнозначно 90% ежегодного

мирового дефицита протеина. Если мы добавим к этой цифре подобные же убытки в

других развитых странах, то получим цифру, значительно превышающую показатели

(официальные) сокращения производства протеина в мире. Рассматривая все виды

продовольствия, а не только один протеин, Дон Паарлберг, бывший помощник

министра сельского хозяйства США, сказал, что простое снижение популяции

сельскохозяйственных животных в США наполовину обеспечило бы поступление

количества пищи, достаточного, чтобы покрыть калорийный дефицит всех

несоциалистических слаборазвитых стран в четыре раза. Сопоставляя эти факты

вместе, мы найдем, что пищевые потери от выращивания сельскохозяйственных

животных в развитых странах, при их надлежащем распределении и использовании,

были бы достаточными, чтобы покончить с голодом и недоеданием в масштабах всего

мира. То есть простым ответом на наш вопрос будет вывод, что выращивание

животных для питания людей методами, используемыми индустриальными странами,

не способствует решению мировой продовольственной проблемы. Наоборот, это еще

более усугубляет ее, доводя до огромных размеров. Откорм скота на мясо — это

гигантские опустошения в пищевых ресурсах планеты, которые могли быть

использованы на борьбу с голодом во всем мире. Когда в 1973 и 1974 годах запасы

зерна и соевых бобов были относительно невелики, а цены на них были так высоки, что

Индия, Бангладеш, государства присахарской Африки даже под угрозой голода не

могли позволить себе покупать их, то это происходило потому, что мы в развитых

странах скармливали ценную пищу скоту, сокращая тем самым ее запасы.

Конечно, это не означает, что все, что мы должны сделать, чтобы покончить с голодом

во всем мире — это прекратить есть мясо. Мы должны видеть, что зерно реально

сэкономленное, действительно дошло до людей, нуждавшихся в нем. А тут еще будет

возникать немало проблем, хотя бы та, что расходы по погрузке кораблей для доставки

зерна в другие страны, неадекватны системам транспортировки и несправедливы к

социальным структурам стран, нуждающихся в оказании помощи. Но эти проблемы не

могут быть непреодолимыми. И хотя пока организованная правительствами помощь не

достигает тех, кому она предназначалась, успешно работает ряд мелких

негосударственных благотворительных организаций, причем в таком упущенном нами

аспекте, как помощь пособиями рабочим по выращиванию и забою животных,

теряющих, разумеется, в результате нашей деятельности, источник к существованию.

В настоящее время после откорма скота мы не имеем достаточных излишков зерна,

чтобы кормить голодающее население, хотя организовать адекватную систему

распределения его вполне возможно. Иные пути  решения продовольственной

проблемы весьма сомнительны. Например, попытки вырастить общий мировой урожай

такими путями, как, например, «зеленая революция», тут же блокируются высокими

ценами на нефть и минудобрения. Поэтому предлагаемый нами курс на более

производительное использование уже выращенного зерна — это первый и

настоятельный шаг к решению мировой продовольственной проблемы.

Имеется и другая концепция относительно данного вопроса, она гласит, что путь

потери белков в мире, как это ни парадоксально, ведет из слаборазвитых стран в

индустриальные и происходит это путем импорта белковосодержащей продукции в

развитые страны из регионов, страдающих от белкового дефицита. Как говорил Н.У.

Пири, авторитет по мировой протеиновой ситуации: будущие беды мира в части

белкового снабжения будут проистекать из вопиющей ситуации, когда масличные

семена вывозятся из белково-дефицитных стран, таких как Индия и Нигерия, в страны

развитые — Британия, и здесь, будучи скормленными животным, обеспечивают

большую часть протеиновой пищи — производство свинины, яиц, цыплят-бройлеров. В

целом возможно, что в следующие пять лет смертность от голода на планете будет

исчисляться в сотнях миллионов жизней.

И все-таки существует нравственный вопрос, которым должны и которым необходимо

задаться всем, живущим в развитых странах. Средний американец сейчас потребляет

около тонны зерна в год, 93% из которого превращается по цепочке кормов в мясо,

молоко и яйца. Средний индус потребляет около 400 зерна ежегодно и 85% его

главным образом в растительной форме. Между 1950 и 1972 годами потребление мяса в

Америке было почти удвоено, хотя в 1950 году большинство американцев не очень

широко потребляли мясную пищу. Если бы американцы смогли снизить их уровень

потребления мяса до уровня 1950 года, то это бы означало, что каждый американец,

который сделал это, сэкономил количество зерна, достаточное для питания одного, а

может быть и двух людей, которым в противном случае пришлось бы голодать. И

теперь вопрос стоит так: готовы ли мы, чтобы сделать это? Или мы продолжим есть

наше жаркое, гамбургеры и свиные окорока, а затем, обернувшись назад, наблюдать на

наших телеэкранах, как миллионы людей умирают голодной смертью. Возможно,

подобную картину представлял себе Ч.П. Сноу, когда пророчески отмечал окончание

какой-либо морали в человеческом обществе. Будет ли это в действительности так или

нет, это уж решать не правительствам. Это будет решаться каждым из нас.

Таким образом причины для перехода к вегетарианству базируются на освобождении

животных, мощно поддержаными фактами о ситуации с продовольствием в мире.

Интересы человеческих существ относительно выбора спасительного направления

таковы же, как и интересы всех других животных.

Вот почему имеет место двойная трагедия в том, что политические интересы в США,

направляемые силами правительства, содействуют тому, что дается громадная

финансовая помощь производителям мяса, влияющим на экономические возможности

США, оплот которых и доверие партнеров зиждется на мясе, в частности, на говядине,

которую называют «единственно крупнейшим недостатком в мировой пищевой схеме».

Например в 1976 году, когда голод уже вырисовывался во многих частях мира,

Конгресс выделил 32 млрд. долларов взаймы под гарантии программы по производству

говядины. В добавление к этому в США профсоюзные структуры были явно

предназначены способствовать потреблению мяса, в том числе в Западной Европе и

Японии, чтобы обеспечить рынок для экспорта зерна из США. Страны, подобные

Индии, которые нуждались в зерне для питания населения, а не для скармливания

крупному рогатому скоту, не могли купить зерно из-за высокой цены на него, какая

была тогда в большинстве развитых стран.

Заботясь о благополучии людей и  животных, вместе с тем надо признать, что будет

трудно осуществить решительное и сильное снижение производства мяса резко и в

виде скачка, однако в высокоэкономических странах, таких как США и Британия ,

имеется сильный побудительный мотив именно к постепенному постадийному ходу

снижения производства пищевой животной продукции. Помимо факторов гуманного,

образовательного, религиозного плана, тут высвечиваются и чисто экономические

аспекты. Так, для Британии, нуждающейся в импорте огромных количеств

растительного протеина для откорма свиней, крупного рогатого скота и цыплят, такие

расходы ложатся тяжелым бременем на баланс закупок, все возрастающих в

зависимости от путей и стоимости морского снабжения. В США потребление мяса

снижает потребление соевых бобов, так как 95% американского урожая их идет на

производство животноводческих кормов, а это отрицательно влияет на национальный

экспорт, где соя играет существенную роль. Подорожание нефти и ее закупок также

требует повышенных поступлений от прибыльного экспорта. В этом отношении

показательна цитата из статьи в «Scientific American»: «Оставляя этот вопрос

нерешенным или делая вид, что его нет, американскому обществу так или иначе

придется выбирать между мясными блюдами и приятными послеобеденными

прогулками и сменой предпочтений в сторону так называемых аналогов мяса т.е. мяса,

изготовленного из растительного белка, и других высоко-белковых продуктов,

основанных на растительных источниках — прежде всего на соевых бобах».

 

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: