ЧЕТВЕРТАЯ ГРУППА СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ ШЕСТОЙ РОТЫ 15 БРИГАДЫ СПЕЦНАЗ

С первого дня пребывания в 15 отдельной бригаде специального назначения я, как и другие мои коллеги, командиры групп и рот бригады, все рабочее время проводил со своей группой, ведь в период подготовки к итоговой проверке мы были на работе практически с раннего утра и до самого позднего вечера. Домой офицеры нашей части приходили только спать, да и то, если в этот день не было ночных стрельб или ночных полевых занятий по тактико-специальной подготовке. Утренняя зарядка, плановые занятия, самоподготовка, даже служба во внутреннем наряде или карауле – все это было направлено на то, чтобы подучить, подработать, отточить, подштудировать все то, что необходимо было сдавать в ходе осенней итоговой проверки. Свободного времени, как такового, не было ни у кого, ни у солдат, ни у нас, офицеров бригады. 

Естественно, что такой режим работы предоставил нам, молодым лейтенантам, прекрасную возможность, чтобы за короткий промежуток времени хорошо изучить своих подчиненных. Интенсивные занятия в классах, на тропе разведчика, в поле, на учебном городке или на стрельбище создавали нам хорошие условия, чтобы я, как командир группы, мог узнать и понять, кто из солдат и сержантов, что собой представляет, и на что способен в различных условиях обстановки.

В ходе проведения занятий по политической подготовке, иностранному языку, минно-подрывному делу, иностранным армиям и другим, так называемым, «теоретическим дисциплинам программы боевой подготовки», как их называл капитан Голубович, сразу же выявилась та часть бойцов моей группы, которая обладала хорошей общеобразовательной подготовкой и, следовательно, имела твердые и достаточно глубокие теоретические знания по различным предметам боевой подготовки. С этими моими подчиненными работать было, в общем-то, легко и просто.

Вторая часть моих бойцов – это те ребята, которые в силу различных причин и обстоятельств не имели достаточной общей подготовки и поэтому им трудно давались те предметы, которые предполагали запоминание больших объемов различной информации. Таких ребят было немного, но они были. И им приходилось уделять больше внимания, предоставлять возможность дополнительных занятий, «прикреплять» к ним кого-нибудь из сержантов или хорошо успевающих солдат с тем, чтобы они могли по тому или иному предмету «подняться» до необходимого уровня знаний.

На занятиях по физической подготовке или практических полевых занятиях, например, по тактико-специальной подготовке, которые предполагали весьма значительные физические нагрузки, мою группу также можно было условно разделить на две части: те солдаты, кому «все было по плечу» и те, кто испытывал затруднения, порой серьезные, если приходилось в полном боевом снаряжении «днями и ночами бегать по сопкам в окрестностях Чирчика».   

В общем, могу сказать, что моя группа была вполне боеспособным подразделением, способным выполнить любые боевые задачи в тылу противника. Однако наиболее подготовленными разведчиками были сержанты Валерий Бахтий и Петров, старшие разведчики ефрейторы Джумабаев и Карл Раскин, а также разведчики Водогрецкий, Агзямов, Парпиев, Николай Васин, Мирошников.

Кроме того, здесь хотелось бы упомянуть всех бойцов нашей роты, которые, не смотря на более, чем 30-летнюю историю, все-таки остались у меня в памяти: Абдукаримов, Абилов, Агзямов, Виктор Агиевич, Алдабаев, Аравин, Атяжев, Валерий Бахтий, Бовкун, Бондарчук, Николай Васин, Вафин, Александр Вобликов, Водогрецкий, Воробьев, Воронцов, Глаголев, Гребнев, Григорьев, Дегинис, Дегтярев, Джаркимбеков, Джумабаев, Доминас, Ринат Зарипов, Зырянов, Игнатенко, Исаев, Исачев, Коваль, Александр Коробейников, Костиков, Красников, Кузнецов, Эдвин Кула, Ладанов, Лысак, Маметов, Матухнов, Мирошников, Мотькин, Нижегородов, Овчинников, Орехов, Оракбаев, Парпиев, Петров, Сергей Пиков, Приезжев, Разговоров, Ракитин, Раннев, Карл Раскин, Расулметов, Симушов, Скворчевский, Фомин, Хабибулаев, Чура,.

 

АВТОРИТЕТ КОМАНДИРА

 

После сдачи проверки, и особенно после окончания учения, я почувствовал, что отношение ко мне, молодому офицеру спецназа, серьезно изменилось к лучшему как со стороны офицеров роты, так и со стороны солдат и сержантов. Уж не знаю, что Олег Кривопалов рассказывал командиру роты А.Голубовичу и другим командирам групп о моих действиях на учении, но они постепенно перестали показывать мне, что чего-то не знаю или не умею. Тем более, что я постоянно надоедал всем командирам группы нашей роты, задавая интересовавшие меня вопросы, а также просил командира роты получить в секретке различные учебные пособия, чтобы разобраться с той или иной теоретической или практической проблемой.

Солдаты же моей группы, как можно судить, постоянно очень внимательно, я бы даже сказал, придирчиво наблюдали за мной и, естественно, делали свои однозначные выводы о том, кто и как ими командует. Как потом я узнал, в солдатской среде в войсках специального назначения учеба курсанта в военном училище, тем более еще в общевойсковом училище, не считалась в качестве настоящей спецназовской службы, поэтому на молодого командира группы специального назначения, лейтенанта, недавнего выпускника любого военного училища здесь всегда смотрели весьма критически. Говоря в общем, в этом был свой практический смысл, ведь в спецназе от командира группы или командира роты зависит очень и очень многое и, прежде всего, качество выполнения поставленных боевых задач, а может быть и жизни подчиненных. Понимая это, я старался сразу же заявить о себе как о достойном командире группы. А ведь солдатское уважение к офицеру формировалось и во время обычных плановых занятий, и на учениях, и во время несения службы в нарядах. В общем, в ходе повседневной жизни и службы молодого офицера.

Ни для кого не является секретом то, что завоевание авторитета командира группы специального назначения происходило, в частности, и на спортгородке. Мне в этом отношении было довольно легко, так как, в отличие от многих офицеров, свободно делал более 10 подъемов переворотом, и на дистанциях кроссов мог дать значительную фору большинству офицеров и солдат, считавшихся настоящими спецназовцами. Говорю о своей физической подготовке отдельно не только потому, что она в спецназе всегда была на высоте, и считалась одним из основных аспектов деятельности спецназовца и спецназовского подразделения, но также и потому, что для меня лично она всегда имела особое, чисто психологическое значение.

Дело в том, что в свое время, когда в феврале 1968 года я учился в девятом классе Свердловского суворовского военного училища, у меня был весьма важный для всей последующей армейской службы, да и всей последующей жизни поучительный случай. Тогда, в феврале 1968 года я оказался единственным суворовцем из всего училища, кто какой-то очередной московской комиссии проверку по физической подготовке сдал на двойку. Как потом мне объяснил наш офицер-воспитатель майор В.И.Минаев, это произошло, вероятно, потому, что за несколько месяцев, предшествовавших тому злополучному зачету, я вырос не много, ни мало на 11 сантиметров. А в таких условиях, конечно же, ни о какой силе и ловкости молодого суворовца речи быть не могло, поэтому и результат был столь плачевный.

Несмотря на достаточно убедительное объяснение случившегося майором Минаевым, я все равно сильно переживал постигшую меня неудачу, но на будущее для себя сделал из этого жизненного весьма важного урока много полезных выводов. Со временем об этой двойке многие, конечно же, успешно забыли. Я даже проверил это у своего однокашника по Свердловскому СВУ Валеры Александрова, который через 30 лет после этого памятного для меня события, совершенно не помнил о нем. Да, видимо об этом случае забыли все, кроме меня. Поэтому в Свердловском суворовском и Киевском общевойсковом училищах, и особенно в спецназе, своей физической форме и подготовке я всегда уделял самое серьезное внимание, так как тот «срыв» на зачете по физической подготовке в Свердловском СВУ постоянно довлел надо мной и никогда не давал расслабиться.  

Еще одним из аспектов авторитета командира является его умение организовывать работу своих подчиненных. Примером тому может служить, например, командир нашей бригады, так как сразу же после окончания итоговой проверки за 1974 год командир бригады полковник Р.П.Мосолов, как и обещал, своим приказом объявил для всей воинской части 64411 несколько дней выходных, вместо тех суббот и воскресений, в ходе которых в период подготовки к сдаче проверки весь личный состав упорно и плодотворно работал. В этой связи, и офицеры, и солдаты бригады получили возможность хорошенько отдохнуть.

Трудно поверить, но у меня, самого молодого офицера нашей роты, получилось целых пять выходных дней подряд. И это притом, что и 6 рота, и моя группа в это время ходили в караул, а также выполняли различные работы во время парко-хозяйственного дня и просто отдыхали. Но, тем не менее, это правда, я, молодой лейтенант отдыхал целых пять дней подряд.

Я заостряю внимание читателя на этом только потому, что не везде в войсках было именно так, как в нашей бригаде. Как известно, к режиму труда и отдыха в армии отношение всегда было весьма и весьма специфическое, но командир бригады полковник Р.П.Мосолов на такие, казалось бы, жизненные мелочи обращал самое серьезное внимание. Предоставляя подчиненным все, что им было положено по штату, в том числе и выходные, в результате, он имел полное моральное право требовать от них такой же полной отдачи в повседневной службе и работе. В конечном итоге, авторитет командира бригады еще больше укрепился.

Можно представить то искреннее удивление, которое охватило лейтенанта Лешу Хмеля, моего однокашника по Киевскому училищу, но закончившего инженерный факультет и служившего в Чирчикском парашютно-десантном полку Ферганской воздушно-десантной дивизии, когда, гуляя по городу в рабочий день я встретил его бегущим куда-то по своим делам. Я совершенно искренне рассказал ему, что после сдачи проверки бригады получил целых пять дней выходных и вот использую их, чтобы насладиться отдыхом. Алексей, видимо, мне так до конца и не поверил. Наверное, он подумал, что я его просто на просто разыгрываю. Однако все было именно так, как я рассказал.

Завершение сдачи осенней проверки ознаменовалось для шестой роты еще и тем, что командира роты капитана Голубовича направили на учебу в Москву на десятимесячные курсы «Выстрел», а роту в этой связи принял старший лейтенант Сикорский. Однако покомандовал он нашей ротой буквально месяц-полтора, после чего шестую роту принял командир первой группы нашей роты старший лейтенант Александр Тимченко, что было всеми командирами групп шестой роты воспринято с большим энтузиазмом и пониманием.

Кроме того, согласно новому приказу по части о мерах по усилению легендирования истинного назначения бригады и названий ее подразделений, наша шестая рота стала по номеру седьмой, так как порядковые номера теперь присваивались не только ротам спецназ, но и ротам связи обоих отрядов специального назначения. Роты связи теперь запрещалось называть таковыми. В результате, в составе первого отряда были 1, 2, 3 и 4 роты, а второго – 5, 6, 7 и 8 роты. Девятой ротой стала рота радио- и радиотехнической разведки бригады.

 

«УНИВЕРСИТЕТЫ» ЧИРЧИКСКОГО СПЕЦНАЗА

 

Сразу же после сдачи бригадой осенней проверки для выпускников военных училищ 1973 - 1974 годов были организованы ежегодные сборы молодых офицеров, которые в нашей офицерской среде назывались «спецназовскими университетами». На сборах в течение двух месяцев с офицерской молодежью нашей бригады проводились занятия по всем предметам боевой подготовки подразделений спецназ. Многое из того, что читалось, оказалось для нас новым, и мы с интересом слушали лекции, которые читали командир, его заместители, офицеры штаба и начальники различных служб бригады, а также писали различного рода контрольные работы и отрабатывали летучки по отдельным воинским дисциплинам.

Занятия проходили в классе командирской подготовки бригады, окончательное оборудование которого было закончено незадолго до итоговой проверки 1974 года. Занимался его оформлением капитан А.Л.Голубович, вместе с группой так называемых «народных умельцев» из числа солдат и сержантов всей бригады, умеющих хорошо рисовать и имеющих способности к различного рода художественно-оформительским работам. Одним из самых маститых умельцев был боец из моих подчиненных разведчик ефрейтор Водогрецкий.

Класс командирской подготовки для офицеров бригады был оборудован с любовью и размахом, как и многое другое, за что брался в нашей части Александр Леонидович Голубович. Чувствовалось, что в класс командирской подготовки он вложил часть своей души. На стенах висели красивые стенды и плакаты, на которых отражались положения из инструкции по применению частей и соединений специального назначения, касающиеся способов действий спецназа в тылу противника. Кроме того, часть стендов была посвящена организации и вооружению иностранных армий. На стене, противоположной от трибуны, у самого потолка, висел девиз советского спецназа: «Любое задание, в любом месте, в любое время».

Мы, молодые офицеры бригады, с большим интересом занимались теми предметами учебной программы, которые были запланированы в рамках сборов молодых офицеров бригады. Это было обусловлено, в основном, тем, что если оперировать, так называемыми «общечеловеческими ценностями», то приобретение новых или совершенствование имеющихся знаний, а тем более профессиональных – это благо для любого человека, тем более для того, который дает заявку на то, чтобы стать настоящим профессионалом своего дела. Тем более, что многое из того, что мы проходили, для большинства из нас, лейтенантов, недавних выпускников военных различных военных училищ, было совершенно новым и интересным, так как в училищах курсантам, как правило, дают лишь общие знания, необходимые будущему офицеру, а конкретику своей профессии он постигает уже на месте, в той воинской части, в которой проходит свою офицерскую службу.

Естественно, что к началу сборов молодых офицеров, несмотря на небольшой период времени, который мы находились в части, нам удалось, в определенной степени, ознакомиться с тем многим, что было совершенно недоступно в период обучения в военных ВУЗах. Однако в ходе учебных сборов мы на плановой основе ликвидировали те пробелы в знаниях, которые еще, несомненно, были у нас. На плановой основе, последовательно переходя от одной темы к другой, от одного предмета программы боевой подготовки частей и соединений спецназ к другому мы постепенно постигали то, чего нам недоставало в ходе обучения в различных военных училищах.

Как мне представляется, одним из основных достоинств данных сборов, кроме уже упомянутых, было то, что в силу сложившейся в ходе их проведения обстановки мы активнейшим образом обсуждали все учебные темы, которые изучались во время занятий. Кроме того, на самоподготовке каждый из нас был волен высказаться по любому вопросу и мог рассчитывать на то, что его обязательно выслушают. Правда, это совсем не значило, что с высказанными мыслями или идеями сослуживцы обязательно могут согласиться. При этом, естественно, что различные, порой острые и непримиримые дискуссии разворачивались не только по профессионально значимым темам, вопросам или поводам, но и, как говорят в таких случая, на темы, совсем отвлеченные от специфических проблем спецназовской службы.

При этом, надо отметить, что в периодически, но достаточно часто возникавших дискуссиях, а порой и спорах был один положительный момент, который сразу же бросился мне в глаза, да и не только мне одному. В ходе обсуждений различных проблем и во время дискуссий каждый из нас в той или иной степени проявлялся как человек, как офицер, как командир и как спецназовец, наконец. И это было, хоть и побочной, но весьма немаловажной особенностью этих сборов, которая, с одной стороны, конечно же, помогала всем нам глубже разобраться в той или иной спецназовской или совершенно неспецназовской проблеме, а с другой, прямо или косвенно способствовала тому, чтобы глубже изучить своих будущих коллег, с которыми придется работать и тесно взаимодействовать по различным аспектам службы в Чирчикской бригаде специального назначения долгие годы.

Внимательный читатель, видимо, уже догадался, к чему я его постепенно склоняю или, вернее сказать, потихоньку подвожу. Для тех, кто из читателей уже догадался, могу лишь подтвердить: «Правильно, далее речь пойдет о том, кто из молодых офицеров бригады и каким образом проявился во время этих сборов молодых офицеров». Данный аспект службы, а вернее сказать, межличностных отношений, в 15 отдельной бригаде спецназ также имел место быть, как, в общем-то, и в любом другом нормальном воинском или любом другом коллективе.

Как уже упоминалось выше, в начале 70-х годов, теперь уже прошлого века, советский спецназ и 15 отельная бригада специального назначения, в частности, комплектовались офицерами-выпускниками, в основном, двух военных училищ: Рязанского высшего воздушно-десантного дважды Краснознаменного училища (РВВДДКУ) имени Ленинского комсомола, где был факультет специальной разведки и Киевского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени М.В.Фрунзе, в котором существовал факультет войсковой разведки. И, если сборы молодых офицеров мы в Чирчикской бригаде спецназ называли «спецназовскими университетами», но в сугубо узком смысле этого слова, то в широком смысле «спецназовскими университетами» можно назвать именно эти два военных училища: Рязанское ВВДДКУ и Киевское ВОКДКУ.

Не знаю, как в других бригадах специального назначения, но в Чирчике с самого начала своей службы я, да и многие другие молодые офицеры, наши ровесники, почувствовали, что между представителями именно этих двух училищ четко обозначилось определенное соперничество, противоборство и конкуренция и даже борьба за право первенства и лидерства. Ведь в 15 обрСпН основную массу молодых командиров групп составляли киевляне и рязанцы, при этом выпускников Киевского ВОКУ не только в Чирчике, но, как мне известно, и в других бригадах спецназ было значительно больше по количеству. При этом, как можно судить, вся эта так называемая «игра» или «борьба» в основном развивалась на фоне недавнего выпуска из училищ, и чем дальше мы уходили от выпуска из училищ, тем все меньше и меньше чувствовалась это соперничество и борьба между выпускниками различных училищ.  

Мне, например, всегда было интересно наблюдать за вполне естественным стремлением офицеров-выпусников именно этих двух училищ тем или иным способом зарекомендовать себя с лучшей стороны. Это совершенно естественно и похвально. Такое стремление, как представляется, надо всячески поощрять, так как оно создает в коллективе дух здорового соперничества, дух соревнования, что, в конечном счете, благотворно сказывается и на уровне боевой подготовки, и на всех других аспектах деятельности воинской части или отдельных ее подразделений.

Наиболее наглядно этот дух соперничества впервые проявилось, пожалуй, на этих самых сборах молодых офицеров. Ранее, до сборов, мне лично оно совершенно не бросалось в глаза и никак не проявлялось. При чем, заявиться на роль однозначных лидеров в нашей бригаде сразу же попытались рязанцы. Они по всякому поводу, да и без такового, а порой и в совершенно навязчивой форме стали всячески подчеркивать, что они закончили факультет именно специальной, а не какой-нибудь другой разведки и именно Рязанского высшего воздушно-десантного училища, а не какого либо другого училища. Именно поэтому в силу своего основного базового образования они якобы стоят на голову выше офицеров-выпускников всех других военных училищ. И именно благодаря данному обстоятельству они однозначно могут рассчитывать на безусловные успехи в работе и, что самое главное, на прекрасные перспективы по службе в нашей бригаде, да и в войсках специального назначения вообще. Однако многие из киевлян, как, в общем-то, и выпускники других военных училищ с такой безапелляционной постановкой вопроса совершенно не намерены были соглашаться и мириться.

Конечно, рязанцы в вопросах специальной разведки были подготовлены намного лучше всех остальных. И это вполне естественно. Они хорошо знали тактику подразделений спецназ в различных видах боевых действий, хорошо знали минно-подрывное дело, имели опыт совершения прыжков с парашютом, чем рязанцы по праву очень гордились. Всем этим нам, киевлянам, да и выпускникам других военных училищ, еще только предстояло овладеть. Однако, справедливости ради, могу сказать, что, например, у выпускника нашего Киевского ВОКУ Феди Волоха уже тогда, в 1974 году, было 43 прыжка с парашютом, которые он совершал еще во время учебы в Минском СВУ. Это, кстати сказать, примерно в два раза больше, чем у выпускников Рязанского воздушно-десантного училища. Федя Волох, прыгал с парашютом не только в Минске, но уже будучи курсантом Киевского ВОКУ, так как в ходе войсковой стажировки в Чучковской бригаде специального назначения он был допущен к прыжкам с парашютом. Такого большого количества прыжков, как у Феди, не было ни у кого даже из рязанцев, закончивших десантное училище.

Говоря в общем и подводя черту под вышесказанным, можно констатировать, что уже на сборах молодых офицеров-выпускников в 1974 году обозначилась нормальная здоровая конкуренция и соперничество между молодыми офицерами 15 отдельной бригады специального назначения, которые, в основном, велись между киевлянами и рязанцами за право называться лучшими. Эта конкуренция и соперничество проявлялось во всем, начиная от чувства гордости за то военное училище, которое каждый из нас закончил, и, кончая множеством разнообразных аспектов службы, где каждый из нас пытался показать себя с наилучшей стороны.

Эти сборы молодых офицеров и наша последующая служба красноречиво показали, что многие из тех, кто не был по образованию спецназовцем, оказались готовы в кратчайшие сроки овладеть всеми многочисленными премудростями специальной разведки, в том числе и прыжками с парашютом, и еще очень многим и многим, что необходимо настоящему спецназовцу. Ведь, ничего сверхсложного и необычного в этом спецназовском ремесле, в общем-то, нет, что в последующем убедительно подтвердила практика. Необходимо лишь желание и любовь к тому делу, которым приходится заниматься.

На контрасте с тем, что рязанцы в лучшую сторону выделялись по специальным дисциплинам, нам была заметна их довольно слабая общая подготовка. Оказалось достаточным задать им несколько совершенно конкретных вопросов, чтобы понять это. Плохо они, например, как это ни странно, знали, например, систему разведки Вооруженных Сил СССР, силы и средства различных ее видов, а также их задачи и боевые возможности, что в Киевском ВОКУ нам давали очень хорошо. И как результат, рязанцы достаточно слабо знали и представляли место и роль собственно специальной разведки во всей системе военной разведки Вооруженных сил СССР, ее роль и значение в предстоящей войне.

В конечном итоге, многим из нас стало ясно, что рязанцы, в силу своего сугубо спецназовского образования, мыслят довольно узкими, весьма ограниченными категориями, которые, как правило, не выходят за рамки командира подразделений специального назначения. При этом, для нас с самого начала казалось само собой разумеющимся, что, например, по такому важному для спецназовца аспекту, каким является физическая подготовка, выпускники десантного училища обязательно должны быть далеко впереди всех остальных. Однако и здесь все было не так однозначно, как предполагалось в самом начале. Уже первые зачеты по физической подготовке в рамках сборов молодых офицеров, да и в ходе последующей службы, к всеобщему нашему удивлению и недоумению, показали, что некоторые «хваленые», как мы их называли, спецназовцы не смогли сделать, например, ни одного подъема переворотом. Только одно это обстоятельство, многое в наших реальных оценках рязанцев, как впрочем и выпускников других военных училищ, сразу же ставило на свои места .

Языковая подготовка рязанцев также оказалась намного ниже нашей. Понятно, что уровень любого знания иностранного языка, тем более китайского, вещь довольно специфическая. Она в большинстве случаев зависит, порой, не столько от той школы, где язык изучался, сколько от индивидуальных языковых способностей и усилий, вложенных человеком. Однако киевляне в общей своей массе в этом отношении также были намного впереди рязанцев.

Кстати, видимо, благодаря тому, что у киевлян была неплохая языковая подготовка, рязанцы в шутку, а иной раз всерьез или даже с определенной, я бы даже сказал, с издевкой, называли нас «выпускниками Киевского военно-дипломатического училища». В свою очередь, киевляне на все лады «трепали» часто использовавшееся рязанцами в обиходе в отношении своего училища сокращение «РКПУ» (они произносили его не иначе как «эРКаПУ»), которое являлось производным от старого его названия – Рязанское командное пехотное училище. Мы быстро нашли множество различных, порой достаточно смешных и ироничных расшифровок данного сокращения, как, например, Рязанский колледж профессиональных убийц (или половых умельцев) (оба эти варианта очень нравились рязанцам, видно было, что им приятны такие названия их альма-матер) или Рязанское культпросвет (или культпроститутсвет) училище. Эти два названия училища рязанцев также предлагались каждому выпускнику на выбор, кому, что больше по душе.

Вполне естественно, что и рязанцы также внимательно изучали и нас, киевлян, своих новых сослуживцев и видели наши достоинства и недостатки. Совершенно беспристрастный анализ того, что собой представляли киевляне, показывал, что из восьми выпускников нашего училища, пришедших в 15 бригаду спецназ в 1974 году, по своим деловым и личностным качествам далеко не все в полной мере подходили для военной службы, и тем более для службы в войсках специального назначения. Глядя на некоторых из моих однокурсников, я искренне удивлялся тому, что именно эти офицеры попали в элитные войска, какими являлись войска спецназ. Для нас с Федором Волохом было вполне очевидным, что направление к нам в бригаду специального назначения некоторых из наших с ним однокашников по Киевскому ВОКУ было серьезной ошибкой, я бы даже сказал, однозначным просчетом наших училищных отцов-командиров и начальников, работников отдела кадров училища, а также кадровиков из Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР.

Глядя на некоторых своих однокашников, создавалось впечатление, что четыре года учебы в Киевском ВОКУ в плане обязательного детального и скрупулезного изучения личностных, деловых и профессиональных качеств этих будущих офицеров, тем более офицеров специальной разведки, прошли для кадровиков и начальников всех категорий и степеней совершенно впустую. Видимо, у них считалось, что самого факта обучения на разведывательном факультете КВОКУ вполне достаточно, чтобы молодой лейтенант с дипломом военного училища, в котором его профессиональная квалификация обозначена как «офицер разведки, переводчик-референт по иностранному языку», а специальность – как «командная, разведывательная, иностранный язык», автоматически стал хорошим командиром подразделения специального назначения.

Истины и справедливости ради необходимо сказать, что в конце апреля 1974 года в нашу 7 роту курсантов Киевского ВОКУ из Управления кадров Главного разведывательного управления Генерального штаба для подбора будущих офицеров в войска специального назначения приехал полковник Дудко. Он сначала по документам отобрал около 30 выпускников нашего факультета, а затем с каждым из кандидатов подолгу беседовал. Именно из вопросов, задававшихся им в ходе тех бесед, можно было однозначно понять, что речь идет о дальнейшей службе в войсках специального назначения.

Подобрал полковник Дудко, конечно же, лучших из тех, кто выпускался в 1974 году, и они в последующем довольно хорошо проявили себя во время службы в различных бригадах специального назначения. Однако после того, как кадровик из Главного разведывательного управления Генштаба уехал в Москву, то ли после его докладов руководству Управления кадров ГРУ, то ли по какой-то другой, но совершенно необъяснимой причине, в дополнение к тем 30, кого полковник Дудко отобрал в нашей роте, для службы в войсках специального назначения направили еще более 30 выпускников нашей роты, с которыми уже никто не беседовал, их мнения никто не спрашивал и профессиональную пригодность для службы в спецназе никто не определял.

Как показала последующая практика, в Управлении кадров ГРУ ГШ, ну, а в Киевском ВОКУ тем более, никого особенно не волновало то обстоятельство, что, несмотря на большие материальные затраты на обучение и подготовку будущих офицеров в нашем училище, эффективность их дальнейшего использования в войсках очень часто была на достаточно низком уровне. Индивидуального подхода к распределению выпускников разведывательного факультета нашего училища, как, впрочем, и других военных ВУЗов, с учетом их профессиональных, деловых и личностных качеств и особенностей характера и наклонностей, в общем-то, к великому нашему сожалению, не было. Я уже не говорю о том, что от того, где, в каких воинских структурах будет служить тот или иной лейтенант-выпускник военного училища, зависит не только обороноспособность страны, но и дальнейшая личная судьба этого лейтенанта.

В результате такого подхода к использованию кадров, через некоторое время тех из моих однокашников по Киевскому ВОКУ, о которых я веду речь, из-за их полной непригодности для службы в спецназе перевели из бригады в другие войска, и связь с ними со временем была совершенно потеряна. Не хочу называть их фамилии, так как считаю, что они-то как раз совсем и не виноваты в том, что, вопреки их желанию, именно они были направлены в спецназ, который с самого начала не был, а в последующем не оказался для них делом их жизни и их офицерской судьбы. Тем более, что в последующем многие из них довольно хорошо служили в других войсках и других структурах войсковой разведки.

Вполне естественно, что основная масса киевлян, которые по собственному желанию и по велению сердца пошли служить в спецназ, гордилась принадлежностью к Киевскому высшему общевойсковому командному дважды Краснознаменному училищу имени М.В.Фрунзе, вернее к разведывательному факультету этого училища, и стремились работать с полной отдачей, чтобы добиваться максимально возможных результатов в службе и боевой учебе. Мы также прекрасно понимали, что наши успехи в работе – это, конечно же, наш труд, но также и в достаточно большой степени заслуга того военного училища, где мы учились. Ну, а недостатки в нашей работе это пятно не только на личную репутацию каждого из нас, но и, соответственно, на нашу альма-матер, Киевское высшее общевойсковое командное училище.

Киевляне не без основания могли гордиться своим училищем, так как на то время, когда мы там учились, Киевское общевойсковое командное училище, было самым лучшим среди всех военных училищ Сухопутных войск ВС СССР по имевшейся в нем учебно-материальной базе. Это было признано в ходе сборов начальников военных ВУЗов Сухопутных войск ВС СССР, которые проводились на базе нашего училища летом 1970 года, года когда именно мы и поступали в училище.

В справедливости этих оценок мы могли убедиться, когда после приезда из Киева в Чирчик удалось увидеть учебно-материальную базу Ташкентского общевойскового и Ташкентского танкового училищ, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что было у нас, в Киевском ВОКУ. Нам трудно было поверить, что, например, одно из старейших и прославленное общевойсковое училище страны, каким было, например, Ташкентское ВОКУ, имело столь слабую материальную базу для подготовки своих курсантов. Дело дошло до того, что в 1977 году даже нашу бригаду в течение длительного времени привлекали на строительные работы по совершенствованию учебного центра Ташкентского ВОКУ.

Кроме современной материальной базы, хорошему уровню подготовки курсантов Киевского ВОКУ (кстати, мы называли наше училище в курсантском обиходе не иначе, как Кроспоинт, по аналогии с американским военным училищем в Вестпоинте) способствовало также и то, что процесс обучения у нас был организован таким образом, что одну неделю в месяц курсанты, вне зависимости от курса, проводили в учебном центре. Это означало, что в течение четырех лет примерно одну четвертую часть всего учебного времени с курсантами проводились полевые занятия по тактике, огневой подготовке, топографии, вождению и т.д. Такой системы подготовки курсантов, в которой бы рационально сочеталось изучение теоретических дисциплин с практической отработкой на хорошей учебно-материальной базе необходимых будущим офицерам профессиональных навыков, не было, как нам в последствии стало известно, ни в одном другом высшем общевойсковом или танковом военном училище, кроме, пожалуй, Рязанского воздушно-десантного, где также, как в Киевском ВОКУ, одна неделя занятий каждый месяц проводилась в учебном центре.

В середине 70-х годов военное руководство СССР различного уровня, в том числе и руководители кадровых органов Вооруженных Сил СССР неоднократно отмечали в лучшую сторону профессиональную подготовку выпускников именно Киевского высшего общевойскового командного училища. Например, на сборах руководящего состава военно-учебных заведений, проходивших в конце 1973 года в Ленинграде, в докладе одного из руководителей Главного управления кадров ВС СССР отмечался высокий уровень подготовки офицеров, закончивших именно наше училище. Примерно такие же оценки качества подготовки выпускников-киевлян содержались и в докладе руководства Дальневосточного военного округа в 1976 году. Вероятно, есть и другие примеры, подтверждающие вышесказанное, однако у меня более полной и доступной информации и фактуры просто нет, так как специально данный вопрос не изучал. Но, видимо, приведенных мною даже отрывочных и разрозненных данных вполне достаточно для иллюстрации тех мыслей, которые были изложены выше.

Несмотря на то, что учебная программа, по которой мы учились на разведывательном факультете Киевского общевойскового командного училища, была одна для всех и не выходила за рамки подготовки командира подразделений войсковой разведки, однако в силу хорошей и достаточно широкой специальной и языковой подготовки амплуа выпускников разведывательного факультета Киевского ВОКУ были самыми разнообразными. При этом основная их часть шла, естественно, в спецназ и войсковую разведку, а остальные, в соответствии с потребностями ГРУ, направлялись в осназ и оперативную агентурную разведку приграничных военных округов, служили военными переводчиками и оперативными работниками в различных структурах разведки, а также в соединениях и частях Группы Советских войск в Германии и других групп войск, а также работали в миссиях связи на территории ФРГ. 

Конечно, так называемых, «шлангов», то есть тех, кто, придя учиться в Киевское ВОКУ, пошел не по своей дороге, было достаточно и у нас в Киеве. Однако объективный анализ общей массы наших выпускников, уровня их подготовки и результатов службы в войсках, красноречиво показывал, что в 70-х годах прошлого века Киевское высшее общевойсковое командное училище по многим показателям находилось на передовых позициях. Тому есть масса армейских статистических данных и других документальных свидетельств, фактов и доказательств.    

Кстати сказать, уже давно нет Киевского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени М.В.Фрунзе, так как после развала СССР оно оказалось не нужным ни украинской армии, ни, тем более, российской. Его просто сократили, тем самым уничтожили прекрасную школу, в которой в течение почти четверти века получали высшее образование командиры мотострелковых подразделений Сухопутных войск, а также будущие высококлассные специалисты для многих видов разведки Вооруженных Сил СССР, а в последующем и России.

Теперь, я думаю, можно сказать, что под «крышей» Киевского ВОКУ Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил Советского Союза в течение достаточно длительного периода времени надежно скрывало разведывательный факультет, в котором готовились квалифицированные кадры для различных структур военной разведки. Практика показала, что «крыша» нашего «самого общевойскового училища», как мы его порой называли, позволяла в течение довольно длительного времени надежно скрывать истинную суть и содержание нашей будущей профессии и службы. Кстати, и Рязанское воздушно-десантное училище, также как и Киевское общевойсковое командное училище, достаточно долго и очень эффективно скрывало под своей «крышей» факультет специальной разведки.

Здесь уместно сказать, что советский спецназ в свое время тоже достаточно успешно использовал воздушно-десантные войска в качестве своей собственной «крыши». Десантная форма, хорошо разработанная легенда бригад, согласно которой соединения специального назначения назывались воздушно-десантными бригадами, якобы подчиненными командующему ВДВ, все это способствовало определенному скрытию сути и предназначения бригад спецназ. Эти меры позволяли в течение длительного времени нашим войскам надежно скрывать свою истинную суть и принадлежность к Главному разведывательному управлению Генерального штаба ВС СССР. При этом можно сказать, что единственное, что внешне могло отличать спецназ от воздушно-десантных войск, это наличие у нас специальной зимней и летней формы одежды, которой у настоящих десантников не было, да еще, пожалуй, отсутствие у спецназовцев гвардейских значков, которые носили на своей форме все солдаты и офицеры-десантники.

Принимавшиеся в спецназе строгие меры конспирации позволяли ему надежно скрываться, образно говоря, «в надежной тени воздушно-десантных войск». Спецназовцам было очень удобно «косить», как сказали бы сейчас, под настоящих десантников. Однако в Чирчике, где, вместе с 15 отдельной бригадой специального назначения, было четыре десантных воинских части. Десантники из нашей бригады, прежде всего по уровню боевой подготовки, а также по внутреннему порядку в нашей воинской части и внешнему виду нашего личного состава, да и по остальным параметрам выгодно отличались от настоящих ВДВэшников.

Благодаря принимавшимся в 15 обрСпН строгим мерам конспирации и легендирования, многие в Чирчике, включая даже высокие армейские чины, вплоть до начальника Чирчикского военного гарнизона, не знали и не представляли основной сути и назначения 15 отдельной бригады специального назначения. Они в оценках нашей части пользовались, в основном, лишь внешними признаками, а именно уставным внутренним порядком, высокой дисциплиной, отсутствием у нас в бригаде серьезных правонарушений и т. д., которые выделяли ее в лучшую сторону из общего ряда остальных воинских частей, дислоцированных в городе, в том числе и настоящих десантных. 

В этой связи мне, например, всегда доставляло большое удовольствие наблюдать, как военный комендант Чирчика в буквальном смысле млел, когда подразделение из нашей бригады заступало в гарнизонный караул. «Ребята, - обычно говорил он, - в те дни, когда ваша часть несет службу в наряде по гарнизону, я лично могу спать спокойно», - и практически не инструктировал нас, так как знал, что караул войсковой части 64411 на гарнизонных складах артиллерийского вооружения, гауптвахте и в патруле по городу службу будет нести без каких-либо отступлений от требований устава гарнизонной и караульной службы.

Продолжая свои воспоминания о сборах молодых офицеров, могу сказать, что нам удалось значительно обогатить свои знания по многим предметам обучения и, прежде всего, по тактико-специальной подготовке, так как нам пришлось изучить много секретных документов и инструкций, касающихся действий разведывательных групп спецназ в тылу противника. Кроме того, молодые офицеры усиленно изучали и другие дисциплины, которые в последующем преподавали своим подчиненным в ходе плановых занятий.     

Здесь считаю вполне уместным заметить, что учебная программа на разведывательном факультете Киевского высшего общевойскового командного училища предусматривала изучение курсантами множества дисциплин, которые должен знать и командир группы специального назначения. Однако готовили на нашем факультете все-таки командиров подразделений войсковой разведки, поэтому в ходе учебы в училище, естественно, многие предметы, необходимые в спецназе, мы просто не проходили. В этой связи сборы нам были очень полезны, так как позволяли в короткий срок изучить все необходимые предметы и правильно скорректировать имеющиеся у нас базовые училищные знания, навыки и умения применительно уже к новой спецназовской специфике. 

 Например, в ходе изучения тактики действий групп спецназ по выполнению разведывательных и специальных задач в тылу противника я невольно обращался к знаниям, которые были получены в Киеве. Их оказалось вполне достаточно, чтобы без особых проблем уяснить основные особенности действий групп спецназ в ходе проведения в тылу противника поиска, налета, засады или специального мероприятия, чтобы сравнить с действиями подразделений войсковой разведки. Если говорить в общем и не вдаваться в детали и всяческие подробности, то разница между войсковой разведкой и специальной заключалась в том, что войсковая разведка действует на тактическую глубину, то есть на расстояние до 100 километров в глубине боевых порядков противника, и на боевой технике, а спецназ - на глубину наступательной операции фронта, то есть на расстояние 1000 километров и выше и без техники.

Эти различия в основном и определяют разницу в способах и методах выполнения боевых задач в тылу противника спецназа и подразделений войсковой разведки. Что же касается глубины действий подразделений спецназ, то, в зависимости от конкретной обстановки и боевых задач, которые могут быть поставлены группам или ротам специального назначения, она может быть значительно больше. Все зависит лишь от дальности действия средств доставки разведчиков в тыл противника, то есть самолетов и подводных лодок и возможностей имеющихся радиосредств для поддержания устойчивой, надежной и бесперебойной связи с Центром.

Во время сборов офицеров, да и в ходе последующих занятий со своим личным составом по боевой подготовке у нас постоянно появлялись мысли о том, что не все в теории и практике действий частей и подразделений специального назначения было однозначно. Это вызывало у нас определенные сомнения в глубокой и всесторонней проработке теории и особенно практике специальной разведки. И если по способам вывода разведчиков в тыл противника и их действиям по выполнению поставленных разведывательных и специальных задач каких-то вопросов, как правило, не возникало, то, например, по способам и методам эвакуации в расположение своих войск тех групп спецназ, которые успешно выполнили задания Командования, у всех у нас появлялось большое количество вопросов. Возможно, они возникали, в первую очередь, еще и потому, что именно эти вопросы в наставлениях и инструкциях были прописаны в весьма и весьма общем виде, как говорят в таких случаях, «всего одним мазком». А ведь общеизвестно, что, «посетив кого-либо, не забывай вернуться назад». При этом к «посещению» тыла противника этот постулат подходит как нельзя кстати. Ведь после выполнения боевой задачи всегда хочется вернуться в расположение своих войск и вывести всех своих подчиненных.

Отвечая на наши вопросы по данному поводу, и полковник Р.П.Мосолов, и подполковник В.В.Колесник, да и другие офицеры бригады, которые во время сборов молодых офицеров читали нам лекции по теории или проводили практические занятия по тактико-специальной подготовке, ссылались в основном на слова командующего Среднеазиатским военным округом генерала армии Н.Г.Лященко. Он во время одного из окружных командно-штабных учений, отвечая на подобные вопросы командования нашей бригады, заявил, что спецназовцам в тылу противника необходимо будет продержаться максимум две недели, так как, согласно планам, к этому сроку войска Среднеазиатского фронта должны захватить столицу Синьцзян-Уйгурского автономного района город Урумчи. В этой связи подразделения специального назначения, которые будут действовать в полосе наступления фронта, смогут выходить в расположение наших войск по мере их приближения к районам ведения разведки советскими войсками специального назначения.

На офицерских сборах в 15 отдельной бригаде специального назначения вопросы эвакуации групп спецназ из районов действий с использованием самолетов и вертолетов рассматривалась в основном лишь в теоретическом плане. Командование бригады, скорее всего, после пополнения материально-технических средств групп спецназ должно будет перенацеливать группы, выполнившие свои боевые задачи, на другие объекты и на другие районы разведки. И продолжаться это должно было до тех пор, пока группы не погибнут или действительно не выйдут в расположение наших войск.

Однако, говоря в общем, отрадно было то, что основные теоретические положения специальной разведки не очень здорово разнились с канонами войсковой разведки, а действия групп глубинной разведки (ггр) в тылу противника мало чем отличались от действий групп специального назначения. 

Кстати, сам термин «глубинная разведка» у нас, еще в бытность курсантами-разведчиками Киевского ВОКУ, начиная со второго, а скорее с третьего курса, когда мы уже стали кое-что соображать в своей будущей специальности, вызывал множество вопросов. На начальном этапе обучения курсанты нашего училища принимали этот термин на веру, а также все, что он в себя включает. Затем, по мере осмысления и более глубокого понимания всей системы войсковой разведки в Советских Вооруженных силах, мы, как правило, подвергали этот термин сомнению, хотя и точно знали, что на использовании термина «глубинная разведка» настоял министр обороны СССР маршал Советского Союза А.А.Гречко.

Как известно, одной из основных особенностей военной терминологии является то, что она точна в своих формулировках, определениях и самое главное она точна в своих значениях. Однако для нас, курсантов, изучавших различные иностранные языки и привыкших при переводах разнообразных иностранных текстов к адекватности и точности терминологии. Поэтому слово «глубинная» порождало массу вопросов, так как было не совсем ясно, что оно все-таки значит. Если есть глубинная разведка, то, вероятно, по логике вещей, должна быть, например, поверхностная разведка, или какая-нибудь, скажем, ближняя разведка. Если в этот термин заложено расстояние, на которое действуют в тылу противника ггр, то из него все равно не совсем понятно, какова степень этой самой глубины применения разведывательных групп. Как представляется, под этим термином прежде всего понимается та глубина, на которую дивизия мотострелковая или танковая ведет наступательный или оборонительный бой. При этом, разведка силами и средствами разведывательного комплекта дивизии планируется и ведется на глубину до 100 километров, однако из самого термина «глубинная разведка» это совершенно не следует, более того, этот термин лишь порождает вопросы.

В общем, если подвести итог моим незамысловатыми не претендующим на истину в последней инстанции нашим рассуждизмам, то можно сделать заключение, что во время сборов молодых офицеров 15 отдельной бригады спецназ мы, к своему удовлетворению, пришли к выводу, что теория и практика специальной разведки в то время, в середине 70-х годов, были более тщательно и глубоко проработаны, чем положения войсковой разведки. Однако были некоторые моменты, которые требовали большей и более тщательной проработки. А, если говорить в общем, то можно сделать вывод о том, что военная теория не стоит на месте и находится в постоянном поступательном движении вперед, чему мы были свидетелями даже на фоне непродолжительного времени пребывания в той теме, которую мы изучали.   

Вполне естественно, что у большинства молодых офицеров 15 отдельной бригады спецназ во время сборов в 1974 году неподдельный интерес вызывали, конечно же, занятия по воздушно-десантной подготовке, которые проводил с нами начальник воздушно-десантной службы (ВДС) бригады полковник В.А.Ленский и подчиненные ему офицеры ВДС. Для многих из нас, особый интерес в изучении ВДП заключался в том, что многие из нас впервые в своей жизни увидели парашюты, как говорится в таких случаях, «живьем».

Правда, ничего особенного и нового в теории я, например, в ходе сборов молодых офицеров не узнал, так как многое из того, о чем шла речь в ходе плановых занятий по ВДП, мне, да и многим моим однокашникам по Киевскому ВОКУ было хорошо известно задолго до прибытия в Чирчик от Федора Волоха. Дело в том, что еще в училище Федот, как мы его называли и в училище, и в бригаде, с завидной регулярностью и увлеченностью по поводу и без повода рассказывал нам о парашютных прыжках, устройстве парашютов, организации воздушно-десантной подготовки и т.д.

Будучи от природы хорошим рассказчиком, он очень доходчиво разъяснял всем нам, своим заинтересованным и благодарным слушателям все, что касалось данного вопроса. Делал он это всегда и везде будь то в учебном классе, в расположении роты или на отдыхе, а также в ходе перерывов на каких-либо полевых занятиях. Порой он не прекращал свои «неофициальные занятия» с нами, даже когда мы, например, шли в строю в столовую. Мы его всегда очень внимательно слушали, а так называемые «лекции Федота» еще именовали не иначе как «неформальные занятия по ликвидации парашютно-десантной неграмотности».

Ну, а после того, как Федот в 1973 году в составе группы курсантов нашей роты съездил на войсковую стажировку в Чучковскую бригаду специального назначения, где он совершил еще с десяток прыжков с парашютом, он уже считался у нас «самым бывалым спецназовцем», а профессиональный уровень его так называемых «лекций по ликвидации спецназовской неграмотности» среди курсантов Киевского ВОКУ еще больше повысился и углубился.

Так что большинство тех, кто учился в 7 роте Киевского ВОКУ, во всяком случае тех, кто, образно говоря, «спал и видел себя в войсках специального назначения» после окончания училища, теорию воздушно-десантной подготовки с помощью Феди Волоха с той или иной степенью глубины, в общем-то, знали. А в ходе сборов молодых офицеров нам оставалось только лишь хорошо изучить соответствующие инструкции и наставления по ВДП, «пощупать» парашют своими собственными руками, то есть теоретически и практически самим подготовиться к парашютным прыжкам, чтобы затем уже «со знанием дела» проводить занятия по воздушно-десантной подготовке с подчиненным личным составом и уже готовить его к прыжкам с парашютом и, естественно, самим должным образом готовиться к прыжкам.

Если говорить в общем о «спецназовских университетах», не могу не упомянуть о том, что проходить эти самые «университеты» приходилось не только в период сборов молодых офицеров, ведь вся наша служба в 15 отдельной бригаде специального назначения – это была ежедневная упорная учеба, тренировки, сдача зачетов и проверок и т.п. Поэтому, если в самом широком смысле интерпретировать словосочетание «спецназовские университеты», то можно сказать, что вся служба в Чирчике была для каждого из нас одним сплошным «спецназовским университетом».

Однако, если уйти от глобальных оценок, а вернуться к конкретике повседневной службы и обыденной боевой учебы, то можно сказать, что многое из того, что пришлось познать в 15 отдельной бригаде специального назначения и чем удалось овладеть, явилось тем багажом, который многие из нас пронесли через всю свою военную службу, через всю свою жизнь. Бригада для нас стала хорошей жизненной школой, а вернее нашим одним из главных жизненных университетов. И официальным началом всего этого фактически стали сборы молодых офицеров бригады.

 

КАПИТАН БЕДНЫЙ

 

Одним из руководителей сборов молодых офицеров бригады в 1974 году был назначен начальник штаба 2 отряда специального назначения нашей бригады капитан Бедный, который, занимаясь в основном организационными вопросами и контролем посещаемости, очень часто во время самоподготовки заводил с молодежью, так называемые, «задушевные беседы». В ходе этих бесед он с видом знатока всего и всея делился с нами своим, как он выражался, «весьма богатым жизненным, служебным и, конечно же, спецназовским опытом» Именно на свой спецназовский опыт капитан Бедный всегда и делал особый упор.

Всем нам в то время было по 21 - 22 года, и какой-то жизненный опыт был, конечно же, у каждого. Поэтому по большинству из поднимавшихся в задушевных беседах Бедного жизненно важных тем, у нас, как правило, имелось свое собственное мнение. Тем не менее, некоторые из расставлявшихся старшим товарищем (а для половины из офицеров, участвовавших в сборах молодых офицеров, капитан Бедный был прямым начальником и командиром) акцентов многим из нас молодых офицеров несколько «подчистили мозги». В последующем, очень многое из того, что нам рассказывал капитан Бедный, оказалось весьма и весьма полезным для правильного и точного понимания тех жизненных ситуаций, в которых нам приходилось оказываться в тех или иных условиях.

Например, мне, коллективисту по характеру и воспитанию, для которого привитое и в Свердловском СВУ, и Киевском ВОКУ чувство принадлежности к определенному коллективу всегда означало очень и очень многое. Поэтому мне хорошо запомнились повествования Бедного, направленные на то, чтобы приобщить всех нас к тому духу, который существует в войсках специального назначения, и выработать чувство гордости за службу в одной из лучших легендарной 15 отдельной бригаде специального назначения. В этой связи он периодически обращал наше внимание на лозунг, начертанный на одном из плакатов класса специальной подготовки, в котором проходили занятия во время сборов: «Любое задание, в любом месте, любыми средствами». Мы воспринимали смысл, заложенный в этом лозунге, как концепцию, как руководство или призыв, согласно которому необходимо относиться к службе в нашей легендарной бригаде, чтобы как можно лучше выполнить «любое задание, в любом месте, любыми средствами». 

Как в последующем довольно красноречиво показали мои неоднократные наблюдения, в нашей бригаде весь процесс обучения и воспитания и солдат, и офицеров был направлен именно на это. Полковник Мосолов, подполковник Колесник, а также другие представители командования бригады, наши непосредственные командиры и начальники на совещаниях офицеров, а также во время различных официальных и неформальных мероприятий постоянно повторяли мысль о том, что и офицеры, и сержанты, и солдаты должны гордиться службой в спецназе и быть готовыми в случае необходимости выполнить любое задание Командования, в любых, даже самых трудных и необычных условиях обстановки. А уже это само по себе предопределяет довольно высокий уровень дисциплины и порядка, добросовестное отношение всех военнослужащих к своим обязанностям, а также результативное выполнение стоящих перед нами как учебных, так и боевых задач.

Капитан Бедный, используя весь имеющийся у него арсенал личных и деловых качеств, во время, отведенное нам для самоподготовки, довольно много рассуждал относительно того, что у каждого из нас в бригаде будет своя собственная судьба. И это, несмотря на то, что, по его словам, мы все, на первый взгляд, имеем примерно одинаковый уровень общей и военной подготовки, а внешне, также на первый взгляд, даже похожи друг на друга. Однако у каждого из нас будет в бригаде, да и в службе в армии, своя собственная, совершенно индивидуальная судьба. В конечном итоге, однажды он практически полностью повторил ту же самую мысль, которая прозвучала у подполковника В.В.Колесника во время его знакомства с нами, молодыми офицерами бригады, относительно того, что служебная карьера каждого из нас будет зависеть прежде всего от результатов нашей личной работы на тех должностях, на которые нас назначили. При этом, если сказать в общем, повествования капитана Бедного в основном сводились к тому, что наша дальнейшая офицерская судьба и карьера будет зависеть лишь от того, насколько добросовестно мы будем относиться к своей службе во всех ее многообразных проявлениях и аспектах.   

Кроме того, Бедный в своих «душещипательных», или как мы их называли, «душетрепательных» беседах особое внимание уделял вопросам неизбежного создания нами в будущем своих семей. Эта тема у него была наиболее часто повторяемая, любимая и намного более задушевная, чем другие. На конкретных примерах, в том числе и на примерах некоторых офицеров нашей бригады, он призывал нас самым серьезным образом относиться к выбору своих будущих боевых подруг, спутниц жизни.

Как можно представить, ничего такого, о чем молодой офицер нашей бригады не имел бы представления, Бедный нам не говорил. Однако все, что он нам в разное время рассказывал, накладывалось на то, что мы уже, в общем-то, знали, и все это определенным образом трансформировалось в определенный жизненный багаж тех, кто творчески воспринимал его назидания. Каждый офицер из этих бесед делал свои собственные выводы, однако лично я в последующем очень часто вспоминал эти многочисленные лирические отступления капитана Бедного, когда сталкивался с той или иной жизненной ситуацией. 

Кстати сказать, молодые офицеры капитана Бедного практически сразу же после начала занятий на сборах молодых офицеров прозвали Демьяном. Сначала эта кличка была всего лишь простой ассоциацией с его именитым однофамильцем, поэтом Демьяном Бедным, который по личному признанию поэта был «мужиком вредным». Именно в этой связи кличка Демьян нашему капитану Бедному также здорово подходила, так как определенной вредностью именно наш Демьян также отличался. Позднее это прозвище начальника сборов молодых офицеров у нас уже ассоциировалось не только с поэтом Д.Бедным, но и с басней Крылова «Демьянова уха», так как постоянные «душещипательные» (или «душеспасительные») беседы капитана Бедного начали нам попросту надоедать, в точности как та самая «демьянова уха» из одноименной басни Крылова.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: